Текст книги "Поп ВДВ"

Домовой обход. Упертый майор, Наполеон, Гитлер и скрытые факты великого Противостояния

Полковой священник не ошибся в своих надеждах. Женсовет полка. Уставший от семейного насилия и ругани, взялся за перевоспитание своих глав семейств с завидным упорством и мужеством.

Еще бы! На кону стояло благополучие семей, будущее их детей и моральный облик офицерского корпуса. Женщины составили «график дежурств», разбившись на пары. Пока двое сопровождали священника в домовом обходе по адресам проживания, остальные приглядывали за их детьми.

И еще раз отец Глеб убедился в силе женского обаяния. По одиночке опустившиеся мужчины не стали бы слушать делегатов женсовета. Вместе со священником тройка составляла единый неоспоримый факт: хватит катиться вниз, пора встать с колен и взять себя в руки.

Глеб уже сам поверил в безошибочность данного метода, но тут произошла заминка. Подобно тому, что у каждого правила есть исключение. Нашелся и в гарнизоне подобный субъект.

– «К начхиму на дом мы не пойдем, – уперлись активистки женсовета».

– «Это еще почему? Мы же одна команда. Посмотрите: скольких нам удалось убедить, пусть не сразу начать жить заново, но хотя бы остановиться и подумать».

– «С теми: да, а с этим солдафоном спорить бесполезно: он сам кого хочешь перекодирует на запой, – наотрез отказались дежурные по женсовету».

– «Ну, что ж; придется мне одному».

– «Попробуйте, батюшка, а после увидите, как мы были правы».

Священник постучал в обитую рваной клеенкой дверь майора.

– «Входи, не заперто, – гаркнул зычный командный голос».

– «Маяковский!» – удивился Глеб.

Он вошел в обшарпанную квартиру. Когда-то здесь жила семья офицера. Теперь же все свободное пространство на полу, под столом и даже пустая детская кроватка были заставлены стеклотарой из – под выпитой водки.

– «О, поп! Пузырь принес?»

– «Нет, я к вам по-другому поводу».

– «Ладно, на первый раз прощаю. Хорошо, что у меня еще есть заначка, – майор с шумом выудил из угла полную бутылку «беленькой»».

– «Ну че: вздрогнем за ВДВ?»

– «Я на службе не пью. У меня к вам разговор».

– «Без тоста разговаривать не буду!» – отрезал начхим.

Глеб слегка пригубил свой стакан.

– «Э, кончай халтурить! Тебе, что западло выпить за ВДВ?»

Пришлось Глебу забыть о сане и пить с майором наравне: спасенная душа важнее.

Они сидели, крепко подпитые в обнимку в десантных тельняшках:

– «Вот скажи, Глеб, как жить дальше, ради чего? Страну просрали: сдали америкосам на блюдечке с голубой каемочкой! Армию просрали: молодежь необстрелянную бросили волкам на убой! Где справедливость: я тебя спрашиваю? Ответишь: сам к тебе молиться пойду, если надо: левой ногой перекрещусь! – упертый майор попу. – Ты же советский человек, а значит атеист. Какого хрена ты в рясу влез?»

Глеб: – «Я не влезал в рясу. Я пошел на службу Вере. А Вера для меня прежде всего: Совесть, а Совесть у меня по Имени Отчеству. И отношусь я к ней с Уважением и это помогает мне в самые трудные дни остаться живым чувствительным человеком. Я хочу быть нужен людям. Стране, Армии. И ногой креститься не надо: кощунство это. А насчет безысходности, я тебе так скажу: было уже такое и наши отцы, и деды сумели пережить и переломить ситуацию».

– «Это когда?» – майор уперся на Глеба стеклянным взглядом.

– «А хоть, когда: можешь Наполеона вспомнить, можешь Гитлера. Каждый раз одна и та же схема».

– «Блин, Глеб, ты какой-то шибко ученый. Говоришь какими-то загадками».

– «Разъясняю: при Наполеоновском нашествии дошли до Москвы. При Гитлеровской оккупации тоже».

– «И в чем прикол? Оружие у них лучше или Тактика?»

– «Одного оружия и тактики мало. Нужен еще боевой дух, настрой на Победу».

– «Так откуда им взяться, если ты сам говоришь, две войны отступали, аж до самой Москвы?»

– «Потому и отступали, что не были готовы. А когда дух противостояния вызрел: воспряли духом и, стиснув зубы, пошли на неприятеля с почти с голыми руками. Ты в курсе про парад седьмого ноября сорок первого года?»

– «А, ну что все правительство на трибуны вышло, Сталин речь произнес…».

– «Не все сохранилось в кинохронике».

– «Как не все? А было еще что-то?»

– «Было, Михаил: в небе самолет летал с иконой Божьей матери, на кремль небесных защитников иконы разрешили вернуть, в уцелевших церквах молебен на победу над Супостатом разрешили. Впервые за годы репрессий».

– «Не знал. Слушай, правда не знал. Ты знаешь, Глеб, с тобой пить не интересно».

– «Это почему же?»

– «Я с тобой пью, а водка на пользу не идет: только трезвее становлюсь. Голова начинает работать».

– «Так, а водка не для пользы была придумана…».

– «А для чего: для сугреву?»

– «Нет, в мороз не греет».

– «Тогда для чего?»

– «Чтобы не думать».

– «Слушай, Глеб, извини, приятно было познакомиться, но сейчас уходи. Мне правда нужно подумать, как жить дальше», – майор опустил кудрявую голову, с проседью на жилистые руки и уснул.

Глеб. Стараясь не разбудить спящего. Тихонько вышел из дома майора, на улице уже была глубокая ночь.

Похороненный раньше времени. Госпиталь вчерашних друзей. Невеселый концерт по заявкам

Священник прибыл в полевой госпиталь с очередной партией тяжелораненых десантников.

Пока санитары перекладывали солдат на носилки и уносили в приемный покой, отец Глеб подошел к пожилому хирургу.

Врач в халате с засохшими бурыми пятнами крови устало курил самокрутку.

– «Здравствуйте. Владимир Петрович. Угостите табаком».

– «Здравствуйте, батюшка. Снова к нам, что привело вас на этот раз, прибыли кого-то исповедать?»

– «Да нет, привез партию тяжелораненых десантников. А, чо, есть безнадежно больные пациенты?»

– «Увы, да. Вчера ночью привезли одного. Очень плохой. Бредит. То по-русски матерится, то на чеченском зовет кого-то. Наверное, разведчик. В очень плохом состоянии. Вы бы его посетили. Лекарств мало, может с вашими молитвами и душевным настроем сможет выкарабкаться».

– «Обязательно навещу, Владимир Петрович», – пообещал священник.

Глеб прошел в приемный покой, узнал, в какие палаты определили бойцов его полка и направился в отделение реанимации.

Молоденькая медсестра с темными кругами под глазами от постоянного недосыпа усталой походкой подвела его к обреченному:

– «Вот он. Не имени. Ни фамилии, ни звания не знаем. Наш патруль наткнулся на него на взорванном блокпосту».

Глеб сел поближе к раненому и уже собравшись читать молитву, взглянул на бойца. Священника прошиб холодный пот:

– «Резван, ты? Как ты здесь оказался?»

Резван на минутку пришел в себя:

– «А, Глеб, ряса тебе идет», – и потерял сознание.

Вместо небольшого промежутка времени Глеб просидел у пастели больного до самого утра. Резван то приходил в сознание, то снова проваливался в небытие.

В короткие моменты сознания он пытался шутить:

– «Никогда не думал, что меня будет отпевать поп».

– «Молчи Резван, молчи: береги силы. Никто тебя отпевать не собирается. Мы еще погуляем на твоей свадьбе. У тебя две племянницы. Тебе нельзя умирать. Держись ради них. Кто их выведет в люди, если ты сдашься?» – успокаивал раненого друг детства.

– «Ты меня не сдашь «федералам»? – Резван строго смотрел в глаза Глеба. – Если решил, давай валяй, я не обижусь. Я свой долг выполнил».

– «Прекрати. Я никому не скажу. Выздоравливай. Бог тебе судья, а я не вправе судить людей искалеченных несправедливой войной…».

На следующий день поддержать раненых бойцов приехали патриотически настроенные завучем школьники. Мальчишки и девчонки хором спели военную песню прошлых лет. На звуки музыки и детских голосов стали со всех палат прибывать пациенты. Кого-то за отсутствием обеих ног, на руках принесли друзья. Кто-то без одной руки приковылял на костылях.

Дети, прибывшие воодушевить героев и настроить на победу, впервые увидели обратную, жестокую правду войны. Вместо обещанных завучем героев в орденах на новеньких гимнастерках, зал наполняется искалеченными молодыми людьми. Лучшими из тех, чье поколение вместо строительства новой, благополучной жизни, бросили под нож Смерти…

Девушка солистка с большими бантами всхлипнула на середине куплета. Окрашенные тушью слезы черными каплями упали на белоснежный школьный фартук…

К концу куплета дети рыдали вслух. Они пытались покинуть помещение, наполненное прогорклым запахом лекарств и боли, но не могли этого сделать, т. к. со всех сторон были плотно взяты в кольцо покалеченные жестокой войной такими же детьми, как они сами…

Отец Глеб протиснулся к импровизированной сцене, повернулся лицом к залу:

– «Товарищи бойцы, прошу прощения за то, что прерываю выступление детского хора. У меня в соседней палате умирает школьный товарищ. Мы с ним случайно здесь встретились. Я хочу прочитать молитву и попросить защиты у Господа за моего друга, за вас и, сообща помолиться за души всех, кого мы с вами потеряли…».

После того, как все разошлись, молоденькая медсестра разыскала священника с бумажкой в руке:

– «Скажите, батюшка, как фамилия того бойца, которого вы навещали?»

– «Иванов Резван Иванович», – ответил Глеб и заторопился к выходу…

Перекресток семи дорог

Резван прибыл на перрон ж/д вокзала за пять минут до отправки поезда. Не хотелось «светиться» среди праздной толпы и привлекать к себе внимание транспортной милиции.

При себе у него не было ни оружия и ни запрещенных к провозу предметов. Объектом пристального внимания органов могла при выявлении стать сама личность известного полевого командира…

Василий зашел в привокзальную «Чебуречную». Местный повар осетин славился на всю округу своим мастерством. Васька плотно покушал. Он доверял местным поварам.

В Питере он не стал бы так легко доверяться меню придорожного ресторана.

Посетитель запил жирную пищу стаканом столового вина, покурил и вышел к своей платформе на посадку в вагон скорого поезда. На прощание немного постоял на перроне, еще раз с тоской в сердце окинул взглядом знакомую картину малой родины: живописные южане – торговцы, спешащие по своим делам пассажиры, дети, пытающиеся капризами заставить родителей купить в дорогу фрукты и нехитрые сувениры местных «умельцев» …

Поезд на Ленинград тронулся со своей платформы точно по расписанию.

Василий стоял в тамбуре и смотрел поверх головы проводницы на уплывающий мимо него теплый островок.

Встречный поезд на соседнем пути тоже начал свое движение. В какой-то момент их скорость сравнялась с ленинградским. Василий поднял глаза и на короткий миг увидел мелькнувшее в проплывающем мимо окне до боли знакомое лицо одноклассника:

– «Резван!» – Васька побежал по вагону, пытаясь еще раз увидеть знакомое лицо, взмахнуть рукой в знак приветствия…

– «Гражданин, уймитесь! Что вы себе позволяете? Я сейчас же вызову бригадира! Займите свое купе, попыталась вразумить его низкорослая пожилая проводница».

– «Извините, женщина. Ради бога, извините, – на ходу оправдывался Васька. – Брата увидел, хотел рукой помахать на прощание», – Василий с досадой пошел занимать место в своем купе.

– «В самом деле? Бывают же случайные совпадения! – То ли удивилась, то ли извинилась проводница. – Чай будет через двадцать минут!»

Бульдозеры Князя тьмы. Яростный отпор воинов Христа («снос» Храма, Глеб)

На плацу шло плановое занятие по укладке парашюта.

Десантники на брезентовых «столах» раскладывали стропы, тщательно расправляли шелковые складки основного купола.

Ворота КПП распахнулись и на территорию части въехала колонна тяжелой саперной техники.

Дежурный по полку офицер вышел на встречу:

– «Мужики, вы к нам откуда прибыли?»

Краснолицый прапорщик с петлицами саперных войск лихо спрыгнул с подножки мощного армейского бульдозера:

– «Прибыли по приказу командующего округа генерала Чемоданова»

– «Что за приказ, я не слышал ни о каком таком приказе?» – удивился дежурный офицер.

– «А ты не напрягайся старлей. У меня приказ, и я его выполню».

– «О каком приказе речь, товарищ прапорщик?»

– «Ну чудеса! – удивился сапер. – Снести вашу молельную избу».

– «Стой, где стоишь, товарищ прапорщик. Без моей команды никаких телодвижений».

Офицер вызвал посыльного и отправил его к дому священника.

Отец Глеб с семьей сидели за столом и пили чай. Малика ухаживала за гостями. Посыльный ворвался в дом и с порога отрапортовал:

– «Батюшка, там бульдозеры пригнали Храм сносить!»

– «Кто отдал такой приказ?» – строго спросил Глеб.

– «Командующий Чемоданов», – отрапортовал боец.

– «Малика, поднимай людей, я к Храму».

Прапорщик – сапер сидел в кабине бульдозера и нервно барабанил пальцами по стеклу. Он и его бойцы оказались заложниками ситуации. Вернуться обратно, не выполнив приказ – означало вылететь со службы…

Разношерстная толпа: старики, женщины, дети со всех сторон шли на плац. Десантники бросили укладку парашютов и присоединились к гражданским.

Плац наполнился людьми и они. Крепко взявшись за руки, живым щитом пошли против железных монстров.

– «У меня приказ! Освободите плац!» – Орал прапорщик, вытирая со лба холодный пот.

Но люди шли, они уже не верили ни новым политикам, ни продажным командармам. Они отдали этой стране все: молодость, здоровье, присягнули за верность. И теперь эта новая власть в лице генерала – самодура посягнул на самое святое – веру: решив разрушить Храм в память о павших десантниках.

Горе – саперов извлекли из техники и выгнали за пределы части. Ворота закрылись, лязгнув засовами. Радостные от общей победы люди обнимались и поздравляли друг друга.

Прапорщик сидел на асфальте с оторванными погонами и вытирал слезы горечи перепачканной в мазуте рукой…

Комиссия по примирению воюющих сторон. Радушный прием полевого командира, и немая пауза. Обстрел вместо ответа

Резван в составе комиссии по примирению воюющих сторон прибыл для переговоров в родной аул.

Жители аула встретили своего земляка – знаменитого полевого командира, защитника Грозного, радостно. По случаю приезда дорого гостя, мужчины зарезали барашка, женщины засуетились на кухне. Свахи нарядили будущих невест во все лучшее – на показ. Вдруг городской начальник положит глаз на местную красавицу. Ему на радость, родителям – честь и уважение, что воспитали такую дочь.

Резван остановился у своей двоюродной сестры Малики. Женщина овдовела в ходе войны и сейчас в одиночку воспитывала двух прелестных дочек: Зарину и Лауру.

Пока шли приготовления к празднику, мужчины собрались в курилке, чтобы узнать и обсудить городские новости. Старики передавали из рук в руки кисет с самосадом. Набивали самодельные трубки крепким табаком и не спеша курили, внимательно слушая городского гостя.

– «Скажи, Резван, правда, что, война закончилась?»

– «Правда, уважаемые».

– «Город сильно разрушен?»

– «Практически полностью».

– «А «федералы» полностью покинули город?»

– «Основные войска отвели, остались лишь те, что охраняют госпиталь, комендатуру и блокпосты. Охрана смешанная».

– «Как это: смешанная?»

– «Есть русские, есть чеченская милиция».

– «А тем, кто против «федералов» воевал, будут мстить? Тебя вызовут на допрос? Ты же против них воевал?»

– «Объявили всеобщую амнистию. У кого крови на руках нет, пусть сдаются».

– «Кто же добровольно сдастся, кто им поверит, что, если это ловушка?»

– «Амнистия производится при родственниках. Боевик добровольно сдает оружие, а родственники подписывают за него поручительство».

– «А за тебя кто подписался?»

– «Никто, я в составе комиссии по примирению».

Возникла неловкая пауза. Старики удивленными глазами смотрели на бывшего полевого командира. Кто-то из молодежи за их спинами зашептался, кивая в сторону гостя. Кто-то поспешил выйти на улицу. Прочь от дальнейшего обсуждения.

– «Резван, ты не шутишь? Ты что: продался «федералам»?» – спросил старейшина, внимательно глядя в глаза переговорщику.

– «Нет, отец, никому я не продался. Я на стороне новых сил, ведущих процедуру примирения».

– «Каких еще «новых сил»? Мы об этом ничего не слыхали. И если ты готов вот так просто принять от «федералов» подачку в виде примирения, то мы к этому не готовы».

– «А чему вы готовы? К войне до последнего чеченца? Целое поколение молодежи выросло, которые кроме войны ничего в жизни не видели. Не знают, как растить хлеб, жить мирной жизнью, строить дома… Какое будущее их ждет?»

– «Извини, Резван, но разговора у нас с тобой не получится», – старейшины встали со своих мест и, не глядя в глаза гостю, стали покидать его дом.

Малика, заметив уходящих в расстроенных чувствах гостей, бросилась на помощь брату:

– «Резван, что случилось? Что ты им сказал? Я никогда еще не видела их такими расстроенными».

– «Что случилось? Не готовы они к примирению воюющих сторон. Забыли, что такое мирная жизнь. Я пытался до них достучаться, но они закрыли свои сердца, обиделись и ушли».

Старшая сестра обняла брата за плечи:

– «Погоди, Резван. Не кипятись. Большие дела не делаются с наскока. Это у вас в городе все быстро происходит. Здесь аул, люди привыкли к размеренной жизни. Им нужно все хорошенько обдумать, обсудить. Ты пока ни на что их не агитируй. У тебя листовки по примирению и амнистии с собой?»

– «Да, у водителя целая сумка листовок».

– «Хорошо. Оставь их мне. Женщины у колодца каждый день собираются. Делятся новостями, письма от родственников читают. Я им потихоньку твои листовки раздам, они их домой отнесут. По аулу слухи пойду, разговоры. К следующему твоему приезду, вот увидишь, люди уже не будут такими несговорчивыми. По крайней мере не все».

– «Жаль барашка зря зарезали. Праздник не получился. Спасибо тебе сестренка. Чтобы я без тебя делал: мудрая ты у меня. Извини, ночевать не останемся, поедем обратно».

– «Куда ж ты на ночь глядя? Темно в горах и опасно. Мало ли что?»

– «Кого ты пугаешь? Забыла, что я бывший полевой командир?»

Машина Резвана и его команды медленно ехала по горной дороге, высвечивая фарами опасные повороты. Внезапно со стороны гор раздалась автоматная очередь. Длинная вереница трассирующих пуль, светящимся потоком прошла над крышей автомобиля.

Водитель резко ударил по тормозам:

– «Уходим из машины, мы под обстрелом».

– «Балди, не спеши покидать машину. Выключи фары, посидим немного в темноте».

– «Резван, но они же стреляют прямо по нашей машине».

– «Нет, они не стреляют, а только предупреждают, чтобы мы больше в аул не приезжали. Если бы они вели прицельный огонь, мы бы с тобой уже не разговаривали».

Колосс, разрушенный изнутри. Фортуна в зеленом «х/б»

Васька Никулин был призван в Армию в тот роковой момент, когда от успешных Вооруженных сил, которых еще недавно боялись и уважали во всех странах, остались лишь жалкие ошметки.

Словно по ним, крест – накрест прошлись сначала наполеоновские орды, затем фашистские, а завершили эту вакханалию орды прапоров – мародеров.

Впрочем, грех списывать все на средние чины, кое – кто из офицерского корпуса не упустил возможность запустить лапу в армейские «НЗ на случай войны».

Исхудалые солдаты шастали по лесам в поисках съестного. Офицерские семьи, брошенные на произвол судьбы, варили суп из лебеды и крапивы. Носить парадную военную форму стало не то что не модно, а даже стыдно. В домах офицеров вместо патриотических фильмов о великой Победе, ушлые кооператоры крутили низкосортные боевики и откровенную «порнуху».

И даже в этих «огрызках» голливудских шедевров, многие искали повод для подражания. Страна, которую не смогли сломить мощью вражеских дивизий, голодом, холодом, блокадой, была запросто сдана внутренними врагами за шмотки, жвачку и бабло…

Так что же Васька? Васька в мутной воде армейской неразберихи не только не пропал, но и ухитрился занять лидирующие позиции.

Дело было так. Ваську вызвали к начальнику столовой. Прапорщика рядовой Никулин застал за чтением своего личного дела.

– «Что ж ты, сынок, такой диплом и такой талант в землю зарыл?»

– «Никак нет, товарищ прапорщик! Никто не спрашивал, я и молчал».

– «Скромность – это хорошо, а что насчет совести, ты часом не коммунист, сынок?»

– «Никак нет, товарищ прапорщик. В торговле совесть – дело невыгодное, а партийных совсем не любят».

– «Честно сказал. От души. Ценю. Пойдешь ко мне заведующим продовольственным складом? Только чур: украдешь – шкуру спущу!»

– «Украду на копейку, «наварю» за рубль!»

– «Бойкий! Ладно, принимай дела и смотри: не пройдешь испытательный срок – дальше твоя служба в армии станет не интересной».

Так у Василия появился шанс и возможность применить на деле весь накопленный на «гражданке» опыт в торговле…

Тревожное утро: вызов «на ковер». Почетный крестник ВДВ

Отец Глеб в мирской одежде управлялся по хозяйству: рубил дрова, набирал воду для бани. Малика затеяла стирку и воды требовалось втрое больше обычного. Командирский «УАЗик» затормозил у калитки.

Посыльный с планшетом на боку лихо выпрыгнул из машины и обратился к хозяину дома:

– «Скажите пожалуйста, где я могу видеть Югая Глеба».

– «Я и есть Югай, а кто меня спрашивает?»

– «Я посыльный командующего округом. Вас срочно вызывают в Ставку».

– «Подождите минутку, я соберусь».

Через небольшой промежуток времени из дома четко по-военному вышел мужчина в облачении священника.

Посыльный залюбовался батюшкой:

– «Надо же; как в кино; Поп на фронте!»

– «Не груби, поехали».

Через час, громыхая по пыльным колдобинам разбитой БМД дороги, УАЗик благополучно прибыл в штаб округа. Отец Глеб доложил дежурному по штабу о своем прибытии. В журнале сделали соответствующую запись и священника провели в приемную командующего.

– «Разрешите войти?» – Глеб военным шагом прошел по ковровой дорожке и остановился в пяти шагах от стола.

– «Ну, зачем же так официально. Проходите, садитесь, – генерал Хлебодаров вежливо указал на стул, – чай, кофе?»

– «Если можно: чай. Спешно выбежал из дома, даже не позавтракал».

– «Ничего, мы это исправим. Два чая с лимоном и бутерброды, – отдал приказ по селектору генерал. – Ну, а пока ждем чай, расскажите мне о вашей службе. Может у вас есть какая-нибудь личная просьба? Несбыточная мечта? Я все – таки командующий, а не хм…, вы сами понимаете. Итак, я вас слушаю».

Глеб задумался:

– «Даже не знаю с чего начать…, пожалуй, моя… нет, наша с десантниками главная мечта – Храм на колесах».

– «Простите, как вы сказали: Храм на колесах? А такое возможно? Признаюсь, честно: вы меня удивили!»

– «Я говорю серьезно. Ну, не в смысле: целый огромный каменный Храм, а такой небольшой: на прицепе. Для доставки в отдаленные гарнизоны».

Дежурный принес чай и бутерброды.

Командующий отхлебнул из своего стакана и, поразмыслив, произнес:

– «Думаю, мы можем себе это позволить. Насколько я понял: речь идет о душевном настрое «крылатой пехоты». Напишите список всего необходимого, я подпишу и дам приказ о срочном исполнении».

Пришла пора Глебу задуматься:

– «Извините, товарищ генерал, вы меня по какому поводу вызвали?»

– «Ах, да, совсем забыл: у меня внук родился, хотел спросить, можно ли его крестить в Храме десантников?»

– «Конечно можно, даже нужно! Это ведь будет первый крестник ВДВ».

– «Ну, вот и хорошо. Приступайте к службе, а за списком заедет мой личный помощник…».