Текст книги "Мертвая голова"

– Ну, что скажешь? – Флинн повернулся к Хольде и с надеждой посмотрел на нее.

Ему так не хотелось стоять на холодной улице, тем более под дождем. Он помнил, как уютно и тепло было на кухне Глэдис. Хольда скрестила руки на груди и, поджав тонкие губы, долго молчала.

– Ладно, – наконец-то сдалась она. – От пирога я бы сейчас не отказалась.

– У‐у‐у! Твоя девчонка сладенькое любит. Тогда мы с ней точно поладим, – задорно подмигнула Глэдис.

– Я. Не. Его. Девчонка, – раздув ноздри, процедила Хольда, и опять Глэдис притворилась глухой. – У меня вообще-то имя есть. Я – Хольда.

– Тогда буду звать тебя Холли! Ты же не против?

– Против!

– Вот и договорились! – засмеялась Глэдис и зацокала каблуками по асфальту, направляясь к своему дому.

– Она глухая, что ли? – вполголоса спросила Хольда у Флинна.

– Нет, Глэдис просто предпочитает слышать только то, что ей хочется, – с улыбкой ответил он.

Страшный скрежет пронзил ночь и врезался в уши, выбив из головы все мысли.

– Что это? – Флинн инстинктивно пригнулся.

– Купол начал сжиматься, – прошептала Хольда и напряженно посмотрела вдаль.

– Сколько времени у нас осталось?

– Не знаю…

12
Жрица и карты

Когда они вошли в квартиру Глэдис, их окутал теплый аромат домашней выпечки и тягучий запах благовоний. В прихожей выстроились ряды туфель – любых моделей и расцветок, но все без исключения на высоком каблуке. Глэдис просто обожала их, свято веря в то, что высокие каблуки приближают ее к небесам и в то же время отдаляют от людей.

Напротив входа висело потускневшее от времени овальное зеркало. Флинна точно прибили к полу. В «Кролике» была целая зеркальная стена, но он намеренно избегал встречи с собственным отражением, а тут оно предстало перед ним в полный рост. Его новое тело ничуть не отличалось от предыдущего, в этом он не сомневался: память бережно хранила каждую деталь. Все было прежним: и светлые непослушные волосы, и бледная кожа (сколько бы Флинн ни бывал на солнце, он все равно походил на привидение), и слегка вытянутое лицо, потерявшее детские черты, но еще не огрубевшее, и ярко-синие глаза – такие же, как у матери. Даже родинка на левой мочке уха – и та была на месте.

– Эй, Флинни, ты почему застыл? Никак не можешь налюбоваться собой, да, красавчик? – поддела его Глэдис, тихо посмеиваясь.

– Нет, – смутился Флинн и отвел взгляд от зеркала. – Я просто впервые вижу себя после того, как получил новое тело.

– Ну ты даешь! – загоготала Глэдис. – Ладно, идите с Холли на кухню, а я пока что смою с себя грязь Инферсити – ха-ха, только бы мыла хватило! – и переоденусь в домашнее.

Она отправилась в ванную, весело напевая знакомую мелодию, но Флинн так и не смог вспомнить название песни. Он свернул в другую сторону и, пройдя несколько шагов, оказался на кухне.

– Уютно, – сказала Хольда, стоявшая позади него. И она была полностью права.

Глэдис любила полумрак, поэтому на стенах висели гирлянды, заливавшие маленькую кухоньку желтым светом. Справа от входа располагался угловой диван, перед которым стоял деревянный стол, сохранивший едва уловимый запах лака, слева тянулся ряд стареньких, но все еще приличного вида шкафчиков. Плита, пережившая не один мини-пожар, притаилась в дальнем углу, рядом находилась мойка с подтекающим краном (звук падающих капель совсем не действовал на нервы, а, наоборот, успокаивал), следом, грозно тарахтя и щелкая, возвышался белый холодильник, сплошь облепленный магнитами.

Стены, обклеенные обоями с мелкими розочками, были увешаны всякими безделушками (Глэдис страсть как любила барахолки, считая, что только старые вещи могут создать настоящий уют, ведь у них уже есть «опыт»). Часы с кукушкой, расписные ложки, прихватки, картины с фруктовыми вазами, глиняные фигурки животных – все это стоило сущие копейки, но Глэдис дорожила этими вещами так, будто отдала за них целое состояние.

Ноги больше не держали Флинна, поэтому он сел на мягкий диван и положил голову на стол, почувствовав, как щеку приятно холодит гладкая лакированная поверхность.

– Не думал, что мой первый день в мире живых будет настолько изнуряющим, – тяжело вздохнул он.

– Поверь мне, будут дни и похуже этого, – грустно улыбнувшись, сказала Хольда и присела рядом. – А ты давно знаком с Глэдис?

– Ну, несколько лет… Она мне помогла в трудное время, – ответил Флинн, и настроение у него резко ухудшилось: не самые приятные воспоминания прокрались в его голову.

– Можешь не рассказывать, если не хочешь.

– Нет, все нормально. – Флинн поднял голову, и к щеке тут же прилила кровь: по ней точно пробежал электрический разряд. – Когда мне исполнилось одиннадцать, погиб мой отец. Отношения с матерью с тех пор испортились: я винил ее в том, что случилось. Перед его гибелью они поссорились, и мать пожелала ему провалиться. Отец был строителем и на следующий день упал с огромной высоты и разбился насмерть. Тогда я подумал, что Смерть услышала ее слова и забрала папу. Глупо, да? – хмыкнул он. – Но тогда я этого не осознавал. Понял это лишь после того, как попал в мир мертвых.

Флинн ненадолго умолк: он внезапно ощутил невидимые руки на своем горле, которые начали душить его. Тряхнув головой, он скинул с себя наваждение и продолжил:

– После его смерти мать начала уходить в запои, я долго терпел это, но однажды не выдержал и сбежал из дома. Некоторое время я жил среди бродяг, но там был настоящий ад на земле. – Он закрыл глаза и отчетливо ощутил смрад немытых тел и заживо гниющей плоти. Хоть и прошло столько лет, но он не забыл эту вонь. Вонь нищеты и безысходности. – Но вскоре я сбежал и оттуда. Возвращаться домой я не хотел, скитался по подворотням, питался тем, что находил в мусорных баках возле ресторанов. Но, ты знаешь, конкуренция там огромнейшая. Как-то раз одна чокнутая бездомная старуха огрела меня клюкой по голове и отняла найденный пончик. Шишка на затылке до сих пор не прошла. – Он притронулся к своей голове – да, шишка была на месте. Властелин Смерти и эту деталь не упустил.

– Боевая травма, – с серьезным видом кивнула Хольда.

– Да, что-то вроде того, – засмеялся Флинн. – И тогда Глэдис нашла меня – голодного, замерзшего и очень несчастного мальчишку. Она без лишних вопросов пригласила меня к себе. Накормила, напоила, разрешила принять душ, выдала чистую – хоть и на несколько размеров больше – одежду и уложила спать в теплую постель. Только на третий день, когда я наконец-то пришел в себя после жизни на улице, она спросила, почему я сбежал из дома. Сначала я упрямо молчал, потом пытался соврать, что меня выгнали, но она быстро раскусила мою ложь. Глэдис очень проницательная, хоть по ней и не скажешь. – Он замолчал и улыбнулся светлым воспоминаниям.

– Видимо, она действительно хорошая женщина. А что было дальше?

– Дальше она по ниточке вытянула из меня правду, а потом сказала, что мне пора повзрослеть и перестать страдать фигней. Короче, заставила вернуться домой.

– Глэдис, судя по всему, не только хорошая, но и умная. – Едва заметная улыбка коснулась губ Хольды. – Хотя и беспечная. Не стоит ей так поздно бродить по улицам Инферсити, когда столько одержимых на свободе.

– Ну… – замялся Флинн, – у нее нет выбора.

– Почему? – Хольда с непониманием посмотрела на него.

– Она… работает по ночам.

– Кем?

– Проституткой, – ответила Глэдис вместо Флинна.

Она стояла в проеме, опершись о дверной косяк. Яркий макияж исчез с ее лица, а вместо розового парика на ее голове теперь был черный (с мелкими кудряшками). Полноватую фигуру Глэдис скрывал атласный халат с бледно-лиловыми журавлями.

– Ночной бабочкой, уличной девкой, жрицей любви – у моей профессии миллион названий, но суть одна. Хотя почему некоторые называют нас жрицами любви – хрен их знает! – хохотнула она. – Где они любовь увидели в том, чем я занимаюсь? Романтики недоделанные.

– Извините, я не хотела вас смущать, – сказала Хольда и потупила взгляд.

– Творец с тобой, Холли! – беззаботно воскликнула Глэдис. – Мне нечего стыдиться: зла я никому не делаю.

– А вы не думали сменить профессию?

– Зачем? Чтобы люди перестали осуждать меня? Так они все равно найдут повод! Не этот, так другой. Я не собираюсь плясать под чужую дудку, у меня своя голова на плечах есть – еще не потеряла ее.

– А как же твоя дочка, Глэдис? Она вроде как тоже не в восторге от того, чем ты занимаешься, – напомнил Флинн.

– Да, совсем не в восторге! Но дочка – это другое дело. Пусть она со мной и не разговаривает, но я все равно ее очень люблю. Дети не всегда понимают, на какие жертвы мы, родители, идем ради них. Да, Флинни? – Глэдис пристально посмотрела на него, и ему стало неловко. – Но мы часто прощаем их, а вот они нас, увы, редко. Так, все, хватит о грустном, давайте о веселом! У меня все же день рождения!

– И сколько тебе исполнилось? – спросил Флинн.

– Тридцать девять, – беззаботно ответила Глэдис.

– Но, когда мы только познакомились, тебе было столько же.

– Флинни, ну что я могу поделать? Я застряла в этом прекрасном возрасте!

Глэдис, покачивая бедрами, подошла к холодильнику, издающему предсмертные хрипы, и достала из него вишневый пирог, покрытый белоснежной шапочкой взбитых сливок. По пути она распахнула один из шкафчиков и свободной рукой ловко выудила из него три тарелки, три вилки и нож.

– Так, кто что пить будет? – положив всю добычу на стол, спросила Глэдис. – Есть виски, вермут, джин.

– Нет, спасибо, нам ничего не надо, – вежливо отказалась Хольда. – Мы с Флинном будем пить свое.

– А, ну да, ну да, – понимающе закивала Глэдис. – Я и забыла, что без вашего волшебного пойла вы развалитесь на части. Моя кухня много чего повидала, не буду скрывать, но такого кошмара точно не выдержит – стены рухнут, – сказала она, и ее грудь задрожала от смеха.

Глэдис снова вернулась к шкафчикам и, нагнувшись, взяла с нижней полки бутылку виски не самого лучшего качества. Раньше мать Флинна тоже пила такой: дешевый, отвратный на вкус, но достаточно крепкий, чтобы утопить в нем свое горе.

– О‐о‐ох, – устало протянула Глэдис, сев на стул напротив Флинна и Хольды. – Я целый день ждала этого момента! – Она откупорила бутылку, сделала хороший глоток виски и зажмурилась. – Дрянь, конечно, но настроение поднимает!

– Ты только не переусердствуй, Глэдис, – мрачно отозвался Флинн. Перед его глазами встал образ пьяной матери.

– Ой, не нуди, я знаю свою норму, – отмахнулась Глэдис и взяла в руки нож, чтобы разрезать пирог. – Флинни, я все еще жду от тебя увлекательный рассказ о том, как ты умудрился подохнуть в столь юном возрасте. Нет, я помню, что твоя задница жить не может без приключений, но смерть – это как-то уж слишком.

– Моя работа меня добила, – признался Флинн.

– Моя работа меня тоже добивает, но я еще, как видишь, не откинула копыта, – весело ответила Глэдис, пододвигая к нему тарелку с кусочком пирога. – Я жду подробностей.

– Баттори, – на выдохе сказал Флинн и померк. – Этот сукин сын убил меня из-за того, что я потерял очень ценный конверт.

– Баттори? Это тот красавчик блондин из твоей банды? – Глэдис отрезала Хольде кусок вдвое больше, чем Флинну, и придвинула тарелку к ней.

– Да, он. – Перед глазами Флинна всплыло блаженное лицо Баттори. Этот гад всегда искренне улыбался, когда мучил или убивал кого-то.

– И как же он тебя прихлопнул?

– Глэдис, какая разница?

– Праздное любопытство. Рассказывай уже, я сгораю от нетерпения, – не унималась Глэдис.

– Сначала он долго преследовал меня. И если бы поймал, то, наверное, разделался бы со мной своим излюбленным способом: перерезал бы горло от уха до уха. Но, пытаясь скрыться от него, я попал в аварию на мосту и уже был почти мертв, но Баттори все же решил перестраховаться: привязал меня к моему мотоциклу и скинул нас обоих в воду, – пробормотал Флинн, вилкой ковыряясь в своем куске пирога.

– Все с тобой ясно. – Глэдис закинула ногу на ногу, поправила халат, чтобы не показать лишнего, и снова приложилась к бутылке. – А ты, Холли, как умерла?

– Я не помню, – чуть слышно сказала Хольда и опустила взгляд на свои колени. – Я много чего не помню из своего прошлого.

– Я тоже половину своей жизни не помню – и жаль, что другую половину никак забыть не могу! Вот было бы здорово: просыпаешься утром, а в голове пустота – и наполняй ее всем, чем хочешь. И никаких тебе проблем вчерашнего дня – красота! – замечталась Глэдис.

– А нам вообще можно есть в мире живых? – нагнувшись к уху Хольды, спросил Флинн.

– Можно, – ответила она. – Главное, не забывай запивать еду «Живительным нектаром» – и ничего не случится.

Флинн нанизал на вилку кусочек пирога и отправил его в рот. Море вкусов разлилось по языку. Слегка солоноватое песочное тесто, кисло-сладкая вишня с едва уловимым горьковатым привкусом косточки и ванильное облако взбитых сливок – сочетание было идеальным. Опомнившись, он достал из внутреннего кармана куртки флягу и глотнул «Живительного нектара», который тут же смыл с языка восхитительный вкус пирога Глэдис.

– Какое странное чувство, мне кажется, что я ничего и не ел, – сказал Флинн.

– Да, так это и работает, – с грустью ответила Хольда, рассматривая кусочек пирога на своей вилке. – Мы не должны привыкать к миру живых, иначе наши нити будут рваться намного чаще.

– Холли, Флинни, может, погадать вам? – предложила Глэдис, достав из кармана халата колоду карт. – Я не только чертовски хорошая проститутка, но и отличная гадалка.

– Почему же вы тогда гаданием не зарабатываете? – поинтересовалась Хольда.

– Потому что судьбы у людей разные: кому-то в золоте суждено купаться, а кому-то в выгребной яме тонуть. Не все готовы услышать зловонную правду, а вешать лапшу на уши я – черт возьми! – так и не научилась. Как по мне, лучше уж быть честной проституткой, чем лживой гадалкой. Так, Холли, сначала узнаем твою судьбу, – подмигнула Глэдис и начала тасовать карты со звездами на обратной стороне. – На, возьми и хорошенько перемешай их. – Она протянула ей колоду.

– Просто перемешать? – спросила Хольда и неуверенно взяла карты в руки.

– Можешь не просто, а стоя на голове. Это, ясное дело, никак не повлияет на исход гадания, но зрелище получится увлекательным, – заливисто засмеялась Глэдис.

– Пожалуй, оставлю вас без увлекательного зрелища, – сказала Хольда, быстро перемешала колоду и вернула ее Глэдис.

– Так, три карты расскажут о прошлом, три о настоящем и три о будущем, а одна покажет фатум, – прошептала Глэдис, раскладывая карты по столу рубашкой вверх.

– А что такое фатум? – спросил Флинн, отправив в рот еще один кусочек вишневого пирога. Насладившись его вкусом, он выпил немного «Живительного нектара».

– Это неотвратимость. То, чего нельзя избежать, – ответила Глэдис, а затем достала из кармана халата очки и нацепила их на нос. – Так-так-так, посмотрим на твое прошлое, Холли. – Она открыла первый ряд карт. – Град, Запертая Дверь и Туман. В твоем прошлом случилась большая трагедия, но ты решила оградить себя от боли. Хм-м‐м, но больше ничего рассмотреть не могу: между тобой и твоим прошлым стоит плотная стена тумана.

Хольда побледнела и сжала дрожащие руки в кулаки.

– Теперь перейдем к настоящему, – продолжила Глэдис, открыв второй ряд карт. – Рыцарь, Враг и Рука. Интересно, интересно, – закивала она и поправила очки. – Рыцарь – это, скорее всего, ты. Отважная и смелая, готовая на многое ради своих идеалов. Враг – это…

– Безумный, – сказала за нее Хольда. – Я смогу его поймать, ведь так? Карты об этом говорят? – В ее глазах блеснула решимость, смешанная с надеждой.

– Рано или поздно ты его поймаешь, это так, – ответила Глэдис, – но не сама. Кто-то поможет тебе. Теперь заглянем в твое будущее. – Она перевернула третий ряд карт и наморщила лоб. – О‐о‐о, какое-то хреновое у тебя будущее.

– Спасибо за откровенность, – хмуро отозвалась Хольда и вытянула шею, чтобы получше рассмотреть свое «хреновое будущее».

– Вот поэтому я и не гадаю за деньги. Ну как тут соврешь, если выпали настолько паршивые карты? Смерть, Яма и Разбитое Сердце. Хуже их только черная карта.

– Да уж, с таким-то будущим впору повеситься, но и тут подстава: я уже мертва, – с иронией сказала Хольда и откинулась на спинку дивана.

– Так, давай глянем, какой фатум тебе выпал, – продолжила Глэдис и перевернула карту, которая лежала отдельно от остальных – сбоку. На ней был изображен город, охваченный огнем. – Пожар, – прошептала она.

– Здорово, – проворчала Хольда. – Мне разобьют сердце, и я в очередной раз сдохну, да еще в какой-то яме, а на фоне, наверное, будет гореть Инферсити.

– Ладно, теперь твоя очередь, Флинни, – быстро собрав карты, сказала Глэдис.

– Спасибо, что-то уже не хочется. – Флинн сглотнул подступивший к горлу ком. Ничего хорошего от своей судьбы он не ждал: раньше она его не баловала, так что и теперь вряд ли начнет проявлять благосклонность.

– Да ладно тебе, не дрейфь! – тасуя колоду, подбодрила его Глэдис. – Лучше уж знать наперед, в какое дерьмо вляпаешься: тогда будет возможность обойти его стороной. Хотя с фатумом такое не пройдет: с этим зубастым зверем невозможно бороться, – с задумчивым видом произнесла она и передала Флинну карты.

Он с кислым лицом принял их, почувствовав тепло, которое они переняли от рук Глэдис. Звезды на обратной стороне будто подмигивали ему, мол, давай, загляни в свое будущее, посмотри, что мы тебе уготовили, и ужаснись.

– Ну же, мешай их, они тебя не укусят! – подстегнула его Глэдис.

Флинн собрался с мыслями и стал неторопливо перемешивать карты, моля их о том, чтобы они не были слишком суровы к нему. Закончив, он с замиранием сердца передал их Глэдис.

– Так, глянем, что тебя ждет, – сказала она, раскладывая по столу карты. – Прошлое: Свиток, Вдова и Крыса…

– Какая еще вдова? Я не был женат.

– Не воспринимай значение карт буквально. Вдова – это скорбящая женщина, – растолковала Глэдис. – Твоя мать знает, что ты умер? – Она вопросительно посмотрела на него поверх очков.

– Нет, – быстро ответил Флинн.

– Ты уверен?

– Да.

– Тогда это может быть какая-то утрата.

– Конечно, я же потерял жизнь, – угрюмо произнес Флинн.

– Свиток – это некое послание, возможно, письмо, а Крыса – предатель, – продолжила Глэдис.

– Я потерял конверт и умер, да, все сходится. Но вот насчет предателя… не знаю, на кого и думать. – Флинн обхватил подбородок пальцами. – Это может быть кто угодно из моей бывшей банды. Или я сам. – Перед его глазами мелькнул образ Кейти, он ведь тоже предал ее.

– Нет, – возразила Глэдис, отрицательно закачав головой. – Речь точно не о тебе. Теперь глянем настоящее. – Ее ловкие руки быстро перевернули второй ряд карт. – Змея, Перекресток и Подарок.

– Звучит неплохо! – обрадовался Флинн.

– Ага, не то что у меня, – надулась Хольда. – Хочешь, поменяемся?

– Нет, спасибо!

– Змея – это мудрость, какие-то новые знания. Тебя ждет неожиданное открытие, – сказала Глэдис, постукивая ногтями по столу. – Подарок – какое-то приобретение, а вот Перекресток говорит о встрече прошлого и будущего.

– Как-то все расплывчато. Я думала, что гадание будет более конкретным, что ли, – проговорила Хольда с недовольным видом.

– Ох, скоро я буду звать тебя не просто Холли, а Брюзгливой Холли. Даже прогноз погоды не может быть абсолютно точным. Вон, – Глэдис махнула рукой в сторону окна, – обещали, что сегодня ночью будет дождь, а с неба ни капли не упало. С гаданием тоже не все так просто: иногда полностью разгадать смысл выпавших карт можно только после того, как все уже случилось в реальности.

– Тогда зачем гадать? – спросила Хольда.

– Потому что всем хочется узнать, что же ждет их за следующим поворотом судьбы. – Губы Глэдис растянулись в хитрой улыбке, и в ее зеленых глазах загорелись озорные огоньки. – Флинни, хочешь узнать свое будущее? Или ты тоже считаешь мое гадание глупым?

– Я не говорила, что ваше гадание глупое, – с упреком сказала Хольда.

– Но ты так подумала, – все еще улыбаясь, ответила Глэдис и подперла пухлую щеку ладонью.

Флинн колебался. Его взгляд упал на карту, где был изображен перекресток. Одна дорога вела в тенистый еловый лес, а другая, петляя, уходила в горы, покрытые снегом. Всего на мгновение ему показалось, что его засосало внутрь карты, и, находясь там, на перекрестке, он никак не мог решиться: идти ли ему направо или налево. А может, лучше остаться на месте?

– Ну же, отвечай! Гадать тебе дальше или нет? – Голос Глэдис привел Флинна в чувство.

– Да, расскажи о том, что ждет меня впереди, – едва проговорил Флинн и отпил из фляги: в горле совсем пересохло.

Опустив взгляд на оставшиеся карты, Глэдис начала резко, со стуком переворачивать их, и от этого звука у Флинна все внутри задрожало. Как будто ногти Глэдис отбивали марш, под который шествовала его судьба.

– Всевидящее Око, Жрец и Перевернутая Корона. Хм-м‐м, кто-то наблюдает за тобой, Флинни, причем давно. Жрец – это человек из высших слоев общества, у него есть влияние, уважение. А Перевернутая Корона – это власть, но в извращенном смысле, – скривилась Глэдис. – Проще говоря, деспотизм.

– То есть за мной следит какой-то деспот? – уточнил Флинн.

– Похоже на то, – сказала Глэдис. – Но это не самая хреновая ситуация, в которой доводилось бывать твоей заднице, да? – вдруг развеселилась она. – И осталась последняя карта – твой фатум.

Ее пальцы прикоснулись к нарисованным звездам, но потом она убрала руку и посмотрела в окно. Флинн машинально глянул в ту же сторону. По небу все еще разливалась ночь – ничего необычного, но в глазах Глэдис появился ужас, и совсем скоро Флинн понял почему. Стекла задрожали – и в уши врезался протяжный скрежет. Купол начал стремительно сжиматься.