Текст книги "Чудо хождения по водам"

12

Восточноскулый гуру жены смог принять их только назавтра. И не с утра. А лишь после полудня, в час сорок пять дня. Вот с такой точностью: в два часа без четверти. Словно по записи к врачу. Пятнадцать минут – и следующий пациент, медсестра, выпишите рецепт, следующий, следующий! Впрочем, жена, сообщив В. о времени встречи, сочла необходимым добавить, что на самом деле гуру совсем не формалист, понадобится – перевернет все свое расписание вверх дном и полностью предоставит себя в твое распоряжение.

Утром на завод В. не поехал. Вчера дарованная ему директором по связям привилегия казалась чем-то бесстыдным, сегодня он воспользовался ею без раздумий. Невозможно было идти на работу, когда над головой раскачивался подвешенный бородачом дамоклов меч.

Жена у себя на работе отпросилась. Легко сказать – отпросилась. В. слышал, как ее начальник орал в трубке, чтобы она сей же миг вылетала на работу, а не вылетит на работу, то вылетит с нее, но жена все же вышла из этой схватки кролика и удава победителем. Спасибо тебе, благодарно обнял ее В., когда она закончила разговор. За что спасибо, сказала она, пожимая под его рукой плечами и глядя на него снизу вверх с горячей чувственной преданностью. Муж мне важнее всякой работы. Я выбираю мужа.

Офис у гуру был не то что уфологический центр коллеги, осиливший всего лишь обшарпанный подвал. Офис гуру так и дышал респектабельной успешностью, распространял вокруг себя аромат устроенности и благополучия. Он занимал выразительный двухэтажный дворянский особняк полуторавековой давности, тщательно отреставрированный, освеженный, обновленный – будто вчера лишь сдан строителями заказчику. Широкое гранитное крыльцо вело к широким дубовым дверям парадного входа, в стену рядом с дверью вмонтировано переговорное устройство, сыто поблескивающее желтым металлом отделки, внутри сидел перед монитором охранник, внимательно вглядывался в лица звонящих, неоднократно сверял прозвучавшее в динамике имя со списком – просто так с улицы не попасть. И внутри все тоже было нарядно, парадно, с щегольством – отделка, интерьер, обстановка, с ходу понятно, что хозяин офиса относится к себе с исключительной серьезностью, уважает и любит себя и требует ответного чувства от мира.

– Я ему кратко все объяснила, но, наверное, тебе потребуется что-то добавить, уточнить, – решила жена напомнить В., пока они поднимались по лестнице на второй этаж, где располагалась студия гуру. Не кабинет у него был, просветила В. жена еще раньше, – студия. Как у художника.

В. молча покивал: да-да, конечно, уточню. Он все утро проигрывал в себе, как вести разговор с этим гуру, какой тон взять, – и все как-то нелепо выходило, глупо, жалким щенком перед большой, уверенной в себе псиной ощущал он себя, прокручивая в сознании предстоящую встречу. С коллегой вчера, когда звонил и шел к нему, все было ясно, а с этим гуру – сплошной туман.

Гуру, в белой шелковой рубахе до колен, в белых просторных шелковых штанах, встретил В. с женой у двери в студию. Не просто встретил, а раскинув широко руки, как для объятия, будто и В. был его добрым знакомцем, учеником, или уж, во всяком случае, показывая этим жестом, что жизненный спутник его ученицы также имеет право на его благорасположение. Но в неулыбчивом лице гуру, в его неторопливых обстоятельных движениях была та самая исключительная серьезность, любовная уважительность к себе, что так сочно и живо проглядывала в облике его офиса-особняка.

– Прошу к нашему шалашу! – произнес гуру. Его как бы изготовившиеся к объятию руки с плавной неспешностью сместились в сторону и с подкрепляющим поворотом корпуса указали на дверь студии за спиной. Колыхнулась смоляная грива его волос, завесила щеку и расходящимся театральным занавесом устремилась обратно. – Добрым людям в этом шалаше всегда рады. Добро пожаловать!

– Здравствуйте, учитель. Спасибо, что согласились принять. – Жена В., обращаясь к гуру, вся так и потянулась вверх, затрепетала – ну запаленная свечечка на сквозняке. Странное, неприятное чувство опахнуло В.: пусть этот гривоволосый был ее учителем, но невероятно унизительно стать свидетелем столь исключительно благоговейного отношения твоей жены к другому мужчине.

– Здравствуйте, – сдержанно поклонился В. гуру.

– Прошу, прошу! – снова повел гуру руками, указывая на дверь в студию. Легкий среднеазиатский акцент проскальзывал в его речи – как оттиск его восточного происхождения, что так отчетливо было явлено в лице.

Студия занимала помещение, которое из-за его просторности можно было бы назвать залом. Высокие окна наглухо задрапированы тяжелыми, не позволяющими пробиться внутрь уличному свету шторами, свет давали многочисленные настенные светильники, направленные на потолок, все это рождало ощущение: внешнего мира нет, весь мир тут, сжат до пределов зала – вся земля с ее континентами и океанами, вся Вселенная… Устремлялись вверх, едва не доставая верхушками своих конусов до потолка, брызжущие яркими радужными цветами модели священных буддийских ступ, на резных, инкрустированных желтым металлом столах и столиках с гнутыми ножками во множестве толклись статуи и статуэтки индусских богов, лежало на полу несколько больших и маленьких матов для медитирования, к стенам притулилось несколько дощатых, ничем не застеленных топчанов, впрочем, как и столы, с затейливо гнутыми ножками и богатой резьбой на боковых досках. А жена, непрошено отметило сознание В., когда он оглядывал студию, бывала здесь и прежде, видела это все.

Из-за ступы в углу гуру извлек три раскладных деревянных стула, раскинул их быстрыми ловкими движениями и предложил садиться.

– Как правило, они здесь не требуются… вот знает, – обращаясь к В., указал он на его жену, – но на всякий случай я их здесь держу. Бывает, что пригождаются. Вот как сейчас.

– То есть это специально для тебя, – все та же трепещущая на ветру свечечка, просветила В. жена.

– Благодарю, – больше для жены, чем адресуясь к гуру, сказал В.

– А то, может быть, желаете сюда? – Гуру сделал несколько шагов, ступил на ближайший мат, мгновение – и уже сидел на нем, скрестив ноги, в позе лотоса. – Пожалуйста, если есть желание.

Жена, продолжая трепетать, вопросила В. глазами: готов?

– Нет, лучше по-обычному. Здесь, – берясь за спинку одного из стульев, высказался В.

– Конечно. – Словно пружина подкинула гуру: вот он сидел с перекрещенными ногами – и вот уже был на ногах, надевал сброшенные, когда ступил на мат, мягкие, похожие на чувяки, остроносые кожаные тапочки.

Жена вновь перевела трепещущий взгляд с гуру на В. Ты видишь, ты видишь, восторженно сообщал В. ее взгляд. Он человек дела!

– Я понял, у вас неприятности, да? – проговорил гуру, когда они в конце концов расселись. Докторской учтивой участливости был исполнен его устремленный на В. взгляд.

– Мягко говоря, – с прежней сдержанностью отозвался В.

– Да, кто вырос на голову выше других, непременно жди неприятностей.

Было ощущение, произнося эту сентенцию, гуру столько же имел в виду В., сколько и себя.

– Обращаться в милицию я не рискнул.

Гуру знал о вчерашнем происшествии все, и нужды излагать ему детали того заново не было, но следовало же развивать разговор, а как – сообразить В. не мог.

– Что милиция! – откликнулся гуру. – Тем более, вы говорите, ее представитель к вам и заявлялся.

– Именно! – опередив В., с живостью засвидетельствовала жена.

Гуру бегло взглянул на нее. Как если бы подосадовал на ее присутствие. Отвечая на ее замечание, он смотрел уже на В.

– Милиция наша сейчас, конечно, да… А что, – вкрадчивость возникла в его голосе, – действительно так, как вот по телевизору: прямо по воде, по воде… будто по асфальту?

О, как все сопротивлялось в В. неизбежному ответу. Но не опровергать же! В., не размыкая губ, согласно кивнул.

– Именно! – снова подтвердила вместо него жена. – Как по асфальту.

Теперь гуру не среагировал на ее реплику. Вглядываясь в В. с цепкой, все разгорающейся пристальностью, посидел недвижно, как заново усваивая прежнюю информацию, как выворачивая ее наизнанку и препарируя, потянулся затем и взял со столика, изобильно заставленного разнообразными чашами, заваленного округлыми широколопастными крестами, остроконечными ножами-пиками, согнутыми по всему телу лезвия углом, замкнутую змейку четок из зелено-голубых камней. Переметнул по нити быстро-неспешными движениями пальцев один камень, другой, третий и бросил четки – будто и не хотел брать, а его кто-то заставил – обратно на столик.

– Давай-ка оставь нас вдвоем. – Вот наконец взгляд его вновь устремился на жену В. (Конечно, он был ее учителем, она – его ученица, но то, что так по-свойски обратился к ней, с таким правом на эту свойскость, опять, как в первую минуту, прожгло В. униженностью.) – Вообще давай по своим делам. Не нужна больше. Мы вдвоем сейчас долго заняты будем. Нам большая программа предстоит. – Последние его слова были обращены уже не к ней, к В. они были обращены. – Располагаете временем?

Ошеломляющее видение посетило В. в этот миг. Он вдруг словно бы поменял положение и оказался в другом месте студии, в противоположном ее конце. Но увидел он не себя, жену и гуру, сидящих на раскладных деревянных стульях, а три пары, сплетшиеся обнаженными телами на матах в позах соития, один из мужчин, судя по черной гриве, разметавшейся по плечам, – не кто другой, как гуру. Вместе с тем В. продолжал видеть студию и со своего места на стуле – такою, какой видел и до того; видел ее реальной, нынешней, и видел той, какою он, сидящий здесь на стуле, видеть не мог, видел как въяве: резко, без всякой размытости, расфокусированности. Это было подобно тому, как случается, когда на одном листе фотобумаги окажутся отпечатанными два разных кадра – равно внятны и проработаны, но линии каждого из них, накладываясь на линии другого, искажают сюжет подселенца, и четкая внятность линий превращается в головоломку, сумбур, изобразительную какофонию. Только откуда взялся этот второй кадр? Что это такое? Галлюцинация?

– Я спрашиваю, располагаете временем? – услышал В., как повторяет, обращаясь к нему, свой вопрос гуру.

Видение исчезло. В. снова был здесь, на стуле – вернее, лишь на стуле, – маты пусты, никого на них, как то и было, когда вошли в студию.

– Да, располагаю, – внезапно охрипнув и прокашливаясь, выговорил В.

– Хорошо, я пойду, – смиренно поднялась жена. – Я пойду, – уже обращаясь к В., сказала она. – На работу поеду. Позвонишь потом?

– Позвоню, позвоню, – все продолжая откашливаться и не глядя на жену, покивал В. Но он не смотрел на нее не потому, что его сотрясало в кашле. Казалось, если встретится с ней сейчас взглядами, та униженность, что с такой свирепостью только что ожгла его, полыхнет вновь.

Жена – вся трепещущий огонь тоненькой восковой свечечки – шла, едва слышно дробя тишину покорными каблучками, к двери, – В. упорно смотрел на зелено-голубые четки, побывавшие в руках гуру и прихотливой двутелой змейкой лежащие сейчас на столике среди всякой другой безделицы, а не вслед ей. Он знал, что на пороге, перед тем как открыть и закрыть дверь, она оглянулась на них с гуру, но так на нее и не посмотрел.

Мягкий всхлип дверных магнитов возвестил, что жена оставила студию. В. оторвал взгляд от четок и устремил на гуру. Благожелательность и сердечное расположение к своему визави были написаны на неулыбчивом лице гуру.

– Польщен! – только они сошлись взглядами, сказал гуру. – Не скрою, польщен, что обратились ко мне. Оказать услугу человеку-легенде! Не скромничайте, не скромничайте, – пресек он попытку В. воспротестовать против такой патетики. – Покажите мне другого подобного. Нет другого!

– На самом деле я тут, откровенно говоря, ни при чем. От меня это все не зависело, – смог наконец вставить в его панегирик свое замечание В. – Это, наверно, могло случиться с кем угодно. С любым.

– Но случилось с вами! – воздел руки к небу гуру. – Ни с кем другим. Вы оказались носителем чуда. И нечего скромничать. Вы!

– Жена считает, у вас бы могло получиться разрешить эту дурацкую ситуацию, в которой я оказался. – В. решил, что чем резче перевести стрелки, тем вернее. – Может быть, подключив свои связи… Вы сами лучше знаете.

Гуру, слушая его, качал головой – будто легендарный китайский болванчик.

– Да раз плюнуть, о чем речь, – усладил он затем слух В. – Не стоит переживаний. Этим двум рылам, что к вам заявились, так портреты начистят – будут бежать без остановки до Тихого океана. А там с разбега в воду и только уже из-под нее кричать SOS. Все, не думайте больше о них. Давайте о нашем с вами сотрудничестве подумаем. Вот что актуально. Мы с вами такие дела завернем! Такие дела!.. Деньги у нас рекой потекут.

– Деньги? Рекой? Какие дела? – потерянно проговорил В. Чего-чего, а такого поворота он не ожидал.

Пауза, которую выдержал гуру, была дольше, чем если бы он обдумывал свой ответ с тщательностью сапера, обезвреживающего мину.

– Да мы даже новую церковь основать можем, – сказал он, снова воздевая руки горе.

– Новую церковь? Основать? – переспросил В., словно недослышал гуру, хотя все услышал, все понял.

– Церковь, церковь, – подтвердил гуру. – Это, конечно, задача максимум, но отчего же ее не держать в уме. Вполне реально.

И тут перед глазами В. вновь возникла та, прежняя картина оргии. Только сейчас он был ближе к сплетшимся в соитии парам и отчетливо мог разглядеть их лица – в той мере, насколько они были открыты его взгляду. Невозможно лишь было разглядеть черты человека с черной гривой волос – мотавшаяся грива полностью завешивала и его лицо, и лицо женщины под ним. Но вот крупная, в форме головастика, а скорее запятой, только обращенная хвостиком в противоположную сторону, красновато-коричневая родинка чуть выше крестца была видна с ясной внятностью, даже угадывалась ее структура: чуть выпуклая, мелко-шершавая, словно бархатная. Впрочем, это, без сомнения, был гуру. И снова, как в прошлый раз, эта картина совмещалась с тем видом студии, что был перед ним в реальности… что за чудовищное видение, что это вообще такое, неужели его психика треснула и это галлюцинация?

– Вы слышите? Давайте посидим в сауне, – донесся до него голос гуру – сидящего перед ним, в шелковой белой рубахе навыпуск, шелковых просторных штанах, и никакой картины содома перед глазами. – У меня здесь в фонде отличная сауна. Кто был, забыть не может. Не сауна – потерянный рай. Входишь столетним старцем, выходишь невинным младенцем. Там, в сауне, все и обговорим.

Но В. совсем не манил саунный рай. Да еще в такую жару. Хотя, надо сказать, в студии со всей беспощадностью работал кондиционер, гоня волну прохладного воздуха, – хотелось даже, чтобы не столь прохладного.

– Я не в плавках, чтоб в сауну, – сказал он.

– Да что же, плавок у меня не найдется? – изумился гуру. В голосе его прозвучала откровенная радость, что В. наконец откликнулся. – У меня для дорогих гостей всегда приготовлено. И шапочка, если станет припекать, есть. Шапочку вы используете в сауне?

В. был в сауне за всю свою жизнь лишь пару раз и не помнил, требовалась ему шапочка или нет.

– Извините, но мне не до сауны, – решил он не выискивать больше благовидных предлогов для отказа.

– Вот-вот! – Гуру поднялся, понуждая подняться следом и В. – Именно поэтому, что «не до»! Как же нам с вами обсуждать наши дела, когда вы в таком состоянии. Вам нужно очиститься от шлаков. Мозг должен достичь младенческой чистоты и ясности. Дух должен воспарить. И все это будет, все будет. Пойдемте, пойдемте, – взял он В. под руку, повлек его к выходу. – Я, знаете, предчувствовал, что может возникнуть такая коллизия, и распорядился… сауна у меня уже раскочегарена – заходи и наслаждайся.

В. капитулировал. Легко противоборствовать, когда ты в броне и вооружен до зубов – имеешь возможность выиграть схватку, лишь бы не оставила своей дружбой удача. А когда у тебя ни брони, ни меча…

Эдем сауны начинался с тропического сада: толпилось в кадушках всякое пальмо– и кактусовидное, выметывались из войлочных стволов похожие на опахала громадные, резные кожистые блестящие листья. С застывшей раболепной улыбкой на лице тихая, как тень, и, кажется, так же, как тень, бесплотная, маленькая женщина со среднеазиатским лицом отметнула перед В. дверцу его личного шкафа – тут уже были приготовлены и махровый халат, и махровая простыня с полотенцем, и запечатанные в хрустящий целлофан новые, с неотрезанным ярлыком плавки, и тонкая шерстяная шапочка в таком же целлофане. И даже ножницы, чтобы срезать ярлыки, покоились готовно рядом с целлофановыми пакетами.

– Прошу! – широким жестом гостеприимного хозяина указал гуру на распахнутый шкаф, направляясь в хозяйский отсек раздевалки-сада. Он уже разоблачался на ходу, освобождаясь от своих просторных штанов – они оказались не штанами, а так искусно обмотанным вокруг бедер, подоткнутым на поясе особым образом широким куском материи.

Эдемский сад буйствовал и в следующем помещении, куда должно было попасть по дороге к жару сауны. Это была комната отдыха. Под зелеными опахалами листвы стояли вокруг длинного журнального стола белые кожаные кресла и диван, маняще призывая отдать их мягким пружинящим гнездовьям уставшие чресла, а посередине стола на хрустальном подносе уже кипели опалово-розовой горкой виноградные кисти, и ожидались, судя по льнущей к подносу, как к вожаку, стае тарелок и стаканов еще и всякие другие яства.

– Прошу! – повторил гуру, указывая теперь на призывные гнездовья кресел с диваном. – Мы вдвоем, никого, кроме нас. Расслабляйтесь! Или сразу на полок? Как вы?

Ясно было, что никакому разговору, пока не угостит всеми прелестями своего эдема, гуру начаться не позволит. Чтобы приблизить разговор, следовало припасть к этим прелестям поскорее.

– Давайте сразу на полок, – сказал В.

– Мудрое решение, – одобрил гуру. Бросил на диван простыню с полотенцем, призвал В. приглашающим жестом последовать его примеру, распустил быстрым привычным движением пояс халата, выпростался из него и остался в одних плавках.

Есть у него там родимое пятно? – ожгло В. внезапной мыслью. Но плавки у гуру были высокие, до пояса, закрывали всю поясницу, и если даже у него действительно было родимое пятно на крестце, увидеть его не представлялось возможным.

Парной каморе предшествовало еще одно помещение, уже без растительности, голые кафельные стены да несколько рейчатых деревянных банкеток около них, – с заполненным прозрачной зеленоватой водой бассейном посередине.

– О-ох, хорошо, – как в предвкушении предстоящего наслаждения от нырка в прохладную воду после жара парной повел гуру рукой в сторону бассейна. – А? Любите?

– Попробую, – сказал В. Вспомная, как пытался ступить в заполненную водой ванну – и словно то была не вода, а глыба прозрачного зеленоватого камня.

Банная простыня гуру взметнулась в воздух, растряхнулась полотнищем, гуру поместил ее на изогнутый затейливым птичьим клювом крючок и торжественно распахнул перед В. дверь в парную, как если бы то действительно был вход в Эдем.

– К вашим услугам! – изрек гуру.

Чувствуете, да, какое блаженство, говорил он, когда они уже сидели на полке. Вот возьмите масло, брал он флакон из угла, натритесь, будет впитываться. Это кедровое масло, очень полезно для организма. И еще вот это, подавал гуру немного спустя другой флакон. Это смесь из двенадцати трав, тут и зверобой, и лимонник, и женьшень тоже, божественно воздействует, проверено. И организм, чувствовал В., отзывался на благодатный жар, поры открывались, кожа на груди, животе, плечах заблестела росинками пота, кедровое масло, лимонник, женьшень – все впитывалось, и его помимо воли стало затягивать в охмуряющее телесное блаженство, жизнь, что была за пределами этой парной каморы, начала отодвигаться в нещадную даль, становясь невещественной точкой океанского лайнера на морском горизонте… а и есть ли она?

– А не будете против, если освобожусь? Сниму, в смысле, – подсунул палец под резиновый пояс плавок, звучно выстрелил им себе по животу гуру. – А так как-то… как-то не так. Мешают. Не то удовольствие. Мы же не разнополые, чтобы стесняться друг друга.

– Да пожалуйста, – согласился В.

О родинке, что с такой явственностью представала взгляду в являвшихся ему странных видениях, В. вспомнил тотчас, как гуру снял плавки. Вернее, не вспомнил, а тут же поймал себя на желании увидеть, есть у него родинка в действительности или нет. Бред, идиотизм (он сейчас был уверен, что то была галлюцинация), и однако желание удостовериться в отсутствии родинки было сильнее всех доводов разума (а и оставался ли он разумен?).

Они с гуру сидели на среднем полке. В. поднялся и полез на верхний. Жарко, жарко, предупредительно оповестил его гуру. Попробую, пробормотал В.

Надень он шапочку, она, наверное, поехала бы сейчас вверх – так у него прошевелились на голове волосы. У гуру на крестце была родинка! Именно такая, какую он уже знал по видениям: похожая на головастика, а скорее на запятую, только с хвостиком в обратную сторону. Что же, картина, которую он видел в студии, – это не галлюцинация? Это было то, что на самом деле происходило? Вчера, позавчера, год назад?

В следующее мгновение В пронзило острым, изнеможительным желанием: увидеть лицо женщины, чьи руки обнимали спину гуру, чьи вскинутые ноги были скрещены на его ногах.

– Что? Не жарко? – выворачивая к нему наверх голову, спросил гуру. – Выходить не пора? Охладиться немного.

Голоса ответить ему не было. В. только покивал согласно и полез со своей верхотуры вниз. Ему сейчас не мешало охладиться. О, ему сейчас это очень, очень было нужно.

Стоя у сияюще-хромированных поручней лестницы, ведущей в бассейн, он пропустил гуру вперед. Бархатно-шершавая красновато-коричневая родинка ударила по глазам кинжальной лазерной вспышкой. А следом – гуру, соступив на одну ступень, в гулком облаке шума и плеска еще обрушивался в воду – то, чего В. так хотел, произошло. Он желал – и случилось. Он увидел студию, наложившуюся вторым кадром на картину бассейна перед глазами, грива гуру все так же моталась над лицом женщины, но вот он отжался над нею на сильных, мускулистых руках, и лицо женщины открылось.

Оно открылось – и в тот же миг В. пожалел об этом. То, о чем думал все это время, что подозревал, боясь признаться в том самому себе, подтвердилось. Это была его жена.

В. постоял-постоял у лестницы с закрытыми глазами, вгоняя внутрь рвущееся из него желание броситься на гуру, схватить за гриву… открыл глаза, быстро прошел к крючку, на котором висела его простыня, запахнулся в нее и так же быстро проследовал к выходу из бассейна.

– Что такое? Что случилось? – прибежал к нему в раздевалку завернутый в простыню на манер древнеримских патрициев удивленный гуру. – Вам что-то не понравилось?

Желание схватить его за намокшую, висящую смоляными плетьми гриву было нестерпимым.

– Не понравилось, – коротко отозвался В., продолжая одеваться.

На неулыбчивом учтивом лице гуру выразилось испуганное непонимание. Он было ступил к В. ближе и остановился, передумав. В. одевался, – гуру стоял поодаль под сенью своего тропического эдема, смотрел на В., казалось, из него рвутся какие-то слова, но он не решается их произнести. И только когда В. уже шагнул к выходу, с чуждой ему торопливостью и горячностью попробовал изъясниться:

– Вы совершаете ошибку. Я вам обещал – помогу, и помогу – сто процентов гарантии. Я слов на ветер не бросаю. А главное – что я вам могу предложить на будущее. Того, что я, вам никто не предложит.

Удержись, молчи, ни слова, вопило все в В. Но его хватило только до двери. У двери, уже взявшись за ручку, он не выдержал. Повернулся и в упор посмотрел гуру в его черствые, бесчувственные глаза.

– Негодяй! – вырвалось из него. – Негодяй! Какой негодяй!..

И это все, больше этого он не разрешил себе ничего.