Текст книги "Черчилль. Полная биография. «Я легко довольствуюсь самым лучшим»"

Внутри британского кабинета выявляются две линии – умеренных и крайних. Первую линию представлял премьер-министр Ллойд Джордж. Стенограммы заседания военного кабинета 18 октября и 14 ноября 1918 года говорят о том, что премьер вовсе не горел желанием расширить интервенцию. Министерство иностранных дел (в лице Бальфура) также не поддержало идеи крупной интервенции. Представители противоположной линии – руководители военного министерства Мильнер и сэр Генри Уилсон возражали против ухода из Мурманска. Лорд Керзон заявил, что англичане должны выполнять свои обещания белым.

Черчилль исходил из собственной аксиомы: «Мы можем оставить Россию, но Россия не оставит нас. Если мы начнем отступать, она будет следовать за нами. Русский медведь протянул свои кровавые лапы через снега к мирной конференции». Даже коллеги-министры нашли его позицию экстремистской. Премьер-министр Ллойд Джордж сказал 31 декабря 1918 года: «Уинстон желает вести войну против большевиков, но именно этот курс и мог бы вызвать революцию!» Ллойд Джордж не отвергал напрочь идею переговоров с коммунистическим правительством в Москве. Узнав об этом, Черчилль бросился на Даунинг-стрит и, согласно дневнику близкой знакомой премьера, сказал Ллойду Джорджу, что «признание большевиков означало бы легализацию всех существующих на земле пороков». Но и такая аргументация не убедила премьера-министра, он думал о новом европейском раскладе сил и не желал стать жертвой иррациональных предубеждений.

Именно в это время газета «Дейли экспресс» писала (перефразируя выражение Бисмарка о померанском гренадере и Ближнем Востоке): «Замерзшие равнины Восточной Европы не стоят костей одного британского гренадера». Ллойд Джордж опасался новой войны не потому, что внезапно стал пацифистом, а потому, что пришел к выводу, что это социально опасно и не соответствует британским интересам. К новому 1919 г. белых поддерживали не менее чем 180 тыс. войск интервентов из Англии, Франции, Италии, Греции, Сербии, Японии, Соединенных Штатов и Чехословакии, но Лондон уже смотрел в другую сторону: кто будет сдерживать посягательства на гегемонию в Европе французов и немцев. Важно отметить то обстоятельство, что капитуляция Германии лишила интервентов легального объяснения их присутствия – восстанавливать восточный фронт уже не требовалось. Но Черчилль обосновал свое неприятие власти в Москве уже новыми обстоятельствами – необходимостью блокировать мировую революцию и необходимостью сохранить на русских просторах цивилизацию. Черчилль заявил, что у Англии есть лишь два выбора: она может или позволить русским «убивать друг друга без помех» или вмешаться «посредством крупных сил, имеющих все необходимое механическое оснащение». Он склонялся ко второму выбору и предлагал довести численность войск на территории России до 30 дивизий.

Начальник британского генерального штаба Уилсон записал в дневнике: «Уинстон полностью против большевиков, и он в этом вопросе выступает против Ллойда Джорджа». Черчилль потребовал посылки союзной армии, чтобы «восстановить прежде существовавшее положение и создать демократическое правительство». Он указывал, что «большевики представляют собой лишь небольшую часть населения, они будут удалены и потеряют значение в случае, если всеобщие выборы будут проведены под присмотром союзников». Выступая за активное противодействие большевистской революции, Черчилль стал все больше полагаться не на руководителей правящих либералов (признанным лидером которой был Ллойд Джордж), а на правую часть этой коалиции, на агрессивных консерваторов. Наиболее яркая фигура среди консерваторов – Бальфур сказал в эти дни Черчиллю: «Я восхищаюсь, насколько эмоционально вы подходите к определению истины». А премьер Ллойд Джордж смотрел на своего военного министра без особого одобрения – великий политик знал, что война сделала свое дело и английский народ ни при каких обстоятельствах не предпримет крестовый поход против новой российской власти. Англичане еще оплакивали 750 тысяч своих могил в Первой мировой войне.

* * *

Черчилль вступает в период, когда – между 44 и 48 своими годами – когда он молод и энергичен при уже большом жизненном и политическом опыте, он молод для министра, имеющего такой большой политический опыт. Он с охотой летает на самолете, хотя аварии одна за другой случаются с ним в эти годы. Он опекает создаваемые Королевские военно-воздушные силы как особый род войск.

Во время выборов, последовавших за окончанием второй мировой войны, едва ли не общим мнением было: «Немцы должны заплатить за все». Таково было настроение, с которым коалиция либералов и консерваторов в конце 1918 года пошла на выборы и победила. Черчилль был переизбран. Королевская комиссия пришла к заключению, что «прежде всего, благодаря восприимчивости, мужеству и энергии уважаемого Уинстона Черчилля, общая идея использования такого механизма ведения войны как танк была реализована в практической плоскости». Он показал свою исключительную работоспособность, он проявил немало мужества и неистощимую энергию. И пролетарский город Данди, где Черчилль шел в одном списке с профсоюзами, послал его в палату общин. Теперь он мог претендовать на самые высокие посты в правительстве. Лично он хотел бы вернуться в адмиралтейство. Премьер-министр Ллойд Джордж предложил ему военное министерство. Многие военные были против назначения Черчилля военным министром, считая его авантюристом, но Ллойд Джордж со своей стороны испытывал инстинктивное недоверие и неприязнь к профессиональным военным. В годы войны у него было немало столкновений с высшими британскими офицерами. Он не доверял их стратегии и много раз противопоставлял им собственные идеи. Премьер хотел видеть главою военного ведомства человека сходного темперамента.

В качестве военного министра Черчилль распоряжался армией в 3,5 млн. человек. Предполагалось, что примерно третья часть ее будет необходима для оккупации Германии и Ближнего Востока. Две трети должны были быть возвращены домой, армия требовала скорейшей мобилизации. Уже в первый день пребывания на своем посту Черчилль получил телеграмму от фельдмаршала Хейга о быстром ухудшении морального состояния войск. Волнения имели место во Франции, Фландрии, Месопотамии, Палестине, Греции и Италии. Хейг предупреждал, что, если не будет проведена быстрая демобилизация, «немцы, видя крушение нашей армии, получат возможность продиктовать новые условия мира». Самого же Черчилля больше всего беспокоило воздействие революции в России, влияние большевиков, которые вели активную пропаганду среди солдат как потерпевших поражение, так и победивших армий. Сэр Генри Уильсон – начальник генерального штаба отметил в дневнике, что новый военный министр приказал вернуть домой только те «войска, на которые можно положиться».

У Черчилля была довольно большая свобода действий, поскольку Ллойд Джордж находился в Версале и все его время поглощали переговоры с президентом Вильсоном и премьером Клемансо. Он испытывал двойственное чувство. С одной стороны, он не мог задержать демобилизации, а с другой – полагал, что Англия, как великая держава, нуждается в постоянной большой армии. С его точки зрения, послевоенная Европа могла довольно быстро возродить угрозу для Англии. Более всего его страшил социальный взрыв, такой, как, скажем выступление 70 тысяч немецких солдат под знаменем Красного солдатского союза, которые захватили казармы в Бохуме, разогнали полицейских в шести городах Рура и провозгласили республику. Правительство Британии (как и правительство Соединенных Штатов и Италии) с одобрением отозвалось о карательных операциях рейхсвера против восставших. Только французы были ожесточены вхождением немецких войск в Рурскую область, которой надлежало быть нейтральной. Черчилль, обсуждая эти события с Андре Лефевром, французским военным министром, говорил без экивоков: «Главной угрозой западной цивилизации является не германский милитаризм, а русский большевизм». Прогуливаясь с коллегами по Булонскому лесу и обсуждая проблемы Запада, Черчилль стэком указал на Восток: «Россия!… Россия – вот где определяется погода!» Его самое краткое определение ситуации: «Россия, эта очень большая страна, эта очень древняя страна, находится в руках невежественных людей, владеющих смертоносным оружием».

Черчилль запросил всех командующих, согласятся ли их солдаты «быть рекрутированными для заграничных операций, прежде всего в России». Этот, помеченный грифом «секретно и срочно» циркуляр запрашивал также о возможности использовать войска против забастовщиков и прочих нарушителей общественного порядка. (Копия запроса неведомыми путями попала в газету «Дейли геральд» и надолго испортила социальную репутацию Черчилля). Ответ отовсюду пришел единообразный: войска пойдут куда угодно, но не в Россию. Этот ответ предопределял дальнейшее: упор будет сделан не на посылке воинских контингентов, а на помощи белым деньгами и оружием.

Но и посылка войск не исключалась полностью. Черчилль говорил Ллойду Джорджу, что лучшим местом их применения был бы Омск. Он предложил бы Соединенным штатам не препятствовать сближению Колчака с японцами. Если русские (белые) договорятся о посылке японцами нескольких боевых дивизий, он (Черчилль) не видит, как могут быть ущемлены английские интересы. Он предложил «послать несколько тысяч английских добровольцев и позволить японцам осуществить главное».

В дальнейшем политика Черчилля формировалась во многом под влиянием впечатлений генерала Пула, прибывшего в конце января 1919 года из Южной России. «Генерал Деникин, – по его мнению, – не является ни великим военачальником, ни хорошим администратором, но он большой патриот и пользуется уважением окружающих. Большевики никогда не были очень хорошей боевой силой. Все, что требовалось в кампании против них – так это элемент неожиданности… Если мы обеспечим (белых) оружием, как мы обещали, этого будет достаточно».

Черчилль более всего опасался, что, гонимые Антантой и Штатами, Россия и Германия найдут способ сближения между собой. Через пять или шесть лет «Германия будет, по меньшей мере, вдвое больше и мощнее Франции в наземных силах… Будущее таит эту угрозу… Если в России к власти не придет дружественное нам правительство, то Россия автоматически станет жертвой Германии… Русская ситуация должна рассматриваться как часть общей борьбы с Германией и, если мы не сможем заручиться поддержкой русских, то возникнет возможность создания грандиозной коалиции от Иокогамы до Кельна, противостоящей Франции, Британии и Америке. Я рассматриваю создание дружественного правительства в России и сильную Польшу как два важнейших стратегических элемента». Оптимальным вариантом было бы столкновение Германии и России, а главной задачей момента он считал поощрение немцев к вторжению в Россию. С примерным цинизмом он писал одной из своих знакомых: «Пусть гунны убивают большевиков». Черчилль слал гаубицы Колчаку и Деникину и призывал волонтеров присоединиться к английскому легиону, служившему арьергардом в ходе эвакуации интервентами Мурманска и Архангельска. Эта агитация привела к тому, что более 8 тыс. англичан записались в легион.

Вечером 14 февраля 1919 г. Черчилль встретился в Париже с президентом Вильсоном. Президент стоял на той точке зрения, что союзные войска должны покинуть Россию. Черчилль указал, что результатом будет уничтожение всех антибольшевистских армий в России и «бесконечный праздник насилия».

Видя растущее нежелание «большой четверки» вмешиваться в неразрешимые русские проблемы, Черчилль сделал свои выводы. На заседании Комитета десяти 15 февраля он потребовал более гуманного обращения с Германией и частичного ее восстановления как важного элемента европейского порядка. Он теперь рассуждал (указывая на отдаленную историческую перспективу) следующим образом: «Германия в грядущие годы приступит к производству вооружений и выполнит свои планы, но она открыто выступит только тогда, когда мы и наши нынешние союзники начнем взаимные ссоры, что к сожалению может случиться в будущем… Возникает серьезная опасность того, что, если мир не будет быстро укреплен, Россия и Германия найдут общий язык. Обе они погрузились в пучину унижений, причину которых представители обеих стран усматривают в ошибочности выступления друг против друга. Если они объединятся, это будет иметь самые серьезные последствия». Черчилль предложил создать Союзный совет по русским делам, владеющий полномочиями вводить политические, военные и экономические санкции. По свидетельству секретаря совета Мориса Хэнки, речь Черчилля имела «электрический эффект».

Ллойд Джордж придерживался другой логики. До сих пор расходы англичан не дали нужных результатов. Он подсчитал, что стоимость английского военного вмешательства в русские дела равнялась 150 миллионам фунтов стерлингов в год. 11 марта 1919 года английскому командованию на севере России было предписано начать эвакуацию. Черчилль предпринял отчаянную попытку затормозить этот процесс на заседании военного кабинета 17 марта: «Большевизм не бездействует. Он наступает и если его поток не будет остановлен, он затопит всю Сибирь и дойдет до японцев, он прижмет Деникина к горам, а приграничные прибалтийские государства будут завоеваны. Нет сомнения, что в ситуации, когда все наши ресурсы рассредоточены, и Индия подвергается угрозе, западные державы должны побеспокоиться о себе и удесятерить свои усилия». Меморандум военного министерства от 15 апреля сообщил об увеличении численности Славо-британского легиона, о наступлении из Архангельска на Котлас с целью сомкнуть ряды с северным флангом фронта Колчака. 26 мая Британский корпус волонтеров сменил в Архангельские американские и французские войска. Полки Колчака подошли на расстояние семисот километров от Москвы и западные союзники признали его русским правительством де факто. Однако в июне удача изменила Колчаку, его войска начали отступать, и операция, нацеленная на Котлас, так и не была осуществлена.

В июле 1919 года, после того, как в войсках генерала Айронсайда, базировавшихся на Архангельск, вспыхнул мятеж и три офицера были убиты, Черчилль все же отказался от наступления на Котлас. Но Черчилль напомнил кабинету, что основные силы большевиков борются с Колчаком и Деникиным, и если оба они будут разбиты, «у большевиков окажется примерно 600 тысяч человек, которые можно будет использовать для распространения их доктрин на малые государства, такие как балтийские провинции, Чехословакия и Румыния, с интересами которых мы себя идентифицируем».

15 августа 1919 года Черчилль добился последнего займа для Деникина, но Ллойд Джордж уже отдал приказ покинуть Архангельск и Мурманск к октябрю.

Всем непредубежденным наблюдателям к осени 1919 года стало ясно, что белые армии теряют позиции. Был ли смысл им помогать? Один за другим британские политики переходили на более умеренные позиции. Министр иностранных дел Керзон пришел к выводу, что политика белых в России завершилась «полным фиаско». Другой влиятельный член кабинета – министр финансов Чемберлен – заявил, что белые «полностью потеряли доверие». Ключевая фигура – Ллойд Джордж – все более склонялся к позициям скептиков: если даже силы интервентов будут удвоены, то и тогда трудно рассчитывать на удовлетворительные итоги. Он писал Черчиллю: «Если Россия желает сбросить правление большевиков, помощь, которую мы предоставляли ей, дает для этого полную возможность. Мы выполнили полностью наши обязательства, данные Деникину и Колчаку. Но английское общество не потерпит траты еще больших средств на глупые военные предприятия. Давайте повернем фокус нашего внимания на наши собственные дела и оставим Россию в покое».

Влиятельные слои в Англии выступили против авантюризма. Газета «Дейли экспресс» писала: «Страна абсолютно не желает идти войной против России. Покончим же с манией мистера Черчилля. Вернем наших людей назад». Большое противодействие оказала лейбористская партия, которая в эти месяцы принимала в свои ряды тысячи разочарованных либералов. Распад либеральной партии и усиление лейбористской партии имели большое значение для будущего Британии. В июне 1919 года конференция лейбористов приняла резолюцию, осуждающую «войну в интересах финансового капитала» и призвала к прекращению британской оппозиции коммунизму. Докеры в Лондоне отказывались грузить суда для белой армии, а Рамсей Макдональд – лидер лейбористской партии писал в «Социалистическом обозрении»: «Черчилль включился в свою сумасшедшую авантюру так, словно он является императором Британских островов».

Однако остановить военного министра было не так-то просто. Теперь он полагал, что для предотвращения распространения большевизма в Европе Лондону следует стимулировать союз Германии и Польши. В палате общин Черчилль указывал на недооценку исходящей от России угрозы британской империи. «Большевизм грозит британскому господству в Индии». В этом месте случилось самое страшное, что может случиться с оратором. Его слова были встречены смехом.

В середине 1919 г. Ллойд Джордж убедился в том, что посылка войск на русский фронт не дает белым армиям решающего перевеса. К такому же выводу пришли американцы и французы, начав отвод из России экспедиционных сил. Плывя уже против течения, Черчилль продолжал военные поставки Деникину, он даже предложил построить для него железную дорогу. Чтобы как-то рационализировать всю эту политику, Черчилль предложил потребовать от Деникина принятия программы земельной реформы, восстановления «учредительной ассамблеи, основанной на демократических выборах, которая определит будущую форму русского правительства», признания независимости Польши, Финляндии и Балтийских государств. Деникин же, полагая, что недалек от полной победы (его войска взяли Одессу, Ростов-на-Дону, Киев, Харьков и продвигались к Москве), игнорировал условия Черчилля. В это же время Юденич, поддерживаемый британским флотом, приближался к пригородам Петрограда. Именно тогда последовало заявление Черчилля о том, что войска 14 наций объединились в крестовом походе против большевизма.

Однако осенью 1919 года стало ясно, что Деникин обречен. 20 ноября кабинет министров решил не возобновлять морской блокады на Балтике, не помогать эвакуации белых в Крым. По приказу Ллойд Джорджа британский экспедиционный корпус был эвакуирован. Человек, который каждый день переставлял флажки на карте России, показывая перемещение белых армий, теперь вынужден был собрать флажки и снять карту. 7 февраля 1920 г. Колчак был расстрелян в Иркутске. Юденич бежал в Англию, Деникин передал командование барону Врангелю и отплыл во Францию. Идеи Черчилля помочь Врангелю ждал холодный прием. Один из английских министров записал в своем дневнике: «На заседании кабинета этим утром премьер-министр сделал Уинстону выговор относительно его политики в России. Уинстон пожаловался, что мы не имеем цельной политики. Это положение премьер-министр попросту высмеял. Наша политика заключается в том, чтобы избежать прискорбных результатов той политики, которую Уинстон Черчилль пытается навязать всему кабинету».

В тот день, когда Красная Армия взяла Харьков, Ллойд Джордж договорился с Клемансо «не заключать дальнейших соглашений с целью помощи антибольшевистским элементам в России вооруженными силами, военными материалами и финансовыми дотациями». Поскольку Германия находится в прострации, «открывается возможность опоры на сильную Польшу». Именно Польше поручалось теперь быть «санитарным кордоном» на пути коммунизма. Это была как раз та политика, с которой Черчилль не был согласен. В сентябре 1919 г., когда президент восстановленной Польши Падеревский запросил у союзников помощи для вооружения 500-тысячной польской армии с целью похода на Россию, Черчилль (как и начальник штаба Уилсон) выступил против: «Было бы безумием для нас помогать Падеревскому в попытке оккупировать Москву. Если что-либо и может объединить Россию воедино, так это марш поляков на Москву. Деникин и Ленин возьмутся за руки, чтобы нанести поражение такому нашествию». Хотя поляки взяли Киев и оккупировали большую часть Украины, этот польский триумф (как и предсказывал Черчилль) был краткосрочным. Вторжение на собственно русскую территорию способствовало объединению русских сил на патриотической основе. Киев был освобожден в июне 1920 года, а в середине августа Красная Армия дошла до пригородов Варшавы. На польской территории фортуна отвернулась от Тухачевского и Буденного. Министр иностранных дел Керзон предложил свои услуги в качестве посредника на переговорах. После поражения Красной армии под Варшавой 12 октября 1920 года в Риге был подписан мир.

После последовавшего в ноябре 1920 года поражения Врангеля, когда в целом политика опоры на белые армии была признана ошибочной, положение Черчилля в кабинете усложнилось. Показательно, откуда ему пытались оказать помощь. Британские офицеры в Берлине информировали правительство Ллойд Джорджа, что генерал Людендорф хотел бы встретиться с военным министром Черчиллем и обсудить проблему большевистской опасности в Европе. Как это ни экстравагантно звучит, но в то время Уинстон Черчилль позитивно откликнулся на призыв Людендорфа, и это было политической ошибкой. Несколько английских министров выразили свое возмущение линией Черчилля. Так министр образования написал Ллойд Джорджу об обеспокоенности кабинета, большинству членов которого было ясно, что цели у Людендорфа вполне определенные: использовать антисоветские тенденции с целью укрепления позиций Германии в период ее военного поражения. Но Черчилль смотрел на дело иначе. Четыре с половиной года был он крайним врагом Германии. Однако у Англии нет постоянных союзников, постоянны лишь ее интересы. Черчилль писал: «С моей точки зрения, нашей целью должно ныне быть строительство сильной мирной Германии, которая не нападет на наших французских союзников, но которая будет служить оплотом против большевизма». Так мы видим появление схемы, которая будет весьма популярна в последующие два десятилетия: создать из Германии антисоветскую силу и при этом закрыть глаза на возможность своекорыстного использования Германией своей мощи. Наступит время, когда Черчилль станет самым яростным противником такого самоослепления, но в данный момент он находился в начале процесса и он полностью его поддерживал. Тот факт, что Черчилль готов был обсуждать противодействие России даже с Людендорфом, говорит сам за себя.

Большинство английских министров полагало, что события в России выходят за пределы главной орбиты британских имперских интересов. Они касаются собственно России, и у большевиков, полагали министры, слишком много трудностей, чтобы угрожать внешнему миру. В Лондоне смотрели на карту: Финляндия стала независимым государством. Эстония, Латвия и Литва теперь закрывали России выход к Балтийскому морю, в то время как Кавказ пребывал в неопределенном положении и здесь власть центрального (московского) правительства еще не достигла прежних границ России.

В Лондоне стало зреть чувство, что максимальное ослабление Москвы не соответствует английским интересам. С точки зрения Ллойд Джорджа, Россия должна была быть достаточно сильной, чтобы противостоять Германии. Прибывшая в Лондон торговая делегация Советской России была принята со всеми обычными почестями. Опекавший своего младшего партнера, премьер заметил в эти дни, что антибольшевизм Черчилля объясняется тем, что кровь герцогов восстает в нем против убийства русской императорской семьи. Черчилль не соглашался с таким объяснением: «Эти люди (большевики) не свергали царя… То, что они низвергли было Русской республикой. То, что они уничтожили, было русским парламентом». Черчилль начинает раздражаться премьером:”Когда кто-либо достигает вершины власти и преодолевает столько препятствий, возникает опасность возникновения у него представления о своем всемогуществе”.

В это время вернувшийся из России Герберт Уэллс сделал заявление, что эксцессы революции были необходимы для «восстановления социального порядка», и что британская морская блокада явилась одной из причин голода в России. Черчилль, отвечая в «Санди экспресс», написал слова, сильнее которых трудно что-либо представить: «Мы видим как большевизм есть тело пораженного; мы видим ужасающий рост опухоли, которая растет на теле жертвы. А сейчас мистер Уэллс, этот философский романтик, приходит к заключению, что эта болезнь – единственное, что может обеспечить единство этого государства и что мы должны помогать и даже культивировать ее. В конце концов это, мол, просто ведь другая форма жизни, это новый социальный порядок». Полемика вызвала бурю среди интеллектуалов. Герберт Уэллс знал Черчилля много лет и ответил немедленно: «Я полагаю, что Черчилль не должен занимать никакого общественного поста. Я хочу, чтобы он ушел из общественной жизни». Такое мнение становилось все более популярным в стране – политические воззрения Черчилля приходили в противоречие с национальным общественным мнением.

Гостья на 47-летнем юбилее Черчилля отметила, что его аргументы не соответствуют английскому стандарту здравого смысла. Ллойд Джордж даже восхитился непреклонностью своего коллеги: «Черчилль – это единственный оставшийся в живых настоящий тори». Как бы там ни было, но Черчилль сам подписал себе приговор: как военный министр он, руководствуясь абсолютной ненавистью к русской революции, привел свою политику к полному фиаско. При этом Черчилль почти в одиночестве отказывался признать свое поражение.

Завершая в 1929 году последний том истории первой мировой войны, он писал об «отравленной России, об инфицированной России, о чумой пораженной России; России вооруженных орд, бряцающих не только штыками и пушками, но сопровождаемой тучами тифозных бактерий, которые поражают тела людей, политическими доктринами, которые разрушают здоровье и даже душу наций». Черчилль стал одним из идеологов «санитарного кордона», который защищал бы Европу от «политической инфекции». Черчилль так подводил итог в 1929 году: «Россия заморожена бескрайней зимой недочеловеческой доктрины и сверхчеловеческой тирании».