Текст книги "Основы психосоциальной работы с населением. Учебное пособие"

Человек склонен умалчивать о травматических событиях из-за чувства стыда, вины, а также стремления к вытеснению тягостных воспоминаний.

К числу исторических факторов, оказавших на население России травматическое воздействие, можно отнести следующие: первая мировая война, революция, гражданская война, период диктатуры, массовая эмиграция, репрессии сталинского периода, война с Финляндией, Японией, вторая мировая война, период послевоенной разрухи, холодная война, развал Советского Союза, обесценивание вкладов и др. Многомиллионные человеческие потери, которые понесла наша страна в течение нескольких десятилетий, – это только видимая часть глобального социального травматического процесса. Одним из важных факторов, способствующим травматизации, является фактор подавления личностной свободы. Во все времена и у всех народов диктаторская власть, тоталитарный режим устанавливались через травму. Это самый древний механизм установления контроля над ситуацией.

Травмированный народ так же, как и травмированный человек, легко управляем. Те, кто обладают реальной властью и не хотят выпускать ее из своих рук, хорошо знают, что нанесение травмы есть наиболее результативный способ достижения цели. Травма является мощным рычагом управления человека человеком. При любом строе, любой «сильной» власти в случаях возникновения сложных внутригосударственных и межгосударственных противоречий основным рычагом управления являлась травма. Это самый короткий путь подчинения, восстановления контроля и управления.

История России представляет собой длинную цепь инцидентов, способствовавших травматизации населения. События конца XX в. и начала XXI в. резко повысили стрессогенность обстановки. Люди столкнулись с совершенно незнакомыми для них ранее явлениями: нарушением привычных связей с родными и друзьями из-за геополитических изменений, экономическими сложностями, безработицей, террористическими актами (взрывами), войнами, гражданскими волнениями, усилением криминогенной обстановки, всплеском всех форм «социальных болезней». Есть личности, которые в силу особых «синдромов» становятся опасными для других. Это может проявиться в телефонном терроризме, немотивированной агрессии, садизме и серийных преступлениях. В этом отношении характерен синдром, получивший название «феномен Чикатило» (ФЧ).

Структурно-динамический клинический анализ случаев, отнесенных нами к ФЧ, позволяет считать основным его проявлением – сексуальный садизм (СС). Именно сущностное видоизменение СС определяет смену этапов в развитии ФЧ. Точкой отсчета становится появление синдромов психической и физической зависимости от СС, измененной реактивности, а также возникновение и дальнейшее развитие специфической психопатизации и прогрессирующего снижения личности и оскудения сексуальности, Под признаками зависимости при СС подразумевается трудно– или неудержимое влечение своего психического, а затем и физического состояния путем создания патосексуальной ситуации. Зависимость детерминирует многоэпизодность деликтов, совершаемых по механизмам СС.

Синдром психической зависимости от криминального деяния включает следующие симптомы.

Обсессивное влечение возникает в ситуации, когда исполнение СС невозможно и выражается в навязчивом характере мыслей о желательности его повторения и повышении настроения в ожидании предстоящего или воображаемого СС, а также постоянной борьбой мотивов, борьбой со своим собственным влечением, нелепость, противоправность и опасность которого больным осознаются. Борьба эта утомительна, порой приводит к аффективным срывам и тягостному чувству незавершенности, если удается это желание преодолеть или если ситуация блокирует его развитие.

Состояние психического дискомфорта вне патосексуальной ситуации проявляется в ситуации невозможности осуществления криминального деяния или при существовании объективных препятствий к нему. Проявлением этого симптома является состояние несобранности, рассеянности, мрачности и пессимизма, раздражительности, общей возбужденности, чувстве утомленности вне СС. Падает работоспособность и снижается продуктивность.

Синдром физической зависимости от криминального деяния также включает ряд симптомов.

Одним из типичных негативных социально-психологических явлений является агрессия. Поведение называется агрессивным, если:

9. наступают губительные для жертвы последствия;

10. нарушены нормы поведения.

По мнению Р.Бэрон и Д.Ричардсон, агрессия предполагает или ущерб, или оскорбление жертвы. Из этого следует, что нанесение телесных повреждений реципиенту не обязательно. Агрессия происходит в том случае, если в результате действий возникают какие-либо негативные последствия. Таким образом, помимо оскорблений действием такие проявления, как выставление кого-либо в невыгодном свете, публичное осмеяние, лишение чего-то необходимого и даже отказ в любви и нежности, могут при определенных обстоятельствах быть названы агрессивными.

Агрессия есть совокупность определенных действий, причиняющих ущерб другому объекту.

Агрессивность – свойство личности, ее особенность, выражающаяся в готовности к агрессивным действиям в отношении другого объекта (человека, животного, иногда опосредованного пред мета).

Агрессивность включает также социально-перцептивный компонент – готовность воспринимать и интерпретировать поведение другого человека как враждебное.

К числу типичных негативных социально-психологических явлений относится асоциализация личности, ее криминальное поведение. Сложились традиционные подходы к пониманию преступности: криминологический, социологический и психологический.

С позиции этих подходов решаются вопросы, связанные прежде всего с определением преступности, понятием причин и механизмов ее возникновения и функционирования.

Преступления происходят так часто, что сообщения об этом перестают носить сенсационный характер и становятся обыденным явлением.

В то же время нельзя не отметить, что параллельно детективной литературе, которую действительность во сто крат превосходит, набирает силу поток документальных и публицистических публикаций о преступности.

Иная ситуация сложилась в отечественной научной области, связанная с анализом преступности. Здесь чувствуется какая-то робость. Научные публикации на этот счет мало кого устраивают. Они не отражают природу современной преступности. Складывается впечатление, что теория сама по себе, а преступность сама по себе и они между собой не пересекаются. Один пример. Маленький, но показательный. Так, нередко проблема преступности объясняется с позиции теории отклоняющегося поведения. Это уже стало традицией, чем-то непререкаемым.

Между тем, если отойти от поверхностного рассмотрения вещей, то становится ясно, что здесь далеко не все просто. Дело в том, что отклоняющееся поведение включает в себя как девиантное, так и деликвентное поведение. А это, как говорят, две большие разницы.

По существу девиантное поведение не имеет прямого отношения к проблеме преступности, хотя связь между ними тем не менее существует.

Довольно часто под девиантным поведением подразумевают как отклонение от групповых норм, общепринятых стандартов, которые разделяют большинство и солидарность с правилами меньшинства. Это обстоятельство придает понятию "девиантное поведение" относительный и условный характер. Здесь все зависит от точки зрения. С позиции большинства нуддистский пляж – явление аморальное, а с точки зрения самих нуддистов – нормальное. То же самое можно сказать о диссидентах в области политики и т.п. При тоталитаризме, где существует только санкционированные взгляды, любое отклонение – уже диссидентство, ненормальное явление. В условиях демократии инакомыслие – в порядке вещей.

Следует также отметить, к девиациям также относятся и отклонения в позитивную сторону, что еще более запутывает вопрос.

Другое дело – деликвентное поведение. Оно более определенно, четко, хотя и лишено смысловой однозначности. Как говорят, криминал он и в Африке криминал.

Между тем и тут не все однозначно.

К сожалению, в отечественной психологической и криминологической литературе довольно долгое время имели место бесплодные, в принципе, дискуссии о роли биологических и социальных факторов в возникновении преступности.

Декларировалось, что в основе преступности лежат социальные причины. Но дальше деклараций о влиянии родимых пятен капитализма на преступность дело не шло. В результате выходило: преступность есть, но ни биологические (роль генетики также отрицалась), ни социальные причины к преступности отношения не имеют. Беспричинная получалась какая-то преступность, виртуальная.

Но если и назывались какие-то общего характера, следовательно, мало о чем говорящие причины преступности, то при этом все их многообразие в основном сводилось к индивидуальным особенностям, т.е. психологии личности преступника.

До самого последнего времени, за редким исключением, почти не отмечался выход за рамки традиционного понимания преступности. Но без этого нельзя. Преступность нельзя понять, опираясь только на право. Лишь междисциплинарный подход позволяет ее объяснить. Нужен прорыв.

Важное место среди других наук, занимающихся анализом преступности, принадлежит социологии и социальной психологии. Среди теорий преступности наиболее продуктивными и многочисленными являются именно социально-психологические теории.

При попытки обоснования понятия «преступление» возникают сложности. Прежде всего проблемы связаны с тем, что многие преступления остаются нераскрытыми и незарегистрированными, а осуждение того или иного преступника может зависеть от объективности системы уголовного правосудия. В связи с тем давно ведутся дебаты о том, что такое преступность (Mannheim, 1965; Bottomley, 1979; Young & Matthews, 1992).

С учетом этого можно категорично утверждать, что понимание современной преступности невозможно без обращения к социальной психологии. Она обладает наиболее адекватными возможностями для интерпретации преступности XXI века.

Это не голословные утверждения, а вывод, основанный на знании того, что происходит реально в области государства, экономики и общества и что может сделать социальная психология для понимания причин криминализации этих областей.

Значит, вывод можно сделать один: на смену традиционной криминальной психологии должна придти «Социальная психология преступности» и занять подобающее место в учебном процессе и науке.

Современная преступность далека от классической, традиционной. Этот факт признают и сами правонарушители. Она модернизирована, легализована, адаптирована и присутствует практически везде и всюду.

Схематически образование организованной преступности в России выглядит так:

14. этап – существование традиционной общеуголовной преступности: «урки», «жиганы», «блатные»;

15. этап – возникновение «цеховиков» и «теневиков»;

16. этап – объединение «блатных» и «теневиков» (70-е годы, г. Кисловодск);

17. этап – легализация преступности в бизнесе с одновременной легализацией капитала со стороны партийной номенклатуры, комсомольских «вождей». (Конец 80-х начало 90-х гг. XX века);

18. этап – легализация криминального бизнеса во власти, т.е. криминализация власти, государства (90-е гг. XX столетия 2000-е г. XXI века).

На уровне личности все происходит просто: преступление – это ее решение о тактике поведения в конфликте, точнее, о выборе способов разрешения конфликта. Если личность может сказать «нет», несмотря на то, что хочется, то никакого криминала произойти не может. «Не может»: конфликт приводит к преступлению, т.к. избраны такие способы разрешения конфликта, которые носят криминальный характер.

На уровне группы механизм преступления иной. Он не всегда зависит от личности.

Соучастие возникает как на добровольной, так и на принудительной основе с помощью шантажа, слухов, насилия, мошенничества и т.п.

На уровне организаций, институтов механизм асоцианизации, преступности включает в себя:

• криминогенное общение;

• коррупционные отношения;

• предвыборные технологии;

• пропаганду криминальных ценностей через СМИ;

• изощренные, легализованные способы рэкета через СМИ путем выплаты «оброка» за обязательную рекламу;

• кадровую политику путем расстановки на должности скомпрометировавших себя лиц;

• мошенничество;

• манипулятивные приемы;

• научное и методическое сопровождение преступности (привлечение ученых, экспертов, аналитиков, профессионалов из правоохранительных органов; выпуск специальных учебных пособий );

• последствия неэффективного исполнения уголовного наказания, когда вместо ресоциализации происходит вторичная асоциализация путем повышения криминальной квалификации в местах лишения свободы.

В результате возникают дисфункции государственных, экономических и общественных институтов, что с неизбежностью приводит к их криминализации в конце концов.

В частности, данные институты могут вместо конструктивных функций начать исполнять дисфункции, т. е. вместо:

1. обеспечения безопасности – «крышевание» преступных сообществ;

2. сбора налогов – их сокрытие;

3. контроля за качеством – укрытие подделок, контрафакта на основе взяток;

4. подготовки законов – превращение законодательных органов в биржи по лоббированию нужных криминалу правовых актов.

Все это может привести, в конечном счете, к теневой юстиции, теневой экономике и криминальному бизнесу.

Коррупция – одна из основных проблем современной России. Коррупция угнетает бизнес, препятствуя его развитию. Коррупция усугубляет социальное неравенство, затрудняет неимущим слоям населения доступ к формально бесплатным государственным услугам (образование, медицина и т.п.). Коррупция разлагает политическую систему, смещая цели общественного развития, и способствует политической нестабильности.

Преступность существует на различных уровнях, поэтому организованную следует рассматривать на:

• транснациональном;

• национальном;

• региональном;

• корпоративном;

• личностном уровнях.

Что же касается общеуголовной преступности (различные виды мошенничества, насилия, аддиктивного поведения и т.д.), то она выступает как массовое, групповое, межличностное и индивидуальное явление.

Причины и механизмы организованной и общеуголовной преступности далеко не одинаковы и неоднозначны.

В чем-то они совпадают, но в основном – расходятся.

Так, в качестве механизма как организованной, так и общеуголовной преступности выступает криминогенное общение. Но в рамках организованной преступности оно используется более квалифицированно, профессионально.

Механизм преступности носит как добровольный, так и принудительный характер. К числу средств добровольного приобщения к преступному миру (асоциализации) относятся: криминальная мода (наколки, жаргон, одежда, другие атрибуты.

Однако в качестве механизма организованной преступности могут выступать весьма неожиданные, на первый взгляд, вещи:

1. в отдельных случаях – выборы, предвыборные технологии;

2. коррупция, точнее коррупционные отношения, хотя они и рассматриваются в качестве самостоятельного вида преступлений, но одновременно они выступают способом совершения других преступлений;

3. манипулятивные приемы;

4. использование в криминально пропагандистских и рекламных целях СМИ, в частности T.V., радио, газет и журналов.

5. кадровая политика, когда назначение на должность зависит не от «чистоты» биографии, а наоборот – наличия компрометирующего материала; это обстоятельство делает человека зависимым и управляемым на 100%.

Ясно, что во многом эти явления имеют социально-психологическую природу, что лишний раз говорит о необходимости социально-психологического подхода к пониманию преступности.

Как нет абстрактных преступлений, так нет и абстрактных преступников, которые были бы одинаковы во всем. Поэтому есть основания говорить по крайней мере не просто о личности преступника, а о следующих ее разновидностях: социотипе, связанном с деятельностью организованной преступности, и личности, имеющей отношение к общеуголовной преступности.

С точки зрения индивидуальных различий представители организованной и общеуголовной преступности (уличной, бытовой и т.п.) значительно отличаются между собой.

Собственно говоря, многие теории о личности преступника строились на материале общеуголовной преступности. Связь психического нездоровья с совершением преступлений наиболее ярко обнаруживается при анализе общеуголовной преступности. Имеются в виду различные психические расстройства, начиная от хромосом и кончая акцентуациями характера.

Подобное нельзя сказать о представителях организованной преступности, заниматься которой вряд ли возможно без наличия интеллекта и соответствующей саморегуляции.

Однако сложившиеся стереотипы по-прежнему уводят в сторону индивидуальных различий негативного плана при попытке объяснить природу личности преступника.

Между тем есть нечто общее как у представителей организованной, так и общеуголовной преступности. Это социальная психология. Вот что. Не более и не менее.

Подход к объяснению личности преступника только с позиции индивидуальных различий (психофизиологической, дифференциальной, возрастной, клинической психологии) недостаточно продуктивен. Однако именно этот подход лежит в основе криминальной психологии, точнее говоря, ее раздела о личности преступника.

Вспоминается такой случай. Однажды автор кандидатской диссертации, которая была посвящена влиянию типологических особенностей на коммуникативную активность и статус осужденных, в откровенной беседе признался, что в группе с низким статусом осужденных отмечался большой разброс с точки зрения индивидуальных различий: там оказались лица и с «сильными» и со «слабыми», если можно так сказать, типологическими характеристиками. Но этот факт противоречил исходной гипотезе и соискателю пришлось «подчистить» результаты. На самом деле осужденные попали в группу «изгоев» под влиянием не индивидуальных, а социально-психологических явлений.

Приведенный пример говорит о значении социальной психологии для объяснения индивидуального криминального поведения. При социально-психологическом подходе к анализу личности преступника следует учитывать следующие ее характеристики: ментальность, ценностно-смысловую сферу, мотивационную сферу, когнитивные и Я-характеристики (самоотношения, самооценка и т.д.), статусно-ролевые характеристики, социальные чувства и эмоции (эмпатия, одиночество, агрессия и пр.).

С точки зрения социально-психологического подхода к личности преступника становится ясным, что в основе ее асоциализации лежит деформация ментальности, архетипа и социотипа, ценностно-смысловой и мотивационной сферы, когнитивных, статусно-ролевых и Я-характеристик, социальных чувств и эмоций.

Причины криминального поведения личности связаны с ее социально-психологической природой, деформированной когнитивной, ценностно-смысловой сферой. В этом случае «перевернутый мир» становится нормальными картинами мира, конструктами, «воровские законы» – единственными законами, которые следует соблюдать.

Например, стали привычными такие объявления в газетах, как «Куплю диплом об окончании медуниверситета с печатью. Дорого». По этому поводу никто не возмущается, не начинает расследование. «Все продается – все покупается» стало законом жизни.

Таким образом, индивидуальное криминальное поведение есть следствие деформированного восприятия мира, его понимания и оценивания, а также отношения личности к самой себе, т.е. Я-образа, Я-концепции. Например, дети, воспитанные в мире телевизионного и реального (семейного, уличного и школьного) насилия не представляют жизнь без насилия, насильственного общения.

Следует иметь в виду, что в ряде случаев девиантное поведение может означать «норму», например поведение «диссидентов».

В данном случае речь в основном идет о личности преступника, являющегося представителем общеуголовной преступности. Что же касается представителей организованной преступности, то они пока мало изучены в психологическом плане.

Опасное поведение личности образуется в силу пагубных привычек, аддиктивного поведения.

Аддиктивное поведение – это пристрастие к чему-либо, порочная склонность, злоупотребление различными веществами, приводящими к зависимости от алкоголя, наркотиков и токсических веществ. В конечном итоге алкоголизация и наркотизация приводит к девиантному и деликвентному поведению, то есть совершению разного рода проступков и правонарушений. Дело в том, что аддиктивное поведение приводит к абстинентному синдрому, «ломке» при отсутствии очередной дозы алкоголя или наркотиков; необходимость их приобретения и толкает нередко на совершение правонарушений.

Существуют различные виды аддиктивного поведения: наркомания, алкоголизм, игромания, телемания и т.п.

Аддиктивное поведение – одна из форм деструктивного поведения, стремление уйти от реальности путем изменения своего психического состояния приемом некоторых веществ или постоянной фиксацией внимания на определенных предметах или активностях (видах деятельности), сопровождающихся развитием интенсивных эмоций.

Прибегая к фермам аддиктивного поведения, люди пытаются искусственным путем изменить свое психическое состояние, что дает им иллюзию безопасности, восстановления равновесия. Выбор аддиктивной стратегии поведения обусловлен трудностями в адаптации к проблемным жизненным ситуациям: сложным социально-экономическим условиям, многочисленным разочарованиям, крушению идеалов, конфликтам в семье и на производстве, утрате смысла жизни, близких, резкой смене привычных стереотипов. Разрушительный характер аддикции проявляется в том, что в этом процессе устанавливаются эмоциональные отношения, связи не с другими людьми, а с неодушевленными предметами или явлениями (особенно при химических зависимостях, азартных играх, бродяжничестве и т. п.). Эмоциональные отношения с людьми теряют свою значимость, становятся поверхностными. Способы аддиктивной реализации из средства постепенно превращаются в цель.

К сожалению, на практике встречаются не только первичная, но и вторичная асоциализация.

Происходит это в местах лишения свободы.

В условиях социальной изоляции, конечно имеет место ярко выраженные типичные негативные социально-психические явления.

В докторской диссертации «Криминогенное общение в среде осужденных» (1991 г.) нами были выделены и обоснованы несколько видов деформации в местах лишения свободы.

Деформация в среде осужденных выступает мощным фактором вторичной асоциализации личности.

Об этом достаточно подробно изложено в ряде публикаций, в том числе в учебных пособиях, энциклопедии по юридической психологии и др.

Следует отметить, что негативные социально-психологические явления достаточно полно изложены и в монографии С.А. Кутякина «Организация противодействия криминальной оппозиции в уголовно-исполнительной системе России», Рязань, 2012.

Внутренняя, скрытая от глаз остального общества, жизнь в местах лишения свободы, существующие там традиции и обычаи, «законы» и мораль, этика взаимоотношений и неформальная иерархия всегда вызывали интерес, как среди ученых, так и среди самых широких слоев нашего общества.

Апофеозом тюремного объединения является «воровская» община («воровская семья»), отстаивающая интересы «воровского» – тюремного сообщества в целом и каждого его члена в отдельности от попыток посягательств на них как со стороны администрации исправительного учреждения, так и со стороны осужденных – «беспредельщиков». При чем, с точки зрения позитивного права, эти интересы могут носить незаконный характер.

По мнению целого ряда авторов, зародившись на основе норм естественного право институт тюремных «понятий» вступает в антагонизм с нормами позитивного права регулирующими порядок и условия отбывания уголовного наказания в виде лишения свободы. Конфликт морально-этических норм преступной субкультуры именуемых «понятиями» и норм позитивного права приводит к конфликту между осужденными и администрацией исправительных учреждений, В основе этого конфликта лежит стремление человека к свободе и справедливости, которое активно эксплуатируется «ворами» в своих собственных, противоправных целях.

Основанный на «понятиях» и страхе авторитет «воров» во многих исправительных учреждениях становится для большинства осужденных значительно весомее авторитета не только рядового сотрудника, но и руководства исправительного учреждения. Существующий у осужденных страх перед «понятиями» и стоящими за ними «ворами» и другими «блатными» авторитетами значительно весомее страха перед нормами позитивного права и стоящей за ними администрацией исправительных учреждений.

По сути «ворам», в местах лишения свободы удалось создать собственное «государство в государстве», имеющее свою власть, опирающуюся на общепризнанный в преступном мире институт «понятий». Антагонизм естественно-правовых норм, выраженных в виде тюремных «понятий» и норм позитивного права является одним из факторов, обусловливающих возникновение криминальной оппозиции в исправительных учреждениях.

Отличительной характеристикой мест лишения свободы России второй половины XIX начала XX в. являлось наличие в них самоуправления осужденных. Это самоуправление выражалось в виде тюремной общины (артели). Во главе тюремной общины (артели) находились лидеры криминального сообщества («бродяги»). Начиная с 20-30 г..г. XX в. «воровская» община занимает в тюремной общине лидирующее место. В противоположность тюремной общине «воровская» община не теряет связи со своими членами после их освобождения. «Воровская» община существует и вне мест лишения свободы, в отличие от множества других неформальных объединений осужденных. По степени сплоченности своих членов и их адаптированности к жизни в тюремных условиях эта община превосходит все другие подобные общины.

Под термином «воры» следует понимать особую категорию профессиональных преступников, объединенную в отдельное, имеющее собственную квазинормативную базу сообщество и являющихся топ-менеджерами криминального мира, в том числе в местах лишения свободы.

Феномен «воры» имеет глубокие исторические корни. Являясь элитой преступного мира, наиболее сплоченным его ядром «воры» не могли не возглавить криминальное сообщество России, в том числе и в местах лишения свободы. Высокая степень консолидации и значительные доходы от криминального бизнеса позволили «ворам» лоббировать свои интересы в * высших эшелонах власти государства.

Основными целями деятельности «воровской» общины, в местах лишения свободы является: установление власти над тюремной общиной; ослабление или нейтрализация карательного воздействия уголовно-исполнительной системы на своих членов и солидарных им осужденных; формирование экономической основы сообщества в виде «общака».

Говоря о личных качествах «воров», следует отметить тот факт, что каждый из «воров» по своей природе лидер, способный сплотить и организовать остальных осужденных. Лидерство «воров» является общепризнанным среди подавляющего большинства преступников. Во многом это лидерство подкреплено значительными материально-денежными ресурсами, сосредоточенными в руках «воровской» общины в виде «общака».

Основу деятельности «воровской» общины составляет «воровской» закон, регламентирующий внутриобщинные отношения, а так же ее взаимодействие с окружающим обществом и государственными структурами. В основе «воровского» закона лежит «воровская» идеология. Ее основным постулатом является то, что все люди склонны к тем или иным порокам, в том числе и к незаконному обогащению. Абсолютно безгрешных людей нет. Высоконравственных – единицы. Большинству людей присуще скрывать свои пороки, в том числе и страсть к незаконной наживе. Преступая закон люди хотят, что бы общество не знало об этом, а по-прежнему считало их законопослушными и добропорядочными его членами. В этом, по мнению «воров», проявляется двуличность подавляющего большинства людей. Общество знает или догадывается, что большинство его членов воры, но делает вид, будто не замечает этого. «Вор» не скрывает от общества, что он «вор». В этом и проявляется его «честность». Таким образом, он «честный вор», а не лицемер, который утаивает от окружающих свою преступную сущность. «Уличив общество в лицемерии, в том, что оно фактически, в повседневной жизни, отказалось от того, что провозгласило в своих законах, заключенные как бы принизили его и тем самым возвысили свое сообщество. Его они назвали нравственным, а отвергнувшее их общество – аморальным». По мнению исследователя «воровской» субкультуры С. Снегова в основе такой нравственной позиции лежит мотив самооправдания. «Воры» считают, что если все люди подлы, то и с ними правомочно поступать подло. Такова их психология.

Особенно негативное отношение складывается у «воров» к нарушающим закон сотрудникам правоохранительных органов. В данном случае мораль «воров» заключается в том, что они считают себя людьми более нравственными, чем нечистоплотные на руку служители порядка. Примерная логика рассуждений «воров» здесь такова. Мы воры и говорим об этом открыто. Вы тоже крадете, лжете, фабрикуете дела, берете взятки. Только тайком. Даже друг от друга. Хотя на самом деле вы призваны бороться с этим. Так кто из нас честнее, мы или вы? Мы «честные воры» не скрываем, что мы воры, а вы лицемерно заявляя о своей борьбе с преступностью, сами этими преступниками и являетесь. Мы соблюдаем свой закон, а вы свой нет. На основании этой идеологии делается вывод о том, что если общество само по себе преступно, то каста «воров» должна занимать в нем лидирующее положение

В настоящее время активность «воров», в том числе в местах лишения свободы, находится на подъеме. «Воры» имеют многочисленных сторонников, в первую очередь среди наиболее криминализированной части осужденных. Являясь фактическими лидерами тюремной общины России, «воры» управляют происходящими в ней процессами посредством уполномоченных ими на это осужденных («смотрящих»),

«Воры» и активные участники «воровских» группировок предпочитают не афишировать своей принадлежности к «воровскому» синдикату, скрывают свое истинное лицо под маской законопослушных и лояльных к администрации исправительных учреждений осужденных. В тоже время было бы весьма недальновидным по отношению не только к уголовно-исполнительной системе, но и ко всему обществу и государству в целом недооценивать роль и значение самих «воров», их идеологии и практической противоправной деятельности. «Главным качеством преступного мира является ненависть к государству и обществу, которым он себя противопоставляет». По своей сути «воровское» сообщество является антиподом государства и его социальных институтов. Русская «воровская» субкультура основана на отрицании государства и признает только суд «воров» по «понятиям». В этом проявляется суть антагонизма «воров» и администрации исправительных учреждений.