Текст книги "Легионы идут за Дунай"

3

«Сравнительные жизнеописания» Плутарха[155]155
  Плутарх (ок. 46 – ок. 127 г. н.э.) – древнегреческий писатель, историк и философ-моралист, автор таких трудов, как «Моралии» и «Сравнительные жизнеописания великих греков и римлян».


[Закрыть] можно было читать и перечитывать, и каждый раз открывалось нечто новое. «Эта книга уже начала свой путь в бессмертие», – подумал Адриан, откладывая папирусный свиток. Тит Авидий Квиет, наместник провинции Ахайя, за те два месяца, что племянник императора провел у него, показал все лучшее, чем, на его взгляд, славилась Греция. Забросив дела, легат с Адрианом ходили по памятным местам Афин и говорили, говорили, говорили.

Сады знаменитой Академии, когда-то вырубленные Суллой, теперь вновь шелестели бархатистыми листьями платанов. Ликей, основанный Аристотелем, гремел возвышенными, раздумчивыми, саркастическими речами философов и их учеников. Здесь Адриан впервые услышал Исея Ассирийского. Высланный из Рима Домицианом, ритор после долгих лет изгнания собирался возвращаться в Италию. Познакомившись с родственником нового императора, Исей тысячу раз выверенным жестом взмахнул рукой и заметил:

– Позволю повторить слова моего друга Диона Хрисостома о том, что на свете есть два типа порядочных людей. Это философы и сознающие свой долг солдаты. Наступившие времена с полной очевидностью подтверждают правоту его слов.

Адриан потом тайком от всех не раз и не два копировал движение оратора.

Плутарх писал свою историю в Беотии, съездить туда не хватало времени. Покидал Грецию Адриан с мыслью о возвращении на священную землю Эллады. Скульптуры Фидия с фронтонов эгинских храмов бередили воображение молодого трибуна.

– Так и будем сидеть? – Светоний Транквилл[156]156
  Гай Светоний Транквилл (ок. 70 – после 122 г. н. э.) – римский историк и писатель из сословия всадников. Автор автобиографического труда «Жизнь 12 цезарей». Друг, а с 119 по 122 год личный секретарь императора Адриана.


[Закрыть], распаренный, красный, с мокрыми прилипшими волосами, вынырнул сзади, из-за плеча. Адриан ценил умного, дерзкого на язык всадника. Впрочем, Светонию, который был старше родича цезаря на шесть лет, это не мешало подтрунивать над эллинофильскими привычками приятеля.

– Прошу сиятельного Элия Адриана забросить подальше нудного моралиста Плутарха, тем более что это грек, – в этом месте Светоний лукаво прикусил язык. – А ознакомиться с только что вышедшей, новой сатирой нашего земляка и соотечественника Юния Ювенала. Клянусь музами Каллиопой и Талией, он затмит славу удравшего в Испанию Марциала. Эпиграммы того – жалкие булавочные уколы в сравнении со стихами этого человека. Вот послушай-ка! Тут как раз о греках:

 
Стоит лишь греку вложить в легковерное ухо патрона
Малую долю отрав, свойственных этой природе, –
Гонят с порога меня и забыты былые услуги:
Ценится меньше всего такая утрата клиента[157]157
  Децим Юний Ювенал (сер. I века – 127 г. н.э.), Сатиры. Сатиры III, стих 120. Цитируется по изданию: Римская сатира. М., 1957.


[Закрыть].
 

Адриан вырвал свиток у гримасничающего Транквилла.

– Сатира всегда остается сатирой... она отражает недостатки сегодняшнего дня. Но можем ли мы, римляне, отрицать и то, что взяли от эллинов столько же хорошего, сколько сейчас пытаемся списать на них плохого? Ювенал, судя по психологии его строк, просто клиент и ничего больше. Ему никогда не подняться до вершин, с которых виден вклад Греции в культуру Италии и всей Ойкумены.

– Ты победил, Адриан! Сдаюсь! – Светоний с пафосом простер руки вверх. – А сейчас, прошу тебя, отложи осточертевшие свитки и пойдем, сыграем партию в мяч. Или ты раздумал ехать в цирк?

На игровой площадке никого не было. Адриан с упоением швырял набитые опилками мячи в Светония. Друг хватал их на лету и неожиданными, то из-под ноги, то через спину, движениями отправлял обратно. Рабы подавали из корзин новые взамен оброненных. Среди «золотой молодежи» Рима Транквиллу не было равных в игре в мяч. Адриан проиграл все три партии.

– Хватит! – выдохнул он, устав бегать.

Из тепидария – отделения с бассейном горячей воды – послышались пронзительные крики посетителей и банных рабов.

– Что там такое? – племянник Траяна удивленно приподнял брови.

На площадку из соседнего помещения гимнасия вышел Авидий Нигрин и старший сын лучшего юриста империи Нерация Приска Луций. В спешке молодой Приск забыл положить бронзовую гантелю и теперь сжимал ее в кулаке.

– Ничего страшного, Элий! Вольноотпущенника Протогена от тепла хватил удар. Слуги в один голос орут, что откупщик сожрал не меньше трех блюд с муренами и заливное из павлина перед приездом в термы. Удивляюсь, как этого глупца вообще живым дотащили до бань. По всем божеским и человеческим законам он должен был умереть еще в дороге.

– А Протогена пытались спасти?

– Врач пустил кровь, но я уверен, что это уже бесполезно, – Луций покрутил гантелю и вернулся в зал гимнасия.

Адриан подошел к другу дяди.

– Авидий, мы со Светонием сейчас отправимся в Большой цирк. Там нас дожидается Фаворин. Пошли кого-нибудь из своих рабов сказать во дворце, что вернемся поздно. Пусть ужинают без меня.

– Да, но что скажет Сабина?

Адриан пристально посмотрел в глаза старшего товарища.

– Авидий, на твой вопрос даже я не знаю точного ответа.

– Хорошо! Я исполню все, о чем ты просишь.

У входа в термы, построенные еще сподвижниками Августа Випсанием Агриппой, возницы держали под уздцы две пары лошадей, запряженных в широкие устойчивые колесницы. Для седока внутри кузова было устроено маленькое сиденье, обитое кожей. Кучер правил стоя. Светоний и Адриан уселись в повозки и быстро помчались мимо театра Помпея к мостам Цестия и Свайному, переправились через Тибр и, разбрызгивая колесами грязь Бычьего форума, выехали прямо к ипподрому.

Фаворин уже давно дожидался друзей. В цирке шли обычные вечерние хлопоты. Конюхи выгребали навоз из стойл. Несколько бродяг шарили под верхними скамьями, отыскивая затерявшиеся монеты или забытые вещи. По беговой дорожке умеренным галопом скакали запряженные в легкие колесницы четверки лошадей. Наездники «зеленых» проводили тренинг своих квадриг.

– Где же обещанные тобой, Фаворин? Эти четверки я видел на прежних заездах.

– Ты думаешь, Эллий, что «голубые» выставят главный козырь в предстоящих ристалищах на всеобщее обозрение? Это же наивность. Мне еле удалось уговорить клиентов Итала хоть краем глаза взглянуть на скакунов. Они там, в нижних конюшнях.

– Кто хозяин лошадей? – заинтересовался Светоний.

– Сам префект анноны Гай Миниций Итал. Как мне сообщил Тимофей, Итал нанял за двадцать тысяч сестерциев знаменитого наездника Гая Апулея Диокла и хочет взять главный приз в сорок тысяч сестерциев!

– И Диокл согласился? – Адриан затаил дыхание.

– Да! Он осмотрел лошадей и сказал, что согласен.

– Ну, Фаворин, если уж такой возница, как Диокл, подрядился надеть голубую тунику, значит, кони вселяют в него надежду. Я хочу их видеть.

Коней нельзя было описать словами. В слабом свете масляных светильников животные казались четырьмя застывшими сгустками огня. Чалой, неуловимо-неопределенной масти с тонкими в струнку ногами и маленькой гордой головой, лошади настороженно следили за людьми. Трепетные черные ноздри бесшумно и часто раздувались... Конюх-перс, размешивавший в корыте сухую люцерновую муку и конопляное семя, поправил повязку, закрывавшую рот, и неприязненно покосился на знатных римлян.

Адриан подошел к барьеру денника. Жеребец вскинулся на дыбы и пронзительно заржал. Глаза перса превратились в щелки. Внезапно племянник императора понял, в чем дело.

– Пойдем отсюда! На завтрашних бегах ты, Фаворин, поставишь на упряжку голубых сто тысяч сестерциев.

– Как скажешь, Элий.

Когда они опять очутились на воздухе, родич цезаря спросил друга:

– Откуда Итал достал коней?

– Вывез из Азии, будучи прокуратором провинции, он здорово научился разбираться в лошадях. А эти, по словам Тимофея, родились где-то в глубине Парфянского царства.

Адриан кивнул, будто слова Фаворина подтверждали какую-то его мысль.

«Это, наверно, и есть знаменитые нисайские скакуны. Геродот писал, что персы разводили их и посвящали своему богу Ахурамазде. Вот откуда белая повязка на лице конюха. По верованиям родины, он не смел смешивать свое дыхание с благородным дыханием священных животных. Вот откуда и его злой взгляд. Не имея возможности помешать чужеземцам выставлять животных на скачках, он хотел оградить их от лишних прикосновений нечистых рук».

Друзья терпеливо ждали, когда Адриан вернется к окружающей действительности. Тот задумчиво потер двумя пальцами губы.

– Мне надо съездить в храм Сераписа!

Светоний посмотрел на Фаворина.

– Может быть, в другой раз? Уже темнеет, Элий.

– Вот именно поэтому мне и надо быть там сегодня.

Закатное солнце посылало последние темно-оранжевые лучи из-за вершины Яникульского холма. Рабы, дожидавшиеся господ около колесниц, набросили им на плечи теплые шерстяные плащи. Все три аристократа, не сговариваясь, достали небольшие изящные мечи и надели перевязи: вечерний Рим сулит всякие неожиданности. Тонкие дощатые днища повозок заскрипели под тяжестью тел.

– Давай по улице Патрициев через Субурский квартал к Санквальским воротам. Оттуда в храм Изиды! – ткнул Адриан кучера.

Колеса, ошиненные мягкими полосами бронзы, застучали по брусчатке главной магистрали столицы. По обе стороны дороги, как в театре, разыгрывались сцены из самой простой и гениальной постановки – жизни.

Легионеры преторской стражи в районе Палатинского холма переговаривались хриплыми голосами. Чему-то смеялся молоденький центурион с таким пышным плюмажем на каске, что, казалось, на его плечах растопырил хвост и крылья целый африканский страус. Хромой сторож с выправкой бывалого ветерана длинным смоляным светочем зажигал прикрепленные на угловых столбах факелы. Четверо бездельников-плебеев обступили приземистую накрашенную женщину. Слышался визгливый разговор на повышенных тонах. Слов разобрать не удалось – колесница мчалась на хорошей скорости.

Трех-, четырехэтажные дома Субуры светились многочисленными огнями. Двери полуподземных таверн и кабачков хлопали, пропуская первых вечерних посетителей. Хлопало мокрое белье. Кричали дети. Где-то под самой крышей обшарпанного, давно предназначенного под снос и тем не менее населенного дома нестройный хор пьяных голосов затянул популярную песню. Ее перекрыли крики скандала.

– Где мой сестерций?!! – вопил женский голос с сильным кампанским акцентом.

– Откуда у такой мегеры мог взяться сестерций? – раздраженно отзывалась мужская глотка.

– Украл! Сознавайся, украл, проклятый пропойца! Чем я заплачу булочнику, недорезанная гладиаторская падаль?!!

– Лутация, заткнись, или я выпущу твою дрянную кровь!

– Это ты умеешь! Три года лил кровь невинных варваров на арене! Пьянь! Я не я буду, если не притащу ланисту и не запродам тебя в гладиаторы, когда ты напьешься! И всем расскажу, кому вы с Варинием продаете краденные в амфитеатре плащи и сандалии. Банный вор!

– Заткнись, гадина!

На повороте у Виминальского квартала кудрявый разбойного вида мальчишка задрал хитон и показал зад. Светоний расхохотался до слез и бросил сорванцу пару сестерциев. Мальчишка вмиг подхватил монеты и скрылся в темном проулке.

Проехали Санквальские ворота Старые крепостные стены, выстроенные еще царем Сервием Туллием, выглядели обветшалыми. Между пятой и шестой башнями сразу за воротами целый участок стены был снесен и в проеме выстроен великолепный храм Изиды и Сераписа. Вместе с территориальными захватами на Востоке в Рим пришли и культы восточных божеств.

Изуверившиеся, напуганные пожарами, нищетой, гражданскими войнами простые люди Италии готовы были искать заступничества у любых богов.

Возле маленькой кипарисовой рощицы перед площадкой святилища Адриан и его спутники оставили колесницы и рабов. Отстегнули оружие и медленным, исполненным достоинства, лишенным суеты шагом поднялись по ступеням и вступили под сень колоннады. Храм подавлял величием. Толстые колонны шлифованного красного гранита уходили ввысь, сливаясь с сумраком звездного неба. Из раскрытых дверей лился мягкий свет. Пахло пьянящими египетскими благовониями. Племянник цезаря повернулся к товарищам:

– Светоний, и ты, Фаворин. Часы на большой храмовой клепсидре показывают восемь с половиной часов вечера. То, что я хочу спросить у божества, должен знать я один. Вы пройдете во внутренние помещения к жрицам и потом встретимся здесь же, когда часы будут показывать десять. Самое позднее – половину одиннадцатого. Ступайте.

Друзья, покоренные торжественностью полупросьбы-полуприказа, направились к правому боковому входу. Храмовый привратник поспешно распахнул перед ними маленькую дверь на медных петлях. Внутри длинного наклонного помещения пришедших встретила красивая надменная жрица.

– Пришли ли вы сюда как страждущие по женскому телу, либо как желающие познать мощь и величие Богини?

Фаворин немного неуверенно ответил:

– Мы хотели приобщиться к таинствам Великой Богини!

Жрица с удовлетворением оглядела рослые мускулистые фигуры мужчин, стоящих перед ней, но продолжала также надменно:

– Хватит ли у вас платы за приобщение к тайне?

– Мы не знаем, сколько стоят тайны Священной Телицы[158]158
  Богиня Изида изображалась в виде женщины с головой коровы.


[Закрыть].

– Вам это будет стоить десять золотых монет.

Светоний извлек из кошеля деньги и передал служительнице из рук в руки. Женщина небрежно опустила аурей в карман у пояса.

– Совершили вы сегодня омовение или нуждаетесь в храмовой купальне?

– Мы только что из терм.

– Следуйте за мной!

Ни Фаворин, ни Светоний так и не могли понять потом, куда девалась старшая жрица и чьи руки втолкнули их в разные боковые комнаты.

Фаворин потом рассказывал другу, что очутился в помещении, где в углу на подставке стояла небольшая статуэтка Великой Богини с коровьей головой и длинными изогнутыми рогами. На руках у Изиды примостился младенец Гор. Перед фигуркой горела маленькая серебряная лампада. Легкое колебание пламени заставило его оглянуться. В дверях застыла обнаженная девушка редкостной дикой красоты. Кожа незнакомки, натертая ореховым маслом, отливала светлой кельтской бронзой. Но волосы, разделенные на три волны и перевитые золотыми нитями, были чернее африканской ночи. Глаза в опушке ресниц, подведенные сурьмой к самым вискам, горели влекущим огнем желания. Жрица начала медленно кружиться в танце вокруг охваченного страстью мужчины. Круги становились все уже, уже. Тонкие руки легли ему на плечи. Фаворин рывком притянул к себе олицетворение Изиды и впился губами в свежий пунцовый рот. Будто тысячи кинжалов пронзили тело.

* * *

...Адриан шагнул в створы главного входа. Шестиметровые статуи Сераписа и Изиды плавали в тумане курений. Откуда-то сверху с затянутых тканью хоров неслась тихая мелодия флейт. Молодая римлянка, задрав повыше подол нарядной столы и прижавшись животом к подножию изваяния Великой Богини, громко нараспев просила на латыни:

– Изида! Матерь Богов! Ты, потерявшая мужа, молю тебя, даруй мне ребенка! Даруй мне ребенка! Я не пожалею тебе и супругу твоему и сыну десяти быков, только даруй мне дитя! Сжалься надо мной!

Бритоголовый жрец в белоснежном одеянии выступил из-за балюстрады.

– Что хочешь ты, пришедший в обитель богов?

– Спросить о своем будущем!

– Иди за мной!

Маленький тщедушный старик с лицом типичного египтянина указал Адриану на стул. В бронзовом котле тлели угли. Прорицатель раскинул в стороны ладони. В помещении начала сгущаться темнота. Вскоре виднелись только светлячки на дне жаровни. Резкий запах кедровой смолы поплыл по воздуху.

– Человек! Я слушаю тебя!

– Каково мое настоящее? Чего мне ждать от будущего?

– Смотри на священные угли!

Предсказатель взмахнул полной горстью над сосудом. Ярко вспыхнуло и тут же погасло пламя. Адриан вздрогнул. Черные глаза мага, не мигая, смотрели на него.

– Вижу дремучие леса на берегах неведомой северной реки, – монотонным голосом забормотал жрец. – Вижу молодого воина с честолюбивыми замыслами. Он идет рука об руку с великим человеком. Вижу кровь! Много крови! Огни пожаров! Идут бесчисленные армии! И всюду молодой рядом со своим могучим спутником. Вижу юную женщину, прекрасную, как прохлада северного ветра на Ниле. Молодой честолюбец рядом с нею. Нет в его сердце любви к девушке. Вижу сверкающую вершину власти. Вижу ложь и обман! Ложь и обман! Ложь и обман! Лжет старая женщина, мать девушки! Как много солдат! Слышу ржанье лошадей. Чур меня! Чур меня! Меден аган! Серапис! Серапис! Серапис! Умирает могучий властелин! Вновь вижу молодого честолюбца. Нога в солдатской сандалии наступает на лоно нелюбимой женщины! По ней, как по ступеньке, молодой честолюбец подымается и восседает на трон. Как шатается кресло! Как оно шатается! Вижу мечи! Много мечей! Катятся головы!! Трон спокоен. Молодой честолюбец на нем! А-а!!! Демоны! Уходите прочь! Прочь! Прочь!

Еще взмах рук. Новая вспышка света. Горячие глаза мага. Тьма. Чьи-то мощные длани подхватывают Адриана и выводят в главную залу. Ошеломленный, он смотрит вокруг себя. Римлянки уже нет у постамента статуи. Вместо нее две старушки просят жизни и здоровья своим сыновьям-легионерам британских легионов. Адриан достает из поясного кошелька горсть золотых аурей и сыплет к ногам Сераписа с розовыми мраморными ногтями.

«Кому он предсказал все это! Неужели мне? Я тот молодой честолюбец? Непостижимо! Боги! Я действительно не люблю Сабину. Значит бог знает то, на что я не ответил еще себе сам?! Нет, это невозможно! Бог знает... или маленький тщедушный гадатель слишком хорошо знает людей! Всемогущий Серапис! Сабина и ее мать только ступеньки к императорскому титулу Публия Элия Адриана! Он не мог ничего видеть на углях. Он все время смотрел на меня. Он читал будущее в моих глазах...»

Уровень делений на храмовой клепсидре показывал половину одиннадцатого. Возница Светония спал возле лошадей, подстелив попону. Двое других ели лепешки, купленные у разносчиков святилища. Фаворин мечтательно смотрел на звезды. Голубые зрачки галла не воспринимали окружающее. Он весь был погружен в воспоминания о покоях в нижней галерее.

Светоний при виде выходящего племянника Траяна отбросил плащ и выпрямился в кузове во весь рост. Адриан без слов взобрался на экипаж.

– Буди своего возничего, Гай! Домой! На Палатин!

Тщетно пытался Гай Светоний Транквилл, будущий секретарь и библиотекарь императора Адриана, прочесть хоть что-нибудь на лице друга, но губы того были плотно сжаты.

4

– Даю тебе фору в четыре попадания из десяти! – Траян пригубил кубок с вином и зачем-то потрогал тетиву лука. Она отозвалась гулом рассерженного шмеля. Лициний Сура тяжко вздохнул.

– Марк! Ты же знаешь, я все равно проиграю. Возраст уже не тот.

– Ты так же объяснил это германцам, когда отражал их набеги на Галлию?

Титиний Капитон, секретарь Траяна, вольготно раскинувшийся на спине в отделанном малахитом бассейне, фыркающе рассмеялся. Услышав этот смех, Сура порывисто схватился за оружие.

– Хорошо! Стреляем без форы! В конце концов дело не в тебе, Марк, но чтобы доказать брюхану в бассейне, что такое старые вояки, я пойду на любые условия!

Капитан скорчил подчеркнуто презрительную мину и комически демонстративно отплыл подальше. Траян расхохотался.

– Капитон! Благодаря тебе Лициний сегодня, пожалуй, победит.

Командующий войсками западных провинций натянул лук и, тщательно прицелившись, спустил тетиву. Стрела пролетела над водоемом и воткнулась в мишень, установленную на противоположном конце зала.

– Есть! Ну, Лициний!

Капитон опустил лицо в воду и стал издевательски выдувать пузыри. Император выстрелил на одном дыхании.

– Один – один!

Снова свист стрелы. Счет. И опять звон тетивы. Капитон перестал сопеть в воду.

– Десять – десять!

Сура блаженно улыбнулся, отер пот со лба. Траян, допивая вино, исподтишка наблюдал за ним. Полководец сбросил купальную простыню.

– Н-да! С твоего позволения, Божественный принцепс, я окунусь. Полагаю, я заслужил право утопить бездельника Капитона. Империя не нуждается в насмешках над ее военачальниками. Критон прекрасно справлялся с секретарскими обязанностями на рейнском лимесе. Так что замена нашему толстяку есть.

Траян важно кивнул ему головой.

– Постарайся и в воде продемонстрировать свое умение и утопи бездельника в три приема.

Мускулистое, покрытое несходящим загаром тело Лициния Суры взметнулось в воздухе и обрушилось в бассейн. Едва кончики пальцев соправителя императора коснулись поверхности воды, как Капитон истерически метнулся к бордюру и, вскарабкавшись по ступенькам, прошлепал к сдерживавшему смех цезарю.

Сура вынырнул, отфыркиваясь и отплевываясь. Капитон сделал озабоченное лицо и спросил:

– Не соблаговолит ли светлый принцепс ответить своему покорному слуге, куда девался только что стоявший здесь Лициний Сура? Право же, за ним водятся странности.

Все трое хохотали несколько минут.

Наплававшись вдосталь, Траян взял в обе руки по гире и принялся за упражнения. Равномерно вздымались и опускались шары мускулов на плечах. Послышались размеренные шаги. В сопровождении трех массажистов появился бессменный врач императора Критон. По его знаку Траян присел на мраморную скамью. Грек измерил пульс на запястье, под предплечьем, в ключной впадине. Поставил маленькие песочные часы.

– Пусть цезарь посидит неподвижно некоторое время.

То же самое врач проделал и с Сурой и Капитоном. Немного погодя вновь сосчитал пульс.

– Император может быть спокоен. У него все в норме. Светлейший Сура тоже. А вот Капитону необходимо чаще бывать на воздухе и возможно несколько дней попить на ночь отвар макового семени.

По указу медика первые люди государства улеглись на ложа, и массажисты принялись делать им трехвидовой: расслабляющий, согревающий и мобилизующий ионийский массаж. Критон щедро поливал тела пациентов настоянным на мирре оливковым маслом.

После процедуры рабы обмыли императора и приближенных горячей водой и насухо обтерли белоснежными льняными египетскими простынями. Появилось ощущение блаженства и огромного прилива сил. Траян отстранил раба и сам сноровисто с каким-то особым солдатским фасоном зашнуровал сандалии. Капитон, не в силах согнуться из-за порядочного слоя жира на животе, меланхолично смотрел на действия государя.

– К делам! К делам! – воскликнул император.

И Лициний, и Капитон невольно залюбовались цезарем. Высокий, крепкий, он был само олицетворение власти.

* * *

...На очередном заседании императорского Совета присутствовали, помимо Капитона и Суры, префект Рима Глитий Агрикола, префект анноны Марк Милиций Итал, давний друг Траяна сенатор Авидий Нигрин, крупнейший правовед и юрист эпохи Нераций Приск. За столом сидели также консулы 97 года Тит Фульв Аррий Антонин[159]159
  Тит Фульв Аррий Антонин – отец будущего императора Антонина Пия.


[Закрыть] и Корнелий Тацит – известный уже писатель, автор «Жизнеописания Юлия Агриколы» и недавно вышедшего труда «Германия». Не было Домиция Аполлинара и Секста Юлия Фронтина – семидесятилетний консул, смотритель всех римских водопроводов, часто болел.

Обсуждали текущие вопросы. Наиболее важными из них были: финансы и алиментарная помощь[160]160
  Алиментарная помощь – от лат. слова Alimentara (продовольствие). Предшественник Траяна император Марк Кокцей Негра ввел в практику помощь сиротам и многодетным семьям в Риме. Император Траян значительно увеличил суммы этой помощи и распространил ее на всю Италию.


[Закрыть] по Италии, введенная в практику Божественным Нервой. Докладывал префект анноны и Титиний Капитон.

– После того как рескриптом светлейшего цезаря казна простила провинциям недоимку в сумме четыреста восемнадцати миллионов сестерциев, у нас образовался изрядный дефицит. Положительным моментом мы можем считать то, что Палатин теперь благодаря мудрости императора потребляет всего десять-двенадцать миллионов сестерциев в год, что в двадцать раз меньше, чем при ненавистном всем нам Домициане. Но эта экономия лишь малая толика недостающей суммы.

Траян движением руки прервал его.

– Капитон! Все похвалы в мой адрес не так давно изложил в своем «Панегирике Траяну» Плиний Младший по случаю своего вступления в консульство на текущий год. Приступай к делу!

– Как сообщил мне префект анноны (кивок в сторону Итала), на государственных складах Эмпория хлеба запасено на три года вперед, масла на два года. К концу месяца силами коллегии землекопов и работников префектов Рима и анноны будет закончено устройство винных подвалов. В настоящее время на складах Остии и в столичной округе до 23 милевого столба запасено вина пять тысяч мехов[161]161
  Мех – мера жидких тел (535,27 л).


[Закрыть].

Со дня воцарения Божественного Траяна гражданам Рима пять раз раздавали хлеб, масло и вино за счет казны и три раза за счет частных лиц.

Император уставился на Агриколу.

– Каково настроение плебса в городе?

Префект столицы откашлялся.

– Цезарь может не беспокоиться! Плебс боготворит Нерву Траяна Августа за введенную им систему дополнительных раздач масла и вина. Все предшественники императора ограничивались только «хлебом и зрелищами».

– Хорошо! Что там с Египтом?

– Подать в личную императорскую казну поступила исправно. За этот год мы имеем с египетского сальтуса пятьдесят миллионов сестерциев. Треть суммы получена в виде зерна и полотна, а также папирусом.

– Значит, на складах египетский хлеб?

– Нет! До половины зерна получено из Боспора.

Траян удовлетворенно кивнул головой.

– Корнелий! Что ты хотел сообщить нам относительно дополнительных средств для алиментарного вспомоществования многодетным гражданам и сиротам?

Тацит неторопливо раскрыл лежащие перед ним исписанные церы и заговорил с едва уловимым галльским акцентом. (Сенатор был уроженцем Бетики.)

– Положение с рождаемостью в Италии таково, что если мы не предпримем добавочных мер, то преемник Высочайшего принцепса будет набирать новобранцев в легионы среди варваров. Итак, ваш отец Божественный Нерва из средств фиска создал фонд, по которому землевладельцы всего за 5 процентов годовых могли получать кредит. Доход от этого идет в казну местных муниципиев на вспомоществование многодетным семьям и на воспитание сирот. Но уже сейчас видно, что этого мало. В одном только Риме ответственные секретари кварталов насчитывают пять тысяч круглых сирот. Предлагаю вниманию императора следующее. Если некоторые владельцы имений согласятся заложить их в императорский фиск или частным откупщикам под соответствующие суммы, но с правом немедленного востребования, то процент с дохода латифундий составит дополнительные дотации алиментарному фонду в несколько миллионов в год. Детали юрисдикции по острым углам таких соглашений пусть утрясет сиятельный Нераций Приск. Императору останется ратифицировать новый эдикт, и он получит законную силу. Теперь о возможности решения вопроса. В Велейе мои клиенты переговорили с пятьюдесятью двумя владельцами имений, и те дали согласие заложить свои усадьбы. К числу таких владельцев относятся Марк Вирий Непот, Публий Афраний Аптор, Публий Атилий Сатурнин и другие. Полный перечень имен на этих церах, – Тацит потряс восковыми табличками.

Капитон восхищенно покрутил головой.

– Осмелюсь заметить, предложение Тацита вполне приемлемо!

Нераций Приск, молчавший до сих пор, подал наконец голос:

– Для совершения подобной сделки не потребуется издания отдельного императорского эдикта, аналогичные операции совершаются по уже установленным законам о закладе и найме. Думается, что необходимо поощрить владельцев следовать примеру велейских граждан, для чего отличить перечисленных в списке у Корнелия Тацита Кроме того, выпустить посвятительную таблицу и установить ее в Велейском округе.

– В какую же сумму вы думаете обеспечить детей? – Траян спросил по-деловому просто, словно вопрос о закладах имений под проценты был давно решен.

Тацит перевернул страницу восковой таблички.

– Секретари произвели предварительный расчет, но мне он кажется неплохим и для окончательного варианта. В месяц мальчики будут получать 16 сестерциев, а девочки – 12. Итого общая сумма на алиментарную помощь почти тремстам детям велейского округа составит 52 200 сестерциев, что как раз соответствует процентам с означенных участков. Двенадцать сестерциев девочкам и шестнадцать мальчикам это как раз столько, сколько нужно на содержание ребенка. Не много и не мало.

Император несколько раз хлопнул в ладоши, Тацит остался сидеть с непроницаемым лицом.

– Благодарю сиятельного Публия Корнелия Тацита за найденный блестящий выход из положения. Мечта каждого правителя, чтобы все трудные вопросы решались так же просто и эффективно. Теперь следующее. Сельское хозяйство Италии приходит во все больший упадок. Об этом говорили мне и Плиний и Нигрин. Об этому упомянул в своей «Германии» и присутствующий здесь Тацит. Я имел возможность наглядно убедиться в запустении земель и отводе огромного количества югеров под доходные виноградники в ущерб ячменю и пшенице во время своей поездки в Беневетум. Предлагаю вниманию Совета свои соображения.

Сенат, как вам известно, пополнен мною и Божественным Нервою новыми людьми из нобилитета провинций Востока. Они не связаны с Италией ничем, кроме домов в Риме. Все их имения находятся на территориях Ахайи, Азии, Вифинии и так далее. Можем ли мы издать эдикт о том, чтобы каждый сенатор, и старый и новый, одну треть состояния употребил на покупку земли в Италии. Нераций Приск уверял меня на предварительном обсуждении, что этим мы добьемся трех выгод. Первое: новые сенаторы из провинций будут прочно связаны с Италией. Второе: в сельское хозяйство хлынет поток денег, столь необходимый для его подъема. И третье: маломощные владельцы смогут продать свои истощенные участки за хорошую сумму новым владельцам, а сами за ту же сумму наладят доходные имения в провинциях, где земля более дешева. К тому же вывод такого количества римлян на земли варваров несомненно будет способствовать приобщению провинций к нашим законам. Итак, сиятельные члены Совета, я жду ваших решений.

Лица сидевших за столом стали предельно серьезными. Первым нарушил молчание Глитий Агрикола:

– Я не хочу показаться Божественному цезарю льстивым, но если предложение исходило от сиятельного Нерация Приска, то можно смело ручаться, что оно продумано со всех сторон. Меня больше волнует иное. Количество рабов и посаженных на землю колонов в империи останется на прежнем уровне. Где новые владельцы в провинциях найдут работников для распашки приобретенных угодий? Да и земли провинций вряд ли удастся легко пустить в свободную продажу. Могут произойти нежелательные волнения. Блеск успехов римского оружия изрядно потускнел со времен дакийских походов Флавия Домициана – будь проклято его имя. На Востоке нависает Парфия. Пакор не преминет воспользоваться нашими затруднениями. Я не говорю о нашем рейнском лимесе и зоне Декуманских полей. В любую минуту можно ожидать нападения квадов и маркоманнов. Где гарантии, что их не поддержит какой-нибудь новый Цивилис изнутри. Да не допустят подобного боги!

Взгляды присутствующих обратились на императора. Агрикола задел больное место. Жилы на лбу Лициния Суры вздулись. Командующий легионами от Бетики до Испании зло теребил красную кайму на тоге. Траян повел плечами и улыбнулся. Улыбка получилась хорошая. Только верхняя упрямая губа принцепса осталась неподвижной. Тот, кто близко знал наместника Верхней Германии Марка Ульпия, помнил такие улыбки. Ими Траян одаривал подчиненных в самые тяжелые и решительные минуты боя.