Текст книги "Орёл в стае не летает"

Розги для царевича

Воспитатель Леонид значился главным среди учителей Александра. Помимо общего надзора за учебным процессом он занимался с ним закаливанием тела через физические упражнения. Филипп соглашался с Леонидом о необходимости применения суровых методов воспитания сына, как веками воспринималось в Спарте.

– Я рад, что ты проявляешь строгость на занятиях с моим сыном, хотя не применяешь грубости, – похвалил царь. – Так и в дальнейшем поступай, не допускай в обращении с ним нежностей. Никаких поблажек, иначе вырастет неженкой, а не воином!

Леонид поступал, как велел царь. Но ему иногда приходилось объясняться по этому поводу перед царицей, когда она узнавала от слуг или от Александра подробности о занятиях. И всё равно строгий воспитатель не позволял Александру лакомиться сладостями, а если обнаруживал их, тайно переданные служанкой Олимпиады, отбирал и отчитывал воспитанника, как простолюдина. Иногда приходилось наказывать розгами, на чём настаивал Филипп, говоривший, что столь жестокая мера царевичу пойдёт только на пользу.

Однажды воспитатель рассказал Александру о спартанском царе Агесилае, который в каждом сражении выходил победителем и до самой старости лично водил войско в походы.

Леонид заметил, как у Александра загорелись глаза.

– Учитель, я тоже хочу всегда побеждать. Расскажи, как это делал Агесилай.

– Хорошо, Александр. Но для начала тебе нужно поступать, как Агесилай. А он с детства занимался физическими упражнениями, зимой гулял босиком в одном гиматии. Всю жизнь в любое время года обливался холодной водой, никогда не пользовался тёплыми ваннами, расслабляющими, как он говорил, душу воина и сердце. Вот почему этот царь даже в старости легко переносил жару и холод, не уставал в пешем переходе.

– Я буду ходить босиком зимой, обливаться холодной водой! – отозвался звонким голосом Александр. – Хочу стать непобедимым полководцем!

– Похвально, царевич! – приветствовал воспитатель. – Если будешь следовать моим наставлениям, обязательно станешь сильным духом и здоровым телом.

Александр часто просил Леонида рассказать об Агесилае, как он воевал, слушал его истории с замиранием сердца. Однажды его воины привели в Спарту большое число пленных: полагалось продать их в рабство, а деньги разделить поровну между всеми гражданами – кто воевал, и кто дома их ждал. Агесилай распорядился раздеть пленных догола…

Александр, услышав это, удивился:

– Зачем?

– Спартанцы тоже спросили своего царя: «Зачем?» – а он объяснил: «Рабов будем продавать отдельно от их одежды. Так гораздо выгоднее. На то и на другое найдётся покупатель». Пленных раздели догола, а царь обратился к воинам: «Спартанцы, посмотрите на эти белые рыхлые, изнеженные тела. Они принадлежат врагам Спарты. Вы их победили, и теперь они ваши рабы. Решайте, стоит вам впредь бояться своих врагов?»

Царь показал рукой на одежду пленников, сваленную в кучу, на ценное оружие и другую военную добычу, добавил: «А вот ради чего вы сражаетесь! И теперь скажите мне, что лучше – воевать или отсиживаться дома, ожидая врага у ворот?»

Александр от восторга захлопал в ладоши. В этот день он узнал от Леонида, что царь Агесилай обязал всех свободнорожденных юношей готовить себя к суровой походной жизни, занимаясь физическими упражнениями в палестрах* и гимнасиях*. Ведь до него граждане не готовили себя к военной службе через трудности и тренировки, а воины не собирались в лагерях для боевой выучки. Агесилай собственным примером всё изменил, после чего спартанские воины стали непобедимыми.

– Агесилай заключал с врагами мирные договоры, зная наперёд, что он их нарушит, – рассказывал Леонид, – но лично сам исполнял законы Спарты, требовал от граждан того же, независимо от занимаемых должностей. Когда кто-то из чужеземцев спросил Агесилая, как далеко распространяются границы Спарты, царь взял копьё у воина и, потрясая им, ответил: «Они отстоят настолько далеко, насколько далеко прошёл с этим копьём спартанец».

Александр не мог остаться равнодушным:

– Когда я вырасту, моё копьё покажет, где будет край земли для македонского воина.

Леонид заметил проступившие на глазах Александра слёзы во время рассказа о смерти Агесилая в Египте, где он воевал, когда ему уже исполнилось восемьдесят четыре года. Не мог чувствительный Александр остаться равнодушным, услышав от воспитателя слова царя, обращённые к воинам, обступившим его смертное ложе: «Не воздвигайте мне памятников из камня или бронзы, ни лепных, ни писаных, ни иных изображений. Если я сделал что-либо хорошее, это и будет мне памятником. Если же нет – не помогут все статуи мира, эти ничего не стоящие изделия жалких ремесленников».

* * *

Леонид, пользуясь согласием царя, строго наказывал воспитанника за малейшее нарушение распорядка. Заставлял отжиматься на руках от земли помногу раз, ограничивал в одежде зимой, обязывал бегать босиком по острой щебёнке, требовал быстро подниматься вверх по крутой горе с камнями в руках. Не разрешал пить воду, когда очень хотелось. Запрещал часто мыться и душиться цветочными эссенциями, велел коротко обстригать волосы, чтобы не мешали в играх.

Царица ужасалась, когда узнавала о таких испытаниях для сына, но скоро перестала волноваться, успокоилась, понимая, что подобные требования к воспитанию идут ему на пользу. Тем более Александр не только старательно переносил тяготы, но, похоже, ему всё это нравилось. Он игнорировал обычную постель, охотно спал на кульките – тонком рогожном тюфяке, набитом грубой соломой, и в прохладное время не укрывался одеялом. Чтобы испытать себя, голый ложился на тростник и камыш, который ломал собственными руками, терпя порезы и уколы. Зимой обходился без тёплого головного убора, пилея, в непогоду отказывался от трибона – толстого плаща из шерсти. Пищу употреблял простую, грубую и скудную, приводя воображение матери в ужас, когда она узнавала об этом.

За провинности, а они случались у царевича, воспитатель Леонид иногда применял даже розги, заготовленные из ферулы, гибких веток кустарника. Леонид со знанием дела отмачивал их и также умело использовал. Когда наказание случалось, Александр терпел, пряча слёзы, а однажды, когда Леонид в очередной раз хлестал его тело, с усмешкой выдавил из себя:

– Посоревнуемся, кто из нас первым устанет?

Леонид знал, почему так сказал Александр. Недавно воспитатель рассказывал о суровом испытании спартанских подростков – добровольном бичевании, мастикс. В Спарте в определенные дни перед алтарем богини Артемиды секли пятнадцатилетних мальчиков свежесрезанными прутьями из ивовых кустов. Обряд происходил в присутствии большого числа жителей города, родственников ребят. Предполагалось, что мальчишка, выдержавший без единого стона жестокое испытание, может называть себя мужчиной. Сдаться, попросить пощады означало показать, что ты слаб, безволен! В таком случаен мальчик унижал не только себя, но и всю семью, терял уважение друзей. Были случаи, когда во время истязания дети умирали на глазах у родных и близких, которые бы не вынесли позора в случае его отказа от продолжения жестокого испытания.

Услышав историю, Александр спросил потом у отца:

– Зачем нужно добровольно выносить боль?

– Юноша, прошедший подобное испытание, не выдаст тайн отечества, даже если враги будут его мучить жестокой пыткой, – уверенно ответил он.

* * *

Встречаясь с сыном по разным поводам, разговаривая с ним, отец отмечал его усердие в учёбе. Хвалил или выражал недовольство – по обстоятельствам. А когда Александр пожаловался на трудности, ответил:

– Обучение наукам на самом деле похоже с подъёмом на гору: чем круче гора, тем труднее её преодоление. Если на пути встречаются камни, не обходи их стороной, не ищи лёгкого пути. Подумай, что эти камни здесь для того, чтобы ты научился преодолевать трудности в достижении вершин – власти или для победы над врагом. Из тех камней ты можешь сложить ступени, по которым доберёшься до своей вершины. Главное, не оглядывайся назад и не страшись камней и колючих кустарников на пути.

Царь не вмешивался в учебный процесс до тех пор, пока Александру не исполнилось двенадцать лет.

Первое было слово

У греков не существовало такого понятия, как высшее образование, но в каждой семье для обучения подростка обозначался круг дисциплин, необходимых для его будущего общественного статуса. Имелась огромная потребность в изучении грамматики, риторики, философии, геометрии, арифметики, астрономии и, в обязательном порядке, обучение музыке, игре на каком-либо инструменте. Приветствовалось усвоение дополнительных знаний по таким областям знаний, как медицина, архитектура, военное искусство.

Начальное образование, выработанное афинянами в течение столетий, считалось в Греции лучшим. Оно состояло из трёх частей: словесности, музыки и атлетической гимнастики. Словесность преподавали грамматисты, а музыку – кифаристы, владеющие игрой на струнной кифаре. Физическим воспитанием, гимнастикой, занимались педотрибы – детские тренеры-инструкторы. Словесности учились с малых лет, поскольку в Афинах с её демократическими свободами государственная жизнь определялась тем, насколько убедительным окажется выступающий в публичном месте. В народном собрании гражданин был обязан выступать перед народом, то есть владеть красноречием, поскольку вся политическая жизнь общества строилась на впечатлениях от высказываний ораторов и государственных деятелей. Судебные решения тоже зависели от того, чья речь – обвинителя или защитника – больше повлияет на судей-присяжных. На городских торжествах, заседаниях в органах управления, в застольях и на погребальных мероприятиях афиняне произносили возвышенные речи. Но для усвоения риторических приёмов и методов нужно было учиться.

* * *

Для преподавания греческой словесности Филипп пригласил из Афин Анаксимена, по отзывам, лучшего грамматиста. Едва начались занятия, учитель попросил царя разрешения, чтобы на уроках присутствовали сверстники Александра, товарищи по играм. «Вместе им будет легче учиться и запоминать уроки», – заявил он. Филипп не возражал, чтобы с детства его наследника окружали надёжные, грамотные друзья.

Царскую свиту в Пелле составляли представители древнейших македонских родов, и пока они управлялись с государственными делами, их дети и внуки находились рядом с царевичем. Ребята состязались в силе и сноровке, совместно воспринимая законы дружбы и придворного общения. Все были разные, по возрасту и характерам, но тем и были они интересны для Александра.

Например, ему нравился целеустремлённый в учёбе и играх Селевк. Небольшого роста крепыш часто развлекал товарищей загадками, остроумными и мудрёными. Сочинял он их всегда сам, и было их у него всегда в избытке.

Лисимах, задиристый шалун. Когда ребята давали ему сдачи, долго таил обиду. А Леоннат поначалу вёл себя неприметно, словно присматривался к товарищам, а позднее стал проявлять немало агрессии не только в играх, но и в обычных спорах. В драке не сдавался, плевался и кусал противника, надеясь не столько на собственные силы, сколько на терпение противника.

Пердикка был старше Александра на пару лет, вёл себя соответствующим образом, сторонился малышей. В силовых состязаниях проявлял характер, заносчиво объявляя друзьям, что будет храбрым полководцем. Своими заявлениями он раздражал Александра, который в такие моменты не скрывал огорчения.

Из близких друзей наследник выделял Птолемея, сильного подростка с ранними прыщами. Над ним слегка пошучивали по поводу большого носа, а он не обижался. Его любили за необычные знания, которыми он охотно делился с товарищами в моменты затишья между играми и учёбой.

Были ещё Филота, Марсий, Никанор, Протей. И Гефестион – высокий черноволосый подросток с задумчивым взглядом. Из всех товарищей по играм на него первого обратил внимание Александр – сначала из-за роста и забавной рассеянности.

* * *

На занятиях с Александром и его товарищами грамматист Анаксимен напевным голосом читал наизусть строки из поэм Гомера, Еврипида, Эсхила. Затем спрашивал каждого, что ему понравилось и какие выводы может он сделать по содержанию произведения. Выслушивал, терпеливо поправлял, если ученик заблуждался, или хвалил – по заслугам. Обязательно давал задание, чтобы ученики заучивали тексты, выбирая стихотворение, где есть мудрый совет или поучение. Анаксимен был уверен, что в таком виде ученики смогут различить дурное и доброе. Выводы, сделанные сейчас, пригодятся ребятам в жизни, помогут разобраться, какую дорогу выбирать дальше. Анаксимен обращал внимание обучаемых не столько на литературные достоинства текстов, сколько на идею автора, чтобы пошло на пользу и то, и другое. Помогая разобраться во всём этом, он говорил ученикам:

– Как среди густой листвы на ветках незаметен зреющий плод, так вы, по малым годам своим, в стихах того или иного поэта можете не заметить полезное для себя. А чтобы так не случилось, вам следует уяснить характер каждого героя, чем хорош он или плох, обратить внимание на их слова и поступки. Ведь у каждого действующего лица они свои, особенные, соответствующие его нраву.

Помогая ученикам запоминанию текстов, Анаксимен декламировал по частям, заставляя повторять за ним, фраза за фразой, часть за частью, стих за стихом. Урок продолжался до тех пор, пока стихотворение не заучивалось учениками полностью. Помимо всего грамматист принуждал анализировать сюжеты, изложенные в поэмах, выявлять авторские ошибки и неточности, критиковать или хвалить героев, придумывать новые темы и эпизоды, отличные от авторских. Он призывал понимать автора, за что и почему следует его уважать, чтобы ученики потом наперебой спорили, громко, до ожесточения, отстаивая собственное мнение. Анаксимен в этот процесс не вмешивался, лишь иногда неназойливо поправлял, считая поведение учеников на уроках весьма полезным.

* * *

Филипп, верный слову, иногда посещал занятия по греческой словесности, сидел и молчал, слушал, а когда уходил, хвалил Александра, если был повод. Однажды он появился в тот момент, когда Анаксимен разбирал с ребятами стихотворение Алкея. До конца урока не проронил ни слова, а как только ученики ушли, спросил учителя с озабоченным видом:

– Анаксимен, я слышал об Алкее, что он был другом любвеобильной Сапфо, в их отношениях есть немало забавного. Но скажи мне, что полезного для себя вынесет мой Александр из его стихов о пчёлках, веточках и овечках на лугу? Мне нужен сын – воин, а не пастушок.

Анаксимена не смутил вопрос:

– «Мужество – крепкая ограда государства; блеск золотого оружия не поразит врага», – это сказал Алкей. А теперь, царь, позволь развеять опасения, будто Александр не сможет стать достойным защитником отечества с лирической поэзией в душе. Кто читает поэтов не только ради удовольствия, не станет слушать лениво и равнодушно те места, где говорится о добродетели, рассудительности, справедливости. Алкей говорит о таких вещах постоянно. Подобно тому, как на лугу пчела устремляется на поиск цветов, так и юноши, читающие разных поэтов, должны уметь собирать цветы содержания, упиваться красотой и стройностью выражений, получать пользу от слов, воспитывающих характер. Я учу этому твоего Александра.

Было неясно, согласился Филипп с Анаксименом или нет; он глубокомысленно хмыкнул, встал и вышел прочь. Но на следующем занятии царь появился вновь. По несвежему лицу, тёмным мешкам под глазами и хриплому голосу нетрудно было догадаться, что он заглянул сюда с пирушки. Для застолья повод был, об этом во дворце знали: Филипп подписал союзный договор с несколькими фессалийскими городами. От царя несло крепким мужским потом, вином, чесноком и луком. Он молча сидел, слушал, пытаясь узнать, о чём говорил Анаксимен, а когда понял, что Александр пытается исполнить задание, выстраивая речь по аттическим канонам, с раздражением воскликнул:

– Анаксимен, ты хочешь научить македонянина говорить так, будто он выступает перед афинскими демократами в их собрании – длинно и ни о чём?

– Царь, для Александра это всего лишь упражнение в построении речи. Я хочу привить ему любовь к изяществу, – невозмутимо ответил Анаксимен. – Великий Гомер говорил: «Гибок язык человека: речей в нем – край непочатый, царство словесное неистощимо по всем направленьям». Твой сын, когда вырастет, будет знать, в каких случаях пользоваться ему нужным стилем речи. Например, в отношении недругов ему потребуется воспользоваться языком человека гневающегося, негодующего, полным соответствующих чувств, но без оскорблений. Когда ему придётся кого-то похвалить, он скажет об этом с восхищением, а о вещах, возбуждающих сострадание, выразит себя со смирением. А если придётся сдерживать эмоции, он применит слова, их сдерживающие. Вот чем мы сейчас занимаемся.

– А мне ближе люди, кто говорит, как думает, составляя свою речь из выражений, взятых из понятной всем речи, – не сдавался Филипп, осознав, что вмешался зря.

В ответ услышал:

– О важных вещах, царь, нельзя говорить слегка, как о пустяках нельзя говорить торжественно. Я предлагаю твоему сыну, например, отражать серьезность противника посредством шутки, а шутку – посредством серьезности. Он обязан овладеть искусством интонации, иначе речь уподобляется человеку, несущему бревно.

Чтобы сгладить неловкость, в которой оказался Филипп, Анаксимен добавил, смиренно глядя в его сторону:

– Но я присоединяюсь к твоим словам, царь, что к простому слову никогда не следует присоединять украшений. В противном случае стиль языка покажется шутовским.

Филипп посидел ещё немного, не проронив ни слова, и ушел, не прощаясь. На занятия Анаксимена он больше не приходил.

В конце обучения словесности Александр и его товарищи разучивали сцены из трагедий, словно настоящие актёры. Получалось шумно и весело. Александр настоял, чтобы Анаксимен поставил для него и ребят трагедию, сочинённую ими как «Завоевание Трои». Ведущую роль Ахилла Александр взял на себя. Ребята настолько увлеклись запоминанием стихов вообще, что в дальнейшем вместо уроков предпочитали развлечения иного рода. Например, Александр декламировал строку гекзаметра или ямба, а товарищ говорил следующие за этим строки; или же один пересказывал смысл каких-либо стихов, а в ответ ему приводили отрывок из другого поэта с той же мыслью; или каждый декламировал по строчке ямбов. Кроме того, каждый проговаривал строчку длиною в несколько слогов, чтобы она укладывалась в размер по всем правилам о слогах и буквах. Подобным же образом играющие должны были назвать на заданную букву имена всех ахейских вождей под Троей или всех троянских вождей. Таким образом, забава была не бестолковая, а показывала образованность каждого; наградами «актёрам» служили цветочные венки и словесные похвалы учителя, от которых учёба становится необременительной.

* * *

Когда Александру исполнилось десять лет, в Пелле появилось афинское посольство с участием известного политика и оратора Демосфена. Чтобы удивить гостей из враждебного лагеря, Филипп распорядился во время приёма устроить спектакль, где его сын вдохновенно прочитал огромную часть поэмы из «Странствий Одиссея», а потом разыграл с товарищем сцену из поэмы Еврипида.

Потрясённый приёмом царя Филиппа афинской делегации, его умением вести самые трудные переговоры в свою пользу, Демосфен, как ни осторожен был в высказываниях, в речи перед собранием так отозвался о сыне македонского царя:

– Удивительно, но малолетний варвар, сын царя Филиппа, читает стихи, как настоящий эллин. Я нашёл наследника умным и не по годам взрослым, хотя по этой причине, мне так показалось, беззубый волчонок выглядел смешным.

Дар богини Алфито

Следующим этапом учебного процесса для Александра явилось освоение греческого письма. Учитель Полиник приступил к занятиям с истории появления алфавита:

– Алфито, она же Белая богиня Луны, подарила людям письмо как условие для общения друг с другом посредством определённых звуковых обозначений. Посланник Зевса Гермес перевёл звуки в буквы, придав каждой букве собственное начертание. Вначале они имели форму клинописи, словно стая летящих журавлей. Это уже был алфавит. Впервые им научились пользоваться египтяне, от них он попал через торговцев в Финикию, а от финикийцев искусство написания букв переняли греческие жрецы бога Аполлона. Из всех букв они выделяли только гласные, считали их священными, в сопровождении лиры применяли в песнопениях, прославляющих бога. Со временем алфавит стал доступен всем грекам, которые с его помощью вели записи важных государственных событий, заключали договоры и писали письма, обозначали названия товаров и прочие полезные действия.

Александр преуспевал в освоении письма, им овладевало возвышенное чувство радости, гордости. Не чудо ли, когда на чистом листе египетского папируса телесного цвета появляются рукотворные чернильные значки, обозначающие собственные или чужые мысли? Эти мысли даже после длительного молчания люди произносят вслух, повторяя слово в слово.

На одном из уроков он полюбопытствовал у Полиника:

– Учитель, если стихи записываются буквами, чтобы читать их в любой момент, зачем их тогда заучивать на память?

Пришлось Полинику искать подходящее пояснение:

– Видишь ли, Александр, письмена служат людям не для закрепления памяти, а лишь как упражнение памяти – как служат атлету его мышцы рук, ног и тела. Алфавит нам дан всего лишь для припоминания. Это видимость мудрости, а не сама мудрость. Но через письмена люди передают друг другу знания от прошлого времени в настоящее, что-то узнают не понаслышке, усваивая, становясь в большинстве умными, способными к мудрому общению.

Уроки Полиника происходили следующим образом. Учитель сидел на кафедре, высоком стуле со спинкой, а ученики вокруг – на табуретках; на коленки клали пинакс – доску для письма, покрытую воском. Для написания букв и слов применялось стило – палочка, заострённая с одного конца: острым концом выцарапывали буквы, тупым заглаживали неправильно написанное. Учитель на верхних строчках таблички показывал образец буквы, чётко и аккуратно, ниже ученик старался изобразить подобное, переписывая не единожды, пока учитель не одобрял исполнение. Написанное слово читали по складам: «бета-альфа – ба, гамма-альфа – га, бета-ламбда-альфа-гла» и так далее, перебирая всевозможные сочетания, пока ученики не начинали узнавать целое слово с одного взгляда. Строчки греческого письма читались с трудом, потому что между словами не существовали пробелы, они разделялись на слух ударениями. Времени и сил для написания одного слова уходило неизмеримо, но Полиник никому не делал поблажек, ни царевичу, ни его товарищам.

– Вы знаете, почему бегуны на тренировках подвязывают себе свинцовые подошвы? – спрашивал он и сам отвечал:

– Чтобы на состязаниях бежать без них и представлять, что на ногах появились крылья. Так и в учении, сначала тяжко, но как сладки его плоды!

Уместные доводы помогали в учении, отвлекали от трудностей, скрашивали будни занятий. Совсем скоро Александр, запомнив правила написания, далеко опередил своих сверстников, что позволило ему с большой охотой осваивать науки с другими учителями.