Текст книги "Непогрешимая Россия"

Если западные державы так жаждали направить агрессию Гитлера на Восток, почему же они вцепились ему в спину, когда он двинулся на Восток? Ведь он им войны не объявлял – войну объявили они.

Яблоком раздора стала Польша. И есть все основания считать её виновницей войны. Западные державы, может быть, и хотели бы стравить Германию с Советской Россией, но мешала Польша. В 1938 году СССР был готов оказать помощь Чехословакии, но Польша заблокировала проход советских войск через польскую территорию и сама приняла участие в разделе Чехословакии, захватив часть Тешинского угольного бассейна, и подумывала об аншлюсе «польской Австрии» – Литвы. И когда летом 1939 года Англия и Франция через третьестепенных лиц вели с Советском Союзом какие-то вялые переговоры, Польша опять отказывалась пропускать советские войска через свою территорию, а как тогда Советский Союз мог бы воевать с Германией, с которой у него не было общих границ? Чтобы такие границы появились, необходимо было ликвидировать Польшу, что и было сделано.

Этот вариант предусматривал Ф. Энгельс, когда писал К. Марксу 23 мая 1851 года: «Поляки – разложившаяся нация, которая нужна как средство лишь до того момента, пока сама Россия не будет вовлечена в аграрную революцию. С этого момента существование Польши не имеет никакого смысла». Партийный журнал «Большевик» в номере 18 за 1939 год припомнил это высказывание.

И Гитлер в речи 6 октября 1939 года назвал главной причиной победы германской армии нежизнеспособность польского государства. «На костях и крови немцев и русских, – заявил он, – без всякого учета исторических, этнографических и экономических условий было создано государство, не имевшее никакого права на существование». Речь эта была напечатана в «Правде» 7 октября 1939 года.

Помните, у нас такую песню: «В полях, за Вислой сонной, лежат в земле сырой Сережка с Малой Бронной и Витька с Моховой»? Эта песня утешала матерей погибших солдат тем, что «помнит мир спасенный, мир вечный, мир живой Серёжку с Малой Бронной и Витьку с Моховой». Да ни хрена он не помнит, этот спасённый мир! Поляки в русофобском озверении ломают сегодня памятники на могилах советских солдат, так стоило ли спасать этот мир?

В начале апреле 1943 года Муссолини во время очередной встречи с Гитлером в Зальцбурге предложил ему начать переговоры со Сталиным о сепаратном мире с Советским Союзом. Гитлер отверг это предложение[48]48
  Ридли, Дж. Указ. соч. – С. 406.


[Закрыть]. А жаль.

Если бы договорились тогда с Гитлером о мире при условии отвода немецких войск за границу 1941 года, не лежали бы Серёжка с Малой Бронной и Витька с Моховой, а с ними и миллионы наших солдат не за Вислой сонной, ни в других странах, Польша наслаждалась бы благами немецкой оккупации, а западные «союзники» так и не сунули бы носа на европейский континент. Конечно, это было невозможно, не пошёл бы Сталин на такой мир, а жаль.

Сепаратный мир… Очень тёмная история – встреча Сталина, Молотова и Берии с болгарским послом Стаменовым, якобы имевшая место в июле 1941 года. О ней стало известно из показаний Берии, данных во время следствия по его делу в 1953 году. Впрочем, факт этой встречи подтвердил потом и Стаменов. Маршал Москаленко, который был одним из судей на процессе Берии, рассказывал, что Молотов на этой встрече попросил Стаменова передать Гитлеру предложение о прекращении военных действий и о согласии Советского правительства на крупные территориальные уступки (Прибалтика, Молдавия, значительная часть Украины и Беларуси). Молотов назвал это «возможным вторым брестским договором». «У Ленина хватило тогда смелости пойти на такой шаг, мы намерены сделать такой же сегодня»[49]49
  Волкогонов, Д. Триумф и трагедия. Кн. II. Ч. 1. – С. 172–173.


[Закрыть].

Д. Волкогонов ссылался, излагая эту историю, на свою беседу с Москаленко, но всё же продолжал сомневаться – не мистификация ли это? Суд в 1953 году попытался обвинить в этих переговорах одного Берию, но вот это уже была бы чистейшая мистификация. Ситуации в 1918-м и 1941-м годах несопоставимы. Ленин заключил мир не потому что у него «хватило смелости», а по необходимости и с расчётом на революцию в Германии, о чём в 1941 году не могло быть и речи. Гитлер имел за собой сплочённую нацию и командовал воодушевленной победами армией, не пошёл бы на такой мир. А в 1943 году на него не пошёл бы Сталин, если бы Гитлер принял предложение Муссолини. После всего, что произошло, Сталин ставил одну цель – добить зверя в его берлоге.

Но вернемся в 1939 год. В совместном советско-германском заявлении от 28 сентября указывалось, что ответственность за продолжение войны несут Англия и Франция. Но огромную принципиальную важность имеет то, что сказал по этому поводу В. М. Молотов на заседании Верховного Совета 31 октября: «Английские, а вместе с ними и французские сторонники войны объявили против Германии что-то вроде “идеологической войны”, напоминающей старые религиозные войны… Но эти войны были во времена средневековья. Но к этим ли временам средневековья, к временам религиозных войн, суеверий и одичания тянут нас снова господствующие классы Англии и Франции?»

«Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это – дело политических взглядов. Но любой человек поймёт, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за “уничтожение гитлеризма”, прикрываясь фальшивым флагом борьбы за “демократию”».

Удивительно было слышать такие слова от человека номер 2 диктаторского режима, который только тем и занимался, что подавлял силой все идеологии, кроме «марксизма-ленинизма», да и в нём строго пресекал разные «ереси», но дорогого стоило признание им права национал-социализма на существование, в котором ему отказывают нынешние «демократии».

Ален де Бенуа заимствовал у вождя итальянских коммунистов А. Грамши концепцию «метаполитики» но он явно идеализировал эту самую «демократию», думал, что при ней можно влиять на умы в обход политики, могут запретить политическую группировку, но не могут запретить книжку. Оказалось, ещё как могут! Списки запрещенных книг на Западе и в нынешней России давно уже побили рекорд пресловутого Index librorum prohibitorum[50]50
  «Индекс запрещенных книг» (лат.), публиковался Римско-католической церковью с 1529-го по 1966 годы. – Прим. ред.


[Закрыть]. Эту мнимую демократию В. Парето очень метко назвал «демагогической плутократией»: под прикрытием речей о власти народа на самом деле господствует «Капитал, его препохабие», а если политик хочет служить народу, а не капиталу, его презрительно обзывают «популистом», хотя «популизм» это всего лишь латинский аналог греческого слова «демократия».

Но согласие между СССР и Германией продлилось всего год, в ноябре 1940 года ему пришел конец. Из-за чего?

Есть такая книга: «Только из-за Норвегии?» По-немецки её название звучит в рифму: «Nur wegen Norwegen?» Ее автор, Г. Ульрих, рассказывает о том, как Рузвельт послал в Европу заместителя госсекретаря Самнера Уэллеса, и тот с 26 февраля по 10 марта 194° года посетил Рим, Берлин, Париж и Лондон с целью уговорить их прекратить войну и выступить единым фронтом против СССР на севере Скандинавии. Германии было предложено вместе с Англией мирно оккупировать Норвегию. Гитлер, не доверяя Англии, требовал, чтобы англичане первыми нарушили нейтралитет Норвегии, заминировав ряд фьордов, и чтобы пути английского флота, намного превосходящего немецкий, не пересекались с путями высадки немецких десантов на сушу. Но, когда для проверки, будет ли соблюдаться это тайное соглашение, соединение немецких ВМС во главе с самым большим и современным военным кораблем «Бисмарк» вошло в Осло-фьорд, этот корабль был обстрелян и потоплен норвежскими береговыми батареями, и немцы поняли, что попали в ловушку[51]51
  Reisegger, Gerhoch. “Wir werden schamlos irregefuhrt!” – Hohenrain, Tubingen, 2003. – S. 180–181.


[Закрыть].

«Из-за Норвегии» кончилась «странная война» и началась война настоящая. Но вся история с Норвегией началась из-за Финляндии. Из-за Финляндии треснул и советско-германский пакт. Но обо всём по порядку.

Советское правительство сразу же признало независимость Польши и Финляндии, но уже под шумок революции пыталось восстановить границы Российской Империи – в Финляндии в 1918 году, в Польше в 1920-м. Попытки были неудачными но тенденция осталась. После заключения советско-германского пакта «Сталин тотчас начал прибирать к рукам выторгованную у Гитлера часть добычи». В период с 28 сентября по 10 октября 1939 года с правительствами Латвии, Литвы и Эстонии были заключены договоры о взаимопомощи, предусматривавшие размещение там советских военных баз. 5 октября такое же предложение было сделано Финляндии, но финский министр иностранных дел Э. Эркко заявил: «Финляндия никогда не примет условия, подобные тем, которые приняли прибалтийские государства. Если это и произойдет, то только в самом худшем случае»[52]52
  Соколов, Б. Тайны Финской войны. – М.: Вече, 2000. – С. 17.


[Закрыть].

Финны шли на уступки, но не по всем пунктам, и Молотов сказал советскому послу в Швеции А. М. Коллонтай: «Нам ничего другого не остается, как заставить их… принять наши предложения… Наши войска через 3 дня будут в Хельсинки, и там упрямые финны вынуждены будут подписать договор, который они отвергают в Москве»[53]53
  Указ. соч. – С. 21–22.


[Закрыть].

Шапкозакидательские настроения руководителей страны передавались военным. Маршал артиллерии Н. Н. Воронов вспоминал, что перед началом войны он сказал на совещании с Куликом, Мехлисом и Мерецковым: «Буду рад, если удастся всё решить за два-три месяца». Его подняли на смех, и Кулик приказал ему рассчитывать на продолжительность операции 12 суток[54]54
  Указ. соч. – С. 52.


[Закрыть].

И такие бездари как Кулик и Мехлис стояли тогда во главе Красной Армии! В Великую Отечественную войну они опозорились, но в Финскую войну их бездарность обернулась большими потерями и падением престижа страны и её армии. Эта война, как и предсказывал Воронов, длилась 3,5 месяца.

Началась она с провокации у деревни Майнила 26 ноября 1939 года, как и нападение немцев на Польшу – с провокации в Гляйвице, свои обстреляли своих, а свалили на финнов. Но не следует думать, будто такие методы применяют только «тоталитарные» государства. США всю свою историю живут на провокациях, начиная с взрыва на рейде Гаваны в 1898 году и инцидента в Тонкинском заливе в 1964 году, и кончая атакой мнимых «арабских террористов» на башни-близнецы в 2001 году. Разыгрывалась и потрёпанная карта «интернационализма» и «классовой борьбы». Было объявлено, будто восставшие финские солдаты и представители левых партий образовали новое правительство во главе с Куусиненом. На самом деле никакого «восстания» не было, это «правительство» везли в обозе Красной Армии, как в 1920 году везли в Польшу «правительство» Мархлевского-Дзержинского. Даже генеральный секретарь финской компартии Туоминен, живший в эмиграции в Швеции, с презрением отверг предложение возглавить это марионеточное правительство[55]55
  Указ. соч. – С. 25.


[Закрыть].

Вера в восстание прозревших «братьев по классу» продолжала, как мы помним, вредно влиять и в 1941 году. Её искусственное раздувание в 1939 году этому способствовало.

Финская война показала, на что способна сплочённая нация, когда она защищает свою независимость, даже если эта маленькая нация, противостоящая несравненно более могучему врагу. Кстати, ей для этого не потребовалась пресловутая единоличная власть. Маннергейм не был военным диктатором, как Франко, а был лишь главнокомандующим, который подчинялся гражданскому правительству.

Но когда линия Маннергейма была, наконец, прорвана, и до победы оставался всего шаг, Сталин вдруг прекратил войну. Почему? Да по очень простой причине.

5 февраля 1940 года Высший военный совет Англии и Франции принял решение направить в Скандинавию для помощи Финляндии экспедиционный корпус. 26 февраля 1940 года в Европе, как мы помним, начал шустрить посланник Рузвельта Уэллес, который хотел, чтобы к этой операции примкнула и Германия, прекратив войну против западных держав. Перед лицом такой угрозы Сталин и поспешил заключить мир.

Насчёт Германии Сталин мог не опасаться. Гитлер твердо соблюдал условия пакта, заключенного в августе 1939 года. Во время визита Молотова в Берлин Гитлер заявил во второй беседе с ним 13 ноября 1940 года: «Во время русско-финской войны Германия выполняла все свои обязательства по соблюдению абсолютно благожелательного нейтралитета». Молотов ответил, что русское правительство не имело никаких причин для критики позиции Германии во время этого конфликта.

Гитлер упомянул также, что он даже задержал в Берлине корабли, везшие в Финляндию вооружение и амуницию, на что Германия не имела права. Эта позиция Германии вызвала возмущение в Швеции, и во время норвежской кампании Германия должна была выставить большое число дивизий для защиты против Швеции[56]56
  СССР – Германия. 1939–1941. – Ч. II. – С. ш.


[Закрыть].

Гитлер, как мы помним, осадил даже своего союзника Муссолини, который рвался на помощь Финляндии и разорвал отношения с СССР (по окончании финской войны Гитлер снова помирил Италию и СССР).

Когда начались переговоры о мире, шведский поклонник Гитлера, знаменитый путешественник С. Гедин, приехал в Германию, чтобы выяснить возможность германского посредничества в советско-финском конфликте, но в беседе с ним 4 марта 1940 года Гитлер раздраженно сказал: «Сталин не хотел этой войны. Его требования были умеренными и вполне естественными. Ведь речь идет о территориях, которые прежде принадлежали русским, да и то не обо всех. Судьба Финляндии теперь решена, и в этом она должна винить только себя»[57]57
  Соколов, Б. Указ. соч. – С. 319.


[Закрыть]. И действительно, новая граница, которой требовал СССР, примерно соответствовала той, которая была установлена Ништадтским миром 1721 года после Северной войны при Петре I.

Такой войны, какая получилась, Сталин действительно не хотел, он представлял себе двухнедельную военную прогулку. И кончить эту войну ему пришлось под давлением обстоятельств. И его бесило то, что ему не дали тогда «доесть» Финляндию. И он решил её доесть.

Поэтому Молотов во время первой встречи с Гитлером 12 ноября 1940 года заявил: «Германо-русское соглашение от прошлого года можно… считать выполненным во всех пунктах, кроме одного, а именно Финляндии. Финский вопрос до сих пор остается неразрешенным». И Молотов попросил Гитлера сказать ему, остаются ли в силе пункты германорусского соглашения относительно Финляндии[58]58
  СССР – Германия. 1939–1941. – Ч. 2. – С. 108.


[Закрыть].

Гитлер ответил на вопрос Молотова во время второй беседы 13 ноября. Он сказал, что «Германия признаёт, что политически Финляндия представляет для России первостепенный интерес и находится в её зоне влияния». Но необходимо учитывать реальную ситуацию, а она такова, что Германия крайне заинтересована в получении из Финляндии никеля и леса и не желает в Балтийском море каких-либо новых конфликтов.

«В дополнение к этому существует и чисто психологический фактор… Финны мужественно защищали себя, и они завоевали симпатии всего мира, особенно Скандинавии. В Германии, между тем, во время русско-финской войны люди были в некоторой степени недовольны той позицией, которую в результате соглашения с Россией должна была занять и в действительности заняла Германия. По вышеупомянутым соображениям Германия не желает новой финской войны. Однако это не затрагивает законных притязаний России». И Германия рассчитывает на уважение её интересов, подобно тому, как она продемонстрировала полное понимание русских интересов в Литве и Буковине.

«В любом случае у неё нет каких-либо политических интересов в Финляндии, и она полностью признает тот факт, что эта страна входит в русскую зону влияния»[59]59
  Там же. – С. 111–112.


[Закрыть].

Молотов твердо заявил, что «советское правительство считает своим долгом окончательно урегулировать финский вопрос». Это звучало прямо как «окончательное решение еврейского вопроса»! Гитлер повторил: «Наиболее важным для Германии вопросом является вопрос о том, есть ли у России намерение начать войну против Финляндии». Молотов ответил уклончиво. Гитлер намекнул, что «Россия в условиях мира получит всё, что, по её мнению, ей причитается. Вероятно, это будет вопрос лишь шестимесячной или годичной отсрочки». Молотов выразил нетерпение: «он не понимает, почему Россия должна откладывать реализацию своих планов на шесть месяцев или на год». Гитлер ещё раз повторил: «На Балтике не должно быть более никакой войны. Балтийский конфликт вызовет крайнюю напряженность в германо-русских отношениях и помешает будущем великому сотрудничеству», которое, по его мнению, «более важно, чем урегулирование в данный момент второстепенных вопросов», напряженность «со всеми вытекающими отсюда последствиями».

Переговоры зашли в тупик. Разногласия замяли, Гитлер заявил, что это был всего лишь «теоретический спор», надо переключиться на более важные проблемы, а Риббентроп добавил, что «не было вообще никаких причин для того, чтобы делать проблему из финского вопроса»[60]60
  Там же. – С. 114–117.


[Закрыть], но на самом деле произошло самое худшее: именно в этот день, 13 ноября 1940 года, а не 22 июня 1941 года началась война между СССР и Германией.

Главным вытекшим из срыва переговоров последствием было утверждение Гитлером 18 декабря 1940 года плана «Барбаросса». Правда, уже 21 июля 1940 года Гитлер, в угаре победы над Францией, предложил Браухичу обдумать план войны против России, но осенью заколебался, что лучше: сохранить союз с Россией или пойти на неё войной? Срыв переговоров с Молотовым определил его выбор[61]61
  Fest, Joachim. Hitler. – Berlin: Ullstein, 1998. – S. 907–908.


[Закрыть].

Гитлер, как реальный политик, а не как одержимый оккультист, каким его изобразили Л. Повель и Ж. Бержье в их «Утре магов», взвешивал разные варианты. В письме Муссолини от 6 марта 194° года он не исключил возможность, что Россия и Германия будут рука об руку работать вместе ради мира, но, несомненно, учитывал и другую возможность. Сталин во время переговоров с финской делегацией в октябре 1939 года тоже сказал: «С Германией у нас хорошие отношения, но всё может измениться в этом мире»[62]62
  Соколов, Б. Цит. соч. – С. 19.


[Закрыть]. И к середине 1940 года были разработаны «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и Востоке на 1940–1941 гг.» Этот документ за подписью Тимошенко и Шапошникова был представлен Сталину и Молотову. В нём указывалось, что «на наших западных границах наиболее вероятным противником будет Германия»[63]63
  Анфилов, В. А. Грозное лето 41 года. – М.: Издательский центр «Анкил-Воин», 1995. – С. 60.


[Закрыть].

Можно ли было достичь соглашения с Гитлером? Его заявления создавали впечатление, что он искренне к этому стремится. 20 августа 1939 года он отправил телеграмму Сталину такого содержания: «Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня определение долгосрочной политики Германии. Поэтому Германия возобновляет политическую линию, которая была выгодна обоим государствам в течение столетий»[64]64
  СССР – Германия. 1939–1941. – Ч. I. – С. 51.


[Закрыть]. Выступая в Рейхстаге 1 сентября, в день начала войны с Польшей, он сказал, что германо-советский пакт «является решением колоссальной важности, значение которого для будущего трудно даже предвидеть»[65]65
  Там же. – С. 79–80.


[Закрыть]. А по окончании войны с Польшей, 6 октября, в новой речи в Рейхстаге он заявил: «Пакт с СССР является поворотным пунктом в развитии германской внешней политики, основой для длительного и счастливого сотрудничества Германии и России в деле ликвидации очагов войны и обеспечения безопасности народов»[66]66
  Там же. – Ч. II. – С. 13.


[Закрыть]. И беседу с Молотовым в ноябре 1940 года он начал с того, что подчеркнул: Россия и Германия, «две великие нации по самой природе вещей не будут иметь каких-либо причин для столкновения их интересов, если каждая нация поймет, что другой стороне требуются некоторые жизненно необходимые вещи, без которых её существование невозможно», поэтому они могут выработать такое соглашение, которое «приведет к мирному сотрудничеству между двумя странами даже после [ухода] из жизни их нынешних руководителей». Он выразил уверенность, что «во всех случаях два великих народа Европы добьются большего, если они будут держаться вместе, чем если они будут действовать друг против друга. Сотрудничая, обе страны всегда будут получать хоть какие-то выгоды. Вражда же их будет выгодна только третьим странам»[67]67
  Там же. – С. 103.


[Закрыть].

Одной из этих стран были США. Их будущий президент Трумэн в 1941 году цинично заявил, что если будет побеждать Германия, надо будет помогать России, а если будет побеждать Россия, надо будет помогать Германии, и пусть они как можно больше ослабляют друг друга. И не случайно Рузвельт, которого у нас в конце войны и в первые годы после неё прославляли как друга в противовес нехорошему Черчиллю, сделал вице-президентом именно Трумэна, заменив им слишком дружественно настроенного по отношению к СССР Генри Уоллеса. А Муссолини объявил, выступая на заседании Палаты 2 декабря 1942 года, что «если и есть на свете человек, который дьявольски жаждет войны, так это президент США»[68]68
  Ридли, Дж. Муссолини. – С. 403.


[Закрыть].

И Гитлер предостерегал Молотова, что «эта англосаксонская держава станет угрожать свободе других народов», но наивно думал, что это произойдёт, самое раннее, только в 1970-м или 1980 году, а не в 1945-м[69]69
  Россия и Германия. – 1939–1941. – Ч. II. – С. 107.


[Закрыть], а произошло это именно в 1945-м, и произошло это именно потому, что Германии и СССР сцепились.

А сцепились они из-за второстепенной, казалось бы, финской проблемы. Сталин не верил в долговечность союза с Гитлером и предпочитал синицу в руках журавлю в небе, но это был лишь повод, подлинная причина лежала гораздо глубже.

21 июня 1941 года, перед тем, как отдать приказ о нападении на нашу страну, Гитлер писал Муссолини, что он принял «самое трудное решение в своей жизни», и признавался: «Сотрудничество с Советским Союзом, при всём искреннем стремлении добиться окончательной разрядки, часто тяготило меня. Ибо это казалось мне разрывом со всем моим прошлым, моим мировоззрением и моими прежними обязательствами» [70]70
  Там же. – С. 170, 173.


[Закрыть]. В Гитлере боролись государственный деятель, заботящийся о национальных интересах страны, и руководитель партии и проповедник особой идеологии. Такое же сочетание было и в Сталине, но в нём ничто не боролось, он ненавидел «гамлетизм». Гитлер не врал, когда говорил о своем искреннем стремлении улучшить отношения с СССР не на публику, а в частном письме своему ближайшему союзнику, Сталин же никогда не был искренним. И после заключения пакта он, как писал в своих воспоминаниях Хрущёв, «ходил, задравши нос, и буквально говорил: “Надул Гитлера, надул Гитлера”».

А кто кого надул в июне 1941 года? Гитлер Сталина? Да ничего подобного. Сталин надул сам себя. В. Богомолов писал в своём романе «Момент истины», что Сталин был «чудовищно обманут собственной интуицией», которой он верил больше, чем донесениям разведки и даже очевидным фактам, когда война стала реальностью.

Никакой внезапности немецкого нападения, о которой потом так много говорили, не было. Внезапным было лишь то, что Сталину изменила его интуиция. «Вывод Сталина о возможности избежать войны с Германией в 1941 году и его жестокое требование не дать повода для провокации наложили печать на все мероприятия по подготовке народа и армии к отражению агрессии», – пишет военный историк В. Анфилов. С февраля 1941 года имелись данные о развертывании трех армейских групп, имеющих целью нанесение ударов на направлении на Ленинград, Москву и Киев. Только что возглавивший Генштаб Жуков добился разрешения Сталина на осуществление ряда мероприятий по подготовке армии к решению задач предстоящей войны[71]71
  Анфилов, В. А. Грозное лето 41 года. – С. 91–92.


[Закрыть].

Более того: 15 мая 1941 года Тимошенко и Жуков предложили Сталину проявить инициативу и нанести по готовящимся к нападению на СССР немецким войскам упреждающий удар. Как вспоминал потом

Жуков, услышав об этом, Сталин буквально вышел из себя: «Вы что, сума сошли? Немцев хотите спровоцировать?» – прошипел он[72]72
  Указ. соч. – С. 67.


[Закрыть].

Предатель Родины, беглый хохол Резун, кощунственно присвоивший себе фамилию «Суворов», его российский прихвостень Б. Соколов и другие патологические антисталинисты могут сколько угодно в унисон с антирусской западной пропагандой и официальной версией Гитлера доказывать, вылезая вон из кожи, будто Сталин готовился напасть на Германию, а Гитлер лишь его упредил, эта версия столь же лжива, как и псевдоним Резуна. Сталин отверг предложение руководителей армии. А жаль.

Вечером 21 июня 1941 года Тимошенко и Жуков обратились к Сталину с просьбой о направлении в западные округа директивы о приведении войск в полную боевую готовность. Но Сталин потребовал указать при этом, что нападение может начаться с провокационных действий, на которые наши войска не должны поддаваться[73]73
  Указ. соч. – С. 104.


[Закрыть].

Сталин знал о плане «Отто», плане нападения на СССР, разработанном немецкими генералами независимо от Гитлера ещё до того, как появился план «Барбаросса», и до официального объявления войны не знал, какой именно из этих двух планов сработал. И утром, 22 июня, вызвав Тимошенко и Жукова, он спросил у них: «Не провокация ли это немецких генералов? Разберитесь и предупредите, чтобы наши самолеты не перелетали границы».

Заместитель командующего Западным фронтом генерал Болдин доложил Тимошенко о начале военных действий, но услышал в ответ:

– Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не начинать.

– Как же так, – кричал Болдин, – наши войска вынуждены отступать, горят города, гибнут люди.

– Иосиф Виссарионович считает, что это, возможно, провокационные действия некоторых немецких генералов.

Но, даже узнав об объявлении войны, Сталин приказал нанести контрудар, но не переходить границу[74]74
  Указ. соч. – С. 134–135-


[Закрыть].

Зато с Финляндией, из-за которой формально разыгрался весь сыр-бор, ни в Берлине, ни в Москве не церемонились. Гитлер, выступая по радио утром 22 июня, заявил, что на побережье Баренцева моря немецкие и финские войска стоят плечом плечу на защите финской земли, хотя, как писал в своих воспоминаниях Маннергейм, «Финляндия не давала обязательств вступить в войну вместе с Германией» и «Гитлер не имел никакого права делать такое заявление». И Молотов в своей известной речи сказал, что налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с финской территории. В действительности утром 22 июня советские войска предприняли серию атак, а также стали обстреливать и бомбить финские цели. МИД Финляндии разослало телеграммы, в которых подтверждалось, что целью Финляндии является сохранение нейтралитета. 23 июня посла в Финляндии в Москве вызвал к себе Молотов и обвинил финнов в обстреле полуострова Ханко и полетах над Ленинградом, где был сбит один самолёт. Правда, добавил Молотов, оказалось, что это был немецкий самолет. Приказ, категорически запрещающий полеты над Ленинградом, отданный Маннергеймом, действовал в течение всей войны с 1941-го по 1944 год. Однако 25 июня советские самолёты предприняли масштабные налёты на десять финских городов. Премьер-министр Финляндии Рангель намеревался заявить в парламенте о нейтралитете, но вынужден был констатировать начало войны[75]75
  Маннергейм. Воспоминания. – Минск: Попурри, 2004. – С. 344–347.


[Закрыть].

И когда в августе 1941 года немцы предложили финнам совместно атаковать Ленинград, Маннергейм напомнил, что принял на себя функции Верховного главнокомандующего при условии, что наступление на Ленинград не будет проводиться. Генерал русской службы, финский швед Маннергейм воевал в Первую мировую против немцев и симпатий к ним не питал. И 31 августа был отдан приказ, запрещающий пересечение оборонительных линий советских войск в направлении старой южной границы. Маннергейм вспоминал: «В отказе участвовать в наступлении на Ленинград… решающее значение имели политические аспекты, а не военные выгоды. Главным аргументом русских, стремящихся захватить финскую территорию, было то, что независимость Финляндии составляет угрозу для второй столицы Советского Союза. В этом случае мы приняли самое правильное решение, не оставляя противнику аргументов в споре»[76]76
  Указ. соч. – С. 360–362.


[Закрыть].

Маннергейм и финские войска дальше не двигал и немцев через занятую ими территорию не пропускал на тот пятачок, через который проходила «дорога жизни». А ведь могло вообще не быть никакого Карельского фронта, если бы советские вожди не завязали в 1939 году «финский узел» – была бы нейтральная Финляндия. А игры Сталина с «Карело-Финской ССР» могли бы дорого обойтись нам, если бы Хрущёв при всём своем дуроломстве не догадался низвести её на уровень АССР[77]77
  Автономная советская социалистическая республика. – Прим. ред.


[Закрыть], а то в 1991 году Мурманск оказался бы на положении Калининграда.

Но кончим с финским отступлением, вернемся к основной теме.

Русский и немецкий маяки не соединили свои лучи для борьбы против общего врага, а скрестили их, как в фантастических фильмах о звёздных войнах противники скрещивают лазерное оружие. И русский свет оказался сильнее немецкого. Иначе и не могло быть.

Что, собственно, светило народам из Германии? Расизм? Да, раса один из главных движущих факторов истории, может быть самый главный, но народы должны учитывать его для того, чтобы лучше знать, на что они способны, по принципу «познай самого себя», а не для того, чтобы рассчитывать на какую-то расовую солидарность. По Дарвину, самая острая борьба за существование происходит между близкородственными видами. И в XVI веке христианнейшие короли Франции заключили союз с турками против Священной Римской Империи, в прошлом веке немцы сражались против «нордических» англосаксов в союзе с монголоидами-японцами, а Россия сегодня, когда «западный мир» подвергает её остракизму, не имеет иных союзников, кроме Китая.

Да и какой, собственно, расизм пропагандировался в гитлеровской Германии? Гастон-Арман Амодрюз совершенно правильно отмечал, что «национал-социалистическая концепция расизма была слишком узкой, она ограничилась нордическим типом и привела, в частности, к тому, что с народами Восточной Европы – поляками, украинцами, русскими – обращались как с завоеванными народами вместо того, чтобы сразу же подключить их к антикоммунистической борьбе. И есть основательные причины думать, что эта теоретическая, а не тактическая ошибка была решающей»[78]78
  Amodruz, G.-A. Nous antres racistes. Editions Celtiques. – Montreal, 1971. – P. 45.


[Закрыть].

А у нас до сих пор находятся люди, даже среди «либеральных» евреев, которые прославляют генерала Власова как борца за свободу против гнусного сталинизма. Они ненавидят Сталина даже больше, чем Гитлера. У Данте описан граф Угольно, который и в аду грызёт череп своего врага, у нас завелась категория профессиональных «угрызателей черепа товарища Сталина». Почему для них Сталин даже хуже Гитлера, образно объяснял С. Н. Семанов: «Зуб динозавра можно потрогать, ничего не опасаясь, зуб змеи опасен и после её смерти».

Но поклонники Гитлера есть и среди русских националистов. Я подозреваю, что это скрытые мазохисты. Как Гитлер относился к русским, известно на примере того же Власова. 8 июня 1943 года на совещании с Кейтелем Гитлер заявил: «Мы никогда не создадим русской армии, это фантазия самого низкого сорта… Русские нам нужны только как рабочие в Германии». А ещё раньше, 10 мая, он был посажен под домашний арест[79]79
  Стеенберг, Свен. Власов. – Русский дом в Мельбурне, 1974. – С. 108, по.


[Закрыть]. Так что кадры из фильма «Освобождение», где Власов выступает в лагере для советских военнопленных, рассказывает о битве на Курской дуге и призывает выступать в РОА – чистая фантазия.