Текст книги "Русская пляска"

Учёба учёбой, а комсомол всегда был рядом. Олега уже на второй неделе учебы пригласили в комитет ВЛКСМ.

– Так, товарищ Родин, член Сталинградского горкома комсомола, уже неделю отучился, а в институтский комитет ни ногой. Как это понимать?

По крайней мере, это неуважение, не по-товарищески ведёшь себя. Ну да ладно, на первый раз прощаю, присаживайся, поговорим, – пожурил секретарь комитета комсомола института.

Олег виновато склонил голову, присел на стул.

– Так, Олег Павлович, – продолжил секретарь, – мы рассмотрели все дела комсомольцев вашего курса и не нашли ни одного равного тебе по опыту комсомольской работы. Есть предложение рекомендовать тебя в комсомольские секретари первого курса. Как ты к этому относишься?

– Я согласен, – без колебаний ответил Олег.

Через три дня первокурсник факультета промышленно-гражданского строительства Олег Родин был избран комсомольским вожаком у своих однокурсников.

На демонстрации 7 Ноября Родину доверили идти с флагом впереди институтской колоны. Шеренги трудящихся, ветеранов войны и труда, молодежи и студентов под бравурные марши шли нескончаемым потоком по площади Павших борцов. Страна праздновала 40-летие Великой Октябрьской социалистической революции. Народ ликовал, свободный народ свободного государства.

После демонстрации в комитете ВЛКСМ института был накрыт стол, каждый принёс кто что мог. Впервые присутствующий на таком вечере Олег по-настоящему познакомился со всем комсомольским активом, здесь велись весёлые разговоры с мечтами о будущем, пелись общие комсомольские песни и сольные песни под гитару. В этот раз Родин впервые услышал песню Владимира Высоцкого «Если друг оказался вдруг…» и познакомился с Васей Головкиным, дружбу с которым они пронесли через всю жизнь.

Первый курс пролетел быстро, студент и глазом моргнуть не успел, а всё потому, что был сосредоточен на учёбе и комсомольской работе. Дни быстро сменяли ночи, недели месяцы, летняя экзаменационная сессия была, как и зимняя, сдана на «отлично». А сталинградское лето припекало ярким солнышком, звало отдохнуть и расслабиться.

Дед предложил Олегу поехать с ним и его супругой в Сочи, но внук отказался, он не хотел долго находиться в компании с Калерией Петровной: отношения у них не заладились ещё в детстве, потому что при первой встрече мальчик назвал новую жену деда бабушкой. Та аж почернела от злости и строго сказала:

– Никогда не называй меня бабушкой, мальчик! Какая я тебе бабушка? По крови не бабушка, по возрасту я ровесница твоей матери, а выгляжу даже моложе неё.

Олег от отчаяния чуть не заплакал, ему было очень обидно за маму, намного больше, чем за себя. Несмотря на возраст, мальчишка понимал, что его мамочка, пережившая ад Сталинграда и тяжесть повседневной физической работы, не может выглядеть, как эта холёная тётенька с накрашенными бровями и ногтями.

Студенту конечно же хотелось увидеть тёплое море, искупаться в нём, но он решил хотя бы месяц поработать на стройке и купить в дом новые стулья, самодельные табуретки уже уходили в прошлое. На работу устроиться было проще простого. Сталинград строило около десятка мощных трестов, но Металлургстрой был ближе к дому, специалисты его работали в Краснооктябрьском районе, возводя жилые и промышленные здания, дворец культуры, школы и магазины. Олег за двадцать пять рабочих дней не только заработал на стулья, но и приобрёл первый опыт общения со строителями, научился месить раствор, делать простую кирпичную кладку и хорошо накачал мышцы.

Остаток каникул Родин проводил в лагере комсомольского актива на острове Сарпинском. Лагерь располагался в местной школе, здесь отдыхали студенты всех вузов Сталинграда, а работники обкома и горкома комсомола проводили семинары и дискуссии по организации спортивно-массовых мероприятий, работе студенческих клубов, профкомов. В свободное время все купались, загорали, ловили рыбу, навели порядок на школьном дворе, отремонтировали забор. Когда же наступали тихие тёплые вечера конца лета, были и песни у костра, и печёная картошка, и конечно танцы.

Новых знакомств завелось много, но однажды Олег поймал на себе взгляд черноглазой стройной девушки, поймал и сделал вид, что ничего не заметил, и только на следующий вечер пригласил её танцевать. Познакомились. Алла Саблина училась на факультете иностранных языков в педагогическом, тоже перешла на второй курс. Она была легка и быстра в танце, от её тела исходил приятный аромат, а взгляды, брошенные на парня, обладали какой-то магической силой. После танцев студенту-строителю не хотелось прощаться с девушкой, он пригласил её погулять, она не отказалась, и они долго бродили по лесу. Полная луна не только хорошо освещала дорогу, но и колдовала, сближая молодых, которые почти всё о себе рассказали друг другу. Вечерние прогулки продолжались и частенько уходили за полночь. Однажды Алла оступилась, Олег подхватил ее и привлёк к себе. В порыве страсти парень обнял и поцеловал подругу, потом ещё, ещё, она отвечала ему, но вдруг вырвалась из объятий и убежала. Олег опешил, попытался её догнать, но она скрылась за дверями девичьей комнаты.

На следующий день Алла подошла к Родину сама.

– Олег, ты прости меня за вчерашнее.

– Это ты прости. Может, я поспешил?

– Нет, мне хорошо с тобой, но я боялась за себя, боялась переступить порог.

– Да ты же умница моя! – Олег обнял девушку. Теперь уже днём, на виду у ребят, поцеловал её скромно, в щёчку.

Дружба молодых людей продолжалась и после возвращения в город.

Встречались в основном по выходным да праздничным дням. Алла жила в новом доме на Аллее Героев, здесь всё рядом: и театры, и кино. Ходили друг к другу на институтские вечера, откровенничали, доверяли друг другу тайны, сердца их пели в унисон.

Алла много читала, в том числе литературу на немецком и английском языках, таких студентов считали элитой пединститута. Но девушка не кичилась этим и вообще была скромна во всём, с удовольствием делилась знаниями с окружающими, что Олегу очень нравилось. Родин уговорил дорогую ему девушку встречать 8 Марта у него, чтобы познакомить её с мамой. Анна Сергеевна обрадовалась, отпросилась с работы пораньше (в те годы в Международный женский день люди трудились), накрыла стол. Он получился по-настоящему праздничным: котлеты, отварная осетрина, чёрная икра, сырокопчёная колбаса и сыр, в центре красовалась бутылка вина «Южная ночь». Молодёжь пришла в дом ближе к вечеру с тортом и букетом тюльпанов, которые где-то достала Алла. Олег положил на стол три свежих огурца из обкомовской столовой, которые ему презентовал друг Вася Головкин. Женщины познакомились, Анна Сергеевна вручила в подарок девушке голубой газовый шарфик, а молодёжь матери – отрез крепдешина на платье.

Общались за столом с открытой душой, пытаясь больше узнать друг о друге.

– А у вас какое образование, Анна Сергеевна?

– Семь классов и поварские курсы – вот и всё моё образование, не получилось как-то. В Сталинград мы приехали, когда мне было шесть лет, отец трудился на строительстве тракторного завода, старшие братья тоже, а я была в семье последним ребёнком, седьмой. В 1934 году окончила семилетку, в этот же год умер отец, мы с мамой и двумя сёстрами остались без кормильца и потому все пошли работать. Я окончила курсы поваров, и направили меня в студенческую столовую Механического института, там познакомилась с отцом Олега Павлом, вышла замуж, родила, а тут война. Всё моё образование, милая Аллочка, проходило в подвалах Нижнего посёлка «Баррикад» под грохот бомб и снарядов, а потом на похоронах убитых солдат, разборе завалов, новом строительстве. Павел погиб, мне нужно было поднимать Олега, вот и пошла работать в детский сад, и сейчас варю детям щи да кашу. Вот так и живём… А ваша семья где была во время войны?

– Мы с мамой были в эвакуации за Волгой, в Николаевке, папа тоже был в эвакуации на Урале вместе с тракторным заводом, когда он вернулся в родной город, забрал и нас домой. Мама окончила мединститут, сейчас работает терапевтом в третьей поликлинике, в центре, а папа – секретарь Сталинского райкома партии.

– Что ж, я рада за тебя, девочка, что ты не испытала голода и холода Сталинграда. Дай бог тебе здоровья.

Весь вечер говорили о разных житейских делах, а когда зашла речь о литературе, Алла поняла, что Анна Сергеевна читает и классиков, и современную литературу, и была этим очень удивлена, особенно когда мама Олега начала говорить о Достоевском и романе «Братья Карамазовы», а она, студентка пединститута, его ещё не читала. Прощались тепло, Аллу пригласили приезжать в гости в любое время, ей в доме Родиных всегда будут рады.

Жизнь идёт себе и идёт, не останавливаясь, время делает молодых взрослее и умнее, взрослых – мудрее, пожилых – покладистее и сентиментальнее, а часть стариков – беззащитнее. Набирался ума и Олег.

В студенческой среде всё было просто, открыто, хотя встречались и трусы, и вруны, и хитроумные ловкачи, но в основном комсомольцы были полны отваги, целеустремленны. А цель была одна – строительство коммунизма. Родин всё больше и больше дружил с работниками горкома и обкома ВЛКСМ, его знали и ценили как хорошего организатора, которому верили, за которым шли.

После Первомайской демонстрации Алла пригласила друзей к себе домой отметить праздник. На вечеринке были в основном студенты пединститута и Олег с Васей Головкиным. Веселье получилось на славу: пили вино, танцевали, пели песни. Особенно понравилась всем песня нашей землячки Александры Пахмутовой. Олег красивым баритоном выводил «Песню о тревожной молодости»:

 
– И снег, и ветер,
И звёзд ночной полёт…
Меня моё сердце
В тревожную даль зовёт.
 

Ребята тут же дружно подхватывали песню, настроение у всех было приподнятое.

Часа через три к компании присоединился отец Аллы Михаил Алексеевич, который вернулся с демонстрации слегка навеселе, без этого было нельзя: секретарю райкома необходимо быть ближе к трудящимся массам. Саблин оказался человеком общительным и в беседах с молодёжью выдавал себя за простецкого парня, хотя Олег не раз ощутил на себе его острый, обжигающий взгляд, чувствовалось, что товарищ Саблин хочет с ним поговорить.

Догадливый Родин пошёл на контакт сам, и Михаил Алексеевич пригласил его на кухню перекурить. Когда остались вдвоём, Саблин достал из кармана пачку болгарских сигарет БТ, дефицитных в то время, и предложил Олегу.

– Спасибо, но я не курю.

– Это, может быть, и хорошо. Только ответьте мне на вопрос: вы бережёте здоровье или болеете?

– Болею, здоровым образом жизни болею. Правда, совсем здоровым мой образ назвать нельзя, потому как вино и пиво я пью.

Секретарю райкома не совсем понравился столь самоуверенный ответ, и он решил взять быка за рога.

– Я знаю, что вы дружите с моей дочерью, хотел бы прояснить ваши намерения.

– А какие могут быть намерения? Дружим, да и дружим, нам интересно вместе. А если вы хотите спросить, как скоро у нас будет свадьба, я ответить на этот вопрос сегодня не могу. Мне жениться ещё рано. Полагаю, что любой муж должен достойно содержать свою семью, а для этого надо работать и получать хорошую зарплату.

– Какую же зарплату вы считаете хорошей?

– По теперешним деньгам нужно получать в месяц хотя бы одну тысячу рублей.

– И вы полагаете, что получите эту сумму, работая инженером-строителем?

– Полагаю, что для этого нужно быть или не простым инженером, или работать сверхурочно.

– А если не инженером? Я слышал, что вы секретарь факультетского комсомольского бюро в горхозе.

– А что, у комсомольских работников большие оклады? Я пока не думал о карьере в комсомоле. Мне хотелось бы поработать на стройке, сделать что-то своими руками, своим умом.

– Понятно. Что ж, стремления у вас похвальные. Строители у нас всегда в почёте. Успехов вам, Олег… А не заждались ли нас друзья моей дочери? Не пора ли вернуться в компанию?

После застолья все пошли гулять. Полюбовались праздничным салютом, потом разошлись по парам. Олегу с Аллой было очень хорошо.

Но когда Родин ехал в трамвае домой, всю дорогу терзался мыслями о том, к чему отец его девушки завёл такой разговор. Что он имел в виду?

Что хотел узнать? Сам себе он отвечал, что нормальный отец должен всегда заботиться о будущем своих детей, так что всё нормально. Но осадок в душе остался.

Первомайские празднества остались позади, а о Дне Победы секретарь факультетского бюро ВЛКСМ помнил всегда. Несмотря на то, что это не был красный день в календаре, все люди и ветераны его праздновали во хмелю и радости. На заседании бюро решили создать бригады и в течение месяца помочь инвалидам войны привести квартиры и дома в порядок. Инициатива была поддержана горкомом, и пятнадцать бригад отправились в Кировский район: кому-то забор отремонтировали, кому-то печь, побелили кухни и комнаты, высадили в огородах рассаду. Одним словом, сделали всё, что просили фронтовики. Довольны были те и другие, между студентами и ветеранами завязалась дружба, и дальше молодёжь, не привязываясь к праздникам, помогала пожилым людям.

До конца мая Олег и Алла редко виделись, разговаривали в основном по телефону, правда, выбрались один раз в кино. Смотрели фильм «Жажда», главную роль играл знаменитый Вячеслав Тихонов. Фильм Олегу понравился. Когда на экране показывали бомбардировку Одессы, парню вспомнился холодный закопчённый подвал его военного детства, он даже ощутил запах тех жутких дней и ночей.

В июне, как и положено, началась экзаменационная сессия, времени на встречи с подругой не было, тем более расписание экзаменов у них было разным. Но всё в жизни имеет свой финал, и сессия тоже.

Июль! Свобода и отдых! Олег уже какой день не мог дозвониться подруге. Отвечала её мама: «Аллы нет, ушла с подругами… Алла ушла в магазин… Алла в кино». Какие-то нехорошие мысли рождались в душе парня, он попытался подкараулить девушку у подъезда, но всё тщетно.

А по телефону опять те же ответы: «Аллы нет дома». Настроение у Родина было совсем печальное, а тут ещё повестка из военкомата. Старший лейтенант приказал отправляться на медицинскую комиссию и готовиться к службе в Вооружённых Силах СССР. Комиссию прошёл, оказался здоров и годен к строевой службе.

– Пока гуляй, осенью жди повестки, – заключил старлей.

Вечером Олег встретился со своим лучшим другом Васей, который к этому времени работал вторым секретарём Советского райкома ВЛКСМ.

Друзья поговорили, поразмыслили и пришли к выводу, что в армии служить надо, но лучше бы после окончания института.

– Завтра схожу в горком к первому, может, он что-то с военкоматом решит, – заключил Вася Головкин.

Первый секретарь Сталинградского горкома комсомола Игорь Иванов принял Василия без проволочек и, когда тот издалека начал говорить о Родине, остановил его.

– Знаю я Олега не хуже тебя. Наш парень. Говори, что нужно.

Головкин рассказал.

– Всё понял. – Иванов поднял трубку «тройки» – телефона местной связи для руководителей, набрал номер областного военного комиссара и договорился о встрече.

Первый комсомолец города сообщил военкому, что Олег Родин стоит в резерве на должность секретаря комитета комсомола вуза. Через неделю Олега снова пригласили в военкомат и сказали, что призывная комиссия приняла решение дать ему отсрочку до 1962 года, до окончания учёбы в институте.

Этот вопрос был решён, но Олег всё время мучился другим, страдал, не зная, что случилось с Аллой. Где она? Как она? Быть может, серьёзно заболела? Может, ей плохо, нужно как-то помочь? Эти мысли не оставляли ни днём, ни ночью.

Но вот однажды в институтский комитет ВЛКСМ вошел мальчик и спросил:

– Как мне найти Олега Родина?

– Я Олег Родин. Что нужно?

– А я Игорь Саблин, брат Аллы. Вот тебе записка от неё.

Олег открыл записку. Алла писала: «Олег, дорогой мой человек, прошу тебя, меня не ищи. Обстоятельства сложились так, что мы не можем больше встречаться. Прости и прощай». Родин сидел и думал.

– Ну я пойду? – спросил Игорь.

– Погоди, может, ты мне объяснишь, что это за обстоятельства, что мешают нам встречаться?

– Да Алка замуж выходит. Вчера помолвка состоялась, свадьба в конце августа.

– Как выходит? За кого выходит?

– Да за соседа за нашего, Вадима Поспелова, он в Москве в дипломатическом институте учится, по-моему, МГИМО называется. Он старше сестры на два года, они с детства дружили, а теперь Вадику жениться надо, без жены за границу не выпускают. Алка не хотела замуж, но отец настоял.

– Ну что же… Спасибо тебе, Игорёк. Ответа на записку не будет. А ты, если что, заходи и будь здоров.

Мальчишка убежал, а Олег долго не мог подняться с места, в голове был туман и только один вопрос: «Как она могла? Как она могла предать нашу любовь?»

Парень встал, походил по комнате. Мысли молоточками стучали в висок: «А я-то думал, что она меня любит. А я? Я любил её?.. Да, я любил, думал о ней каждую минуту, её черные глаза не давали мне покоя, я всё время хотел их видеть, чувствовать её дыхание, наслаждаться запахом её тела. У нас чуть было не дошло до близости, но я щадил её, боялся запятнать её девичью честь. Может, зря? Нет, не зря, я люблю её и сейчас и тогда не мог перейти черту.

А какие у нас были беседы! Сколько она дала мне в плане познания культурного наследия и языка. Ну почему она не нашла меня, не пришла ко мне, когда отец стал настаивать на замужестве? Нет, скорее всего, она не любила меня, отец оказался ей дороже. Но ведь нам было хорошо вместе. Было! Было! И это так!.. Было, а теперь не будет. Может, пойти к ней, забрать, увести, спасти от родителей и жениха? Но кто тебя просил спасать? В записке ясно написано: прости и прощай, а ты всё фантазируешь. Лучше оставь дурные мысли. Ты ей не нужен, значит, и она тебе не нужна. Упокойся – и всё!»

Но покой не приходил, хотелось с кем-то посоветоваться. Но с кем?.. Не с соседом же Юркой, абсолютным прагматиком, уверяющим всех, что истина в вине, проверяющим это на практике и приговаривавшим: «Любовь приходит и уходит, а выпить хочется всегда». Может, поговорить с Васей Головкиным? Но это равносильно признания своей слабости и растерянности. А вот с дедом, с дедом нужно и можно поговорить, он не осудит, не предаст и совет хороший даст.

Вечером внук беседовал с самым близким ему человеком. Юрий Павлович внимательно выслушал исповедь Олега о любви и дружбе, немного помолчал и коротко сказал:

– Оставь её в покое, просто забудь.

– Я не шучу, дедушка.

– Я тоже. Ты знаешь, у нас в испытательном цехе есть слесарёк, весёлый парень Генка Глазов, знаток пословиц и поговорок, так вот он часто говорит: «Не бегай за женщиной и электричкой, придёт следующая».

Может, и грубо это звучит, но по жизни справедливо, а ты жить только начинаешь, у тебя всё впереди.

– А я не хочу следующей любви, я хочу быть с Аллой!

– Но она-то не хочет.

– А ты откуда знаешь?

– Знаю, внучек, знаю. Если женщина что-то захочет, она добьётся.

Вырвет кусок изо рта, устранит соперницу, переплывёт моря и океаны.

– А если ей отец мешает? Скажи, почему он так поступает?

– Ну это, брат, не ново. Во все времена отцы мечтали выдать свою дочь замуж за власть имущего состоятельного мужчину и часто добивались этого, иногда перешагивая через неписаные законы сословий.

– О чём ты говоришь, дед? Какие сословия? Сословия похоронила революция в 1917 году.

– Э-э-э нет, внучек, не похоронила. У нас сейчас есть диктатура?

– Ну, есть диктатура пролетариата.

– А кому же диктует рабочий класс свою мораль и образ жизни?

– Известно кому, крестьянам, интеллигенции и прочим домохозяйкам.

– То-то же! Значит, уже есть сословия, только не называются они теперь так. Пусть это будет группа людей, у которых похожая работа, взгляды на жизнь, образование, думаю, ты не будешь отрицать, что у каждой группы свой подход к делу, свой лексикон, уровень культуры и конечно же отношение к семье и браку. Больше общаясь в какой-то среде, люди, как правило, находят здесь же свою вторую половинку.

– Что ты этим хочешь сказать? Мы что, с Аллой не одного сословия?

Мы же оба студенты.

– Конечно же не одного. Ты выходец из рабочего класса, мама твоя рабочая. Повар – это чисто рабочая специальность. А твоя Алла – дочь секретаря райкома партии. Улавливаешь разницу?

– Нет. Её отец член партии коммунистов, а партия – честь, ум и совесть нашей эпохи.

– Может быть, и так, хотя можно поспорить. Но ты же не будешь отрицать, что есть рядовые коммунисты и есть руководители компартии.

А руководители имеют привилегии и чем выше поднимаются по служебной лестнице, тем слаще привилегии. Вот и получается, что руководители в нашей стране – это как бы другое, особое сословие.

– Какие там привилегии, дед? Рабочим их тоже дают, путевки в санатории, и они покупают их не по полной цене, а по половине стоимости.

А рабочие на вредных производствах какие льготы имеют, сам знаешь.

– Олег, дорогой ты мой, знай, что дед твой тоже пользуется привилегиями. Я как конструктор, работающий с секретной техникой, прикреплён к больнице Третьего главка Министерства здравоохранения, пользуюсь бесплатными путёвками в санаторий. А статус наших лечебных учреждений намного выше обычных, что заметно и в уровне знаний медперсонала, и в медицинской аппаратуре, и в месторасположении в курортных городах. И доставляют нас туда с вокзалов персональные машины. А уровень всех учреждений ЦК КПСС и Совета министров ещё выше, чем у нас, и всё, то что там есть, полностью к вашим услугам. Так что отец Аллы пользуется всем этим и стремится подняться выше. Ты же сам радовал маму огурцами из обкомовской столовой. А у трудящихся свежие огурцы к празднику 8 Марта есть?.. Вот потому отдать свою дочь за дипломата хотелось бы каждому отцу, это не только престиж, но и выгода со всех сторон. Как вы там говорите, теперь усёк?

– Да я как бы в общих чертах это знал, но…

– Вот тебе и но! Так что начинай забывать свою Аллу. Года через два-три это будет казаться тебе красивым сном и приятным воспоминанием о юношеской любви.

Олег ничего не ответил. Попили с дедом чаю, поговорили о том о сём, и сын явился к матери, когда отчаяние почти покинуло его. Боль, однако, была глубокой и долго терзала душу студента. Олег часто, особенно по вечерам, возвращался к трагической, как он считал, ситуации, много размышлял, читал и постепенно менял своё отношение к женщинам. С той поры к комсомольской работе Олег начал относиться по-другому, ему теперь захотелось войти в это, как говорил дед, партийно-руководящее сословие, а путь в него лежал через комсомол.

Василий Головкин был на совещании в обкоме комсомола. Было это в конце июля, начиналась уже подготовка к новому учебному году. Комсомольцам промышленных предприятий необходимо было выяснить в подшефных школах, в какой помощи они нуждаются, и оказать её. После совещания к Василию подошла Тамара Бойцова, отвечающая за работу пионерских лагерей.

– Вася, родненький, выручай. Срочно нужен физрук в лагерь «Серебряные пруды». Парень, который там работал, заболел, его прооперировали, а у нас там смена трудных подростков, ну никак без физрука нельзя.

– Тамара, я-то тут при чём? У нас в городе есть физкультурный институт.

– Да говорила я с ними, у них все в отпусках, а у именитых спортсменов особый график тренировок, который ломать нельзя.

– Я не знаю, чем тебе помочь, подруга.

– Васенька, ну найди кого-нибудь. Может, на заводах есть ребята-спортсмены? Ну подумай, Вася.

– Постой, постой, я, кажется, уже подумал. Ты Олега Родина из горхоза знаешь?

– Что-то не припомню. Но при чём здесь горхоз, мне спортсмен нужен.

– Ну этот не только спортсмен, имеющий по двум видам лёгкой атлетики второй разряд, он ещё и организатор хороший.

– Так давай прямо сегодня его ко мне.

– Сегодня не обещаю, а завтра с утра будет.

Вечером Головкин неожиданно навестил дом своего размышляющего над жизнью друга и уговорил его поехать поработать в пионерском лагере, а заодно и развеяться.

До железнодорожной станции Арчеда новоиспечённый физрук доехал на поезде. А дальше на попутных машинах добрался до пионерского лагеря «Серебряные пруды» за день до открытия смены. Знакомство с педагогическим коллективом состоялось: пионервожатые – ребята и девчата, весёлые и задорные, завхоз с хитрыми бегающими глазками, директриса – подчёркнуто строгая женщина лет сорока.

На следующий день прибыли пионеры: шустрые разбитные пацаны и подрастающие и начинающие набирать женские формы девчонки. У детей начался отдых, а у персонала – работа и немало забот. Олег думал, как обуздать буйный нрав мальчишек, но сразу ничего придумать не мог.

Помог один шкет, который после утренней зарядки подкатил к физруку и спросил:

– Ты Родя, что ли?

– А ты вишнёвский, что ли?

– А то нет. А ты как догадался?

– Ну, для начала, не ты, а вы. Зовут меня Олег, можно без отчества.

А тебя как звать-величать?

– Я Колька, самый младший брат Картавого. Слыхал про такого?

– Не только слыхал, дрались вместе с баррикадскими и краснооктябрьскими, когда ты, Колян, ещё в детский сад ходил. Усёк?

Колька Сорокин кивнул и громко высморкался.

– Так вот, землячок, предлагаю тебе стать моим помощником.

– Сексота из меня хочешь сделать? Не пойдёт! Я пацан конкретный.

– Какой же ты конкретный пацан, если у тебя даже маленького ножечка нет!

– Как это нет? – Сорокин достал из кармана перочинный нож.

– А в ножечки со мной сыграть слабо? – спросил физрук.

– А ты потом плакать не будешь? Я ж тебя в два счёта разделаю.

– Плакать? Давай посмотрим, кто из нас будет плакать.

Игра началась как всегда стоя, нож брали за лезвие и, подкручивая, втыкали в землю; потом с головки, с носа, с подбородка, с кулачка, груди, живота, колена и носка. Олег не ошибся ни разу. Колька дважды не воткнул лезвие в землю.

– Сдаюсь, товарищ физрук.

– В помощники идёшь? Завтра организуем чемпионат лагеря по ножичкам.

– Иду! Иду в помощники. А что, можно в ножички играть открыто?

– Под нашим с тобой руководством можно. Только пусть пока это будет секретом. Собери пацанов, у которых есть ножи, а утром я скажу, где и в котором часу будет турнир.

Соревнования состоялись недалеко от пруда. Участвовало человек двадцать пять, победителей было двое, дополнительный раунд не определил, кто лучше. Родин объявил, что чемпионами лагеря стали двое, Николай Сорокин и Владимир Павлов, им будет вручён первый приз – по дополнительной порции компота и по два пирожка. Ребята аплодировали победителям.

– Хотите повторить турнир? – спросил физрук.

– Хотим! – дружно закричали пионеры.

– Тогда так. Прошу все ножи сдать мне до следующего соревнования.

Пацаны притихли, застыли в нерешительности, но ненадолго, первыми ножи отдали сегодняшние чемпионы, а за ними и остальные, все до единого.

Через два дня Олег решил провести соревнования по стрельбе из рогатки, он заметил, как мальчишки вечером стреляли по птицам. Мишени каждый готовил себе сам, физрук лишь выдал листы бумаги и циркуль, определив диаметр кругов. Рогаток у пионеров тоже было немало и у всех разные, но били прилично, на расстоянии в 10–15 шагов можно было серьёзно ранить маленькую птичку. В стрелковых соревнованиях определились свои чемпионы и тоже получили призы. Но рогатки Родин не конфисковал, однако строго договорились по птицам не стрелять и оборудовали рядом с лагерем стрельбище. Когда стрелковая площадка была почти готова, на неё обратила внимание директор Фаина Ильинична и вызвала физрука к себе.

– Это как же понимать, Олег Павлович? Всё, что запрещено в лагере, вы поощряете да ещё и развиваете, тем самым поддерживаете хулиганьё.

– Я не согласен с вами, товарищ директор. Мне кажется, я нашёл подход к ребятам, которых вы называете хулиганьём. Если бы им приказали сдать ножи, я уверен, что половина их точно была бы спрятана, и в самый неподходящий момент они пошли бы в ход, а мне удалось собрать всё. Вы полагаете, что они бросят играть в ножички? Запретите здесь, приедут домой, всё равно будут тыкать ножи в землю, а я учу их делать это безопасно. Или, может быть, вы считаете, что стрелять из рогатки по птицам лучше, чем по мишеням?

Родин замолчал, молчала и директриса. В её голове бурлили мысли:

«А ведь он прав, этот парень. Он умён, мыслит трезво, а как аргументирует! А главное, меня не испугался, другие бы раскисли, извинялись, а этот сразу в атаку. Хорош мужичок, крепок и лицом недурён».

– Ладно, товарищ физрук, садитесь и пишите объяснительную, излагайте всё подробно. Я подумаю, что с вами делать, как с вами быть.

Олег сел писать, Фаина Ильинична ходила по кабинету туда-сюда.

Ходила, ходила, потом подошла к физруку сзади и со словами: «что-то долго пишешь, Олег Павлович, дай-ка я гляну, что ты там изобразил», наклонилась над листом бумаги, положив свою упругую грудь на плечи парня, и учащенно задышала. Олег уже был мужиком не из робкого десятка, он аккуратно опустил ручку в чернильницу и правой рукой начал гладить коленку дамы, поднимаясь всё выше и выше. Фаина опомнилась.

– Не здесь и не сейчас, – шепнула она на ухо физруку. – Дверь в моём домике после отбоя будет открыта. Жду.

Олег думал до вечера: «А нужно мне это? Зачем мне эта женщина?

Может, ну её в баню? А может, и нет? Я же решил относиться к бабам по-другому, пора бы и начинать. И потом, ты же сам хочешь близости с женщиной. Ты же мужик».

Вечер был жарким, ночь – ещё жарче. Фаина была из тех женщин, что позволяют делать с ними всё, даже сами напрашиваются.

Жизнь в пионерском лагере шла своим чередом, директор позволяла физруку проводить разного рода состязания. Ребята и девчата бегали, плавали, прыгали в длину и высоту, победителей награждали грамотами, компотами, пирожками, яблоками.

Лето приближалось к осени, смена закончилась, пионеры отправились по домам, воспитатели написали отчёты и тоже засобирались домой. Любовники расставались без сожаления, Фаина, поцеловав друга, просила в городе её не искать: боялась мужа, но главное, не хотела компрометировать себя, ибо ей светила должность директора школы. Олег был рад такому исходу, женщина на восемнадцать лет старше была ему не нужна.

Было им хорошо вместе, ну и всё на этом, ничто в этой жизни вечным не бывает.

Начался 1960 год, который в марте принёс Родиным большое горе – скончался дедушка Юра. Умер талантливый конструктор тихо, ночью в постели, Калерия Петровна проснулась, а муж уже холодный. Она перепугалась и скорее к родственникам на Вишнёвую балку. Похоронами деда занимался внук, ему активно помогали сотрудники конструкторского бюро. Юрия Павловича любили и уважали за талант. Он иногда находил такие неожиданные решения, что многие и предположить не могли, что именно это решение и есть выход из положения. А вот теперь больше не было на свете нашего старика, как величала его молодёжь. Грустили все и хоронили конструктора Родина с большим достоинством. Гроб с телом покойного от дома культуры до Второй продольной магистрали города студенты строительного института несли на руках. Это была уже дань уважения своему комсомольскому вожаку.