Текст книги "История одной политической кампании XVII в."

3. Преодоление последствий церковной «смуты» начала XVII в
(патриарх Филарет versus Игнатий Грек)

«Великих государей», безусловно, должна была беспокоить перспектива основания патриаршего престола в Киеве, обладатель которого получал бы неограниченную духовную власть над православным населением Польско-Литовской державы. Однако, по-видимому, не меньше их тревожил вопрос о персональной кандидатуре главы «Руського» патриархата в случае его образования. С осторожностью можно предположить, что более всего Филарет Никитич опасался возведения на этот престол его недавнего предшественника на московской кафедре – патриарха Игнатия Грека, бежавшего в Смуту в Литву. В Речи Посполитой Игнатий, как ныне хорошо известно, жил на покое в униатском Троицком монастыре в Вильно – обители, при которой в начале XVII столетия создано одноименное братство для борьбы с православием.[130]130
  Подробнее о пребывании патриарха Игнатия Грека в Польско-Литовской державе см.: Ульяновский В. И. Патриарх Игнатий в Греции, России и Речи Посполитой // Славяне и их соседи: Католицизм и православие в Средние века: Сб. тезисов. М., 1991. С. 57. Пространное изложение содержания настоящих тезисов В. И. Ульяновский предложил в работах «Патриарх Игнатий: страницы биографии» (Ульяновский В. И. Россия в начале Смуты: Очерки социально-политической истории и источниковедения. Ч. 1. Киев, 1993. С. 328–368) и «Московський naTpiapx 1гнатш у лот yHiaTCKoi церкви» (Analecta Ordinis S. Basilii Magni. Romae, 1996. Vol. 15, fasc. 1–4).


[Закрыть] Впрочем, необходимо сразу оговориться: ни король, ни греко-католические или, тем паче, православные иерархи Великого княжества Литовского никогда всерьез не рассматривали Игнатия Грека в качестве действительного кандидата на роль киевского патриарха. Если бы этот экклесиологический проект воплотился в жизнь, то столь высокий церковный престол занял бы единственно реальный претендент на него – печерский архимандрит Петр Могила, возведенный в сан православного митрополита в 1633 г.[131]131
  См.: Жуковський А. Петро Могила й питания едности церков… С. 121. Ср.: Ульяновский В. И. Патриарх Игнатий в Греции, России и Речи Посполитой… С. 58.


[Закрыть]

В сознании же российских «великих государей», находившихся в полном неведении относительно занятий и ближайших намерений бывшего главы Русской церкви, Игнатий превратился в грозный политический призрак. По-видимому, в 1620-е гг. они не только не подозревали о переходе Игнатия в унию,[132]132
  Обвинение в униатстве могло стать весьма сильным аргументом в пользу осуждения Игнатия на Освященном соборе 1620 г. Однако на заседании, где российские архиереи заочно разбирали его действительные и мнимые проступки, оно так и не было предъявлено (подробнее см. ниже).


[Закрыть] но даже не имели достоверных известий о том, жив ли он.[133]133
  Ныне в историографии существуют две взаимоисключающие даты смерти патриарха Игнатия Грека в Литве: по одной версии он умер около 1619–1620 гг., а по другой – лишь около 1640 г. (Ульяновский В. И. Патриарх Игнатий в Греции, России и Речи Посполитой… С. 57. Ср.: Макарий (Булгаков), митрополит. История Русской церкви… Кн. 6. С. 105).


[Закрыть] Злополучный преемник святителя Иова по-прежнему оставался для многих жителей Московии опальным православным архипастырем, лишенным исключительно патриаршей кафедры, а отнюдь не первосвященнического достоинства. Дело в том, что по распоряжению Василия Шуйского, захватившего после убийства Лжедмитрия I власть в стране, он был насильно сведен с престола всероссийских патриархов и заточен в кремлевском Чудове монастыре 26 мая 1606 г., без обязательного в таких случаях расследования его деятельности судом епископов.[134]134
  См.: Арсений Елассонский. Мемуары из русской истории // Хроники Смутного времени. М., 1998. С. 184. Ср.: Ульяновский В. И. Патриарх Игнатий в Греции, России и Речи Посполитой… С. 56.


[Закрыть] Столь явное нарушение канонического права отечественные архиереи попытались устранить на соборе, созванном для выборов нового московского первосвятителя в конце июня того же года. По свидетельству автора Хронографа 1617 г., «повелением государя царя и великого князя Василия Ивановича… и советом всего Священнаго собора Игнатия патриарха, его же без священных рукоположений возведе на престол Розстрига, сего в Чюдов монастырь послаша под начало, яко да совершенно навыкнет благочестия веры, иже во Христа Бога».[135]135
  Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному времени / Изд. С. Ф. Платонов, П. Г. Васенко // РИБ. 2-е изд., доп. СПб., 1909. Т. 13. Стб. 1296. Ср.: Временник Ивана Тимофеева. М; Л., 1951. С. 86, 88.


[Закрыть] Иными словами, участникам собора не оставалось ничего другого, как санкционировать уже состоявшееся отстранение Игнатия Грека от высшей духовной власти. При этом они не предъявили низверженному патриарху никаких конкретных обвинений в нарушении догматов или в отступлении от принятой в ту пору обрядовой практики, объявив недействительной самую церемонию его интронизации. По весьма распространенному в историографии мнению, патриаршая хиротония Игнатия происходила по греческому чину, в котором, по сравнению с аналогичным русским чинопоследованием 1589 г., были опущены несколько обязательных с точки зрения отечественного духовенства элементов процедуры поставления.[136]136
  Ср., например: Карташев А. В. Очерки по истории Русской церкви… Т. 2. С. 56. Столь любопытная особенность интронизации преемника патриарха Иова, к сожалению, осталась неизвестной Я. Г. Солодкину, недоумевающему по поводу возможности его поставления «без священных рукоположений». Впрочем, современный украинский исследователь В. И. Ульяновский полагает, что первосвятительская хиротония Игнатия Грека происходила по местному русскому чину 1589 г. (Солодкин Я. Г. История позднего русского летописания. М., 1997. С. 44. Ср.: Ульяновский В. И. Патриарх Игнатий в Греции, России и Речи Посполитой… С. 55).


[Закрыть]

На Церковном соборе 1620 г. Филарет Никитич категорически настаивал на том, что судебное определение 1606 г. предусматривало лишение Игнатия Грека первосвятительского достоинства: «Его же Игнатия за таковую вину священноначалницы Великия святыя Церкви росийския, яко презревшаго правила святых Апостол и святых Отец, от престола и от святительства по правилом святым изринуша в лето 7114».[137]137
  РГБ. Троицкое собр. № 741. Л. 49. Ср.: Карташев А. В. Очерки по истории Русской церкви… Т. 2. С. 63.


[Закрыть] Между тем в древнерусском языке термин «святительство» (так же как и «сан») применительно к архипастырскому служению обозначал не только само епископское достоинство, но и собственно отправление иерархом своей должности по управлению отдельной епархией или целой поместной Церковью.[138]138
  См.: Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 23. М., 1996. С. 55, 208.


[Закрыть] Именно в последнем значении это понятие использовал составитель Краткой редакции «Сказания и повести» о Гришке Отрепьеве, датируемой маем – самым началом июня 1606 г.,[139]139
  О датировке Краткой редакции этого произведения см.: Кулакова И. П. Комплексный подход к изучению одного из ранних публицистических памятников Смуты // Комплексные методы в изучении истории с древнейших времен до наших дней. М., 1984. С. 130–132; Морозова Л.Е. Смута начала XVII в. глазами современников. М., 2000. С. 97–98.


[Закрыть] при описании «царской» опалы на архиереев, открыто выступивших против брака Самозванца с Мариной Мнишек без перекрещивания невесты-католички накануне венчания.[140]140
  Вступать православным христианам в межконфессиональные браки воспрещалось 72-м каноном VI Вселенского Константинопольского собора, «иже бе в Трулле царских палат». Богословские обоснования необходимости повторного крещения католиков при присоединении их к православию представил выдающийся русский экклесиолог XX в. святитель Иларион (В. А. Троицкий) в работе «Единство Церкви и Всемирная конференция христианства» (Правила святых Апостол, святых соборов, Вселенских и Поместных, и святых Отец с толкованиями… С. 675–678; Иларион (Троицкий), архимандрит. Христианства нет без Церкви. М., 1992. С. 59–98).


[Закрыть] По его словам, «…и повеле <Лжедмитрий I. – А. Б.> митрополита <Гермогена. – А. Б.> сослати в Казань, и тамо повелевает с него святительский сан сняти и в монастырь заточити». Точно такую же участь подложный московский самодержец уготовил и другому активному противнику его брачного союза с «латынянкой», коломенскому епископу Иосифу.[141]141
  Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному времени… Стб. 740.


[Закрыть] Совершенно ясно, что в обоих случаях Расстрига отставил опальных владык от управления своими епархиями, но при этом он даже не предполагал покуситься на их епископское достоинство.

Похожим образом действовал и князь В. И. Шуйский: насильственно лишив Игнатия Грека патриаршей кафедры, он отнюдь не стремился отобрать у него «святительство». Автор так называемой Рукописи Филарета, созданной около 1626 г.,[142]142
  О датировке т. н. «Рукописи Филарета» см.: Морозова Л. Е. К вопросу об идентификации филиграней Рукописи Филарета // Филиграно-логические исследования: Теория, методика, практика. Л., 1990. С. 97—105; Она же. Смута начала XVII в… С. 282–284.


[Закрыть] упомянул в рассказе о коронации нового монарха, Василия IV, о прискорбном отсутствии на этом торжестве предстоятеля Русской церкви, «понеже Игнатий потриарх» к тому времени уже был «извержен от своего сану, и дан бысть под начал в Чюдов монастырь».[143]143
  Сборник Муханова. 2-е изд., доп. СПб., 1866. № 195. С. 266. В тексте подлинника ошибочно написано: «Игнатия».


[Закрыть] Выяснить истинный статус низложенного первосвятителя после Освященного собора 1606 г. помогает чтение позднейшей Второй редакции «Сказания известна» о возведении на патриаршество Филарета Никитича, составленной не ранее осени 1658 г.:[144]144
  О времени создания Второй редакции этого памятника см.: Енин Г. П. Сказание о поставлении на патриаршество Филарета Никитича // Словарь книжников и книжности Древней Руси: XVII в. Вып. 3. Ч. 3. СПб., 1998. С. 434.


[Закрыть] «И сей <Василий Шуйский. – А. Б.> убо Игнатия, поставленнаго от неправеднаго царя <Лжедмитрия I. – А. Б.>, от власти измещет, яко неправе приимша престол и в монастыри… быти повелевает».[145]145
  ДАИ. СПб., 1846. Т. 2. № 76. С. 195. Показательно, что в Первой редакции «Сказания известна», появившейся в 1653 г., имя Игнатия вообще не упоминалось (Кормчая. М., 1653. Л. 25 об. – 37 об. (1-й фолиации).


[Закрыть] Предложенному толкованию данного отрывка не противоречит наблюдение тонкого знатока средневекового церковного судопроизводства, митрополита Николая (Ярушевича), о том, что за всю первую половину XVII в. в России архиерейский суд низверг из епископского достоинства всего лишь одного человека – суздальского и та-русского архиепископа Иосифа Курцевича, осенью 1634 г.[146]146
  См.: Николай (Ярушевич), иеромонах. Церковный суд в России до издания Соборного уложения Алексея Михайловича (1649 г.): (Опыт изучения вселенских и местных начал и их взаимоотношений в древнерусском церковном суде): Историко-каноническое исследование. Пг., 1917. С. 280, 281. Ср.: Макарий (Булгаков), митрополит. История Русской церкви… Кн. 6. С. 317.


[Закрыть]

Перед тюремным заключением в Чудовской обители Игнатий Грек был облачен, как самый обыкновенный рядовой монах, в простое «черное платье».[147]147
  См.: Новый летописец // ПСРЛ. СПб., 1910. Т. 14. С. 69–70. О датировке и возможных авторах «Нового летописца» первоначальной редакции см.: Солодкин Я. Г. История позднего русского летописания… С. 68–72.


[Закрыть] К такому дополнительному наказанию опальных иерархов светские правители прибегали еще в XIV столетии: в декабре 1381 г. московский великий князь Дмитрий Иванович Донской подверг ему киевского митрополита Пимена. Он приказал арестовать неугодного главу Великорусской церкви, отобрать у него знаки епископского сана и только потом бросить в темницу. Однако осенью следующего 1382 г., когда непримиримый соперник Пимена, святитель Киприан, оставил свой кафедральный город и «отъехал» в Литву, Дмитрий Донской освободил того из заточения, возвратив «с честью и любовию» митрополичий престол вчерашнему ссыльному «чернецу».[148]148
  См.: Мейендорф И.Ф., протоиерей. Византия и Московская Русь: Очерк по истории церковных и культурных связей в XIV веке. Париж, 1990. С. 270, 276. Ср.: Прохоров Г. М. Повесть о Митяе. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Л., 1978. С. 121–122. В 1378 г. великий князь Дмитрий Иванович, на короткое время посадив в узилище киевского митрополита Киприана, также приказал надеть на него одежду рядового калугера (Мейендорф И. Ф., протоиерей. Византия и Московская Русь… С. 254).


[Закрыть]

Два века спустя, в июне 1605 г., после захвата самозванным сыном Ивана Грозного царского трона, столь же суровая опала постигла верного сторонника династии Годуновых, патриарха Иова. Накануне торжественного въезда Расстриги в столицу толпа его приверженцев, возглавляемая князьями В. В. Голицыным и В. М. Рубцом-Мосальским, выволокла Иова из кремлевского Успенского собора, силой сорвала с него архиерейские одежды, облачив в иноческое «черное платье». Мучители посадили избитого, обесчещенного первоиерарха на крестьянскую телегу и отправили «на обещание» в старицкий Успенский монастырь.[149]149
  См.: Новый летописец… С. 65–66. По-видимому, облачение опальных архипастырей в простое монашеское одеяние, наряду с перевозкой их к месту ссылки в обычных телегах, преследовало лишь одну цель – публично умалить «внешнюю честь» епископского достоинства, сохраняемого за ними в большинстве случаев после наложения наказания. Ср.: 1-й канон Антиохийского Поместного собора // Правила св. Поместных соборов с толкованиями. 2-е изд. Вып. 1. М., 1912. С. 110–113.


[Закрыть] Впрочем, святитель Иов до последнего дня своей жизни продолжал формально считаться московским патриархом. Церковный собор, созванный по инициативе Лжедмитрия для избрания на опустевший патриарший престол вполне преданного новому государю рязанского архиепископа Игнатия, сохранил за Иовом высокое архипастырское достоинство, удалив его «на покой» по старческой дряхлости.[150]150
  См.: Арсений Елассонский. Мемуары из русской истории… С. 178.


[Закрыть]

На статус опального иерарха, заключенного в монастырской тюрьме, проливает новый свет дело о запрещении архиепископа Нектария Грека в священнослужении. Около 1616 г. патриарший местоблюститель, крутицкий митрополит Иона Архангельский, получил донос протопопа вологодского Софийского собора Василия на своего владыку Нектария, который был посвящен в епископский сан еще на Христианском Востоке, где занимал кафедру древней Охридской архиепископии.[151]151
  Подробнее о жизненном пути Нектария Грека см.: Снегаров И. История на Охридската архиепископия-патриаршия. 2 фототип. изд. Т. 2. София, 1995. С. 194–196.


[Закрыть] По не совсем понятной ныне причине Иона не стал проводить положенного в таких случаях расследования, осудив Нектария на лишение «святительства» и заточение рядовым черноризцем в Кирилло-Белозерскую обитель. Весьма показательно отношение к сосланному вологодскому архиерею кирилловских игуменов Флавиана и Савватия, управлявших монастырем во время его пребывания «под началом». Если первый разрешал Нектарию приступать к таинству Евхаристии в епитрахили, признавая тем самым у него благодать священства, то второй категорически противился этому, полагая, что тот находился в обители на положении обыкновенного калугера, а не архиепископа.[152]152
  Ср. титулование константинопольским патриархом Антонием IV покойного суздальского архиепископа Дионисия, скончавшегося в монастырской тюрьме Киево-Печерской обители осенью 1385 г., в грамоте, что была направлена его преемнику по кафедре Евфросину в 1393 г. С одной стороны, к имени Дионисия там прибавлялось этикетное обращение «xuq», указывавшее на епископское достоинство, а с другой, его сан обозначался термином «xabkoyriQoq», никогда не использовавшимся в отношении архиерея. Аналогичным образом Антоний писал о первом суздальском архиепископе и в Наказе своим апокрисариям, вифлиемскому владыке Михаилу и императорскому чиновнику Алексею Аарону, посланным на Русь разбирать тяжбу митрополита Киприана и Евфросина Суздальского из-за юрисдикции Нижнего Новгорода и Городца, 29 октября того же 1393 г. (Памятники древнерусского канонического права. Ч. 1 / Сост., пер. с греч. А. С. Павлова // РИБ. 2-е изд. Т. 6. СПб., 1908. Приложение. № 41, 42. Стб. 277, 287 (2-я паг.). Ср.: Lampe С. W. Н. A Patristic Greek Lexicon. Oxford, 1961. P. 698; Κριαρς Εμμ. Λζιρον τςμγαιωνιρς λληνιρς δημδους γραμματας. 1100–1669. Θσσαλονρη, 1980. T. 7. 2. 276. Искренне благодарю Б. Л. Фонкича за любезное предоставление сведений о значении термина «ραλγηρος» из лексикографических изданий, оказавшихся недоступными для автора этих строк).


[Закрыть] Патриарх Филарет оправдал святителя Нектария, как наказанного «без сыску и неповинно», на соборе епископов в 1621 г., причем восстановление его в архипастырском достоинстве произошло автоматически сразу после заседания церковного суда.[153]153
  См.: Макарий (Булгаков), митрополит. История Русской церкви… Кн. 6. С. 113–114, 294–295. Ср.: Николай (Ярушевич), иеромонах. Церковный суд в России… С. 283.


[Закрыть]

Известная двусмысленность положения опального первосвятителя возникала из-за отсутствия в законодательстве древней Церкви сколько-нибудь подробного и вразумительного описания процедуры патриаршей детронизации. На практике это означало, что проведение процесса против любого из пяти православных патриархов без согласия или даже без непосредственного участия в судебном разбирательстве остальных его коллег неизбежно наталкивалось на серьезные трудности. Так, например, отцы московского Освященного собора 1660 г., более полугода обсуждавшие перспективы лишения Никона патриаршего сана, не смогли не только договориться о необходимости отобрать у него «святительство» в случае принятия соответствующего соборного постановления, но и выяснить, полномочно ли их собрание решать подобного рода проблему.[154]154
  См.: Каптерев Н. Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Т. 2. Сергиев Посад, 1912. С. 256–267. Ср. аналогичные затруднения византийского императора Иоанна Цимисхия с детронизацией неугодного ему константинопольского патриарха Василия I Скамандрина весной 974 г. Как известно, святитель, оклеветанный перед василевсом подчиненными ему епископами, потребовал созыва для суда над собой нового Вселенского собора. Любопытно, что Лев Диакон, поведавший историю низложения Василия, считал это требование опального первоиерарха вполне справедливым, а его исполнение необходимым условием законного извержения из патриаршего достоинства с соблюдением всех юридических формальностей (Лев Диакон. История. М., 1988. С. 85).


[Закрыть] В такой ситуации становится понятным, почему в низложении патриархов Иова и Игнатия фактически не участвовал епископат Российской церкви. Правители государства, будь то Лжедмитрий I или Василий Шуйский, явно предпочитали расправляться с неугодными первоиерархами исключительно силами гражданской власти. Местным же архиереям они оставляли весьма сомнительную, с точки зрения церковного права, возможность утверждать их отставку post factum на соборах, созываемых для избрания нового предстоятеля Московского патриархата. При этом никого, по-видимому, не смущала канонически недопустимая заочная форма суда над опальными святителями, а между тем соборные определения о судьбе Иова и Игнатия принимались в отсутствие обоих ответчиков.[155]155
  Церковное право (74-й канон апостольских правил и 28-й канон Карфагенского Поместного собора) категорически запрещало судить архиерея в его отсутствие. Заочное судебное разбирательство могло состояться лишь после троекратного отказа обвиняемого явиться на собор епископов для личного участия в слушании своего дела (Правила святых Апостол, святых соборов, Вселенских и Поместных, и святых Отец с толкованиями… С. 135–138; Правила св. Поместных соборов с толкованиями. Вып. 2. М., 1881. С. 441–447).


[Закрыть]

По распространенному в русском средневековье обычаю монаршая опала Игнатия Грека наложила запрет на упоминание его имени во всех официальных документах царствования Шуйского.[156]156
  См.: ААЭ. Т. 2. СПб., 1836. № 44, 67. С. 100–101,148—160; Бутурлин Д. П. История Смутного времени в России в начале XVII века. СПб., 1839. Ч. 1. Приложения. № 16. С. 111–113, и др.


[Закрыть] Более того, деяния, совершенные вторым всероссийским патриархом по обязанности его священнического и епископского посвящения, – миропомазание Марины Мнишек, ее коронация и браковенчание с Самозванцем без предварительного перекрещивания – инкриминировались в них вообще светскому лицу, Григорию Отрепьеву. Так, в одной из самых ранних грамот царицы-иноки Марфы Нагой туринскому воеводе И. Н. Годунову о восшествии на престол нового государя Василия IV от 21 мая 1606 г. Расстрига всерьез обвинялся в незаконном помазании собственной невесты, «девки из Польши латинския веры», святым миром. Аналогичное обвинение ему было предъявлено и в составленном позднее «прощальном» акте церковно-земского Собора 1607 г., разрешавшем население Русской державы от греха клятвопреступления дому Годуновых.[157]157
  См.: Там же. С. 111; ААЭ. Т. 2. № 67. С. 155. В «прощальной» грамоте Собора 1607 г. М. Мнишек отчего-то именовалась «люторския веры девкой», а не католичкой. Между тем еще раньше, в мае – самом начале июня 1606 г., точно такую же ошибку в определении ее конфессиональной принадлежности допустил автор Краткой редакции «Сказания и повести» о Гришке Отрепьеве. Не исключено, что слух о протестантизме М. Мнишек появился в воспоминание былого лютеранства ее отца, Ю. Мнишка (Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному времени… Стб. 736, 741. Ср., например: МорозоваЛ. Е. Смута начала XVII в… С. 100. На принадлежность Ю. Мнишка к протестантам любезно указано А. А. Туриловым).


[Закрыть] Отсутствие имени Игнатия в грамоте, посланной в Туринский острог, ясно свидетельствует о том, что он подпал под царскую опалу сразу после вынужденного оставления первосвятительской кафедры 19 мая 1606 г.[158]158
  О дате низведения Игнатия Грека с патриаршего престола см.: Ульяновский В. И. Патриарх Игнатий в Греции, России и Речи Посполитой… С. 56. В православной историографии это событие обычно датируется 18 мая 1606 г. (Основные события церковной и государственной истории // Макарий (Булгаков), митрополит. История Русской церкви… Кн. 6. С. 766).


[Закрыть] Очевидно, самодержец считал себя вправе наказать высшего церковного иерарха как обыкновенного подданного, не дожидаясь его формального отрешения от патриаршей власти на Освященном соборе, созванном в столице в конце следующего месяца.

Этикетное запрещение упоминать имя опального московского первосвященника, строго соблюдаемое в приказной делопроизводственной практике, естественно, не имело никакого значения для авторов агитационных историко-публицистических сочинений, посвященных кратковременному царствованию фальшивого сына Грозного. Тональность и содержание характеристик ближайших сподвижников Лжедмитрия I в таких произведениях всецело подчинялись главной политической задаче, поставленной новой властью перед их создателями: тотальная критика правления Самозванца была призвана убедить читателей в спасительной необходимости воцарения князя В. И. Шуйского на троне Московии. Неудивительно поэтому, что составитель Краткой редакции «Сказания и повести» о Гришке Отрепьеве изображал Игнатия Грека в крайне невыгодном для него свете, как «мужа глупа и пьяницу, и срамословца, и кощунника», повинного в браковенчании Расстриги с Мариной Мнишек без ее обязательного повторного крещения перед совершением таинства.[159]159
  Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному времени… Стб. 732–733, 736, 739. В последнем обвинял Лжедмитрия и Игнатия автор знаменитого «Временника», усвояемого книжной традицией дьяку И. Т. Семенову (Временник Ивана Тимофеева… С. 87–88).


[Закрыть]

Заведомая надуманность официального предлога отстранения Игнатия от патриаршества – интронизация по сокращенному, греческому, чинопоследованию – поставила его преемников в ложное положение.[160]160
  Даже московский патриарх Филарет, которого было трудно заподозрить в симпатии к преемнику святителя Иова, сознавал всю эфемерность такого обвинения. На Освященном соборе 1620 г., где состоялся завуалированный заочный суд над Игнатием, он ни словом не обмолвился о будто бы неправильной его интронизации (РГБ. Троицкое собр. № 741. Л. 48 об. – 49 об.).


[Закрыть] Первыми, кто попытался использовать канонически некорректное постановление июньского Собора 1607 г. в собственных политических целях, были польская оккупационная администрация и полностью зависимое от нее боярское правительство. В марте 1611 г., после ареста одного из самых авторитетных духовных вождей «русской» партии, святителя Гермогена, «седмочисленные» бояре возвратили Игнатию Греку патриаршество, освободив его из пятилетнего заточения в Чудовской обители.[161]161
  Ср.: Папулидис К. К. Из истории русско-греческих связей конца XVI – начала XVII в.: (О происхождении московского патриарха Игнатия) // ВВ. М., 1977. Т. 38. С. 155. Самое свое второе патриаршество, начавшееся после снятия опалы, Игнатий, грек по рождению и воспитанию, явно воспринимал как весьма ординарное событие (в свете многочисленности примеров подобного рода в истории восточных патриархатов).


[Закрыть] В тот момент он представлялся приверженцам «нареченного» московского царя Владислава Вазы наиболее естественным, а в условиях военной блокады столицы «таборами» Первого ополчения – и единственным кандидатом на вакантный престол российских первоиерархов. Причем очевидная политическая лояльность недавнего тюремного «сидельца» здесь играла, несомненно, важную, но далеко не первенствующую роль: все другие возможные претенденты на высшую церковную кафедру, в отличие от него, не имели законного соборного поставления, необходимого для полноценной инвеституры.

Вступление Игнатия на патриарший престол при еще живом предшественнике, брошенном к тому же в узилище в сущем первосвятительском сане без санкции суда епископов, являлось грубейшим нарушением законодательства Православной Церкви. 16 канон Двукратного Константинопольского собора категорически воспрещал хиротонисать архиереев в те епархии, священноначальники которых находились в здравии и сохраняли при этом за собой епископское достоинство.[162]162
  См.: Правила св. Поместных соборов с толкованиями… Вып. 2. С. 855–861.


[Закрыть] Подавляющее большинство русских иерархов и мирян никогда не признавали легитимность второго патриаршества Игнатия Грека. Столь единодушную негативную реакцию церковного народа на его возвращение к власти, по-видимому, следует объяснить не столько осознанием «канонической фальшивости» самого деяния, сколько отсутствием у первосвятителя-чужестранца широкой популярности и поддержки.[163]163
  См.: Арсений Елассонский. Мемуары из русской истории… С. 193; ААЭ. Т. 3. СПб., 1836. № 330. С. 483–484; Новый летописец… С. 109 и др. Ср.: Карташев А. В. Очерки по истории Русской церкви… Т. 2. С. 79.


[Закрыть] Ведь низложение Гермогена едва ли не полностью повторяло «сценарий» насильственного свержения Игнатия с московской кафедры пятью годами ранее, отчего весной 1611 г. им, в известном смысле, пришлось только поменяться местами. Тот факт, что мартовская опала Гермогена не была позже подтверждена определением очередного освященного собора, по-видимому, объясняется понятными затруднениями с созывом последнего в осажденном Кремле.

В конце того же года Игнатий Грек забрал из патриаршей домовой казны «многие драгоценнейшие предметы, золото, серебро и весьма много жемчуга» и покинул русскую столицу, присоединившись к весьма многочисленному, хорошо вооруженному отряду великого гетмана Литовского Я.-К. Ходкевича. Российского первосвященника сопровождали стольник М. А. Кантакузин и некий «Димитрий, македонец из Сидерокавсии», к которым еще в Москве пристали печатник И. Т. Грамотин, дьяк Е. Титов и иные тамошние жители, спасавшиеся от неминуемой голодной смерти в блокированном городе.[164]164
  См.: Арсений Елассонский. Мемуары из русской истории… С. 195–196 (пунктуация в тексте наша. – А. Б.); Макарий (Булгаков), митрополит. История Русской церкви… Кн. 6. С. 104. Подробнее о патриаршей домовой казне см.: Писарев Н. Домашний быт русских патриархов. Казань, 1904. С. 114–115.


[Закрыть]

По словам Арсения Елассонского, отъезд Игнатия и его спутников из Кремля состоялся 27 декабря 1611 г., вместе с жолнерами Ходкевича, которые перед этим доставили в столицу обоз с продовольствием для польского гарнизона. Однако сообщению владыки Арсения прямо противоречит свидетельство челобитной московских бояр и членов Освященного собора, отправленной королю Сигизмунду III 5 октября. В ней старшим по сану церковным иерархом, находившимся в ту пору в городе, был назван он сам, а не правящий патриарх: «Наияснейшему великому государю Жигимонту Третьему… ваши господарские богомольцы: Арсений, хиепископ Архангельской <Елассонский. – А. Б.>, и архимариты <архимандриты. – А. Б.>, и игумены, и весь Освященный собор; и ваши государские верные подданные: бояре и окольничие, и дворяне, дьяки думные – Федор Мстиславской с товарыщи, – дворяне ж, и дети боярские из городов, и гости, и всех чинов люди… которые ныне на Москве, челом бьют».[165]165
  СГГД. М., 1819. Ч. 2. № 272. С. 572.


[Закрыть] Видный историк церкви, митрополит Макарий (Булгаков), справедливо рассматривал этот текст как доказательство явного отсутствия Игнатия Грека в столице уже в начале октября месяца (по юлианскому летосчислению).[166]166
  См.: Макарий (Булгаков), митрополит. История Русской церкви… Кн. 6. С. 104–105.


[Закрыть] Русский первосвятитель вполне свободно мог оставить Москву с жолнерами Я.-К. Ходкевича в конце сентября – начале октября 1611 г., когда великий гетман увел оттуда весь свой отряд на зимовку. Между тем приблизительно две тысячи жолнеров великого гетмана действительно прибыли в Кремль в декабре 1611 г.: около 14 декабря они с большими потерями пробились в осажденный город, конвоируя транспорт с провиантом, собранным по распоряжению Ходкевича в окрестностях Дмитрова. В Москве к людям литовского военачальника присоединилась часть польского гарнизона, взбунтовавшаяся против своих командиров из-за невыплаты жалованья. В конце декабря конфедераты, покинув русскую столицу, направились на зимние квартиры в Дмитровском уезде, куда прибыли 8 января 1612 г.[167]167
  См.: Любомиров П. Г. Очерк истории Нижегородского ополчения 1611–1613 гг. М., 1939. С. 81, примеч. 1; 89, примеч. 4.


[Закрыть]

Весьма вероятно, что архиепископ Арсений, завершивший свои мемуары о Смуте лишь в 1619 г., допустил мнемоническую ошибку, обычную при ретроспективном описании событий. Отчего в его воспоминаниях поездка патриарха Игнатия в Литву оказалась приурочена к уходу из Кремля мятежных конфедератов в декабре 1611 г., а не к осеннему выступлению из столицы войска под водительством самого Ходкевича. Отсутствие же имени первосвятителя в челобитье московских «осадных сидельцев» Сигизмунду от 5 октября 1611 г. порождает серьезные сомнения в достоверности даты отъезда Игнатия в Речь Посполитую, предложенной Арсением Елассонским. В связи с этим кажутся не совсем оправданными попытки отдельных современных исследователей, основываясь исключительно на показаниях наблюдательного грека, перенести время выезда злосчастного преемника Иова из России с осени 1611 на зиму 1612 г.[168]168
  См., например: Ульяновский В. И. Патриарх Игнатий в Греции, России и Речи Посполитой… С. 56–57; Опарина Т. А. Иван Наседка и полемическое богословие Киевской митрополии… С. 34.


[Закрыть]

Патриарх Игнатий и его немногочисленная свита, скорее всего, расстались с «ратными людьми» великого гетмана, как только они миновали «таборы» Подмосковного ополчения. Первосвятитель спешил к западной границе Русской державы, а Я.-К. Ходкевич, напротив, не собирался покидать ее пределы, дожидаясь подходящего случая одним своим отрядом освободить польский гарнизон, запертый в столице. Осенью его жолнеры двигались в поисках удобной зимовки на северо-запад от Москвы, пока 4 ноября (по григорианскому календарю) не заняли село Рогачево в двадцати четырех верстах от Дмитрова.[169]169
  См.: Новый летописец… С. 115; Любомиров П. Г. Очерк истории Нижегородского ополчения… С. 69. Подробнее о местоположении с. Рогачево см.: Семенов П. П. Географическо-статистический словарь Российской империи. Т. 4. СПб., 1873. С. 302.


[Закрыть] Попытка Игнатия Грека самостоятельно, без какой-либо охраны, достичь литовских рубежей окончилась трагически: на первосвященника напали «станичники»-«шиши», разграбили все имущество, убив при этом некоторых из его попутчиков.

Архиепископ Арсений Елассонский находился в полной уверенности, что патриарх отправился к Сигизмунду в Речь Посполитую, выполняя некую специальную миссию.[170]170
  См.: Арсений Елассонский. Мемуары из русской истории… С. 196. Ср.: Ульяновский В. И. Патриарх Игнатий в Греции, России и Речи Посполитой… С. 57.


[Закрыть] Однако Игнатий вряд ли бы путешествовал без надежной вооруженной охраны по стране, охваченной гражданской войной, будь он при исполнении официального дипломатического поручения, сопряженного к тому же с доставкой польскому королю многочисленных драгоценных подарков. На приватный характер поездки русского первоиерарха указывает, в частности, весьма необычный выбор приближенных, составивших его свиту. С собой он взял лишь двоих соотечественников-греков, один из которых принадлежал к Государеву, то есть царскому, двору, а социальный статус второго невозможно установить даже приблизительно. Между тем перед любым дальним путешествием московский патриарх обязательно включал в число своих спутников лиц «духовного чина», что предполагало непременное присутствие среди них клириков его домашнего «крестового» храма.[171]171
  См., например: Писарев Н. Домашний быт русских патриархов… С. 244–245.


[Закрыть] Очевидно, похитив значительные ценности из патриаршей домовой казны, Игнатий попросту бежал из России, где ему пришлось испытать и тяготы тюремного заключения, и голод в осажденной столице.

Ныне можно только догадываться, насколько постоянное пребывание в Речи Посполитой соответствовало изначальным намерениям Игнатия Грека. Думается, решение поселиться в Великом княжестве Литовском православный архипастырь принял не совсем добровольно после аудиенции у Сигизмунда III в королевской ставке под Смоленском, куда его привели польские жолнеры, случайно задержав «едва нагого и лишенного всего» в окрестностях города. Именно там Игнатий узнал, что ему не будет разрешено проехать по территории Речи Посполитой не только во враждебную Оттоманскую Порту, но и в другие европейские христианские государства. Сигизмунд предложил русскому первосвятителю на выбор: либо немедленно вернуться в разоренное Московское царство, либо на неопределенный срок остаться в Литве на положении политического эмигранта.[172]172
  Ср.: Макарий (Булгаков), митрополит. История Русской церкви… Кн. 6. С. 105; Карташев А. В. Очерки по истории Русской церкви… Т.2. С. 79.


[Закрыть] Монарший ультиматум, в сущности, не предоставлял Игнатию Греку никакой реальной альтернативы: возвращение в Россию обернулось бы для него неминуемой личной катастрофой, в результате которой он мог вновь стать узником монастырской тюрьмы и даже лишиться самой жизни.

Однако возникает закономерный вопрос: был ли переход Игнатия в униатство одним из условий получения убежища в Польско-Литовской державе или же актом банального религиозного предательства, лишь подтверждающим обвинения историков Русской церкви в «давнем тайном сговоре» между ним и католиками? Совершенно очевидно, что агрессивная прозелитическая политика короля Сигизмунда Вазы, направленная, в частности, на всеобщее окатоличивание восточных христиан Украины и Белоруссии, не имела ни малейшего шанса на успех после восстановления церковной организации Киевской православной митрополии, разрушенной Брестским конкордатом с Римом 1596 г.[173]173
  Ср. резко негативную реакцию Сигизмунда III на сам факт восстановления православной иерархии в Литве в 1620 г. Король не только не признал за новопоставленными архиереями епископского достоинства, но даже объявил их врагами государства, подлежащими немедленному аресту (Описание документов архива западнорусских униатских митрополитов… Т. 1. № 458. С. 178–179).


[Закрыть] В этой ситуации конфессиональная принадлежность второго московского патриарха, теоретически способного провести такую реставрацию и к тому же принужденного остаться в Речи Посполитой на продолжительное время, несомненно приобретала весьма актуальное значение. Требование к Игнатию Греку присоединиться к унии, скорее всего, выдвинул сам Сигизмунд III на первой их встрече под Смоленском, а будущий греко-католический митрополит Иосиф Вельямин Рутский был лишь «техническим» исполнителем августейшей воли.[174]174
  В униатской и католической историографии заслуга обращения Игнатия в грекокатоличество целиком приписывается Иосифу Рутскому, который будто бы называл себя «апостолом», просветившим патриарха-схизматика (Ульяновский В. И. Патриарх Игнатий в Греции, России и Речи Посполитой… С. 57).


[Закрыть] Настоятельно увещевая российского первосвятителя перейти в униатство, и католический монарх, и униат Иосиф Рутский в полной мере учитывали правовые последствия соглашения, заключенного между священноначалием Киевской митрополии и Римским престолом в 1596 г. Как известно, после вступления его в силу Православная Церковь в Польско-Литовском государстве прекратила свое существование в качестве легального общественного института и формально самоупразднилась. Иными словами, с 1596 г. единственной официально признанной церковной организацией, представлявшей интересы приверженцев «вяры грецкой» в Речи Посполитой, стала униатская митрополия с центром в Новогрудке.[175]175
  Ср.: Хинчевська-Геннель Т. Берестейська ушя в XVII столггп з польско! точки зору // Держава, сусгальство i Церква в Укра'гш у XVII стол1тп: (Матер1али Других «Берестейських читань» Льв1в, Днiпропетровськ, Кшв, 1–6 лютого 1995 р.). Льв1в, 1996. С. 88—108.


[Закрыть] 15 декабря того года король Сигизмунд специальным универсалом утвердил постановление Брестского «синода» греко-католического духовенства о низвержении из епископского достоинства Михаила Копыстенского и Гедеона Балабана – последних западнорусских архиереев, сохранивших верность строгой ортодоксии и вселенскому патриарху.[176]176
  См.: АЗР. Т. 4. № 109, 114. С. 148, 157. Ср.: ЗноскоК., протоиерей. Исторический очерк церковной унии, ее происхождение и характер. М., 1993. С. 126–127.


[Закрыть] А спустя чуть больше трех лет, 16 марта 1600 г., другим своим законодательным актом он «навечно» закрепил за униатскими иерархами права и привилегии, ранее дарованные его предшественниками православному епископату.[177]177
  См.: АЗР. Т. 4. № 150. С. 236–237.


[Закрыть] Таким образом, ко времени бегства Игнатия из Московии восточные христиане представлялись польскому монарху весьма опасными религиозными мятежниками, которых, после формальной ликвидации их Церкви, следовало считать участниками незаконного «самочинного сборища»,[178]178
  Подробное богословское определение понятия «самочинное сборище» предложено Василием Великим в «Первом каноническом послании к Амфилохию, епископу Иконийскому» (1-е правило св. Василия Великого // Правила святых Отец с толкованиями… С. 149, 156–160).


[Закрыть] всеми доступными средствами препятствовавшими победе унии в Литве.

Широко не афишируемое, но при этом публичное отречение Игнатия Грека от православия превратило его в вынужденного союзника или даже сотрудника Сигизмунда III и его старшего сына Владислава. Отныне имя и высокий духовный сан новообращенного эмигранта из России открывали им широкие перспективы для проведения активной «восточной» внешней политики. Не случайно король официально признал Игнатия не просто русским первосвятителем на покое, сохранявшим возможность в будущем снова претендовать на патриаршую кафедру, а вполне легитимным главой Российской церкви в изгнании, не нуждавшимся по возвращении на родину ни в новом соборном избрании, ни в повторном поставлении. Уже в 1615 г. в универсале о пожаловании Игнатию Греку магнатерии – дворца Папинского с приселками и всеми угодьями – Сигизмунд называл его «патриархом Московским на сесь час в Вильне будучим», где «успокоенья нашого с Москвою дожидается».[179]179
  См.: Ульяновский В. И. Патриарх Игнатий в Греции, России и Речи Посполитой… С. 57.


[Закрыть] Только в таком качестве Игнатий имел канонические полномочия удовлетворить притязания польской отрасли династии Ваза на царский скипетр Русской державы без каких-либо процедурных проволочек и, тем более, предварительных условий. Общеизвестно, что в 1610–1611 гг. честолюбивым планам короля Сигизмунда III воцариться самому или посадить на трон Московии своего малолетнего сына помешало явное сопротивление правящего патриарха Гермогена. Неуступчивый архипастырь соглашался подписать утвержденную грамоту о венчании королевича Владислава короной российских самодержцев – шапкой Мономаха – лишь после выполнения польской стороной крайне жестких и заведомо неприемлемых для нее требований. Он категорически настаивал на непременном присоединении старшего сына Сигизмунда к православию через перекрещивание с одновременным началом эвакуации из страны всех оккупационных войск Речи Посполитой.[180]180
  См.: Новый летописец… С. 106. Ср.: Карташев А. В. Очерки по истории Русской церкви… Т. 2. С. 75.


[Закрыть] Связанный обязательствами перед королевской семьей и греко-католиками, Игнатий не посмел бы в сходных обстоятельствах предъявлять повзрослевшему Владиславу подобный ультиматум.

Неудивительно поэтому, что всякий раз, когда польские Вазы собирались в поход на соседнее государство, они везли в обозе Игнатия Грека, поневоле готового вступить в свое третье патриаршество на Москве. Именно так в ноябре 1612 г. (по григорианскому календарю) поступил Сигизмунд отправляясь в военную экспедицию по деблокаде остатков польско-литовского гарнизона, осажденного в русской столице силами двух земских ополчений.[181]181
  См.: Ульяновский В. И. Патриарх Игнатий в Греции, России и Речи Посполитой… С. 57. Затевая этот поход, Сигизмунд не подозревал о полной капитуляции польского гарнизона в Москве 27 октября 1612 г. (по юлианскому календарю), последовавшей вскоре после взятия русскими ратниками и казаками Китай-города (Любомиров П. Г. Очерк истории Нижегородского ополчения… С. 153–156).


[Закрыть] Четырьмя годами позже аналогичным образом предполагал действовать и королевич Владислав, вознамерившийся силой отвоевать для себя царский венец Московии у Михаила Федоровича Романова. В универсале от 15 декабря 1616 г., изданном по случаю собственного совершеннолетия, он прямо объявил о безоговорочной поддержке своих амбициозных намерений «Игнатеем патреярхом», который вместе с пленным смоленским архиепископом Сергием изъявлял согласие непосредственно участвовать в планируемом походе в Россию.[182]182
  См.: АИ. СПб., 1841. Т. 3. № 72. С. 68.


[Закрыть]

Слухи о провозглашении в Речи Посполитой беглого первоиерарха законным главой Русской церкви, по-видимому, весьма скоро распространились среди населения Московского царства. Так, автор начальных статей Вельского летописца (по 1632/33 г.), чья осведомленность о внутриполитической и религиозной жизни Польско-Литовского государства ныне не вызывает сомнений, особо подчеркивал, что «той патриарх Игнатей утече в Литву и там патреархию держа». При этом он ни словом не обмолвился о его измене православию и переходе в униатство.[183]183
  Вельский летописец // ПСРЛ. Т. 34. М., 1978. С. 243. Ср.: Солодкин Я. Г. О происхождении Вельского летописца // ВИД. Т. 19. Л., 1987. С. 122–125; Он же. История позднего русского летописания… С. 139.


[Закрыть]

В самой Российской державе, как уже отмечалось выше, ни местное черное и белое духовенство, ни церковный народ не считали Игнатия Грека легитимным преемником арестованного святителя Гермогена, отчего вряд ли признавали за ним статус действующего русского патриарха в изгнании.[184]184
  Ср.: Ульяновский В. И. Патриарх Игнатий в Греции, России и Речи Посполитой… С. 56. См. примеч. 160.


[Закрыть] Между тем очевидная каноническая некорректность детронизации Игнатия в 1606 г., безусловно, оставляла ему формальную возможность оспорить право на архипастырский престол у потенциальных соперников, например, в случае победы «нареченного» московским самодержцем королевича Владислава. Более того, трудно говорить о сколько-нибудь выраженном неприязненном отношении к личности Игнатия даже российских епископов вплоть до возвращения из польского плена ростовского митрополита Филарета Никитича 14 июня 1619 г. Его имя, наравне с другими первоиерархами, поминал патриарший местоблюститель, крутицкий митрополит Иона Архангельский, в настольной грамоте рязанскому архиепископу Иосифу от 10 января того же 1619 г.: «в преименитом и царьствующем граде Москве великие господа наши и отцы, преосвященные митрополиты всеа Русии, святейший Иев патриарх, и Игнатей патриарх, и святейший Ермоген патриарх, Московские и всеа Русии, поставляли в Московское государьство митрополитов, и архиепископов, и епископов, яко то изначала Божественная Соборная Апостольская Церковь предала».[185]185
  ААЭ.Т.З. № 330. С.483.


[Закрыть] Почему же, несмотря на общий благожелательный тон этого текста, подтверждавший полномочия сарского и подонского владыки ссылкой на авторитет первых трех русских патриархов, в титуле Игнатия Грека оказалось опущенным традиционное определение «святейший»?[186]186
  Ср.: Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 23. С. 206.


[Закрыть] Думается, столь примечательная особенность титулования отразила общераспространенный взгляд современников на истинный статус опального архипастыря после его отстранения от власти на Церковном соборе 1606 г. Весьма показательно, что титул Игнатия в таком необычном, «усеченном», виде встречается также в некоторых разрядных записях за Смутное время.[187]187
  Ср. записи о браковенчании Лжедмитрия I и М. Мнишек вторым московским патриархом (!) 8 мая 1605 г. в III и V разрядах (по С. А. Белокурову: Разрядные записи за Смутное время (7113–7121 гг.). М., 1907. С. 80, 136).


[Закрыть]