Текст книги "Это было недавно, это было давно! К 75-летию Великой Победы. О жизни и борьбе поколений былых и нынешних времен. Издание 2-е, дополненное"

Ура! Наши пришли!

Ночью в дверь постучали. Мама спросила: кто? Ответ: Свои. Мама открыла, зажгла лампу, в комнату вошли наши красноармейцы. Спросили: немцев нет? Ответили, что нет, зашел отец (он прятался в конюшне от немцев). Мать быстро затопила плиту (печь была развалена) и начала готовить еду красноармейцам. Они все были мокрые, усталые. Отец рассказывал их командиру дорогу.

 
Ночь, стук в дверь, кто? Cвои!
Долгожданные наши!
Немцы есть, нет ушли,
Они все мокрые, уставши!
 
 
Мать зажгла свечу, затопила печь,
Нагрев воды, еду собрав на стол,
Вошел отец, к груди приложен ствол,
Ты кто? Хозяин. Скрывался от врагов!
 
 
Бойцы, немного отдохнув,
Опять продолжили свой путь,
Землю очистить от врагов
И радость жизни нам вернуть!
 

Отдохнув немного, красноармейцы пошли вперед, освобождать Одессу.

В соседнем доме красноармейцы взяли в плен немецкого офицера. Он рванул в огород, но красноармеец очередью пристрелил его. Его труп лежал в огороде, а затем его сбросили в яму бывшего погреба за огородами. Там его и съели собаки и лисы. Ни у кого не поднялась рука его похоронить. Уж слишком много беды принесли фашисты!

Подходили новые отряды и техника Красной Армии, радости не было предела.

 
Бойцы, орудия и танки
Идут, мы смотрим очень рады,
Разрывы слышны впереди,
Земля дрожит от канонады!
 
 
Идут жестокие бои
В окрестностях Одессы,
Бегут фашистские холуи,
Как от пожара крысы!
 
 
И вот долгожданный день настал,
Освобождена Одесса!
Ведь каждый с нетерпеньем ждал!
Когда прогонят прочь фашиста!
 
 
Никто не сомневался,
Что наши вновь придут,
Фашистам тут не место,
Им будет всем капут!
 

Отец сохранил документы и печати колхоза, и его опять не призвали в армию, а оставили по брони восстанавливать колхоз.

После прохождения фронта осталось много оружия, боеприпасов. Мы, мальчишки, собирали патроны, вынимали пули и жгли порох. Это было опасно, иногда бросали в огонь целые патроны, они взрывались, одна пуля достала и меня в голень. Небольшой шрам на всю жизнь. Ребята, которые постарше, находили винтовки и другое оружие.

Возле села стояла подбитая немецкая машина, ребята залезли и разбирали там оружие. Взрыв – один погиб и трое ранены. Такие случаи были почти в каждом селе.

 
Прошли все огорченья,
Приступим вновь к делам,
Начать восстановленья,
Убрать разбитый хлам!
 
 
Патроны, мины, гильзы,
Оружия, гранаты
Ребята собирали,
Играли как солдаты!
 
 
Немецкая машина
У села разбитая стоит,
Ребята в ней играли, взрыв,
Три раненых, один убит!
 
 
Жгли костры, кидали
Патроны, чтоб рвались,
Нас взрывы развлекали,
Кидай, а сам ложись!
 

Минеры ходили и разминировали места боев. Один солдат-минер зашел к нашей соседке попить воды. Когда он поднес кружку с водой ко рту, то оцепенел. У его ног лежала противотанковая мина (похожая на тарелку), на ней была насыпана кукуруза, которую клевали куры. Он осторожно прогнал кур, позвал хозяйку и сказал: «Скажи петуху спасибо, что он клевал с краю, а не по центру, иначе были бы вы на небесах». На что ему соседка сказала, что хорошая тарелка с ручкой пригодилась в хозяйстве. Вот такие были казусы.

Восстановление. Фронт. Гибель отца

Время было тяжелое. Был лозунг: «Все для фронта, все для Победы». Отцу приходилось ходить по дворам и чуть ли не силой забирать колхозный инвентарь и скот. За три года оккупации многим сельчанам прижилось колхозное как свое. В селе остались одни женщины, а нужно было сеять и «воевать» с ними.

 
Отец в военкомате,
Собрался воевать,
Ему приказ – идите
Колхоз восстановлять!
 
 
Задача не простая,
Ведь скоро посевная,
У колхоза от раздрая
Ни плуга, ни зерна!
 
 
Отец скрепя сердцем
Стучался в каждую дверь,
Просил и убеждал
В колхоз сдать инвентарь!
 
 
Почти все говорили,
Что это все мое!
Но вы ж в колхозе взяли!
Но это же давно!
 
 
С трудом и с «боями»
Везли на колхозный двор,
Как трудно с бабами
Вести подобный спор!
 
 
В колхозе одни бабы,
Мужчины на войне,
Но сеять сейчас надо
Иначе быть беде!
 
 
Объяснял селянам,
Для посева нет зерна,
Займите, обещаю вам
За килограмм дам два!
 
 
В райкоме вдруг узнали
Отца инициативу, но,
И сразу запретили
Народу возвращать зерно!
 
 
Такого подвоха
Отец не ожидал,
Зерно собрал по крохам —
Но обманщиком сам стал!
 
 
Сеяли, убирали
Трудились на земле,
Детей привлекали
Работать наравне!
 
 
С района шли приказы
Один за ним другой,
Закончить посевную,
То скот гнать на убой!
Вновь идет приказ
На шестьдесят дворов
Срочно фронту сдать
На мясо сто коров!
 
 
Шум, крики, как тут быть,
И свою загнал скотину,
Без молока пришлось нам жить
В тяжелую годину!
 
 
С трудом все удавалось,
Война, и понимал народ,
Но в селе завелся
Какой-то идиот!
 
 
Он сочинял доносы,
Их вам не описать,
Отец, дескать, трусит
Не хочет воевать.
 
 
Время было трудное
Везде было тяжело,
Под пулями в окопе,
В тылу тоже нелегко!
 

Приходилось «арендовать» у сельчан скот, чтобы провести посевную. Пахали на коровах. Пришла директива сдать 100 голов скота на мясо, и это при 60 дворах в селе. Отец собрал, сколько смог коров, в том числе и свою корову, оставив нас без молока. Одна сельчанка написала своему сыну на фронт кляузу на отца, который передал ее в КГБ. Сволочи везде и всегда есть. Районный представитель КГБ после беседы с отцом закрыл дело. После этого отец добился снятия брони и был мобилизован на фронт.

 
Закончилась уборка,
Уже собран урожай,
Отец у военкома,
Давай-ка бронь снимай!
 
 
Не так-то было просто
Бронь от призыва снять,
Нужно же с райкомом
Все это согласовать!
 
 
Он долго и упрямо
Пороги обивал,
Наконец, нежданно
Бронь он все же снял.
 
 
Радостную весточку
Он понес в военкомат,
И получив повестку
Ушел на фронт воевать!
 

Старшая сестра Надя (исполнилось 16 лет) была призвана рыть окопы на фронте.

 
Старших ребят и сестру,
Кому было шестнадцать,
В военкомат призвали,
Окопы рыть направили!
 
 
Как фронт продвинулся вперед,
Сестра вернулась домой,
В колхозе нужен был народ,
Работать летом и зимой!
 

Заболела ангиной и умерла младшая сестренка Маня.

 
И вновь беда случилась
Сестренка простудилась,
Мать лечила, как могла,
Но сестренка умерла.
 
 
Отец об этом лишь узнал,
Повстречав на марше
Односельчанина, но
Вестей от нас не получал.
 
 
Отец с фронта нам писал,
Что здоров он и живой,
А в последнем сообщал,
Что завтра идет в бой!
 

Отец об этом узнал от односельчанина при случайной встрече на марше, и очень расстроился, письма от нас не доходили. Отец воевал в гвардейском полку. Погиб отец 10 февраля 1945 г. под Кенигсбергом (Калининград).

Кенигсберг был мощным укрепрайоном, и наши войска приостановили наступление. Центральные фронты Красной Армии подходили к Берлину. Сталин приказал прибалтийским фронтам взять кенигсбергский укрепрайон. Красноармейцы шли в атаку на кинжальный огонь. Я изучил архив гвардейского полка, в котором воевал отец, из второго батальона не осталось ни одного человека: или убит, или ранен. Кенигсберг взяли только 9 апреля 1945 г., за месяц до Победы.

Я помню, как почтальон принес похоронку и крик матери. Это была тяжелая утрата для нашей семьи.

Цена Победы

 
С тревогой ждали мы
Почтальона с весточкой,
В предчувствии беды
Встречали ежедневно.
 
 
Я помню этот день —
Крик матери и плач,
Что случилось и зачем
Мать с бумажки не отводит глаз!
 

 
Похоронка, так ее прозвали,
Лист бумаги, приходившей с фронта.
Сколько горя и печали
Приносила эта похоронка!
 
 
Я в руки похоронку взял,
Омытой матери слезами,
Гвардии красноармеец пал
Смертью храбрых в бою с врагами!
 
 
Похоронен в братской могиле,
Не зря назвали ее так,
В бою все братьями же были,
Русский, украинец, казах!
 

 
Кенигсберг – укреп район
Мощные укрепления,
Шел в атаку батальон
С отцом в наступления!
 
 
Смертью храбрых батальон
Пал, в жестокий трудный миг!
В архиве я смотрел потом
Нет целых – иль ранен, иль убит!
 
 
Потомкам нужно сознавать
Цену нашей Победы,
За мир бороться, сохранять,
Чтоб больше не было беды!
 
 
Не всем удалось счастье,
Пройти весь путь войны
От Москвы и до Берлина
В огне пылающей страны!
 
 
Шли в бой и воевали
Отчизны верные сыны!
Миллионы жизнь свою отдали
За разгром фашистской сатаны!
 

Я у братской могилы отца. 2007 г.

Начало учебы

После освобождения нас Красной Армией возобновились занятия в школе. В нашем селе была начальная школа (четыре класса) и осталась одна учительница. В классе были ученики с первого по четвертый класс. Распределение по классам шло по довоенному уровню, поэтому в первом классе наравне со мной (мне было 8 лет) были ребята, которые должны были быть в четвертом. В четвертом классе были 15– и 16-летние ребята, и, естественно, им было неинтересно учиться.

 
И наступил сентябрь
В школу идти пора,
Для ребят веселье,
Учительница одна!
 
 
Три года детей не учили,
Ребята повзрослели,
Румыны школы все закрыли
Дети переростками стали!
 
 
На уроке весело,
Переросткам познавать,
С малышами заодно,
Учили буквы и считать.
 
 
Книг, ручек, и тетрадей
Никто в классе не имел,
Четыре класса вместе,
Лишь одна доска и мел.
 
 
Учительница на части
Делила всю доску
И все четыре класса
Получали по уголку!
 
 
Приходилось на память
Нам все запоминать,
Учительница старалась
Всем книги нам читать!
 
 
С трудом мы познавали
Учения азы,
Но память развивали,
В учебные часы!
 

Я до сих пор удивляюсь, как могла учительница вести урок с четырьмя классами одновременно, тем более что у нас не было ни книг, ни тетрадей, ни ручек, ни карандашей. Начинался урок с того, что учительница отчитывала зарвавшихся хулиганов, затем делила доску на четыре части и писала задания. Одним – таблицу умножения, другим – арифметические примеры, а первоклашкам – буквы-цифры на запоминание. Кое-как я научился писать только в третьем классе.

Много внимания учительница уделяла чтению, причем читала для всех, и все с удовольствием слушали. Такая система учебы давала и положительные результаты. Так волей-неволей усваивались и знания старших классов, например, решение примеров и прочее. Приходилось все запоминать и развивать память.

Это позволило мне стать в старших классах лучшим математиком школы.

Победа!

Шел обычный классный урок в школе. И вдруг кто-то бежит и кричит: «Победа!» Все ждали этого слова, так как знали, что наша Красная Армия взяла Берлин.

Все вскочили, начали кричать, выбежали на улицу, где народ уже бежал и кричал. Многие плакали от радости и горя. У многих погибли отцы на фронте. Я бежал и кричал тоже, слезы текли о погибшем отце. Это была и радость, и боль, которую трудно описать словами.

Люди бежали с поля, услышав весть о Победе. У конторы колхоза начался митинг без высокопарных речей, на котором люди делились радостью, горем и воспоминаниями. Затем принесли столы, и кто что мог – есть и пить, и начали праздновать Победу.

Одни плакали, другие радовались. У многих мужья пропали без вести, и они надеялись на их возвращение. Но чуда не произошло, ни один из без вести пропавших в последующем не вернулся, как и тот солдат, который был похоронен в селе в первые дни войны.

Этот день перед моими глазами, вижу, как сейчас.

Прошли десятилетия, и горько смотреть, как некоторые пытаются оплевать и очернить нашу Победу.

Победа!

 
Я помню день тот как вчера:
Школьный урок и крик: «Победа!»
Вскочили все, и крик: «Ура!»
Конец, проклятая война!
 
 
Светило солнце, все бежали,
Крик радости и слезы вдов,
Момента этого все ждали,
Пока лилась людская кровь!
 
 
Чувства дней тех очень трудно
Вам передать и описать,
Для этого было бы нужно
Миллионы судеб перебрать.
Уходят годы, поколенья,
Приходят новые времена,
Но Дню Победы нет забвенья!
Он сохранится на века!
 
 
С фронта стали возвращаться
Уцелевшие мужики,
Но многие не вернулись
Без вести многие ушли!
 
 
И слезы радости, печали
Лились повсюду на селе,
Погибших и пропавших ждали —
На зло! Не верили беде!
 
 
Никто так не страдает,
Как дети на войне,
Ведь взрослый понимает,
Как выстоять в беде!
 
 
Ребенку понять трудно,
Зачем убили мать,
А взрослым это сложно
Ему все объяснять!
 
 
Мы выстояли! Мы победили!
Избавив Мир весь от чумы,
Чтоб люди в счастье и в мире жили,
Чтоб больше не было войны!
 
 
Пройдут года, пройдут столетья,
Но не померкнет никогда
Подвиг народа, и шаг в бессмертие
Погибшим в юные года!
 

Тяжелое послевоенное время. Голод

1945 год был засушливым, даже то, что посеяли, почти не взошло. Маме на трудодни осенью дали килограммов 20 пшеничных отходов, но через несколько дней пришел председатель (инвалид с фронта) и попросил вернуть выданное зерно. Колхоз не выполнил поставок, и раздавать «зерно» колхозникам было строго запрещено. Если он не соберет обратно зерно, то его расстреляют. Мама со слезами отдала заработанное «зерно». Настал 1946 год, мы голодали.

Мама собрала папины вещи и поехала в Западную Украину менять на зерно. Добиралась на крышах вагонов товарников. По дороге бандиты «кошками» (веревками с крючками) стаскивали с крыш вагонов людей и их вещи.

Мама чудом уцелела. Мужиков из села, которые ехали с ней, стащили, избили и все забрали.

Мы дома, чтобы не умереть, собирали кочаны от кукурузы, мололи их на жерновах (два круглых камня, один – внизу, другой сверху), «муку» варили и ели. Люди умирали прямо на улице. Я тоже опух от голода (человек от голода пухнет).

Моя учительница, Ала Семеновна, принесла кусочек хлеба (в школу привезли буханку хлеба для детей) и просила меня не есть, а сосать целый день, иначе я могу умереть.

Наконец пришла мама и принесла продукты (зерно кукурузы, пшеницы, горох). Какой была мужественной женщиной моя мать – на крышах товарняков везти мешки, спасаясь от бандитов, затем от станции 15 километров тащить до села около 50 килограммов продуктов.

Я залез в мешок и съел сырого зерна, что чуть не лишило меня жизни. Мама отпаивала меня настоями трав и спасла меня.

Наступила весна. Мы собирали крапиву, щавель, и это не давало нам умереть с голоду.

 
Трудно заживали раны,
Нанесенные войной,
Но беды всегда нежданны,
Одна шла за другой!
 
 
Наступил сорок шестой
Тяжелый трудный год,
Засуха сгубила урожай,
Вымер последний скот!
 
 
Тревога матери моей
Ни хлеба, ни молока,
Голод, чем кормить детей
У матери текла слеза!
 
 
Собрав отца одежду,
Мама поехала менять
В Западную Украину
На зерно, чтоб выживать!
 
 
Мужество и героизм мамы
Даже трудно сейчас оценить,
На крышах вагонов с мешками,
Пробиралась, чтобы жить!
 
 
На путях бандиты шныряли,
Отбирали чужое добро,
«Кошками» с вагонов таскали,
Мешки и людей – все равно!
 
 
Мы дома голодали,
От кукурузы кочаны,
Печь, которыми топили,
На жерновах мололи, ели!
 
 
Голод, я опух, как спасенья,
Кусочек хлеба принесла
Учительница, не для еды,
Лишь только для сосанья!
 
 
Наконец вернулась мать
С зерном, с двумя мешками,
Уж сколько сил, чтобы таскать
Тяжелый груз, судите сами!
 
 
От станции и до села
Пятнадцать километров,
Мать тащила, чуть жива,
Лишь думая о детях!
 
 
Дожили мы до весны,
Есть щавель и крапива,
Из них варила мама щи,
Не умерли, мы живы!
 

Летом выбросила колоски пшеница на колхозном поле. Мы с ребятами втихаря заползали в посев и ели завязь пшеницы. Это очень вкусно, молодое зерно сладкое. Когда началась уборка, мы влезали на кучи пшеницы и набивали пшеницей карманы брюк. Несли домой, и мама варила. Так мы выжили в 1945—1947 гг.

Мы с ребятами ловили сусликов и шкурку сдавали в потребкооперацию по 40 копеек за штуку. Нужно было увидеть суслика в степи, который стоял столбиком, загнать его в нору, закрыть нору, если нора вертикальная, то бежали с ведром по воду (к речке или колодцу), как правило, в пределах километра.

На одного суслика нужно было два-три ведра воды. Если нора горизонтальная, то выкапывали. За день ловили от двух до пяти сусликов. За лето я заработал 40 руб., на которые мама купила материал и сшила рубашку к школе, а брюки перешила из папиных брюк.

 
Лето, выбросила колосок
Пшеница молодая в поле,
Как партизаны, мы тайком
Молочное зерно ели!
 
 
Когда уборка началась,
Мы колоски собирали
На поле, что остались,
Их при уборке потеряли.
 
 
Немного колосков собрав
Их тут же теребили,
И полведра натеребив,
Домой скорей бежали!
 
 
Затем на жерновах мололи
С трудом собранное зерно,
С муки пекли, варили,
И жить нам стало весело!
 
 
Ходили так же по полям
И сусликов ловили,
И шкурки высушив из них,
Мы в магазин сдавали.
 
 
Копейки за них платили нам,
По сорок за шкурку,
И мы могли по мелочам
Купить себе конфетку!
 
 
Чтоб суслика поймать
Дело не простое,
Его надо увидать
И до норы за ним бежать!
 
 
Затем нужно отливать
Его в норе водою,
И воду нужно натаскать
Издалека, не скрою!
 
 
За день удастся отловить
Штук несколько всего,
Воды же много наносить,
Все это нелегко!
 
 
Боролись в жизни мы своей
Жестоко и упрямо,
Жизнь не баловала детей,
Нас «штормило и качало»!
 

Обуви не было, в школу ходили босиком. Босяком ходили не только дети, но и взрослые на работу.

Трудные годы. Семилетняя школа

В 1947 г. я окончил четыре класса и пошел в пятый в соседнем селе. Босиком, в новой рубашке и «новых» брюках. Расстояние до соседнего села – шесть километров. Утром в школу, после уроков домой, и так каждый день. От снега весной до снега осенью в школу ходили босиком. Зимой – в фуфайке и рваных сапогах, которые самому приходилось периодически ремонтировать.

 
Закончил я четвертый класс
В семилетку непременно,
За шесть километров от нас
Ходить пешком ежедневно.
 
 
В семилетке порядок другой,
Здесь классы все раздельно,
Что ни урок, учитель новый,
Учили нас посменно!
 
 
Тетради выдали всем нам
За них расплатиться мы должны,
А впредь ты должен купить сам
И книги и все для школы.
 
 
В воскресенье на рынок бежим
За пятнадцать километров,
Там книги для учебы ищем,
Купим что есть, к школе готов!
 
 
Свои мы книги берегли,
Их через год опять
Несли на рынок продавать,
Чтобы другие покупать!
 

Старший брат Гриша от школы стал увиливать и прятался по дороге в кустах. Мать вынуждена была отдать его в одесское училище ФЗО, где он закрепился и окончил его.

 
Старший брат от школы
Увиливал и прятался в кустах,
Мамины укоры
Не действовали никак!
 
 
Мама его определила
Учиться в училище ФЗО,
Проблему разрешила,
И брату повезло!
 

Учиться мне нравилось, правда не переносил учительницу украинского языка, которая говорила «не по-нашему», а именно вместо «шо» – «що», вместо «чого» – «чому», вместо «час» – «годына», и т. п.

 
Учеба шла с большим трудом,
Нужно было уметь писать,
Раньше писали лишь мелком,
Не знали ручку как держать!
 
 
Русский, украинский язык
Были камнем преткновения,
Уметь правильно писать
Сплошные лишь мученья!
 
 
По предметам же другим
Дела же шли успешно,
По математике был лучшим,
И на счету хорошем!
 

Мать ходила на родительские собрания, на которых все учителя меня хвалили, кроме учителей украинского и русского языка. Да и откуда я мог грамотно писать, если изучил буквы только в третьем классе.

У меня был папин кожаный портфель, в котором были тетради, книги, чернильница и кукурузный хлеб. За шесть километров ходьбы мы часто дрались. Девочки называли меня зайчиком, за что получали портфелем по спине. Я был маленького роста, но со мной ходил товарищ – одноклассник-переросток, на две головы выше меня, и он меня охранял, так как я давал ему списывать задачи.

 
Ходили в школу мы гурьбой
В пути играли, дрались,
Но драк серьезных меж собой
У нас не допускалось!
 
 
Был виноградник по пути,
Нам сторожа разрешали
Лишь только есть и не ломать,
Порой домой давали!
 

Мы не были неженками, никто не жаловался родителям, так как знали, что если пожалуешься, то тебя «отлучат» от коллектива. Осенью созревали виноградники по дороге в школу, и сторожа разрешали нам есть, но не хулиганить и не портить виноград. Но все равно мы брали виноград в карманы. В драках я, как правило, побеждал. Но, в общем, мы жили дружно, подрались – и тут же помирились. Если случалось, что ребята с других сел кого-то обидели, то мы не давали им спуску. Драки между собой только сплачивали нас, они были беззлобные и не жестокие.

После уборки пшеницы на полях оставались колоски, и мы ходили и собирали. За день насобираешь четверть ведра пшеницы.

 
В эти трудные года
Мать, как рыба об лед билась,
Нет ни хлеба, ни молока,
День и ночь трудилась!
 
 
Чтоб выйти из тупика
Овец на рынке покупала,
Нам оставались потроха,
Мясо в Одессе продавала!
 
 
Я маме помогал,
Пятнадцать километров
Мешки до станции таскал,
Обратно сам домой бежал!
 
 
В селе была и сволота,
За отца все мстили,
Из-за колхозного скота,
Что в колхоз возвратили!
 
 
По кляузам вершился суд
За спекуляцию, беда,
За выживание, за труд,
Условно дали два года!
 

Чтобы выжить, мама ходила за 15 километров на рынок, покупала овец, приводила домой, резала их, требуху и жир оставляла в семье, а мясо везла в Одессу на рынок. Я помогал маме нести мясо до станции (15 километров), маму оставлял на станции и бежал домой (я много бегал, меня не зря называли зайчиком). Однажды меня чуть не съели волки. Их после войны расплодилось много, но мне удалось убежать в деревню по пути.

После нескольких поездок в Одессу мать обвинили в спекуляции (даже жутко вспоминать такую дикость) и устроили показной суд в селе. Некоторые сволочи кляузничали на маму и мстили за отца, который их «обидел», возвращая колхозное добро. Мать спасала нас от голода, а ее хотели посадить, но некоторые женщины вступились, и маме дали условный срок.

Дома я помогал матери. Полол огород, носил воду и поливал растения. Мама, чтоб как-то выжить купила коз. Мама приходила с работы поздно, я заготавливал корм (траву) для коз, встречал их со стада и доил.

 
В каникулы в колхозе мы
Пололи и пахали,
От восхода до темноты
Усталости не знали!
 

Козы – умные и чистоплотные животные. Коза всегда обходит грязь и лужи, если никто не видит, то обязательно заскочит в чужой огород, а при окрике выскакивает, как ни в чем не бывало. Особенно прелестны козлята, их ранней весной забирали в дом, и они заскакивали на кровать и мы спали вместе. Они очень игривы, любят залезать повыше, даже на крышу дома. Козлиное молоко очень вкусное, я доил коз, а мама делала с молока брынзу, которая была у нас основной едой. Это позволяло нам выживать и ходить в школу.

 
Ходили в школу круглый год
Осенью, летом и весной
Босяком, пустой живот,
Кусок хлеба лишь с собой!
 
 
Зимой фуфайка и сапог
Резиновый, не скрою,
В дождь, снег и гололед
Держались мы гурьбою.
 
 
Зимой со светом фонарей
Идя, мы все шумели,
Чтобы напугать зверей,
И нас они не съели!
 
 
За фронтом шло зверье
Их трупы привлекали,
Шакалы, волки и лисье
В окрестности обитали.
 
 
Послевоенное зверье
Слишком было опасно,
Оно на трупах взращено,
И встреча с ними ужасна!
 
 
Вечером в одной избе
Многие ночевали,
Чтобы вместе идти гурьбой
И в школу не проспали!
Итак, три года мы гурьбой
До школы добирались,
Мы как солдаты шли в бой,
Учиться мы старались!
 
 
Лишь самые стойкие из нас
Школу посещали,
И многие, не окончив класс,
Школу покидали!
 
 
Учиться никто не заставлял,
Все были переростки,
Колхоз работу им давал,
Трудитесь малолетки!
 

После румынских плеток я затаил обиду на религию и, чтобы бороться с «дурманом», я приписал себе год и вступил в комсомол (принимали с 14 лет, а мне было 13). Но мать была глубоко верующая и сказала, что я вступил в чертову шкуру. Ее можно было понять: отца и брата забрали НКВД в 1937 г., и неизвестно, где они погибли, муж погиб на фронте, а она терпит муки и издевательства от властей.

 
Сейчас многим не понять
Как мы выживали,
Горько слышать, как опять
Совками нас назвали!
 
 
Совки в тяжелом труде
Все блага создавали,
И благодарны вы судьбе,
Иначе б мы отстали!
 
 
Дети в школу босяком
Ходили, обуви не зная,
И верили, что потом
Жизнь будет лучшая, другая!
 

Так мы жили и закалялись в борьбе за выживание в голоде и холоде.

 
Закончив я седьмой класс,
Пошел в военную спецшколу,
Но только написав диктант,
Вернулся я до дому!
 
 
Жаль, что первым был диктант,
А не другие предметы,
Я смог бы сдать их все на пять,
И поступить в кадеты!