Текст книги "Непогрешимая Россия"

В 1941 году Советский Союз устоял, а в 1991 рухнул, и это тоже закономерно, и то же бесполезно хныкать: «Ах, если бы не Горбачёв!»

Людям такого масштаба, как Ленин, ничто не угрожает до отмеренного им срока. Цезарь мог быть совершенно уверенным, сказав лодочнику, который боялся поплыть с ним в открытое море: «Не бойся, ты повезешь Цезаря!» О Суворове Марк Алданов писал в своём романе «Чертов мост»: «Суворов знал, что войско считает его колдуном, и поддерживал эту свою репутацию. Солдаты были убеждены, что его не берёт пуля, – едва ли не для укрепления в них этой веры он, без крайней необходимости подвергая опасности свою жизнь, выехал на виду у обеих армий далеко за передовые посты в поле» накануне битвы при Нови. Алданову (Ландау) не дано было понять, что Суворов ничем не рисковал. И Скобелев, которого называли полководцем, равным Суворову, ничем не рисковал на русско-турецкой войне 1877–1878 годов, участники которой вспоминали потом:

 
Как белый Генерал на белом
Коне, средь вражеских гранат,
Стоял, как призрак невредимый,
Шутя спокойно над огнем[102]102
  См.: БлокА. Возмездие.


[Закрыть].
 

И Наполеон мог во время египетского похода спокойно посещать бараки, где лежали его солдаты, заболевшие чумой. И Ленина не удалось убить 30 августа 1918 года – Фани Каплан играла тогда такую же роль, как Ли Харви Освальд в 1963-м – действительным организаторов заговора был Свердлов. Тогда возникло «второе двоевластие»: с одной стороны – Совнарком во главе с Лениным и Троцким, с другой – Советы во главе со Свердловым. И Свердлов про себя решил: так не должно быть, «вся власть Советам», – его Советам. И просчитался – не на ту монаду напал.

Вопрос о том, чьим воплощением был Ленин – праздный. Ничьим. Это было воплощение той монады, свет которой он, по словам Д. Андреева, отражал. Такими же первыми воплощениями своих монад были Будда и Иисус. Они начинали свою миссию в рамках существующих архетипов, но ставили своей целью создание новых. Так возникли архетипы сторонников мировых религий, ломавших прежние расовые и этнические перегородки. Но подобно тому, как эти религии оказались не в силах изменить человеческую природу, не смогли они изменить и природу архетипов, – они как были, так и остались волевыми сгустками «коллективного бессознательного», никакого Царствия Небесного из них не получилось.

И напрасно я спорил с Д. Андреевым, доказывая, будто «демонических монад» нет. Д. Андреев был прав: они есть. Как уже говорилось, монады обладают свободой воли, и они могут направить её в сторону Добра или Зла, говоря сугубо людскими понятиями, но, как вещал Достоевский устами одного из своих героев-рупоров, Шатова, «у всякого народа есть своё собственное понятие о зле и добре, и своё собственное зло и добро. Когда начинают становиться общими у многих народов понятия о зле и добре, тогда вымирают народы, и тогда самое различие между злом и добром начинает стираться и исчезать». Странно, что столь верные мысли сочетались у Достоевского с проповедью христианства, которое как раз и стремилось сделать «общими у многих народов понятия о добре и зле», и уже просто вредной была его истерическая «пушкинская речь» с прославлением «всечеловечности» русского народа – отсюда прямая дорога шла к пролетарскому интернационализму» и общечеловеческим ценностям Горбачева.

Д. Андреев дал довольно точное определение сущности демонической монады: «Каждая демоническая монада, от величайших до самых малых, лелеет мечту – стать владыкой Вселенной, гордыня подсказывает ей, что потенциально сильнее всех – именно она. Ею руководит своего рода “категорический императив”, выражаемой до некоторой степени формулой… всё не Я должно стать мною; другими словами, всё и все должны быть поглощены этим единственным, абсолютно самоутверждающимся Я… Вот почему тираническая тенденция не только присуща демоническому Я, но составляет неотъемлемую его черту». «Поэтому демонические монады объединяются временно между собой, но, по существу, они соперники не на жизнь, а на смерть»[103]103
  Андреев, Д. Роза мира. – С. 46.


[Закрыть].

Под эту характеристику демонических монад подпадает и Христос, и Мохаммед и, увы! – Ленин. Исключение составляет один Будда.

Ромен Роллан всю жизнь источал розовую водичку и изъяснялся вычурным, неестественным языком, но Первая мировая война подвигла его на написание гениального романа «Клерамбо». Главный герой этого романа, гибнущий в нём, как Жорес, говорил: человек «нарушает своё сходство в лживый и болезненный идеализм. Он не устраняет своих собственных инстинктов, он их обожествляет. Он идеализирует и старается разъяснить их. Но, так как он не может этого сделать, не подчиняя их чрезмерному упрощению… он извращает свои инстинкты, углубляя их в единственном направлении. Всё, что уклоняется от предначертанной линии, стесняет узкую логику его мысленной постройки, он не только отрицает, но просто разрушает во имя священных принципов. В живой бесконечности природы он производит огромные порубки, чтобы позволить существовать единственным избранным им древом познания: они развиваются в пустыне и на развалинах, чудовищным образом».

В статье «Чей дух не выносил Клагес» (2008 г.) я добавлял к этому: «Под это красочное описание подходит всё: и победа христианства над античным миром, и завоевание исламом Ирана и Индии, и даже коммунистический период истории России». В 1991 году этот период закончился. Но ещё в 2007 году я уточнял: «В 1991 году в эйфории, очень напоминавшей февраль 1917 года, избавившись от марксистского социализма, вместе с водой выплеснули и ребенка». А в 2011 году я написал статью, которая так и называлась «Ребенок, выплеснутый с водой». Теперь это выражение употребляет всуе даже и Путин, но необходимо выяснить, что понимается под ребёнком, а что под водой.

Социализм выражал стремление народа к установлению социальной справедливости, в возможность чего, по словам Горького, твердо верил Ленин. Но его партия монополизировала идею социализма, а в XIX веке социализм был многолик. «В… году погиб не социализм вообще, а только государственный социализм, тот регламентированный, деспотический социализм, который верил и надеялся, что государство сможет удовлетворить потребности и законные стремления рабочих классов». Я умышленно не поставил здесь год, так как можно подумать, что это пророчество о 1991 годе, но в бакунинском тексте стоял всего лишь 1848 год, год опубликования Коммунистического манифеста[104]104
  Бакунин, М. Полное собрание сочинений. – Т. I. – С. 72.


[Закрыть].

Суть происшедшего в 1991 году начинают понимать и умные либералы (бывают и такие, редко, но бывают). Свидетельство тому – статья Максима Кантора «О прощенном фашизме» («Новая газета» от 20 декабря 2010 г.). Название этой статьи, конечно, нелепое, Армин Молер правильно говорил, что этот термин просто превратился в ругательство. На жаргоне либералов «фашизм» это всё, что выходит за пределы разрешённого ими «плюрализма», а в него укладываются только «пятьдесят оттенков серого». Но пренебрежем неудачным названием этой статьи, гораздо важнее её содержание.

«Произошло следующее. Общественный договор разрушен и не восстановлен… Во время так называемой Советской власти (говорю “так называемой”, поскольку власти Советов не было никогда) социальный договор в России был. Убогий, но был. Этот договор порвали со сладострастным пылом. Рвали, кстати говоря, те, кто от договора не страдал – партийные вожаки, профсоюзные боссы, деятели номенклатуры… Наступил феодальный капитализм без всякого общественного договора, прикрытый демократической риторикой. И оказалось, что демократическая риторика очень напоминает принцип социал-дарвинизма… Страна пришла к кризису расслоения на классы так, как в диком кошмаре не снилось брежневской России… Сегодня идею неравенства противопоставили идее казарменного социалистического равенства. Неравенство подали в цветной обертке с бантиками. Сказали: «вы ведь не хотите сталинской казармы?» И рыночную конкуренцию «как лекарство против социализма… общество проглотило». «И когда нынешним правителем говорят: “Вы страну ограбили”, они отвечают: “А Сталин был палач”. Им говорят: “У нас образовался правящий класс”. А они отвечают: “Тоскуешь по лагерям 30-х?”».

М. Кантор совершенно правильно употребляет слова «Советская власть» в кавычках. Хотя существовавшее у нас до 1991 года государственное устройство так себя официально именовало, на самом деле никакой «власти Советов» не было, только не «никогда», как пишет М. Кантор, она была, но очень недолго.

В октябре 1917 года союзниками большевиков были левые эсеры, которых поддерживали великие русские поэты Блок и Есенин. Большевики дали своим союзникам второстепенные посты в Совнаркоме, но, когда к лету 1918 года позиции левых эсеров в Советах стали усиливаться, а позиции большевиков ослабевать, да к тому же наметился опасный союз левых эсеров с левыми коммунистами, большевики быстро расправились с нежелательными союзниками, спровоцировав беспомощный левоэсеровский мятеж 6 июля. Блок после этого замолчал, а Есенин стал воспевать Махно.

Причины молчания Блока стали известны лишь после его смерти, когда Андрей Белый огласил на заседании Вольной Философской Ассоциации 25 августа 1921 года заметку Блока, написанную 1 апреля 1920 года. В ней говорилось: «С начала 1918 года приблизительно до конца Октябрьской революции (три-семь месяцев?) существовала в Петербурге и Москве свобода печати». Блок вполне определенно указывал на июль 1918 года. Тогда и кончилась «Советская власть». Для Блока же это было вообще концом Октябрьской революции. Он писал далее в той же заметке: «Одна из политических партий, пользовавшаяся во время революции поддержкой правительства (Блок имел в виду левых эсеров. – А.И.), уделила место и культуре: сравнительно много места в большой газете, и почти целиком – ежемесячный журнал. Газета выходила месяцев шесть… журнал на втором номере был придержан и потом – воспрещён. Небольшая группа писателей, участвовавшая в этой газете и в этом журнале, была настроена революционно, что и было причиной терпимости правительства (пока оно относилось терпимо к революции)». Последняя фраза означает, что Блок считал власть, установившуюся в России в июле 1918 года, контрреволюционной! «Большинство других органов печати, – писал далее Блок, – относилось к этой группе враждебно, почитая её даже собранием прихвостней правительства. Сам я участвовал в этой группе, и травля, которую поднимали против неё, мне очень памятна».

Блок заранее опровергал ходившую потом в эмиграции легенду, будто он перед смертью отрекся от «Двенадцати». «Я, хотя и не мог бы написать теперь того, что писал тогда, не отрекаюсь ни в чём от писаний того года»[105]105
  А. Блок, А. Белый. Диалог поэтов о России и революции. – М.: Высшая школа, 1990. – С. 505–506.


[Закрыть].

Что же произошло в июле 1918 года? Да именно то, что и должно было произойти. Демоническая монада следовала своему правилу: «Всё не-Я должно стать мною». Но тем самым она сама ограничивала для себя возможности выбора в будущем, возможности, при которых только и можно рассуждать по принципу «если бы»: «Если бы мы сделали так, могло бы получиться то-то и то-то, а если мы сделаем иначе – будет другое». Отсутствие выбора оставляет лишь один путь. Это и есть Рок.

Максимилиан Волошин писал в 1924 году в своей поэме «Россия»:

 
Есть дух Истории – безликий и глухой,
Что действует помимо нашей воли,
Что направлял топор и мысль Петра…
И тот же дух ведет большевиков
Исконными российскими путями.
 

ДляМ. Волошина «Великий Пётр был первый большевик». А ещё раньше, в январе 1918 года Максим Горький писал в своей газете «Новая жизнь»: «Поголовное истребление несогласномыслящих, – старый испытанный прием внутренней политики российских правителей. От Ивана Грозного до Николая II этим простым и удобным приемом борьбы с крамолой свободно и широко пользовались все наши политические вожди – почему же Владимиру Ленину отказываться от такого упрощенного приема?»[106]106
  Горький, М. Несвоевременные мысли. – МСП «Интерконтакт», 1990. – С. 115.


[Закрыть]

Но при таком подходе учитывается только один из двух русских типов, описанных Костомаровым. У него «московские государи старались… чтобы вся Русь не думала и не чувствовала иначе от Москвы», то есть следовали правилу демонический монады, но здесь действовала уже не монада, а архетип – они тоже бывают демоническими, хищными. Ленин опирался на революционную традицию, о чём он и писал в своей работе «О национальной гордости великороссов», восходящую ко второму русскому типу. Это снимает с монады, свет которой отражал Ленин, подозрение в демонизме. Ленин пытался создать на основе второго русского типа новый архетип, но, как уже говорилось, архетипы живут по своим правилам, и даже монады не в силах их переделать. В России же первый тип, выражаясь языком генетики, был доминантным, а второй – рецессивным. Ленин хотел сделать второй тип доминантным, но, став таковым, он сразу же начал проявлять все качества, свойственные прежнему доминантному типу. То же произошло и с христианством: Константин сделал его официальной религией, и бывшие гонимые превратились в гонителей. У Данте в XXXII песни «Чистилища» противоестественный союз церкви с империей символически изображен в виде чудища, страшнее которого нет под небесами. Колесницу (церковь), ведомую Грифоном (Христом), покрывает своими перьями Орел (Империя при Константине)[107]107
  Дантовские чтения. – 1979. – С. 202.


[Закрыть].

М. Кантор пишет: «У нас образовался правящий класс». Но он всегда непременно образуется при любых переворотах, весь вопрос в том, каковы отношения внутри этого класса и его отношения с остальным населением.

В. Парето прославился своей теорией циркуляции элит. Революции, согласно этой теории «приводят к власти новый правящий класс… К своим стремлениям пользоваться благами сегодня этот новый класс добавляет идеальные цели, достижение которых намечено на неопределенное будущее»[108]108
  Парето, В. Компендиум… – С. 905.


[Закрыть]. Он констатировал: «Во всех странах, включая Россию, ныне облагодетельствованную божественным пролетариатом, правит узкое меньшинство». И предрекал: «Большевизм в России придет к тому же распределению доходов, которое существовало при царском режиме»[109]109
  Парето, В. Трансформация демократии. – С. 176.


[Закрыть].

Диссиденты хрущёвских времен узнали о «новом классе» из одноименной книги опального члена югославского руководства М. Джил аса, но он отнюдь не был первооткрывателем этой темы. Идея носилась в воздухе с 1921 года, когда Рабочая оппозиция впервые выразила её в Москве. В 1929 году немецкие сторонники Зиновьева, Маслов и Рут Фишер, заняли позицию, аналогичную позиции остатков Рабочей оппозиции в России, и в нападках на официальный коммунизм шли значительно дальше, чем был готов пойти Троцкий. Они доказывали, что в Советском Союзе не осталось ничего от пролетарской диктатуры, а правящая бюрократия выступает как новый класс эксплуататоров, опирающийся на государственный капитализм. Троцкий с этой концепцией не соглашался[110]110
  Дойчер, Исаак. Троцкий в изгнании. – М.: Политиздат, 1991. – С. 127–129.


[Закрыть].

Её снова выдвинул накануне Второй мировой войны итальянский экс-троцкист Бруно Рицци в своей книге «Бюрократизация мира». Он был первым автором идеи «революции управляющих», которую Бернхем, Шахтман, Джилас и многие другие развивали позднее в более грубой форме[111]111
  Указ. соч. – С. 492.


[Закрыть]. Троцкий полемизировал, хотя Рицци опирался на аргументацию самого Троцкого, содержащуюся в его «Преданной революции». А в ней Троцкий писал: «Группы менеджеров не будут бесконечно удовлетворяться потребительскими привилегиями. Рано или поздно они попытаются сформироваться в новый имущий класс, эксплуатируя государство и становясь владельцами – акционерами трестов и концернов. Можно возразить, что крупному бюрократу безразлично, каковы господствующие формы собственности, лишь бы они обеспечивали ему необходимый доход. Рассуждение это игнорирует не только неустойчивость прав бюрократа, но и вопрос о судьбе потомства. Привилегии имеют лишь половину цены, если нельзя оставить их в наследство детям. Но право завещания неотделимо от права собственности. Недостаточно быть директором треста, нужно быть пайщиком. Победа бюрократии в этой решающей области означала бы превращение её в новый имущий класс»[112]112
  Указ. соч. – С. 352.


[Закрыть]. И. Дойчер думал, что «события опровергли гипотезу о превращении бюрократии в новый имущий класс уже в 30-е годы и ещё в большей степени во время и после Второй мировой войны»[113]113
  Указ. соч. – С. 354.


[Закрыть]. Но Дойчер поспешил с выводом, он скоропостижно скончался в 1967 году, прожив всего 60 лет, а в России, говорят, надо жить долго, чтобы увидеть, что в ней возможно, а что нет. Доживи Дойчер до 1991 года, он увидел бы то, что увидел М. Кантор: как народную собственность «рвали со сладострастным пылом» именно те, кто входил в привилегированный слой т. н. Советской власти. В результате:

 
Опять имеем строй уродский
Мы в бывшей Ленина стране.
Что то ж случится, понял Троцкий
И предсказал, по чьей вине.
 

В какой степени ответственность за печальную судьбу своего творения несет сам Ленин? Что он сам этого не хотел, понятно, но мало ли кто чего не хочет. Мог ли он предвидеть такой конец? Мог. Хотя Шпенгл ер почему-то называл его «филистером прогресса нового времени», Ленин им не был, он учил, что мыслить развитие без гигантских иногда скачков назад было бы недиалектично. Именно такой гигантский скачок назад Россия и совершила в 1991 году. Но какова причина и природа подобных скачков?

Уже говорилось о том, что, расправившись с левыми эсерами, большевики сузили поле маневра, оставили для себя лишь один возможный путь, путь доминантного русского архетипа, который и привел в итоге к созданию Красной Империи Сталина, а потом к тому, что мы видим сегодня. А путь этот обрывается вместе с русским циклом. То новое, что возникло в 1917 году, своего цикла еще не имело и никакая обреченность его ещё не тяготила. Русский цикл может скоро кончиться, ленинский – продлится. Как пели когда-то: «Есть у революции начало, нет у революции конца».

Вспомним историю реформации. Яна Гуса сожгли в 1415 году. Табориты долго наводили потом ужас на Священную Римскую Империю, но в итоге разбили и их. Сто лет спустя Лютера обвинили в гуситской ереси, но он не стал отнекиваться, а заявил, что Гус был никакой не еретик, а настоящий христианин, и победил. Вот как, с перерывами, начинаются великие религиозные движения.

Альтернативу коммунистам уже нельзя было предложить, её стали предлагать изнутри. В апреле 1920 года на IX съезде партии, возникла фракция демократического централизма. В неё вошли бывшие левые коммунисты во главе с Осинским (князем Оболенским) и В. Смирновым, сподвижниками Бухарина с дореволюционных времен, и Т. Сапроновым, рабочим, председателем Харьковского губревкома (а Харьков был тогда столицей Украины). Эта фракция выступала против единоличия, против трудовых армий и милитаризации экономики. Т. Сапронов сказал, выступая на съезде: «Сколько бы ни говорили об избирательном праве, о диктатуре пролетариата, о стремлении ЦК к диктатуре партии, на самом деле это приводит к диктатуре партийного чиновничества». «Если вы идете по этой системе, думаете ли вы, что в этом будет спасения революции? Думаете ли вы, что в машинном послушании всё спасение революции?» – спрашивал Сапронов Ленина. К чему привело в 1991 году машинное послушание Горбачёву, мы знаем – к гибели революции. Но революции живучи, они воскресают.

В конце 1920 года началась дискуссия о профсоюзах и возникла Рабочая оппозиция, которую возглавили супруги Шляпников и Коллонтай. Её платформа сводилась к тому, что вся промышленность должна управляться профсоюзами, за что Рабочую оппозицию обвинили в анархо-синдикалистском уклоне, что удивительно. В программе партии, принятой в 1919 году на VIII съезде, буквально провозглашалось: «Профессиональные союзы должны прийти к фактическому сосредоточению в своих руках всего управления всем сельским хозяйством». Но тогда шла гражданская война, можно было обещать что угодно, а теперь война кончилась, данные обещания можно было и забыть.

Всё это происходило ещё при Ленине. Каковы были его отношения с ядром партийного руководства?

Величайшие люди планеты накладывают свой отпечаток на своё ближайшее окружение, но не могут вылепить их по своему образу и подобию, такие люди не клонируются, эта задача оказалась не под силу даже Богу, который якобы создал человека по образу и подобию своему, но многие люди таковы, что в их «божественный образ» хочется как минимум плюнуть, а как максимум всадить пулю. Что, головорезы из ИГИЛ[114]114
  Организация запрещена в РФ. – Прим. ред.


[Закрыть] тоже созданы по этому образу? Да просто нет его, этого Бога, и никогда не было, сущность мироздания разнообразнее, как учил крупнейший философ нашего времени Пьер Шассар, сделать мир однообразным мешают только демонические монады.

До революции Ленин менял соратников как перчатки. Мартов и Потресов были отброшены за меньшевизм, Богданов и Луначарский – за махизм, но после революции Ленин своих помощников берёг. У него был взрывной характер, известно, с какой яростью он обрушился на Зиновьева и Каменева в октябре 1917 года, объявил, что товарищами их больше не считает, и что же? Они до последних дней жизни Ленина оставались его ближайшими сподвижниками. Несомненно, также осталось бы без последствий резкое письмо, которое Ленин послал Сталину в начале 1923 года. У Ленина в одной упряжке работали люди, готовые пожрать друг друга, – они этим и занялись, когда Ленина не стало.

Когда Ленин говорил о диктатуре пролетариата, его обвиняли в стремлении к личной диктатуре. Ленин высмеивал своих противников, указывал им на то, что они не понимают разницы между диктатурой класса и диктатурой отдельной личности. Но может ли быть диктатором целый класс? Т. Сапронов уже в 1920 году констатировал: «Сколько бы ни говорили о диктатуре пролетариата, диктатуре партии, на самом деле это приводит к диктатуре партийного чиновничества». А осенью 1923 года ярым защитником внутрипартийной демократии неожиданно стал Троцкий.

Впрочем, почему неожиданно? Вполне закономерно. Когда человека оттирают от власти, он начинает думать иначе, не так, как тогда, когда был у власти. Точно такая же метаморфоза произошла с нашими «демократами» типа Немцова. В октябре 1993 года они своими восторженными воплями и громом аплодисментов заглушали залпы танковых орудий, из которых расстреливали Верховный Совет. Немцов после этого одно время был «кронпринцем» Ельцина, человеком номер 2, как Троцкий при Ленине, но потом его оттерли, и он пошёл в оппозицию. Как Троцкий в 1923 году.

В понимании процессов, происходивших у нас после революции, Троцкого опережал его сторонник X. Раковский. Изучив опыт французской революции, он указывал и у нас на «апатию масс и безразличие победоносного рабочего класса после революции». Троцкий ссылался на отсталость России, численную слабость её рабочего класса и на капиталистическое окружение как на факторы, ответственные за бюрократическое вырождение государства и партии. Раковский считал это объяснение недостаточным.

В любой, даже самой развитой стране после революции массы могут впасть в апатию, отказаться от права формулировать собственную жизнь и дадут возможность разнузданной бюрократии узурпировать власть русских. Русский рабочий класс в двадцатых годах стал «безнадёжно апатичным и пассивным», отсюда следовал вывод, что бюрократия останется, возможно, на многие десятилетия единственной силой, способной к инициативе и действиям для изменения советского общества[115]115
  Дойчер, И. Троцкий в изгнании. – С. 46–48.


[Закрыть].

И Троцкий к концу жизни был вынужден признать, что сталинизм «коренится не в отсталости страны и не в капиталистическом окружении, а в неспособности пролетариата по своей природе стать с правящим классом»; признать, что надежды, возлагавшиеся марксизмом на пролетариат, были тщетными; констатировать, что «нынешний СССР был предтечей новой и всеобщей системы эксплуатации»; признать, что «социалистическая программа, основывающаяся на внутренних противоречиях капиталистического общества, превратилась в утопию»[116]116
  Указ. соч. – С. 496.


[Закрыть]. Троцкому трудно было признать это, он откладывал признание на послевоенный период, ещё чего-то ждал, но явно уже предчувствовал, что ждать ничего.

Вместо диктатуры пролетариата получилась диктатура партаппарата. Но это всё сугубо классовый подход, а мы уже говорили о победе доминантного русского архетипа и даже назвали его демоническим, но был ли он демоническим изначально?

А. К. Толстой рассказал в своей балладе «Змей Тугарин», как однажды этот Змей явился на пир к князю Владимиру и стал пророчествовать грядущее татарское иго (сегодня у нас этого термина опять избегают во имя политкорректности, как избегали в первые десятилетия после революции во имя интернационализма), после которого

 
…время придет
Уступит наш хан христианам,
Ненова подымется русский народ,
И землю единый из вас соберет,
Но сам же над ней станет ханом!..
…Ивот, наглотавшись татарщины всласть,
Вы Русью её назовете!
 

Эти свои мысли А. К. Толстой откровенно выражал в своей переписке: «Когда я думаю о красоте нашего языка, когда я думаю о красоте нашей истории до проклятых монголов и до проклятой Москвы, ещё более позорной, чем самые монголы, мне хочется броситься на землю и кататься в отчаянии от того, что мы сделали с талантами, данными нам Богом», – писал он Б. М. Маркевичу 26 апреля 1869 года, а в письме ему же от 26 марта того же года он клеймил «гнусную Москву» за то, что она уничтожила вече: «Вечный позор Москве! Не было нужды уничтожать свободу, чтобы победить татар, не стоило уничтожать деспотизм меньший, чтобы заменить его большим»[117]117
  Толстой, А. К. Собрание сочинений. – М., 1964. – Т. 4. – С. 271, 281.


[Закрыть].

Граф явно идеализировал вече и к тому же восхвалял варягов, в которых воплощался такой же хищный, демонический архетип, что и в его монголах, и, вопреки монархической легенде, их никто не приглашал. Что такое вече, нам совсем недавно снова показал недоброй памяти Киевский майдан, а что касается «красоты нашей истории до монголов», то до них сильнейшие разгромы Киева устраивали русские князья В 1162-м, 1169-м, 1202-м, 1204-М, 1207-м И 1210-м годах. Особенно отличился в 1204 году князь Рюрик Ростиславич, который призвал на помощь половцев, и они жгли город, избивали мирных жителей и увели с собой в плен множество киевлян с малыми детьми.

Но были нерусские извращенцы, мазохисты, которым эта татарщина даже нравилась. Я имею в виду так называемых евразийцев. Один из идеологов этого мутного течения, Н. С. Трубецкой, утверждал: «Московское государство возникло благодаря татарскому игу. Русский царь явился наследником монгольского хана: «свержение татарского ига» свелось к замене татарского хана православным царем и к перенесению ханской ставки в Москву. Произошло обрусение и оправославление татарщины и московский царь оказался носителем этой новой формы татарской государственности». Ему поддакивал его анонимный единомышленник: «В исторической перспективе то современное государство, которое можно назвать и Россией и СССР, есть часть великой монгольской монархии, основанной Чингисханом».

Ф. Нестеров, приводя эти высказывания в своей замечательной книге «Связь времен», подчеркивает, что они использовались нацистской пропагандой, провозгласившей Германию «бастионом Европы против большевизма и азиатских орд русских»[118]118
  Нестеров, Ф. Связь времен, з-е изд. – М.: Молодая гвардия, 1987. – с. 36–37.


[Закрыть]. Да и после войны американский философ С. Мадерьяга истерически вопил: «Моторизованный Чингисхан угрожает Европе!»

Ф. Нестеров опровергает взгляд на Россию как азиатскую державу и мнение об «исконной любви русского народа к рабскому состоянию»[119]119
  Указ. соч. – С. 38–39.


[Закрыть]. Он указывает на особенности истории России, отличной от истории стран Западной Европы за исключением Испании, и ссылается на статистику В. О. Ключевского: великорусская народность в период своего формирования за 234 года (1228–1462 гг.) вынесла 160 внешних войн[120]120
  Указ. соч. – С. 14–15.


[Закрыть]. В этих условиях централизация власти была необходима, но «Москва, очень охочая, вообще говоря, к перенятию ценного заграничного опыта, ничего не взяла у Золотой Орды в сфере политики и идеологии просто потому, что там нечего было брать», ибо как империя Чингисхана, так и Золотая Орда оставались всего лишь примитивными государственными в форме кочевого феодализма. Россия, отставая от Запада в своем экономическом развитии, сумела обогнать его в степени концентрации государственной власти, и французский теоретик абсолютизма Жан Боден уже в XVI веке смотрел на Россию как на пример для подражания[121]121
  Указ. соч. – С. 42, 44.


[Закрыть].

О кочевниках немецкий востоковед Адольф Вармунд (1827–1913) всё очень правильно написал в своей вышедший в 1887 году книге «Закон кочевого образа жизни и современное государство евреев». Скотоводство первоначально органически дополняло оседлое земледелие. Пастух мог быть только рабом крестьянина, и он бежал с украденным у крестьянина скотом в дикую жизнь. Для пастухов в разряд скота попадают и люди, за счет которых они живут. Кочевники существуют в симбиозе со скотом. Кочевые народы опускаются с уровня пастуха на уровень скота.

Ветхий Завет, этот вклад кочевников в духовную историю человечества, Вармунд считал абсолютным злом. Торгаши, с его точки зрения, те же кочевники в современном варианте. Евреи, став торгашами, остались кочевниками. Сегодня мы видим, как под лозунгами всемирной торговли и глобализации создается мировая империя этих кочевников.

Точно таких же взглядов придерживался современник Вармунда, русский философ Н. Ф. Федоров (1828–1903). Согласно его концепции, мировая история основывается на динамическом принципе противоборства земледельческих цивилизаций с кочевыми и/или торгашескими цивилизациями. Российская Империя призвана помочь великим земледельческим цивилизациям, в частности, индийской и китайской, осознать их роль спасителей в борьбе против мира степей.

Миссия России – антиколониализм, она защищает эксплуатируемые народы от западных держав. В этой борьбе одним из главных союзников России является Китай[122]122
  Laruelle, Marlene. Myth aruen et reve imperial dans la Russie du XlX-e siecle. CNRS Editions. – P., 2005. – P. 140.


[Закрыть].

В пророчестве Фёдорова просматриваются не только времена гимна «Москва – Пекин», но и нынешняя ШОС[123]123
  Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) – основана 15 июня 2001 года руководителями Китая, России, Казахстана, Таджикистана, Киргизии и Узбекистана (9 июня 2017 года полноправными членами ШОС стали Индия и Пакистан, а 16 сентября 2022 года – Иран). – Прим. ред.


[Закрыть]. Только Фёдоров зря уповал на обращение Китая в православие (кому оно нужно!), вместо этого Китай обратился в ленинизм, превратив его, разумеется, в маоизм, но это уже другая история.

Когда Ф. Нестеров говорит, что Россия ничего не взяла у Золотой Орды, то он имеет в виду: ничего хорошего. А вот плохое, к сожалению, взяла. Централизованная по необходимости власть творила произвол безо всякой необходимости, а к народу относилась как к скоту, быдлу. И в многострадальной истории России это был уже не первый случай.

Вот что думал о ней Герцен. «Восприимчивый характер славян, их женственность, недостаток самодеятельности и большая способность усвоения и пластицизма делают их по преимуществу народом, нуждающимся в других народах, они не вполне добавляют себе. Оставленные на себя, славяне легко “убаюкиваются своим песнями”, как заметил один византийский летописец, “и дремлют”. Возбужденные другими, они идут до крайних следствий; нет народа, который глубже и полнее усваивал бы себе мысль других народов, оставаясь самим собою». «Чтобы сложиться в княжество, России были нужны варяги. Чтобы сделаться государством – монголы» [124]124
  Герцен, А. И. Сочинения. – Т. 5. – С. 149–150.


[Закрыть].