Текст книги "Herr Интендантуррат"

10

Трудно было ожидать, что в Москве сорок третьего года Крайневу сделают необходимую бумагу для Бюхнера (Ильин так и сказал), поэтому Крайнев переместился в свое время и попросил документ у Гаркавина.

– Сделать – не вопрос, – сказал Гаркавин. – Поднимем архив, найдем образцы подписи командира дивизии Зонненфельда, образцы штампов, печатей. Меня волнует другое. Лезешь в осиное гнездо без должной сноровки. Николая Кузнецова несколько лет готовили.

– Из-за чего проваливаются разведчики? – спросил Крайнев. – Помните? В войну и после? Насколько я знаю, их предавали свои. Кто я на самом деле, в N знают только Седых и Эльза. Сомневаюсь, чтоб у них возникло желание предать. Кузнецова не предали, он и не провалился! Погиб от рук бандеровцев, случайно. А ведь он не только собирал сведения, но и стрелял в важных немцев.

– Ладно! – согласился Гаркавин. – Только я тебя умоляю: ни в кого не стреляй! Кузнецова группа страховала…

Изготовление документа заняло несколько дней – понадобилась кропотливая работа в архивах. Крайнев проводил эти дни с Настей. Федор держал слово: график жены упорядочился. Домашними делами занимался Крайнев – времени было навалом, по приходе Насти они ужинали и строили планы на вечер. Провинившийся перед женой Крайнев делал все, чтоб вину загладить: водил Настю в магазины, театры, музеи… Как-то, гуляя по Москве, они забрели на выставку современной живописи и долго ходили по залам, рассматривая картины. Насте захотелось посетить дамскую комнату, она отлучилась, а Крайнев продолжил осмотр. Внезапно он увидел себя. Это был портрет командира первых лет войны. Петлицы вместо погон, три лейтенантских «кубаря», трехлинейка с примкнутым штыком в руках. Лейтенант смотрел не на зрителя, а чуть в сторону, и взгляд его был суров. Он видел врага и вот-вот должен был скомандовать: «В атаку!» Это был Крайнев: его лицо, глаза, твердо сжатый рот и русая прядь, выбивавшаяся из-под пилотки. Крайнев подошел ближе и рассмотрел подпись художника: «О. Казакова». Все стало ясно.

– Нравится? – раздалось за спиной.

Крайнев оглянулся. Это была Ольга. В воздушной блузке, обтягивающих брючках, она смотрела на него и улыбалась.

– Здравствуйте! – сказал Крайнев.

– Здравствуй! – отозвалась Ольга. – Рада, что пришел. Брожу по залу, смотрю, как люди реагируют, вдруг вижу – кто-то у портрета замер. Подошла ближе – ты!

– Замечательный портрет!

– Не подлизывайся! – отмахнулась Ольга. – Как дела?

– Хорошо.

– Слышала, женился?

– Верно.

– Где жена?

Крайнев обернулся. Настя появилась в конце зала. Она шла к нему стремительной походкой, легкое платье под напором встречного воздуха обрисовывало ее точеную фигурку. Крайнев невольно улыбнулся, Настя, увидев, заулыбалась в ответ.

– Она? – тихо спросила Ольга.

Крайнев, не оборачиваясь, кивнул. Настя подошла ближе, и вдруг заметила портрет. Подбежала, некоторое время разглядывала, затем вопросительно глянула на мужа.

– Это Ольга, – сказал Крайнев, делая шаг в сторону. – Моя знакомая, художник. Она писала.

Настя назвала свое имя. Ольга шагнула к ней.

– Не подумайте ничего плохого – всего лишь один сеанс. После которого я вашего мужа выгнала.

– Почему? – спросила Настя.

– Пыталась его соблазнить, а он не поддался. Я обиделась.

Настя засмеялась.

– Между прочим, чистая правда. Он подтвердит!

– Будет тебе! – сказал Крайнев, краснея.

– Пусть жена знает. Не то станет гадать, случайно ли мы встретились, о чем говорили в ее отсутствие. Все в порядке, Настя: встретились мы случайно, а муж любит вас так, что больно смотреть. Выпьем шампанского!

Крайнев начал отнекиваться, но Ольга, не слушая возражений, затащила их в кафе. Они выпили по бокалу, поболтали. Крайнев чувствовал себя скованно, а вот Настя с Ольгой нашли общий язык. Крайневу это не нравилось, он сидел мрачный и явно нудился. Ольга, наконец, обратила на это внимание.

– Как вы, Настя, терпите этого хмурого типа? – спросила она. – Прогоните!

– Ни за что! – сказала Настя.

– Почему?

– Прогоню, а кто-то подберет.

– Он не из тех, кого подбирают, – сказала Ольга. – Можете мне поверить. В руки не дается.

– Что взъелась? – сказал Крайнев миролюбиво. – Давай лучше о картине. Мне понравилась. Не потому, что с меня писано. Дух времени ухвачен.

– Старалась! – сказала Ольга.

– Что тебя на войну потянуло? Отец рассказал?

– Что он должен был рассказать? – удивилась Ольга. – Я его в последнее время почти не вижу – ночует в своем банке. Кризис… После того, как дедушку перезахоронили, на меня накатило. Захотелось увидеть лица тех, кто воевал. Поначалу думала написать дедушку, но не смогла представить его лицо. А тут набросок завалялся… Кстати! – Ольга повернулась к Насте. – Хочу продолжить и написать портрет фронтовой медсестры. Никак не удается модель найти. Почему-то кажется, что у вас облик девушки сороковых годов.

Настя украдкой посмотрела на мужа. Крайнев изобразил лицом недоумение.

– Согласны позировать? – спросила Ольга.

– Я работаю, – сказала Настя.

– По выходным!

– Я и в выходные работаю.

Ольга удивленно посмотрела на Крайнева.

– Кардиоцентр, – пояснил он. – Скользящий график.

– Так вы медик! – восхитилась Ольга. – Видите, как угадала! Но выходные у вас бывают? Давайте созвонимся! Диктуйте номер телефона, мобильного, если можно…

По дороге к дому Настя сосредоточенно молчала. Заговорила в квартире.

– Как ты с ней познакомился? – спросила.

– Просто. Она зашла в кабинет к отцу, там в это время был я.

– Кто ее отец?

– Владелец банка, Дюжий. Ольга – внучка Брагина, настоящего.

– Она богатая?

– Не то слово. Хотя сейчас, конечно, кризис и деньги не те.

– Она действительно тебя соблазняла?

– Сама слышала.

– Как?

– Угостила коньячком, села рядышком, положила головку на плечо. После чего намекнула прозрачно…

– И ты отказался?

– Настя! – укоризненно сказал Крайнев. – Что тебя потянуло?

– Погоди! – сказала жена. – Хочу знать. Это случилось, когда мы с тобой… – она смутилась.

– Нет! – сказал Крайнев. – С тобой мы тогда еще совсем ничего. А с Соней – уже ничего. В этом промежутке.

– То есть ты был свободен, но отказал красивой и богатой женщине?

– Получается, так.

– Почему?

– Потому! – рассердился Крайнев. – Это нелегко объяснить. Наверное, в глубине души любил тебя.

Настя бросилась ему на шею. Крайнев едва не упал от такого напора.

– Знаешь, – сказала Настя, – она до сих пор тебя любит.

– Ольга?

– Конечно! Поэтому и сердится. Видимо, хочет забыть, но не может.

– Грустно слышать, – сказал Крайнев. – Чем я вам так дался? Будто медом намазан!

– Точно! – согласилась Настя. – Я влюбилась с первого взгляда. Соня… Сама мне рассказывала. Теперь вот Ольга…

«И Эльза!» – мысленно добавил Крайнев.

– Осталось выяснить, – сказала Настя деловито, – почему ты выбрал именно меня.

– Потому что самая вредная? – предположил Крайнев.

– Противный! – Настя стукнула его кулачком в грудь.

– О! – обрадовался Крайнев. – Давно не били. Начинаем экзекуцию! Штаны снимать? – он расстегнул пояс.

– Бесстыдник! – укорила Настя.

– Таким уродился. Снимать?

Настя покраснела и потянула молнию на платье.

– Хоть бы отвернулся! – сказала смущенно.

– Вот это – фигушки! – сказал Крайнев. – Официальный брак. Есть свидетельство и штамп в паспорте. Имеем право…

Перед отправкой в сорок третий Гаркавин вручил Крайневу документ и одну принадлежность обмундирования, предварительно объяснив, для чего она.

– Дон Румата Эсторский, – оценил Крайнев. – Только у него – золотой обруч.

– Самое лучшее решение, – пояснил Гаркавин. – У немецких фуражек тулья высокая, достаточно места для цифровой видеокамеры в специальном исполнении. Форма кокарды позволяет без проблем маскировать объектив. Самый естественный жест – снять фуражку, пригладить волосы и снова надеть. В это время нажимаете на кнопку, замаскированную под пуговку ремешка, включаете запись. Повторное нажатие камеру выключает. Не рекомендую сдавать фуражку в гардероб или как-то иначе передавать в чужие руки: она заметно тяжелее обычной. Вызовет подозрение, прощупают, распорют подкладку… Сам прибор немцы использовать не смогут – нет у них компьютеров, но назначение определят. Экономьте батарею. Время автономной работы восемь часов, как раз для заполнения памяти. Главный сюжет: проезды по улицам N, съемка зданий и сооружений, вывесок на них. Городская среда, интерьеры. То, что воспроизвести в наше время очень трудно и необычайно дорого. Лучшее доказательство пребывания в прошлом. Для оперативной работы камера не пригодна, просмотреть запись можно лишь здесь. Диктофон использовали?

Крайнев рассказал об Ильине.

– Я б на его месте все равно не поверил! – улыбнулся Гаркавин. – Хотя могу представить впечатление. Диктофон расширит ваши возможности: никто не подумает, что зажигалка записывает речь. Неплохо передать ее Эльзе – красивая женщина не вызывает настороженности. Эльза курит?

– Нет.

– Пусть попробует. Женщина с сигаретой в длинном мундштуке – обычная примета тех лет. Только хорошо обучите, не то по ошибке вместо записи включит воспроизведение…

По прибытии в штабную избу бригады Саломатина Крайнев спрятал фуражку-камеру в чемодан, где хранился интендантский мундир. По приказу Ильина Крайнев появлялся в расположении бригады только в штатском, возил мундир с собой. Хранить его на «маяке» Ильин счел опасным. Крайнев лег спать и проснулся на рассвете. От стрельбы. Крайнев быстро оделся и схватил снайперскую винтовку, с которой не расставался в бригаде. Но успел выйти только во двор.

– Оставайся здесь! – велел заскочивший в калитку Ильин. – Ничего страшного. Полицейские, не больше роты, пытались прорваться в деревню с юга. Сейчас мы покажем им кузькину мать, и вы с Седых спокойно уедете.

Крайнев вернулся в дом. Стрельба в отдалении не утихала, и Крайнев сердито ходил от стены к стене, досадуя, что не может присоединиться. Разумеется, бежать в цепь неразумно. Одна шальная пуля – и провал всей операции. Однако находиться в отдалении от боя было тягостно. Крайнев подошел к окну. Уже рассвело, но разобрать что-либо путное не получалось – мешал пригорок. Крайнев подумал, вышел во двор и приволок в сени лестницу. Здесь не было сплошного потолка, попасть на чердак не составляло труда. Хозяин использовал чердак для хранения различного сельхозинвентаря, поэтому сделал в обоих фронтонах по окошку. Для света. Появляться наверху с огнем было опасно: соломенная крыша, потолок, утепленный льнотрестой…

Окошко, в которое выглянул Крайнев, оказалось чересчур маленьким, Крайнев елозил возле него, пытаясь что-либо высмотреть – не получалось. Досадуя, он перешел к другому фронтону. И обомлел. С северной стороны по дороге к деревне катила колонна: бронетранспортер «ханомаг» и два армейских грузовика. Крайнев мгновенно разгадал немудреный замысел немецкого командира. Рота полицейских связывает бригаду боем, а в это время с незащищенной стороны в деревню входит немецкая часть, на скорости проскакивает на южную окраину и бьет в тыл бригаде. В горячке боя немцев не сразу заметят, а когда заслышат в тылу стрельбу, будет поздно. Партизаны не устоят, побегут.

Крайнев присмотрелся. Боевого охранения на северной окраине не наблюдалось: забыли поставить. Мысленно обматерив Саломатина, Крайнев метнулся вниз за СВТ и вернулся к фронтону. Вскинул винтовку к плечу и раздвинул ноги пошире. От избы до колонны было не более полукилометра – дистанция эффективного поражения. Крайнев поймал в перекрестие оптического прицела прямоугольник открытого броневого щитка «ханомага». Начинать надо с водителя. Затаил дыхание и спустил курок. Мгновенно переместил прицел левее и выстрелил в соседний смотровой люк. В «ханомаге» командир сидит рядом с водителем… Бронетранспортер дернулся и встал. Попал. Крайнев выстрелил в водителя грузовика, затем, почти не целясь, выпустил несколько пуль в крытый тентом кузов. Последний патрон в магазине потратил на пулеметчика «ханомага»: тот уже вертел стволом, выискивая цель.

Даже самые дисциплинированные солдаты, попав под огонь, станут отвечать. Пусть противника не видно, но инстинкт велит стрелять. Немцы посыпались из грузовиков, падая на обочины и паля во все стороны. Несколько пуль пробило соломенную крышу, одна пропела над головой Крайнева. Цель достигнута. Такой концерт Саломатин обязательно услышит.

Слетев вниз, Крайнев закинул винтовку за спину, схватил чемодан и выбежал на улицу. Она была пустынна. Крайнев бежал вниз, к югу, досадуя на прямую, как натянутая веревка, улицу. Есть же деревни, где главный проезд прихотливо изогнут, а избы прячутся в узких переулках. Здесь – как по шнурку… Немцы, как только разберутся, рванут в деревню, отступать не станут. Выстрелить в спину убегающему человеку легко, даже в удовольствие. Подгоняемый такими мыслями, Крайнев не бежал – летел по раскисшей от осенних дождей грунтовке, оскальзываясь и разбрасывая в стороны ошметки грязи. Только сейчас он в полной мере оценил тренировки Гаркавина. В учебном центре приходилось бегать с большей нагрузкой и на более длинные дистанции. Только там в спину не стреляли…

Улица пошла под уклон, Крайнев разбрызгал лужу в ложбине и, цепляясь подошвами за скользкий склон, взлетел на пригорок. Внезапно он заметил, что дома кончились. Перед ним было поле, а навстречу бежали люди из бригады.

– Немцы! – выдохнул Крайнев, подлетев к Саломатину. – Бронетранспортер и два грузовика.

– Рота! – оценил полковник. – Сбили боевое охранение?

– Нет там нахрен никакого охранения! Это я стрелял! В водителей…

Саломатин потемнел лицом. Внезапно, ничего не сказав, метнулся к ближнему дому. Осторожно выглянул из-за угла, затем бегом вернулся обратно.

– Прочесывают деревню. Без техники. Это надолго. Отступаем к опушке!

Расстояние до ближнего леса они преодолели бегом. Здесь полковник велел бригаде занять оборону и отозвал в сторону командира роты. Крайнев стоял в отдалении и не слышал разговора, но по бледному лицу старшего лейтенанта понял, что посулил ему Саломатин. Видимо, отсутствие боевого охранения на околице произошло по вине старлея. На прощание Саломатин поднес ствол ТТ к носу командира роты и подошел к Крайневу.

– Идем!

– Меняем место дислокации?

– Счас! – сказал полковник. – У меня в штабной избе документы. Отдать немцам? С какой стати? Эта моя деревня, я ее занимаю, ясно?

Саломатин отобрал четырех бойцов и кивнул Крайневу. Опушкой они двинулись на север. Крайнев шагал последним, волоча свой чемодан. Он так и не выпустил его из рук. По уму, следовало оставить чемодан на опушке, но возвращаться было поздно. Крайнев не мог разгадать замысел Саломатина. Они шли на север, обходя деревню по кругу. Хочет атаковать немцев с тыла? Но партизан слишком мало, немцы быстро разберутся и прихлопнут их, как мышек. Отвлекающий маневр с целью ослабления давления на линию партизанской обороны? Опять-таки людей нужно больше. На опушке заняла оборону бригада с пулеметами МГ – ее так просто не собьешь. Вот когда немцы поставят минометы (минометы у них должны быть), партизанам придется кисло. Как могут помешать немцам шесть человек?

Только увидав в просвет меж стволами «ханомаг» и грузовики, застывшие на лесной дороге, Крайнев понял задумку Саломатина. Полковник велел спутникам не высовываться и поднял бинокль.

– Черт! Часовые в бронетранспортере.

Крайнев взял у него бинокль. Над краем брони «ханомага» виднелись каски. Ясное дело: солдат поставили охранять технику, а вокруг партизаны. Бронетранспортер – лучшее укрытие. Сколько там немцев? Двое? Касок виднелось две. Вдруг внутри третий? У Крайнева снайперская винтовка, у остальных автоматы, Саломатин, как заметил Крайнев, специально отбирал автоматчиков. До «ханомага» добрая сотня метров – одного часового Крайнев без труда снимет, но попасть во второго из автомата трудно. Если и получится, третий откроет огонь. Пока его выкуришь из-за брони! Немцы в деревне услышат, побегут на выручку. Внезапность – то, на что рассчитывал Саломатин, будет утрачена. Внезапно Крайнев ощутил тяжесть чемодана в руке. Как хорошо, что не бросил! Крайнев открыл чемодан и вытащил мундир.

– Что ты делаешь? – удивился Саломатин.

– Что надо! – буркнул Крайнев, срывая с себя штатскую одежду.

Через минуту-другую перед полковником стоял немецкий офицер в застегнутой шинели (на поясе кобура, но взведенный «люгер» в кармане). Крайнев побросал штатское платье в чемодан, закрыл и взялся за ручку.

– Зачем? – удивился Саломатин.

– Партизан может переодеться немцем, – сказал Крайнев, – но при этом он вряд ли станет таскать чемодан. Не партизанский реквизит.

Крайнев раздвинул кусты и зашагал к «ханомагу». Его заметили почти сразу. Каски исчезли над краем борта, зато в амбразурах появились стволы винтовок.

– Не стреляйте! – закричал Крайнев по-немецки и замахал поднятой верх рукой. – Я интендантуррат Зонненфельд.

Стволы винтовок не исчезли, а только аккуратно опустились, целя Крайневу в грудь. Чувствовал он себя, мягко говоря, неуютно. У немцев нервы наверняка на взводе. Кто-нибудь нечаянно нажмет на спусковой крючок… Спина стала мокрой, но Крайнев заставил себя преодолеть страх. Не доходя до «ханомага» пяток шагов, он остановился и опустил чемодан на землю.

– Как вы здесь оказались, герр интендантуррат? – спросили из-за брони.

– На нас напали, – сказал Крайнев и испуганно оглянулся. – Партизаны! Убили денщика. Мне удалось убежать, но, боюсь, бандиты идут по следу. Можно присоединиться к вам?

– Залезайте! – донеслось из «ханомага» после короткой паузы.

Крайнев, изображая неловкость, забрался внутрь бронетранспортера и увидел, что оказался прав в своих догадках. Часовых было трое. Двое рядовых и один, постарше годами, ефрейтор. Рядовые стояли у бортов, зыркая по сторонам, а ефрейтор сидел, положив на колени МП-40. Руки его будто покоились на оружии, но Крайнев видел, что стоит только сделать неверное движение… Ефрейтор – явно тертый калач, ухо надо держать востро.

– Как вы здесь оказались? – повторил вопрос ефрейтор. – Документы есть?

Крайнев достал из нагрудного кармана мундира документы и протянул ефрейтору. Тот взял, но не сразу – сначала дернул взглядом в сторону одного из рядовых. Тот отвернулся от леса и как бы невзначай направил винтовку в сторону Крайнева. Черный зрачок дула не смотрел прямо на него, но довернуть ствол – один миг. Ефрейтор тщательно проверил документы (не забыв сличить фотографию с оригиналом) и вернул владельцу.

– Как видите, меня перевели из дивизии в N, – сказал Крайнев. – Мы с денщиком спокойно ехали в повозке, как вдруг из леса, справа от дороги, стали стрелять. В денщика попали, он свалился на дорогу, я схватил чемодан с вещами и бросился в противоположную сторону.

– Чемодан – это очень важно! – глубокомысленно заключил ефрейтор. – Самая нужная в лесу вещь!

Солдат, целивший в Крайнева, хихикнул, Крайнев сделал вид, что не заметил. Главное, ствол «маузера» опустился.

– Бандиты стали стрелять мне вслед! – продолжил Крайнев. – Я бежал изо всех сил. По грязи! – Крайнев как будто сейчас заметил свои изгвазданные до голенищ сапоги. – Скоро заблудился и два часа блуждал по лесу. Думал, что не выберусь из него никогда. Потом услышал стрельбу из МГ. Звук его я хорошо знаю по фронту. Решил: немецкие войска громят бандитов. Пошел на звук – и вот! – Крайнев развел руками, показывая, как он доволен тем, что вышел к своим. Он бросил взгляд в сторону и сделал вид, что только теперь увидел мертвые тела на сиденьях бронетранспортера. – Боже! Убитые?

– Снайпер! – нехотя ответил ефрейтор. – Стрелял из деревни. Убил Гюнтера и фельдфебеля, ранил еще двоих. Сейчас рота прочесывает деревню…

Крайнев вздохнул.

– У вас есть оружие? – спросил ефрейтор. – Стреляли по бандитам?

Крайнев лапнул кобуру на поясе и с видимым удивлением обнаружил ее пустой. Он задумчиво поднял голову к небу, потом выглянул за борт, будто оружие могло лежать там. Ефрейтор улыбался уголками губ, солдаты, не таясь, смеялись.

– Потеряли пистолет? – сочувственно спросил ефрейтор. – Жаль, что денщика убили, он обязательно нашел бы!

– Хорошо быть денщиком интендантуррата! – сказал один солдат. – Я бы согласился!

– К такому хорошему интендантуррату все бы захотели! – сказал ефрейтор. – Может, он замолвит словечко гауптману?

Крайнев стал шарить в карманах шинели и с радостным видом вытащил «люгер». Солдаты захохотали.

– Вы его хоть зарядили? – давясь от смеха, спросил ефрейтор. – Патроны есть?

– Проверим! – сказал Крайнев, нажимая на спуск.

Ефрейтор сунулся лицом в пол. Крайнев мгновенно выстрелил в ближнего солдата, затем – в оставшегося. Никто из них не успел поднять оружие. Крайнев бросил «люгер» в кобуру и помахал ждавшим в кустах товарищам.

– Что так долго? – спросил Саломатин, переваливаясь через борт. – Заждались!

– Вел переговоры! – Крайнев указал на трупы немцев.

– Ясно! Хлопцы, выбрасываем падаль, быстро!

Саломатин сел за руль, Крайнев примостился рядом, выставив в люк ствол трофейного автомата. Четверо партизан заняли места боевого расчета «ханомага». Саломатин заставил их надеть немецкие каски, дабы чья-то любопытная голова не демаскировала атакующих раньше времени. Саломатин завел «ханомаг», и бронетранспортер лениво вполз на деревенскую улицу. Поначалу та была пустынна. На половине пути стали попадаться немцы. Кто-то тащил курицу, кто-то – решето с яйцами. Обычное дело. Деревня зачищена, оставленные в тылу занялись мародерством. Немцы равнодушно скользили взглядами по «ханомагу». Гауптман велел подогнать бронетранспортер для скорейшего разгрома огрызающихся бандитов – что удивительного? Только сейчас Крайнев в полной мере оценил задумку Саломатина с троянским конем. Только этот «конь» был бронирован и нес в чреве нечто посерьезнее мечей и копий.

«Ханомаг» без приключений выбрался на южную околицу деревни. В прямоугольник амбразуры Крайнев увидел густую цепь немцев. Солдаты лежали, лениво постреливая в сторону опушки, откуда так же лениво отвечали. За домом суетились минометчики, подтаскивая к установленным трубам стволов ящики с минами, рядом стоял офицер.

– Этих в первую очередь! – приказал Саломатин.

Офицер, увидав «ханомаг», удивленно поднял брови, затем пошел навстречу, энергичными жестами приказывая остановиться.

– Давай! – крикнул Саломатин.

Крайнев нажал на спуск. Офицер сложился и упал лицом в землю. Минометчики, скошенные автоматными очередями, легли у своих труб, после чего наступил бедлам. Тявкали автоматы, над головой Крайнева гремел МГ, который немцы неразумно поленились снять со станка, бронетранспортер носился вдоль немецкой цепи, поливая ее огнем. Ошеломленные неожиданным нападением немцы гибли десятками. Впрочем, они быстро пришли в себя и попытались забросать «ханомаг» гранатами. Одна даже попала внутрь, но ее своевременно выбросили. Партизана-пулеметчика нашла пуля; Крайнев, стащив обмякшее тело со станка, заменил павшего. Он стрелял, пока не кончилась лента, затем снова взял автомат. Бил из боковой амбразуры. Немцы рассредоточились, их было много, и стреляли они все прицельнее: уже двое убитых партизан лежали на железном полу бронетранспортера, а один сидел раненый, зажимая окровавленными руками живот. «Ханомаг» выписывал петли и восьмерки, Саломатин маневрировал, подставлял под немецкие пули бронированные бока, но все равно партизанам, захватившим бронетранспортер, пришлось бы туго. Однако грянуло «ура»: партизанская бригада, ободренная нечаянной помощью, поднялась в атаку. Немцы заметались и побежали. Саломатин притормозил, в бронетранспортер вскочили несколько партизан, и боевая колесница, рыча и лязгая гусеницами, покатила по полю вдогонку врагу. Это был уже не бой, а свалка. Немцы бежали, отстреливаясь, партизаны летели следом, целили им в спины, догоняли, били прикладами, валили на землю… На раскисшей пашне завязывались драки, люди катались по земле, молотя друг друга, чем придется – ножом, каской, а то и вовсе кулаками. Крайнев пришел в себя только на северной околице. «Ханомаг» остановился, Саломатин выскочил и побежал к осатаневшей от крови бригаде. Следом устремились партизаны. Крайнев спрыгнул на землю, пошарил по карманам и нашел пачку сигарет. Достал одну и с третьей спички прикурил. После чего сел прямо на землю и жадно затянулся. Внезапно он почувствовал, что фуражка на его голове мелко дрожит. Он удивленно снял ее и понял: надевая, случайно включил видеокамеру. Крайнев нажал пуговку-кнопку и вернул фуражку на место.

«Хорошенькие сцены увидят в Москве»! – подумал он, но эта мысль, едва возникнув, умерла. Крайнев встал, отыскал свой чемодан, и здесь же, у дороги, переоделся. Мундир, помятый, выпачканный кровью, сложил обратно. Взял чемодан и пошел к деревне.