Текст книги "Дайна"

Последний отчет заставил Осадченко насторожиться. Некий Альберт Иванович Яновский создал сайт, посвященный народу голядь, исчезнувшему еще в средние века. И ладно бы рассуждали на сайте об археологических памятниках, топонимике, а то ведь каждый день на форуме пользователи пишут: это русские уничтожили голядь, даже память о ней. Живут теперь на чужой земле и доводят ее до ручки своими грязными производствами, бытовыми отходами. Леса вырубают. А голядь в этих лесах родным богам молилась. Всё, мол, из-за этих русских оккупантов. Есть, правда, в области потомки голяди, но они не знают о том. Вот сайт их и «просвещает».

Осадченко задумался. Вот примерно так же когда-то начиналось на его родине, Украине: «Мы не москали, москали – геть!» И к чему пришли хлопцы? Вот и у нас в регионе такой же кулеш заваривается. Он тяжело задышал, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, встал, заходил по служебному кабинету. Наконец, успокоившись, сел обратно в кресло, еще раз перечитал отчет. «Пусть старший лейтенант Осетров этим займется, его профиль». – И вызвал означенного сотрудника.

…Громкие всхлипывания Маши разбудили маму. «Что такое? Обычно это Ваня посреди ночи хныкать начинает. Ну так ему всего-то годик. А она с чего бы?» Встревоженная Тамара Васильевна вскочила, запахнула халат, сунула ноги в шлепанцы и поспешила в детскую комнатку. Маша сидела на краешке кровати, уткнувшись личиком в куклу, и скулила, как обиженная людьми собачка.

– Ты что плачешь? Кто тебя? – мама протянула руку к девочке. Коснулась ее плеча, та испуганно дернулась. – Воспитатели? Ребята? Я разберусь…

– Они их всех убили-и-и… – затянула Маша, качая куклу. – Одна Дайна осталась на свете. Они их всех… у-у-у…

– Кто они? – не понимала мама. – Фашисты? Опять перед сном сериал про войну смотрела? Успокойся, солнышко! Мы потом фашистам отомстили. Мы всех их, и Гитлер проклятый сдох, застрелился, и всю его свору…

– Не фасисты! – канючила Маша. – Русские богатыри плохие были, они всех голядей убили, весь народ унисьтозили-и-и…

– Кто тебе такие глупости сказал? – изумилась мама. – Русские добрые, они за дружбу всех народов.

– Владик рассказал. А ему дядя, – сквозь слезы буквально простонала девочка. – Голяди добрые, хоросые, а русские злые.

– Не дружи с этим Владиком! – твердо произнесла мама. – Он тебя только дурному учит. То матерные слова повторять, то всякую брехню. Я с Еленой Павловной поговорю. И с мамой Владика. Он больше не будет тебе глупости рассказывать. Ну, спи, не плачь больше. Выдумки всё это! – Она погладила дрожащего ребенка, носовым платочком вытерла слезы, уложила в постель, заботливо укрыла одеялом, взяла из рук куклу.

– Я с Дайной буду спать! – закапризничала девочка.

– С Дайной так с Дайной, ты только не плачь, хорошо?

– Хоросо.

Девочка долго ворочалась, иногда всхлипывала, но всё реже, наконец, кажется, уснула. Мама на цыпочках вошла в комнату проведать ее. Маша безмятежно спала, продолжая сжимать в руках любимую Дайну…

– Клянусь жить, бороться и умереть во имя свободы и счастья великого народа голядь! – Сева стукнул себя в грудь кулаком. Они долго обдумывали, какой жест надлежит делать при клятве. Старый пионерский салют? Смешно же! Зиговать, как фашисты? Нельзя, объяснил Мишка, это же экс-тре-мизм, ему папа говорил. Наконец, решили бить себя в грудь. Ритуал придумал Венька Рубинов.

– Это у вас в Израиле так принято? – ехидничал Сева.

– Почему «у нас»?! – вскинулся Венька. – Я – русский… ой, нет. То есть я теперь голядь. Как и вы, пацаны!

– Значит, Гольдманом теперь будешь! – хихикнул Мишка.

– И буду! В паспорте фамилию сменю! – запальчиво воскликнул Венька.

Несколько раз ребячья компания была в гостях у добродушного, разговорчивого и хлебосольного Альберта Ивановича. Был чай с малиновым и вишневым вареньем («С моей дачи», – говорил одинокий старик, наполняя хрустальную посудину), пироги из соседней пекарни и беседы. Альберт Иванович рассказывал детям то, чего не было в школьных учебниках и научно-популярных книжках, о чем не говорилось на собраниях краеведческого кружка, о чем можно было узнать только из уст деда Альберта и на его сайте. А рассказывал он – заслушаешься! Например:

– И тогда Витас незаметно выхватил нож и вонзил в живот русскому захватчику. И еще раз, и еще… Тот уронил меч и повалился навзничь. Но тут другой захватчик, подкравшись сзади, обрушил на голову Витаса палицу.

Ребята слушали и сочувствовали юному герою.

– Милда была связной в отряде голядских партизан. Русские схватили и долго мучали ее…

– Догадываюсь, как ее мучали, – встрял Венька.

– Не смешно! – Сева замахнулся на Веньку ложкой с вареньем, капнув на цветастую скатерть. – Дурак ты, а еще еврей называется… голядский еврей, – поправился он. – Твою бы сестру так!

– А ты мою сестру не трожь! Она, если хочешь знать, в модельном агентстве работает! Ее в Москву приглашают…

– В бордельном агентстве? – съязвил Сева.

– Да я тебя за такие слова… – теперь уже схватил ложку Венька.

– Ребята! Прекратите скандалить! – прикрикнул хозяин квартиры. – Вот и древняя голядь точно так же ссорилась между собой, друг на друга не с ложками – с мечами да секирами кидалась. А тем временем русские князья их поодиночке разбили. Тех, кто сопротивлялся, вырезали, а остальных в крепостных превратили, заставили их забыть свой язык, культуру и древних богов. Так ваши предки стали русскими, хотя на самом деле вы…

– Голядь! – радостно крикнул Сева.

– И у вас есть шанс вернуться к традициям предков, – продолжил Альберт Иванович. – Вернуть то, что отняли русские у ваших прапрапра…

– Язык учить? – разочарованно протянул Мишка. – Еще один? Я понимаю – инглиш, на нем весь мир между собой общается, а голядский…

– Словарь нужен! – заявил Венька. – Самоучитель. Есть такой?

– В том-то и дело, что нет… – печально развел руками старик. – Хотя литовский язык родственен голядскому, примерно, как русский белорусскому. Только вот живых носителей нет на свете. А наука, прислужница русских властей, всё врет или замалчивает, что равносильно лжи. Потому пока обойдемся русским языком.

– А если свой придумать? – не унимался Венька. – Вот у воров же есть жаргон, блатной феней называется.

– Пусть по фене русские ботают! – неожиданно резко возразил Альберт Иванович. – Им не привыкать. А вы угощайтесь, ребята, у меня варенья много, на целый голядский партизанский отряд хватит.

Так ребята приобщались к тайне древнего, исчезнувшего с карты мира народа. Еще не раз они собирались на квартире краеведа за чаем с вареньем и слушали рассказы о древнем быте и религии голяди. Оказывается, эти люди поклонялись огню, как персы, были у них свои священнослужители – вайделоты и их помощники – зиггоны.

– Они зиговали, что ли? – спросил Мишка. – Это же экстремизм.

– Нет, при чем тут эти бритоголовые русские придурки, которые хотят подражать немцам? – с легким раздражением бросил дед-краевед. – Немцы, между прочим, давно уже деградировали, как говорит молодежь, ниже плинтуса. Они даже своих фрау и фройлен защитить не могут от арабских «бешенцев», так что им подражать – себя не уважать. С ними всё ясно. А вот с русаками повозиться придется. Они по-прежнему сила. Грозная, злая сила.

Альберт Иванович не любил немцев. Его отец вынужденно пошел к ним на службу – и получил клеймо «немецкого пособника», а его отпрыск – «сына пособника». Из-за этого-то ярлыка и пришлось переехать в эту чертову РСФСР, в среднерусскую область, где о прошлом его семейства никто не знал. Эти колбасники только спутали все карты честным борцам с оккупацией и дискредитировали их святую борьбу. Ну да и черт с ними, немцами. Папа много про них рассказывал. Бывало, нажрутся своего шнапса, делаются ничем не лучше русских. Да и трезвые они – надменные хамы, а при этом никаких приличий не соблюдают: прямо за столом газ пускают и смеются еще при этом. Тоже мне, «сверхчеловеки», «раса господ». Во что они превратили прекрасную землю пруссов, даже имя у истребленного народа украли! Потом русские пришли туда – как говорится, вор у вора… Но ничего, эта земля еще вернется законным хозяевам. И не только она, а и половина центральной России. И сделает это русская молодежь, которая забудет, что она когда-то звалась русским именем…

Эти размышления прервал вопрос Севы:

– А эти вайделоты и прочие, они в жертву людей приносили?

– А? – встрепенулся Альберт Иванович. – Что?

– Ну, они же язычники были? Значит, должны были людей жертвовать!

– Только врагов! – почти вскрикнул он в ответ. – Кровь врага да окропит алтарь бога огня! У них для этого ритуальные ножи были.

– Вот здоровски! – восхищенно произнес Венька. – Это как Авраам Исаака, только тому ангел помешал. А то бы пожертвовал сына.

– А если б тебя твой батя? – буркнул Сева. Венька вспыхнул, хотел ответить борзеющему Севке, но тут встрял с вопросом Мишка.

– А у них был этот… Ну, как у христиан крест, у евреев – звезда… чтобы ему поклонялись все?

– Ты хотел сказать – символ? – улыбнулся Альберт Иванович и тут же помрачнел. «А какой символ мог быть у голяди? Чтобы объединял весь народ, все разрозненные хутора, селища, городки, кланы, племена… На сайте меня уже спрашивали об этом – кажется, кто-то из этих ролевиков, которые богатырскими потехами балуются».

– Был. Они же огню поклонялись! Язычок пламени, аккуратный такой язычок. Священный неугасимый огонь. Вайделоты добывали его, как то повелось с глубокой древности, путем трения меж двух дощечек. И берегли его как самое святое. Не уследил, погасло пламя – и тогда смерть вайделоту.

Альберт Иванович и сам потом удивлялся, как сумел буквально на ходу изобрести символ, который, придет срок, украсит флаги и взовьется над оккупированными голядскими землями, призывая молодежь к борьбе за свободу и честь народа, за святое право быть хозяевами страны Галиндии.

– А огонек – это ведь фирменный знак газовиков! – вспомнил Мишка. – У компании, которая много всего спонсирует…

– Иди ты! – отмахнулся Сева. Глаза его загорелись, как два тех самых огня, что горели на алтарях и в сердцах голяди. – Это то, что надо! Классная штука, я теперь везде его рисовать буду. Голядский огонь!

Альберт Иванович добродушно потрепал его по щеке. Мишка и Венька потом, привычно подкалывая приятеля, вспоминали сцену из документального фильма: там фюрер так же хлопал по щеке мальчика из фольксштурма, который, быть может, в тот же день погиб от русской пули.

– Дурацкий у вас юмор, пацаны, – без обиды отозвался он на подковырку, достал из кармана коробок спичек и чиркнул. Крохотный огонек охватил серную головку. «Да здравствует великая голядь!» – пацаны дружно ударили кулаками в область сердца…

– Здравствуйте, мы к вам, – Костя вежливо предложил Диане войти первой, затем переступил порог, протянул краеведу широкую ладонь. Тот сперва галантно поцеловал руку девушке, потом пожал руку парню. Диана не сразу согласилась на предложение бойфренда пойти в гости к странному старику, но Костя умел убеждать. Да и чего бояться: в присутствии Кости этот странный тип не станет распускать руки.

– Проходите, молодые люди! – Альберт Иванович был сама любезность. Он помог Диане снять пальто, взял у Кости спортивную сумку.

– Нет, нет, не разувайтесь. В моей холостяцкой квартире, прошу прощения, царит мерзость запустения. Просто вытрите обувь о половичок.

Студент и гимназистка прошли в гостиную. Альберт Иванович жил в доме, построенном вскоре после войны, кажется, в короткий период междуцарствия – между эпохой Сталина и эпохой Хрущева. Потому здесь был непривычно высокий потолок, комната была просторной, светлой, балкон выходил на набережную.

– Много лет здесь живу. Унаследовал от покойной супруги, – признался он, расставляя на столе чашки, вазочки с печеньем, конфетами и вареньем, корзинку с яблоками. – Угощайтесь, не смущайтесь! У меня редко кто гостит, всегда рад новым знакомствам, новым лицам. – Кстати, я пью исключительно собственноручно заваренный чай, никаких пакетиков.

– Я тоже! – Диана помешивала песок в чашке. – Терпеть не могу эти «портянки с хвостиками». Мама их так называет.

– У меня чай не простой, с травами. Иван-чай, тимьян, брусничный лист, ягоды шиповника, мята, малина – короче, всевозможные дары леса и сада.

Альберт Иванович протянул Диане яблочко, предварительно разрезав на аккуратные дольки. Девушка с удовольствием съела несколько аппетитных, сочных, тающих во рту кусочков. «Без ГМО, свои, садовые!» – подчеркнул хозяин квартиры. Диана предложила пол-яблока другу.

– Спасибо, дорогая, но я сыт под завязку, – добродушно рассмеялся Костя.

Они общались часа три, выдув всё содержимое чайника (хозяину пришлось заваривать душистый чай еще раз) и опустошив запасы конфет. Альберт Иванович с жаром рассказывал о древней голяди, выказывая обширные познания в археологии края. При этом из его рассказов выходило, что голядь могла бы создать собственную самобытную цивилизацию, если бы не русские завоеватели, жестоко обошедшиеся с коренными жителями.

Костя слушал с неподдельным интересом. Об аборигенах, говоривших на древнем балтийском языке, он имел самое смутное представление, и многое из того, что рассказывал ему этот странный человек, было в диковинку. Одно смущало юношу: неужели его предки занимались на этой территории геноцидом тех, что обитали здесь прежде них? Он был потомком стрельцов засечной линии, некогда насмерть стоявших здесь, отражая набеги хищных крымцев и воинственных ляхов-литвинов. Неужели их предки веке в тринадцатом-пятнадцатом были такими жуткими головорезами? Он учился на историческом факультете и знал, что русская колонизация евразийских пространств происходила отнюдь не в белых перчатках. Русские землепроходцы в Сибири действовали не только убеждением, но и мечом, брали в заложники сыновей туземных князьков. Русские генералы расстреливали из пушек мятежные аулы на Кавказе. Русские промышленники жестоко подавили восстание алеутов, спровоцированное бесцеремонным обращением пришельцев с местными женщинами. Были периодические замирения Польши. Но все эти малоприятные страницы отечественной истории не шли ни в какое сравнение с тем, как покоряли новообретенные земли испанцы, французы, голландцы и особенно англосаксы, превратившие американские прерии в кладбище народов и племен, охотившиеся на австралийских аборигенов, как на кенгуру, отравлявшие опиумом население Китая… Ничем таким русские «похвастаться» не могли. Американским национальным героем считался экологический преступник Буффало Билл, истреблявший бизонов из спортивного азарта. Русское отношение к природе воплощал дедушка Мазай. Поморы-зверобои не шли ни в какое сравнение с Жаком Картье по масштабам и жестокости уничтожения ластоногих. Обо всём этом ему хотелось говорить и спорить с хозяином квартиры, ибо истина рождается в спорах. Но он из прирожденной деликатности, не желая обидеть гостеприимного хозяина, произнес лишь:

– Всё это очень интересно, но…

– Но непривычно, – тут же откликнулся краевед и улыбнулся. – Вы ведь уже побывали на моей странице в Интернете?

– Да, почитал на досуге. Жаль, что у вас мало ссылок на источники.

– Просто потому, что часть источников, раскрывающих правду о нашей истории, была изъята из архивов и уничтожена. Другие тщательно скрывают от ищущих и мыслящих людей. Таких, как вы. Вам подлить чайку?

– Совсем немножко, четвертой чашки мне не осилить. Я так-то больше кофе предпочитаю. А вот Ди любит чаек.

Он частенько называл подругу «леди Ди», на что девушка поначалу обижалась: «Накаркаешь еще!» – но скоро привыкла. Сейчас она с неподдельным любопытством внимала рассказам странного человека: говорил он страстно, эмоционально, а именно накал, горячность, обращение не столько к сознанию, сколько к живым чувствам так увлекают женщин, особенно юных. В то время как ее друга одолевали сомнения, Диана проникалась всё большим уважением к их новому знакомому, который уже не казался назойливым чудаком, тем более городским сумасшедшим.

– Хорошо бы создать общество голядской культуры, – заявил вдруг Костя. – Чтобы попытаться возродить ее из тех осколков и фрагментов, которые дошли до наших дней. Именно культуры – без всякой примеси политики.

– Создавайте! – радостно откликнулся хозяин. – Организуйте. Я готов вам помочь, чем только могу. Хотя членом организации едва ли стану. Знаете, у меня в молодости отбили охоту к общественной инициативе. Еще в школе требовали записываться во всевозможные организации: в пионеры, в ОСВОД, в общества охраны природы, охраны памятников, в книголюбы. А я с детства не любил принудиловки. Никогда ни в какой партии не состоял. Но я готов вас, так сказать, консультировать во всём, что касается истории голядского народа.

Глаза у Дианы загорелись живыми огоньками.

– Обществу нужен этот… флаг, что ли, эмблема… – произнесла она.

– Символ! – воскликнул Альберт Иванович. – Я давно думал над этим. Огонь вайделотов вас устроит? Язычок огня.

– А если его с тем крестом соединить? – неожиданно спросила Ди.

– С Аустрой? – подсказал краевед. – А, помню, помню. Вы его больше не носите? Кто-то отговорил? Или запрещают?

– Никто мне не запрещает. Просто дома оставила. Забыла. Он на другой куртке – той, в которой я тогда на фестивале…

И они втроем принялись рисовать знак еще не рожденного общества. Костя предложил расположить язык пламени у подножия звезды-креста. Но Альберт Иванович возразил: как-то уж больно похоже на ку-клукс-клан, горящий крест. Ненужные, нежелательные ассоциации вызывает. Так же, как и огонек на вершине Аустры (предложение Дианы). Наконец, опять-таки Костя начертал на листе бумаги еще один вариант: Аустра, заслоняющая, защищающая огонь веры. Альберт Иванович даже всплеснул руками:

– Вот это в самый раз! Наиболее разумное решение из всех вариантов.

– Я ребят соберу, – Костины сомнения, касавшиеся своеобразных трактовок краеведом исторических событий и роли русского народа, уступили место горячему желанию создать свою собственную организацию из верных друзей, соратников и единомышленников. – Мы с ребятами это обсудим, и я вам перезвоню. Мои друзья – ролевики, реконструкторы.

– На мечах сражаетесь, копья мечете, – заулыбался старик. – Довелось наблюдать – тогда, на празднике. Да, мы с вами, помнится, говорили о доспехах. Мой хороший знакомый готов за умеренную плату… и не только доспехи, – дед хитро подмигнул студенту. – Ну, конечно же, не настоящее оружие, это исключено, ибо это за рамками закона.

– Так мы же и сражаемся ненастоящим, – засмеялся Костя. – Хотя иные на нас в полицию жаловались: мол, ходят вооруженные до зубов, разберитесь.

Альберт Иванович открыл старую шкатулку, вынул оттуда визитную карточку, протянул парню:

– Перепишите, Костя. Виктор Иванович Гурьянов, мой давний друг. Мастер ковать, лудить, паять, вообще работать с металлом. Это его телефон и адрес фирмы. Хотя, какая фирма – частная мастерская, папа да сын. Они вам и доспехи сработают, и меч, которым голядь билась с врагами, славянами да немчурой. За весьма умеренную плату, а сработано на совесть.

– Захаживайте еще, – Яновский снова поцеловал ручку Диане и пожал руку на прощанье Косте. – Создавайте ваше общество. Готов быть почетным гостем на его собраниях.

– Всё, что рассказывает этот Яновский, очень интересно и любопытно, – объяснял Костя девушке, когда они уже спускались по лестнице. – Вот только ничего подобного нет в книгах – ни в учебниках, ни в серьезных научных исследованиях по этнографии и истории нашей области.

– Так тебе же сказано: правду скрывают, – Ди улыбнулась. – Это как государственная тайна, которой много-много лет. Сотен лет. Власти сменялись: были князья – стали цари, потом императоры, генеральные секретари, президенты. В таком порядке, да? (Костя кивнул.) И все они скрывали правду. А вот этот дедушка нашел ее и хочет поведать людям. Да, он странный, но все великие люди были странными…

– Понимаешь, – Костя остановился на площадке второго этажа – и Диана тоже остановилась. – Я хочу разобраться во всём сам, своим умом. Есть книги, учебники, есть научные труды. И есть вот такой Альберт Иванович, который мыслит по– своему. Прав ли он? Я хочу разобраться, сам, самостоятельно, без посредников. Кто мы – потомки голяди или русские, славяне, которые эту гордую голядь истребили? Своим умом хочу доискаться.

Вечернее солнце, выглянув из облаков, осветило лестничную площадку, где стояли, беседуя, двое. Диана нахмурилась – солнечный луч ударил прямо в глаза. А когда открыла их, увидела, что друг ее окружен золотистым сиянием – то ли ангел, то ли пришелец из иных миров…

– Как классно! – восхищенно выдохнула она.

– Что именно? – не понял Костя.

– Ты весь сияешь, ты весь в лучах!

Он обернулся к окну, сделал ладонь козырьком.

– А, это солнце…

– Это солнечный бог голяди. Или богиня, не помню. Привет тебе передает.

– Ее зовут Сауле.

– А я тогда кто буду? Наверно, что-то вроде «Дайна»?

– Спроси в следующий раз у Альберта Ивановича. – Они обнялись и долго стояли так, озаренные солнцем-Сауле, на фоне обшарпанных стен, исписанных названиями рок-групп, футбольных команд, именами и матюгами. Костя разжал объятия.

– Я хочу самоопределиться, кто я есть, – вернулся к теме разговора Костя. – Мне надо больше книг по этой теме, чтобы найти ответы на вопросы, сомнения развеять…

– Ты же у меня философ! – засмеялась Диана. – А я вот не сомневаюсь: во мне течет кровь голяди, пусть самая малость, капелька, но она есть!

– Всегда должен быть разумный скепсис.

– Чего-чего?

– Ну, сомнение значит. Скепсис – такое понятие есть. А вообще я философию люблю. В отличие от большинства однокурсников.

– А я – нет. Не люблю эти рассуждения из пустого в порожнее: что было первым – яйцо или курица?

– Материя или сознание. Вот почему женщин-философов почти нет, у вас мозг иначе устроен, не философски.

– Ах ты… этот… сексист-дискриминатор! – Диана засмеялась и стукнула друга кулачками в грудь.

За спиной Дианы щелкнул дверной замок, скрипнула дверь, и кто-то встревоженным голосом спросил:

– Эй, молодежь! Вы тут случайно не курите на площадке? У нас соседка-астматичка живет. Пожалейте человека!

– Не курим! Мы же зожники! – весело крикнул Костя.

– Кто-кто? Какие такие жо…

– ЗОЖ – здоровый образ жизни! – прокричал Костя, взял Диану за руку и они, весело пересмеиваясь, побежали вниз, провожаемые недоуменным взглядом какого-то дядечки.

Через три дня они наведались в мастерскую Гурьянова. Мастер по металлу был солидным, осанистым, с заметным брюшком, на вид – чуть за полтинник, в замызганном фартуке и мятой кепке, из-под которой торчали пряди цвета спелой ржи. Вокруг громоздились всевозможные изделия – от изящных гнутых подсвечников до человеческих фигур, выполненных в абстрактном стиле. Среди них выделялся почти реалистический богатырь с варяжским щитом и тонким «мечом» в неестественно изогнутой деснице.

– Я хотел бы заказать меч. Только настоящий, не как этот… – Костя указал на абстрактного богатыря.

– Оружия не делаем, молодой человек! – внушительно произнес мастер, нахмурив пышные брови. – Дело уголовное, подсудное, и меня, и вас менты возьмут с поличным – и что тогда будем делать? Вместе пойдем по статье?

Виктор Гурьянов знал, чем чреват такой незаконный промысел. Когда-то, будучи чуть старше Кости, он, выпускник профтехучилища, незадолго до того пышно переименованного в индустриальный колледж, решил заняться металлическим бизнесом. Нет, не скупать краденый металл, чем тогда занимались многие, а делать то, чему его учили в колледже. Руки у парня были заточены правильно, он отлично ковал, паял, лудил, сваривал и делал еще десяток операций с металлом. Бизнес пошел в гору, от заказов отбоя не было… но тут, как назло, случилась обычная для десятилетия победившей демократии история. Приехали бандиты и предложили… не просто крышу, а работать на них, делать фирменные ножи. От такого предложения отказаться – себе дороже… И Виктор стал оружейником.

Он мог сработать подобие самурайского меча, казачьей шашки, горского кинжала и простое блатное «перо» с выгравированной аббревиатурой «СЛОН» (не зверь, не лагерь, а «Смерть легавым от ножа»), «БАРС» («Бей актив, режь стукачей») с непременным изображением «тотемного» животного в профиль и в анфас. Его произведения высоко котировались.

Так бы и дальше дела его двигались в гору, да только Сизифу свойственно спотыкаться в самом неожиданном месте, когда до вершины рукой подать. В одном из дел всплыл его кинжал – то ли «слон», то ли «барс». Дело было «мокрое», притом порезали какого-то оперативника – и вся милиция области и двух соседних встала на дыбы. Изловили-таки мокрушника, через него вышли на изготовителя оружия. К счастью, дали ему немного, вскоре вышел по УДО. С нуля возродил бизнес. Женился, растил сына. А вот заниматься оружейными делами зарекся на всю оставшуюся жизнь.

– Вы меня неправильно поняли. Это не настоящий меч, какими витязи сражались. Мы – исторические реконструкторы, турниры проводим…

– Наслышан, – Виктор Иванович пристально глядел на юношу. – Вы ведь от Альберта? Он мне говорил, что ребята какие-то собираются ко мне зайти.

– Это были мы! – Диана рассматривала «выставку достижений» мастера. – У вас замечательные работы.

Мастер просиял – всегда приятно получить отличную оценку своего труда, особенно из уст очаровательной молодой блондинки.

– А к нему ребята часто захаживают, – продолжил он. – И ваших лет, и помладше, школьники. И мой Женька тоже бывал не раз. Любит он им истории рассказывать. То есть Историю, которую от нас скрывали столько лет. Вот про эту самую голядь.

– Да, кстати, про эту самую, – Костя достал из кармана сложенный вчетверо тетрадный листок. – Я хотел бы вот это изображение на мече. Утренняя звезда на фоне пламени.

Виктор Иванович надел очки:

– Сделаем. За отдельную плату. В лучшем виде, не извольте сомневаться.

Плата, вопреки уверениям Яновского, оказалась не слишком– то умеренной. И Косте пришлось в очередной раз снять деньги с кредитки, и без того уже наполовину опустошенной: богатырские потехи требуют жертв, в том числе финансовых. Скоро у неоднократного победителя поединков должен был появиться новый меч. А там, глядишь, и новая кольчуга. Старая, где вместо классических колец (от них и название доспеха пошло) бренчали рыбацкие блесны, не очень-то устраивала парня – он любил аутентичность.

Из-за нагромождения витых подсвечников, абстрактных скульптур, решеток для окон и калиток для оград неслышно вышел молодой человек Костиных лет, судя по чертам лица и цвету шевелюры – отпрыск мастера.

– Знакомьтесь, ребята, мой сын Евгений. Продолжатель дела отца. У нас тут вроде как семейный подряд.

– Можно просто Жека, – широко улыбнулся тот губастым ртом, равнодушно оглядел Костю и оценивающе – Ди. – Бате вот помогаю.

– Диана, – маленькие алые губки девушки изобразили улыбку. – А это Костя.

– Константин, – важно отрекомендовался тот. – Вот меч заказываю для богатырских поединков.

– Да ну! Отлично! – восхитился потомственный кузнец. – Я бы тоже хотел вот так же научиться мечом махать.

– Махать всякий сможет, а вот рубиться, как в старину… – тут уже лицо Кости просияло. – Приходи к нам!

– А где вы тусуетесь?

Костя достал блокнот, вырвал чистую страничку, начеркал адрес, протянул:

– Это недалеко отсюда. Автобусом пятого маршрута, две остановки. И телефон тут указан. Спросишь Павла.

– Спасибо! Я и пешком дойду, рядом же совсем.

Они тепло попрощались. Жека долгим взглядом провожал Диану. В сердце его как будто что-то шевельнулось. «Странный чувачок этот Костя, – думал он. – На мечах сражается, рыцаря или там богатыря хочет изобразить, а сам – ботаник ботаником. Только очков не хватает для полного сходства. Батя вообще-то тоже очки носит, но ему в его работе без стекляшек никак – вдруг искра в глаз залетит? А девчонка ничего. Такие на дороге не валяются, за таких бьются до крови, не на мечах, так кулаками. Интересно, где она учится, так и не сказала. Только имя – как у той принцессы английской».

– Чего застыл у окна? Приступай к работе, – окрикнул отец и тоже подошел к окну. – Хорошие ребята. И ты бы мог в вузе учиться, как этот Костя. Не на бюджетном месте, так на платном, я бы помог с деньгами, во всяком случае, первое время. Человек с дипломом котируется на рынке труда…

– Что я в том универе не видел? – небрежно бросил сын. – А этот твой рынок труда… Что я, безработный, что ли? Мне и здесь хорошо, в мастерской.

…Подполковник Осадченко сидел в заднем ряду, в тени. Он непременно должен был присутствовать на этой лекции, но, понятное дело, не светиться.

Выступал гость из столицы, какой-то помощник депутата Госдумы, публицист-фрилансер, независимый исследователь, разоблачитель заговоров.

– Чтобы разрушить Россию, наши лютые и заклятые «друзья» предпринимают шаги по расчленению русского народа на отдельные составляющие элементы, – пафосно излагал содержание своей книги «Россия: угрозы и вызовы» московский гость. – Вот, например, утверждают, что поморы – это особый самобытный народ. Но это не народ, а просто наименование людей, живущих на берегу моря. Любого моря – хоть Белого, хоть Черного, хоть Желтого…

– Выходит, китаец, который у моря живет, – тоже помор? – выкрикнул из зала молодой человек, видимо, студент университета, где витийствовал разоблачитель заговоров. На студента зашикали.

– Разумеется. Если он живет на берегу моря и ловит рыбу. И если даже не ловит, он тоже помор. Это просто место жительства человека. Есть горец, есть степняк, есть помор, есть горожанин, житель мегаполиса…

– А если черный поселился у Белого моря? Он что, афропомор? – крикнул другой молодой человек, его соседи – кто зашикали, кто засмеялись.

– Совершенно верно! – воскликнул столичный гость. – Негры Мозамбика, если у моря живут, то поморы, а если в глубине страны, в лесах и саваннах, то они не поморы. Это же так просто! Однако вернемся к нашим…

– Расчленителям России, – глухим басом подсказал какой-то мужик.

– Верно. Итак, русский народ хотят расколоть и разобщить. Утверждают еще, что казаки, вековые защитники русских рубежей, это тоже народ, так называемый субэтнос. Но казак – это на самом деле не народность, а профессия. Казак – синоним кавалериста. Конечно, с некоторыми бытовыми, этнографическими особенностями.

«Идиот, вот идиот! – подполковник чуть не скрипел зубами. – Ну почему они всё делают так тупо, топорно? Сколько лет прошло, а они совсем не изменились, эти штатные и внештатные пропагандисты, думающие, будто своим трепом они спасают Россию и ее народ от чужеземной заразы. А они своей дуростью только способствуют тому, что молодежь отворачивается от патриотизма, от общенациональных задач, потому что ей до изжоги, до мигрени, до тошноты надоела вся эта полуграмотная демагогия, льющаяся из уст некомпетентных тупарей. Один такой приносит вреда больше, чем сотня иностранных агентов. И чем ему не угодили казаки и поморы, скажите мне?