Текст книги "Кома"

Глава 6. Ярко и ласково

– Что-то мне расхотелось стучать, – не сводя глаз с вывески, пробормотал Мартин.

– Мне что-то здесь даже стоять расхотелось, – прошептала Алина. – Может, и дома-то никого нет.

– Вот как раз никто здесь, похоже, и есть. И, кажется, это лучшая охрана, до которой додумалось человечество.

– Я не хочу встречаться с никем.

– А я вообще ни с кем. Но, полагаю, вариантов у нас нет.

Глухой стук запутался в тяжелых ветвях и исчез, проглоченный безмолвным сумраком. Ворота слегка скрипнули. Мартин постучал ещё раз. Одна из створок дернулась, пронзительно заскрипела и открылась. За воротами никого не было.

– Я… я не хочу туда, – едва ли не стуча зубами, пробормотала Заморючка.

– Нас приглашают, – шепнул Мартин и сделал шаг.

От ворот вглубь темнеющих зарослей вела узкая дорожка, вымощенная цветными булыжниками. По обеим сторонам, сплетаясь, поднимались по кривым стволам стебли незнакомых растений.

– Ни фига себе флора, – присвистнул Мартин.

– Анемоны, любисток и ещё какая-то дичь непонятная, – озираясь, сказала Алина. – Ой, ворота закрываются!

– А ты как хотела?

– Ну… Не знаю. Не так. Сейчас ещё какая-нибудь ведьма ка-ак выпрыгнет, ка-ак выскочит, и клочки по закоулочкам.

– Всероссийское общество садоводов, – усмехнулся Мартин. – Да, пожалуй, только ведьм и не хватает.

Дорожка огибала круглые клумбы, засаженные корявыми кустарниками чёрных роз, альпийские горки, на которых вместо гномиков или замков стояли миниатюрные кладбищенские памятники, петляла мимо серых деревьев со скрученными или изогнутыми стволами. С ветвей свисали толстые бороды мха, а на камнях под ними жёлтыми и рыжими пятнами разбросался лишайник.

Может, когда-то это были яблони, груши, вишни и всякое такое, но какая-то неведомая сила превратила их в застывших чудовищ, в бессильной ярости вздымавших в жёлтое небо искривленные руки.

– Интересно, сколько народу повесилось на этих деревьях? – вполголоса сказал Мартин.

– Кажется, скоро будет на двоих больше, – зябко поёжившись, сказала Заморючка.

– Знаешь, а я никогда не задумывался, вот если человек умирает в Айе, то куда он девается? Просто я ни разу не видел здесь ни кладбищ, ни похорон.

– Наверное, просто исчезает. Не знаю. Я не хочу об этом думать. Мне здесь страшно и холодно. Никакое это не общество садоводов, и ни фига это не сад вовсе.

За длинным пологим поворотом открылась большая поляна, посреди неё возвышался дом, сложенный из толстых бревен. Вдоль второго этажа тянулся балкон, к которому карабкались нити плюща и винограда. Сквозь темные окна виднелись алые шторы.

Мартин сжал тонкую нежную ладонь и остановился, не дойдя нескольких шагов до двери.

– И нам что – туда? – совсем задрожавшим голосом промямлила Алина.

– Ох, как не хочется стучать, – тихо произнес Мартин.

– Так входите без стука! – раздался сверху чистый звонкий девичий голос.

Заморючка ойкнула и прыгнула на несколько шагов назад. Мартин не удержал равновесие и неловко шлёпнулся на дорожку, до жгучей боли ударившись локтем.

Дверь распахнулась, и на крыльце появились две высокие девушки, одетые в длинные старомодные платья, расшитые серебристыми лентами. Волосы одной из них отливали медно-красным, и этот цвет удивительно красиво ложился на чёрную с зеленоватым отливом бархатную ткань. Вторая сияла белокурыми локонами, словно луна в ясную ночь, и на её голубом платье поблескивали созвездия.

– Добро пожаловать в наш тихий садик! – сказала та, что в чёрном. – Не стоит пугаться, и уж тем более падать.

– С-спасибо, – кое-как вымолвил Мартин, поднимаясь. – У вас з-здесь в высшей степени уютно.

– Мы старались как могли, – улыбнулась девушка в голубом. – Милая леди, вы так дрожите, словно мы похожи на привидений.

– Да вы и на людей-то как-то не особо похожи, – опасливо меряя короткими шажками дорожку, сказала Заморючка.

– Вот спасибо! – рассмеялась чёрная. – Самый лучший комплимент за последнее время. Но проходите же в дом, для вас давно накрыт стол, и чай уже остывает!

Мартин взял Алину под руку и медленно приблизился к крыльцу. Девушка в голубом наклонила голову и в её улыбке засияла утренняя заря.

– Рады видеть вас в нашем скромном уголке, – сказала она, пропуская гостей внутрь. – Мы уже, откровенно говоря, заждались. Что вас так задержало, Мартин?

Ногти Заморючки едва не проткнули плотную джинсовую ткань куртки, и кожа на плече резко заныла. Мартин закашлялся и спросил хриплым голосом:

– А… можно узнать, с кем имеем честь?

– Меня зовут Нелли Яркова, – проворковала девушка в чёрном.

– А я – Аля Ласкова, – чуть склонившись, сказала та, что в голубом.

– Потрясающе, – выдохнула Заморючка. – А я… А у меня…

– Мы знаем, как вас зовут, милое дитя, – улыбнулась Нелли. – Но то имя пока вам даже вспоминать не нужно.

– Но зачем вы нас ждете?

– Мы любим гостей, – ответила Аля. – Хотя они к нам не любят ходить. И мы были несказанно рады узнать, что вскоре у нас будет прием.

– Откуда вы узнали? Кто сказал? – запинаясь, спросил Мартин.

– А так ли вам надо это знать? – загадочно прищурившись, сказала Нелли. – Проходите, располагайтесь, угощайтесь и отдыхайте. Сегодняшний день вряд ли можно назвать лёгким и спокойным.

И действительно, Мартин только сейчас понял, что ни о чём так сильно не мечтает, как о мягком диване и чашке горячего терпкого чая с ароматом мяты.

– Диван велюровый, мята уже растерта с сахаром, – нежно сказала Аля. – А вам, как и просили, круассан с корицей и ванильный капучино.

– Вы читаете мысли? – ахнула Заморючка.

– И читаем, и пишем, – звонко засмеялась Нелли. – Но не бойтесь! С нами интересно и не страшно.

Комнату с диваном и большим столом заливал теплый жёлтый свет из высокого окна. Красные шторы кто-то уже успел раздвинуть, и в открытой форточке играл свежий ветерок с запахом земляники и ландышей.

Мартин сел на краешек дивана и положил ладонь на боковой валик. Синий велюр, теплый, нежный, словно шёрстка котенка, согревал и успокаивал. На мгновение захотелось упасть во весь рост, закрыть глаза и не думать больше ни о чём.

– Конечно, спать мы вас устроим так же уютно, – подмигнула Нелли. – Вам категорически необходимо отдохнуть, как следует. Ведь не каждый же день узнаешь, что умер, не правда ли?

– Мне понемногу начинает нравиться это состояние, – усмехнулся Мартин. – Во всяком случае, здесь точно.

– Мы очень старались, – кивнула Аля. – Жаль, что кроме вас, никто не оценил.

– А могли бы вы всё-таки рассказать о себе чуточку больше? – краснея, спросила Алина.

– Возможно, – пожала плечами Нелли. – Но даже если и да, то не сейчас. Время чая!

– Хотя бы скажите, кто открыл нам ворота? – поинтересовался Мартин.

– Разумеется, никто, – улыбаясь, ответила Аля.

– Почему-то я не удивлён.

– А вы скоро вообще отучитесь от этой вредной привычки. Миром надо восхищаться, а не дивиться. Всё всегда на своих местах и всё всегда так, как надо. Ничего удивительного в этом нет. А вот величие замысла и мастерство исполнения – это умопомрачительно.

– В ваших словах что-то есть, – кивнул Мартин.

– Как минимум звуки, – рассмеялась Аля. – Ваш чай, пожалуйста!

В одной чашке, казалось, растворена огромная лесная поляна. Обжигающий аромат ягод, диких цветов, свежей травы и мёда наполнил всё вокруг, и над этим царственно возвышалась сладкая мята. Мартин прикрыл глаза и унесся в детство, под полог светлого соснового бора, на горячий песок, устланный рыжей хвоей, по которой рассыпались красные бусинки земляники. Защебетали птицы, запел в высоких кронах вечно несущийся куда-то ветер, и внутри защекотало от предчувствия чего-то непостижимо прекрасного.

– Я так рада, что вам нравится мой чай! – негромко пропела Нелли.

– Это не чай, – растягивая слова, сказал Мартин. – Это машина времени.

– Вполне, – кивнула девушка. – Только не возвращайтесь туда сейчас.

– Да нам хоть бы просто домой вернуться, – усмехнулся Мартин. – А то мотаемся чёрт-те где ни живые, ни мёртвые.

– Это пройдёт, – успокаивающе произнесла Аля.

– В любом случае, – кивнул Мартин. – Либо так, либо по-другому. Но хотелось бы так.

– А я знаю, как вы хотите назвать своих детей, – лукаво подмигнув, сказала Нелли. – Хорошие имена, постарайтесь всё же подарить их, а не оставить там, наверху.

– Это зависит, к сожалению, не только от нас, – вздохнула Заморючка. – А можно повторить кофе? Он… он… божественный.

– Да, в аппарате на гоночном треке в Рязани был точно такой же, – кивнула Нелли. – С удовольствием.

Её черное платье прошуршало, словно летящая в ночи птица, но уже через полминуты Нелли вернулась с полной чашкой.

– Волшебство какое-то, – выдохнула Алина.

– Как вам будет угодно. Мы называем это гостеприимством. Отдыхайте, наслаждайтесь нашим садом и домом. Но, как бы грустно это ни звучало, больше ничем мы вам помочь не сможем.

Глава 7. Красота до заката

Сначала Мартину показалось, что кто-то уколол его в спину. Но почти тут же всё снова стало мягким и нежным, и разум даже не успел понять, что произошло.

В конце концов, а так ли уж нужна помощь? Достаточно того, что эти волшебницы уже сделали. Порой возможность прийти в себя, откинувшись на спинку мягкого дивана важнее, чем усилия всех людей в мире. Несколько часов, подаренных себе, проведенных в тишине вместе с той, что дороже всех на свете – это ли не счастье?

– Так странно, – сказала вдруг Заморючка. – Нереально ужасный сад – и такая прелесть.

– Ужасный? Нет-нет! – покачала головой Аля. – Печальный, необычный, заставляющий задуматься – да. Но не ужасный.

– Ну не знаю. Мне было страшно. Такие деревья, мох, паутина везде. Разве это не может не пугать?

– Милая девочка, то, что ты назвала, – не страшно. В тоске и грусти, в странных формах и причудливых изгибах нет ничего ужасного. Гораздо страшнее ровные, чёткие сверкающие линии и белые листы на серых столах. Настоящий ужас творится за огромными стеклянными стенами и дверями с золотыми ручками. А здесь у нас только тишина и истина.

Мартин поставил пустую чашку на стол и почесал кончик носа. Чашка наполнилась сама собой. Аля засмеялась и подмигнула.

– А вам не бывает скучно? – спросила Алина. – Здесь, в этом отрезанном от мира месте.

– Мы же сами его и отрезали, – ответила Нелли. – Поверьте, скучать нам не приходится.

– Но вы же понимаете, что вас… ну, как бы… нет.

– Разумеется, дитя мое! Но вот только там, где нас нет, там мы и есть. Мы всегда и везде, мы идём друг за другом и никогда не расстанемся. Это сложно понять, но и не надо. Думаю, вы сильно удивитесь, если я скажу, что вы всю жизнь видели нас, только не знали, что с нами можно и поговорить.

– С ума сойти, – покачала головой Заморючка. – Можно, я выйду на балкон?

– Там для тебя уже разложен шезлонг, – сказала Аля. – И да, лимонад холодный, словно арктический лед. Как ты любишь.

– Хотя бы перед смертью я узнала, что сказки бывают на самом деле, – восторженно прошептала Алина. – Спасибо вам огромное!

– Вы в этой сказке живете всю жизнь, не замечая ее, – тихо сказала Нелли. – Лишь немногим дано увидеть. Таким, как вы.

После второй чашки Мартина начало клонить в сон. Голова отяжелела, глаза наполнились песком и дымом, спина отказалась держаться в вежливом положении.

– Ваша любовь тоже спит, – сказала Аля, убирая со стола. – Не сопротивляйтесь.

– Я бы лучше побродил по саду.

– Вы обязательно сделаете это после того, как отдохнете пару часов. Поверьте, никто не в состоянии спорить с силами природы. Многие, кто пытались, уже мертвы.

– Неловко как-то.

– А я вам песенку спою. Я люблю петь колыбельные. Нелли их терпеть не может, а мне нравятся.

– Оказывается, с ума можно сойти красиво.

– Тссс! Ни слова больше!

Под потолком поплыла прозрачная мелодия, зазвенели тонкие хрустальные колокольчики, и Мартину показалось, что он стал легче воздуха и взмыл над деревьями, крышами и дворами.

Когда-то это уже было. Или только будет? Где-то вдалеке, там, где утёсы склоняются над морем, там, где сплетаются в одну все дороги, это было там. Или только будет. Так хорошо.

Разум встрепенулся, словно умытый прохладным душем. Мартин приоткрыл один глаз и облегчённо вздохнул. Просторную комнату по-прежнему заливал теплый свет, и на огромном столе стоял все тот же пузатый перламутровый чайник. На стуле с высокой спинкой сидела Аля и что-то резала длинным тонким ножом.

– Совсем другое дело, да? – спросила она, откладывая нож. – Сейчас будет ужин.

– Как-то даже неудобно, правда. Столько заботы.

– Перестаньте, ладно? Мы делаем то, что нам нравится.

В проёме балконной двери появилась Заморючка. Она сонно потягивалась и зевала.

– Как спалось под открытым небом? – спросил Мартин.

– Как будто на морском берегу. Правда, чудесно.

Откуда-то возникла Аля с подносом в руках. По залу поплыл аромат базилика и сыра.

– Воодушевляет, – покрутил носом Мартин.

– Это карпаччо. Легкий ужин и немного «кьянти».

– Аля, а почему у вас на балконе пахнет морем? – спросила Алина.

– Потому что здесь совсем рядом море, – невозмутимо ответила волшебница.

Мартин моргнул и попробовал прижать задёргавшийся правый глаз. Море. Ладно. Пусть будет море. Всё равно ничего не понять. Лучше заняться карпаччо.

То ли час пролетел, то ли минута прошла, то ли мир просто замер в ожидании. И только когда стекла по хрустальному кружеву последняя бордовая капля, в форточке снова зашумел прохладный ветер. Мартин едва успел положить вилку на пустую тарелку, как на столе осталась только белоснежная скатерть.

– Вы, помнится, хотели прогуляться по саду? – спросила Нелли.

– Я не хотела, – буркнула Заморючка. – Что бы вы ни говорили, а там страшновато.

– Но именно там то, что вам нужно. Здесь, в доме, этого нет.

– Понимаю, – сказал Мартин.

– Там есть красота, – почти пропела Аля. – Найдете её – найдете и остальное. Только постарайтесь успеть до захода солнца.

– Иначе карета, которой у нас нет, превратится в тыкву?

– Иначе вам не понравится.

В окно залетел сухой скрюченный лист и, медленно крутясь, опустился на сверкающий пол. По вискам пробежала неприятная дрожь. Мартин поднялся со стула, хмуро посмотрел на Алю и подал руку Алине. Будь что будет.

В саду ветра не было, и листья на извитых ветках казались то ли нарисованными, то ли смоделированными в старинной компьютерной игре. Издалека слышалось глухое уханье, казавшееся в безмолвии мрачных аллей оглушительным. Мартин коснулся пальцами растрескавшейся коры и отдернул руку.

– Она горячая! – воскликнул он. – Такое чувство, что дерево горит внутри.

– А я говорила, что здесь не вот тебе восторг. Не нравится мне. И эта еще такая: «Постарайтесь успеть до заката!» Тут и при свете-то фигня нездоровая творится, а уж что ночью будет – ой-ой-ой!

Мартин молча обнял хрупкие тонкие плечики и коснулся губами розового ушка. Заморючка хихикнула, и на её щеках заиграли трогательные ямочки.

– Не щекочи меня, а то мурашки уже.

– Ладно, как скажешь. Я просто хотел немножко тебя развеселить.

– Меня здесь сможет развеселить только выход. Ужасное место.

– Не знаю, не знаю. Чем больше смотрю, тем больше мне здесь нравится.

– Ты странный. И имя у тебя странное. Кстати, раз уж мы знакомимся заново, расскажи, почему тебя так зовут? Я вообще про тебя многое забыла.

– Ладно, я про тебя вообще всё забыл. А имя… был когда-то в прошлом веке чувак один, швед, певец и продюсер, все дела. Сценическое прозвище у него было как-то от названия машины образовано. А звали его Мартин Эрикссон. Родители так по нему в свое время фанатели, что даже вот меня в его честь назвали. Но, кстати, имя прикольное, мне нравится. Правда, в школе из-за него меня дразнили «Гусём», вроде того как я Нильса на шее таскал. Дурачки, что поделать. Правда, больше так обзываться никто не додумался. На работе я всегда был Марти, вроде как из «Назад в будущее». Правда, это на этой. Или на той? Где-то меня еще «Энакином» звали, а где-то «Золотой отвёрткой», не помню уже. Так всё перемешалось. Даже не помню, кем я по-настоящему был.

– Я вот тоже не помню. В смысле, про тебя. Про себя кое-что помню.

– Расскажи, пожалуйста.

– Не-а. Давай не сейчас. Мне неуютно здесь, нет настроения рассказывать.

– Ладно, – улыбнулся Мартин. – Пошли искать красоту.

Дорожки, вымощенные цветными камнями и фигурными плитками, расходились, сливались, изгибались и прятались в глубокой тьме. Деревья, опутанные лианами, опускали ветки до самой земли, и из-под тяжелых листьев проглядывали фиолетовые и багровые цветы. Казалось, будто это огромные капли крови, растекшиеся по траве и мхам. Тёплый воздух, пропитанный запахами увядших яблок и грибов, проглатывал звуки, словно в маленькой комнате, обитой войлоком.

Сквозь густые кроны тонкими мазками проглядывало не по-вечернему яркое весёлое небо, но на дорожках лежала густая, как будто влажная, тень. Сбегая в стороны, она крепла, набирала силу, и топила под собой и печальные цветы, и тонкие сосенки, и умирающие от бесконечных лет яблони.

– Смотри, ограда, – шепнула Алина, показывая рукой в сине-зелёную мглу.

Там, среди запутавшихся стволов и увядающих лиан, впивались в землю железные стрелы изгороди, покрытые голубой эмалью.

– Как на кладбище, – поёжившись, сказал Мартин.

– Вот где хочешь, там и ищи красоту, – пробурчала Заморючка. – Ты что, пойдёшь туда?

Мартин отпустил её руку и шагнул в сырую глубь сада. Несколько шагов сквозь скомканные заросли оказались испытанием, в конце которого вместо победы поджидало разочарование. Внутри оградки не было ничего, кроме засохшего и почерневшего куста роз. Лепестки, похожие на сгоревшую бумагу, лежали на жёлто-зелёной траве, словно упали только вчера. Мартин дотронулся до куста, и несколько листьев, плавно крутясь, опустились на землю и застыли. Как осколки старинной чашки. Как ноты давно забытой мелодии.

– Что там? – донёсся, словно издалека, голос Заморючки.

– Мёртвая роза! Не знаю, считать ее красотой или нет, но выглядит прикольно.

– Давай назад, а? Мне тут страшно вообще-то.

Обратный путь оставил на джинсах десяток репьёв и целые полотна паутины. Мартин наскоро отряхнулся и взял Алину под руку.

– Вот интересно, – сказал он. – Это могила для розы, или она – памятник, когда-то бывший живым?

– Даже думать не хочу. А представь, там, под этой розой, лежит мертвец? Фу, бррр.

– Даже если и, – пожал плечами Мартин. – Он же не погонится за нами. Знаешь, я никогда не мог понять эстетику тлена. Для меня это всегда было что-то трагическое, печальное, давящее на разум. И только сейчас я впервые увидел, что в угасании есть смысл и какая-то странная притягательность.

– Вот уж не знаю, – покачала головой Заморючка. – Может, ты и прав, но пока я в этом саду вижу только смерть и страх.

Мартин вздохнул и пригласил идти дальше.

Дорожки, петляя и меняясь, вели в сырую зелёную тишину, в которой тонули и гасли ласковые лучи клонящегося к закату солнца. Его уже совсем не было видно, только редкие розово-голубые пятна наверху говорили, что ночь пока не торопится, но уже и не спит.

Мартин вертел головой по сторонам, стараясь уловить еще хоть что-то, не похожее на ветки и лианы, но старинный сад ничем не хотел помогать.

Тропинкам и аллеям, казалось, не будет конца. От монотонных шагов и унылых одинаковых пейзажей начало клонить в сон. Одно и то же, одно и то же. И только слабые разноцветные вспышки света, едва видимые сквозь сплетения ветвей, хоть как-то оживляли безжизненный пейзаж.

– Сколько мы уже бродим? – усталым шёпотом спросила Алина.

– Не знаю, – покачал головой Мартин. – Долго. Час, не меньше.

– И ещё. Ты помнишь, как идти обратно?

Мартин остановился. Холодный вихрь ворвался в голову, смял и разбросал мысли, ледяным дождем обрушился на сердце.

– Нет.

Глава 8. Стёкла времени

Огромный сад. Нет. Огромный, огромный, огромный тёмный лес с умирающими деревьями и сырым, похожим на плесень, мхом. Он проглотил их, как кит глотает мелких рыбешек. Вот, что значили слова хозяйки цыплят и роз! Никто не в силах выбраться отсюда. Это не сад, это смертельный лабиринт, ловушка, в которую две прекрасные ведьмы заманивают доверчивых дурачков.

– Что же нам делать? – выдохнула Заморючка.

– Попытаться найтись. Плохо, что здесь нет ориентиров, и солнце вот-вот скроется.

– А ты помнишь, с какой стороны оно было, когда мы заходили?

– Вроде сверху и справа. Но это бесполезно, потому что через эти джунгли фиг что увидишь. Я, например, вообще солнца не наблюдаю.

– А я говорила! Вот было у меня предчувствие, что не надо сюда идти! И эти двое тоже… Сладко стелют. Ведь надо же было понимать, что просто так никто ничего хорошего не делает!

– Да, к ним у меня отдельный вопрос. Ладно, давай для начала просто развернёмся.

– Хочешь, я ещё тебе настроение подниму? Где-то здесь шатается никто.

– Тьфу, блин. Подняла. Теперь у меня глаз дергается.

Медленно озираясь, Мартин сделал первый шаг назад. Перекрёсток из трех почти одинаковых дорожек, похожий на «голубиную лапку» пацифистов, светлыми штрихами перечёркивал тёмное полотно слежавшейся листвы и хвои. Но по какой из них пришли они сюда? Мартин не помнил точно, какой поворот был последним, да и был ли он вообще.

– Если нас сюда завели эти подружки-говорушки, то фига два мы вспомним, куда надо идти.

– Можно положиться на руку судьбы, – пожал плечами Мартин. – Должна же быть в жизни справедливость!

– Не-а, – качнула головой Алина. – Она свои долги выплатила ещё до нашей эры. Теперь надежда только на удачу и счастливый случай.

– Ничего другого не остаётся, – кивнул Мартин. – Идем куда глаза глядят.

Через три перекрёстка Заморючка остановилась.

– Мне одной кажется, что мы ходим кругами?

Мартин осмотрелся. Сложно сказать, в этом лесу всё везде казалось одинаковым. Похожие деревья, однообразные пятна цветов, ничем не отличающиеся бороды мха. «Или же нет? Что это там блестит?»

Сделав гигантский шаг, Мартин наклонился над травой и поднял с земли кусок битого стекла прозрачного синего цвета. Осколок морской воды. Замёрзший клочок утреннего неба.

– Смотри, как красиво!

– Я люблю цветные стекла, – кивнула Алина. – Особенно смотреть через них.

Мартин отдал осколок. Девушка приложила его к глазу и изумлённо вскрикнула.

– Что-то не так?

– Сад! Он… смотри, он совсем другой! С ума сойти, он ожил!

И верно, сквозь голубые грани стекла Мартин увидел, как расцветают молодые деревья, как качаются под легким ветерком круглые головы пионов, как белеет на яблонях кружевная ткань из нежных лепестков.

– Он был красивым, этот сад! – восхищённо прошептала Заморючка, снова хватая осколок. – Это они, ведьмы, сделали его страшным! Мы должны его вернуть!

– Мы? – Мартин вскинул бровь. – Почему мы?

– Потому что у нас нет выбора. Потому что эта стекляшка попала к нам в руки.

– И как ты собираешься их… того?

– Пока не знаю. Но просто взять и оставить эту красоту умирать? Нет, я не могу себе это позволить. Мы всё равно, наверное, умрем, так хоть где-то окажемся нужными.

Мартин пожал плечами и пошёл вперёд, к следующему перекрёстку. Не успел он остановиться и осмотреться, как сзади раздался возглас.

– Ещё одно!

Заморючка держала в руках другой осколок – ящерично-зелёный, неровный, словно превратившийся в стекло опавший листок.

– Я случайно наступила, – сказала она, подходя. – Засмотрелась на юный сад, чуть сошла с дороги и почти споткнулась. Интересно, а он тоже… Ой!

Брови девушки высоко поднялись, а глаза стали похожими на те, что рисуют японцы в черно-белых комиксах.

– Ни фига себе… – выдохнула она. – На, глянь. Это просто кошмар какой-то.

За этим стеклом сад умер. Кривые деревья рухнули, оставив острые обломки стволов костями впиваться в небо. Пожухли и скрючились цветники, рассыпались горстями камней дорожки. Среди осклизших ветвей гулял ветер, раскачивая сухие стебли и срывая последние листья.

Мартин медленно убрал стекло от глаза и взял голубое. Да, это был тот же сад. Только другой.

– Как это понимать? – медленно сказала Алина, снова глядя в зелёный осколок.

– Всё начинается, и всё кончается, – почесывая нос, произнес Мартин. – Наверное. Кажется, я начинаю догадываться. Смысл и красота не в каком-то моменте, не в секундах. Они во всём. С самого начала и до самого конца.

– Но если прелесть юности я отлично понимаю, смысл зрелости и красных яблок – более-менее тоже, то скажи, чего хорошего в угасании?

– Потому что закат так же красив, как и восход. Потому что нельзя, чтобы постоянно было утро. И то, что уходит, оставляет после себя то, на чем рождается новое. Я думаю, так.

– Не-а, – покачала головой Алина. – Всё равно я никогда не увижу красоты ни в гниющем дереве, ни в дохлой кошке, ни в разрушенном доме. Нет её там.

– Блин, так-то да. Но что-то всё-таки есть. Не могу это описать, и дело тут не в том, что дохлая кошка хороша. Нет. Красива сама грусть. Воспоминания о том, как эта кошка играла, пока была котёнком. Как она ластилась к твоим рукам. Это эстетика прошлых дней, тоска по заходящему солнцу. Темная прелесть поздней осени, если так можно сказать.

– А я и осень-то не особо люблю, – фыркнула Заморючка. – Слишком грустно. Ой, смотри! Некоторые дорожки светлее, чем другие!

Мартин схватил стёклышко и посмотрел на перекрёсток. И верно, одна из тропинок выделялась, как если бы её нарисовали неоновой краской.

– У тебя какая светится? – спросил он.

– Левая.

– А у меня средняя! Смотри, я знаю, как мы выберемся отсюда! Если пойти по светлым дорожкам в зелёном стекле, то придем к развалинам, гнилушкам и двум старухам с клюками. Если пойдем по голубому, то попадем в эпоху яблоневого цвета и сиреневых кустов.

– Двух мнений быть не может, – отрезала Алина и выхватила бирюзовый осколок из руки Мартина.

Она шагнула вперед с видом Орлеанской Девы, гордо подняв голову и выставив вперёд волшебное стёклышко. Мартин тихо усмехнулся и побрёл следом. От нечего делать он рассматривал сад через зелёный осколок. Странно, но умерший сад уже не казался страшным. Смиренное спокойствие, разлитое между чёрных стволов с обломанными ветками, смягчало сердце и теплило душу нежной грустью. Каждый увядший куст, каждый засохший цветок, словно мазки на огромном полотне, сливались в мрачную, но завораживающую картину. Всё было именно так, как должно, в неуловимой темной гармонии. Удивительно, но через зелёное стекло сад выглядел притягательнее и изящнее.

Всматриваясь в мёртвый ландшафт, Мартин вдруг заметил несколько странных конструкций, торчащих среди валежника. Тонкие, ажурные башенки, словно сложенные из спичек, заострённые сверху, они поднимались едва ли выше человеческого роста. Мартин замедлил шаг и пригляделся получше.

– Скажи, а ты ничего необычного не видишь?

– Не-а. Только вот пчёл нет и бабочек тоже, и вообще хоть он и молодой, а всё равно какой-то жуткий. В нем нет чего-то такого, что сделало бы его живым. Это как… декорация к театральной пьесе. Или как фон для видеоигры. Он движется, как будто живёт, но на самом деле это просто картинка.

– А я вот вижу. Какие-то башенки, вроде Эйфелевых.

– Не-а, такого нет. Вот поливочный шланг я видела, но в саду это норма, должно так быть. Правда, свёрнут он был забавно, как косичка, уложенная потом в пучок.

– Здесь и не такое увидишь. Жаль, что ничего по-настоящему необычного нет пока.

– Вот так неожиданно заколдованный сад стал нормой, в которой нет ничего необычного – усмехнулась Заморючка.

Мартин улыбнулся и погладил её по плечу. Совсем еще маленькая девчонка. Легкая, наивная. Настоящее счастье.

Он отвернулся, чтобы получше рассмотреть башенки. Можно было подумать, что это миниатюрная модель линии электропередач. Интересно, а если подойти ближе? Будет ли их видно без стекла? Мартин попросил Алину постоять на тропинке и шагнул в заросли.

Деревья, конечно, остались там, где росли, да и кусты, впрочем, тоже недалеко уползли. Даже яма в земле никуда не делась. А вот с башенкой получилось не вполне так. Никаких следов загадочной конструкции в нынешнем саду не нашлось. Сколько ни бродил Мартин вокруг, все без толку. Кто-то построил эти башенки спустя много лет. Интересно, зачем?

Мартин напоследок ещё раз поднёс зеленое стекло к глазу и нахмурился. На земле под раскидистым кустом, похожим на акацию, лежал лист бумаги. Мартин шагнул вперёд и наклонился. В нынешнем времени на жухлой листве не лежало ничего. Пришлось как следует напрячься, чтобы разглядеть каракули, начерканные на смятом листочке.

«То, что выше нас. Песня, которую поймёшь только ты. Иначе не выберетесь», – смог разобрать Мартин. Остальные буквы от времени превратились в едва заметные штрихи. «Не выберемся отсюда или вообще?» – нахмурился Мартин. Чёртово стекло. Чёртов сад.

Кое-как вытащив себя из сухих зарослей, Мартин стряхнул очередную порцию репьёв и тихо вздохнул.

– Ну, что скажешь? Нашёл свои башни?

– Нашёл послание из будущего, но не понял, что от нас хотят.

Идти становилось труднее. Солнце исчезло, спрятавшись за тяжёлыми силуэтами крон, и тени, слившиеся в одну, залили тропинки непроглядной чернильной тьмой.

Холод пополз по дорожкам, растекаясь под кустами белесыми завитками. Густой сырой воздух застыл, спрятав в себе даже лёгкие шорохи и потрескивания.

Пятна неба посинели, и сквозь толстое кружево стали видны мерцающие капельки звёзд. Мартин кое-как шагал за Заморючкой, спотыкаясь во мраке и чуть не падая. Поэтому, когда она внезапно остановилась, он налетел на неё, едва не сбив с ног.

– Ты чего?

– Там, впереди, какая-то неведомая фигня.