Текст книги "Колдовской мир. Год Единорога"

15
Херрел бросает вызов

Но заснуть мне так и не удалось.

– Херрел, мне не спится. Расскажи, что ты задумал? К чему мы должны быть готовы? Кто предупрежден – тот вооружен, помнишь?

Он повернулся ко мне, и, хотя лицо его было наполовину скрыто падающей от шлема тенью, я увидела, что он улыбается.

– Слова истинного воина. Так слушай же: я не собираюсь ждать, пока они вызовут меня на бой, – я сам брошу им вызов. Когда взойдет луна, я подожгу эту охапку корней, и нашим врагам ничего не останется, кроме как явиться сюда.

– Снова колдовство?

Он засмеялся:

– Такова природа Всадников – ни один из нас не может противиться зову пламени, пляшущему на дереве столь же древнем, как и он сам. Они не ожидают от меня такой дерзости, ведь, по их убеждению, я должен сейчас быть далеко – радоваться свободе и довольствоваться мизерной толикой надежды. Но я призову их и встречу во всеоружии!

– Ты думаешь, у тебя есть шанс? – не удержавшись, спросила я.

– Сегодня ночью, Гиллан, все решит судьба. В каком бы облике они ни явились, они не смогут отказать мне в праве вызвать на бой Халса.

Оставалось лишь надеяться, что судьба будет к нам благосклонна. В конце концов, Херрел знал Стаю и Арвон, и если он решился на столь отчаянный поступок, значит выбора у него не было.

– Херрел, но ведь это мне они причинили зло. Разве я не могу призвать их к ответу?

Он положил меч на колени, провел пальцем по клинку от рукояти до кончика, а потом, подумав немного, протянул его мне рукоятью вперед:

– Существует один обычай… Но он возлагает на тебя тяжелое бремя.

– Ну же, расскажи!

– Если при свете огня ты укажешь на Всадника и верно назовешь его имя, он обязан принять человеческий облик. Тогда ты можешь потребовать от него искупить причиненное им зло кровью и поручить мне биться за тебя. Но если ошибешься – станешь всецело принадлежать Всаднику.

– В таком случае какая разница, кто бросает вызов – ты или я?

– Если ты победишь, то можешь потребовать, чтобы тебе вернули Гиллан, а если вызов брошу я, платой за успех будет моя жизнь и честь.

– Я вызову Халса. Укажу на медведя и назову имя.

– Ты видела лишь немногие из наших масок. Мы умеем превращаться в разных существ, и навряд ли на такое испытание Халс явится в привычном тебе облике медведя.

– Но ты можешь подсказать мне…

Он замотал головой, не давая мне договорить:

– Нет, не могу – ни словом, ни жестом, ни даже мыслью! Ты все должна сделать сама. Победишь ты или потерпишь поражение – это бремя нести тебе, тебе одной.

– Но у меня есть истинное зрение, не забывай.

– И хорошо ли оно тебе служит? – спросил он.

Я вспомнила размытые очертания города, увиденные днем, и моя уверенность в собственной силе пошатнулась.

– Сегодня я пыталась… пыталась проникнуть сквозь покров иллюзии… – пробормотала я.

Херрел забрал у меня меч и решительно заявил:

– Мы не можем так рисковать. Я брошу Стае вызов, а там видно будет.

Но его слова не шли у меня из головы. Прислонившись к колонне, я в задумчивости гладила древний выщербленный камень. Мне хватило бы всего нескольких мгновений, чтобы увидеть истинный облик Всадников и назвать верное имя. Как же мне разрушить иллюзию? Думай, думай… В моей сумке есть не только снадобья от хворей, но и травы, которые обостряют чувства и проясняют разум…

– Херрел, ты не принесешь мне мою сумку со снадобьями?

– Для чего она тебе?

– Сумку, Херрел! Сколько у нас времени?

Он странно на меня посмотрел, словно догадался, что я задумала, однако послушно выполнил мою просьбу.

– Этого я не знаю, – ответил он на мой вопрос, кладя сумку мне на колени. – Огонь я разожгу, когда взойдет луна, а затем нам останется лишь ждать.

Ответ его мне не понравился – я должна была знать наверняка, сколько времени в моем распоряжении. Я открыла сумку и на ощупь нашла нужную мне бутылочку из кварца.

– Так что ты придумала?

Я показала ему бутылочку. В сумеречном свете казалось, будто от нее исходит слабое сияние.

– Известна ли вам, господин, трава под названием моли?

– Где ты ее раздобыла? – удивленно охнул Херрел.

– В саду при аббатстве. Настойкой моли почтенная дама Алусан лечила от порчи. Если быть точной, произошло это лишь единожды – в Долинах ведь нет колдунов. – Я улыбнулась. – Один солдат, которому отказали ноги, пожаловался, что это Всадник-оборотень навел на него порчу. Так ли это было на самом деле или нет, не знаю, но дама Алусан дала ему настойку моли и приказала добавлять несколько капель в пиво, и уже через три дня он снова начал ходить. Но у этой травы есть и другое свойство – она разрушает иллюзии.

– Но как ты собираешься ее использовать, если еще не знаешь, кто и в каком облике явится перед нами?

– А мне и не нужно этого знать. Я хочу разрушить собственную иллюзию. Сколько продлится действие травы, мне неизвестно, а значит, нужно точно подгадать время, чтобы истинное зрение не вернулось слишком рано или слишком поздно. Поэтому ты дашь мне знак…

– Это очень рискованно, Гиллан.

– Все, что мы собираемся сегодня сделать, рискованно, Херрел, так что не лучше ли хотя бы попытаться склонить судьбу на нашу сторону?

– Но что, если у тебя ничего не выйдет?

– Нельзя вечно видеть одни лишь тучи, отрицая, что за ними прячется солнце. Ты мне поможешь?

– Да. Я тоже буду чувствовать зов огня и узнаю об их приближении раньше, чем их увижу.

Я разжала вспотевшую ладонь и посмотрела на кварцевую бутылочку. Как ничтожно малы наши шансы на победу…

– Херрел, пока не взошла луна, расскажи мне о своей стране. Какой он, настоящий Арвон?

И Херрел начал свой рассказа. Он поведал мне о народе, населяющем эти земли, о силе и величии Арвона и о его темных сторонах. Любому кажется, что нет на свете края милее, чем родной, в особенности если волею судьбы ты с ним разлучен. Но даже мне, чужестранке, Арвон показался прекраснее родных Долин Высшего Холлака, истерзанных войной, и я искренне восхищалась его народом, по-прежнему могучим и отважным, пусть золотой его век и остался давно позади.

Все жители Арвона, как объяснил мне Херрел, в той или иной степени владели магией. Были среди них адепты – истинные мастера, в уединении постигающие тайны ушедших эпох и иных миров, но их остались считаные единицы. Представители четырех кланов – Красные мантии, Золотые мантии, Голубые мантии и Серебряные мантии – магию использовали лишь в редких случаях. Они выглядели как обычные люди, но жизнь их была намного дольше человеческой. Помимо них и Всадников-оборотней, в Арвоне жили и другие люди: одни прислуживали в храмах высших сил, другие обитали в реках и озерах, третьи предпочитали селиться в тени деревьев, при этом некоторые имели животный облик, но обладали разумом.

– Твой Арвон полон чудес! – воскликнула я. – Думаю, целой жизни не хватит, чтобы увидеть их все!

Улыбнувшись, Херрел встал и спустился с кургана. Тут только я заметила, что на небе появилась луна. Херрел вонзил меч в середину конуса из кореньев. Вспыхнула маленькая зеленая искорка, корни принялись медленно тлеть, словно дерево не желало просыпаться от древнего сна и превращаться в пепел. Трижды Херрел втыкал меч, с каждым разом загоняя его все глубже, и вот наконец языки пламени нехотя поползли вверх, и над корнями поднялся тонкий бело-серый столбик дыма.

Я так сильно сжала в ладони кварцевый флакончик, что его острые грани врезались в кожу. Пробку я вынула наполовину и придерживала ее большим пальцем, чтобы не пролить ни капли драгоценной жидкости.

Херрел вскинул голову. Глаза его горели зеленым огнем, на лице плясали тени, но облик его оставался прежним. Наконец он повернулся ко мне и произнес:

– Они услышали зов.

Слова эти были сказаны на каком-то странном, не совсем человеческом языке, однако я все поняла.

Я спустилась с кургана без его помощи – он и шага не сделал мне навстречу, словно был прикован к своему месту, – и встала рядом с ним:

– Дай мне меч.

Резким движением, словно преодолевая действие какой-то невидимой силы, он протянул мне клинок. Несколько минут мы молча глядели на пустынную, залитую лунным светом дорогу. Когда Херрел вновь заговорил, его голос звучал словно издалека, хотя он и стоял рядом со мной.

– Они идут.

Я щелчком сбила пробку и поднесла флакончик к губам.

– Они уже здесь.

Я выпила содержимое, чувствуя, как едкая жидкость обжигает язык и горло, и снова посмотрела на дорогу. Она больше не была пустынна. Однако вместо зверей, которых я ожидала увидеть, к нам приближались призрачные тени, ежесекундно меняющие очертания. Я видела, как воин, восседающий на лошади, обернулся в омерзительное, ползущее на брюхе чудище, а дракон – в человека с крыльями за спиной и лицом демона. Найти Халса среди этих призраков, в открытую глумящихся над нами, было попросту невозможно. Если чудодейственность моли окажется не более чем легендой, мы обречены! Я изо всех сил старалась удержать взгляд хоть на одной из этих движущихся, перетекающих из одной формы в другую фигур. И тут… По лезвию меча вдруг побежали струйки голубого огня, и я увидела…

За колыхающейся стеной призрачных образов шли человекообразные существа.

– Я призываю к ответу! – громко произнесла я первые пришедшие в голову слова.

– Всех или одного из нас? – раздался в моем сознании шелест голосов.

– Одного из вас.

– И если ты победишь?

– Вы вернете мне то, что украли у меня.

Я уже увидела Халса – он стоял в первом ряду слева от меня.

– Ты хочешь назвать имя, ведьма?

– Да.

– Мы согласны.

– Вы принимаете мое условие?

– Мы принимаем твое условие.

Я вытянула руку, указывая мечом на Халса:

– Я призываю к ответу Халса.

Призрачная стена всколыхнулась сильнее, пошла рябью и наконец исчезла. Теперь перед нами стояли люди.

– Ты не ошиблась. – Хирон выступил вперед. – Какой вызов ты бросаешь Халсу?

– Это право принадлежит другому, – ответила я и протянула меч Херрелу.

– Да будет так, – зловеще проговорил Хирон, словно выносил нам обоим приговор, и взглянул на Херрела. – По обычаю Стаи?

– По обычаю Стаи.

Всадники расступились. Хирон скинул с плеч плащ из коричнево-серой лошадиной шкуры и расстелил его на дороге. Халс и еще трое положили по его углам свои шлемы гребнями внутрь. Другие тем временем воткнули в землю в нескольких футах от полотна четыре меча и положили между каждой парой скрученные плащи, так что получился квадрат.

Халс снял плащ и перевязь для меча, и они с Херрелом вошли в квадрат. На губах Халса играла его обычная глумливая ухмылка, которую я так ненавидела. Привыкший получать все по первому требованию, уверенный в собственной безнаказанности, он уже праздновал победу.

– А она оказалась сильнее, чем мы думали. Вот только на сей раз она крупно ошиблась, доверив свою судьбу тебе, Херрел Криворукий.

Херрел не ответил. Он с непроницаемым лицом смотрел на Хирона, стоявшего между ним и Халсом.

– Это – поле чести. Вы будете биться до тех пор, пока не прольется кровь или один из вас не заступит за линию. Тот, чья нога окажется за пределами поля, будет считаться позорно сбежавшим, и победа достанется его сопернику.

Потом Хирон повернулся ко мне:

– Если Херрел потерпит поражение, ты подчинишься нашей воле.

А их волю я знала – вытянуть из меня остатки жизни, чтобы ненастоящая Гиллан стала сильнее. Стараясь не выдать терзавшего меня страха, я спокойно произнесла:

– Если поражение потерпит Халс, вы, господин, тотчас же вернете мне то, что отняли у меня. Таков уговор.

– Таков уговор, – повторил он. – Начинайте!

Он взмахнул лентой, которую держал в руке, и отпрыгнул в сторону.

Я видела Всадников в бою лишь однажды – когда, приняв звериное обличье, они бросились на Гончих Ализона. С тех пор я думала, что главное их оружие – клыки и когти, и потому сейчас с удивлением смотрела на двух мужчин, грациозно кружащихся в смертельном танце. Время от времени раздавался звон, и скрещенные клинки вспыхивали огнем в лунном свете. Каждый пристально глядел в лицо противнику, и это напомнило мне, как кто-то из мужчин, приехавших раз в аббатство навестить родственниц, сказал, что во время поединка нужно смотреть в глаза врага, а не на его оружие.

Бойцы двигались все быстрее, сталь звенела все чаще, но оба были одинаково искусны, а потому кровь ни одному, ни второму пока пролить не удалось. Один раз нога Херрела оказалась за пределами плаща, но длилось это лишь долю мгновения, и он снова бросился вперед, оттесняя Халса.

С минуту я завороженно наблюдала за ними, не замечая больше ничего вокруг, а затем вдруг почувствовала, что творится что-то недоброе. Над полем чести, словно туман, сгущалась воля Всадников – все до одного желали Херрелу поражения. Навряд ли их усилия могли ослабить Херрела, облегчив тем самым задачу Халсу, – скорее они были направлены на то, чтобы пробудить в его душе сомнения, подточить его дух, напомнить ему, что он – худший из своих братьев.

И тогда, превозмогая страх, я собрала всю свою волю – волю, которая помогла мне вырваться из лап Гончих, преодолеть ловушки и добраться до Арвона, – и закрыла Херрела незримым щитом, чтобы оградить его от злого намерения Стаи.

Но мое истинное зрение слабело. Теперь на поле чести бились не мужчины, а звери: медведь, злобно рыча, размахивал когтистыми лапами, пытаясь достать шипящую горную кошку.

– Ты! – позвал вдруг требовательный голос.

Я повернула голову и увидела чудовище – получеловек-полуконь тянул ко мне огромные уродливые клешни.

– Хирон, – сказала я, и в тот же миг предо мной предстал человек.

«Тебе не победить, ведьма. Ты поручила самому недостойному из нас биться за тебя», – раздалось в моей голове.

«Я выбрала лучшего из вас. Я выбрала человека».

«Человек – не Всадник. Он бросил вызов тем, кто во всем превосходит его».

«А быть может, тем, кто ему не ровня?»

«Наивная, взгляни на свою руку, что недавно держала меч!»

Я опустила глаза. В лунном свете кисть выглядела как-то странно: пальцы были белые, слишком тонкие, полупрозрачные. А Хирон вновь заговорил, желая сокрушить меня и лишить тем самым Херрела моей помощи:

«Ты таешь, ведьма. Каждый раз, когда ты используешь свой Дар, ты слабеешь – а она становится сильнее! Совсем скоро ты превратишься в бесплотную тень. И какой, скажи, будет тебе прок от победы?»

И действительно – я чувствовала невыносимую слабость. Тень, бесплотная тень… Нет! Нельзя его слушать, он нарочно говорит это, чтобы отвлечь меня! Я вновь сосредоточилась на поединке: Халс обрушивал на Херрела удар за ударом, тесня его все ближе к границе поля.

«Нет!»

Я снова попыталась отгородить Херрела от воли Всадников стеной Силы, внушить ему веру в себя. Но я слабела. Что, если Хирон сказал правду?.. Я задрожала, земля под ногами закачалась… Нужно остановиться – иначе я упаду замертво…

Какие тонкие, бледные руки… Нет! Не смотри на руки – смотри на Херрела, ему нужна твоя помощь!

«Херрел… я таю… Херрел… Херрел!

«Наивная, твоя жертва напрасна».

«Херрел, ты можешь – можешь сразить медведя! Херрел!»

Глаза мне застила пелена, я уже не видела дерущихся и вообще не видела ничего вокруг. Вдруг раздались крики – или то рычали звери? Я протерла глаза: кошка и медведь застыли друг напротив друга, но задняя лапа медведя была за границей поля, обозначенной скрученным плащом и мечами. Херрел победил!

Всадники, теперь в человеческом облике, подошли ближе. Я чувствовала их ненависть, но завеса их злой воли растаяла в воздухе, как туман поутру. Херрел поднял меч, направив его на Халса, и громким, не терпящим возражения голосом объявил:

– Он сбежал с поля чести.

– Он сбежал с поля чести, – мрачно повторил за ним Хирон.

– Уговор есть уговор. Мы забираем то, что было нам обещано.

Хирон ничего не ответил, и тогда Херрел шагнул к нему:

– Неужто Стая перестала чтить закон? Не верю, что ты способен нарушить уговор.

Предводитель по-прежнему не проронил ни слова. Молчали и Всадники. Херрел подошел еще ближе. Глаза его пылали зеленым огнем, но облик оставался человеческим.

– Почему ты молчишь, Хирон? Почему не отдаешь нам то, что обещал?

– Потому что это невозможно.

Долгое время Херрел молчал, словно пытался осмыслить услышанное.

– Так ты признаешься в своем бесчестье, Предводитель? – произнес он наконец, и на сей раз голос его прозвучал тихо, зловеще: в нем таился едва сдерживаемый гнев, суливший смерть.

– Я не могу отдать вам то, чего у меня нет.

– О чем ты говоришь? Что стало с Гиллан, которую вы сотворили себе гнусным колдовством?

– Посмотри на нее, – сказал Хирон, и взгляд горящих зеленых глаз обратился на меня. – Связь разорвана. Та, которую мы призвали, ушла.

Я пошатнулась. Наша связь… то, что тянуло меня за собой, гнало вперед, не давая покоя, исчезло. Я больше ничего не ощущала. И вдруг я услышала хохот – омерзительный, злорадный хохот.

– Ей некого винить, кроме себя самой, – крикнул Халс. – Ее убила собственная Сила. Что ж, хорошенько позаботься о своей женушке, Херрел, пока еще можешь, – скоро от нее ничего не останется!

– Что за злодейство вы сотворили?!

Херрел бросился на Халса и, вцепившись руками ему в горло, повалил на землю. К ним подскочили другие: Херрела оттащили, Халс остался лежать, хватая ртом воздух.

– Мы сдержали свое слово. Но связь оборвана, та, вторая ушла…

– Куда?

– В иной мир, в котором была создана. Нам туда пути нет.

– Это ваше коварство породило ее, а значит, вы ее и вернете – или до скончания времен не смоете с себя позор бесчестия. – Он высвободился из рук удерживающих его Всадников и подошел ко мне. – Уговор есть уговор. Вы поклялись дать нам то, что мы просим, – так выполняйте свою клятву! Гиллан! – Он обнял меня, прижал к себе, но я не ощутила его прикосновений.

Я с трудом подняла руки – тонкие, прозрачные… Нить порвана… Я так устала… Никогда уже мне не избавиться от этой пустоты… Никогда…

16
Мир кошмаров и пепла

– Иной мир, – повторил Херрел. – У тебя есть ключ от его Ворот, Хирон. Так отопри их – иначе я назову тебя клятвопреступником. – Он обвел горящим взглядом остальных. – И всех вас.

– Ты не знаешь, о чем просишь, – ответил Предводитель.

– Ошибаешься – прекрасно знаю. Ты выполнишь свою часть уговора и отправишь нас туда.

– Вас? – переспросил Хирон. – Ты хотел сказать ее? – Он кивком указал на меня. – Она уже бывала там – и выжила, а вот ты не сможешь. Ты для этого слишком слаб…

Молниеносный, по-кошачьи грациозный прыжок – и Херрел уже стоял перед Предводителем Всадников.

– Я начинаю думать, что могу больше, чем играть отведенную мне тобою роль, Хирон. Ты отправишь туда нас обоих, и все вы будете поддерживать ее своей хваленой Силой столько, сколько нужно. Ее – не меня. Никогда ничего я у вас не просил – и теперь не стану. Но зло, которое вы сотворили, вы сами и поможете исправить.

Хирон, оторопевший от его дерзости, молчал. Среди Всадников поднялся ропот, но Херрел, не удостоив их ни словом, ни взглядом, продолжал смотреть в глаза их Предводителю.

– Здесь это невозможно, – проговорил наконец Хирон.

– Где же тогда?

– В Башнях…

– В Башнях? – возмущенно воскликнул Херрел. – Когда вы творили свое дурное колдовство, Башни вам были не нужны! Просто открой для нас Ворота – лишь для нас двоих.

– Ты требуешь, чтобы мы питали ее Силой, пока она будет по ту сторону, но это почти невыполнимо – и точно невозможно, если у нас не будет надежного убежища. Иначе тот мир поглотит и нас самих и возврата оттуда не будет никому.

– Но до Башен еще далеко, а для Гиллан – посмотри на нее! – на счету каждая минута!

Я слушала их и не понимала, о чем они говорят. Почему они не уезжают? Поскорее бы остаться одной – тогда я бы просто легла на землю и уснула. О, как же хочется спать, закрыть глаза – и погрузиться в благодатную тьму…

– Гиллан!

Руки Херрела сомкнулись вокруг меня надежным кольцом, как барьер между реальным миром и той самой тьмой, в объятиях которой я так хотела сейчас оказаться. Глубоко в душе шевельнулась тревога.

– Херрел…

– Гиллан, мы отправляемся в путь. Ты должна держаться, слышишь? Должна выжить!

«Держаться? Зачем?.. Нить оборвана… я так устала…»

– Гиллан! Погляди вокруг!

Солнце? Но это невозможно – ведь сейчас ночь, а посреди дороги расстелен плащ, на котором бьются два человекозверя… Кто-то поднес к моим губам маленький флакон, заставил сделать глоток. Я повиновалась, и на короткое мгновение туман в моей голове рассеялся. Было светло. Я сидела в седле, Херрел – позади, конь под нами мчался во весь опор. Вокруг меня колыхалось море развевавшихся на ветру плащей.

– Не уходи. – Голос Херрела звучал так, словно только он мог удержать меня в этом мире. – Не уходи!

Мне действительно стало немного лучше, но происходящее казалось всего лишь сном, не имеющим ко мне никакого отношения. Херрел говорил со мной, но слова его были для меня пустым звуком.

– …до Башен, и нам откроют Ворота. В том мире ты, быть может, сумеешь быстро ее отыскать и вы вновь станете единым целым…

Ее? Кого – ее?

Зеленые и золотые холмы таяли, перетекали друг в друга… когда-то я уже видела нечто подобное: древние полуразрушенные зеленые стены танцевали перед моими глазами, то сливаясь, то рассыпаясь на отдельные фрагменты… Все так зыбко и обманчиво, надежно лишь кольцо этих рук… Солнце скрылось, пейзаж вокруг превратился в неистовую пляску серых теней. Кто-то вскрикнул, море плащей исчезло.

– Гиллан!

Это сон, это всего лишь сон…

Я открыла глаза. Обстановка вокруг переменилась. Я стояла у кровати, на которой лежали двое: она, мертвенно-бледная, истощенная, почти прозрачная, и он – красивый мужчина, из плоти и крови. Я услышала его слова – будто тихий шелест листьев на ветру:

– Делайте как знаете, только поскорее отправьте нас туда.

Над кроватью закружились белые завитки дыма. Они окутали меня, вовлекая в свой танец, и я тоже закружилась вместе с ними, стала их частью. Подул ветер, подгоняя меня вперед, словно пушинку, и я полетела, а вокруг мелькали призрачные тени…

Призраки… Отчего-то в сознании моем – если у меня вообще осталось сознание – всплыло это слово, и я ухватилась за него как за соломинку.

Тени не летели вместе со мной, а неподвижно стояли на месте. Они постепенно темнели, приобретая знакомые очертания. Где я могла видеть эти страшные узловатые стволы с кривыми ветвями, тянущимися к небесам? Я схватилась за одну из этих уродливых ветвей и остановилась.

Вокруг царила мертвая тишина. Туман был так густ, что, кроме сухой, рассыпающейся в труху ветки, прервавшей мой полет, я не видела ничего. Я отпустила ее и поплыла сквозь рваные белые клочья.

Я должна что-то отыскать. Да-да, я здесь именно за этим – я что-то ищу! Но что? Что я должна найти? Помогите мне, пожалуйста!..

Гиллан. Я ищу Гиллан. Но кто она?

– Ведьма… дева… невеста, – услышала я чей-то шепот.

Гиллан… Почему я не могу произнести это имя? Почему голос меня не слушается?

Вдруг туман рассеялся, и я оказалась на поляне, окруженной обугленными деревьями и покрытой слоем беловато-серого пепла. Никаких следов. Как мне найти Гиллан в этом чужом мире?

На деревьях вместо листьев – их пепельные остовы. Тишина. Убийственная, зловещая тишина, но я вслушиваюсь в нее, пытаюсь услышать хоть что-то – сама не знаю, что именно.

«Гиллан! – посылаю я немой зов. – Где ты, Гиллан?»

Ответа нет, но я иду вперед, через поляну, сквозь бесконечные ряды деревьев.

«Гиллан!»

Лесу не видно конца. Здесь нет солнца, луны, звезд, не знаю, что дает этот тусклый свет, но он никогда не меняется. Быть может, я вообще не двигаюсь, а стою на месте? Но нет, я иду, в этом не может быть никаких сомнений.

«Гиллан!»

К моему нетерпению вдруг прибавилось беспокойство. Кто-то преследует меня. Я обернулась: ничего. Ни шороха, ни движения. Но то была лишь видимость: я знала, что мое появление пробудило обитателя леса и он выполз из своего логова, чтобы узнать, кто посмел нарушить его покой. Меня охватил ужас.

Первым желанием было бежать со всех ног, но я продолжала идти, не ускоряя шага: если побегу – дам повод броситься за мной в погоню.

«Гиллан!»

И вдруг я услышала ответ! По воздуху словно прокатилась легкая рябь, источник которой находился где-то справа от меня. Я поспешила на звук, чувствуя, как встрепенулась тварь, крадущаяся за мной. Теперь ее подгоняло не только любопытство, но и инстинкт охотника, наметившего себе жертву.

Деревья становились выше и массивнее, они обступали меня со всех сторон, вытесняя и без того скудный свет. Мой путь лежал в самую чащу леса.

«Гиллан?»

И снова мне ответили. Та, которую я искала, шла впереди меня. Деревья теперь напоминали каменные башни. Под ними росли высокие пепельно-серые растения, похожие на обглоданные листья папоротника. От малейшего прикосновения они рассыпались в прах, оставляя в воздухе слабый запах разложения.

В глубине зарослей мелькнуло неведомое мне бледно-желтое существо со множеством тонких длинных ног. Я заметила его лишь краем глаза, но даже этого было достаточно, чтобы ощутить сильнейшую злобу, исходившую от этой неведомой мне формы жизни. Я обогнула то место, где оно скрылось, и пошла дальше, внимательно глядя под ноги.

Тем временем моих преследователей стало больше – к первой твари присоединились ее чудовищные собратья, однако они по-прежнему держались на расстоянии.

«Гиллан?»

Она снова ответила – и на сей раз совсем близко. Я поспешила на ее голос, огибая деревья-башни, стеной встающие на моем пути. Среди пепельных стеблей папоротника то тут, то там начали попадаться гребни гнили, испускавшие желтоватое свечение. Постепенно их становилось все больше, они росли не только на земле, но и торчали из стволов деревьев, распространяя зловоние, и пробираться среди них мне было все труднее.

«Гиллан?»

Она совсем близко! Я прошла еще немного вперед, как вдруг коридор из гребней, уже доходивших мне до плеч, оборвался, и я очутилась на берегу водоема, наполненного вовсе не водой, а черной маслянистой жижей, поверхность которой в одном месте вздулась пузырем. Пузырь лопнул – и меня обдало столь нестерпимой вонью, что я пошатнулась и закашлялась.

«Гиллан?..»

Тишина. Где же она? Я огляделась по сторонам, но среди черных стволов деревьев и желтых гребней не было ни единой живой души. Неужели я угодила в ловушку? Я напрягла слух – не тот слух, которым пользуется человек в реальности, а некое иное чувство, служившее слухом в этом мире кошмаров и пепла: твари, охотившиеся за мной, были рядом, но сейчас затаились, выжидая.

Смрадное болото снова вспучилось, только теперь на его поверхности появились два совершенно одинаковых пузыря. Через мгновение мне стало ясно, что это вовсе не пузыри – это глаза. Они пристально смотрели на меня, парализуя волю. «Ко мне, иди ко мне, здесь ты найдешь покой…»

Нет! Не для того я прошла долгий путь, чтобы сгинуть в смердящем болоте на радость какой-то твари! Мне нужна Гиллан – и я ее найду! Едва эта мысль вспыхнула в моем мозгу, как оцепенение спало. Я отвернулась от твари и пошла вдоль берега. Она продолжала следить за мной, звать меня, приказывая заглянуть ей в глаза, повиноваться ей. Ноги отяжелели, словно налитые свинцом, каждый шаг давался мне с неимоверным трудом, и все же, пусть и вечность спустя, я добрела до противоположного берега и снова углубилась в лес.

Неужели все это время на мой зов отвечало чудовище из смрадного болота?

«Гиллан?..»

«Сюда!»

«Вдруг еще одна ловушка?» – проносится в голове. И все же я вновь иду на голос, продираясь через гребни, источающие гнилостную вонь, а за мною крадутся те, кто устроил на меня охоту.

«Гиллан?»

«Сюда!»

Деревья стали заметно ниже и тоньше, вместо гребней под ними снова белели заросли папоротника, – видимо, я прошла лес насквозь. Вдруг прямо передо мной приземлилось какое-то существо. Птица? Вероятно, хотя между милыми пташками, порхающими в нашем мире, и этим сморщенным голым уродцем не было ничего общего. Три четверти его головы, покрытой кожаными наростами, составлял огромный клюв. Я подошла ближе, но маленькое чудовище даже не шелохнулось. Сначала, поворачивая голову из стороны в сторону, оно смотрело на меня попеременно то одним, то другим глазом, а потом захлопало крыльями и вперевалочку побежало мне навстречу. Я в испуге спряталась за дерево, и птица остановилась, словно мое поведение ее озадачило. Так мы и стояли, глядя друг на друга, пока в моем сознании не раздалось:

«Гиллан!»

Птица снова побежала ко мне, перебирая костлявыми лапками. Меня сковал ужас. Еще один монстр, еще одна ловушка. Этот лес попросту издевается надо мной – нет в нем никакой Гиллан! И, позабыв об опасности, крадущейся за мной по пятам, я кинулась бежать.

Птица, однако, и не думала оставить меня в покое. Она летела над моей головой, иногда опережала меня, садилась на землю и каждый раз посылала в мой кружащийся разум свой ложный зов:

«Гиллан!»

Один раз она бросилась мне под ноги, намереваясь меня остановить, но я вовремя отпрыгнула в сторону.

Лес между тем все больше редел, пространство между деревьями занимали островки жесткой, колючей травы. Снова начал сгущаться туман, застилая от моего взора все, что лежало и передо мной, и позади меня.

Пусть я и выбежала из леса, от птицы мне избавиться не удалось. Она больше не пыталась помешать мне, а лишь кружила над головой, и я поняла, что уже не боюсь так, как раньше.

Эта птица постоянно говорит: «Гиллан»… А кто такая – эта Гиллан?..

Постойте… Это же я! Я – Гиллан!

Я встала как вкопанная посреди неподвижного моря травы. Я ищу Гиллан, но ведь я сама – Гиллан!.. Кажется, я кое-что вспомнила… Сначала была одна Гиллан, потом их стало две, и теперь мне во что бы то ни стало необходимо отыскать ту, вторую, чтобы мы вновь могли соединиться. Это ко мне обращается птица, меня называет по имени! А значит, это не враг – она пытается мне помочь.

«Кто ты?»

Птица живо захлопала крыльями, кружа надо мной еще быстрее.

«Идем! Идем!»

Теперь при взгляде на нее я не испытывала тревоги. В конце концов, в одиночку отсюда мне все равно не выбраться…

Птица, словно прочтя мои мысли, полетела вперед и исчезла в тумане. Я поспешила вслед за ней. Каждый раз, как я замедляла шаг, не зная, куда мне идти, птица возвращалась и вновь летела передо мной, указывая дорогу. Равнина, через которую она вела меня, казалась бесконечной.

Я несколько раз посылала зов той, что была частью меня, но ответа не было. Я знала, что твари, начавшие на меня охоту, идут по следу: они с неохотой покинули лес, свое обиталище, и вышли на открытую местность, но голод, гнавший их за мной, был сильнее осторожности.

«Спеши! Спеши!»

Туман обступал меня со всех сторон, но пространство вокруг себя я видела четко – словно я находилась в невидимом пузыре. Видела я и часть тропы перед собой, а птица то скрывалась в тумане, то вновь возвращалась и летела рядом со мной.