Текст книги "Забытые"

АВРОРА

Едва пристегиваемся, самолёт взлетает.

Табло на стене показывает время полёта: тридцать минут.

Молча смотрим друг на друга, не понимая, как себя вести. Чувствую себя глупо оттого, что хочу поцеловать Маркуса, но не знаю, с какой стороны подступиться.

– Пока летим, давай обсудим, о чём будем говорить с Сеоманом, о чём нет.

Разочарованно поджимаю губы.

– Предлагаю не говорить ему ничего.

– Почему?

– Ему это может не понравиться.

Хочу возразить, но задумываюсь: все знают Маркуса Гарда как моего брата, поэтому резкую смену роли на возлюбленного не оценит никто. А дядя и вовсе решит, что мы оба тронулись умом.

– Хорошо. Не будем провоцировать его на лишние разговоры. Хотя он всё равно узнает.

– Да. Но обсуждать с ним наши с тобой отношения не считаю уместным. Как бы близко мы ни общались.

– Угу.

– Ты ещё на него злишься.

– Конечно злюсь! – вспыхиваю, вспоминая недавний инцидент. – Я не позволю ему тыкать в тебя боевым оружием! В том числе ради каких-то бесценных уроков.

– А что ты сделаешь, если это снова повторится?

Первым приходит «убью его». Но, спохватившись, ужасаюсь и, запихнув страшную мысль на задворки сознания, медленно произношу:

– Я приложу все усилия для того, чтобы этого не произошло.

Маркус удовлетворённо улыбается и, протянув руки через столик, берёт мои ладони в свои:

– Я просто уверен, что вместе мы выберемся из любого шлака.

– Откуда такая уверенность?

– Просто знаю. Всегда знал.

Поглощённая глубиной бирюзовых глаз, приближаюсь к губам напротив. Дразнящим прикосновением дотрагиваюсь до уголка рта, но, освободив руку, Маркус требовательно поворачивает моё лицо к себе и жадно целует. От мест соприкосновения по телу разливается жар, а воздух наполняется электрическим потрескиванием.

«Не представляю, как рядом с тобой держать себя в руках.»

Улыбаюсь, не отрываясь от поцелуя.

«Не могу ничего посоветовать, потому что у меня та же проблема.»

МАРКУС

Вскоре суша внизу сменяется морем, и через несколько минут борт садится в аэропорту Палермо.

Нас никто не встречает, кроме одинокого водителя чёрного автомобиля – Саймон прислал личного шофёра. Багаж никто не разгружает, поэтому сами забираем чемоданы с платформы в хвосте самолёта и грузим их в машину. Шофёр безучастно наблюдает за потугами их запихивания в поразительно маленький багажник – в его задачу входит только доставить нас до места назначения.

«Каждый раз одно и то же! Нельзя было подать другую машину?! Он издевается! Знает же, что наши чемоданы туда не помещаются.»

«Так поэтому Сеоман и присылает её из раза в раз. Надеясь, что список действительно нужных нам вещей сократится до минимума.»

«У меня с собой и так всё нужное.»

Оставив безуспешные попытки втиснуть свой чемоданище назад, Аврора кладёт его на переднее сиденье к явному неудовольствию водителя. Но мужчина ничего не говорит и молча садится за руль.

«Мог бы и помочь.»

Усаживаясь на заднее сиденье, Аврора бурчит на шофёра.

«Ты же знаешь, дядя выдаёт чёткие инструкции и не терпит, когда исполнители отклоняются от их соблюдения. Этот человек поможет тебе, а потом будет наказан за самодеятельность. Не хотел бы работать на господина Колиньяра.»

Девушка замолкает и отворачивается к окну.

Пустынная дорога из аэропорта ведёт в одно место – к вилле Саймона «Монделло».

До Третьей мировой войны Палермо был столицей Сицилии, а сам остров – жемчужиной культурного наследия планеты. Но ядерные удары спровоцировали извержение Этны и череду землетрясений, разрушивших до основания инфраструктуру северо-восточной части острова. Выжившие сбежали на материк и обратно уже не вернулись. Те, кто остались, пытались восстановить хоть что-нибудь из обломков, но на это требовалось колоссальное количество сил и ресурсов, которых не было ни у народа, ни у государства. На помощь пришёл Сеоман Колиньяр, который воссоздал «рай посреди трёх морей», но сделал остров недоступным для всех, кто отказался от помощи и покинул регион в трудное время. Он отстроил города, расчистил пляжи, заново разбил плантации и сады, построил дороги и порты. Благодаря дяде Сицилия стала тихим изобильным краем, который стал его домом.

Едем, не превышая скорости. Здесь никто никуда не торопится, всё делается размеренно и с удовольствием. С одной стороны дороги виднеется голубая полоска моря, с другой проплывают холмы и редкие деревья. Но как только сворачиваем к вилле, пейзаж резко меняется. Теперь по бокам дороги высятся сосны-пинии, за которыми ровными рядами растут оливы и апельсиновые деревья. Сама вилла стоит на высоком берегу над белым песчаным пляжем возле единственного маяка на острове, сохранившегося после войны.

Машина въезжает на площадку и останавливается у главного входа в трёхэтажный дом с зеркальными витражами по всему периметру. Переглянувшись, выбираемся наружу, в тропическое лето.

«Я и забыла, как здесь жарко.»

«Поэтому Сеоман и ждёт дня, когда ты научишься обходиться малым гардеробом.»

– Я жду, когда вы соизволите поздороваться с любимым наставником и поблагодарить за гостеприимство, – он стоит на балконе второго этажа и рассматривает нас сверху.

Дядя говорит с беззлобным сарказмом, но Аврора фыркает и демонстративно отворачивается к машине, чтобы достать свой багаж. Вздыхаю и вытаскиваю из багажника свой. Поклонившись господину, шофёр садится обратно за руль и покидает двор.

– Добро пожаловать, – голос наставника раздаётся над ухом, побуждая подпрыгнуть от неожиданности.

Как он это делает?!

– Привет, дядя, – подаю ему руку, которую он пожимает с удовольствием. – Спасибо, что не заставил добираться на своих двоих.

– Пожалуйста, – Сеоман искоса глядит на хмурую девушку, – хорошо, что хоть кто-то из вас ценит заботу.

«Ну да. Перетрудился отдать мысленный приказ из семи слов.»

«Давай не будем с порога развивать конфликт? Тебя никто не заставляет радостно бросаться ему на шею.»

– Я ценю заботу. Но предпочитаю принимать её в более понятном виде, – Аврора хватает чемодан и мимо дяди шагает в дом.

Он провожает её глазами и снова разворачивается ко мне.

– Как я понимаю, она злится из-за предыдущей тренировки. И гораздо сильнее, чем ты. Почему?

– Не знаю, – даже не хочу ввязываться в их конфликт, пусть разберутся сами. – Думаю, тебе стоит самому спросить её об этом.

Сеоман задумчиво чешет идеально небрежную щетину:

– А ты, Маркус, тоже считаешь меня злодеем?

– Нет. Но повторения произошедшего мне бы не хотелось, – под проницательным взором наставника медлю, но всё же добавляю, – однако, если подобное случится снова, я поступлю также. Пожертвую собой, чтобы сохранить Авроре жизнь.

Он смотрит на меня, не моргая, потом одобрительно кивает и, обхватив за плечи, увлекает за собой в дом.

– Рад, что ты обрёл твёрдое осознание своих ценностей. На это я и рассчитывал.

В холле дядя хлопает меня по плечу и разворачивается ко входу в гостиную, одновременно служащую столовой.

– Через полчаса жду вас к обеду здесь внизу.

Поднимаюсь в свою комнату. За годы, что мы проводим здесь каникулы, в ней ничего не меняется: такая же широкая кровать с кипенно-белыми простынями, тот же встроенный шкаф с зеркалом в полный рост, неудобное кресло, журнальный стол рядом и большой пушистый ковёр на полу. Прямо – балкон, слева – душ. Зато пейзаж снаружи каждый год приобретает большую живописность: деревья становятся выше, зелёные кусты – шире, цветы – ярче. А лазурное море ослепляет бриллиантовым блеском и поражает всеми оттенками аквамаринового.

Бросаю чемодан у кровати, умываюсь и, удовлетворённый своим видом собираюсь спуститься. Хочу зайти к Авроре, но одёргиваю себя у выхода на общий балкон. Позже.

«Маркус, идёшь?»

Ощущаю её передвижение к своей двери.

«Иду.»

Выхожу в коридор, слегка нервничая. Аврора встречает вопросительно выгнутой бровью, переодетая в свежую рубаху и удлинённые шорты. Мотаю головой, типа «всё в норме», но мешкаю, пропуская её вперёд. Если буду сохранять физическую дистанцию, поможет ли это реже думать о поцелуях? Сомневаюсь. Догоняю Аврору у лестницы, аккуратно касаясь плеча:

«Погоди. Ты так торопишься снова позлить Сеомана?»

«Хочу быстрее закончить с этим и уйти спать.»

Сомневаюсь, что это как-то поможет ей успокоиться.

«Сон улучшит мне настроение и избавит от необходимости делать вид, что я простила его выходку.»

«Прими это, как свершившееся. Я свои уроки из ситуации извлёк. Тебе бы тоже стоило.»

«Сама знаю, что мне стоит делать.»

Аврора зло огрызается, но сразу приходит в себя.

«Прости. Не могу понять, зачем он это устроил. Байка про „уроки“ меня не убеждает.»

«Не циклись на этом. Такие думы отнимают много сил. И внимания от того, кому оно сейчас нужнее.»

Мечтательно улыбаюсь, косясь в сторону девушки. Она не отвечает, но чувствую, как расслабляется её поле – напряжённость уменьшается, потоки выпрямляются и обретают плавность. Злоба тоже сходит на нет. Остаются только сосредоточенность и лёгкая досада от моей правоты.

«Хорошо, убедил.»

Входим в гостиную, где во главе стола уже сидит Сеоман и потягивает белое вино.

– Я уже решил, что обедать придётся в одиночестве.

Стол сервирован на троих, но блюда ещё не расставлены. Рассаживаемся по обе стороны от хозяина дома.

– Если бы ты начал без нас, мы бы не обиделись, – Аврора расстилает на коленях салфетку и придвигается ближе.

Дядя удостаивает её молчаливым взглядом.

– Тогда самое время подавать обед.

Неизвестно откуда рядом появляется прислужница с тележкой, ломящейся от горячих блюд и закусок. Сеоман всегда велит готовить много разной еды, чтобы был выбор под любое настроение. Салаты, брускетты, морепродукты, супы, паста, фрукты, овощи, напитки – блюда появляются на столе с космической скоростью. Также быстро из поля зрения исчезает и девушка, которая их подавала, оставляя нас втроём.

– Спрашивать, как долетели, не буду – вижу, отлично, – дядя, как обычно, начинает разговоры без предысторий. – Как вам новый управляющий?

Аврора молчит, а мне и сказать-то нечего.

– Не знаю, мы ещё не познакомились.

– Ты провёл неделю в полях и ни разу с ним не пересёкся?

– Не было повода. Он был занят другими делами.

– Какие у управляющего хозяйством могут быть дела, кроме счёта скотных голов и плодовых грядок? – Сеоман насмешливо ухмыляется, заставляя Аврору возмущённо вспыхнуть.

– У него намного больше дел, чем ты можешь представить. Например, сколько товара сбыть, сколько оставить в имении, чем засадить земли на следующий сезон, чтобы восстановить состав почв, каких специалистов пригласить для планирования посадок и ещё много всего, до чего тебе обычно нет дела. Он справится, если ты об этом.

– Я рад. Очевидно, Виктор нашёл ещё одного талантливого человека к себе в команду. Он умеет выбирать.

– Да.

– А как вам бал?

Смотрю на девушку предупреждающе, но она понимает всё и без этого.

– Нормально. Как обычно: помпезно, шумно, к утру – горы грязных тарелок и пьяных трупов.

– Тебя не порадовало даже главенство на танцполе?

Аврора накладывает еду в тарелку, используя Эфириум. С удовольствием к ней присоединяюсь. Над столом чинно плавают букатини, каракатицы, тосты, овощи, кувшины с напитками и бутылка белого вина. Дома отец запрещает использовать Эфириум без надобности, но в Монделло Сеоман приветствует любую его демонстрацию. Это ещё одна причина, по которой я жду летние каникулы с особым нетерпением. В эти дни я чувствую себя собой и нахожусь в гармонии со своей природой. И не только я.

Но сегодня приходится напрягаться, чтобы сохранять спокойствие.

– Порадовало бы, если бы это ограничивало от докучливости особо настырных персон.

– Кто докучал тебе в этот раз? – дядя с интересом взирает на девушку, не глядя накручивая спагетти на вилку.

– Лица, недостойные внимания, и ещё одно, – она делает паузу и бесстрастно продолжает. – Некий Александр Симонов. Знаешь его?

– Знаю. Русский дипломат.

– Что он делал в нашем доме?

Теперь замолкает Сеоман и делает большой глоток вина.

– Это лучше у Виктора спроси.

– Спрошу. Но я хочу, чтобы ты рассказал о нём.

Дядя хмыкает.

– Что хочешь услышать?

Воодушевлённая, Аврора ёрзает на стуле.

– Кто он вообще такой и какое место занимает при дворе Императора?

Наставник доливает себе вина, переводит взгляд с девушки на меня и, убеждённый в заинтересованности обоих, задумчиво откидывается на спинку стула.

– Интересный персонаж. Он был никем, но после смерти императора-отца – Павла V, занял прочную позицию рядом с его наследником – действующим императором Александром IV. Симонов начинал карьеру с должности помощника секретаря в царском МИДе – таскался на побегушках у мелких чинуш ведомства. Им затыкали кадровые «дырки» и поручали самую неприятную и сложную работу. Но юный Симонов был терпеливым, кропотливым и, как оказалось, очень амбициозным человеком. Благодаря гибкому уму, цепкой памяти и врождённой наблюдательности за два года он дорос до первого советника министра иностранных дел, которым тогда стал младший брат императора – Константин Романов.

Не сдерживая скепсис, Аврора фыркает:

– Зачем России МИД? Русские разрушили все связи с цивилизованным миром и восстанавливать их никогда особо не собирались.

Но дядя остаётся невозмутимо серьёзным.

– У этого ведомства круг решаемых вопросов, список полномочий и уровень доступа к информации гораздо шире, чем у любого другого. А его глава – самый уважаемый человек после императора. Александр Симонов, по сути, стал третьим человеком в государстве и приобрёл большое влияние и в политике, и в царской семье.

– Стал нашёптывать на ушко Александру Романову вредные советы?

Зыркаю на девушку, слегка тыкнув Эфириумом ей в плечо.

– Он всегда его поддерживал. Благодаря Симонову Александр Павлович взошёл на трон и удерживается там до сих пор.

– Он его личный психолог? – Аврора не унимается. Это надоедает уже и Сеоману.

– Оставь сарказм. Существуют люди, которые искренне любят родную землю, народ, государство, царя. Они прикладывают все силы, делают всё возможное для улучшения настоящего и обеспечения лучшего будущего для своей родины. Симонов – такой. Тем более, что происхождение как бы обязывает его служить отечеству.

Наставник замолкает, позволяя осознать сказанное. Подаю голос:

– Ты сказал, он был никем.

– Да, – дядя замолкает и переводит взгляд со своего бокала на Аврору. – Он – внебрачный сын предыдущего императора, непризнанный им при жизни. То есть действующий император и министр иностранных дел – его родные братья по отцу.

– Мыльная опера какая-то, – девушка поджимает губы, но этот факт будто складывает пазл в её голове.

– Ты хотела понять, кто он такой. Вот тебе: обычный смертный с незаурядным умом, преданный родине и короне.

«Значит, он его дядя.»

«Чей?»

Девушка задумчиво хмурится, неторопливо поглощая пасту.

«Цесаревича. Он приезжал в Глион-Шале сложить обо мне мнение, чтобы поделиться им с ним.»

Не понимаю, какую ценность может иметь эта информация.

«Я надеюсь, ты была грубой и своевольной.»

«Именно так. Но, по-моему, его это устроило.»

Недовольно поджимаю губы и задаю вопрос, давно терзающий воображение:

– Я вообще не понимаю, как русские допустили возвращение монархии в своей стране. Как поддержали захват чужих территорий вокруг бывшей Федерации и по сей день терпят бедность и бесправие «во славу царя»?!

«Недавно у Кобольда ты говорил, что они живут „припеваюче“.»

«Я тогда предположил, если в России до сих пор нет „Логуса“, значит она в нём не нуждается и справляется своими силами. Но сейчас мне кажется, что угнетённое состояние является для русских нормой. Или они настолько глупы, что постоянно живут в иллюзии „завтра будет лучше“.»

«Мы там не были и понятия не имеем, как там всё устроено.»

Замечание рождает возмущённое недоумение:

«У тебя появилось желание это выяснить?»

– А с чего ты взял, что возвращение монархии допустил народ? – Сеоман растягивает слова и смотрит на меня, но на самом деле наблюдает за реакциями обоих. – И почему ты решил, что был какой-то захват? У этой державы очень сложная и запутанная история, полная лжи и тайн, – наставник осушает бокал и, поразмыслив, добавляет, – не мне вам об этом рассказывать. Но ваш отец знает, что только у русских есть то, что спасёт нас всех.

– От чего?

– От самоуничтожения.

«Нас уже ничего не спасёт.»

Однако, скепсис Авроры сменяется интересом:

– Ты знаешь, что это?

Но Сеоман только хмыкает:

– В мои задачи не входит копаться в этом. Я занимаюсь экономическим и технологическим развитием регионов.

Разочарование написано у девушки на лице.

«Он либо не знает, либо не хочет обсуждать это.»

«Скорее всего второе.»

На этом разговор исчерпывается и вскоре завершается сам обед. За это время Аврора молча расправляется с едой и, поблагодарив Сеомана, встаёт из-за стола. Сделав то же самое, покидаю гостиную вместе с ней.

Удаляемся на приличное расстояние и только на лестнице Аврора начинает говорить полушёпотом:

– Отец сказал, что от моего брака зависит будущее мира.

Слово «брак» побуждает пробить в стене дыру. Но сосредотачиваюсь на другом:

– Мир давно катится в пропасть, а отец всё мечтает построить рай на Земле. Зачем это ему?

– Не знаю. Это же чёртово дело его жизни, – девушка закатывает глаза и потирает переносицу. – Стоило русским помахать перед Виктором штукой, которая всех спасёт, так он решил дочь родную продать, чтобы её заполучить! И что, по его мнению, способно преобразить мирок, в котором мы застряли?!

Аврора начинает закипать. Я же не думаю, что такой обмен для Виктора равноценен. Возможно, тут есть что-то ещё.

– Не знаю. По возвращении в Монтрё мы поговорим об этом с отцом начистоту. По-взрослому, без обид и упрёков.

Аврора смотрит на меня в упор, молча соглашаясь.

– Я готов до последнего отстаивать наше счастье.

Доходим до дверей спален. Они находятся по соседству, но расставаться даже на несколько часов совсем не хочется.

«Звучит геройски.»

«Это честно.»

«За это и люблю тебя.»

Аврора обнимает меня за талию. Убедившись, что поблизости никого, крепко прижимаю её к себе.

«За честность?»

«За мужество.»

«А ты меня за что любишь?»

Вопрос приводит в ступор.

«Не знаю. Просто люблю. Тебе мало?»

«Нет, но интересно.»

«Мне кажется, это не важно.»

Девушка улыбается и коротко целует меня в губы. Отвечаю ей с удовольствием.

«Ладно, отдыхай.»

«И ты.»

Нехотя отрываемся друг от друга.

«Увидимся утром.»

Машу ей на прощание и быстро скрываюсь за дверью, чтобы не рождать соблазн поцеловать её ещё раз. Сложно держать себя в руках, когда объект вожделения находится за тонкой стенкой.

О, Вселенная, дай мне сил.

Глава 11

АВРОРА

Четырнадцать часов непрерывного сна с лихвой восполнили запас сил. Открываю глаза: на часах нет ещё и семи. Потягиваюсь. Ощущаю в теле переизбыток энергии и страстное желание куда-нибудь её потратить. Причём срочно.

Одеваюсь и, недолго думая, иду прямо к Маркусу.

Он безмятежно спит, зарыв голову в подушки, и даже бровью не ведёт, когда я принимаюсь его расталкивать.

– Вставай, лежебока! Бегать в одиночестве я больше не хочу.

Маркус никак не реагирует, только сильнее прижимает к себе подушку.

Досадливо рычу и резко стягиваю с него одеяло. Оказавшись в одних трусах, он подскакивает и также резко забирает одеяло обратно.

– Эй! Что ты тут делаешь?

– Ты мне не рад?

– Нет. В смысле, рад, но… – Маркус натягивает одеяло до подбородка, – предупреждай, когда в следующий раз соберёшься зайти вот так.

Ощущаю его смущение, но решаю промолчать.

– Ладно, – выуживаю из раскрытого чемодана шорты, футболку, кроссовки и бросаю на кровать, – одевайся, нас ждёт новый день.

***

– Что ты за сонная муха сегодня? – возмущённо кричу плетущемуся сзади парню. – Двигай ластами, Маркус!

Но он продолжает бежать в размеренном темпе и сонно улыбаться своей красивой улыбкой. Меня же распирает от энергии. Хочется скакать по пляжу со скоростью ветра, вздымая за собой песок.

Утро сегодня прекрасное. Солнце ласково пригревает макушку, лёгкий ветер мягко овевает кожу, ленивые волны омывают песчаный берег и валуны на мысе. На море штиль, отчего водная гладь с берега похожа на стекло, искрящееся разноцветными бликами.

Поглощенная морским пейзажем, пропускаю момент, когда Маркус прибавляет скорости и обгоняет справа. Довольно хмыкаю и догоняю – мне этого не хватало.

Держусь сзади, намереваясь насыпать песка ему в кроссовки. Раньше эта участь всегда доставалась мне. Только Маркус засыпал мои ступни до середины икры сразу вместе с обувью – чтобы наверняка. Отряхнуться не проблема, но песчинки, застревающие в носках, после четырёх шагов начинают медленно сводить с ума и к финишу оставляют мозоли и ссадины на ступнях.

Можно, конечно, пожалеть себя и сойти с дистанции или ответить тем же, но победить так ещё никому не удавалось.

Сосредоточенно Эфириумом сыплю песок в зазор между пяткой и задником кроссовка, как слева от себя улавливаю короткое движение. Резко останавливаюсь, когда перед носом проносится водяной шар.

«Думала, я ничего не вижу?»

Маркус впереди бежит спиной вперёд и ухмыляется во весь рот.

Эфириумом зачерпываю морскую воду и наношу удар «бомбочкой» ему в затылок. От неожиданности он останавливается и на мгновение теряет концентрацию, что позволяет закидать его ещё несколькими водяными шарами. Довольная, подхожу ближе. Мокрая одежда облепляет торс парня, эффектно выделяя мускулистый пресс, бицепсы и всё остальное.

Отвлечённая жадным созерцанием атлетичного сложения, не замечаю, что происходит сзади. Пока со спины меня не окатывает волной с головы до пят. Возмущённо вскрикиваю – вода кажется ледяной.

Стоим друг перед другом, раздув ноздри.

Азарт просыпается с новой силой.

Срываюсь с места. Несусь по мокрому песку с максимальной скоростью. Маркус, приняв вызов, догоняет. Бежим на равных, мокрые и довольные. Ощущаю ребяческий восторг. Хочется визжать и прыгать.

Впереди виден причал и подплывающая к нему изящная четырехпалубная яхта. Это Саймон возвращается с морской прогулки.

От затяжного спринта горят лёгкие и ноги. Но Маркус не сбавляет скорости. Превозмогая резь в груди, бегу рядом. В моменте понимаю, что мышцы вот-вот откажутся сокращаться. Резко замедляюсь и сгибаюсь пополам, чтобы отдышаться. С удивлением осознаю, что Маркус также останавливается и также тяжело дышит всего в двух шагах от меня

«Я надеялся, ты остановишься раньше.»

«Приму это за комплимент.»

В лицо прилетают солёные брызги. Не остаюсь в долгу и отвечаю ему тем же. Хихикая, брызгаемся и бегаем по берегу друг за другом, пока веселье не прерывает протяжное:

«Что за напрасная трата энергии?»

Напоследок сцепляемся в безмолвной борьбе и катаемся по мокрому песку: Маркус всё пытается меня поцеловать, а я ему деланно сопротивляюсь.

«Живо ко мне. У вас пять минут.»

Не желая привлекать пристальное внимание, сдаюсь первой. Маркус понимающе улыбается, но всё равно коротко целует меня в губы. Надеюсь, Саймон далеко и этого не видит.

До причала метров двести. Пока идём, безуспешно пытаемся отряхнуться и просушить одежду. Предвкушая, дядино недовольство, подходим к условному месту. Наблюдаем, как моряки швартуют серебристо-чёрную «Кассиопею», а по деревянному настилу неспеша шагает Саймон.

Издали он выглядит не старше Маркуса – высокий, подтянутый, гибкий, в лёгкой хлопковой рубахе белого цвета и песочных брюках, подкатанных до середины лодыжек.

– Ну и вид у вас с утра, – он снимает солнцезащитные очки и ничего не выражающим взглядом осматривает сначала Маркуса потом меня. Не произнеся более ни слова, проходит мимо и жестом призывает следовать за собой.

– Мы с Виктором потратили на вас столько времени, а вы так нелепо пользуетесь своей силой. Так нелепо и так бездарно.

Если он хотел пристыдить, то не вышло – мне всё равно. Маркусу тоже.

Доходим до эллинга.

– Выбирайте доски и вёсла. Жду вас на берегу.

А сразу нельзя было отправить нас сюда?

Беру доску, что стоит ближе всех, Эфириумом хватаю первое весло и, не задерживаясь, направляюсь обратно на берег. Там уже стоит босой Саймон, рядом с ним в воздухе парит его доска.

– Сегодня выдалось прекрасное утро, чтобы обуздать стихию, – он говорит не оборачиваясь, затем Эфириумом опускает доску на воду, и прямо с берега ступает на её поверхность. Без весла и каких-то других приспособлений она отплывает в открытое море.

Со стороны всё выглядит просто и грациозно, но для того, чтобы заставить доску плыть и не дать ей перевернуться, нужно обладать особым мастерством в управлении энергиями.

Не дожидаясь Маркуса, скидываю кроссовки и забираюсь на свою доску обычным способом – намочив ноги выше колена. Гребу в сторону дяди, который уже сидит по-турецки и покачивается на волнах.

Маркус догоняет, энергично орудуя веслом.

Подплываем ближе. В грязной чёрной одежде выглядим как мокрые вороны. Саймон же, полностью сухой, сияет элегантностью даже посреди плещущихся волн.

– Сядьте. И постарайтесь не уплыть далеко. Вёсла отложите, они вам не понадобятся.

Без последних зафиксировать доски не получается. Как и не получается удерживать постоянно движущуюся толщу воды – противостояние течению отнимает слишком много сил.

– Вы пытаетесь подчинить стихию, силой заставить её изменить свою природу, – дядя наблюдает за тщетными попытками занять устойчивые позиции. – Так у вас ничего не получится. Вода не может быть статичной. Её естественное состояние – жидкое. Она непрерывно движется, меняет форму. Чтобы управлять этой материей, нужно добраться до частиц, из которых она соткана.

Саймон протягивает эфирные нити мне и Маркусу, предлагая объединиться. Принимаю предложения, досадуя, что не додумалась до этого сама.

– Вы знаете, что способность управлять материями дарована нам Творцом. И задача на жизнь каждого элогима – овладеть ею в совершенстве. Иными словами, вы должны взрастить в себе такую силу воли, которая сможет одним только изъявлением преобразовать Эфир – самую тонкую из материй. Управляешь Эфиром – правишь миром, – хмыкнув, он продолжает. – Любая космическая или природная сила есть следствие Воли, демонстрирующей бо́льшую или меньшую степень своей объективности. Вселенная построена Творцом, а в основе её устройства лежит принцип Додекаэдра. Додекаэдр – это объёмная геометрическая фигура, состоящая из двенадцати правильных пятиугольников, являющихся его гранями. В основе каждой грани лежит пентакль, символизирующий коллаборацию пяти основополагающих элементов: Земли, Воды, Огня, Воздуха и Эфира.

Несмотря на то, что всё это давным-давно известно, слушаю Саймона с интересом – из его уст даже самые заезженные истории звучат увлекательно и наполняются новыми смыслами.

– Эфир – самый разреженный из пяти элементов – возник первым, ибо образование мира начиналось от края окружности к её центру. Из мерцающей сферы Эфира внутрь упали наиболее тяжёлые частицы и образовали сферу Воздуха. Воздух выделил из себя огненную энергию, в результате образовалась сфера Огня. Из Огня вышла его противоположность – Вода. Более грубые частицы, заключённые внутри элемента Воды опустились вниз, и из этого осадка появился самый плотный и низменный из элементов – Земля.

В различных сочетаниях между собой пять элементов, стихий, первоматерий – называйте как хотите – образуют минеральное, растительное, животное, разумное царства, и пятое – царство, или, точнее, измерение Эфира, который пронизывает все остальные элементы и поддерживает в них существование.

Все пять элементов – это пространственные силы Первозданного Космоса, мощное действие которых пятерично в каждом элогиме: Земля управляет областью от ступней до коленей, Вода – от колен до поясницы, Огонь доминирует от поясницы до гортани, Воздух – от гортани до лба, а Эфир – от лба до макушки, – наставник делает паузу, и поочерёдно смотрит то на меня, то на Маркуса, убеждаясь, что возражений по всему вышесказанному нет. – Элогимы устроены по подобию Вселенной, и, если смотреть через измерение Эфира, то каждый из нас в нём выглядит как единый сгусток пяти видов энергий, переходящих и трансформирующихся друг в друга внутри органической оболочки.

Каждый элемент привносит в живой разумный организм некую нравственную или интеллектуальную силу. Например, Земля наделяет стабильностью, стойкостью, фундаментальностью; вода – жизненностью, плодовитостью, силой роста. Огонь связан с силой движения, эмоциями, чувственным восприятием, он проявляет силу духа. Воздух – наделяет интеллектом. Эфир – носитель интуитивной и экстрасенсорной энергии, силы вдохновения. Это особое информационное поле, в которое записывается каждый импульс, произведённый разумом.

Додекаэдр является основной формой Мысли-Воли. Потому что это совершенная пространственная фигура, в основе которой лежит принцип «золотого сечения», к пропорциям которого стремится всё в бытие. Это космический стандарт, по которому построено всё: от Вселенной до спирали ДНК. Элогим – это физическое проявление самой Мысли-Воли. И, соответственно, – высшее разумное существо на этой планете. Обладая потенциалом и способностью управлять Эфиром, мы создаём земную реальность. Все наши мысли претворяются в действия посредством выражения своей воли. Существовать без этого мы не можем. Эфириум, как мы называем эту силу, – это часть нашей природы. И вы обязаны пользоваться им по поводу и без.

От обилия мудрёных понятий теряю нить повествования. Но последняя фраза заставляет встрепенуться: у отца по этому поводу совсем другое мнение.

– Мы с Виктором воспитывались среди себеподобных. Но даже там, наше развитие было ограничено рамками традиций и родовых устоев. Нам было уготовано овладеть одним искусством на выбор и всю жизнь оттачивать одно-единственное мастерство. Мрачный мрак, – Саймон хмурится, но быстро возвращается в благостное расположение духа. – Но вам не придётся повторять наш путь, потому как у вас есть гениальные наставники, готовые взрастить в вас равных себе соратников и последователей, передав всё, что знают сами.

«Как патетично.»

Дядя одаривает меня снисходительным взглядом и завершает лекцию:

– Итак, вернёмся к Эфиру. Чем выше плотность материи, чем больше и тяжелее в ней частицы, тем управлять ею проще. Но такой подход требует больших, а иногда и колоссальных затрат энергии.

Согласно киваю, вспоминая «бой» на берегу и попытки совладать с течением.

– Второй способ управления Мыслью-Волей заключается в том, чтобы воздействовать не на частицы атомов вещества, а на Эфир. Это менее энергозатратно, но требует гораздо бо́льшей концентрации и силы духа. Потому что в этом случае нужно охватывать бо́льший объём материи через её чувствование.

Для этого важно систематически очищать мышление от всего лишнего и ограничивающего – убеждений, ложных желаний, страхов, тревожных мыслей, искоренять спешку и раздражённость, постоянно расширять сознание, повышать уровень осознанности, выходить за границы возможностей, позволять себе большее, допускать любые варианты реальности, быть открытыми трансформациям и готовыми умереть в любой момент. Последнее не допускает сожалеть о принятых ранее решениях.