Текст книги "Егерь Императрицы. Ваше Благородие"

Глава 6. Подготовка к выходу

Десятого февраля около полудня, когда утренние занятия егерей уже подходили к концу, и нужно было выдвигаться для обеда и передышки в своё расположение, к Лёшке подскочил вестовой из главного квартирмейстерства и потребовал срочно проследовать с ним в штаб.

– Сегодня десятое февраля, Алексей, – ставил ему задачу барон фон Оффенберг. – Не позднее пятнадцатого числа формируемая для штурма дивизия генерал-аншефа Олица пойдёт на юг в направлении крепости. Вы со своими егерями под Журжи уже хорошо отметились, и все подходы там отменно изучили. Так что будете в авангарде выводить наши войска в предместья, а потом можете и принять участие в самом штурме бастионов. Люди у тебя, надеюсь, готовы к делу?

– Команда практически сформирована, господин подполковник, – докладывал Егоров. – Все десятки уже сбиты и прошли боевое слаживание. Больше двух недель ведь из полей не вылезали. Выкупили три ремонтных штуцера, и теперь их у нас общим числом десять штук будет. Ещё бы штуки три-четыре и у каждой тройки было бы по нарезному ружью, всё, как мы и задумывали с вами, – и он эдак хитро посмотрел на своего куратора.

– Не жадничай, – усмехнулся Генрих Фридрихович. – Ни в одной егерской команде империи, даже при учёте столичных гвардейских полков, нет такой насыщенности винтовальным оружием, а тебе, я гляжу, всё мало.

– Так-то столичные бездельники, ваше высокоблагородие! Им-то по дворцовым паркетам лишь ножками шаркать, да ещё и в кабаках со своими собутыльниками воевать, – улыбнулся Лёшка. – А нам здесь своими сапогами снега и грязь месить и еще потом османских командиров на самом поле боя прямым прицелом выбивать. Где же штуцера-то нужнее?

– Везде нужны, – отмахнулся барон, понимая, что в диалектике этого спора он сейчас явно проигрывает молодому офицеру. – Не нам с тобой судить, господин прапорщик, куда нарезное оружие нашим властям и сколько всего поставлять. Ты вот подумай лучше, как наши конные авангарды к самой крепости лучше вывести, да где пройти подальше незамеченными, а потом как их дальним и точным огнём понадёжнее прикрыть, – и он кивнул на карту. – Как сам-то думаешь действовать?

Алексей подошёл к большой карте, расстеленной на столе. Была она значительно лучше той, что он в своё время видел в кабинете у главного квартимейстера. Похоже, команда военных картографов хорошо потрудилась за прошедшие полтора месяца, да и он сам к этому руку приложил в том последнем и рискованном поиске.

Лёшка наклонился и внимательно вгляделся в неё и, простояв так молча минут десять, только лишь шевеля губами, да что-то, как видно, прикидывая.

– Какой масштаб её, господин подполковник, сколько на толщине пальца по этой карте вёрст будет?

– Хм, ну где-то около пары, это точно, хотя ведь и палец пальцу рознь. Карта-двухвёрстка, на один дюйм здесь по две версты приходится. То есть от Бухареста до Журжи по прямой это где-то около пятидесяти дюймов по этой карте, – объяснил барон.

– Понятно, – кивнул Лёшка. – Так вот, примерно на половине пути там стоит озеро Будени. С обеих сторон в него втекает и из него же потом вытекает речка, это место, как вы знаете, и является тем самым рубежом, где и соприкасаются наши конные дозоры с вражескими. Минуем мы это озеро и речку, а дальше уже начинается большой лесной массив, – и Егоров приложил ладонь на карту. – Лес тут довольно густой, и кавалерии по нему только лишь по лесным дорогам можно пройти. Мы разведали там парочку, кроме основного тракта, но через все их конные разъезды турок постоянно проходят и осматривают. Сомневаюсь, что большим отрядом мы там вообще проскочить сможем. Другое дело батальону-другому егерей просочиться тихонько по лесу, да и то, пожалуй, скорее всего, всполошим мы там османов. Учли уж они, небось, тот наш прошлый урок. Ну так вот, после пути вёрст двадцать лесом начинается примерно столько же, но только довольно открытого пространства лесостепи, и уже потом, собственно, и будет та самая Журживская крепость.

– Так, так, так, – постучал пальцами о стол Генрих Фридрихович. – То есть ты хочешь сказать, что тайно за этот лесной массив вам уже не выйти?

– Не выйти, господин подполковник, – подтвердил Лёшка. – С боями, да ещё и выбивая все те заслоны, которые уже оседлали эту дорогу, можно, но для этого ведь удобнее пеших стрелков использовать, чем кавалерию, ей там просто негде будет развернуться.

– И сколько мы в этом лесном массиве провозимся, если турки там хорошо укрепятся? – задал снова вопрос главный картограф.

– Ну, наверное, долго, – пожал Лёшка плечами. – Главное, им там засеки наделать да стрелков в них поболее выставить. Пока наши пушки туда не подтянешь, как вон мы в своё время под Бухарестом сделали, да пока там всё не перемешать в кашу, целую неделю в этом лесу можно будет проковыряться.

– Вот то-то и оно, неделю, и это только в самом лесу, а нам командующий на весь марш только лишь четыре дня даёт, пока к османам под эту Журжи подкрепление из-под Бургаса не подошли, – с досадой проговорил фон Офферберг. – Что ещё можно было бы сделать, чтобы ускорить всё это дело? Может, попробовать вам как-нибудь в тыл с другой стороны зайти, пока нас турки по основным лесным дорогам будут ждать? Так опять же конница по лесу не ходок, обсуждали здесь уже.

Лёшку что-то зацепило в словах своего «куратора», и он заелозил перед картой, грубо на ней прикидывая. Затем хмыкнул, поглядел с интересом на своего собеседника и сощурил глаза:

– А вы ведь правы, вашвысокоблагородие, есть здесь один вариант. Только додумать его, конечно, нужно, да и порасспросить ещё местных валахов подробнее. Помните, мы пару месяцев назад свой прошлый выход за языком готовили? Так я у своих проводников обо всей местности, что лежит перед этой самой крепостью, допытывался. Одним из вариантов тогда было выйти к ней восточнее, хорошо так огибая само озеро и забирая ещё крюком вправо по реке. Там есть одна старинная заброшенная дорога на Силистру, это бывший древний Доростол, и по ней-то и можно было выйти за лес восточнее Журжи. Правда, и крюк там сразу же на вёрст эдак пятнадцать и даже более того увеличивается, – и он с сожалением вздохнул. – Да и открытых мест там гораздо больше, чем западнее. Это-то и было той главной причиной, почему мы прямой путь тогда выбрали, а не пошли восточнее. А сейчас при конном прикрытии вполне можно было бы и там попробовать пройти. Конечно, и турки про эту дорогу должны знать, небось, тоже дозорами по ней проходят, а, может, и вовсе даже заслоны на ней выставили.

– Интересно, интересно, – фон Оффенберг внимательно разглядывал карту. – Говоришь, при конном прикрытии там пройти будет можно, но будут мешать разъезды и заслонные отряды? А вот давай представим только, что турки встречают наши основные силы на прямом пути, готовятся максимально их задержать и обескровить их боями в завалах и на засеках. А тут вдруг до них доходит весть, что большие силы русских обошли их с правого фланга и теперь заходят им в тыл, отрезая всех вот в этом лесном массиве, – и Генрих тоже как, когда-то и Лёшка, прикрыл его своей большой ладонью. – А с фронта по лесу атакуют батальоны егерей и команды стрелков-охотников из пехотных полков, да ещё и лёгкие орудия по дорогам завалы рушат. В общем, настоящий ад в лесу творится, и скоро ещё по ним с тылу ударят, что тогда османы сделают?

– Так известно что, вашвысокоблагородие, – усмехнулся Егоров. – Побегут тогда османы. К своим основным силам в крепость оттянутся, чтобы только их в лесу всех не вырезали. Не любят они в лесу воевать.

– Вот и я тоже так же думаю, – кивнул, соглашаясь с ним барон. – Этот вариант мы тут в штабе ещё хорошенько доработаем и тебе уже перед самым выходом всё потом скажем. Держи это всё при себе, Алексей! Для всех посторонних ушей мы сейчас прорубаем прямой путь на Журжи по тому пути, где вы уже в своё время проходили. Это, кстати, можно не от кого уже не скрывать, всё равно уже, похоже, все, кому нужно про то знают и про то, что армия к большому выходу здесь готовится, – и он, нахмурившись, задумался о чём-то своём.

Лёшка заметил перемену настроения своего начальника и, уловив его мысль, аккуратно переспросил, – Генрих Фридрихович, я так понял, что у нас здесь утечка информации?

Барон тяжело на него посмотрел и после долгой паузы ответил:

– Несколько наших конных партий и разъездов попали в засады, пропала также пара важных фельдъегерей с бумагами. Мы сделали вывод, что в штабе армии работает шпион. Баранов и его люди «землю роют», но результатов от них пока никаких нет, слишком хорошо скрывается этот гад, осторожный, глубоко сидит. Поэтому исходить будем из того, что он и к тебе, и к твоим людям тоже присматривается. Прикидывает, куда вас готовят и куда направлять будут. Так что ты погляди сам, кто рядом с вами крутиться будет и, как я уже говорил, сделай так, чтобы все знали, что особая штуцерная команда по основному лесному тракту всё наше войско поведёт, и именно там, где уже до этого сама весь этот путь разведала.

– Ага, – подумал Лёшка, – это господин барон называется «деза», то бишь дезинформация противника. Ну что же, с удовольствием вам подыграем.

– Ладно, до запланированного выхода у вас ещё пять дней есть, Алексей. Что ещё у тебя, может, вопросы есть какие-нибудь по команде? Только про штуцеры, пожалуйста, больше не начинай! Нет у меня больше для вас лишних, – и Генрих ухмыльнулся.

– Эх, – сделал комически трагичное лицо Лёшка, – а я-то ведь надеялся! – Затем снова стал серьёзным и посмотрел на собеседника. – По штуцерам я всё понял, господин подполковник. По людям мы всё набрали с полковых команд по тому списку, что я уже ранее вам подавал. Переодели, вооружили в главном интендантстве всех без проблем, за то спасибо майору Филиппову, которого вы нам порекомендовали. Все вопросы, с какими мы к нему обращаемся, он решает быстро, – и усмехнулся, вспоминая свои диалоги у тыловика. – И только лишь строго по уставу и по закону. Ничего лишнего, всё, как и положено.

– А как же, – кивнул Оффенберг. – Конечно, по уставу, а то думаешь, до него не дошла та мутная история, как вы во второй армии нарезными стволами обзавелись. Ладно, продолжай, что ещё хотел дальше сказать.

– Ну, так вот, – продолжил Егоров, – по хорошим стрелкам проблем у меня нет, одну только должность я не могу укомплектовать – это барабанщика команды. Нам егерям как таковые барабанщики-то не особо нужны. Понятно, что в строевых ротах, батальонах и в полках, где установлен темп марша сто шагов в минуту, и где есть церемониальные марши и десятки специальных сигналов, эта должность ещё как работает. У нас же изначально её вводили под грамотного человека, кто бы свою канцелярию вёл ну и вообще сведущ был бы в разных науках, тут уж отдача сигналов вторична. А только где бы такого взять, грамотного да разумного, я сейчас просто ума не приложу. Солдаты-то умелые есть, а вот грамотных среди них днём с огнём не найдёшь. Только и умеют крестики вместо росписи в списках ставить, ну и по памяти рассказывать, что они на слух запомнили. А был бы таковой, так научить его немного, и он бы в наших походах даже и местность на планшет накидывал. Все, какой-никакой, а первый план бы для наших картографов уже был бы, – и он украдкой, эдак хитро, взглянул на барона.

– Ну, ну, – усмехнулся подполковник. Ты это, значит, о своём командире всё думаешь, заботишься, да? Ладно, хитрец, посмотрю я, что для тебя сделать можно будет. Только гляди, я ведь тебя за язык не тянул насчёт съёмки местности. Потом, как поспокойнее станет, пришлёшь его в штаб заниматься этой наукой, и правда ведь вам такой человек не помешает, как знать, вдруг далеко вас придётся на разведку отправлять, не всё же вам своего Милюткина на съедение отдавать. Вон он бедолага, до сих пор прийти в себя не может от прошлого выхода. Ладно, иди уже и помни о том, что и с кем тебе можно говорить.

– Два дня нам господа егеря на оттачивание навыков боя в лесу, – прохаживался перед строем своей команды Алексей. – Боевые тройки у нас сбиты, новые штуцера у Вани Кнопки, Трифона и у Кузьмы пристреляны. Гренады кидать все научены, вооружены и экипированы, как и положено. Так что к делу, я полагаю, все мы готовы. Наша команда скоро пойдёт передовым авангардом по лесу, путь нам там уже известен, как мы там дрались, наши старички хорошо помнят, а новеньким, что недавно в команду пришли, если они это не рассказывали, так ещё всё расскажут. Так вот, потом я даю вам три дня на то, чтобы подшить и подогнать под себя маскировочные балахоны, подшить всю обувь, шапки, рукавицы и всю свою одёжу с амуницией. Нужно будет налить пули и накрутить побольше патронов, потом мы закупаем походный порцион – и в путь.

– А пока. Команда, становись! Команда, равняйсь! – и строй егерей замер чуть шелохнувшись. – Смирно! Приступаем к полевым учениям! Вольно, разойдись!

Егеря привычно порскнули в стороны и начали разбиваться по боевым тройкам, где во главе каждой был свой стрелок-штуцерник. Таких сейчас было девять: тройка старичка Карпыча, тройка белобрысого Егора, тройка здоровяка Тимофея и малыша Вани Кнопки, Фёдора Цыгана, Кузьки, Трифона, Потапа и сербов во главе с Милошем. Остальная часть команды составляла резерв и была готова усилить любое из направлений.

– Первый пошёл! – крикнул Федька и, присев на колено, взял штуцер на изготовку. А его фузейщик из новеньких, Степан, перебежав около десятка шагов, упал на оба колена и прижал гладкоствольную фузею к плечу.

– Второй пошёл! – и второй фузейщик из новичков, Ильюха, рванул в перебежку.

– Первый, бей! – И Степан щёлкнул вхолостую курком. – Заряжай! Не тяни! – и, выхватив шомпол, Степан начал демонстрировать весь пошаговый процесс перезарядки гладкоствольного ружья. Вот он, наконец, щёлкнул курком, поставив его на боевой взвод. – Оружие к бою готово!

– Ильюха, бей! Твой напарник тебя уже прикрывает.

– У меня цель! – вдруг громко рявкнул Федька и, тщательно прицелившись из штуцера, сам щёлкнул курком.

То же самое, что было у Цыгана, делали сейчас и все боевые тройки команды.

Резервная же семёрка из самых слабых стрелков в это самое время вела огонь по мишеням в отдалении, нарабатывая личные стрелковые навыки. Командовали там двое из самых старших егерей, дядьки Вани: Карпыч с Макарычем. Бах! Бах! Бах! – слышались оттуда хлопки фузейных выстрелов, да доносились обрывки каких-то обидных ругательств для самых нерадивых.

– Ваше благородие, разрешите обратиться! – со стороны городской окраины по тропинке подошёл молодой солдатик в форме пехотного полка и, вытянувшись по стойке смирно, отдал офицеру честь.

– Обращайтесь, – кивнул Лёшка, внимательно его оглядывая. Был пехотинец аккуратно одет, накрученные и напудренные букли, коса, перехваченная чёрной лентой, амуниция и обувь, всё выглядело у него по-уставному. Глаза же солдата смотрели совершенно спокойно и с какой-то лёгкой усмешкой, без того привычного подобострастия, что ли, скорее, как на себе равного.

«Интересный солдат», – подумал про него Егоров, уже внутренне ему симпатизируя.

– Барабанщик третей роты Муромского пехотного полка рядовой Гусев Сергей. Прислан к вам на беседу по приказу своего полкового командира, для определения своей годности к службе в вашей команде. При невозможности приёма велено немедленно возвернуться в свою часть, – чётко доложился пехотинец.

– Однако, – протянул озадаченно Лёшка. – Не всякий унтер у меня так складно доложиться сумеет. Из грамотных, похоже, сам?

– Так точно, ваше благородие, грамоте обучен, – подтвердил рядовой.

– Хм, интересно, – хмыкнул Лёшка. – Ich hoffe du sprichst die Sprachen des Soldaten? (Надеюсь, вы и языками владеете, солдат? (нем.))

– Français et allemand, hélas, seulement au niveau conversationnel. Je peux lire les deux. J'écris sur eux très analphabètes. (Французским и немецким, увы, только на разговорном уровне. Читать могу на обоих. Пишу на них весьма безграмотно (фр.))

– Так, так, так, – смотрел с удивлением на солдата Лёшка. Что-то тут было не так. Чтобы с такой грамотностью и в простых рядовых ходить! Непонятно. Был здесь, похоже, какой-то подвох и с этим нужно было разбираться немедленно, до скорого выхода в дело.

– А ну-ка, давай мы сейчас с тобой отойдём подальше от всех, Гусев, и ты мне всё про себя там расскажешь, – предложил барабанщику Егоров. И когда между ними и егерями было уже шагов тридцать, резко развернулся к следующему сзади пехотинцу.

– А теперь выкладывай всё начистоту, кто ты есть, что с тобой за история такая? В общем, всё то, что я должен про тебя знать, прежде чем принять в свою особую команду. Должен сам понимать, что мы абы как каждого к себе не берём и должны быть уверены в том, кто с тобой рядом идёт, чтобы и самим уверенным в нём быть, что он не бросит тебя в трудную минуту, а всегда спину прикроет. Если этого не будет, то и команды тогда не станет вообще, в первом же поиске во вражеском тылу все порубленные там и останемся. Если не хочешь ничего рассказывать, так давай дуй в свой Муромский пехотный и стучи там и далее в барабан.

– Бей в барабаны, – поправил Гусев.

– Что? – не поняв, уставился на него Алексей.

– Виноват, ваше благородие, никак нет ничего, – вскинулся пехотинец.

– Да перестань ты тянуться уже, из проштрафившихся сам, что ли? – спросил Лёшка, внимательно вглядываясь в глаза молодого солдата.

– Хорошо, – кивнул тот. Я расскажу, а вам уж самому судить обо мне. Вряд ли вы возьмёте после такого к себе. Ну, да и скрывать это тоже никак нельзя. Отец мой, Гусев Владимир Семёнович, в 1764 году был командиром мушкетёрской роты в Смоленском пехотном полку, что как раз тогда под Шлиссельбургом располагался. – И он, снова взяв паузу, замолчал.

– Ну, ии?… – протянул Егоров, не понимая, куда клонит рассказчик.

– Ну, вот он-то и был прямым командиром у подпоручика Мировича, – буквально через силу продолжил Сергей. Затем, как видно, переступив, через какую-то свою внутреннюю преграду и боль, продолжил уже свой рассказ, всё более и более ускоряясь.

– Вы, ваше благородие, должны были слышать про неудачную попытку дворцового переворота против нашей матушки-императрицы Екатерины Алексеевны. Так вот, этот самый Василий Мирович и был тем самым зачинщиком, который пытался освободить из Шлиссельбургской крепости содержавшегося там тайного узника, претендующего на Российский престол, а именно Иоанна Антоновича.

– Подпоручик Мирович перед этим не раз уже в крепость заступал, чтобы её внутренний караул там усиливать. Видно, он всё заранее рассчитал и в ту неделю, когда эту свою попытку предпринял, без очереди у отца туда выпросился. С сорока солдатами из отцовской роты как раз в июле 1764 года он-то и предпринял эту неудачную попытку. Ну а дальше уже известно, что там случилось. Офицерский особый внутренний караул заколол по имеющейся у них тайной инструкции того особого узника, а все эти заговорщики, увидев, что ничего у них не вышло, сдались потом в руки властям.

– Потом было долгое дознание, многих заподозрили в соучастии и посадили под арест. Мировича казнили на плахе, а всех солдат, принимавших участие в заговоре, отправили на бессрочную каторгу в Сибирь. С моего отца, как с прямого командира этого преступника, сорвали офицерский горжет, лишили его дворянства и всего имения, после чего отправили рядовым в дальний Тобольский гарнизон. Про сам заговор он не знал, злодеев сих не покрывал, а уж коли бы что-то и было там за ним, так и он бы сам тогда на ту самую плаху вслед за Мировичем бы пошёл. Но виновен он был лишь в недогляде как первое начальственное лицо над всеми ними, вот так посчитала высокая сенатская комиссия, расследовавшая это дело.

– Мне на тот момент было 12 лет, и я был старшим из его четырёх детей. По приписке с рождения к гвардейскому Семёновскому полку имел уже на тот момент унтерский чин фурьера. Своего унтер-офицерского чина и потомственного дворянства я лишился вслед за своим отцом, и мы всей семьёй с матушкой, сёстрами и братцем-младенцем отправились вслед за ним в дальний Тобольский гарнизон. Там и прошла моя дальнейшая жизнь. У родителей умерли трое малых детей, да зато народились ещё четверо. Отец служил честно и исправно, офицерское звание ему обратно никто, конечно же, не вернул, да и не вернёт теперь, похоже. Но за пять прошедших лет он сумел дослужиться аж до каптенармуса. Хлебнули мы много лиха, ну да ничего, выжили как-то, слава богу, и в этой далёкой Сибири. А как только мне исполнилось семнадцать лет, так выхлопотал я себе право отправиться служить в армию, как раз тогда с турками уже война начиналась. Ну, вот и служу теперь барабанщиком в своём Муромском пехотном полку. После Кагула меня на него перевели, у нас там в роте грамотного солдата, что ранее эту должность занимал, покалечило. Нужен был тот, кто хотя бы читать и писать бы смог. А сегодня с утра меня вызвали в полковую канцелярию и потребовали вас найти.

– Занятно, – покачал головой Алексей. – Вот ведь судьба-злодейка. Стрелять точно умеешь, проворен ли сам, в битвах участвовал?

– Так точно, – кивнул Сергей. – Был в баталиях позапрошлого года при Хотине и на Днестре. О прошлом годе в деле при Рябой могиле, Кагульском сражении и под Бухарестом. Стреляю уверенно. Когда охотников выкликали из каре, всегда со своей фузеей в цепь застрельщиков выходил.

– Ну-ка покажи мне своё оружие, надеюсь, оно так же в надлежащем уходе, как и вся твоя амуниция? – и Лёшка взял в руки удлиненную пехотную фузею.

Была она по своей конструкции практически такой же, как и егерская, только почти что на целый фут (304 мм) длиннее стволом. Да и тяжелее и, конечно же, более громоздкой была соответственно. Всё для того, чтобы в штыковом бою иметь преимущество против холодного оружия. С примкнутым длинным штыком это было фактически настоящее тяжёлое копьё. И в рукопашной с вражеской пехотой драться, и против конницы устоять, если ты в сомкнутом, едином и ощетинившемся жалами штыков строю стоишь.

Фузея была далеко не новая, на ложе, стволе и на её прикладе были видны следы многочисленных ударов и выщерблины. Но всё здесь было подогнано и исправно. В ударно-кремневом замке курок и курковый винт не шатались, а сидели на своём месте плотно и устойчиво, так же, как и сам кремень в верхних губках. Огниво, полка, подогнивная пружина – всё было в идеальном состоянии, несмотря на долгую работу. Затравочное отверстие, весь замок и массивный ствол блестели свежее с нанесённой смазкой.

– Забирай, – удовлетворённо кивнул Егоров и передал фузею барабанщику. – Пошли к егерям.

Команда продолжала заниматься в поле, натаскивая в первую очередь пополнение.

– Внимание! – вдруг гаркнул Лёшка. – Вражеская кавалерия показалась с левого фланга, расстояние пятьсот шагов! Егор, ты за командира!

– Конница слева, – прокричал унтер. – Отходим к оврагу на стрельбище. Штуцерные, огонь! – и сам припал к прицелу своего оружия. Щёлк, щёлк, щёлк – сухо защелкали курки винтовок. И егеря кинулись в сторону оврага, на ходу защёлкивая штыки к стволам.

– А ты что тут стоишь, сейчас тебя татарин саблей срубит или на аркан возьмёт! Может, в рабы к нему захотел? – крикнул Лёшка недоумевающему Гусеву, и тот, мгновенно сообразив, сдёрнул фузею с плеча и кинулся вслед за егерями.

– До конницы 150 шагов, – выкрикнул Алексей, – Потап, Тимофей и Егор ранены. Всё, командиров у вас здесь нет!

– Братцы, слушай мою команду! – прокричал Федька. Кудряш на плечи Тимофея взял, Петар – Егора, Милош – Потапа, остальные прикрываем раненых. Фузейщики, огонь! Молодой, ты что тут телишься, почему ещё штык не на стволе, у тебя фузея самая длинная, прикрывай ребят, раззява, – рявкнул Цыган на подбегающего барабанщика. И команда начала пятиться к стрельбищу, «отстреливаясь» и поводя жалами штыков. А навстречу им из оврага уже спешили стрелки, чтобы поддержать огнём своих товарищей.

– Неплохо, неплохо, Федька, – похвалил инициативного рядового Егоров. – Только вот гренады вы зря не бросили, у вас ведь у каждого по две теперь есть для особого случая.

– Так где гренады-то те, вашбродь? Ни одной же с собой в поле у нас не было, все вон дома в сумках лежат. Что же снежками в подступающую конницу кидать, – оправдывался перед командиром Цыган.

– А из ружей вы по-настоящему стреляли? А раненые куда у вас были побиты, а конница вообще где? – журил солдата Лёшка. – Сам же понимаешь, что для учения это всё как бы понарошку, но всё же для наработки навыка. А про гренады-то ты забыл, признайся, зато вот новенького «раззявой» успел обозвать. А гренады, Федя, это хорошая вещь, не посечёт осколками, так хоть коней у врага напугает и нам такую нужную заминку в бою даст, – поучал Егоров. – А в целом неплохо, все молодцы.

– Подравняйтесь, – и двух шереножный строй солдат заколыхался, выравниваясь на поле.

– Представляю всем нашего нового егеря – Гусева Сергея. Будет он у нас в команде состоять в должности барабанщика. Парень был уже в сражениях, так что обстрелянный солдат, ну да вы и сами познакомитесь с ним. Передаю его под твою опеку, Иван Карпыч, ты и стрелок отменный, да и сам человек по службе и по жизни весьма опытный.

– Матвей Никитич, тебе нового бойца одеть, обуть, вооружить и экипировать, всё как положено, и главное, побыстрее. Сам ведь знаешь, скоро нам в дело идти.

– Ну вот, братцы, теперь и вся команда у нас в сборе. Все 38 человек теперь при деле, а глядишь, скоро и Ермолай поправится. Да и я чуть было не забыл, Гусев у нас человек, обученный грамоте, читать и писать свободно умеет. Иностранные языки не хуже меня даже знает. Так что вы имейте в виду, полезный он весьма человек, не обижайте его! – И из строя послышался удивлённый шепот.

– Рядовой Гусев, поздравляю вас с зачислением в особую егерскую команду!

– Егор, забирай всех новеньких и продолжай их обучать быстрой стрельбе.

– Никитич, ты давай бери двух солдат из старичков, и пойдём провиант закупать к выходу. Гусева к вечеру уже в интендантство сводишь. У всех остальных двадцать минут на отдых. Разойдись! – и Лёшка с сопровождением отправился в город.