Текст книги "Водоворот"

– Мыли об измене меня возбуждают, – словно хищница, Люба выставила вперед пальцы и прищурила глаза. – Сама мысль о новизне и возможном разоблачении зажигает мое сердце и все тело. Иногда, находясь с мужем, думаю о другом, и он даже не понимает, отчего я так завожусь и схожу с ума.

– Наши чувства остывают так быстро из-за того, что образ, который мы нарисовали в своем воображении, не соответствует реальному образу человека. Вот почему так манит новое. Мы не способны принять близкого человека таким, какой он есть. Пытаемся подстроить его под себя, а он в свою очередь меняет нас под себя. Это рождает непонимание, а непонимание – разлад. Тебе сейчас хорошо со мной, а твоему Димке с кем-то.

– Я его убью, если что-то узнаю, – поменялась в лице Люба.

– Вот видишь! – сказал Гриня так, словно она долгое время с ним в чем-то не соглашалась и наконец он ее убедил. – Его измену ты не воспринимаешь, и это говорит о том, что мы все эгоисты и в первую очередь думаем о собственных желаниях и чувствах.

– Общаться с тобой, конечно, очень интересно, – кокетничала Люба. – Но могу я себе хотя бы иногда позволить маленький сюрприз?

– Можешь, – уверенно сказал Гриня. – И ты не одна такая. Все люди одинаковые, это заложено в нас природой и другими, неведомыми нам, силами. Но это противоречит жизненным законам и делает нас не совершенными. Будь ты даже монахиней, в твоих мыслях и фантазиях все равно будут возникать образы, противоречащие чистым замыслам создателей. Лично я не думаю, что человек обязан держать себя в рамках приличий. Ведь это обман в первую очередь самого себя.

Любе было приятно слушать Гриню, ее восхищали его слова:

– Впервые встречаю мужика, с которым интересно не только в постели, но и порассуждать о жизни. Ты мне даешь шанс почувствовать себя не только женщиной, но и полноценным человеком. Странно, что у тебя до сих пор нет семьи. За тобой бы любая в огонь и воду бросилась.

– Я слишком гордый и независимый, – словно о чем-то сожалея, сказал Рубахин. – Вначале необходимо избавиться от этих качеств. Да и всякий, прежде чем жениться, должен искоренить в себе все лишнее. Женщина, с которой я свяжу свою жизнь, станет моей половиной. Значит, думать и поступать мы должны одинаково. Пока я еще не готов разрешить кому-то поступать, как и я. А значит и семью создавать рано.

– Опоздать не боишься?

– Гораздо благороднее опоздать, нежели впустую тратить чужую жизнь, – сказал Гриня и перевел взгляд на окно, за которым огромными хлопьями падал снег. Поднявшийся ветер не давал снежинкам приземлиться. Он кружил их и вновь поднимал выше крыш домов. Или уносил в сторону реки. Глядя на эту картину, Гриня вспомнил стих.

– Хочешь, я расскажу тебе замечательное стихотворение? – спросил он.

– Да, расскажи, – улыбалась она.

– Слушай!

 
Многих ты любовно целовала,
Расстилая мягкую постель.
Нынче у меня заночевала,
Слушая капризную метель.
Как другим ты шепчешь очень мило,
Что я для тебя такой один,
На похмелье водочка налита,
Обожжет до внутренних глубин.
А метель кружится у окошка,
Выдержит напор не новый кров.
Моется у печки лапой кошка,
Вздрагивая от треска дров.
Мне с тобою быть всегда уютно,
Ты умеешь мигом дорожить,
Жизнью наслаждаясь поминутно,
Мало, да на полную прожить.
Так давай же высушим бокалы,
Не теряя виды берегов,
Это дней измученных привалы,
Маленький сюрпризик от богов.
Музыка приятная играет,
Мы еще по маленькой нальем.
После нас в постели ожидает
Настроений внутренних подъем.
Кружится и кружится шальная,
Дом снести пытается под скос,
Ты моя попутчица ночная,
Пододвинь мне пачку папирос.
Я привык за годы к «Беломору»,
Затянуть покрепче табачок,
И обычно в утреннюю пору,
Как попьешь «купеческий» чаек.
А свободу водочка куражит,
Впечатлений больше ухватить,
Скоро вновь закон меня повяжет,
Тюрьмы с лагерями проходить.
Там другой оркестр заиграет,
Блокировок траурный мотив,
Год за годом так перегорает,
По теченью многое пустив.
Так зачем сегодня тормозиться?
Время есть на полную гулять!
Мне в своей судьбе не измениться,
В чем уверен, в том не завилять.
 

Они проговорили до самого утра. На рассвете Гриню сразила усталость. Люба постелила постель. Он лег, и она кошечкой подлезла к нему под бочок. Рубахин ее обнял и отключился. Неделю он не мог вырваться из ее цепких рук. Однако прозвенел телефонный звонок, и Люба узнала, что сухогруз, на котором ее Димка ходил механиком, обмерз во льдах нижнего порта. Команда спасательным вертолетом вылетела на Островград.

 
Встречи, разлуки,
Страстей накаленность,
Тяжкие муки
И сердца тревожность,
Новые взгляды
На внешнюю радость,
Вскрытые клады
Рождают лишь гадость,
Вновь прогорает
Костром мимолетным,
Время рождает
Душевную плотность,
Так и бывает,
Лишь юность, как птица,
Но угасает
Порывов зарница.
И уже поздно
Дарить хризантемы,
Тусклые звезды
К романтике немы.
 

Рубахин вышел из подъезда и поежился. Одет он был явно не по сезону. И он поспешил в родительский дом.

Месяц он собирался с мыслями. Но наступил момент и сердце защемило. Душа захотела свободы.

Зная о привычках Савы, в субботу Рубахин отправился в деревню. Машина понеслась по заснеженной дороге, мимо осыпанных белым порошком елей и берез. «Девятка» уже стояла у дома. Гитлер выносил из ограды снег. Увидев Гриню, он сообщил:

– Сава с друзьями дома.

Из труб домов и бань валил ровными струями сизый дым и поднимался вверх. «К морозу», – подумал Рубахин и сбил налипший снег о ступеньку крыльца.

– Ба! – с распростертыми объятиями направился в Гринину сторону Сава. – Ты куда, брат лихой, потерялся?

– Спонтанность затянула, словно вакуум, – широко улыбнулся Гриня. В компании Савы были те же самые пацаны. Рубахин их поприветствовал.

– Все о тебе спрашивают, – подсел Сава ближе к Грине. – Куда делся? Когда появится?

– Просубсидировать мою не легкую жизнь хотят?

– Может быть, некоторые и хотят. Но одна молодая симпатичная модам явно чего-то другого.

Только он это проговорил, дверь распахнулась и на пороге появилась Наташа. Холод обрисовал ее щеки красивым румянцем.

– Здравствуйте, – застенчиво поприветствовала она всех.

– Ну вот, пожалуйста, легка на помине, – проговорил Сава.

Гриня подошел к ней, нежно поцеловал и помог снять шубу.

– Проходи, присаживайтесь с нами за стол, – приобнял он ее, как бы помогая избавиться от нерешительности.

– У-у-у, брат, я смотрю, дела твои вовсе не шуточные, – с издевкой произнес Сава.

– В жизни случаются разные сюрпризы. И это один из них, – ответил Гриня.

– Что ж, превосходно! – радостным голосом заявил Сава. – Сыграем свадьбу. Я тебе как лучшему другу дом подарю. Тем более местными жителями ты признан авторитетом.

– Ты давай, не борозди, – возник Гриня. – А то нас возьмут.

– За что? – не понял его Сава. – Ты для местной молодежи теперь практически кумир, они живут по твоим правилам. Да вот и они, – показал он рукой на окно. Гриня глянул в указанном направлении и увидел пацанов, вьющихся возле дома.

– Не ходи к ним, – взяла его за руку Наташа, пытаясь его остановить. Гриня внимательно на нее посмотрел.

– Извини, – сказал он. – Но я не могу не пойти. Они меня не поймут.

– Значит, уйду я, – дернулась Наташа.

– Делай, как считаешь нужным, – сказал Рубахин. – А я обязан с ними встретиться.

Жизнь в согласии с собой и с окружающим миром дарит гармонию. Противоречия рождают преграды. Скорее всего, Рубахину не нужна женщина, которая сделает его покорным.

Он сам привык диктовать условия и был не в силах искоренить из себя это. Осуждение посторонних людей оказывало на него гораздо большее влияние, нежели осуждение близкого человека, того, кто действительно любит. Ради статуса и уважения в обществе, Гриня был готов разрушить отношения с самыми близкими людьми. Ради утверждения личных правил. Ради громкого имени. Он старался не замечать или избегал тех, кто с ним не считался или не понимал его.

Наташа ушла, а Рубахина затянули пьянки. Штаб-квартира в старом заброшенном доме на окраине деревни была приведена в порядок. Рубахину было невдомек, что за его спиной оставались разбитые сердца, покалеченные души и реки слез. Он стремился достичь вершин. Но навряд ли бы он смог объяснить каких. Сожалел ли он о причиненных страданиях ни в чем не повинным женщинам? Трудно сказать. Да и как он мог сквозь синие туманы разглядеть страдания нежнейших цветов.

В алкогольном угаре Гриня чувствовал себя превосходно. Выйти из этого состояния ему не давали неисчерпаемый суррогатный спирт, соленые огурцы, картофель в мундире, попсовая музыка и визг дешевых жриц любви.

Оказывается, все вышеперечисленное способно наделять бесконечным восторгом. На какой же уровень необходимо спуститься, чтобы восторгаться самыми низкими ценностями? Наверное, Гриня себе подобного вопроса не задавал.

В этой штаб-квартире он и пил. Дом был небольшой, состоял из прихожей, занимающей половину всего пространства. В прихожей находилась печь, стол, несколько лавок и табуреток, магнитофон и телевизор. Кровати были отгорожены друг от друга шторами, и это выглядело как несколько маленьких комнаток. Эти «комнатки» предназначались для сна или уединенного времяпрепровождения с женщиной.

В ограде стояла чуть покосившаяся баня. Иногда ее топили, приводили себя внешне в порядок и снова окунались в ложное счастье.

Как только Рубахин начинал говорить, все сразу же замолкали.

– А вот еще один анекдот, – заливал он байки в изрядно хмельном состоянии. – Заводят мужика в тюремную камеру. Арестанты, которые в ней находятся, задают ему вопрос: «Пику в глаз или в жопу раз?» Посмотрел он на всех внимательно и к двери: «Командир! Открывай!» – кричит он. «Ты чего стучишь?» – спрашивает его страж. «А ты зачем меня к пидорасам посадил?» – «Ты что? Людская хата», – возмущается страж. Мужик посмотрел на него удивленно и говорит: «Что-то я в ней ни одного одноглазого не вижу».

– Ха-ха-ха, – залилась компания веселым смехом.

Оставалась неделя до нового года. Пацаны вечерами думали о предстоящем празднике. Но Гриню у них отняли. Явилась Александра Васильевна.

– Где этот красавец мужчина? – выплеснула она прямо с порога. Все поняли о ком идет речь и показали на комнату.

– Позовите его, – настаивала она на встрече с ним.

Рубахин вышел осунувшийся и с трехдневной щетиной.

– Собирайся, поехали, – твердо заявила она.

– Куда? – удивился Гриня. Он был растерян.

– Узнаешь по дороге.

Никто ничего не понимал, и все с любопытством наблюдали за происходящим.

– Ни здравствуй, ни прощай, – непонимающе развел в стороны руки Гриня. – Поехали. Куда поехали? – от запоя его мозг соображал плохо. Он не мог сосредоточиться.

– Я жду тебя в машине, – сказала Александра Васильевна и подошла к двери. – В этом вонючем притоне невозможно находиться без респиратора, – сказала она и вышла.

– Только женщина с именем Саша способна стукнуть кулаком по столу и показать, кто в доме хозяин! – сказал Рубахин, оделся и вышел следом. Что им управляло в этот момент, он не понимал, но четко следовал ее указаниям.

Шеф аграрного производства привезла его в сауну.

– Парься, отмывайся, – сказала она. – Я пока на стол соберу и приготовлю тебе нормальную одежду.

Гриня был в недоумении. Но задавать вопросы не решился, а исполнил все ее требования. Развалившись на верхней полке и разомлев от раскаленного воздуха, он задумался о бесполезности своих дней. Соленый пот с него лил ручьями.

– Живой там? – минут через двадцать крикнула Александра Васильевна.

– Вроде как да! – подал Гриня признаки жизни.

– Иди сюда! – позвала она. – Соку попей!

Гриня накинул простынь и отправился на голос. Стол был накрыт для культурного отдыха. Пиво, соки, вино, фрукты, шашлыки.

– Поляна на двоих? – невольно улыбнулся Рубахин. – Очень даже интимно.

Осушив залпом кружку пива, он закурил.

– Предложение у меня есть к тебе, – сказала Александра Васильевна.

– Внимательно слушаю.

– Годы уходят, – тяжело вздохнула она. – А женского счастья нет и нет. Но я придумала, как оставить приятное воспоминание, и ты мне должен в этом помочь.

– Вы же знаете, Александра Васильевна, что ради вас я готов на любые подвиги.

Она мило улыбнулась. Услышанное ей понравилось.

– Я хочу этот новый год встретить в самолете, – сказала она романтично. – Самолет будет лететь всю ночь, я на него забронировала два билета. От тебя ничего не требуется. Просто будь моим спутником.

– Очень заманчиво, – делая акцент на слове «очень», сказал Гриня. – В моей голове бы не возникла бы подобная мысль. А как же ваш муж?

– Да какой там муж, – махнула она рукой. – Осталось одно название да общая крыша над головой. Дети создали свои семьи, разъехались, а вместе с ними и мы с мужем друг от друга.

– По вам не скажешь, что вы одиноки, – с сожалением произнес Гриня.

– Совестно перед людьми выставлять свою несостоятельность, вот и разыгрываю спектакли счастливой беззаботности. Вроде бы все есть. А самого главного нет.

Грине хотелось ее как-то задобрить. Возможно, даже приголубить. Но он молча высушил еще одну кружку пива и скрылся в парной. Побыв в ней и слив вторую порцию пота, он вернулся за стол.

По правую сторону от двери он заметил на плечиках замечательный строгий костюм, рубашку, кашемировое пальто и меховую шапку из голубой норки. С правой стороны скамейки новое нижнее белье. Никак не отреагировав, он принялся за пиво.

– Банька – это хорошо! – радовался он. – Это по-русски! По-нашему, значит. А с вами, Александра Васильевна, я встречу Новый год хоть в тундре. В холодной и пустой чуме. Вы бывали когда-нибудь на Дальнем Севере?

– Не довелось, – приободренным голосом сказала она. Неизвестно из-за чего, но настроение ее заметно улучшилось, а глаза сверкнули девичьим азартом. По своей натуре она была авантюристка. Дважды открывала свои компании. Но оба раза неудачно. Последнее банкротство отправило ее в вынужденное путешествие, и около трех лет о ней ничего не было слышно. В советские годы она была начальником коммунальной службы. За счет ее головы многие городские вельможи поимели хорошие куши. Полтора года назад

она вновь появилась и, конечно же, ее прошлые заслуги вознаградились. А уж принести выгоду вкладчикам она умела. Те, кто пользовался ее помощью раньше, теперь стояли очень уверенно на ногах. Они ей и помогли. Когда положение Александры Васильевны выровнялось, ей стали давать безвозмездные денежные кредиты на развитие сельского хозяйства. А как правильно увеличить их размеры, она знала. Горький опыт неудачных начинаний многому ее научил, и она делала все, чтобы осуществить свои планы. Она действовала интуитивно, вслушиваясь во внутренний голос. Словно волчица, спасающая свое потомство. Чары Александры Васильевны, не смотря на возраст, были сильны. С такой женщиной многие бы пошли плечом к плечу. Однако она выбрала Рубахина и задалась целью за неделю вылепить из него нужную ей фигуру.

– Северный край, – продолжал тем временем Гриня, – суров и справедлив. Красив и уродлив. Климат там жесткий и не имеет переходных периодов. Либо зимний мороз, либо летняя жара. Значит, это единственное место на земле, где правит Бог. В других регионах слишком много середин.

– А тебе по сердцу все конкретное? – подвигая ему поближе шашлычок, сказала она.

– Почему и пью, – тяжело вздохнул Гриня. – Что не в силах сосредоточиться на чем-то конкретном. Как сказал Шекспир.

 
Пить или не пить, вот в чем вопрос.
Достойно ль смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в пьяной схватки с целым морем бед
Покончить с ними? Пьяному забыться.
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли ни цель. Желанная?
Напиться, сном забыться.
Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том пьяном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
А то кто снес бы униженья века,
Неправду угнетателей, вельмож
Заносчивость, отринутое чувство,
Нескорый суд и более всего
Насмешки недостойных над достойным,
Когда так просто сводит все концы
Бакал вина! Кто бы согласился,
Кряхтя, под ношей жизненной плестись
Когда бы не известность от запоя,
Боязнь страны, откуда ни один не поднимался,
не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к неизвестному стремиться!
Так всех нас в трусов превращает мысль,
И вянет, как цветок, решимость наша
В бесплодье умственного тупика,
Так погибают замыслы с размахом,
В начале обещавшие успех,
От долгих отлагательств.
Но довольно! Офелия!
О, радость! Помяни
Мои грехи в своих молитвах, нимфа.
 

– Потрясающе! – воскликнула Александра Васильевна. – Чего только не придумают люди. Но, – как бы с сожалением произнесла она, – наше время на исходе. Ты иди обмывайся и поедем ко мне на квартиру. Поживешь в ней до отлета. Все необходимое есть. Скучно не будет.

Рубахину ничего не оставалось, как со всем согласиться и все принять.

Минут через сорок пересекли порог уютной квартиры.

– Располагайся, – предложила хозяйка. – Разберешься сам. Мне некогда. Надо ехать. Встретимся утром тридцать первого декабря. Утренним рейсом доберемся до губернии.

– Восхитительно, – сказал Рубахин, разделся и прошел в гостиную. Александра Васильевна по-свойски помахала рукой и удалилась.

Рубахин был рад тому, что она его вытянула из болота, в котором он чуть не завяз окончательно. Он благодарил Бога, что иногда он бросает ему спасательные круги.

Глава 9

Александра Васильевна за последнее время помолодела лет на десять.

– Гриня, – обратилась она к спутнику. – Я тебя умоляю, хотя бы на время поездки не называй меня по имени и отчеству. Зови меня просто Саша и относись как к своей женщине.

– С любовью и пониманием? – улыбнулся Рубахин. Он чувствовал себя великолепно.

– Да, – подтвердила Саша, – с любовь и пониманием.

– А если я действительно влюблюсь?

– Не советую, – сказала Саша. – Всей моей привлекательности осталось еще лет на пять. А может, и того меньше, и твой рассвет померкнет вместе с моим увяданием. Выполни на сто процентов мою просьбу и все. И прекрати выкать.

Гриня не знал, что его ждет действительно уникальная поездка. В салоне бизнес-класса, в отдельном отсеке со столиком, будет и елка с запахом тайги, и хрустальный звон с брызгами шампанского. До регистрации билетов оставалось несколько минут.

Александра Васильевна волновалась, словно неискушенная девица перед первым свиданием. Время ожидания закончилось.

Они прошли все необходимые проверочные пункты и уже поднимались по трапу самолета, им навстречу вышла бортпроводница. Она их проводила на законные места.

– Располагайтесь удобнее, – услужливо предложила стюардесса. Позже она принесла все необходимое, и путешественники-романтики принялись провожать старый год. Лайнер шел навстречу полуночи. Поэтому время текло в ускоренном ритме. Рубахин осознал происходящее только тогда, когда оторвались от взлетно-посадочной полосы. В нем вспыхнула волна восхищения.

– Я даже не приготовил тебе новогодний подарок, – сказал он.

– Ты сам мой подарок, – мило улыбнулась Александра. – Общение с тобой для меня ценно. Деньги ничего не значат. Жаль, что лишь с возрастом человек осознает это.

Деньги потратились не в пустую. Обслуживание было на высшем уровне. В своем выкупленном уголке они находились в абсолютном уединении. Высокие кресельные спинки закрывали их от других пассажиров. Лишь иногда наведывалась бортпроводница.

– Вам что-нибудь принести? У вас все хорошо? Что-нибудь заменить?

– Спасибо. Не беспокойтесь, – отвечала Саша. Или обращалась с какой-нибудь просьбой. Девушка, улыбнувшись, вновь уходила.

– Что вызвало в тебе такое безумное желание? – спросил Гриня, не веря до конца, что справляет Новый год в воздухе.

– Просто, мне захотелось чего-то необычного. Чего в моей жизни не было и уже не будет. Это заключительный акт и после бурных аплодисментов моих чувств я ухожу за кулисы.

– Красиво сказано, – улыбнулся Рубахин. – После бурных аплодисментов моих чувств… – повторил он последнюю фразу. – Кулисы моей жизни, возможно, скоро опустятся и наступят сумерки долгих и утомительных лет.

– Что за утомление в закулисных годах? – с ноткой удивления спросила Саша.

– Мир внешней темноты и внутреннего света, – объяснил Рубахин, – где просыпаются многие уснувшие чувства и открываются знания.

– Ты говоришь о тюрьме? – догадалась Саша.

– Да. Она меня преследует, и мне от нее никуда не деться, – словно о чем-то сожалея, сказал он.

– Значит, ты осознанно держишь на нее курс! – с упреком заявила она.

– Осознанно, не осознанно, сказать сложно. Но то, что она меня крепко держит за руку, это точно.

Незаметно стрелки часов приблизились к двенадцати.

Бортпроводница принесла чашку со льдом и шампанским.

– С Новым годом! – поздравила она. – Командир и экипаж желают вам счастья в новом году!

– Спасибо, – поблагодарил Гриня. – И вам всего самого доброго! – пожелал он взаимно.

– Ну, что, мужчина? – счастливо улыбнулась Саша. – Делай традиционный хлопок и наполняй бокалы.

Рубахин открутил проволоку. Выдернул пробку, словно чеку в гранате. Произошел выстрел, и пенистая жидкость заполнила бокалы. Мелкие воздушные пузырьки игриво поднимались вверх. В настенном динамике раздался бой курантов. Командир поздравил пассажиров, желая всем удачных начинаний.

Романтики подняли свои бокалы, Гриня сказал:

– Пусть твой душевный полет будет так же высок, как и этот самолет, находящийся на высоте десять тысяч метров.

– И в твоей жизни пусть будет только высота и ни одного падения, – пожелала Саша. Бокалы соединились. Разнесся чудесный звон и вместе с ним прошли первые минуты наступившего года. Гриня вел себя согласно устному контракту, заверенному честным словом. Говорил различные комплименты. Нежно приобняв за плечо, шептал ей на ухо пламенные речи, и не удивительно, что случилось то, что в условия контракта не входило. Как и бывает обычно, все произошло спонтанно. Саша задала такого жара, что молоденькие девицы позавидовали бы ее темпераменту.

– Я тебе благодарна, – сказала Саша, – ты меня вернул в далекие юные годы. Мне было очень приятно побывать там вновь.

Выйдя из своей пещеры, Заратустра обратился к солнцу: «В чем было бы счастье твое, не будь у тебя тех, кому ты светишь?»

В России миллионы женщин страдают от одиночества. Заботиться о ком-то согласилась бы каждая из них, отбросив все свои интересы ради близкого человека. По своей сути любая женщина – жертва. И это ее удел. Видя женские страдания, мы думаем: «Ах, какая она несчастная». Но как мы заблуждаемся, думая так. Ведь женское счастье и заключается в ее страданиях. В жалости к самой себе. Муки наслаждают ее душу. Печаль радует сердце. Женщина выдержит любые невзгоды. Одиночество – это единственное, с чем она не в силах совладать. Подняться с постели ни свет ни заря, приготовить завтрак, постирать грязные вещи. Весь день суетиться у плиты. Накрыть праздничный стол. А когда все утихнет, сесть за кухонный стол, пустить слезу и, подперев голову руками, жалеть себя. Это и есть женское счастье. В молодости многие женщины мечтают о принце и гоняются за толстым кошельком. Если же достигают цели, спустя время с сожалением смотрят на прошлое. Такая женщина мечтательно вспоминает мальчика из недостаточно обеспеченной семьи, который со школы носил ее портфель и у которого в сейчас море проблем. Куча долгов. Маленькая квартира. У которого младшие дети донашивают вещи после старших. Его жена не мечтает об очередном золотом аксессуаре. Она думает, как собрать ребенка в школу. Как сэкономить деньги. Как выкрутиться до зарплаты. Но не будет их счастливее, когда дети вырастут, получат образование, создадут свои семьи, станут приезжать в гости и привозить внуков. Как бы хотелось той женщине, что всю жизнь прожила в роскоши и беззаботности, каждое желание и каприз которой исполнялся, вернуться туда, где недостаток. Где рождается желание жить. Даже и не жить, а выживать любой ценой.

Дети Александры Васильевны живут своими семьями и не нуждаются в ее помощи. Они сами хорошо зарабатывают. Что уже говорить о муже, которому уже давным-давно все безразлично. В Грине она увидела отдушину. Оттого, что ему было хорошо с ней, было хорошо и ей. Что она является причиной его хорошего настроения. И за этот короткий миг наслаждения она была готова выложить весь свой капитал. Все свои сбережения.

Гриня не задумывался, что будет потом. Ему было достаточно того, что происходит сейчас. А дальше хоть трава не расти. Он был открыт для новых чувств и приключений. Но сам их не искал. С ним происходило все само по себе. А он лишь не сопротивляясь вливался в поток событий, плыл по течению, ожидая, когда его выбросит на берег.

Новогодняя ночь была прекрасна. Девять тысяч метров над землей, со вкусом накрытый стол и шикарная женщина рядом. О встречи такого нового года можно только мечтать.

– Ты думаешь, что это я тебя осчастливил? – под воздействием теплой волны шампанского заговорил Гриня. – На самом деле это ты сделала меня счастливым. Я тебе бесконечно благодарен. Все женщины от меня всегда чего-то требовали. Кто послушания и покорности. Кто любви и понимания. Ты взамен ничего не просишь. Лишь восхищаешься мною и это притягивает к тебе еще сильнее. Самое интересное в том, что из-за отсутствия в тебе капризов, мне самому захотелось сделать для тебя что-нибудь хорошее. Выполнить любую твою просьбу. Быть рабом твоих прихотей.

– Чем сильнее давят цепи, тем яростнее хочется их сорвать, – улыбнулась Саша. – Мой муж в молодости преследовал меня ревностью и тем толкнул меня на реальную измену. Свобода и подчинение слишком тесно связаны друг с другом.

– Да, я обратил внимание, что тиски рождают запретные мыли, которые очень часто потом становятся реальностью.

Подошла стюардесса и попросила пристегнуть ремни.

– Наш самолет идет на снижение, – сообщила она.

Через двадцать минут они находились на вокзале восточного аэропорта, чувствуя приятную усталость. Они были счастливы.

До посадки в самолет на обратный рейс оставалось около часа.

Они просто гуляли, разглядывая сувениры в ночных лавках при вокзале.

– Вот я и исполнила свою давнюю мечту.

– А мне не довелось исполнить свою мечту, – сказал Гриня. – Когда-то с одной мадам строили планы на будущее. Но сложилось так, что наша встреча обернулась разлукой. Скорее всего между нами уже никогда ничего не произойдет. С тобой мы тоже, когда вернемся в Островград, расстанемся. – Рубахин замолчал и, не найдя, что еще сказать, прочитал стих.

 
Нам не дано быть вместе
На виражах крутых,
Ты не моя невеста,
А я не твой жених.
И все ж я благодарен
Под тихою зарей,
Что нежность чувств в ударе
Сегодняшней порой.
Спасибо, что не тянешь
Меня в свой омут дней,
А просто миги даришь
Прекраснейших лучей.
И вот мы расстаемся,
Прослушав сердца бой,
И может быть вернемся
В счастливый миг с тобой.
 

– Спасибо тебе, Гриня. Замечательный стих, – трогательно произнесла Саша. – А что за мечта у тебя неисполненная осталась?

– Мечтал я когда-то сплавиться до устья Лены.

– По такому поводу не стоит огорчаться. У тебя еще все впереди. Все зависит только от тебя.

За беседой стрелки часов незаметно приблизились к нужной цифре. Добравшись до своих кресел в самолете, они уснули в радужном настроении своих душ.

В губернии они расстались и на Островград прибыли разными дорогами.