Текст книги "Совесть русского народа. Василий Белов и Валентин Распутин"

Рассказ генерала дополняют сербские офицеры. Они охотно откликаются на предложение Сергея Бабурина прояснить ситуацию вокруг санкций против Союзной Республики Югославии, деятельности Контактной группы по Боснии и Герцеговине. Перед нами вновь воссоздаются эпизоды и картинки происков идеологов «нового мирового порядка» и США, жаждущих после уничтожения СССР развалить и уничтожить Югославию. На карте-схеме раздела Боснии, созданной международной контактной группой, видно, что сербам должно было отойти сорок девять процентов территории, а мусульманско-хорватской федерации – пятьдесят один процент.

Генерал Милошевич дал свои пояснения:

– Мы не могли принять план, по которому у нас отнимают наши плодородные земли и выход к Адриатическому морю, гидроэлектростанции и рудники. Не только Президент Караджич, но и все сербы поняли, что предлагаемые карты означают исчезновение Республики Сербской и Республики Сербская Краина. Нас вначале разделили, а теперь по одиночке решили прихлопнуть, и все наши территории отдать врагам. Народ на референдуме, вы знаете, отверг этот план. Милошевич в Белграде объявил нам, своим сербам, санкции. Мы – в кольце. Блокада от Белграда и США. Мы готовы не воевать, а идти на уступки, к миру, но по справедливому договору. Америка нас бомбами не запугает.

Знакомство с сербами давно убедило нас, что они не боятся умирать за родину. Мы уверовали и в то, что не по вине сербов не сработал мирный план урегулирования конфликта… После референдума в переговорах с контактной группой они все-таки нашли взаимопонимание… Хорваты уже одобрили план. И мусульмане склонялись к его принятию. И тут американцы вдруг ни с того ни с сего начали грозить сербам бомбежками. Конечно, мусульмане-боснийцы стали проявлять ненужное упрямство. Они нарочно начали требовать для себя не пятьдесят один процент территорий, а пятьдесят восемь. Лидер мусульман Алия Изетбегович выступил с заявлением: «Мы согласны на формулу 51–49 при одном условии: если мусульмане и хорваты сами начертят карту». Это предложение было отходом от прежней линии и к тому же заведомо неприемлемым для сербов. Так идею мира похоронили на время.

После Сергея Бабурина в разговор вступил Василий Белов. Он поинтересовался причинами очередных карательных бомбардировок НАТО сербских позиций. Мы поддержали его вопрос, так как уже знали, что американские кровопийцы недавно бомбили сербов в Краине, а теперь и в Боснии, там, где мы находились.

Оказывается, и здесь американцы проявили свою гнусную сущность, которая на дипломатическом языке называется «двойные стандарты». Американцы позволяли мусульманам из города Бихача, территория которого была объявлена зоной безопасности, нападать на сербов. Сербы терпели. Но когда мусульмане перешли из Бихача в атаку, сербы отбросили их и перешли в наступление. Тут сразу появились вездесущие американцы, они вспомнили про «зону безопасности» и стали наказывать за ее нарушение не мусульман, а сербов. В седьмой раз обрушили на их головы бомбы.

Этот рассказ сильно расстроил Белова. Я заметил, как он мрачно качал головой, хватался рукой за грудь. Порой трудно дышать было и мне. Грудь сковывал ужас происходящего. Но впереди нас ждал еще один трагический рассказ о том, как американское прикрытие продолжало помогать мусульманам убивать сербов, а командующий «голубыми касками» Майкл Роуз вынужден был восстать против этой несправедливости…

Случилось это на горном хребте Игман. В ночь на 6 октября 1994 года мусульманские войска захватили и вырезали там сербский пост из двадцати солдат. Среди убитых были четыре девушки-санитарки. Зверское убийство произошло не в районе боевых действий, а в демилитаризованной зоне, которая находится под контролем «голубых касок». Здесь не имеют права стрелять ни сербы, ни мусульмане. Генеральный секретарь ООН Ясуси Акаси направил президенту БиГ А. Изетбеговичу резкий протест в связи с этим преступлением. Последний вместо выражения скорби потребовал от Акаси извинений за якобы неадекватную оценку происшедшего. И тогда Майкл Роуз пошел на беспрецедентный шаг – он вытеснил с горы полутысячную мусульманскую бригаду.

В итоговой речи руководитель парламентской делегации Сергей Бабурин использовал последний сербский рассказ, пожелав сербам вытеснить мусульман со всех оккупированных ими территорий. Отбросить всякую жалость и уничтожать натовские самолеты, нарушающие воздушное пространство Боснии.

Про сбитый самолет мы слышали еще в Москве. И успели даже у здания посольства США выразить восхищение смелостью и отвагой сербских воинов.

Бабурин раскритиковал однобокую предвзятую позицию США на Балканах. Всему миру и США в том числе, известно, например, что мусульманский военный анклав– крепость Горажде давно является главным арсеналом врагов Республики Сербской. Известно, что под прикрытием миротворцев ООН там действует крупное предприятие по производству оружия. Мусульмане получили возможность вооружаться, и затем нападать на сербов. И когда боснийские сербы попытались обезопасить свою жизнь и ликвидировать очаг смертельной заразы, то на помощь мусульманам кинулись натовские бомбардировщики.

Российским депутатам известно и то, почему американские политические громилы настаивали на снятие с должности командующего миротворческими силами Роуза. Просто в натовские планы не входило поражение правительственной мусульманской армии в Горажде весной 1994 года. И когда правительство Изетбеговича после провала наступления осенью прошлого года под Бихачем обвинило генерала Роуза в симпатиях к сербам, американцы решили расстаться с неуправляемым генералом. А ведь Роуз в буквальном смысле создал условия для возвращения мира на боснийскую землю. Только такой мир не нужен был ни США, ни мусульманам. Они жаждали своего мира, при котором у сербов не будет ничего – ни земли, ни свободы.

В беседу Бабурина с сербскими офицерами незаметно вклинился Белов. Он встал, плотнее придвинул к столу стоящий перед ним стул и, упираясь в край стола, начал, пристально глядя на генерала Милошевича, возмущенно говорить об Америке, превратившейся в мирового жандарма. Седая голова генерала вросла в плечи. По всему было видно, что слова русского писателя пришлись ему по душе. После встречи я понял, почему он столь внимательно относился к каждому слову писателя. Книги Белова не раз переводились на сербский язык, и он их всегда с интересом читал.

Из-под пиджака Василия Ивановича выглядывал светло-коричневый свитер, наглухо закрывающий горло. В помещении люди так надышали и накурили, что ему не хватало воздуха, и он при разговоре то и дело отодвигал от горла край свитера. В руках он держал толстый бумажный сверток. В нем лежали, по его признанию, авторские книги. Подарки предназначались сербам. И потому я частенько нашептывал автору, что пора бы и подарить несколько экземпляров генералам. Однако Белов упрямо твердил, что везет книги президенту Радовану Караджичу.

Несколько раз он вспоминал картины разгромленных городов. Не оставляли его в покое площадь, усеянная стреляными гильзами, брошенная детская коляска, нагруженные всяким скарбом телеги и едва поспевающие за ними голосящие женщины. И вновь Белов бесцеремонно ругал американцев, которые способствовали распаду СССР, а затем, воспользовавшись кризисом в России, добились введения санкций против Югославии.

– Им удавалось в обход санкций наращивать военный потенциал мусульман, а это недопустим в политике, – резонно заметил Бабурин.

– США уже давно по воздуху поставляют в Бихач оружие, – продолжил один сербский генерал. Он был в военной форме, его голова, остриженная под гребенку, перебинтована.

Бабурин и Белов ничего не ответили на эти слова. Генерал подождал и стал сердито пересказывать историю с переброской оружия противнику. Недавно наблюдатели ООН стали замечать в районе тузлинского аэропорта грузовой самолет С-130. Его сопровождали два истребителя. Солдаты ООН решили пройти на летное поле и посмотреть на самолет. Но мусульмане не пустили их туда. Интересно, что и радары НАТО, ведущие контроль за закрытым воздушным пространством Боснии, никаких летающих объектов не засекли. Наши разведчики узнали, что грузовой самолет не садился в Тузле, он на низкой высоте сбрасывал груз, напичканный оружием.

Генерала сжигала ярость. Загорелое сербское лицо выдавало его взволнованность и решительность. Для своих сорока-сорока пяти лет он был моложав и легок в движениях. Я оторвал от него взгляд и посмотрел в окно. Впереди виднелось белое здание с заколоченными изнутри окнами. Оно напоминало ослепленный призрак. В стене зияют отверстия от пуль, одни очень аккуратные, как шляпки гвоздей, другие словно воронки…

– Американцы прилетели в Сербию защищать мусульмано-хорватскую федерацию от сербов. Они смотрят сквозь пальцы на то, что весь исламский мир активно помогает боснийским мусульманам.

Белов, терзаемый чувством негодования, тяжело вздохнул, поворчал и наконец-то произнес:

– Пусть наша Дума поактивнее жмет на правительство, а те на Совет Безопасности… Надо запретить мусульманским войскам использовать «защищенные зоны» ООН в качестве плацдарма для постоянных нападений на сербов.

Генерал Милошевич обрадовано кивнул головой. Из-за его спины послышался голос офицера:

– Недавно мусульманские войска снова воспользовались так называемыми «зонами безопасности» и повели широкомасштабное наступление против армии боснийской Сербской республики.

Белов сердито нахмурил брови. Оглядев всех острыми тоскующими глазами, он вновь медленно поднялся из-за стола и, обратившись к Бабурину, отчетливо сказал:

– Сергей Николаевич, мы же видим здесь, как НАТО наносит ракетнобомбовые удары не по нарушившим статус «зон безопасности» мусульманам, а по сербским позициям. Так бывало и в предыдущих случаях. Значит, надо потребовать прекратить бомбардировки…

– Прежде чем чего-то требовать от имени России, нам надо у себя во многом разобраться, – Бабурин достойно держал ответ. – Избавиться, например, от политики Козырева, вечно обвиняемого в проамериканизме… По вине таких дипломатов российская политика не раз попадала впросак из-за своей близорукости и двойственности… То жаждем укрепить позиции на Балканах и посылаем сюда под флагом ООН свои миротворческие силы, а то вынужденно делаем кислую мину, когда без согласования с нами натовские самолеты бомбят сербские позиции в Горажде.

– Без нас сербам будет совсем худо, – отрешенно промолвил Белов.

– Вот здесь депутаты сидят, – показал в нашу сторону рукой Бабурин. – Вместе мы обязательно внесем необходимый проект постановления в Думу. Если бы только в наших силах была возможность влиять на ООН… Сегодня на наших глазах произошла подмена Совета Безопасности ООН руководящими органами блока НАТО. Сергей Глотов, как руководитель нашей фракции «АнтиНАТО», готов подтвердить и доказать с фактами в руках, что ООН превращается в рупор тех же сил, что руководят и НАТО. Почему молчит мировое сообщество?! Непонятно. США подчиняют своему влиянию всю планету. Как вы думаете, для чего США поддерживают мусульман Боснии? Уверен, они стараются перед мусульманским миром частично компенсировать свои тесные связи с Израилем. А почему ООН направляет турецкие войска на сербские территории и тем самым отходит от традиционных принципов, согласно которым соседним с районами конфликтов странам не разрешается принимать участие в миротворческих операциях?! Опять же потому, что США диктуют… И генсек ООН Бутрос Гали в марионетках у них ходит.

В эти минуту у нас у всех на душе было смутно, в глазах – тоска. Все жаждали быть героями, найти тот надежный и единственный путь выхода из сложившейся трагедии, подвергнуть обезумевшую Америку справедливому наказанию. Жаль, не по плечу нам эта миссия. А делать что-то надо…

Белов сложил руки на столе, съежился, втянув голову в плечи. Лицо гасло в старческих усталых раздумьях. Но душа бунтовала. Не желала жиром равнодушия заплывать.

– Сергей Николаевич, Вы молодчина… Слово ваше правильное. Но я одно знаю, сербы искренне готовы положить конец войне. Давайте подумаем, как им помочь…

Мне не хотелось, чтобы слова Белова остались без поддержки, чтобы наше сочувствие сербам угасло и не дало никакой надежды. Неподвижные, хмурые белорусские депутаты долго переглядывались, видимо, собирались что-то произнести, но так и не решились. Тогда я вспомнил про боевой дух сербов и сказал, что их вера в победу гораздо сильнее бомбардировок натовской авиации. Попробовали бы американцы сунуться не воздушными путями, а сухопутными… Боятся. Знают: сербы в полевых условиях перестреляют их. Я еще в прошлый приезд в Сербию понял, что все эти американские бомбежки возымеют эффект обратный ожидаемому. Боснийские сербы после этого варварства никогда не прекратят наступление. Наоборот, усилят его. Так, кажется, и было в районе мусульманского анклава Бихач. А теперь я слышал, что Радован Караджич на встрече с Роузом пригрозил началом военных действий против миротворцев ООН. Так как Клинтон стал тут же звонить Ельцину, значит, струхнул. И совсем уж они перепугались, когда угроза оказалась в действии, и сербские формирования захватили в центральной Боснии 55 канадских миротворцев. Американцы, к сожалению, только силу уважают. Дай Бог сербам выдержать весь этот ужас бомбардировок и победить. Победа должна быть за сербами!

– Дайте нам С-300, и победа будет у нас с вами уже завтра, – улыбнулся генерал Милошевич.

Тут и наша делегация повеселела. Действительно, будь у сербов современные ракеты, не бомбила бы авиация НАТО аэродром Удбина в республике Сербские Краины, и про «дерзкий акт вандализма» говорил бы не президент Сербских Краин Милан Мартич, а президент Клинтон, самолеты которого не вернулись бы в Штаты.

Пожелание обрести новые виды вооружения было лучшим заключением нашей беседы с сербскими военными.

Через двадцать минут нас ждала встреча с русскими добровольцами. На этом настоял Белов. И Милошевич еще утром обещал Бабурину разыскать по окопам наших соотечественников и пригласить на разговор по душам. Но подполковника Чумакова с нами не будет. Он сказал, что ему нельзя… Мы не стали уточнять, почему.

Первое упоминание о сражающихся в Сербии русских добровольцах пришло ко мне с известием о появлении в Белграде, в церкви Святой Троицы, мемориальной доски с именами погибших русских… На ней так и было написано: «Пали за сербов, 1992–1993». Перед тем, как посетить год назад этот храм, я спросил у Сергея Бабурина, все ли здесь правда. Так как мы ехали в тот день как раз в церковь Святой Троицы, то он ответил, что у меня сейчас будет возможность все увидеть самому.

В истории много примеров, когда русские воины приходили на помощь сербам отстаивать их свободу и независимость. Сражались они вместе плечом к плечу и в годы первой и второй мировых войн. Я подолгу стоял около ухоженных могил отважных русских воинов, лежащих в сербской земле, и думал о том, что судьба у нас неразрывна, что эти русичи не посрамили своей родины и навечно влюбили сербов в Россию.

Рядом с мемориальной доской я увидел в храме надгробие похороненного здесь последнего верховного командующего армией и флотом юга России барона Врангеля. Немота сковала мои губы, и как ни пытался восторг души вырваться из груди, она не дала хода эмоциям. Генная память перебудоражила меня, она доставала из непонятных глубин те исторические эпизоды, о которых, как мне казалось, я забыл со школьных времен. Откуда только во мне проснулись великодержавные чувства… И гордость за воинов Деникина и Врангеля, построивших здесь без фундамента храм, и за самого барона Врангеля, который почему-то именно в Сербии нашел свой последний приют, и особая гордость за ребят, моих современников, сложивших головы за ту Сербию, которую я полюбил уже навечно.

Через некоторое время после пережитого я снова пришел в храм к мемориальной доске… Поставил свечи вместе с Василием Беловым. И наши свечи горели у могилы барона Врангеля и у мемориальной доски с именами погибших русских добровольцев вместе с лампадами, принадлежащими семье Родзянко, последнего председателя Государственной Думы Российской Империи.

При чтении фамилий погибших захватывает дух. Я вижу по дрожащим губам Белова, как он ведет пересчет русских добровольцев. Насчитал десять фамилий. Все молодые. У каждого остались в России родители, друзья.

– Они отстояли честь России, – прошептал он. – Все десять – мученики за Россию. Погибли за Сербию, а спасли честь России.

Слова Белова были понятны. Мы уже говорили с ним о предательстве Сербии официальными властями России. Оправдывались и перед сербами. Это, мол, не мы, не простые граждане страны, сморим в рот Америке, заигрываем с ней, поддакиваем, и не требуем, как положено, прекратить вмешательство в боснийские дела. Это не мы, а ельцинские чиновники, вскормленные западными ценностями, оставили сербов один на один с бедой и против всего озлобленного и обманутого мира.

– Помнишь, Анатолий, героя романа Льва Толстого «Анна Каренина» Алексея Вронского? – неожиданно спрашивает Белов.

– Помню, – говорю я.

– Прообразом его стал русский полковник Николай Раевский. Легендарная личность. Доброволец. Храбро сражался в войне с турками летом 1876 года. За храбрость сербы его свято чтут. Он погиб в бою под городом Алексинац. Вместе с ним были его друзья, которые также оставили спокойную жизнь в России и отбыли сражаться за Сербию. Многие из них также погибли. Точно как эти ребята. Или точнее, эти ребята погибли как Николай Раевский. Те сложили головы в праведной освободительной борьбе против Османской империи, а эти – в борьбе с мусульманами, позарившимися на чужие земли, и американскими идеологами «нового мирового порядка».

– Сербы говорят, что у них есть памятник Раевскому?!

– Это его сестра графиня Мария Раевская после смерти на месте гибели воздвигла церковь.

Настоятель храма протоиерей Василий Тарасьев, называющий Белова не иначе как глубокочтимый, признался, что мысль увековечить память о русских парнях-богатырях пришла ему в голову сразу после их героической смерти. У отца Василия интересная судьба. Старший Тарасьев – дворянин древнего рода, сын генерала русской армии. В прошлый мой приход в храм мне довелось поговорить с отцом Василием о судьбе их семьи, о том, как отец воспитывал его в русском духе, запрещал изучать чужой язык, и всегда повторял: «Родиться русским мало. Им надо стать, им надо быть». Общение с протоиереем оставило тогда неизгладимое впечатление. Как и встреча с настоятелем храма на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа во Франции. Оба они являли собой истинных хранителей памяти доблести и духа русских патриотов, вынужденно покинувших родину и оставшихся верными ей на чужбине. За каждым из них подвиги во имя России. И об этих подвигах, помнится, увлеченно рассказывал протоиерей отец Василий. Показал он нам с Беловым и свою коллекцию русских наград. Тут хранились ордена и медали за победу над турками и французами, за Ледяной поход и покорение Кавказа. Увлеченно рассказывал отец Василий про кортик корнета Салье времен первой Отечественной войны, про знамена русских полков, которые пропали странным образом после того, как их вывезли советские воины в 1944 году. Однако больше всего священник рассказывал нам с Беловым о трагических событиях сегодняшнего дня, о тех, чьи имена вписаны в белый мрамор, – о современных русских добровольцах.

– Бытует несколько несправедливых мнений об этих ребятах, – спокойно продолжал говорить протоиерей Тарасьев. – Будто они приехали воевать за деньги. Платят им якобы по тысяче долларов за каждую боевую операцию. Это неправда. Чудовищная ложь, придуманная врагами сербов. Им хочется испачкать грязью правое дело, добрый порыв постоять за православных братушек. Они представляют их наемниками, обвиняют в том, что они якобы втягивают Россию в войну, дают американцам повод обвинять Россию в соучастии в войне. Это тоже все не соответствует действительности. Они достойные России сыны. Россия должна ими гордиться. Неправда и то, что они уголовники, сидели в тюрьмах и теперь вот сбежали сюда разбойничать.

Священник сделал паузу в разговоре, пристально посмотрел на мемориальную доску, перекрестился и добавил очень важные слова:

– Все ребята, приезжающие из России, заходят, как правило, в нашу церковь. Заходят помолиться, причаститься, за советом, с просьбой передать весточку… В августе 1993 года ребята, воевавшие, кажется, еще в Македонии, привезли в церковь на хранение свое знамя – знамя русского добровольческого отряда-2. Они признались мне, что воюют за веру, за братушек-сербов. Сербы вообще ценят русских за храбрость и отвагу. Их бросают на самые опасные участки. Посылают за линию фронта. Многие погибли, но никто не посрамил своего имени. Я молюсь за них, за всех.

Осмотр знамени не занял у нас две минуты. Молодые православные ребята выбрали для своего отряда монархическую символику – черно-желтобелый штандарт. Точно такого цвета знамя мы с Беловым увидим и в Сараево у третьего русского добровольческого отряда.

Выходя из церкви Святой Троицы, мы с Беловым обменялись мнениями: мол, как это важно для ребят, что церковь молится за них. И они для настоящих русских людей всегда будут не наемниками, а последователями Николая Раевского. В наше время, когда официальная Россия оставила сербов на растерзание, и никому не позволяет возвеличивать подвиги добровольцев, как это было во времена Раевского, пусть хоть церковь помолится за них, и тогда эта молитва внесет правду в историю, ибо нынешние добровольцы еще в более сложных политических и военных условиях спасали в Сербии честь России.

– А где можно встретиться с кем-нибудь из русских ребят? – робко спросил напоследок Белов.

– Чтобы увидеть ребят, надо ехать, глубокочтимый Василий Иванович, на передовую, в окопы. В окопах сейчас их жизнь.

Через пару дней русские ребята встретили нас на юго-восточной окраине города Сараево. Еще утром они стояли на дежурстве, а после обеда прибыли в назначенное место. В этом районе базировался РДО-3, то есть русский добровольческий отряд под номером 3. По представленным нам сведениям, отряд входил в состав Новосараевского четнического отряда Сараевско-Романийской бригады. Сербским отрядом командовал воевода Славко Алексич, а русским – уволенный в запас мичман морской пехоты Александр Шкрабов. Летом мичман, по прозвищу Саша-рус погиб во время атаки под Олово. До его смерти в отряде были и другие потери – погибли Виктор Десятов, Александр Бочкарев, Анатолий Астапенков. Благодаря русскому отряду, этот район, окруженный с трех сторон мусульманами, принадлежал сербам. Просьба генерала Милошевича вести себя здесь осторожнее имела под собой веские основания. И мусульмане, и сербы превратили этот район в постоянное место для наступлений, атак, диверсий, засад.

Здешний район частных домов прозябал в тишине под легким, неведомо откуда падающим редким снегом. Яркий дневной свет разливался по всей округе. Отчетливо, как на картинке, были видны каждый дом, каждый сад, каждое дерево. Не просматривалось только небо. Вместо него над нашими головами раскинулась бездна. И эта сплошная белая бессодержательная пустота делала город, несмотря на мертвую тишину, сказочно красивым. Выпавший снег на улицах и дорогах никто не потревожил. Был он пышным, как вата, и цветом белее сахара, белее пены во время бритья.

Группа молодых парней, одетых в защитного цвета униформу, переговаривалась у сада, разделяющего две двухэтажные хижины. Одна хижина фасадом выходила во двор, а другая – в небольшой сад с щуплым кустарником.

«И никакой конспирации!» – радостно подумал я.

Мы двинулись к ребятам. Снег слегка проваливался под ногами и скользил. По краям дороги он бугрился, и тоже лежал чистым. Парни заметили нас, встрепенулись и с одеревеневшими лицами молча стали следить за нами. Чем быстрее уменьшалось между нами расстояние, тем больше они переживали. Думали, наверняка, о том, как мы, столичные депутаты, отнесемся к ним. Примем их за защитников сербов или посчитаем наемниками, о которых зло пишут некоторые московские газеты? Мне доводилось читать такие дешевые материалы. Особенно часто они появлялись почему-то в «Известиях». Даже подзаголовки говорили сами за себя – «Как вербуют русских наемников в Югославию». Никакого вопроса в конце предложения не стояло. Зато мифов и издевательств журналист преподнес несведущему читателю предостаточно. Герой статьи некий разорившийся фермер Сергей, хозяйство которого спалили и «раскулачили» в Подмосковье, уехал воевать в Сербию Ему, монархисту, получившему за доблесть югославское гражданство и дом под Белградом, журналист приписывает такое признание: «Мы стреляем по живым мишеням не из-за денег. Лозунг «Вера, верность и Отечество!» для нас превыше всего». Да разве монархист, да еще исповедующий такой девиз, названный издевательски лозунгом, назовет людей, даже если они враги, живыми мишенями? Никогда.

– Здравствуйте, ребята! – непринужденно и располагающе обратился к добровольцам Сергей Бабурин. – Мы привезли Вам привет из России. У нас там холоднее погода, зато у вас здесь дни горячие.

– Здравствуйте! – откликнулись разноголосицей ребята.

– Спасибо, что откликнулись на наше предложение поговорить, – еще бодрее и увереннее сказал Бабурин.

Военные сразу оценили добродушие знакомого политика, и их лица успокоились, просветлели. Лишь у одного широкоплечего солдата, более старшего по возрасту, сохранялось суровое и холодное выражение, а в раскосых глазах бегал пугливый огонек. Бабурин поздоровался со всеми за руку, подошел и к широкоплечему. Рядом с ним уже стоял Белов и бодро говорил: «Дайте мне хоть обнять вас, дорогие мои!». Тут «пал и последний бастион». Доброволец улыбнулся, распростер руки. Поздоровались со всеми и мы.

Тот же парень-крепыш взволнованно произнес первые слова:

– Нам сказали: идите, будет Белов! А мы не поверили… Игорь, ты говорил, что это все «байки».

Игорь оцепенел, будто встал над пропастью, поправил на поясе ремень, смущенно посмотрел на писателя. Сосед толкнул его плечом, ощущение неловкости постепенно прошло. Долговязый молодой человек с высоким загорелым лбом, ободряюще потряс руку писателя. Никто Белова не представлял – всем почему-то сразу стало понятно, кто в подошедшей группе живой классик литературы.

Белов оказался настоящим Беловым – небольшого роста, со скуластым лицом и белесой бородой. Для них это стало понятно с первых минут общения. А вот меня Василий Иванович удивил. Обычно он был немногословен и застенчив. Сегодня его словно кто-то «уколол», ввел в организм инъекцию бодрости и стремления быть в эпицентре внимания. Правда, он, совершенно ошеломленный таким вниманием, все же сохранил хладнокровие и внешнее спокойствие,

– Скучаете по родному дому? – спросил Белов.

– Есть немножко.

– Бывает.

– А у меня дома нет, – сказал один из добровольцев.

– Как нет? – удивился Белов. – Дом, он у всех есть. Ты откуда приехал? Где твои родители?

– У меня и родителей нет, – не без некоторой неловкости вынужден был объяснить невысокого роста парень. – Родом из Красноярска. Жену и двоих детей, чтобы не преследовали, пришлось перевезти в другое место жительства.

– Как тебя звать?

– Юрий Шарапов, – нехотя представился парень. – Мой дом пока здесь. И во мне уже течет сербская кровь.

Никто из нас не стал спрашивать, почему в человеке, рожденном в сибирском городе, течет сербская кровь. Возникла неловкая пауза. Мы молча смотрим на Шарапова, а он на нас.

О некотором смущении Шарапова тут же догадался его друг, назвавшийся Андреем. Он тоже был невысокого роста, но плотного телосложения, с густыми бровями и веселыми серыми глазами. Андрей просто и бесхитростно рассказал о подвигах сибиряка, в том числе и про последний бой:

– Его только что привезли к нам из Пале. В госпитале лежал. Привезли вместе с канадцем. Он попал в окружение. Долго вел бой, убил в нем сто шесть моджахедов. Получил четыре раны.

Выходит, во время операций сибирскому парню не раз обменяли кровь.

Белов спросил про канадца. Оказывается, он тоже приехал воевать за установление справедливости в Боснии. То ли книг начитался, то ли его древние корни как-то связаны со здешними краями… А, может, все гораздо проще: взял котомку и пошел из дома в волонтеры, чтобы зло никогда не торжествовало над добром. Ведь здравомыслящий человек не может не понимать, что сербы воюют не за захват чужих территорий, а за землю, исторически им принадлежащую и политую кровью их отцов и дедов. Это только зомбированные обыватели воспринимают ложь о «кровавых сербах», учиняющих этнические чистки, за чистую монету. Тысячи лет сербы жили рядом, например, с цыганами, венграми и ни одного не убили. Проблемы с албанцами вышли из-за того, что они стали выживать и изгонять сербов с их земель. И русский, и канадец это давно поняли, и вот теперь вместе дерутся за правду сербов.

Взгляд Шарапова во время разговора стал напряженным. Ему, видимо, не хотелось, чтобы приезжие политики знали о его подвигах. Вдруг все не так изобразят в Москве? И что потом ожидать от их пересказов? Не дай Бог какая-нибудь нехорошая весть долетит до жены. Он замолк и отошел в сторону. Добрые человеческие чувства, исходящие от посторонних людей, занимали здесь второстепенное место, так как они могли подвести, разжалобить, развязать язык. Известно – береженого Бог бережет.

Смутные представления о канадском добровольце развеял Игорь. Тот, как я и предполагал, нашел Сербию по карте, взял оружие в руки и пошел убивать мусульман из уверенности, что их зло нужно наказать. Рассказал Игорь немного и о тех русских ребятах, что погибли и похоронены на сараевском кладбище. Зато рассказ о себе Игорь свел к нескольким скупым фразам. Приехал он из Норильска. И баста.

– Я был на том кладбище, – признался Белов. – Видел русские могилы. Постоял. Помолился. Вспомнил про убитого на войне отца… Долго искал его могилу, да так и не нашел.

Про кладбище на краю пологого склона Белов всегда вспоминает неохотно. Мне он рассказал о скромных могилах, на холмиках которых стоят кресты с прощальными словами скорби и любви, только после прочтения моей новой книги под названием «Информационная война». В ней ему понравился раздел «Сербия – первая линия обороны России». Самому мне ни разу не довелось добраться до священного клочка земли, ставшего последним приютом для дерзких и отважных сыновей России. Даже в то время, когда в Сараево приезжали по приглашению Президента Караджича родственники русских погибших ребят, судьба развернула меня в другую сторону Сараево.