Текст книги "Воин эпохи Смерша"

И вдруг старший лейтенант Наумов внезапно остановился, потом быстро повернулся и ладонью левой руки дал команду присесть, а указательный палец правой руки вертикально прижал к губам. Это был знак из трех слов: «Внимание, тихо, не разговаривать!»

«Лес шума не терпит! – часто по этому поводу говорил им их начальник подполковник Шурепов. – Треск валежника может вызвать выстрел».

Метрах в ста от них на небольшой лесной залысине-полянке сидели два человека – два офицера Красной армии. В бинокль Виталий хорошо разглядел погоны. У одного они были капитанские, у другого – старшего лейтенанта.

«Неужели это они? – спросил сам себя Наумов. – По всей видимости, парашютисты! Вот везуха! Не дай бог уйдут – головы не сносить от высокого начальства и о четвертой звездочке надо будет надолго позабыть!»

Решение созрело молниеносно – разделить группу на три части и своеобразным треугольником окружить неприятеля.

Когда маневр удался, Виталий вышел из кустов с автоматом наперевес и громко крикнул:

– Вы окружены, оружие в сторону! – И тут же упал на землю, прикрывшись огромным сосновым пеньком, видно, недавно срезанного дерева. Пахло свежей сосновой смолой – живицей, засохшей после потери ствола и кроны. В жаркий день она пахуча вдвойне.

Капитан и старший лейтенант тоже завалились на бок и открыли короткими очередями из ППШ огонь в сторону Виталия. Пули крошили древесину могучего пня, поднимая в воздух и разбрасывая по сторонам пахучую хвойную щепу.

Наумов, переместившись немного в сторону, ответил тоже, но, в отличие от стрелявших явно агентов, длинной очередью в сторону капитана. Тот как-то неестественно повернулся, вздрогнул и замолк, прекратив стрельбу.

«Вот досада, наверное, убил, а ведь он позарез нужен был живым, – подумал Виталий. – Но почему молчат мои помощники?»

И стоило подумать, как прозвучала трель ППШ подчиненного.

Видя безвыходность положения, старший лейтенант, отбросив автомат в сторону, встал на ноги и поднял руки…

* * *

Старший лейтенант оказался не Кабузаном Виктором Петровичем, а сержантом Поповым Семеном Яковлевичем, попавшим в плен при контузии в 1941 году на Западном фронте во время окружения его артиллерийского полка. Тогда к немцам попали целехонькими все орудия полка. Оказались они у врага вместе с пушкарями. Немногим удалось вырваться из окружения. Потом лагерь, разведшкола в Борисове и две ходки за линию фронта с напарником-руководителем в тылы советских частей.

Он оказался радистом.

На допросе не запирался, говорил, что готовился сдаться советским властям в третьем забросе.

– Каким образом? – спросил Наумов.

– Убить Журавлева и явиться с повинной, – ответил Попов.

– Почему же сделали два выхода в эфир?

– По приказу Журавлева, который так и заявил: ежели что – прикончу на месте.

– А в предыдущие две заброски?

– Там тоже были бдительные церберы-Журавлевы…

После получения первичной информации возник главный вопрос – о передатчике.

– Где находится рация? – торопливо спросил Наумов, глядя ему в глаза.

– В лесном массиве под вывороченным корневищем упавшей в бурелом сосны, – последовал ответ. – Тут недалеко…

Через час после задержания на полуторке группа возвращалась в Лиду с трофеями и с трупом немецкого агента.

Несколько дней с Поповым спокойно работал подполковник Шурепов: изучал его личность, интересовался родственными корнями, проверял и перепроверял показания агента.

«Да, первые дни войны были страшными и тяжелыми, – размышлял подполковник. – Психология поведения попавших в плен воинов до сих пор детально не изучена. Да, мы верили нашему богу – Сталину, верили пропагандистской машине, но, когда возникает ситуация «котлов», появляется быстрая переориентация в уме из-за фактора безвыходности.

Получается так, что стоит где-нибудь воздвигнуть храм Господу, как дьявол строит рядышком свою часовню – и самая многочисленная паства оказывается у него. На войне как на войне! Но это, конечно, не повод для предательства. Многие наши воины, попавшие в плен после ранения, вынашивали планы внедриться в немецкие разведшколы, а потом оказаться на Родине, явившись к нам с повинной…»

Было выяснено, что после работы в Западной Белоруссии агенты должны были переместиться в Ригу и соединиться с диверсионно-разведывательной группой «Вест».

* * *

Подполковник Шурепов поверил Попову. Руководители Управления КР фронта и ГУКР Смерш согласились с мнением и планами разыскника.

Тем более к этому времени начальник военной контрразведки генерал-лейтенант В.С. Абакумов убедил Сталина в одной мысли: некоторых разоблаченных немецких агентов из числа советских военнослужащих, согласившихся искупить свою вину, работая и успешно участвуя в радиоиграх и других острых операциях, есть смысл освобождать от уголовной ответственности.

Сталин даже пошел дальше. Он посчитал, что за особые заслуги в работе против немецких спецслужб таких граждан следует отмечать правительственными наградами.

Фактор времени торопил Шурепова как можно быстрее включиться в работу с перевербованным радистом. И вот третья зашифрованная радиограмма ушла в разведцентр абвера уже в рамках оперативной игры «Рига»:

«Густаву. Приступили к проведению плана «зет». Место у «Якова» непригодно – дом разрушен. Хозяин погиб. Бомба. Ищем удобную гостиницу. На станции в первом городе много эшелонов с военной техникой. Документы прошли успешно проверку в комендатуре. Командир».

Планом «зет» предусматривалось изучение мест дислокации крупных воинских штабов на территории Гродненской области с перспективой перемещения в сторону Литвы и Латвии.

Встал вопрос, как немцам объяснить выведенного из игры погибшего Журавлева. Думали, гадали и наконец придумали – во время перемещения в лесном массиве при организации очередного сеанса связи Журавлев случайно подорвался на мине-растяжке, установленной с оставленным боекомплектом.

Немцы поверили. Попов запросил помощника.

«Густаву. Командир погиб на рабочем месте – мина. Одному трудно. Прошу помощи. Нахожусь пока по адресу… (назывались улица и номер дома в Лиде). Продукты на рынках дорогие. Пришлите с оказией батареи питания. Володя».

На совещании у руководства Управления КР фронта было принято решение – ради получения от немцев нового руководителя отпустить курьера. Оперативники не продешевили.

После того как курьер прибыл в абверовский разведцентр и доложил реальную картину по обстановке, Густав прислал очередную шифровку:

«Володе. Для усиления работы по п. 2 плана «зет» направляю руководителя и двух помощников. Пароль и отзыв старые. Ждите не позднее 4 августа. Они вас найдут. Густав».

Пункт 2 плана «зет» предусматривал кроме сбора разведывательной информации проведение диверсионных и террористических операций против личного состава и командования 2-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов.

3 августа 1944 года матерая троица диверсантов была задержана на квартире, в которой «проживал» Попов.

В разведцентр абвера полетела шифровка:

«Густаву. Прибыли благополучно. Приступили к изучению обстановки и планировке акций. Громкий».

Радиоигра «Рига» развивалась успешно еще несколько месяцев, вплоть до 1945 года, но с учетом освобождения Западной Белоруссии и Прибалтики, а также развертывания боевых действий на территории самой Германии немцы потеряли к ней интерес. С разгромом нацистами абвера многие бонзы спецслужб Третьего рейха были охвачены планами спасения своих шкур…

Но вот что интересно: подполковник А.А. Шурепов приедет в Гродно в 1949 году для продолжения своей службы там, где не затихала война после войны с бандитами Армии Крайовой, украинскими и белорусскими радикальными националистами, о чем будет рассказано ниже. В один из первых визитов он посетил Лиду, с которой были связаны организация и проведение контрразведывательной операции по захвату немецкой агентуры.

Глава седьмая
Кравченко, Шурепов и партизаны

Так случилось, что на Северо-Западном фронте воевали в определенное время два почти что одногодка, два майора из военной контрразведки, ставшие со временем генерал-майорами: майор Николай Григорьевич Кравченко и майор Александр Алексеевич Шурепов, соответственно 1912 и 1913 годов рождения. Оба высокие, симпатичные, стройные. Только первый майор – черноволосый, выходец из казаков Черноморья, а второй – блондин, родом из крестьян Поволжья. Им обоим довелось встретить первые залпы войны. Первому – на Украине, второму – в Литве.

А потом волею судьбы оба оказались в самом пекле событий сорок первого. Хотя неимоверно тяжело РККА было везде, особенно в начале войны. Воевали оба в составе особых отделов дивизий и армий НКВД СССР на северо-западе нашей Родины, а потом управлений КР Смерш НКО СССР.

Именно здесь судьба майора Шурепова столкнула с интересной личностью – коллегой, заместителем начальника Особого отдела 34-й армии Северо-Западного фронта (СЗФ) майором Николаем Григорьевичем Кравченко, чья жизнь была поломана в 1959 году в ходе хрущевских гонений на военных и сотрудников госбезопасности, которые были чем-то отмечены Сталиным.

С именем Кравченко есть и другая нить, связавшая Шурепова с генерал-майором Николаем Ивановичем Железниковым. Однако все по порядку.

После назначения в Москве Н.Г. Кравченко на высокую должность, одним из руководителей армейского звена, ему было поручено стать направленцем по особым отделам дивизий объединения.

Вся тяжесть контроля и оказания помощи оперативному составу 245-й, 257-й, 262-й стрелковых дивизий и 25-й кавалерийской дивизии легла на плечи Николая Григорьевича. Он мотался по особым отделам соединений под бомбежками и артиллерийскими обстрелами. Именно в это время плоский осколок вражеской мины, словно бритвой, срезал часть мягких тканей на правой стороне заплечья. Спасла ему жизнь медсестра, находившаяся, к счастью, рядом с ним.

Он ее боготворил и помнил всю жизнь, потому что влюбился в светловолосую красавицу, которой, к сожалению, не довелось ни встретить день Победы, ни стать женой военного контрразведчика…

Она погибла в пекле Демянского побоища. Узнав об этой трагедии, Николай глубоко и долго переживал из-за безвременного ухода из жизни своей спасительницы и любимой, которую поселил в своей памяти навечно. О ней он горевал и часто вспоминал.

Именно в это время, в сентябре 1941 года, у командования Северо-Западного фронта возникла идея локального контрнаступления. Ставка благожелательно отнеслась к этому плану фронта, который в конце сентября перешел в наступление, но сразу же столкнулся с трудностями и яростным сопротивлением немцев. Казалось, сил у фронта хватит, чтобы прорвать оборону фашистов и пойти дальше. Вмешались обстоятельства – началась битва под Москвой, поэтому часть дивизий были изъяты из состава «северян» и брошены для борьбы с «Тайфуном» группы армий «Центр».

В декабре 1941 года командующий Северо-Западным фронтом генерал-лейтенант П.А. Курочкин принял решение нанести вторичный удар по противнику в районе Демянск – Старая Русса и в ходе удачного наступления овладеть городами Дно, Порхов, Псков и Остров.

К середине февраля 1942 года Красная армия окончательно замкнула клещи восточнее Ловати. Немцы оказались в котле. Впервые за много месяцев наступления немецкое командование столкнулось не только с героизмом русских солдат в наступлении, но и с достаточно умелыми действиями их командиров по отражению контратак.

Теперь во всех немецких документах и сообщениях строго-настрого запрещалось употреблять слово «котел». Фашисты придумали вместо этого позорного слова специальное обозначение «Крепость Демянск».

Ставкой было приказано командованию СЗФ не только держать котел, но и проводить наступательные действия. К сожалению, сил для реализации вышестоящих приказов выйти в тыл группы армий «Север» у наших войск не было. Больше того, немцы, используя два полевых аэродрома, перебросили свежие части, задачей которых было деблокировать группировку.

Наши воины семнадцать месяцев держали фашистов в кольце, однако полностью решить задачу не смогли. Противнику удалось вывести свои части и подразделения из Демянского котла и избежать их полного разгрома.

Пятого мая гитлеровцы с трудом, но сняли блокаду. Это была для вермахта победа, которую они высоко оценили и даже отчеканили в честь события памятный знак – «Щит Демянска».

Уже после войны историкам, исследовавшим причины нашего поражения под Старой Руссой, станет известно, что начальник Оперативного управления ОКБ генерал-полковник Йодль в середине августа сорок первого затребовал танковый корпус для ликвидации прорыва 34-й армии. Наша армия была расчленена и частично уничтожена. Спастись довелось немногим. В числе вышедших из окружения оказался и майор Н.Г. Кравченко. Военный трибунал его не тронул, словно чувствовал в этом черноволосом военном контрразведчике наличие каких-то магических линий, которые скоро пересекутся со… Сталиным.

Но об этом несколько ниже.

Причины неудачи действий 34-й армии были названы начальником Управления особых отделов НКВД СССР В.С. Абакумовым. Основными были – потеря управления войсками со стороны командования армией и соединениями армии и неудовлетворительное обеспечение войск авиацией и средствами ПВО.

Случалось так, что немецкие самолеты бомбили войска 34-й армии в течение всего светового дня, нередко группами по восемьдесят – сто самолетов, но никакого противодействия им с земли не оказывалось.

За бездействие были расстреляны генералы: командующий армией К.М. Качанов и начальник артиллерии армии В.С. Гончаров.

Опять части фронта участвовали в боях под Старой Руссой с безуспешным проведением Старорусской и Демянской операций.

20 ноября 1943 года Северо-Западный фронт был расформирован, а его управление выведено в резерв Ставки Верховного Главнокомандования.

Во всех сражениях с войсками, и в первую очередь на незримом фронте, участвовал заслуженно быстро продвигавшийся по службе военный контрразведчик Александр Шурепов.

В немногочисленной литературе его называли то разведчиком, то контрразведчиком, то особистом, то смершевцем. И вот что удивительно, все определения подходят к оценке профессионального труда этой незаурядной и скромной личности, пережившей вместе с супругой тревожное счастье и жестокую войну в качестве разработчика и разыскника.

* * *

Впервые автор услышал о знакомстве генералов А.А. Шурепова с Н.Г. Кравченко в середине 1980-х годов в Киеве из уст бывшего коменданта Особого отдела КГБ СССР по Киевскому военному округу полковника в отставке Василия Владимировича Мартынова. Увлеченный другой тематикой, автор как-то пропустил мимо ушей этот интересный для настоящей книги узел. А сейчас многим бы пожертвовал, для того чтобы вернуться к этой теме, но обстоятельства не позволяют сделать сегодня экскурсию в прошлое. Вот уж действительно, что имеем – не храним, потерявши – плачем.

Что конкретного Мартынов знал о знакомстве, а может быть, и дружбе этих генералов, переживших майорами страшные дни разгрома 34-й армии РККА, – сегодня можно только догадываться.

Думается, они могли познакомиться на Западном или Северо-Западном фронте во время работы по организации взаимодействия с партизанами, так как это был действительно партизанский край и руководство Кремля и Лубянки ставило военным контрразведчикам конкретные задачи по оперативному взаимодействию с народными мстителями во благо помощи Красной армии.

Особенно возрос интерес к партизанскому движению после создания Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД), возглавляемого первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии П.К. Пономаренко.

Массовое партизанское движение, развернувшееся в годы Великой Отечественной войны, было главной формой сопротивления советских людей на оккупированных гитлеровскими войсками территориях Советского Союза.

Только на Псковщине, где воевал Александр Шурепов, действовало двадцать девять партизанских бригад, объединявших около шестидесяти тысяч патриотов.

Понятия «партизаны», «народные мстители», «лесные патриоты», «партизанское движение», «партизанка» в России имели глубокие, если не глубочайшие корни.

Наиболее ярко это движение проявилось в 1812 году после вторжения наполеоновских войск в Литву и Белоруссию. С каждым днем по мере продвижения французов вглубь России оно крепло, расширялось и набирало активные формы сопротивления, в конце концов став грозной силой в борьбе против оккупантов. Крестьянство – основа страны того времени – быстро поняло, что нашествие французских завоевателей несет опасность превращения их в рабов.

В районах Витебска, Орши, Могилева, Смоленска отряды крестьян-партизан совершали налеты на обозы противника с продовольствием и фуражом, брали в плен французских солдат. Смоленская дорога, единственная охраняемая почтовая трасса, ведущая из Москвы на запад, стала первоочередным объектом нападения партизан. Они перехватывали французскую корреспонденцию, ценную доставляли в Главную квартиру русской армии, громили обозы с оружием, боеприпасами, провизией и фуражом.

Была и иная форма организации партизан – армейские партизанские отряды. Первый такой отряд был создан по инициативе М.Б. Барклая-де-Толли. Его командиром стал генерал Ф.Ф. Винценгероде. Позднее покрыли себя неувядаемой славой партизаны отрядов генерала И.С. Дорохова. Главной удачей народных мстителей стало взятие 28 сентября 1812 года города Вереи, важнейшей точки коммуникаций противника. Донесение Дорохова Кутузову было кратким:

«По предписанию Вашей светлости город Верея взят сего числа штурмом».

Кутузов объявил об этом «отличном и храбром подвиге» в приказе по армии. После войны, отвечая на упреки начальника штаба армии Наполеона маршала Бертье о ведении «войны не по правилам», Кутузов 8 октября 1812 года так отреагировал на это обвинение:

«Трудно остановить народ, ожесточенный всем тем, что он видел; народ, который в продолжение стольких лет не знал войны на своей территории; народ, готовый жертвовать собой для Родины…»

Так было во все времена – непобедим тот народ, который встает на борьбу с оккупантами.

Вопрос о партизанском движении на территории СССР решался Кремлем в разные годы по-разному. То партийное чиновничество призывало к нему тщательно готовиться, то отворачивалось от данной проблемы, считая, что «легендарная и непобедимая» будет воевать на территории противника. А о партизанах надо забыть из-за больших финансовых затрат и неэффективности в деятельности на поле боя этого военно-гражданского института.

Однако в конце тридцатых все же решили на всякий случай подготовить тыловое обеспечение «партизанке». Под большим, «особой важности государственным секретом» по указанию партийного руководства республик и областей в лесах готовились склады с оружием, боеприпасами, обмундированием и продовольствием.

До 1933 года Красной армии внушалось, что в будущей войне с ее маневренными операциями «крупная роль будет принадлежать партизанским действиям, для чего надо организовать и подготовить их проведение в самом широком масштабе». Создавались специальные школы и учебные пункты, где готовились солдаты «малой армии».

И вдруг некомпетентность чиновничества вновь заявила о себе – накануне войны руководители страны вдруг передумали. Интерес к партизанскому движению опять пропал. Но начало войны показало, что «лесные мстители» обладают огромным боевым потенциалом, и враг это ощутил на своей шкуре в первые же месяцы противостояния. Заторопилась признать эффективность партизан-патриотов и Ставка ВГК.

Потом Шурепов об этом периоде шараханья политиков-партийцев скажет: «Если 6 было гладко, не было б так гадко».

Действительно, гадко стало из-за недопонимания на самом верху этой проблемы, ценой которой были тысячи жизней, которые можно и нужно было сохранить «…в век, пахнущий и порохом, и болью, и кровью».

Вскоре, как уже говорилось выше, для координации действий порой разрозненных отрядов «гражданской армии» был создан Центральный штаб партизанского движения во главе с П.К. Пономаренко.

Интересная деталь: великий русский писатель-патриот Михаил Михайлович Пришвин в своих дневниках 1941 года, размышляя о катастрофичном положении на фронтах, говорил, что если мы потерпим поражение, и все-все будет разгромлено и уничтожено, и лишь где-то в Сибири далеко от городов и дорог останется несколько людей; и вот они откроют томик Пушкина, станут читать – и тогда отсюда, от этих людей, снова начнется русский народ, снова начнется Россия.

Русская литература – дух добра, справедливости, красоты, который записан в ней душами наших великих предков и передан нам не только для продолжения всегдашнего осмысления проходящей жизни, для назидания, но и для поддержки в тяжелые минуты истории, кои у нас не столь уж редки.

В этих словах творца, в метафорической фразе – «останется несколько людей», улавливается широкодиапазонная мысль: советский, или русский, народ будет сражаться до последнего, разными методами, в том числе и партизанским. Истребить русский народ не дано никакому оккупанту. Многовековая история России – лишнее доказательство тому.

* * *

Майор Александр Шурепов вместе с переводчиком допрашивал захваченного партизанами немецкого офицера. Он был нагл в ответах. Никак не хотел «колоться». Больше того, фашист стал бахвалиться, что скоро придет конец Красной армии и Советскому Союзу. Признался он только в одном: что его дивизия СС «Мертвая голова» в первые месяцы войны потеряла здесь более половины личного состава.

– Но мы отомстим за наших братьев. Эта месть будет сурова и жестока, – продолжал гнуть нацист.

– Ради чего и кого вы воюете? – неожиданно задал вопрос Шурепов.

– В Первую мировую войну мы воевали «За Бога, Императора и Отечество!»

– А сегодня?

– За Фюрера и народ!

– Ничего у вас не получится – Победа будет за нами! Кто громоздит злодейство на злодейство, свой множит страх, – уколол самолюбивого фрица советский майор.

– Почему? – вытаращил бешеные глаза немец.

– А вот почитайте письмо вашего соплеменника.

Шурепов протянул ему клочок бумаги, не до конца исписанный неким ефрейтором Конрадом Думлером.

Он с недоверием взял часть письма и стал внимательно читать. В нем были такие слова:

«Русские – отчаянные смельчаки. Они дерутся, как дьяволы. В нашей роте почти никого не осталось от старых товарищей. Кругом новички, но и они не задерживаются. Каждый день составляем длинные списки убитых и раненых».

После прочтения письма немецкий офицер несколько поостыл и, кажется, стушевался, а потом принялся за свое: – Дезинформация, пропаганда, враки!

Ему задавались и другие конкретные вопросы, так сказать, по «теме».

В конце беседы он выкрикнул:

– Только фюрер приведет нас к победе! Хайль Гитлер!

Он вскочил с табуретки и выбросил перед собой выше головы правую руку ладонью вниз.

На вторые сутки, отсидев в полевой камере предварительного заключения (КПЗ), он развязал язык и стал давать военным контрразведчикам нужную информацию, особенно касающуюся борьбы с советскими народными мстителями. Немец даже привел десять заповедей из правил борьбы с партизанами. Шурепов быстро записывал откровения фашиста:

«Мы, немцы, совершаем ошибки, думая, что если мы не наступаем или не обороняемся в прямом смысле этих слов, то и вообще не воюем. На самом деле война продолжается и тогда, когда мы выезжаем на поле за кормом для лошадей, жарим картофель себе и когда мы спим.

Нельзя допускать того, чтобы русские, которые не могут с нами справиться в открытом бою, нападали на нас врасплох, благодаря нашей беспечности, недопустимой в военное время.

Главный результат партизанской борьбы – беспокойство: страх, возможные слухи среди населения. Навредить нам партизаны могут лишь в том случае, если у нас будет недостаточное охранение, т. е. если мы сами предоставим им такую возможность.

Оружие иметь при себе! Всегда и всюду!»

Признался офицер СС и о решении командующего 16-й полевой армии вермахта генерал-полковника Эрнста Буша навести порядок на оккупированных территориях активизацией борьбы с партизанами. В одном из своих приказов он потребовал:

«Партизаны подлежат расстрелу. Если возникает подозрение, что население покровительствует партизаном, то необходимо взять заложников и при первом же нападении на германских солдат их расстрелять. Населенные пункты, со стороны которых совершались нападения на немецкие войска, должны немедленно подвергаться репрессиям».

Вспомнил военнопленный и указания Гитлера, якобы данные им на одном из оперативных совещаний в середине июля 1941 года и распространенные в войсках СС и вермахта. Фюрер утверждал, что «…эта партизанская война имеет свои преимущества: она дает нам возможность истреблять всех, кто восстал против нас».

Рассказал он и о последнем указании из Берлина, датированном 3 июля 1942 года:

«Кроме операции по очищению от партизан местности западнее шоссе Старая Русса – Холм, никаких особых боевых действий не предпринимать…»

Эта информация позволила нашему командованию сберечь силы и предупредить народных мстителей, действовавших в указанных районах, что на них готовятся облавы.

Неожиданно в блиндаж вошел молодой подполковник, который представился Шурепову заместителем начальника Особого отдела армии. Назвал он себя Кравченко и предъявил соответствующий документ. Оказалось, что подполковник по заданию фронтового начальства обобщает материалы о взаимодействии органов военной контрразведки с партизанскими отрядами по совместной борьбе с агентурой противника, пытавшейся внедриться в среду народных мстителей. Он захватил с собой несколько обобщенных справок по этому вопросу. Так случилось, что Кравченко, только что получивший звание подполковник, еще не единожды встретится с Шуреповым.

А потом судьба их разъединит надолго, но все равно какая-то сила уважения к «старшему» другу сохранилась у Александра Алексеевича. Даже тогда, когда генерал-майор Кравченко в 1959 году на должности начальника Особого отдела КГБ при СМ СССР по Прикарпатскому военному округу был незаслуженно обижен не хрущевской властью, а лично новым хозяином Кремля, они поддерживали телефонные контакты.

Александр Алексеевич Шурепов был порядочным человеком, и судьба коллеги его волновала. Для него он не стал забытым генералом, хотя многие тогда прекратили с ним всякие связи.