Текст книги "Herr Интендантуррат"
Автор книги: Анатолий Дроздов
Жанр: Историческая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
16
Сталин слушал доклад молча. Не перебивал, не задавал вопросов, молча вертел в пальцах пустую трубку, которую то клал на зеленое сукно стола, то снова брал в руки. Было в этом молчании нечто зловещее, что заставляло присутствующих внутренне ежиться. Василевский, Абакумов, Пономаренко – все они сидели, опустив головы. Судоплатов докладывал стоя. Сталин не предложил ему сесть, как обычно, и в этом тоже просматривалось нерасположение Верховного. Начальник 4-го управления НКВД СССР смотрел на вождя сверху вниз. Он видел склоненную седую голову и сухие кисти, торчавшие из обшлагов френча. Левая кисть была заметно суше правой.
Судоплатов закончил и умолк. Сталин молча дал ему знак сесть. Сам встал, прошел к письменному столу. Молча стал набивать трубку табаком из разорванной папиросы «Герцеговина Флор». Это привычное занятие позволяло ему все обдумать, прежде чем говорить. Решение вождя должно быть безошибочным и мудрым, каждое слово – выверенным. Сталин зажег спичку, раскурил трубку и вернулся к столу для приглашенных.
– Итак, – сказал он, пыхнув дымом, – подытожим. Абверу удалось втайне от нашей разведки создать школу, подготовившую шестьдесят девять профессиональных шпионов. Это тридцать три разведывательные группы. Я правильно понимаю, товарищ Судоплатов!
– Так точно! – вскочил генерал.
– Сидите! – Сталин сделал жест трубкой, как будто придавливал офицера чубуком. Судоплатов подчинился. – Тридцать три группы! – повторил Верховный. Цифра напомнила ему семинарскую юность. – В то время как для срыва летнего наступления в Белоруссии достаточно одной. Если верить вашему докладу, Павел Анатольевич, группы готовы – возможно, немцы начали их заброску. Так?
– Так точно!
Генерал снова вскочил, но Сталин усадил его тем же жестом.
– Информация достоверная?
– Ручаюсь, товарищ Сталин!
– Что собой представляет Петров?
– Воюет с первого дня войны. В 1941-м был ранен, попал в окружение, но пробиваться к линии фронта не стал, а создал в Городском районе партизанский отряд. В марте 1942 года отряд полностью очистил от немцев Город и район, которые оставались свободными от оккупантов до прихода Красной Армии.
– Помню! – сказал Сталин. – Отрядом командовал старший лейтенант Саломатин, а создал некто Брагин. Так, Пантелеймон Кондратьевич?
– Так точно! – сказал Пономаренко, в который раз поражаясь нечеловеческой памятливости вождя.
– Нам тогда доложили, что под фамилией Брагина скрывается другой человек.
– Это был капитан государственной безопасности Петров! – сказал Судоплатов. – После того, как отряд Саломатина получил указание Центрального штаба партизанского движения перебазироваться в другой район, Петров оставил отряд, где его пребывание не диктовалось необходимостью, сумел перейти линию фронта и добраться до Москвы. Благополучно прошел проверку и служил инструктором в спецшколе диверсантов. Подал несколько рапортов с просьбой направить на фронт. По всем получил отказ. После чего самовольно сел в самолет с очередной группой и выбросился в тылу немцев.
– Опытные специалисты рвутся воевать, а мы держим их в тылу, – сказал Сталин. – Сами же за линию фронта отправляем неумех, которые сразу проваливаются. Отправь мы Петрова годом раньше, возможно, узнали бы о «Валгалле» своевременно.
Судоплатов и Абакумов подняли опущенные головы. Сталин сказал «мы». Это означало, что вину за несвоевременную заброску Петрова он не возлагает на кого-то конкретно.
– Почему ваши люди ничего не знали? – Сталин посмотрел на Пономаренко.
– В N действовало комсомольское подполье, но в 1942 году его разгромили, – сказал начальник Центрального штаба партизанского движения. – Дети, вчерашние школьники – никакого понятия о конспирации.
– Почему не послали в помощь опытных разведчиков?
– Посылали, товарищ Сталин! – сказал Судоплатов. – Две группы. Обе погибли. В N чрезвычайно сильны СД и Абвер, что не удивительно, если учесть, что неподалеку от города обосновалась разведывательная школа.
– Но Петров смог оставить немцев в дураках?
– Смог, товарищ Сталин!
– Почему?
– Признаться, мы сами не рассчитывали на такой результат. Заброска Петрова не готовилась заранее, он действовал спонтанно. Тем не менее, сумел продержаться в N полгода. Полагаю, сыграли роль личные качества Петрова: интуиция, умение перевоплощаться, склонность к импровизации.
Сталин довольно кивнул. Признание Судоплатова подтверждало верность лозунга: «Кадры решают все!» А также неумение многих занимающих высокие посты людей находить и выдвигать такие кадры.
– Насколько я понимаю, – сказал Сталин. – Мы можем гордиться успешной разведывательной операцией Красной Армии. Полгода в глубоком тылу немцев действовали наши разведчики. Добытая группой информация оказалась чрезвычайно ценной, враг понес значительный урон в живой силе и технике. Группа благополучно вернулась на базу.
– Подполковник Октябрьский погиб! – напомнил Судоплатов.
– Случайность, которая не влияет на правильность вывода! – сказал Сталин. – Согласны?
– Так точно!
– Представления о награждении готовы?
– Никак нет!
– Почему?
– Хотел дождаться возвращения группы в Москву.
– А если не вернется? Идет война.
Судоплатов не ответил. Этого не требовалось: вопрос прозвучал, как упрек.
– Летчику-истребителю, сбившему двадцать самолетов врага, мы присваиваем звание Героя Советского Союза, – продолжил Сталин. – Летчик-штурмовик становится героем за восемьдесят боевых вылетов, снайпер, уничтоживший сотню гитлеровцев, также получает Золотую Звезду. Это правильно. Разведчик, чья добытая с риском для жизни информация помогла уничтожить тысячи фашистов, а также большое число их военного снаряжения, остается без награды. Вот это неправильно. Так, товарищ Судоплатов?
– Майор Петров отправился за линию фронта самовольно, – сказал Судоплатов. – Он грубо нарушил воинскую дисциплину и подлежал суду воинского трибунала.
– Он не в тыл побежал, не так ли? Воинская дисциплина свята, нарушителей мы строго караем. Для провинившихся офицеров существуют штрафные батальоны. Многие из осужденных честно искупают вину кровью. С тех, кто особо отличится, не только снимают судимость, но и представляют их к наградам. Например, первым ворвался в траншею врага, взял «языка» или уничтожил огневую точку противника. Неужели майор Петров сделал меньше?
– Представления будут готовы сегодня же! – сказал, вставая, Абакумов.
– Можно и завтра! – сказал Сталин. – Садитесь! Пора вернуться к этой «Валгалле». Какие будут предложения?
– Уничтожить! – сказал Василевский, раскрывая папку с фотоснимками. – Одним налетом авиации.
– Покажите! – сказал Сталин, подходя.
Василевский стал раскладывать на столе фотографии.
– Данные авиаразведки совпадают с информацией разведгруппы. Школа расположена в здании бывшего монастыря поселка Орешково. У монастыря толстые стены, наверняка имеются подвалы. Но если поднять в воздух эскадрилью тяжелых бомбардировщиков с ФАБ-1000, ни одна живая душа не уцелеет.
– При условии, что эта душа будет в монастыре! – сказал Сталин. – Вы уверены, что «Валгалла» еще там?
– Легко выяснить, товарищ Сталин! – сказал Абакумов. – Группа майора Петрова неподалеку.
– Если школа все еще в монастыре, это не означает, что нам удастся покончить с ней одним авиа-ударом, – сказал Сталин. – Трудно надеяться, что немцы будут сидеть и ждать наши бомбардировщики. Наверняка у них есть полевые занятия или какие-то работы. Часть диверсантов может оказаться вне стен монастыря и уцелеть. Это неприемлемо. Тысячи людей заняты обеспечением скрытности операции «Багратион», а одна-единственная группа шпионов сведет их работу на нет. «Валгаллу» нужно уничтожить полностью, до последнего человека! Авиа-удар – это хорошо, но он должен сопровождаться наземной операцией.
– В окрестностях Орешково нет крупных партизанских соединений, – сказал Василевский. – По данным разведки, поселок хорошо укреплен, его охраняет полк фельджандармерии, имеющий на вооружении легкую артиллерию, бронетранспортеры, тяжелые пулеметы. У партизан всего этого нет. Для штурма Орешкова необходима, по меньшей мере, дивизия. К тому же Орешково располагается неподалеку от N, немцы смогут подбросить подкрепления через час-два после начала боя.
– Что скажете, Пантелеймон Кондратьевич? – Сталин посмотрел на Пономаренко.
– Близ Орешкова дислоцирована бригада полковника Саломатина, – сказал начальник Центрального штаба партизанского движения. – Около двухсот штыков. Еще сотню можно мобилизовать в окрестных селах – для большего числа новобранцев нет оружия. К тому же, боевые качества мобилизованных невысоки. У Саломатина отличная бригада, она хорошо вооружена: имеются захваченные у врага исправный бронетранспортер и минометная батарея, десять пулеметов. Боеприпасов в достатке. В течение полугода бригада не вела активных действий – обеспечивала прикрытие разведгруппы в N, поэтому партизаны отдохнули, обучены, слажены. Однако сил у Саломатина недостаточно. Требуется подтянуть соединения из других районов.
– Сколько понадобится времени?
– Неделя-две. В тылу врага партизаны не могут передвигаться по дорогам. А лесами – долго.
– Две недели… – Сталин посмотрел на Судоплатова. – Сколько разведывательных групп можно забросить через линию фронта за две недели, Павел Анатольевич?
– При обычном темпе – десять-двадцать групп.
– Двадцать групп! – повторил Сталин. – Для срыва нашего наступления достаточно одной!
«Да выловим мы их!» – хотел сказать Судоплатов, но промолчал. Он знал о болезненном отношении Сталина к шпионам и предателям. Для пользы дела заброшенного в наш тыл шпиона лучше поймать, перевербовать и организовать радио-игру с противником. Группы волкодавов СМЕРШа чистят тыл Красной Армии умело – на дворе не сорок первый год. Пусть бы «Валгалла» засылала свои группы – здесь есть, кому встретить. Тем временем подтянуть партизанские бригады и одним ударом уничтожить тех, кого не успели забросить. Однако Судоплатов оставил эти соображения при себе. Понимал: решение принято. Начальник Генерального штаба на совещание приглашен не зря. Судоплатов вспомнил о словах Абакумова: обещание комиссара государственной безопасности о награждении придется исполнять ему. Петрова надо представлять к Герою. «Как у слизняка получилось? – сердито подумал Судоплатов. – Скорее поверю, что он предатель! Однако Октябрьский не ошибается. Не ошибался…» – поправился он.
– Передайте Саломатину приказ, – сказал Сталин. – Уничтожить разведшколу в Орешково! В ходе боя постараться захватить документы и «языка». Срок начала операции – через два дня.
– Товарищ Сталин! – вскочил Пономаренко.
– Сядьте! – сердито сказал Сталин. – Ваши возражения известны. У Саломатина мало людей, но, как вы сами сказали, это отличная бригада, и командует ею замечательный командир. Товарищ Саломатин воюет с сорок первого года, причем дерется с врагом умело, находчиво и изобретательно. Сами докладывали, как успешно в прошлом году бригада вышла из блокады, куда попала в ходе вашей хваленой операции «Рельсовая война». Шуму от этой войны было много, а толку мало: немцы заменили рельсы и продолжают возить грузы. Взрывать надо эшелоны, а не рельсы! Саломатин, попав в окружение превосходящих сил противника, практически не имея боеприпасов, вышел в новый район дислокации без потерь, разгромив при этом сильный полицейский гарнизон. Он умеет, как учил Суворов, воевать не числом, а умением. Разумеется, мы не думаем отправлять в бой его одного. Товарищ Василевский, – Сталин повернулся к начальнику Генштаба. – Обеспечьте Саломатину надлежащую поддержку с воздуха. Потребуется – подымайте в воздух авиаполки, как бомбардировочные, так и штурмовые!
– Сегодня же отправим в бригаду представителей авиации! – сказал Василевский. – Согласуем действия поминутно!
– Это не все! Перебросьте Саломатину по воздуху артиллерийскую батарею с лучшими расчетами, имеющими боевой опыт, а также роту или две самых лучших бойцов и командиров – сколько сумеете перевезти. Обеспечьте оружием, боеприпасами, всем необходимым снаряжением. Пантелеймон Кондратьевич! Передайте Саломатину, что отныне он – генерал-майор! Думаю, он честно заслужил это звание, в отличие от некоторых генералов Центрального штаба, не бывавших далее Москвы. Сообщите генералу Саломатину, что в случае успешного выполнения операции ему будет присвоено звание Героя Советского Союза…
«Саломатину хана! – подумал Судоплатов. – Такие обещания просто так не дают. Если уцелеет при штурме, немцы его достанут. „Валгаллу“ они не простят…» Судоплатову было жаль Саломатина. Они не были знакомы лично, но по службе сотрудничали часто. Судоплатов знал: если Саломатин пообещал – выполнит. Среди партизанских командиров такое встречалось не часто. Еще один боевой командир сложит голову, выполняя ответственное задание. Война…
– Виктор Семенович! – сказал Сталин Абакумову. – На вас возлагается задача надежно прикрыть тыл разворачивающихся белорусских фронтов. Мобилизуйте лучших своих сотрудников, если понадобится – отзовите с других направлений. Все группы, что «Валгалла» успеет выбросить на нашу территорию, должны быть обезврежены. Если представится возможность устроить радио-игру с Абвером, действуйте! Только предварительно доложите.
– Слушаюсь, товарищ Сталин! – отчеканил Абакумов.
«Будешь слушаться, куда денешься! – внутренне усмехнулся Верховный. – Приказали бить арестованных – бил, сказали расстреливать – стрелял. Бык! Но в кадрах толк знает. Таких, как Судоплатов, поискать…»
– Что означает слово «Валгалла»? – спросил Сталин, ни к кому конкретно не обращаясь.
– У немцев это вроде как рай, – ответил Судоплатов. – Туда попадают воины, погибшие с оружием в руках.
– Вот и обеспечьте им рай! – усмехнулся Сталин. – Но еще лучше – ад. Предателям в раю не место…
17
В Москву Крайнев вернулся вымотанным. Настолько, что сил не было даже переодеться. Отправился домой, в чем был – суконном пальто в стиле сороковых годов прошлого века, такой же кепке и сапогах. Служебная «волга» подвезла его прямо к подъезду, Крайнев юркнул в дверь и на лифте поднялся к себе. Насти дома не оказалось – дежурила, Крайнев стащил тяжелое пальто и сапоги, после чего прямо в одежде повалился на диван и мгновенно уснул.
…В расположение бригады они вкатили прямо на грузовике. Разумеется, боевое охранение перехватило их на дальних подступах, но Крайнева и Седых узнали, командир охранения выделил партизана в сопровождение, и дальше они ехали без помех. Завидев грузовик, из штабной избы выскочили Саломатинин с Ильиным, еще какие-то люди. Крайнев, пошатываясь от усталости, в двух словах рассказал о случившемся. Ильин, внимательно посмотрев на него, убежал в избу и почти тут же вернулся с какой-то коричневой таблеткой. Крайнев послушно сжевал ее и почувствовал себя бодрее. Он прошел в избу, где около часа диктовал донесение в Москву, после чего отвечал на вопросы. Сам спросил только одно: как Эльза? Саломатин послал за врачом, тот явился сразу: партизанский госпиталь был развернут в соседней избе.
– Сильно избита, – сказал врач в погонах капитана медицинской службы. Фамилия у него была Эпштейн, врач слегка картавил. – Внутренние органы, судя по всему, не повреждены. Из-за травматического выкидыша случилось кровотечение, но его своевременно удалось остановить. Кто делал ей перевязку? Очень грамотно.
В избе установилась тишина: все, кроме врача, знали ответ на этот вопрос, но никто не хотел отвечать. Саломатин дал знак капитану продолжать.
– Общее состояние удовлетворительное, – сказал Эпштейн. – Небольшой жар, вызванный травмами и потерей крови, слабость. Больная в сознании, но сейчас спит.
Саломатин отпустил врача.
– Ночью прилетит самолет, – сказал он. – У меня еще двое раненых – на мине подорвались, отправим всех в Москву.
Крайнев не ответил. Вот и все. Эльзу он больше не увидит.
– Подполковника Октябрьского похороним на деревенском кладбище, продолжил Саломатин. – Там, где наши лежат. Много их! – вздохнул Саломатин. – Гроб сделают к вечеру.
– Ты здесь полномочный представитель советской власти? – внезапно спросил Крайнев. – Со всеми правами?
– Разумеется! – сказал Саломатин.
– Браки регистрировать можешь?
– Приходилось.
– Зарегистрируй меня с Эльзой!
– Так ты женат! – удивился Саломатин.
– Женат Виктор Иванович Крайнев. Майор госбезопасности Петров Виктор Иванович – вдовец.
– Петров погиб в прошлом году!
– Об этом знаем мы с тобой да Ильин. Остальным – не обязательно. Эльза станет женою Петрова.
– Зачем это тебе?
– Одно дело, когда в Москву доставят израненную женщину, ближайшие родственники которой сидят по пятьдесят восьмой статье. Жена майора госбезопасности – совсем иное.
– Ее и без того на руках носить станут! – сказал Саломатин. – Москва чрезвычайно довольна тобой и Эльзой. Не темни, Витя!
– Ты видел ее? – спросил Крайнев.
Саломатин кивнул.
– Она же красавица, все немцы в N мне завидовали. А умница какая! Ее полночи мордовали, чтоб призналась.
– Не ее одну! – сказал Саломатин.
– Она ничего не сказала. Ей выбили зубы, ребенка потеряла… Она очень хотела стать моей женой. Пусть хоть так. Майору Петрову в скором времени предстоит пропасть без вести, она получит право на пособие. Я тебя прошу, Вася!
– Ладно! – сказал Саломатин, вставая. – На войне всякое бывает. Некоторые один эшелон взорвут, а в Москву сообщают: три! Или совсем ничего не взорвут, но узнают, что где-то взорвали, и тут же рапортуют: мы сделали! Всего лишь свидетельство о браке… Приводи себя в порядок, жених! Побрейся, умойся и, главное, переоденься! Эсесовцев я не регистрирую…
Крайнев послушался совета, после чего отправился к Эльзе. Она не спала. Крайнев сообщил новость.
– Прямо сейчас! – испугалась Эльза.
– Можно попозже! – успокоил Крайнев.
– Я, наверное, ужасно выгляжу! – сказала Эльза. – Просила зеркало, но мне не дают.
– Все равно ты самая красивая! – сказал Крайнев.
Эльза заплакала. Затем взяла его руку и прижала к разбитым губам.
– Дай мне час! – попросила. – Потом приходите все!
Час она потратила с толком. Очевидно, помогли санитарки из местных: на Эльзе было строгое платье с кружевным воротничком – не новое, но приличное; белый платочек из парашютного шелка укрывал волосы. Избитое лицо до глаз закрывала врачебная маска из марли. Эльза сидела на кровати (врач запретил ей подниматься), Крайнев встал рядом. Взял за руку. Слух о необычной свадьбе распространился мгновенно – в избу набилось много народу. Некоторые женщины плакали, вытирая глаза уголками платков. Саломатин задал молодоженам положенные вопросы, получил четкие ответы, подписал заготовленное свидетельство о браке, подышал на печать и прижал ее к листку бумаги.
– Свадьбу сыграем после войны! – сказал, вручая свидетельство Крайневу. – Но подарок сейчас! – Саломатин вручил Эльзе красивые дамские часики.
«Для жены берег! – понял Крайнев. – Ах, Вася, золотая душа!»
Дальше будто плотину прорвало. Партизаны, женщины из местных несли подарки: незатейливый платочек, теплые шерстяные носки, отрез ситчика, кусок сала, миску моченых яблок, плетенку с яйцами. Крайнев смотрел растерянно, Эльза стала плакать. Эпштейн, заметив это, выставил всех из избы, позволив остаться только новоиспеченному мужу, да и то ненадолго. Эльзе сделали укол, она уснула, а Крайнев отправился в штаб.
– Получена радиограмма: вечером прилетает представитель Центрального штаба партизанского движения, – сказал Саломатин. – Затевается что-то крупное. Думаю, в связи с твоим донесением.
– Расскажи подробнее про эту «Валаггалу»! – попросил Ильин. – Из-за нее все!
Крайнев достал зажигалку-диктофон, отмотал запись разговора с Крюгером, включил и стал синхронно переводить. Ильин с Саломатиным слушали молча, делая отметки карандашами на серых листках бумаги.
– Знаю я Орешково! – сказал Саломатин, после того, как диктофон умолк. – Сильный гарнизон, наблюдательные вышки по периметру монастыря, дзоты на въездах. В сорок третьем была идея разгромить, но как рассмотрели, так сразу отказались. Нужна рота танков и два полка.
– Думаешь, придется штурмовать? – спросил Крайнев.
– Представители Центрального штаба так просто не прилетают! – сказал Саломатин. – На моей памяти – в третий раз. В последний – перед «Рельсовой войной». Майору Петрову, то есть тебе, велели находиться при бригаде. С чего это? Ты свое дело сделал, по уму – должны отозвать в Москву. Иди, сосни! Ночью будет работа…
Крайнев послушался. Поздним вечером его разбудили – через полчаса ожидались самолеты. Крайнев отправился на аэродром пешком. Шел рядом с телегой, в которой везли раненых, и держал Эльзу за руку. Они не разговаривали – стеснялись посторонних. На сельском выгоне, служившем полевым аэродромом, уже горели костры.
Ждать пришлось недолго. Вдалеке послышалось тарахтение мотора, шум двигателя нарастал, темная тень скользнула с неба на освещенный кострами луг. По-2 подкатил к одному из костров и заглушил двигатель. Из кабины за спиной летчика выбрался грузный генерал и, придерживая рукой фуражку, стал подслеповато вглядываться в темноту. К генералу подбежал Саломатин, бросил руку к козырьку. Генерал выслушал доклад, пожал Саломатину руку, и оба пошли к деревне.
– Товарищ Петров, не задерживайтесь! – сказал Саломатин, проходя мимо Крайнева. – Можете понадобиться!
– Есть! – сказал Крайнев.
Тем временем на выгоне приземлился второй ПО-2. Подбежавшие партизаны споро разгрузили его и стали размещать в отсеке за спиной пилота раненых. Крайнев взял Эльзу на руки и понес к самолету.
– Я не могла сказать при всех, – шепнула Эльза, – но я тебе написала. Вот! – она достала из складок платья сложенный вчетверо листок бумаги. – Прочтешь потом!
– Обязательно! – пообещал Крайнев, сунув листок в карман пальто. – Лечись, Элечка, поправляйся! Береги свидетельство о браке! С ним в Москве будет проще. Я попросил, чтоб тебе дали ключи от комнаты майора Петрова, то есть моей комнаты. Обживайся и жди!
– Постарайся уцелеть! – сказала Эльза и всхлипнула. – Я без тебя пропаду!
– Ты у меня женщина сильная, – сказал Крайнев. – Выстоишь! Но я постараюсь…
Он бережно устроил укутанную в одеяло Эльзу рядом с ранеными партизанами, чмокнул в висок и соскочил на землю. По знаку пилота стоявший перед ПО-2 партизан провернул винт, мотор затарахтел, выстреливая из патрубков вонючий дым, самолет развернулся и побежал по выгону. Крайнев проводил его глазами и пошел к деревне. На пороге штабной избы он едва не столкнулся с прилетевшим генералом. Тот сбежал с крыльца и зарысил к выгону.
– Что это он? – спросил Крайнев, входя.
– Спешит вернуться в Москву затемно! – пожал плечами Саломатин.
– Я думал: соберет командиров, поставит задачу…
– Ага! – хмыкнул Саломатин. – Размечтался! Это опасно – возвращаться при свете дня! Приказ привез, и ладно. Садись, думать будем!..
Крайнев заметил на столе сложенные звездочками внутрь погоны. Взял, раскрыл.
– Ого! Генерал!
– Сам же напророчил! – смущенно сказал Саломатин.
– Надо обмыть!
– Некогда! – сердито сказал Саломатин.
– Я бы выпил! – сказал Крайнев.
– И я! – поддержал Ильин.
– Ладно! – сдался Саломатин. – Из Москвы водки прислали – что ее хранить? За столом и обсудим. Тут такой приказ, что без бутылки читать тошно…
На рассвете они были возле Орешково. Грузовик оставили в лесу. Облаченные в памятную немецкую форму фельдфебеля и унтер-офицера, Крайнев с Саломатиным выбрались из кабины. Лес густо окружал Орешково с четырех сторон. Три века тому деревья росли там, где ныне возвышалась звонница. Как-то здесь поселился искавший уединения монах. Питался лесными дарами, среди которых преобладали орехи. Отсюда пошло название. Через несколько лет возле избушки пустынника выросли кельи сподвижников, образовался монастырь. Прославившись мудростью и святостью старцев, монастырь рос и богател, в восемнадцатом веке обзавелся красивой церковью и толстыми каменными стенами. Вокруг выросло село – большое, зажиточное, с шумным торгом и ежегодными ярмарками. Были выстроены гостиницы для паломников и торгового люда, конюшни и амбары. После революции монахов выселили, в монастыре обосновалась коммуна. Просуществовала она недолго и распалась. После коммуны в монастыре поселилась колония малолетних преступников. В ту пору монастырь обзавелся вышками по периметру. Колония просуществовала до войны. Заключенных успели эвакуировать, опустевший монастырь заняли немцы, которым приглянулись толстые стены, надежные каменные постройки и сторожевые вышки. Все это Крайнев узнал вчера, а теперь, лежа на опушке рядом с новоиспеченным генералом, рассматривал Орешково в бинокль.
– Четыре дзота – по одному на каждом въезде, – сказал Саломатин, разворачивая карту. – Две зенитные батареи 88 миллиметров, в самом монастыре наверняка есть зенитные пулеметы. Вокруг поселка линия обороны с оборудованными огневыми точками. Наноси! – он подвинул карту Крайневу. – Сам хвастался: в училище был лучшим по тактике.
Крайнев взял красный карандаш и принялся за работу. Она затянулась до вечера. Лесом они обошли Орешково со всех сторон, рассматривая в бинокли укрепления. Поселок жил обычной жизнью: по улицам ходили люди в военной форме, ездили повозки и автомобили.
– Местных жителей не видно, – заметил Крайнев, опуская бинокль.
– Откуда им быть?! – хмыкнул Саломатин. – Выселили два года назад. В Орешково даже полицаев не пускают – режим секретности.
– Давно следовало бомбами раскатать! – сказал Крайнев. – Ишь, осиное гнездо!
– Кто же знал, что здесь шпионы? Считали: обычный гарнизон. В округе хватает.
Закончив рекогносцировку, они вернулись к грузовику. Седых доложил, что за время отсутствия командиров происшествий не случилось, и пожаловался:
– Языка не взяли! Думали: может, за дровами немцы выедут. Не едут. А на машину напасть – стрельба.
– Залезайте в кузов! – велел Саломатин. – Будет вам язык!
Они выбрались из леса и покатили по дороге, огибавшей Орешково. У поворота к поселку, в пятидесяти метрах от дзота, прикрывавшего въезд, топтался немец. В шинели, с ранцем за плечами и винтовкой на ремне. По его виду было заметно: солдат ждет попутную машину. Крайнев удивился зоркому взгляду Саломатина и покачал головой: генерал рисковал. Одна очередь из дзота… Уйдешь от пулемета, неподалеку – батарея зениток…
Видимо, и солдат на дороге это тоже понимал, поэтому вел себя беспечно. Поднял руку, останавливая грузовик. Саломатин притормозил.
– Подвезете в N? – спросил немец, доставая пачку сигарет.
– В отпуск? – поинтересовался Крайнев.
– Да.
– Полезайте в кузов.
– Возьмите! – солдат протянул пачку.
– Камрадов в кузове угостишь! – сказал Крайнев.
Солдат побежал к заднему борту. В уголок откинутого брезента на него оценивающе глянул могучий ефрейтор в потертой шинели. Солдат снял с плеча винтовку и протянул ефрейтору. Затем ухватился за задний борт и спрыгнул в кузов. В тот же миг могучая рука ухватила его за горло и сдавила так, что у немца перехватило дыхание…
– Всего-то и делов! – сказал Саломатин, включая передачу. – Отвоевался Ганс!
Крайнев бросил взгляд на генерала. Саломатин хищно улыбался, щеря зубы…
Помятый, перепуганный «язык» на допросе подтвердил, что школа все еще в монастыре и переезжать не собирается.
– В последнюю неделю людей из монастыря не вывозили? – спросил Крайнев.
– Вчера одна машина отправилась на аэродром, – сказал пленный. – Я как раз стоял на посту. Сколько в кузове было людей, не заметил – тентом закрыто. Был еще легковой автомобиль с офицерами и грузовик с охраной.
«Пошли заброски!» – понял Крайнев. Он посмотрел на Ильина и встретился с таким же понимающим взглядом.
За час пленный солдат рассказал все. Показал на карте расположение казарм охранного полка, огневые узлы, раскрыл систему обороны Орешково и дислокацию секретов. Немец очень хотел жить и, рассказывая, просительно заглядывал в лица русских. Крайнев хмуро отворачивался. Партизаны пленных не брали, равно как немцы не брали в плен партизан. Немцы – из принципа, партизанам некуда было пленных девать.
Когда немца увели, радист принес расшифрованное сообщение из Москвы. Саломатин прочел и посмотрел на Крайнева с Ильиным:
– Вечером снова гости! Спать, мужики, не придется!
Так и вышло. Полночи на выгоне-аэродроме приземлялись самолеты: маленькие ПО-2 и тяжелые «Дугласы». На специальной прицепке были доставлены и сброшены три 76-мм пушки. Одна разбилась, но две не пострадали. Партизаны выгружали боеприпасы, встречали пополнение и разводили его по хатам и сараям – поспать хотя бы часок. В штабной избе табачный дым стоял густыми слоями: командиры бомбардировочного полка и полка штурмовиков – оба капитаны, лейтенант-артиллерист, два старших лейтенанта – командиры прибывших рот, плюс Саломатин со своими офицерами, Ильин и Крайнев – все дружно дымили, обсуждая план операции.
– По монастырю будем работать ФАБ-100, – сказал командир полка бомбардировщиков. – Более крупный калибр смешает все с землей и кирпичами, а вам надо знать, скольких убили. Ну и язык… Кто-нибудь да уцелеет.
Саломатин согласно кивнул.
– У меня на все про все только час! – сказал он и посмотрел на командира штурмовиков. – Мне нужно, чтоб ваши самолеты ходили над поселком, пока мы не уйдем из Орешково! И не просто ходили, а не давали немцам поднять голову! Ясно?
– Орешково находится на предельной дальности подлета ИЛ-2! – возражал капитан-летчик. – Горючего хватит долететь, нанести удар и обратно.
– Выпускай самолеты волнами! Пока одни отбомбятся, подлетят другие.
– Рискованно, товарищ генерал! После первого удара немцы вызовут истребителей.
– Обеспечьте прикрытие!
– Истребителей с большой дальностью полета у нас мало. Может, лучше сразу размолотить? Ударим так, что не скоро опомнятся!
– Опомнятся! Здесь все рискуют, капитан! Думаешь, легко тремя ротами атаковать немецкий полк, к тому же занимающий заранее подготовленную и сильно укрепленную позицию? Нет уж, ходите по головам! Чтоб немцы мордой в землю лежали, не помышляя ее поднять! Иначе нас раздавят.
– Как отличить своих от немцев? – продолжал летчик-штурмовик. – На грузовиках вы сверху белые кресты нарисуете, понятно. А люди? Они же в немецкой форме!
– На людях кресты рисовать не буду! – рассердился Саломатин. – Отличить просто. Немцы будут лежать, мои – двигаться. Поэтому строго-настрого накажи своим летунам: в того, кто двигается, не стрелять! Знаю вас! День назад такой ретивый обстрелял с воздуха наш грузовик, убил подполковника Октябрьского. Если с моими нечто подобное случится, пойдете под трибунал!
– У нас каждый день трибунал! – вздохнул штурмовик, доставая очередную папиросу. – С каждого боевого вылета кто-то не возвращается. А то и двое-трое… Сделаем, товарищ генерал! Даже если «мессеры» налетят!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.