Текст книги "Herr Интендантуррат"

13

Фон Лютцов прошел в кабинет и сел в кресло. Спустя пару минут адъютант принес кофе, полковник сделал глоток и одобрительно кивнул: такой, как надо. Крюгер вышел. Фон Лютцов достал из коробки сигару, обрезал кончик и щелкнул зажигалкой. Раскурив сигару, он выдохнул ароматный дым и откинулся на спинку кресла. Вместе с кофе адъютант принес коньяк; полковник делал глоток из бокала, запивал горячим кофе, после чего всасывал густой дым из сигары. Это помогало думать.

На совещании у гаулейтера были только он и начальник СД. Гаулейтер не был частым гостем в N, и тот факт, что по приезде в город он пригласил не партийную верхушку и тыловиков, а руководителей разведывательных служб, говорил о многом. Гаулейтер выглядел хмурым и говорил сердито. Расстелив на столе карту, он тыкал в нее толстым пальцем с такой силой, будто хотел пробить дыру.

– За полгода в окрестностях N русскими самолетами уничтожено шестнадцать эшелонов с немецкими солдатами и офицерами! – говорил гаулейтер. – Безвозвратные потери превысили шесть тысяч человек! Половина дивизии! В ситуации, когда на поле боя каждый солдат на счету, мы теряем дивизию там, где не должны терять вовсе. Смотрите! – гаулейтер стал водить пальцем по карте. – Эшелоны бомбили здесь, здесь, здесь и здесь! Налеты происходили по одной схеме. Поезд отходил от N на 60–80 километров, после чего появлялись самолеты большевиков. Из-за отдаленности от населенных пунктов медицинская помощь раненым запаздывала, вследствие чего мы несли потери, несопоставимые даже с фронтовыми. Как известно, русские достаточно эффективно действуют на наших коммуникациях. Партизаны взрывают железнодорожные пути, русская авиация бомбит станции. Но в тех акциях нет закономерности. Здесь имеется. Догадываетесь?

Фон Лютцов и начальник СД промолчали.

– Во-первых, все разбитые эшелоны были пассажирскими, – продолжил гаулейтер. – Во-вторых, отправлялись из N. Составы с оружием или амуницией от самолетов в пути не страдали. Почему? Потому что грузовые эшелоны следуют через N без остановки или задерживаются ненадолго для смены паровозов. А вот о прибытии пассажирских поездов, их дальнейшем маршруте в N известно заранее: солдат здесь кормят…

– В городе есть большевистский шпион! – воскликнул начальник СД.

– Вы поразительно догадливы! – саркастически усмехнулся гаулейтер. – Даже удивительно, почему закономерность выявили в Берлине, а не здесь. Итак, господа! – возвысил голос гаулейтер. – Даю три дня. Если спустя этот срок большевистская сеть в N не будет обезврежена, вы отправитесь искупать вину на Восточный фронт. Рядовыми.

Начальник СД и фон Лютцов, щелкнув каблуками, вышли, после чего каждый поехал к себе. Сейчас, вспоминая разговор с гаулейтером, фон Лютцов отдавал себе отчет: гаулейтер не шутил. Фронт – это самое лучшее, что ждет их. Вполне вероятен трибунал и расстрел. Приказание исходит лично от фюрера – в этом можно не сомневаться, раз приехал сам гаулейтер, а не кто-то из чинов СД или Абвера. Шпионскую деятельность выявили не в профильном ведомстве, а в ОКВ[4]4
  Верховное главнокомандование вооруженными силами Германии (ОКВ) (Oberkommando der Wehrmacht; OKW).


[Закрыть] – скорее всего, специалисты экономического отдела, ведающего вопросами снабжения и вооружения вермахта. Туда стекаются сведения о потерях. Адмирала Канариса, руководителя Абвера, в известность не поставили, иначе фон Лютцов давно получил бы указание от старика. Канариса в Берлине недолюбливают – интриги Гиммлера. Но Гиммлеру тоже ничего не сказали: начальник СД города ошарашен новостью не менее фон Лютцова. Видимо, на одном из совещаний в ставке кто-то из чинов ОКВ пожаловался Гитлеру, а тот, ясное дело, пришел в ярость. Полгода в тылу вермахта действует русский разведчик! За такое виновных не то что расстреливают – вешают за ребра!

Фон Лютцов бросил сигару в пепельницу и посмотрел на коробку. Сигар оставалось семь. «Успею ли выкурить?» – подумал полковник, но тут же одернул себя. Раскисать рано. В справедливости выводов гаулейтера фон Лютцов не сомневался: шпион действует именно в N. Факты неоспоримые. Как русским удалось? Ответ очевиден. Виноват Шойбер, начальник СД города. Напыщенный идиот с непомерными амбициями…

В июле 1941 года к полковнику привели пленного русского капитана. В те жаркие дни пленных офицеров были тысячи, но контрразведчики попадались редко. Поэтому капитана допрашивал сам фон Лютцов. Русский ему понравился. Умен, красив, великолепно говорит по-немецки. Опыт разведчика и человека, за плечами которого прожитые годы, подсказал полковнику: капитан хочет жить. Однако предложение сотрудничать с Абвером русский с возмущением отверг.

– Сколько вам лет? – спросил фон Лютцов.

– Двадцать восемь.

– Женаты?

– Нет.

– Почему?

– Не успел.

– Учеба, служба… – продолжил фон Лютцов. – Работа у нас с вами такая, что ни дня, ни ночи, как говорят русские. Что дальше? Я не собираюсь отправлять вас в лагерь военнопленных. Есть приказ: комиссаров и большевиков расстреливать на месте. Вы член партии – следовательно, большевик. Понятно? Теперь подумайте: есть смысл умирать? Ради чего? Родина? Она многое вам дала? Что вы видели в жизни? Вы неглупый человек и понимаете: СССР разваливается. Прошло три недели после начала войны, а мы уже за Могилевом. К ноябрю будем в Москве. Большевистскому режиму конец. Что дальше? Завоеванной территорией надо управлять. Россия огромна, у Германии не хватит знающих людей, способных делать это эффективно. Чтобы там ни говорили наши партийные бонзы, без русских не обойтись. Вы можете стать одним из тех, кто возглавит новую, дружественную Германии Россию. Это право надо заслужить, но у вас получится. Зачем жертвовать собою ради того, что отжило и умирает?..

Полковник говорил искренне, и русский согласился. Дал подробные показания, которые, впрочем, пригодились мало – устарели. Куда более полезным оказалось использование капитана Петрова для оперативной работы. В тылу вермахта появились партизаны, досаждавшие оккупационным властям. Тогда фон Лютцов провел одну из самых блестящих своих операций, надолго посрамив выскочек из СД. Петрову прострелили ногу (дело требует жертв) и забросили в один из оккупированных районов, где появились партизаны. Раненый капитан госбезопасности (в те годы это соответствовало армейскому подполковнику), сохранивший не только служебное удостоверение, но и партийный билет, не просто с удовольствием был принят в отряд, но и возглавил его. В течение нескольких месяцев отряд собирал в свои ряды недовольных новым порядком, после чего Петрову осталось привести этот сброд в оговоренное место – под немецкие пулеметы. Партизаны полегли почти все, в то время как немцы потерь не понесли. Гениальная провокация вызвала восторг даже у конкурентов из СД (позже они пытались ее повторить, да только куда им!), фон Лютцов получил лестное предложение использовать своего агента в аналогичных целях и далее, однако отказался. Тупицам из СД было невдомек, что ликвидация партизанского сброда – слишком мелкая задача для агента такого уровня. Провокация была ступенькой для заброски Петрова в Москву. Фон Лютцов знал, как тщательно НКВД проверяет перешедших линию фронта русских солдат и офицеров, и заранее побеспокоился о правдивой легенде. Петров женился на местной девушке, обожавшей красавца-мужа. Она ничего не знала о контактах Петрова с Абвером. Лгать на допросе трудно даже опытному разведчику, а женская искренность, особенно когда женщина юная, производит впечатление. Так и вышло. В апреле у полковника был свой агент в Москве, да какой – офицер НКВД!

Далее не заладилось. Через группу, заброшенную в столицу ранее, Петров дал знать об успешном прохождении проверки, но группа погибла при попытке передать второе сообщение. Рацию агенты установили в подмосковном лесу, ее запеленговали, лес окружили войска НКВД… Счастье, что агентов застрелили, и они не выдали Петрова. Однако ценный агент в Москве оказался без связи. Фон Лютцов несколько раз пытался переправить к нему людей с рацией, но неудачно. Психологически агенту трудно длительное время находиться одному во враждебной среде. Петров запаниковал, стал проситься на фронт, рассчитывая при благоприятной возможности перебежать к немцам. Рапортам его хода не дали. Тогда он самовольно забрался в самолет с группой подготовленных диверсантов и вместе с ними выпрыгнул с парашютом.

Фон Лютцов не обвинял агента: Петров поступил разумно. К тому же вернулся он не с пустыми руками: как инструктор спецшколы знал в лицо десятки диверсантов, заброшенных в немецкий тыл. Их бы разыскать да устроить радиоигру с Москвой! Петров выпрыгнул из самолета последним, спланировал в сторону от группы и к рассвету вышел к немецким постам. Первую ошибку совершили фельджандармы: окружили и уничтожили группу Петрова. После чего подозрительного русского передали СД. Хотя Петров четко и ясно сказал, что является агентом фон Лютцова и просил отвезти его в Абвер, Шойбер не подумал это сделать. Обрадовался нечаянно свалившейся удаче. Эсесовцы стали бить Петрова, и в конечном итоге вытрясли из агента все, что тот знал. Однако ценнейшие сведения, полученные с таким трудом, пропали попусту. Вместо того чтобы отправить Петрова на поиски диверсантов в N, заманить их в место, где можно без хлопот задержать всех и впоследствии начать работу, эсесовцы полезли сами. Получили трупы – свои и диверсантов. Петров перестал быть нужен, его отдали Абверу, забыв извиниться. Фон Лютцов отправил гневный доклад Канарису, но Шойберу это не повредило: в Берлине главенствовал Гиммлер. Ценный агент перестал существовать: ничего не оставалось, кроме как использовать Петрова инструктором в «Валгалле».

Фон Лютцов встал и прошелся по кабинету. «Валгалла», любимое детище… В первый год Восточной кампании агентов в школах Абвера готовили быстро и небрежно – надеялись, что вот-вот разгромят русских. Агенты проваливались почти сразу, многие вообще сразу шли сдаваться НКВД. Впустую потраченные время, усилия, средства… Только к концу сорок второго фон Лютцову и его коллегам удалось убедить Канариса, а тому – руководство вермахта, изменить тактику. Курсантов для «Валгаллы» полковник отбирал лично. После неизбежного отсева осталось шестьдесят девять человек, но каких! Впервые за долгие годы фон Лютцов чувствовал удовлетворение. Каждый третий из агентов – в прошлом офицер, ни одного с образованием ниже среднего. Умны, находчивы, дерзки, великолепно подготовлены физически. В отличие от традиционного распределения ролей в группе, у выпускников «Валгаллы» – взаимозаменяемость. Все метко стреляют, владеют навыками рукопашного боя, умеют составить донесение, зашифровать его и передать по рации. Без проблем внедряются в части Красной Армии – знают, как вести себя с комендантскими патрулями и сотрудниками «СМЕРШа». Несколько экспериментальных забросок это подтвердили. Группы готовы. Как только сойдет снег, их переправят в тыл русских на всех фронтах. Вермахт получит достоверную и полную информацию о планах советского командования, это поможет рейху если не выиграть войну, то хотя бы продержаться пару лет до заключения приемлемого мира на Западе (в первую очередь на Западе!). Изнуренной войной России в одиночку Германию не победить. России ничего не останется, как последовать примеру союзников.

Фон Лютцов не питал иллюзий в отношении итогов войны. Ему пятьдесят шесть лет. Первую мировую войну он закончил в звании майора генерального штаба и умел мыслить стратегически. Германия повторила ошибку, затеяв войну на два фронта. Ей не выстоять. Не хватит ни материальных, ни стратегических ресурсов. На Восточном фронте у русских полное превосходство: они господствуют в воздухе, у них больше танков, пушек, наконец – солдат. Русские научились воевать: офицеры, приезжающие с фронта, рассказывают об этом с горечью. Если в сорок первом русские бежали от немецких танков, то теперь бегут немцы. Цвет люфтваффе погиб, а оставшихся мальчишек, наскоро обученных в летных школах, русские сбивают, как куропаток. Все, как в 1918-м: недостаток оружия, боеприпасов, медикаментов, питания… Не сегодня-завтра откроют второй фронт на Западе. В Берлине до сих пор есть недоумки, считающие, что дальше Италии союзники не пойдут. Как бы не так! Сталин заставит «железного борова» Черчилля воевать – он это умеет, и высадка союзников на западе Европы неизбежна. Это крах. Все из-за фантазий несостоявшегося австрийского художника, возомнившего себя гениальным полководцем. Прежде, чем нападать на СССР, следовало разделаться с Англией. Год-другой большевики обождали бы: сорок первый показал, что они не готовы к войне. Русские не стали бы первыми нападать на рейх – им это без нужды. Они скрупулезно выполняли советско-германские соглашения, безумные планы о мировой революции остались в прошлом. Разгром Коминтерна, учиненный Сталиным, доказал это. Германии не следовало идти на Восток! У Наполеона получилось захватить Европу, но он обломал зубы о Россию. Чтобы завоевать, а тем более – удержать эти пространства, у старой Европы не хватит солдат. Не соверши Наполеон глупость, Франция простиралась бы от Ла-Манша до Немана. Рейху следовало остановиться у Буга. Да только – что теперь…

Фон Лютцов не был противником войны. Германии следовало взять реванш за унизительную капитуляцию 1918 года, а народ рейха нуждался в жизненном пространстве. Война предоставляет умному и честолюбивому офицеру великолепные возможности для карьерного роста. Фон Лютцов отличился на поприще разведки в Первую мировую войну, где действовал против русских. За три года поднялся от лейтенанта до майора, стал бы полковником – на Восточном фронте, в отличие от Западного, у немецких армий положение было хорошее. Однако война закончилась, и пришли двадцать лет прозябания. Фон Лютцова не отправили в запас, как тысячи других перспективных офицеров (помогли родственные связи), но жить пришлось скудно. Его ветвь фон Лютцовых не отличалась зажиточностью, и мужчины поголовно служили в армии, которая их кормила. В мирное время количество корма катастрофически уменьшалось.

Война давала возможность быстро разбогатеть (фон Лютцов свой шанс не упустил) и удовлетворять желания, немыслимые в ханжеской среде рейха. На пороге пятидесятилетия фон Лютцов потерял интерес к зрелым женщинам. Дело было даже не в жене, постаревшей и подурневшей – на такой случай в Берлине хватало девиц легкого поведения. Полковника (в ту пору еще майора) стали интересовать девочки, не вступившие в период полового созревания. Желание было столь сильным, что он сорвался. Получилась некрасивая история с дочкой служанки – едва удалось замять. Фон Лютцов остался без сбережений и жены, но на свободе и при должности. О жене полковник не переживал – она давно надоела, а вот денег было жалко.

Тут как раз случилась война с Польшей. Спецподразделение Абвера под командованием фон Лютцова заняло поместье, брошенное убежавшими в Лондон хозяевами. Бегство было спешным: во дворце осталась прислуга, на стенах висели картины старых мастеров, буфеты ломились от фамильного серебра и дорогого фарфора. Фон Лютцов велел все это собрать, аккуратно упаковать в ящики и отправить на его адрес в Берлин. Чтоб офицеры и солдаты держали язык за зубами, майор разрешил им разграбить винный погреб, взять в поместье то, что осталось, а в окрестных деревнях – что душа пожелает. Однажды, выйдя во двор, фон Лютцов увидел девочку лет двенадцати – грязную, босую, в разорванном платье. Она стояла у дверей кухни, просительно глядя на входящих и выходящих местных рабочих. Фон Лютцов ощутил сладостное томление внизу живота – то самое, что едва не привело его в тюрьму. Он остановил рабочего.

– Чья? – спросил, указывая на девочку. Фон Люцов неплохо говорил по-русски и по-польски.

– Ничья, пане! – сказал рабочий. – Беженка. Их сейчас много по дорогам…

Фон Лютцов заговорил с девочкой. Робея, она сказала, что сама издалека, родители потерялись, когда семья убегала от войны, она не знает, куда идти и что делать, к тому же очень хочет есть. Фон Лютцов велел беженку сытно накормить, после чего доставить к нему для допроса. Денщик позаботился о горячей ванне – ко времени, когда девочку привели, все было готово. Фон Лютцов запер дверь, велел девочке раздеться и лезть в ванну. Она послушалась. Полковник лично вымыл ее (руки у него при этом дрожали), затем завернул девочку в простыню, отнес на кровать. Она закричала, когда ей стало больно, он погрозил кулаком, и она умолкла. Только стонала. Эти стоны и слезы, бегущие из голубых глазок, возбуждали полковника невероятно. Фон Лютцов мычал от наслаждения, пускал слюну, завопил, когда страсть вошла в апогей, и упал на кровать обессиленный.

Девочка сбежала в тот же день, но майор не огорчился. Он теперь знал, что делать. Удовольствие, полученное от неизвестной беженки, было незабываемым. Когда вермахт встал на границах СССР, и работа Абвера вошла в спокойный ритм, фон Лютцов обзавелся экономкой. Это была Эмма Штольц, его давняя знакомая и преданный агент. Некогда Эмма содержала публичный дом, но пришедшие к власти нацисты стали бороться с развратом, Эмма дом потеряла. Фон Лютцову удалось пристроить ее экономкой в приличную семью. Добрым буржуа он сказал, что Эмма – почтенная вдова, потерявшая мужа на Восточном фронте в 1918-м. Офицеру буржуа поверили. Эмма оказалась хорошей экономкой: что-что, а деньги считать она умела. Однако тяжелая работа (ей приходилось не только вести хозяйство, но и кухарить, подавать на стол, мыть посуду) и скудное жалованье Эмму, привыкшую к веселой жизни, мало устраивали. Она охотно откликнулась на зов давнего приятеля. Занятие было знакомо, работы мало, а жалованье – великолепное. Эмма находила сироток в детских домах, а то и вовсе на улице: приличного вида немке, желающей приютить сироту, охотно верили. Все девочки были светловолосыми и голубоглазыми, как желал майор. В Польше разыскать таких было не трудно, в России – и подавно.

О добром сердце полковника, пекущегося о сиротах, в его окружении говорили уважительно. Конечно, хорошо бы, чтоб призреваемые им дети были арийской крови, но где взять немецких сирот в Польше или России? Тем более, у воспитанниц была надлежащая арийская внешность. Девочки содержались строго: выходили из дому только под присмотром экономки, с посторонними не общались, зато были хорошо одеты, сыты и выглядели довольными. Фон Лютцов регулярно навещал подопечных, привозил им подарки. Для офицера, потерявшего семью (подробностей развода коллеги не знали), его поведение было понятным: кому не хочется провести вечерок в окружении милых ангелочков, их детского лепета? О том, что этот лепет ночами превращается в стоны, коллеги или не знали, или делали вид, что не догадываются.

Вместе с источником наслаждения фон Лютцов нашел на войне источник обогащения. Не разграбленных поместий более не попадалось, да и путь этот таил опасность. Трофейные ценности следовало сдавать рейху – за этим строго следили; фон Лютцову повезло, что никто не проболтался о поместье. Источник денег оказался прямо под ногами. Абвер, как любая военная контрразведка, присматривал за армией, а это проще делать там, где офицеров много, где они расслаблены отдыхом и спиртным. Мысль открыть гостиницу специально для офицеров, оборудовать ее подслушивающей аппаратурой, подобрать толковый персонал, который шпионил бы за постояльцами, пришла в голову фон Лютцову еще в Польше. Продажа награбленного имущества принесла необходимый стартовый капитал.

Офицерам Абвера вести дела одновременно со службой запрещалось, поэтому фон Лютцов провел переговоры с владельцами известной сети гостиниц, и те его план поддержали. Полковник (в ту пору уже полковник!) стал акционером уважаемого предприятия с правом получения половины прибыли от восточных отделений. Прибыль шла хорошая: профессионалы из гостиничной сети умели ставить дело, а фон Лютцов следил, чтоб конкуренты не мешали. Если кто-то из них начинал претендовать на его кусок пирога, неугодная гостиница подвергалась ночным проверкам, что очень не нравилось постояльцам, персонал арестовывали, а то и вовсе отправляли в концлагерь. В России с конкурентами было и вовсе просто – по причине их отсутствия. Опасность ведения дела на территории, где гостиницу для немцев запросто могли обстрелять, взорвать, бросить гранату в зал ресторана, отпугивала серьезных конкурентов, мелкие были не в счет. Гостиница в N приносила полковнику тысячи марок ежемесячно, плюс была великолепным прикрытием для оперативной работы.

Личные интересы не подавляли в фон Лютцове профессионала. Он с юных лет усвоил: человеку живется хорошо, если он стал незаменимым. Или одним из трудно заменимых… Такие люди востребованы любой властью, им прощается если не все, то многое. Служебное рвение, помноженное на ум, профессионализм, трезвый расчет и житейскую мудрость принесут ему честь, почет и сытую старость. «Валгалла» станет лестницей, по которой он поднимется до сияющих высот. Его ждет перевод в Берлин. Есть, конечно, небольшая проблема с сиротками. На оккупированных территориях на такие вещи закрывают глаза, но в столице могут не понять. Будучи человеком предусмотрительным, полковник отправил Эмму в Берлин, та разведала ситуацию и сообщила по возвращении, что переезд возможен. Нужно купить поместье где-нибудь в окрестностях города, тогда девочек можно будет выдать за восточных работниц – их в третьем рейхе миллионы. Все складывалось как нельзя лучше. И тут русский шпион!

Гаулейтер умолчал об одном факте, доказывавшем его правоту; наверное, просто не знал. Странный налет русских бомбардировщиков осенью. В отличие от союзников, в ходе массированных налетов выжигавших все живое, русские бомбили избирательно, метя в самые ценные военные объекты. В тот раз они почему-то оставили без внимания железнодорожную станцию – самую лакомую военную цель, зато вдребезги разнесли батальон связи. Фон Лютцов заинтересовался такой странностью, но выводов не сделал – могло получиться случайно. Теперь действия русских выглядели осмысленными. Разовый налет на станцию нанесет ущерб немалый, но несопоставимый с возможностью безнаказанно бомбить пассажирские поезда в окрестностях города. Полковник не располагал данными, но не сомневался: грузовые эшелоны не остались без воздействия русских бомбардировщиков. Из-за нехватки времени их не успели перехватить неподалеку от N, зато наверняка поджидали на других станциях. Рассчитать график движения состава, если знаешь направление и точное время выхода из N – задачка для школьника. Русские готовили почву для засылки шпиона. Поэтому был уничтожен батальон связи, а вместе с ним – станция пеленгации, не восстановленная до сих пор. Разумеется, Шойбер притащит в N передвижные пеленгаторы – возможно, им удастся засечь рацию. При условии, что русский шпион окажется настолько глуп, что не обратит внимания на странные автомобили с круглой антенной на крыше. Рассчитывать на это смешно. В этот раз они имеют дело не с партизаном или подпольщиком – те не действуют столь эффективно. Партизанам не расчищают путь бомбардировщики. Этот шпион – профессионал, подготовленный в Москве; скорее, даже группа профессионалов. Под какой легендой они проникли в N? Станционные рабочие, машинисты паровозов, ремонтники? Возможно, агентам и не пришлось внедряться так глубоко – просто установили контакты с теми, кто остался в N и работает на станции с момента оккупации. Не исключено, что контакт был установлен еще прежней группой диверсантов, перебитой эсесовцами… «Шойбер, чтоб он сдох! – выругался полковник. – Сорвать такую операцию!» Как искать шпионов? Шойбер, конечно, немедленно начнет тотальную проверку персонала станции: допросы, угрозы, пытки… Все это не поможет: русские будут молчать. Шойбер ничего не добьется, но отвечать придется и полковнику. Русский шпион должен быть пойман! Или, как минимум, покинуть N. Фон Лютцов согласен даже на такой вариант. «Валгалла» важнее.

«А вдруг это немец?» – подумал полковник. Предположение было невероятным, но жизнь научила фон Лютцова не отбрасывать любые версии. Разумеется, речь не идет о русском, выдающем себя за немца. Подготовить такого агента невероятно сложно. Тот должен знать и, главное, уметь делать тысячи вещей. В том числе бытовых. Говорить, как немец, поступать, как немец, пить и есть, как немец. Даже штаны надевать и застегивать по-немецки. Любая ошибка ведет к провалу. Русские на такое не дерзнут. Перед войной они засылали агентов в Европу, но те выдавали себя за уругвайцев, чтоб объяснить свою чужеродность в цивилизованном обществе. «Уругвайцы» вербовали немцев, разоблаченных впоследствии по делу «Красной капеллы». Завербовать представителя враждебного государства быстрее и проще – этим путем идут разведки всех стран. В «Валгалле» даже инструкторы русские: немец не может научить агента быть своим в советском государстве. «Красная капелла» показала, что немец на службе у большевиков – это возможно. Тем более, сейчас, когда итог войны ясен многим. Русские умеют играть на убеждениях – в состав «Красной капеллы» входили замечательные люди: умные, образованные, занимающие высокие посты. Немец – это не исключено.

Фон Лютцов позвал адъютанта и велел собрать офицеров. Когда те расселись, коротко рассказал о разговоре с гаулейтером.

– Персоналом станции займется Шойбер, – сказал полковник. – Здесь наше участие ограничено. Немедленно вызовите из школы Петрова, – полковник глянул на адъютанта. – Надо, чтоб он увидел в лицо каждого русского, работающего на станции, – возможно, узнает кого-то. Шойбер возражать не будет, только обрадуется. Но я собрал вас, чтобы просить о другом. Прошу вспомнить каждого знакомого вам в N немца, военного или штатского. Особенно интересны те, кто появился в городе в октябре-ноябре прошлого года. Подумайте, не насторожило ли вас что-то в их поведении? Странное для небогатого человека мотовство, настойчивое предложение дружбы немецким офицерам или же, к примеру, нетипичная скромность и желание оставаться в тени. Речь может идти о самых незначительных мелочах. Вы профессионалы и знаете, о чем речь. Привлеките свою агентурную сеть, нацельте ее на эту задачу. Не стесняйтесь любых выводов, даже самых невероятных. Вас никто не накажет за чрезмерную подозрительность – наоборот, будут благодарны. Гарантирую награду и повышение по службе любому, кто поможет разоблачить русского шпиона. У нас мало времени – действуйте!

Когда офицеры разошлись, фон Лютцов сел за стол и стал просматривать списки офицеров и чиновников, пребывающих в N на постоянной основе. Обдумывал каждую фамилию, возле некоторых ставил отметки – для последующей обстоятельной проверки. Лучше, конечно, проверить всех, но на это нет времени. Поэтому – не ошибиться с выбором! Работа была в разгаре, когда в дверь постучали. Это был адъютант.

– Прошу прощения, господин полковник! – сказал Крюгер, явно смущаясь. – Вы велели сообщать свои подозрения немедленно.

– Разоблачили шпиона? – усмехнулся фон Лютцов.

Лейтенант смутился еще больше. Полковник взял сигарету (сигару раскуривать долго), щелкнул зажигалкой. Пуская дым, посматривал на адъютанта. Мальчишка! Сын важного чиновника, который может оказаться полезным в Берлине, взятый в Абвер по протекции отца. Смышлен, услужлив, очень хочет стать разведчиком. Хотеть полезно, но необходимы способности. Волнуется: хочет успеть, пока другие не опередили. Кого мальчик приговорил к закланию?

– Итак? – сказал полковник.

– Интендантуррат Зонненфельд! – выпалил Крюгер.

– Изложите соображения, – сказал фон Лютцов, внутренне усмехаясь.

– Зонненфельд появился в N в октябре.

Полковник кивнул.

– Он служит… вернее, служил на станции, где имел доступ к секретной информации о воинских эшелонах, – продолжил приободренный адъютант.

Еще кивок.

– Зонненфельд и Петров похожи: рост, фигура, лицо…

Брови полковника поднялись. Крюгер умолк, но фон Лютцов сделал приглашающий жест.

– Я увидел Зонненфельда в октябре у виселицы на площади, где он пристально рассматривал убитых диверсантов. Со спины я принял его за Петрова, подошел – так мы познакомились. Меня удивил интерес к мертвым русским, и Зонненфельд пояснил, что на фронте виселиц не видел. Позже я узнал: неправда! На фронте тоже вешают.

– Все? – спросил фон Лютцов.

Крюгер кивнул.

– Знаете, почему вы подаете кофе, а не работаете с агентами? – спросил полковник и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Вы не умеете мыслить, как разведчик. Обратив внимание на внешнюю схожесть Зонненфельда с Петровым, вы сделали вывод, что оба русские. К сожалению, мы воюем не с арабами или китайцами, чтоб различать врага в лицо. Внешне русские мало отличаются от немцев – я бы даже сказал, совсем не отличаются. Антропологи из НСДАП будут против – они неплохо зарабатывают на теории об арийских черепах, но разведчик должен быть свободен от догм. Ваше предположение, что Зонненфельд – русский, который притворяется немцем, не выдерживает критики – русские этого не умеют. Они могут надеть немецкую форму, выдав себя за наш патруль, остановить на дороге автомобиль – обычная военная хитрость, но полгода жить рядом с немцами, вести себя, как немец… Извините! Если это так, мне пора в отставку. Я не случайно просил искать немца, а не русского! Теперь о виселице. На фронте действительно вешают, но чрезвычайно редко, – вполне возможно, Зонненфельд не видел экзекуции. Или же видел, но питает к ним интерес. Люди редко раскрывают свои истинные чувства, особенно – первому встречному. Многие наши солдаты и офицеры любят экзекуции и даже фотографируются на фоне казненных. В ваших соображениях есть верные посылы: время появления Зонненфельда в N и его причастность к информации об эшелонах. Этого достаточно, чтоб заподозрить. Однако Зонненфельда нет в моем списке проверки. Сказать, почему?

Крюгер стоял, потупив голову. «Его отец может быть полезен!» – вспомнил фон Лютцов.

– Представьте, Пауль, – сказал он, смягчив тон, – что вас завербовали русские…

– Что вы! – вскинулся адъютант.

– Я же сказал «представьте»! – нахмурился полковник. – Вы никогда не станете разведчиком, если будете сходу отметать даже невероятные предположения. Итак, вас завербовали и направили в N с заданием добывать информацию о движении воинских эшелонов. Как вы будете вести себя с немецким офицером?

– Предложу ему дружбу… – неуверенно сказал Крюгер.

– Зонненфельд сделал это? Ваше знакомство имело продолжение?

– Нет…

– Интересно, почему? Вы офицер Абвера, русский разведчик должен был двумя руками ухватиться за такое знакомство. Он вас почему-то дружбой не почтил.