Текст книги "Япония: экономика и бизнес"

Второй элемент восточноазиатской модели – это экспортно ориентированная индустриализация, т. е. торговая и экономическая политика, направленная на ускорение промышленного развития путем экспорта товаров, в производстве которых страна имеет сравнительные преимущества. В Японии и странах Восточной Азии экспортно ориентированная индустриализация сопровождалась длительным занижением курса национальной валюты, структурными сдвигами в экспортном секторе вслед за изменением сравнительных преимуществ (от трудоемких к материалоемким и затем к наукоемким отраслям) и «ступенчатой индустриализацией» (передачей трудоемких производств из Японии в Южную Корею, Тайвань, Сингапур и т. д.). Рассмотрим перечисленные компоненты механизма экспортно ориентированной индустриализации более подробно.

Курс национальной валюты – это наиболее универсальный инструмент воздействия на внешнеэкономические связи страны. В Японии курс иены по отношению к доллару на протяжении послевоенного периода несколько раз делал крупные скачки, и они всегда сопровождались значительными экономическими и социальными сдвигами. В 1949–1972 гг. курс иены был закреплен на уровне 360 иен за доллар. После отмены фиксированных и введения плавающих валютных курсов в период 1973–1985 гг. за доллар давали примерно 240 иен. В 1985 г. по соглашению Plaza Accord стран «Большой пятерки» (Великобритания, Западная Германия, США, Франция, Япония) произошла девальвация доллара и ревальвация фунта, марки, франка и иены. Это было сделано для того, чтобы поддержать экономику США и компенсировать удорожание доллара в предыдущие пять лет после повышения американских процентных ставок. В 1985–1987 гг. курс иены повысился до 120 иен за доллар. В 1991–2009 гг. наблюдались резкие скачки курса, а многолетний средний уровень находился в пределах 110 иен за доллар (рис. 3.2).

2010–2012 гг. стали периодом необычно дорогой иены – до 80 иен за доллар. Ослабление до 120 иен наблюдалось в 2013–2015 гг. на волне экспансионистской денежной политики, а в 2016 г. курс снова вышел на отметку 105–110 иен.

Сами по себе показатели валютного курса мало о чем говорят. С точки зрения экономической политики важно соотношение номинального и реального курса. Номинальный курс – это цена национальной денежной единицы в иностранной валюте, а реальный – это курс с учетом соотношения национальных и иностранных внутренних цен. Номинальный курс формируется на основе текущего спроса на валюту, а реальный – в результате сопоставления цен на широкий ассортимент одинаковых товаров и услуг внутри страны и за рубежом. Если номинальный курс выше реального, то национальная валюта недооценена и страна получает преимущества в экспорте своих товаров. Когда возникает обратная ситуация, экспорт становится невыгодным и страна начинает экспортировать не товары, а капиталы (инвестиции) и экспортные производства уходят за рубеж.

Рисунок 3.2

Курс доллара США к иене в 1957–2009 гг.

Составлено на основе данных Bank of Japan

В Японии заниженный курс иены (выше реального) существовал в 1950–1965 гг. и затем в 1985-1990-х годах [Flath, 2005, p. 145]. Именно в эти годы наблюдалась самая активная внешняя экспансия японских компаний. В 1990-2000-х годах происходили скачки курса, в 2010–2012 гг. иена оказалась переоценена, а в 2013–2015 гг. – наоборот, недооценена (номинальный курс стал выше реального). В начале 2010-х годов это привело к повышению цен на японские изделия за рубежом, т. е. к утрате японскими компаниями ценовой конкурентоспособности. Положительной стороной завышенного курса стало удешевление импорта, что позволило поддержать энергетический сектор в период после катастрофы в Фукусиме, остановки атомных реакторов и увеличения закупок углеводородов для выработки электроэнергии. Изменение денежной политики с начала 2013 г. привело к удешевлению иены. Сложились условия для расширения экспортной деятельности. Экспортные компании начали получать рекордные прибыли и сосредоточили в своих руках значительные финансовые резервы.

Утрата курсовых преимуществ часто является показателем зрелости экономики страны. Это означает, что конкуренция на зарубежных рынках переходит из ценовой области в сферу качества, дизайна и технического уровня товаров и услуг. Многие страны Восточной Азии используют политику систематического занижения валютного курса для стимулирования экспорта. Классический пример этого дает Китай, валюта которого существенно недооценена (номинальный курс значительно выше реального). Неудивительно, что основные торговые партнеры Китая, прежде всего США, настаивают на ревальвации его валюты. Однако китайское правительство находит силы противостоять давлению и не допускает таких резких скачков курса, которые неоднократно пришлось испытать Японии на протяжении последних 40 лет.

Каждое повышение курса иены сопровождалось утратой конкурентоспособности в целом ряде экспортных секторов. Промышленность была вынуждена переходить от трудоемких к материалоемким (1960-1970-е годы), затем к наукоемким отраслям (1980–1990 гг.) и, наконец, от экспорта товаров к экспорту капиталов и прямых инвестиций (1990–2000 гг.). Трудоемкие отрасли (текстильная, швейная) передавались в соседние страны с пока еще дешевой рабочей силой (в 1960-е годы – в Тайвань и Гонконг). Затем туда было отправлено оборудование тяжелой промышленности (в 1980-е годы металлургические заводы вывозились в Южную Корею), позднее начался массовый перенос металлургических, химических и других производств в Китай. В итоге Япония на многие годы превратилась в лидера и главный двигатель индустриализации в странах Восточной Азии. По выражению японских ученых, они выстроились в форме клина летящих гусей (Flying Geese Paradigm) с Японией в роли вожака [Akamatsu, 1962]. Среди них возникла своеобразная технологическая пирамида, а процесс ее строительства получил название «ступенчатой», или последовательной, индустриализации [Terry, 2002].

Положение на вершине данной пирамиды (во главе «клина гусей») предполагало, что в Японии сохранятся наиболее сложные технологические производства, головные компании, центры расчетов, подразделения дизайна, исследований и создания контента. Отчасти так и произошло. Однако с годами стало очевидно, что подобный сектор требует особых условий, которые Япония далеко не всегда может предложить (например, отсутствует комфортная среда для работы международных компьютерных коллективов высшей квалификации). Сингапур предоставил международным офисам японских компаний более выгодные условия, чем Токио. Южнокорейские телефоны по дизайну во многих регионах мира оказались привлекательнее японских моделей, а Китай быстро создал собственную базу по производству компьютерных программ. Перед Японией встала задача поиска нового места в регионе Восточной Азии. Эта задача пока не решена, хотя возникшие у Японии проблемы далеко не уникальны. Многие страны, например Швейцария, Великобритания, Канада, уже проходили через повышение курсов валют и болезненную структурную перестройку. Вполне возможно, что их пример может дать ориентир для будущего развития Японии.

И наконец, третьим элементом восточноазиатской модели является высокая норма накоплений. Показателем ее служит доля валового накопления основного капитала (или, проще говоря, инвестиций) в ВВП.

На протяжении 1960-1980-х годов этот индикатор в Японии примерно в полтора раза превышал нормы накопления в других промышленно развитых странах. В 1990-х годах японский индикатор начал снижаться и к середине 2000-х вышел на средний уровень. Вслед за Японией «эстафету» инвестирования подхватили другие восточноазиатские державы. Абсолютное первенство в этом принадлежит Китаю, где на протяжении 30 лет ежегодно по 35–48 % ВВП направляется не на потребление, а на накопление, т. е. на увеличение основного капитала. Именно это является «капитальной» основой для фантастически быстрого роста китайской экономики.

Среди восточноазиатских стран Япония первой вступила на путь стимулирования накопления. Для этого был разработан и применен целый комплекс мер, ограничивающих частное и государственное потребление и содействующих инвестициям. Потребление домохозяйств сдерживалось относительно медленным ростом зарплат по сравнению с производительностью труда. Кроме того, в 1950-1970-х годах среди населения Японии преобладали молодые люди, обычно имеющие большие, чем пожилые, склонности к накоплению и соответствующие возможности. В структуре потребления значительный удельный вес занимали расходы на жилье, образование, медицину, пенсионные взносы и другие платные социальные услуги, которые государство сознательно не стремилось предоставлять. Это заставляло простых японцев откладывать до 30–40 % заработка и накапливать их в почтово-сберегательной системе или на банковских депозитах [Horioka, 1990].

Использованием накоплений занималась специально созданная система государственного инвестирования. Она представляла собой вынесенный за пределы бюджета механизм распределения инвестиционных ресурсов почтово-сберегательной службы. Размеры ежегодного инвестиционного плана на протяжении 1960–1980 гг. достигали половины среднего бюджета. Решения об инвестировании принимались кабинетом министров по представлению аппарата министерств, но не проходили длительную процедуру парламентского утверждения и обсуждения. Это позволяло принимать решения быстро, исходя из выработанной правительством стратегии поддержки избранных секторов экономики, без оглядки на текущую политическую ситуацию. Банковские депозиты, средства на оплату ипотечных кредитов, страховые и пенсионные взносы населения через систему банковских союзов поступали в государственные кредитные организации, которые предоставляли займы на цели инвестирования под невысокие проценты и на достаточно длительные сроки.

На уровне фирм действовала стимулирующая накопление система налогообложения. Основными ее чертами был сравнительно низкий уровень налоговых изъятий и невысокие ставки, а также ориентация на прямые (на прибыль и доходы), а не на косвенные (на оборот и стоимость товаров) налоги. Применялось множество скидок при осуществлении инвестирования, работал механизм ускоренной амортизации основного капитала (возможность в первые годы после инвестирования включать в капитальные расходы крупную часть стоимости основных фондов и снижать нагрузку по выплате кредитов), использовались снижение норм резервирования и требований к основному капиталу для инвестирующих банков и ряд других мер. В результате на протяжении нескольких лет удавалось сдерживать потребление и стимулировать накопление. Это находило свое выражение в быстром росте инвестиций, которые и давали толчок экономическому росту.

Оборотной стороной высокой нормы накопления является снижение отдачи на вложенный капитал и постепенное уменьшение эффективности инвестирования. Дело в том, что при неизменной технологии каждое новое капиталовложение приносит отдачу меньше предыдущего, поскольку связь величины основного капитала и производимой продукции является нелинейной функцией. Таким образом, для экономического роста имеются два пути: всё больше и больше инвестировать и привлекать всё новых и новых работников (экстенсивный рост) или же направить силы на внедрение новых технологий, улучшение государственных институтов и среды для деятельности бизнеса (интенсивный рост).

Каким же был экономический рост в Японии и в других странах Восточной Азии? В уже упомянутом отчете Всемирного банка «Восточноазиатское экономическое чудо» в 1993 г. был сделан вывод о важнейшей роли государственных институтов в развитии экономики [World Bank, 1993]. Тем самым была предложена трактовка японского скачка как роста за счет интенсивных источников. Этот тезис поставил под сомнение американский экономист П. Кругман (P. Krugman). Он провел статистический анализ вклада основного капитала, труда и всех прочих факторов развития, называемых совокупной факторной производительностью (СФП, или total factor productivity (TFP)) в экономическую динамику [Krugman, 1994]. В результате оказалось, что рост Японии и ряда других стран Восточной Азии происходил преимущественно благодаря расширению капиталовложений и привлечению новой рабочей силы, а не за счет факторов технического прогресса, т. е. экстенсивным, а не интенсивным путем.

Высокие темпы роста в 1950-1960-е годы определялись восстановлением экономического потенциала, разрушенного в годы войны, и поддерживались сокращением низкопроизводительного сельского хозяйства, переездом крестьян в города и их занятостью в промышленности. Параллельно с этим в развитие японской экономики направлялись огромные инвестиции. Однако к 1956 г. послевоенное восстановление завершилось.

Затем снизился приток рабочей силы из сельского хозяйства, т. е. закончился «агроиндустриальный переход», или, другими словами, экономика достигла «точки перелома Льюиса» (Lewis turning point – момент завершения миграции дешевой рабочей силы из сельскохозяйственного в промышленный сектор, исследованный американским экономистом А. Льюисом). После этого темпы закономерно снизились. Дальнейший рост требовал всё новых инвестиций, но их отдача со временем падала, да и источники капиталовложений оказались далеко не безграничными. В этом смысле экономический рост Японии напоминал послевоенное развитие СССР, которое все экономисты однозначно считают развитием за счет экстенсивных источников.

Из выводов П. Кругмана следовало, что после быстрого начального рывка темпы роста неизбежно должны замедлиться. Забегая вперед, отметим, что именно это и произошло сначала в Японии, затем на Тайване и в Южной Корее, а в настоящее время происходит на наших глазах в Китае. В начале 1990-х годов в Японии прирост рабочей силы и инвестиций прекратился, а другие возможности (новые технологии и институты) не смогли этого компенсировать. В дополнение сработали еще несколько организационных и циклических факторов, которые мы рассмотрим ниже. В результате 1990-е и 2000-е годы с точки зрения экономического роста оказались для страны «потерянными десятилетиями».

Созданная в Японии восточноазиатская модель показала многим странам реальный путь развития и повышения уровня жизни. Модель была многократно применена и доказала свою эффективность. Однако в 1990-2000-х годах все основные компоненты модели (низкие налоги, дешевая валюта и высокие инвестиции) прекратили свое действие. На смену активной роли государства пришли либерализация и желание уйти от излишнего регулирования экономики. Стимулы экспорта были подорваны сильными изменениями валютного курса и подорожанием иены. Норма накопления резко сократилась и у домохозяйств, и у предприятий, и в государственном секторе. Однако многие важные факторы экономического развития по-прежнему остались в распоряжении Японии и других стран, которые шли по ее пути: здоровое и образованное население, крупные частные сбережения, развитая инфраструктура, эффективные институты, мощный конкурентоспособный производственный сектор, твердые позиции в мировой экономической системе. Всё это говорит о том, что на смену прежней модели экономического роста неизбежно должна прийти новая. Какой бы она ни стала, под нее заложен солидный фундамент. На этой основе трудно ожидать новых скачков в темпах экономического роста, но длительное устойчивое развитие со средними темпами вполне допустимо.

3.3. Послевоенная Япония: «экономическое чудо»

Перечислим основные этапы экономического развития Японии после завершения Второй мировой войны.

✓ 1945–1955. Восстановление, структурная перестройка, выход экономики на довоенный уровень.

✓ 1956–1973. Бурный экономический рост, «экономическое чудо».

✓ 1973. «Шок Никсона» – отказ от фиксированного валютного курса, ревальвация иены, разрядка международной напряженности.

✓ 1974–1980. 1-й и 2-й «нефтяные шоки», структурная перестройка.

✓ 1985. Соглашение Plaza Accord, ревальвация иены, частичная либерализация внешнеторговой и финансовой сфер, снижение процентных ставок для поддержания экономики.

✓ 1986–1990. Спекулятивный экономический бум, повышение цен на рынке ценных бумаг и недвижимости, «экономика мыльного пузыря».

✓ 1991–1994. Одновременные и резкие меры по охлаждению экономики: повышение процентных ставок, запрет кредитования спекулятивных сделок, введение налога на перепродажу недвижимости, и в результате – продолжительная депрессия, начало дефляции и попыток оздоровления за счет расширения госрасходов.

✓ 1994–2002. Чередование краткосрочных подъемов и спадов, дефляция, ухудшение состояния государственных финансов, начало радикального реформирования экономики.

✓ 2002–2007. Продолжительный экономический рост с низкими темпами, «сырьевая инфляция», расширение реформ в области трудового и акционерного законодательства.

✓ 2008–2009. Экономический кризис, рост курса иены, стимулирование спроса, популистские тенденции в экономической политике после выборов 30 августа 2009 года и поражения ЛДП.

✓ 2010–2012. Оживление экономики в 2010 г., резкое ее падение после катастрофы 11 марта 2011 года, трудности восстановления в 2012 г.

✓ 2013–2016. Возвращение к власти ЛДП после выборов декабря 2012 г. и июля 2013 г., «Абэномика» (расширение денежного предложения, бюджетное стимулирование, структурные реформы), неустойчивая динамика в условиях повышения налогов и мировой экономической нестабильности.

Наибольшее внимание в послевоенной экономической истории традиционно привлекает «японское экономическое чудо». Остановимся на этом явлении более подробно. Чаще всего с понятием «экономическое чудо» связывают быстрый экономический рост на протяжении достаточно длительного времени (рис. 3.3).

Рисунок 3.3

Темпы роста ВВП Японии в текущих и постоянных ценах

Источник: [Statistics Bureau, 2015]

Средние темпы роста реального ВВП составляли примерно 10 % в 1960-х, 5 % в 1970-х, 4 % в 1980-х годах. Однако это лишь одна из составляющих «чуда», и, быть может, даже не самая главная. Ведь в 1990-2000-х годах Китай демонстрировал среднегодовые темпмы роста более 10 % на протяжении 20 лет.

Вторая составляющая «чуда» – большой масштаб экономики Японии.

Действительно, речь идет не о государстве-городе вроде Гонконга или Сингапура, а о стране, которая с 1978 по 2010 г. была второй экономикой мира и имела крупнейший экспортный потенциал. Однако и это японское достижение превзошел тот же Китай.

Третий элемент «чуда» – это осуществление нескольких чрезвычайно быстрых, крупных и успешных структурных перестроек в ходе экономического роста. Мы уже отмечали, что в 1950-1980-х годах японская экономика сумела перейти от преимущественно трудоемких к материалоемким, а затем – к наукоемким отраслям промышленности. Впоследствии начался перенос промышленной базы за рубеж, а в экономическом развитии появились черты постиндустриального общества. Среди крупных азиатских стран пока только Япония сумела достичь этой стадии.

И наконец, существует еще один, четвертый, элемент экономического чуда, о котором часто забывают, но который вполне можно считать уникальным японским явлением. Речь идет о в значительной степени равномерном распределении доходов между членами общества и территориями Японии, т. е. об осуществлении так называемого справедливого роста (shared growth). В экономической теории среднесрочную связь роста экономики и распределения доходов зачастую описывают с помощью выпуклой «кривой Кузнеца» (С. Кузнец (S. Kuznetz) – американский экономист, установивший эту зависимость). Форма кривой Кузнеца говорит о том, что на начальных стадиях экономического роста неравенство доходов усугубляется. Однако по мере повышения благосостояния в обществе набирает силу желание решить проблемы социальной дифференциации, бедности, преступности и ликвидировать другие последствия слишком высокого неравенства. Это приводит к формированию распределительной политики, усилению социальной поддержки и развитию систем социального обеспечения. В результате неравенство снижается. Такой цикл может длиться несколько десятков лет, а затем повториться на новой технологической и социальной основе. Вполне вероятно, что в послевоенные годы Япония стала первой в мире страной, которая опрокинула «кривую Кузнеца» и продемонстрировала обратную динамику, а именно: в годы наиболее быстрого роста показатели неравенства в распределении доходов снижались (рис. 3.4).

Рисунок 3.4

Коэффициент Джини (Gini) для денежных доходов на душу населения

Составлено по: [Statistics Bureau, 2015]

К середине 1970-х годов большинство японцев с гордостью причисляли себя к среднему классу. И только после падения темпов роста экономики, изменения экономической политики и дерегулирования рынка труда неравенство снова начало расти.

Очень похожие явления, хотя и с некоторым временным лагом, происходили также и в области региональной политики. В 1950-1960-е годы сокращение сельскохозяйственного производства заставило миллионы японцев переселиться в города. Именно там правительство начало массовое строительство жилья, дорог, социальной инфраструктуры. Это еще более ускорило рост населения крупных мегаполисов. К середине 1970-х годов население провинций ощутимо уменьшилось, и в японских политических кругах сформировался круг политиков, выступающих за развитие отстающих территорий.

Харизматичный лидер ЛДП К. Танака (K. Tanaka), уроженец аграрной префектуры Ниигата, выдвинул «План развития японского архипелага». Суть его состояла в ускоренном развитии периферийных территорий и приобщении их жителей к плодам быстрого экономического роста страны. Именно в эти годы в традиционно отсталых районах Японии (о. Хоккайдо, япономорское побережье о. Хонсю, о. Сикоку и внутренние районы о. Кюсю) началось масштабное строительство инфраструктурных объектов. Однако в те годы их население уже значительно сократилось, и бюджету удалось сэкономить средства на строительстве дорог, школ и больниц. Такая последовательность в развитии территорий (сначала мегаполисы, а затем провинция) позволила не только сократить региональные различия, но и сберечь бюджетные средства. Кроме того, наибольшая часть рабочей силы Японии оказалась сосредоточена в крупных городах, т. е. именно в тех районах, где на нее имелся наибольший спрос и где применение труда давало наибольший эффект. В результате Японии удалось одновременно сократить территориальные различия и повысить «пространственную эффективность» распределения экономического потенциала [Белов, 2012].

А теперь рассмотрим причины появления «экономического чуда». Их можно разделить на внутренние и внешние. К внутренним причинам относится прежде всего применение «восточноазиатской экономической модели», т. е. активная роль государства, экспортная ориентация и заниженный валютный курс, а также высокая норма накопления. Далее следует выделить грамотную экономическую политику, которая позволила одновременно и стимулировать рост, и содействовать развитию рыночных институтов. И наконец, многие исследователи отмечают, что на начальных стадиях экономического роста позитивную роль сыграли некоторые традиционные особенности японцев и японского общества, такие как законопослушание, трудолюбие, уважение к государству, склонность к сбережению, групповое поведение и т. д.

Заметную роль в экономическом развитии сыграла промышленная политика, которая складывалась из нескольких разнородных механизмов. На протяжении 1949–1980 гг. применялись ограничения в использовании иностранной валюты. Наиболее жесткий контроль, т. е. наблюдение правительства над всеми экспортными и импортными операциями, осуществлялся до 1964 г. Фактически в эти годы правительство Японии определяло структуру импорта и возможные направления инвестиций из-за рубежа. В 1949–2002 гг. активно действовала система государственного инвестирования. Основу ее составлял ряд государственных финансовых институтов (Экспортно-импортный банк, Банк развития и др.), занимавшихся финансированием приоритетных отраслей за счет частных сбережений, бюджетных средств, пенсионных и страховых накоплений. В 1950-1970-х годах широко применялась система налоговых и таможенных льгот, особенно в отношении экспортных отраслей и импорта экспериментального или «особенно важного» оборудования. В те же годы правительство использовало исключения из антимонопольного законодательства и в ряде отраслей разрешало формирование экспортных и внутренних картелей (соглашений об установлении единых цен и разделе рынков). Такая комбинация защиты от иностранной конкуренции и одновременной поддержки в виде государственных инвестиций и промышленных займов, налоговых льгот и ценовых картелей создала благоприятную среду для быстрого роста конкурентоспособного экспортного сектора и ряда внутренних отраслей.

После завершения периода высоких темпов роста в середине 1970-х годов в центре промышленной политики оказались иные меры. Речь идет о содействии отраслям с сокращающимся производством, в число которых к тому времени попали текстильная, угольная, металлургическая и судостроительная промышленность. Мерами поддержки являлись всё те же займы и гарантии государственных финансовых учреждений, налоговые льготы и разрешение создания картелей. И наконец, с конца 1960-х годов набрало силу стимулирование высокотехнологичных отраслей. Последнее осуществлялось в форме прямого субсидирования и налогового поощрения частных расходов на НИОКР, а также организации около сотни смешанных частно-государственных исследовательских и производственных консорциумов, занятых разработкой и изготовлением микросхем, средств связи, мощных компьютеров и других наукоемких изделий.

Анализ промышленной политики Японии приводит к противоречивым выводам. С одной стороны, «наиболее важные» отрасли (угольная, сталелитейная, электроэнергетическая и судостроительная) в период высоких темпов роста внесли относительно скромный вклад в общий прирост экономики. В перечисленных отраслях не наблюдалось ни заметных инноваций, ни широкого распространения положительных эффектов в другие сектора. На этой основе первый этап промышленной политики, например в отношении сталелитейной отрасли, в работах некоторых ученых получил отрицательную оценку [Krugman, 1987]. С другой стороны, по результатам ряда исследований, промышленная политика со значительным временным лагом (8 лет для поддерживаемых отраслей) привела к росту экспорта, т. е. сыграла заметную роль в создании крупного и диверсифицированного экспортного сектора [Noland, 1993]. Разброс мнений говорит о том, что однозначная оценка такого сложного явления, как промышленная политика Японии времен «экономического чуда», не всегда возможна, а вывод зависит от выбора критериев.

Среди внешних причин, создавших условия для быстрого экономического роста, следует отметить разнообразную помощь со стороны США, а также отведенную Японии роль американской экономической и военной базы в период Корейской (1950–1953) и Вьетнамской (1965–1973) войн и, разумеется, благоприятные международные условия, которые сложились для Японии в системе противостояния СССР и США. Первую причину (помощь со стороны США) следует отметить особо, поскольку из нее вытекают все остальные. С начала 1950-х годов США активно оказывали экономическую, политическую и военную помощь в различных регионах мира. В двух странах – Японии и Германии – это привело к запуску механизма настолько быстрого роста, что он впоследствии получил название «экономического чуда».

В обеих странах проводилась сходная американская политика (частичное восстановление ранее распущенных монополий, прямая финансовая помощь, бюджетная стабилизация, дешевая национальная валюта, американские заказы местной промышленности), обе страны попали под американский «ядерный зонтик» и были избавлены от бремени военных расходов, обеим странам были предоставлены льготные условия для экспорта на американский рынок и импорта технологий. В результате США получили стабильных союзников, один из которых стал платформой для крупнейшего контингента американских войск в Европе, а другой – «непотопляемым американским авианосцем» в Азии.

США продолжали выполнять роль стимулятора экономического развития Японии вплоть до начала 1980-х годов. Однако в экономике США накапливался большой груз проблем (торговый дефицит, рецессия и др.), связанных с медленной структурной перестройкой после серии нефтяных кризисов и тяжелым бременем военных расходов. Экономическая политика США в начале 1980-х годов включала параллельное расширение бюджетных расходов, ограничение денежного предложения и повышение процентных ставок для борьбы с инфляцией. Это привело к усилению доллара, расширению импорта, обострению торговых противоречий и росту протекционистских настроений. Стало очевидно, что США не могут самостоятельно справиться с возникшими проблемами и необходимо срочное международное содействие. Оно было оказано в форме одновременной ревальвации валют основных промышленно развитых капиталистических стран и девальвации доллара. Это решение было оформлено в 1985 г. в нью-йоркском отеле Plaza и получило название Plaza Accord. Центральные банки стран-участников начали согласованные валютные интервенции, и курс доллара к основным валютам снизился примерно на 50 % за два года. В 1987 г. после совещания в Лувре (Франция) интервенции были остановлены и падение доллара прекратилось.

Соглашение Plaza Accord имело очень серьезные последствия для экономики Японии. Курс иены к доллару поднялся наполовину за два года (примерно с 250 иен в 1984 г. до 125 иен в 1987 г.). Японские товары на американских рынках тоже подорожали. Но крупнейшие экспортные компании страны приняли настолько жесткие меры по снижению расходов и повышению эффективности, что сумели даже увеличить сбыт. Да и американские потребители уже привыкли к качественным японским телевизорам и автомобилям и продолжали покупать их по более высокой цене. В результате сокращения экспортной выручки не произошло. В дополнение к этому японское правительство приняло срочные меры стимулирования экономики. Были увеличены темпы роста денежной массы, резко снижены процентные ставки, а также отменены ограничения на использование прибыли компаний и либерализованы многие финансовые и внешнеэкономические операции. В Японии появились сравнительно дешевые средства, которые можно было вложить по своему усмотрению. Однако высокий курс иены сделал инвестиции в японский производственный сектор слишком рискованными. Впервые за все послевоенные годы деньги Японии направились за рубеж. В 1985–1990 гг. японские компании открыли множество зарубежных производств и получили известность как чрезвычайно агрессивные инвесторы на зарубежных рынках недвижимости. В частности, в США они стали владельцами нескольких объектов, которые считались символами Америки, – голливудской компании «Коламбия пикчерз» (Columbia Pictures), нью-йоркских Рокфеллеровского центра (Rockefeller Center) и знаменитого здания Эмпайр стейт билдинг (Empire State Building).