Текст книги "Нечто большее"

Глава 7. Творческие вечера

Мы не заметили, как прошли почти целый день, не делая привалов и лишь иногда отлучаясь до кустиков.

– Вот мой ужин, – Машка-Мышка шутливо подобрала мелкое полузасохшее яблоко, положила на свою тарелочку и закружилась с ней.

– Опять худеем? Нам тут узники концлагерей уставом не положены, – я хмуро посмотрела на Мышку, зная любовь девчонок ко всяким комплексам и к самому огромному из них под названием «надо худеть». Зачастую чем красивее девчонка, тем больше у неё этих комплексов. Машка продолжила кружиться и дурачиться, пока не врезалась в меня и пока её «ужин» не закружился на блюдце, как заведённый. Она резко остановилась и уставилась на блюдце.

– Маш, мы понимаем, что ты по планшетам-телефонам соскучилась. Но не настолько же! – засмеялась Рысь.

– Эм… Лучше подойдите сюда кто-нибудь, – настроение девочки резко изменилось.

Подошли все. И уставились на блюдце. Пока яблоко делало круги по блюдцу, оно стало транслировать мутные картинки. Чем больше ускорялось яблоко, тем чётче становилась картинка.

– А это… безопасно? – шёпотом спросил Шура. – Не блюдце, а коллайдер какой-то.

– Тише ты! – в очередной раз оборвала его Рысь.

Блюдце показывало окрестности, но ничего интересного там не было. Потом показало несколько силуэтов на дороге, которые столпились и внимательно что-то изучали.

– Это что за хмыри? Они тоже у меня попляшут! – вновь страстно зашептал Шура.

– Плясали уже, хватит! Мы это, не видишь, что ли? – фыркнула Рысь.

Я посмотрела наверх и вокруг – никаких птиц, коптеров, камер и тому подобного видно не было.

– Вот это прикол! – сдавленно воскликнула Мышка, будто бы от громкого голоса всё волшебство распадётся. Блюдце покрутило яблоко ещё немного, показало дорогу, отходящую от тракта налево, какую-то блеклую надпись и закончило на сегодня свою работу. Как Машуля ни трясла, ни уговаривала – блюдце оставалось простой посудой.

– Что это такое! Даже древние мобильные средства здесь связь не ловят.

– Ещё спроси, что у них за оператор тут, и почему вышек нет, – рассмеялся Сват. – Что там хоть написано было? Куда оно ведёт?

– Вроде «хрю», что-то такое, – Мышка пожала плечиками.

– Хрю? И на кой нам хрю? – задумчиво нахмурился Ален.

Вечер подкрадывался, чтобы окутать всё прохладой, мы продолжали идти по тракту и разгадывать, что за надпись нам показала чудо-посудина. Путь становился всё шире, утоптанней.

И вот – наша гордая команда, сутулясь и закатывая глаза, остановилась у показанного нам блюдцем поворота. Что за ним – неизвестно.

– Может, «хрю» – это ферма какая-нибудь? Переночевать попросим. Пойдём? – осторожно спросил Ален.

– В свинарнике? – поморщила носик Мышка.

– Хоть и в свинарнике. Не бояре, выбирать не приходится, – подытожил Шура. Мы, проголосовав большинством, пошли в таинственный поворот, над которым смыкались кроны старых дубов и делали сумерки всё более мрачными.

«Конечно, где помрачнее, нам туда!»

Спустя несколько минут ходьбы поворот вывел нас к небольшому трактиру или харчевне – в общем, к столовой, питейному заведению и хостелу в одном флаконе. На нём красовались тусклые фонари, потрескавшаяся резьба и замызганная, в последнюю очередь привлекающая внимание вывеска. Внутри горел тёплый свет, доносились шум, выкрики, смех, звон стекла и стук глиняных изделий о столы.

– А вот и «хрю»! – закричала Мышка и указала пальцем на вывеску. Пришлось подойти очень близко и прищуриться, чтобы прочитать: «Хрючевня».

– Харчевня «Хрючевня» – жри, как свинья! Чего уставились? – от резкого сиплого голоса мы вздрогнули и повернулись одновременно.

– Здравствуйте. Нам это… поесть бы, – скромно попросил Сват. Живот Алена, в подтверждение слов казака, громко заурчал.

– Понаехало иноземщины всякой… – усталый мужичок обречённо прошёл внутрь трактира. Видимо, это означало приглашение зайти. Как ощипанные, грустно торчали в стороны бывшие когда-то рыжими его бакенбарды. Даже пузико мужичка висело вниз и выглядело усталым.

Да, скорее всего, мы своим видом напоминали иностранцев-шпионов или сумасшедших с Каше-поля. А чужих нигде не привечают. Но – что поделать…

– Как усталым с войной и прочей неразберихой разбираться? Пойдём поедим. Заодно и спросим, можно ли заночевать, да как к князю экономичней доехать, – прогудел Ален, словно нас надо было упрашивать.

– Тебе лишь бы котлетикой позаниматься, – Рысь сделала глубокий вдох свежего воздуха и шагнула за ним в кислый бражный смрад. Шура тут же нырнул следом. Сват хлопнул в ладоши, довольно крякнул и отчаянно пропал в шуме вслед за ними. Кушать-то хочется, а запасы жалко тратить. Мы с Машкой и Барсом посмотрели друг на друга и, любопытно озираясь, ввалились внутрь.

Громкий, не самый добрый смех и беседы разных существ, именуемых общим словом «люд», звучали гомонящим фоном, дым от разных воскурений заставлял щуриться и кашлять, но не перебивал общего неповторимого амбре с яркими нотками кислятины, железа, пота, браги и шлейфом свежевыделанной кожи.

– Не изволим носа воротить, потому как неизвестно, имеются ли в округе другие заведения, – заметил нам мрачный тип с бакенбардами, заходя за липкую от разных напитков стойку. Сделана она была когда-то из добротного тёмного дерева, но, как и вся местная скудная мебель, была в сколах, порезах, кое-где виднелись зарубки от топора…

– Да, воротить нос некуда, – тихо проворчала я в сторону Свата, который плюхнулся за стол ближе к нам, девчонкам.

Скромным наш заказ был… бы! Если бы мы отправили заказывать не Алена с Шурой. А пока наша приметная группка старалась изобразить стандартные посиделки в московской забегаловке, рассаживалась по местам и тихо разглядывала досочно-деревянную обстановку вокруг, я задумчиво изучала огромные щели между кривыми необработанными досками наспех сколоченного стола. Видимо, столы здесь – расходный материал.

В общем шуме и суете вспомнила, как в своём мире, идя по улице среди многоэтажек, могла резко оглянуться прямо на смотрящего на меня человека из какого-то окна среди множества других окон. Так и сейчас: я вдруг подняла взгляд на то, что настойчиво, давяще смотрело на меня.

В глубине помещения, у противоположной его стены, в тусклом свете жирных ламп одиноко восседал некто, кого одновременно и проще, и сложнее всего было назвать «инкогнито».

«О, здесь водится жуткая смесь из дементора и восточного наёмного убийцы».

При всём тихом великолепии, персонаж был вполне себе непрозрачным человеком, с человеческими пропорциями, хоть и очень высокий. Лицо его, как водится, скрывала тень капюшона, но я точно знала, что наша компания даже среди пестроты местных посетителей привлекла его внимание. Я поспешила притвориться, что просто осматриваю всё вокруг, продолжая чувствовать тяжёлый взгляд.

«Тянет чудищ разглядывать. Чем меня вон те девушка и юноша краснощёкие не зацепили? А этот… И как он что-либо видит в капюшоне? Сама люблю этот головной убор, но при его эпичности есть недостаток – не видно ни черта».

Однако обладатель титула «ни разу незаметное скопище мрака» всё прекрасно видел. Вокруг него было пусто, даже самые отъявленные пьяницы не хотели такого соседства. Я тряхнула головой, стараясь думать о насущном.

– Один раз живём! – в своей позитивной манере воскликнул Шура. Кто-то из местных поднял за это кувшин. Вечный студент небрежно кивнул. – Несите на этот стол!

Рысь неодобрительно посмотрела на него. Осмелел парень. Похоже, просто надоело ему бояться всего и вся. Что ж, будем ожидать, сколько монет с нас запросит за всё это роскошество грустный владелец и слуга этого заведения. Но, недоверчиво потыкав всё двузубыми вилками, накинулись мы на еду без лишних комментариев. Здесь и птица какая-то пострадала и попала в печь, а затем вместе с овощами – в наши животы; и поджарка овощная; и рыба неимоверно вкусная – даже нечищеная и без специй; и лепёшки горячие с местным сыром; и компот с медовухой. От браги я наотрез отказалась – для меня это был запах лихих голодных девяностых.

Наевшись, что называется, от пуза, я попыталась снова, как бы невзначай, посмотреть, не несёт ли нам опасность кусок тьмы в капюшоне. Незаметно не получилось – он по-прежнему смотрел на нас, неспешно попивая что-то дымящееся из огромной кружки.

«В огромных сапогах и плаще. Точно – маньяк какой-то!»

Маньяк неожиданно аккуратно приподнял свою кружищу вверх и легонько кивнул мне. Я нервно дёрнула уголком рта и только сейчас заметила, что по лавкам за соседним большим столом бойко рассаживаются мелкие, самые что ни есть настоящие, классические, прямо гоголевские черти!

– Народ, не падаем в обморок, это они подсказали, что брать, – воскликнул Шура и принялся кормить свои гусли тайком – под столом. Но с моей стороны было видно, как они едва не откусили ему пальцы.

– Дурень, тебя проверяли, насколько ты богатенький мальчик… – прошептал Сват, опуская под стол чарку с медовухой и подливая гуслям, чтобы те успокоились.

– Что ж, посмотрим тогда, как они нас облапошивать будут! – не сбавляя громкости, сказал Шура.

Черти даже как будто обиделись. И от такой обиды, не сговариваясь, чокнулись маленькими стаканчиками и одновременно опрокинули их в свои красные глотки. Потом повторили процедуру. Потом ещё. Маленькие чёрные глазки засияли ярче, разговоры и сплетни полились рекой.

«Какой интересный информационный ресурс попался».

– Кто это? – едва слышно спросила я у них, еле кивая на чёрное пятно в том конце зала. Один из суетливых рогатых чудаков, конечно же, понял, кого я имею ввиду. Он с опаской оглянулся прямо на того, кто чуть склонил набок голову в капюшоне в дальнем конце зала. Чёртика передёрнуло.

– Это… – он получил от соседа тычок копытом под столом. – Кхе! Где? О чём ты?

– Сколько медовухи выпила? Дева, сознавайся! – встряли остальные рогатые.

– Какая я вам дева? – зашипела я. – Нисколько не выпила!

– Это и плохо! Отвратительно! Прийти в Хрючевню и не нахрючиться – оскорбить заведение!

Сват, смеясь над мелкими алкоголиками, подвинул мне наполненную кружку. Возникло ощущение, что маньяк, непрерывно наблюдающий за нашей компанией и невидимый остальными, тоже смеётся. Смеялась и наша команда – то ли от чертей этих, наряженных в яркие шаровары, то ли от моей трусости, то ли от всего сразу.

Я махнула кружку медовухи – она была мутноватая, вкусная и пилась легко, как компот. Но – компот-компотом, а забористо. Ноги расслабились, мышцы глаз как будто тоже, тело объяла теплота и нега. А настроения прибавилось. Даже не столько настроения, сколько отчаяния какого-то.

– Так что вы за черти такие? – поинтересовался Ален, ставя локти на стол и подпирая сложенными в замок пальцами подбородок. Мышка с любопытством разглядывала разнообразные «плохие примеры», что окружали нас и самих чертей тоже. Я незаметно кивнула ей в сторону – видит ли она маньяка? Она утвердительно кивнула и опасливо пожала плечами. Барс неспешно ужинал, на чертей посматривал брезгливо. Но постепенно брезгливость превращалась в смех над этими ряжеными. А мне надоело то, что расслабиться не представлялось возможным, напрягал этот тип. С моей тревожностью только его и не хватало.

– Мы? Отставить «черти», прошлый век. Мы – кизяки! – сиял гордостью самый крупный и пузатый из них. От ощущения собственной важности чёрное пузо его, плавно переходящее в шею, выпятилось ещё больше. – Добровольно охраняем покой жителей, за трезвостью и порядком следим. Черти – наши предки с чертогов разных, потому так и называются. Никто нам не указ!

«За опустошением бутылей и кувшинов – не только следят, но активно участвуют. Общее только одно: настоящие казаки тоже, кхм, с разных чертогов».

– А ты их атаман, значится? – Сват еле держался, чтоб не засмеяться.

Под разговоры о казачестве, политике и князе Карипупе, непонятно как перешедшие на тему о категорическом запрете бить женщин (о котором здесь, кажется, не знали), Шура, слава богам, не используя гусли, затянул: «На-а горе стоя-ал каза-ак!»

После народ стал по очереди говорить тосты – чем смешнее и забористее, тем лучше. Я никогда не умела сочинять пожелания, но, раз у нас такой душевный вечер складывался, встала и, мечтая избавиться от марширующих мурашек, посмотрела прямо на маньяка:

 
– Чёрный воин, мрачный жнец,
Полон скорби всех сердец.
Без племени и рода,
Без солнца и луны —
Язык без перевода
И древо без коры.
 

Казалось, что он напрягался всё больше с каждой прочитанной строчкой, а я издевательски продолжала:

– Меч из ножен – снова тьма.

Мы так схожи, мы – война.

Снова в путь – ничто не держит,

Где не ждут – явись небрежно.

– Вот, выдала! В честь чего? – хохотнула Рысь.

«Смейся, королева спортзала, главное, что слежка за нами вскрылась».

– А вон… – я кивнула на уже пустой стол в конце зала. Пока все тянулись друг к другу грохнуть кружками, чарками, стаканами, кубками, братинами, маньяк исчез. – Уже неважно.

– Пырился-пырился, да свалил! Твой, небось! – легонько боднула меня в бок круглой головой с белёсыми пятнами и мелкими рожками молодая кизячка. – Поди, помирать скоро.

«Оказывается, все всё видят, и вскрывать было нечего. Эх, дамочка запамятовала, что говорить про этого субъекта им почему-то нельзя».

– Мало ли, кто на нас, странных, косится, – аккуратно отстранил её вялые попытки бодаться Сват. – С чего помирать?

– И правда, нужна я даром инквизиторам каким-то – тем более со своей чудо-магией. Натерпелись загадочных психов в жизни, спасибо, не надо, накушались.

– Пральна, не должна девка столько жрать! – не унималась глуповатая самка чёрта.

«Интересно, можно ли так называть их особей?»

– А это уже оскорбление, – сказала я. Маньяк этот напрягающий, попытка обмануть меня, наглость чертей…

В то же время к нам в очередной раз подошла женщина – работница сего достопочтимого заведения. Она сдержанно улыбнулась нам и забрала посуду. Хотя бы это здесь берегли, и кто-то претендовал на адекватность. Выглядела она румяно и как-то обнадёживающе, телосложением была плотна и не ленилась свою стать демонстрировать. Её можно легко понять – вырез, приоткрытый ротик и вьющиеся локоны позволяли зарабатывать неплохие чаевые от посетителей. А особо наглых можно и подносом тяжёлым отоварить. Сжалилась она над сирыми и странными, напросились мы переночевать, пусть и на чердаке – хоть какая-то крыша над головой.

– Лихо ты этого спровадила, – остальные черти закивали туда, где минуту назад сидел маньяк.

– В каком смысле – этого? Вы же все делали вид, что его нет! – мой взгляд исподлобья был, конечно же, проигнорирован.

– Дык, потому и делали, что он тут был. Странный тип. Ужасающий. Мы тоже как ты хотим – прочитала стих непонятный, и он – фьють! – исчез, как не было.

– Братан, если ты ему стишок прочитаешь, знаешь, что он с нами сделает? – приобнял чёрта пьяный сотоварищ. И показал своим загнутым когтем у горла. – Кр-р-рк!

«Вот же какие они… Не так уж много я съела. Это Рысь только овощи и маленькие пирожки употребляет. Ну, понятно, жизнь же – сплошная череда удовольствий, зачем нам ещё одно в виде еды? Хм. Может, и вправду тот чёрный просто смотрел, как я жадно уминаю всё на своём пути? Или как ошарашенно озираюсь. Тьфу, мадам, вам сколько лет – стесняться и комплексовать перед неизвестно кем!»

Прогнав все эти мысли, я заметила, что кизяки расспрашивают Свата о таких ерундовых вещах, которые обычный казак и так знает. Он односложно отвечал, продолжая закусывать. А они расспрашивали его с таким видом, будто это были мудрёные вопросы с подковыркой. Дошло до свадебных обрядов – у кого какие. Сват отмахнулся от них, вновь закурил трубку, что-то вспомнил и начал открывать нам кладезь своих историй. В этот раз мы узнали, как он с кумом сватал своего друга-казака за какую-то артистку-красавицу. Мы не забывали вворачивать свои шутки в его историю и давиться со смеху.

– Обещал нам порассказать всякого за чаркой чего-нибудь позабористей. Вот, момент настал, не отвертеться, – я икнула. – Представилась передача про женитьбу. Всё чинно-благородно: «Итак, комната жениха!» Шумиха, свист, клинки летают, кто-то дымовуху принёс, веселье, камера падает, отрубается.

– Так оно и было! Ты ясновидящая? – Сват сделал серьёзное лицо, отчего стало ещё смешнее.

– Какое там «ясно», близорукость у меня. Так, стоп, как оно было? В телевизор-то каким сквозняком тебя занесло?

Пока он рассказывал, в какие удивительные дебри его заводила жизнь, черти – завсегдатаи заведения – пошли друг с другом в пляс, выделывали что-то на манер гопака. Смотрелось смешно и неказисто.

– На «передок» бы вас, на Каше-поле… – выдёргивая из своей стойки забытый кем-то нож, проворчал трактирщик.

– Что мы, дурни какие – туда соваться?! За кого нас держишь, милсдарь Еремей!

– Держу вас за ряженых, ради выручки – народ поглазеть-посмеяться ходит. Да только больше убытку с вас!

– Помилуй, хозяин, мы ить покруче любого душеспасителя будем – и выслушаем, и поддержим! Вот, глядите, бравый казак, а по-старинному козак, виды видавший – мужчина хоть куда! А от девок шарахается.

– Ну-ка, пятачок закрыл! – прогремел Ален. Шура ошарашенно оглядел нас. Все вокруг неодобрительно загалдели.

– А чего? Чего сразу «закрыл»? – заорал другой чёрт. Разномастные завсегдатаи заведения с дальних углов стали прислушиваться к импровизированному спектаклю.

«Культурная публика, не иначе. Что тут дают по пятницам? Боевую драму?»

– Приглянулся он дамочке, нашей наливайке. А сам того в упор не замечает! Или вид делает, что никакого отношения вообще тут ни к чему не имеет.

– Чур, упаси от отношений… – прошептал сам себе Сват и даже чуть побледнел. Это вызвало у нас удивление не меньше, чем хамство кизяков. Вот это да, человек такие виды повидал, от пуль не убегал, а тут на тебе: женщина – самая страшная напасть…

Кружки грохнули по столу.

«Ой-ой».

Обслуживающая наш стол фигуристая дева с обрамляющими округлое личико русыми локонами отделилась от посуды, преисполнилась решимости, да так, что весь мужской пол как-то незаметно отпрянул, и Сват остался один в проходе между лавок и столов. Он секунду подумал и выпрямился во весь рост – так и быть, готов встретить любые невзгоды.

Женщина в полной тишине устало подошла к нему. Пристально всматриваясь в его светлые голубые глаза, она чуть склонила голову, вздохнула, и рука её в подвёрнутом широком рукаве с кулиской оперлась на рядом стоящий стол. Мы не знали, к чему готовиться. Сват, не отрывая взгляда от её лица, сдул свой чуб со лба.

– Не все ж бабы твари, а? – тихо, но напористо спросила она. Голос её оказался чуть более низким и грудным, чем ожидалось. Казалось, что даже тусклый свет ещё немного приглушился. Сват почесал затылок.

– Не все… – эхом повторил он. Конечно, попробуй, с женщиной поспорь… Затем лицо его просияло, он словно впервые смотрел на ту, что стояла перед ним. Смотрел он сверху вниз, но очень внимательно. И едва не улыбался.

– Может, это твои тараканы в голове просто находят таких? – искренне спросила она. – А нормальных не видят, не интересно же. Никто до истерики не доводит, тарелок не бьёт и нос не задирает – скукота!

«Чую, кто-то третий раз за день трубку набивать будет».

Эффектная дама развернулась и ушла. Мы с Рысью отметили для себя, что невольно киваем её словам. Независимо от пола – привыкли люди любить все эти терзания, неврозы и тому подобное. А когда нормально – даже не про что спеть и написать.

Барс расселся на лавке и, сыто ухмыляясь, смотрел в тусклое тёмное окошко на непогоду, ветром сгибавшую деревья. У него была интересная привычка: будучи незаметным, он всегда располагался так, чтобы наблюдать всю обстановку вокруг.

Сват задумался, словно отыскивал тех самых тараканов в голове. Затем улыбнулся, глядя вслед удаляющимся полам юбки, хмыкнул, закрутил ус и хитро посмотрел на Алена, который подходил к нему – то ли с желанием приободрить, то ли пошутить.

Один чёртик побежал было за девушкой и хотел кинуться ей на спину, но Сват тут же сделал молниеносный выпад и схватил его за хвост.

– Не подмазывайся ко мне, нечисть! Женщин обижать нельзя.

– Наших бьют! – обиженно и истерично заверещал шкет. – Всё из-за баб!

– А не из-за того ли, что мы как дураки себя с ними ведём, а?! – прорычал Шура и увернулся от прыгнувшей на него злобной рожи с острым языком.

– Тьфу! – Сват брезгливо отшвырнул в сторону хвост, а вместе с ним и его вопящего чёрного обладателя. Рогатые собратья тут же подоставали маленькие нагайки, кинжалы и ощерились на нас. Кто-то из посетителей спешил покинуть заведение, а кто-то, насытившись хлебом насущным, в азартном предвкушении ожидал зрелища. Расстегаи встали комом в горле – мы тоже ожидали, что черти, несмотря на их многочисленность и сплочённость, сейчас у нас будут летать, как бантик на верёвочке.

Сват отделился от команды и подошёл ближе к сгустившейся толпе рогатых лиходеев.

«Точь-в-точь злые гастарбайтеры на подмосковной детской площадке!»

Подумав это, я уже боролась, но только с собой, пытаясь не испортить момент конским ржанием, которое настойчиво рвалось наружу. Выхватив из руки растерянной Рыси пучок зелени, я заткнула ею свой рот и молила всех тутошних божков, чтобы не хрюкнуть в Хрючевне – иначе меня разорвёт. А ведь я даже ещё, как говорят кизяки, не «нахрючилась».

Из толпы выступил их округлый лоснящийся атаман в красных шароварчиках. Минуту они мерили друг друга взглядом – ряженый рогатый кривляка и настоящий, достойный коня, шашки и уже имеющий медали за боевые заслуги казак.

Взгляд нашего старшего товарища постепенно становился тем самым, что на Каше-поле – назовём его многообещающим. Стоять просто так надоело, и Сват резко подул на кизяка.

– Ладно-ладно, что горячиться-то сразу… – вздрогнул их атаман, как-то съёжился и отошёл к своей толпе, которая пятилась и шипела.

– И это всё? – раздалось откуда-то. Мы тоже немного разочаровались – уже морально напряглись, приготовились к садизму, заприметили, под какой стол Мышку прятать. А может, оно и к лучшему – черти хитрые, проворные, подлые, вряд ли честно биться будут, да и быстро не устанут. Но эффект неожиданности, похоже, действовал на них сильнее любого оружия.

Как говорится: «Лучше тот бой, которого не было». Мы уже было успокоились и собирались завершать нашу странную трапезу, но внезапно мимо моего уха что-то просвистело, и это оказалось совсем не к лучшему.

Всё произошло в один миг, но словно в замедленной съёмке: вот мимо меня прямо на наших ребят летит красивый такой кувшин с кривым узором у горлышка; вот Ален рефлекторно закрывает своей ручищей девчонок; вот ещё ничего не понимающий Барс замедленно жуёт кусок сыра и поднимает взгляд; вот Сват азартно, чем-то мощным по привычке разрубает несчастный кувшин, пока тот не прилетел кому-нибудь в голову.

Время снова затикало с нормальной скоростью. Кувшин был наполнен неплохим вином, и когда он разлетелся вдребезги, оно, изобразив красивую бордовую кляксу в воздухе, разлилось, и брызги залили наш опустевший стол. Сват стоял в полном удивлении и восторге, потому что теперь в его руке вместо мелкого, почти шуточного топорика был тот самый сверкающий бердыш.

– Кто это сделал? – подскочил Шура, реагируя на бросок. Все тоже вскочили с мест.

Для меня гадость со стороны чертей была ожидаема. Но в начинающейся суматохе Рысь помахала мне рукой и показала на Мышку. Мы уставились на неё, и она показала на какого-то забулдыгу, похожего на гоблина. Ясно, кто зачинщик-провокатор.

– Ах ты, маленькая дрянь глазастая! – прошелестел он сквозь редкие зубы в своей серовато-зелёной пасти и кинулся к нам. За это сразу же получил от кого-то из сотоварищей в челюсть. У многих «по синей лавочке» чесались кулаки.

Молчаливый и почти задремавший среди ароматных расстегаев Барс посмотрел на свою облитую вином рубаху, встал из-за стола и нехорошо улыбнулся. Он не только оружие и технику начищает – он во всём любитель чистоты и порядка.

«Теперь точно – всё!»

Моя догадка оказалось верной: мебель здесь – расходный материал. Черти – тоже, ими удобно кидаться. Но стульями всё же удобнее.

Можно сколь угодно говорить, что драка – это что-то животное, садистское, стандартное. Но все мы наполовину, если не на большую часть, животные. От этого не откажешься, это надо подружить с высоким сознанием, культурой и прочими абстракциями. И нашей психике иногда так необходима первобытная разрядка! Сейчас, перескакивая через лавки, со злой радостью уворачиваясь от летящих предметов, я нервно хохотала и защищалась каминной кочергой.

В этом небольшом помещении Ален не стал доставать из-за пояса арапник. Да и зачем, если можно пустить в ход против пары надвигающихся огромных големов-охранников свои мощные кулаки? Рысь швырнула Мышку с блюдом недозревших яблок под стол, откуда хитрая девчонка эти яблоки выкатила, да так, что кое-кто из беснующейся толпы наступил на них и попадал. Сама блондинка, на миг облокотившись о стол с одной стороны, совершила гимнастический кульбит, перелетела через поверхность стола и схватила поднос с другой стороны. Она начала применять его не по прямому, а по ударному назначению. Барса не было видно – он сразу исчез в толпе, незаметно прикрывая остальных.

Посреди беснующейся вакханалии стоял счастливый Сват. Казалось, он пребывал в своём мире, где на него медленно садились бабочки и пели райские птички. Теперь он понял, что топорик – это некий трансформер, и не пропал его прелестный бердыш на Каше-поле, а всегда был рядом. Как ни смешивалось, ни вопило, ни каталось кубарем всё вокруг, а помешать наслаждаться моментом казаку с огромным лезвием на древке не решался никто.

В меня прилетела луковица. Скажу как знаток – попадание варёной не так больно, как свежей. Однако синяк на спине будет, неприятно. Я отправила овощ в обратном направлении и увидела, как трое огромных големов постепенно выталкивают Алена за дверь. Ещё двое начали удалять из помещения всех остальных без разбора. На меня откуда-то нечаянно свалился Барс, но в полёте успел извернуться и всего лишь отдавил мне ноги. Он извинился, нырнул в темноту улицы вслед за Аленом и громко протестующим Шурой, а меня, как и рогатых завсегдатаев-пустословов, окружили и в таком оцеплении препроводили до выхода. Далее вместе с нарушителями спокойствия нас бесцеремонно вышвырнули одного за другим в лужу перед крыльцом. Грязная жижа остужала пыл, а я, попутно радуясь целым зубам, снова начала хохотать.

«Взбодрились».

Сват, Рысь и Мышка вышли следом, посмотреть на нас, красивых. Кизяки пытались возмущённо встать из лужи и вернуться в кабак. Вход неумолимо загораживали глиняные амбалы. А хозяин, грозно насупив брови, привычно для себя и других молча отпихивал грязных суетливых чертей ногой.

– Неблагодарные люди! Мы это… Спасаем мир! Ик… от шушеры всякой… то ись, от интохсикации алкоголем… ик… мы на страже… на грани! – булькали рогатые морды.

– На грани соплей вы! Кыш из заведения! И плётку отдай! Ряженые… – изрёк глава Хрючевни и похромал внутрь оной.

– Но-но! Мы кизяки! И храним свою честь-рв-брл… – истерично выкрикнул один из выкинутых вон и тут же захрапел в луже, художественно пуская пузыри из ноздрей.

– Позор вы и головная боль настоящим казакам. Из-за вас и над нами, нормальными, смеются, – Сват плюнул и достал-таки свою трубочку – зря на улицу в эту темень, что ли, вышел?

Скрывшийся было трактирщик вновь выглянул из-за двери.

– И тебе, казак, скажу: не расстраивай Анну, очень не советую. Ночуй с товарищами, раз она дозволила, да идите своим путём подобру-поздорову.

– Анна, значит… Благодарствую за уют. Как скажешь, – произнёс Сват. Глаза его сощурились, и лицо стало хитрым-хитрым.

Моя «смешинка» не планировала покидать меня и доводила до боли в челюсти – оказаться в полной ж… неизвестно где, в луже перед Хрючевней, с пьяными чертями. Но я просто чуть не захлебнулась в грязи от смеха, когда Свата точным броском всё-таки определили к нам, в болотце деградантов. Барс тоже был здесь: словно замаскированный и раскрытый шпион, он возник из грязи и пожал плечами.

– Ясечка! Оч-чень творчес-ский веч-чер ск-кложился! Душевный! – хрюкнул откуда-то с дальнего края лужи Шура. До меня донёсся запах перегара. Я тут же перевела взгляд на Рысь, которая, не скрывая отвращения, смотрела на нас, примитивных чудаков, и морщилась.

«Опять во всём моя вина, что ли?»

Я громко пошлёпала ладонью по темной грязи, не переставая смотреть на блондинку в ответ. Звуки вышли мерзостные, что и было прекрасно.

– Ква-ква… – философски заметила я.

Вскоре, признав факт, что холодная грязная жижа залилась за вороты, в сапоги и куда только возможно, а романтичная темнота звёздной ночи полностью объяла местность, мы выбрались из нашего позорного пристанища. Заодно сжалились над чертями и вытащили их, дабы те по глупости не захлебнулись. Матерясь в тусклом свете зажжённого хозяином фонаря, мы складировали их спать на бок в закутке рядом с курятником, на заднем дворе таверны.

Рысь брезгливо вела не умеющего пить Шуру, чтобы умыть, стянуть с него хотя бы верхнее мокрое и кинуть это бренное тело в каком-нибудь тёплом углу поспать. Сообразительная Машка-Мышка заняла ей и себе тюфяки помягче. Свату, Барсу и Алену пришлось идти до ближайшего пруда стираться. Иначе кто бы их таких впустил в харчевню оплатить незабываемый ужин и пройти на вожделенный чердак? Я, смиренно выжимая рубаху, ждала, пока мужчины уйдут спать, чтобы пойти на пруд самой.

«Из всех девочек грязнухой, как всегда, оказалась я!»

На водоём ночью идти не хотелось, рядом не было даже Икса моего котоходного. При воспоминании о неживых купальщицах я поежилась.

– Взмёрзло, цуценя? – этот глубокий женский голос нельзя было не узнать. Анна держала на бедре таз с какими-то мокрыми тряпками. – Иди, неженка, покажу, где отмываться. Только быстро, возиться мне некогда!

Она явно спешила. С благодарностью я скрылась c ней за углом харчевни. Мы тихо прошли мимо чертей, хотя я была уверена, что их пушечным выстрелом не разбудишь. Затем Анна показала бачок с холодной водой, щётку и швырнула одну из тряпиц. Тряпица оказалась чистой длинной исподней женской рубахой. Отмываясь под холодными звёздами и почему-то отчаянно вспоминая частушки из серии: «Мальчик однажды гранату нашёл…», я слышала, как парни вернулись с той стороны двора, поднялись на скрипучий чердак и почти сразу захрапели.

В тишине я обошла строение, приблизилась к тёмному провалу запасного входа в Хрючевню, обнаружила висящие на верёвках вещи и не обнаружила Анны.

«Верно, она нервничала и куда-то торопилась. Война войной, а стирка – по расписанию! Но ночью?»

На паре последних верёвок, с солидным провисанием, ритмично капали вещи, развешанные теми, кто принял участие в сегодняшнем дайвинге. На свободную верёвку я повесила и свои – авось ветром не унесёт. Окончательно замёрзнув, тихонько юркнула во вход. Хотелось попросить прощения за погром почему-то не у хозяина Еремея, а у Анны. Проходя к лестнице по залу мимо подсобных комнаток, я услышала сдавленные хрипы. Остановилась, прислушиваясь, – не показалось? Не показалось. Схватив отломанную ножку стула, брошенного кем-то во время нашего «творческого вечера», я подкралась к небольшой дверце.