Текст книги "Егерь Императрицы. Ваше Благородие"

Глава 7. Подъём по тревоге!

– Господин прапорщик, господин прапорщик, – тарабанил кто-то настойчиво в дверь.

Лёшка накинул штаны и свой егерский доломан на исподнее и, схватив пистолет с саблей, выскочил в сени.

– Вас срочно желают видеть в главном штабе, – доложился вестовой капрал и с опаской скосил глаз на взведённый курок.

– Что там стряслось-то? – удивлённо спросил Лёшка, пряча оружие – только что ведь полночь миновала, на улице вон темень стоит.

– Не могу знать, – мотнул головой капрал, – вызов из главного квартирмейстерства, велели вам срочно прибыть. А мне к ахтырцам, вашбродь, ещё через полгорода надо бежать.

– Беги, братец, я сейчас буду, – Алексей отпустил вестового и начал поспешно собираться.

«Вроде бы рано ещё по всем срокам под Журжи идти. Как видно, что-то там стряслось такое, коли случилась такая спешка, – думал Алексей, торопясь прибыть в штаб армии. – Вот и Ахтырских гусар тоже поднимают, ну точно дело к раннему выходу идёт».

– Заходи, Алексей, – пригласил главный картограф егеря в свой кабинет. – Пока все остальные не прибыли, мы с тобой тут отдельно от всех побеседуем.

Внутри, за столом, застеленным знакомой картой, сидели два офицера. В одном из них Лёшка не без труда узнал майора Баранова, исполняющего при армии функции зарождающейся контрразведки. Голова Сергея Николаевича была обвязана окровавленной тряпкой, а сам он выглядел бледным.

– Похоже, что весь уже намеченный план наступления мы будем менять наскоро, как это говорится, «на коленке», – начал объяснять обстановку Генрих Фридрихович. – Не зря тебя, Егоров, предупреждали про то, что у турок тут есть свои послухи, вот оно и подтверждение. – И он кивнул на скомканную и надорванную бумагу, что лежала на столе рядом с картой. – Наши люди выследили местного валаха, что выехал нынче вечером из Бухареста в сторону Журжи. Постарались его аккуратно взять, но вот что у нас в итоге получилось… – И он кивнул на поморщившегося Баранова. – Гонец от шпиона убит, кто его и к кому послал, того мы тоже сейчас не знаем. Сплошной провал у нас кругом. – И он, посмотрев на «контрразведку», покачал в раздражении головой.

– Одно только радует, тайнопись тут простенькая оказалась, а у нас весьма грамотный в этом деле человек, что только недавно из столицы прибыл, – и он кивнул на второго сидящего. – В общем, в шифровальном письме все сведенья о тех войсках, которые идут на приступ Журжи и ещё точная дата их выхода. И что самое интересное, есть упоминание об особой егерской команде квартирмейстерства армии, которой так противоположная сторона заинтересована. Сказано здесь, что эта самая команда выходит с авангардом через три дня, и ведёт она всю русскую армию по уже разведанному ей ранее пути, то есть по главной лесной дороге на саму крепость. И сведенья эти слышаны были как от командира той команды, так и от других лиц из штаба и от самих войск. И вот теперь тебе задача будет, хорошо вспомнить, кому и что ты недавно говорил, как мы и условливались ранее по всему этому.

Лёшка почесал голову:

– Ёлки-палки, прямо как в какой-то детектив из двадцатого века попал. – Попробуй теперь вспомнить всех тех, кому он специально передавал «дезу» про их будущий выход. Именно это он сейчас и сказал барону, пожимая в недоумении плечами. Ведь и в штабе, и в канцелярии, да и в интендантстве пришлось в последнее время покрутиться, формируя свою команду. Со знакомыми и не очень офицерами довелось ему тоже весьма плотно пообщаться. На кого же вот так вот просто можно было бы подумать плохое?

– Ладно, – смилостивился подполковник. – На это у нас действительно сейчас нет времени. Бог даст, живы будем, займёмся этим шпионом серьёзно уже после взятия Журжи. Всё равно все планы сейчас у нас летят в тартарары. Командующим и главным квартирмейстером армии поставлена задача – переиграть противника, ускориться по выходу войск и начать наше наступление на три дня раньше запланированного, а это значит, что вам, Егоров, предстоит выступать уже нынче под утро. Надеюсь, у вас всё там готово?

– Ну, как сказать, – задумался Алексей. – Провиант заготовлен, зимняя одёжа какая ещё с того раза осталась, а какую мы подкупили по новой, маскировочные халаты, те все нашили. Боеприпас по тройной норме выдан каждому, однако не до конца команда ещё сбита, новенькие не все уверенно работают, как минимум пару недель слаживаться ещё бы нам нужно.

– Ну, вот и сладитесь там за эти две недели в походе, – перебил его Фридрихович. – Сейчас командиры от ахтырцев, казаков и от отдельного егерского батальона подойдут, быстро тут всё обсудим, и полковник Денисов вам самолично всем поставит задачу. Сам основной план для вас не изменился – вы обходите озеро и вытекающую из него речку справа и по старой заброшенной дороге на Доростол, лесом заходите туркам во фланг, а потом тыл, ну а основная часть армии бьёт их в это время с фронта. Турки по главному пути нас будут очень ждать, ведь к ним попадёт тайное письмо от их шпиона со всеми нужными сведениями.

Лёшка, ничего не понимая, уставился на подполковника. А тот уже отдавал команду сидящим рядом контрразведчикам:

– Вам, Сергей Николаевич, срочно убыть на юг. Берите сотню казаков, устройте представление перед турецким заслоном со стрельбой и с криками. Пусть османы «выручат» своего гонца от шпиона. И ничего, что он к ним в руки уже убитый попадёт, зато со своим настоящим посланием. Только сделайте это всё, как только можно более достоверней, чтобы им даже и в голову не пришло, что мы так с ними «играем» сейчас. Надеюсь, что хоть в этот раз вы не опростоволоситесь?

Контрразведка стояла, понурив голову:

– Всё сделаем как нужно, господин подполковник, не сомневайтесь, – вздохнул Баранов. – Разрешите идти?

Двухтысячный сводный отряд под командой командира Апшеронского гусарского полка полковника Пишчевича, подходя к озеру Будени, по основной дороге на юг сделал днёвку для отдыха. А потом, поднятый по тревоге глухой ночью, вдруг резко взял вправо и обошёл озеро с его восточной стороны. Переправившись через неглубокую речку, выходящую из него, русская конница стремительно проскочила открытое место и, зайдя в лесной массив, расположилась там для отдыха.

В трёх верстах восточнее их расположения по лесу проходила заброшенная древняя дорога на Силистру – бывший старинный Дуросторум – город, где когда-то в эпоху владычества Рима базировался XI Клавдиев легион и где был большой центр всех этих окружающих земель.

После стремительного перехода Ахтырскому гусарскому и Третьему донскому казачьему полкам можно было пока отдыхать и ждать начала боевых действий. Вся основная работа сейчас ложилась на плечи или, вернее, на ноги доставленных сюда верхами егерей.

После небольшого роздыха непривычных к конным переходам стрелков, егерскому батальону премьер-майора Давыдовского предстояло занять местность перед лагерем и удерживать её пару суток. До этого времени особой команде Егорова нужно было проверить всю заброшенную лесную дорогу и выявить те места, где стояли турецкие заслоны, контролирующие эту часть лесного массива. Особое внимание нужно было уделить селу Пьетрели, расположенному южнее, уже ближе к выходу из леса. По словам проводников, в этом лесном селе располагался большой турецкий гарнизон, и нужны были сведенья, чтобы наша конница могла по нему ударить в самое удобное для этого время.

– Через два дня наши основные боевые части, выступившие из Бухареста, войдут в лес западнее нас, по главному направлению на Журжи и ввяжутся там, в лесные бои, – ставил задачу командирам сводного отряда полковник Пишчевич. – Как только турки поймут, что наш план наступления не изменился и что русские проламываются по главному лесному тракту в их центре, они соберут там из всех окрестностей все свои близлежащие резервы. Об этом нам станет известно от гонцов из штаба армии, да мы и сами, как я думаю, это вскоре увидим, коли будем со стороны наблюдать за своим противником, – и он кивнул на Лёшку.

– По поступлению известия из штаба генерала Олица наша задача будет смести все противостоящие нам здесь силы османов, прорваться через лес и затем ударить резко на запад, замкнув, таким образом, всю эту лесную группировку турок в кольцо. После этого наша армия пробивается через дезорганизованного противника по лесу и стремительным маршем выходит на простор перед самой крепостью Журжи.

– Всё ли всем понятно?

Вопросов ни у кого не было.

– Тогда особой команде Егорова отдых до вечера, и уже в сумерках она уходит на разведку всего нашего направления. Связь и все сведения через ваших вестовых, прапорщик.

– Егерям Давыдовского посменно нести дозорную службу вокруг основного лагеря, чтобы, не дай бог, никакой татарский разъезд на нашу стоянку здесь не наткнулся.

– Всё, все по своим местам, господа офицеры, – закончил совет полковник.

– Братцы, нам шесть часов отдыха и потом в путь, – объяснял команде Алексей. Пищу готовить в овражке, с дровами быть осторожнее, постарайтесь найти сухие, чтобы сильно не дымить. Потом спать, через пять часов опять похлебаете горячего, и как смеркается – выходим.

– Это что! – рассказывал егерям из недавнего пополнения байки Федька. – Сейчас-то у нас вона какая большая сила стоит за спиной. Ежели, скажем, турка и навалится по глупости вдруг, так отобьемся, небось, с такой-то ратью от супостата. А вот пару месяцев назад совсем нам уже кисло было в этом лесу. Навалились на нас пара сотен тогда, хорошо-то, что в лесу они воевать не умеют, степные ведь воины все, но зато числом на нас давят, и все обозлённые такие, аж спасу от них нет. Как же, мы ведь ихнего самого главного анжинера с бумагами скрали с этой самой крепости, вот они и обозлились, видать, с того на нас шибко. Насилу вырвались мы в тот раз, да и то, правда, не все. Почти что треть наших осталась в этом лесу навсегда. Если бы не ахтырцы-молодцы, так всех бы нас перебили тогда. Но гусары-то дали им там, канешно, порубали кого, а кто и к себе обратно убёг. Ну вот после того дела наш самый важный генерал и говорит, значит, – и Федька сделал важную гримасу, надув щёки. – Коли так сурьёзно воевать энти егеря малым числом могут, так повелеваю я собрать их в особливую команду, да ещё им из полков людей прибавить. А тебе, Фёдор, я два рубля в награду за твою храбрость дарю и наказ твоему начальству, чтобы у тебя самый лучший штуцер был, – хвастался Цыган.

– Иди в овражек, балаболка, там уже костры всем готовы, варите скорее себе, через полчаса уже командир наказал тушить костры, – подгонял весёлого егеря Матвей.

– Вот, робята, ничего ведь не могут без меня делать, даже готовить не могут как следует. Стёпка, Ильюха, пошлите, буду учить вас особливый егерский кулеш варить. – И за Цыганом, встав с подстилки, пошли «молодые» фузейщики из его личной тройки.

– Ну вот, глядите, как надо, – пояснял Федька. – Ильюха, сымай с себя наш котелок и давай его сюда. – Коренастый, конопатый егерь снял притороченный плоский котелок со своего пояса и подал его старшему. – Так вот, вешаем его с водой над костром и ждём, когда она закипит. Братцы, дайте кипяточку, Христа ради, не жадничайте водицы, а? – и он посмотрел жалостливо на других егерей, что также занимались здесь готовкой.

– Свою надо иметь, пораньше бы пришёл, снега натопил бы, как все, вместо того, чтобы лясы точить, – ворчал Потап, помешивая варево в своём котелке у соседнего костра.

– Да я же молодым объяснял, как службу справнее нести надоть, ну что вы водицу жадничаете-то, в самом деле, а? – всё жалился Фёдор.

– Айда сюда, назола, отолью из своего немного, подкинешь потом туды снега, всё быстрее сготовится, а то не успеешь, пока тут телиться будешь, всухомятку придётся есть, – проворчал Тимофей и плеснул в котелок друга кипятка.

– Вот спасибо, Тимошенька, век твою доброту не забуду, – бормотал Федька, подкидывая в свой котелок снега.

– Но и не вспомню никада, – хохотнул Ваня Кнопка, засыпая крупу в свой.

– Так глядите, робята, в следующий раз вам по очереди готовить, – поучал своих молодых Цыган. – Еда эта нехитрая в готовке, но очень даже сытная и удачная для дальнего похода. Нас её делать Ляксей Петрович научил. Так, значится, в кипяток сыпем красную чечевицу, потому как она быстрее всех круп разваривается. Сюда же бросаем кусочки вяленого мяса, соль, перчика с лаврушкой для вкуса, ещё сальца и пару шариков топлёного маслица. Можно было бы, конечно, и морковки с лучком сюды бросить, но кто же его будет в переходах-то таскать, когда лучше патронов поболее взять, так что пока и этого здесь будет довольно. Потом закрываем котелок его верхней крышкой и оставляем на огне вариться и париться пятнадцать-двадцать минут. Вот вам и весь секрет особого егерского кулеша.

– Как просто-то! – качал головой наблюдавший за действиями Фёдора новенький барабанщик. – А главное, быстро и необременительно, неужели и вкусно будет?

– А что не скусно-то, конечно, скусно, и горяча, и жирна кашка егерская, – усмехнулся Федька. – Это тебе не сухари в пяхоте неделями грызть. Тут самые силы для дальних переходов можно сполна черпать. Ты полушку-то давай, Гусев, чего стоишь?

– Какую полушку, за что? – не понял его барабанщик.

– Как за что? Так за науку. У тебя вон ведь свой старшой тройки – Карпыч есть, а ты тут у меня всё рядом трёшься, – продолжал издеваться над молодым солдатом Цыган.

Сергей фыркнул и отошёл в сторону.

– Куда пошёл, полушку давай! – хохотнул вслед Федька и подкинул в костёр дров.

– Ляксей Петрович, Ляксей Петрович, вашбродь, темнеет уже. Велели, как смеркаться начнет, разбудили чтоб, – трогал Егорова за плечо Ваня Кнопка.

Лёшка, скинув с себя белёную парусину, вскочил с подстилки из нарубленных ветвей. Сверху моросил лёгкий дождик. Февраль в Валахии был капризный, ни зима, ни весна, а что-то такое посредине. Вот только утром шёл здесь лёгкий снежок, укрывающий следы конного от перехода, а к вечеру дунул ветерок с недалёкого моря и принёс кисею дождя.

– Начинайте костры разводить, – кивнул он старшему от дежурной тройки. – Минут через двадцать уже всех поднимайте. Как раз через часок совсем стемнеет, и после ужина в путь тронемся! С дровами не заморачивайтесь особо, всё равно дым не увидишь, вы, главное, быстрее шевелитесь, – и Егоров окинул взглядом свой лагерь. Перед ним лежало одиннадцать серых холмиков. В каждой боевой тройке, помимо носимого личного имущества и оружия, был общий котелок и трёхметровый отрез из плотной конопляной парусины, обладавший высокой прочностью и хорошо отталкивающий влагу. Аккуратно сложенный, много места он не занимал, весил приемлемо, а в походе на ночёвках был вещью незаменимой. Вот и спали ребята под этой плотной парусиной, спасаясь от сырости и прижавшись к другу дружке.

– Ну, всё прапорщик, можете ужинать и потом выдвигайтесь. Как только разведаешь дорогу, так сразу же мне о том весть дай. Времени на раскачку у нас мало, нужно будет по османам вовремя ударить, – напутствовал командира егерей старший сводного отряда.

Алексей, всё выслушав, козырнул и отправился к своим.

Кроны деревьев раскачивало ветром. Где-то скрипели стволы, трущиеся друг о друга, шумели вверху голые кроны, на землю сверху капали холодные капли дождя. Егеря уже пятый час пробирались вдоль лесной дороги. Снежные сугробы хорошо подтаяли под сыростью, проходить было проще, но люди уже насквозь промокли, и пора было делать привал. По прикидкам выходило, что сейчас было где-то около часа ночи, и до рассвета оставалось часов около семи. Заброшенная дорога со старыми следами от проходившей по ней когда-то конницы была ныне тихой. Никаких признаков присутствия врага на ней не было, и Лёшка уже хотел было дать команду сворачивать вглубь леса для часового отдыха, как вдруг из ночной сырости вынырнула тёмная фигура.

– Вашбродь, вашбродь, старшой велел вам передать, что впереди турецкая застава нашлась! – докладывал Федькин посыльный Степан. – Около десятка человек мы там разглядели, возле завала из лесин они все толкутся, а рядом ещё три юрты стоят, ну эти как бы такие дома, только из войлока, и от них ещё костром вокруг несёт. Да, и там пара десятков лошадей ещё стреноженными в загоне стоят.

– Опа, а вот это уже интересно! – воскликнул тихонько Егоров. – Говоришь, три юрты у них там, и ещё пара десятков лошадей рядом? – Вот как ты не ругай Федьку за это его баламутство и баловство, но зато ночное зрение и чуйка у Цыгана была отменная. Вот и сейчас он, ни чем не выдав себя, сам обнаружил вражеский заслон загодя. И Алексей, захватив Тимофея с Макарычем, осторожно побежал вслед за Степаном.

Заслон турки выставили грамотно, с обеих сторон от дороги были небольшие косогоры, переходящие затем в овражки. Местность перед завалами из деревьев просматривалась хорошо, и обойти его было очень непросто. Пришлось делать хороший крюк и выходить на них, продравшись через густой кустарник.

– Как ты их обнаружил-то хоть, Федька, скажи? – прошептал Егоров, вглядываясь в тёмные фигуры часовых, прохаживающих буквально в двадцати шагах от них.

– Да учуял я их, вашбродь. Вот прямо нюхом своим этих почувствовал. Пахнуло на меня каким-то кисляком, опосля потом конским повеяло, а затем и дымком от них потянуло, – объяснялся егерь. – Ну а уж как присмотрелись получше, так и разглядели следом всё это дело.

– Понятно, – кивнул Лёшка и задумался. Три юрты, два десятка коней рядом и десяток солдат постоянно у завала на дороге дежурит. По всему выходило, что это был передовой заслон. Значит, где-то вёрстах в пяти или семи должны были находиться и основные силы турок. А это как раз-то и было расстояние до селения Пьетрели, где, по сведениям, полученным от местных, стоял сильный османский отряд.

– Молодец, Фёдор, – похвалил чуткого егеря Лёшка. – Выводи всю нашу команду в обход этой заставы. Возьмите от этого места на версту в лес, обходя его по правую руку, и вставайте там пока на отдых, только никаких костров не разжигайте и не шумите, смотрите. Полтора-два часа передышки мы тут явно заработали. А мы с Тимофеем и с Макарычем тут пока посмотрим осторожно за этими, – и он кивнул в сторону заставы.

Минут через двадцать послышался гортанный крик, и в мутном свете выглянувшей из-за туч луны Алексей увидел в отдалении какое-то шевеление. Похоже было на то, что меняли караулы. Прошло минут пять, всякое шевеление прекратилось, и у турок снова стало тихо. Только всхрапнула с их стороны лошадь, и с новой силой пахнуло дымком.

– Сменившийся караул дровишек подкинул в очаги юрт. Небось, озябли полночи-то на этой сырости стоять, – поделился своим соображением Макарыч.

– Очень может быть, – согласился Лёшка. – Иван Макарыч, а сколько в юрте у них воинов всего может быть?

– Нуу, с десяток-то точно в них должно поместиться, а может быть, что и даже чуть больше, командир, – немного подумав, ответил опытный унтер.

– Да, похоже, что тут у них половина сотни стоит, а потом она с другой её половиной меняется, – согласился Егоров. – Если на них выходит противник, то они связывают его боем и держатся здесь столько, сколько могут, а гонцов посылают в свой основной лагерь с вестью о нападении. А те уже дальше посылают известие в крепость, просят подмоги, ну и сами развязывают тут большую лесную войну, всячески сдерживая неприятеля до подхода помощи. Что же, хитро!

– Ладно, теперь осталось разведать их главный стан в самом селении, поползли ребята! – И егеря, где ползком по-пластунски, а где на четвереньках или перебежками, убрались с места наблюдения за заслоном.

– На небольшой укромной полянке поверх расстеленных парусиновых пологов лежали, положив на свои вещмешки ноги, усталые егеря. Многие из них, воспользовавшись паузой, перекусывали сухим походным порционом: вяленой восточной колбасой, суджуком, и вяленой же мясной вырезкой, бастурмой, заедая всё это сухарями или просто снегом. Это, конечно же, была не горячая пища, но хоть что-то, чтобы восполнить силы после длительного марша по раскисшему снегу. Лёшка присел рядом с Никитичем и принял от него большой пласт хорошо провяленного мяса.

Час отдыха пролетел незаметно. Все, кроме дежурных часовых, успели провалиться в глубокий сон, и было очень жалко поднимать ребят. Но времени до рассвета было всего-то часа четыре и не более того, пора было уже идти дальше.

– Подъём, команда!

Глава 8. Путь свободен!

К селению вышли уже при сереющем предрассветном небе. Луна спряталась, и наступило тонкое и короткое время рубежа между темнотой ночи и светом дня. Самый сон для тех, кто привык ночью спать, а свои дела делать при дневном свете. Село было немаленькое, домов около пятидесяти в нём точно было. А как известно, около каждого села был большой выгон для скотины, сенокосы, лесные вырубки и поля. Так что открытого пространства здесь хватало, и наблюдение егеря вели от самой опушки леса, переползая по раскисшему снегу и прикрываясь густым подлеском. Движения в Пьетрели особого не было. Только с двух его сторон на дороге стояли нагромождения рогаток, были видны несколько сцепленных между собой телег и кое-где мелькали фигурки немногочисленных караульных.

– Спокойно себя ведут османы, – выдохнул в ухо Карпыч. – Как же, впереди у них заслон на единственной заброшенной дороге. Сзади ещё несколько вёрст, а там лес кончается, а дальше одна степь, где татарские разъезды гуляют и уже до самой крепости недалече.

– Это точно, – кивнул, соглашаясь, Лёшка. – Всё-таки сколько их тут сидит-то, в этих Пьетрели, как ты сам-то думаешь, Иван Карпыч?

Пожилой егерь пожевал губами, окинул всё более открывающееся с рассветом пространство перед собой и, подумав, подвёл итог своим умозаключениям: – Полсотни домов, несколько рядов юрт стоят, табун большой в отдалении. Думаю, что пару батальонов пехоты и конный полк тут точно есть, это ежели, конечно, всё на наш манер всё перевезти.

– Ну да, и я так думаю, что общее число прикрытия здесь не менее тысячи человек будет. Хорошие силы, если тут в оборону грамотно встать, – думал Лёшка. – Интересно, а как там дальше по дороге, до выхода из леса. Нет ли еще какого заслона впереди? Всё-таки вёрст с пять-семь ещё будет до начала открытой степи.

Проверять это нужно было поскорее, через полчасика уже совсем рассветет, и тогда пойдут во все стороны конные дозоры, осматривая всю окружающую местность. Поэтому Егоров ставил задачу двум своим тройкам предельно коротко: срочно обойти селение стороной, стараясь нигде не следить. Пройти вдоль старинного тракта до выхода из леса и проверить его на наличие заслона и засад. После вернуться сюда уже в сумерках и найти основную команду в лесу, где она и будет ждать известий от своих разведчиков.

– Фёдор за старшего, у него глаз зоркий и чуйка работает как у собаки, – объяснился скорее для Живана Алексей. – Не хотелось бы, чтобы между старшими троек на выходе возникли какие-нибудь непонятки. – Серб всё прекрасно понял, чуть улыбнулся и спокойно кивнул головой.

– Ну, давайте, с Богом, ребята, только тихонечко там!

Наблюдение за селом он оставил за собой, придержав рядом лишь тройку Карпыча. Все остальные оттянулись в глубину леса, чтобы не создавать лишнюю суету и, отдыхая, набраться там сил.

– Ну как новенький-то, не хнычет? – и он кивнул на лежащего в шагах десяти Гусева.

– Нее, Ляксей Петрович, добрый солдат, не пискнул даже за всё время выхода. Хотя и видно, что тяжело ему тут с нами с непривычки, что мы слепые, что ли, неужели уж не видим, что парень сам из благородных, и как только в солдаты-то он угодил?

– Не рассказывает сам он о том? – спросил Егоров.

– Нее, вашбродь, ничуточки, ничего не говорит. Федька, вроде как, пытал его как-то, вы ж знаете эту Федькину цыплючую натуру. Но он как воды в рот набрал, только лишь зыркнул на Цыгана глазищами, ну тот сразу и отстал тогда. Неужто есть какой грех за Серёжкой?

– Неа, – мотнул головой Алексей. – Чист он сам. Там дела семейные с государевыми в переплёте. Мой тебе совет, Карпыч – не вникай, целее все тогда будем.

– Не, не, не, что я не понимаю, что ль? Моё дело – сторона, – отмахнулся унтер.

В это время уже рассвело, и в селении началась суета. Задымили трубы в домах. Забегали по всему селу солдаты. Вот вскочили на коней три десятка верховых и проскакали к дальней вырубке. Лёшка наблюдал за всем в свою зрительную трубу, раздвинув все её колена.

– О, как любопытно, всадники-то какие интересные эти, – кивнул он Карпычу и передал ему свою трубу.

Действительно, не очень они походили на привычных уже крымчаков-татар и на сипахов – регулярную и феодальную конницу. Были все они единообразно одеты, на хороших породистых лошадях, с короткими ружьями за плечами и все в меховых серых шапках с какими-то хвостами с боков или сзади.

Разъезд, внимательно осматривая окрестности, ускакал вдаль, и разведчики сосредоточили своё внимание на том, что сейчас происходило в самом селении. Были тут, как видно, представители от регулярной конницы, которые, потолкавшись около котлов и позавтракав, пошли обихаживать лошадей. Была и обычная турецкая пехота – азабы – ополчение, набираемое в военное время и состоявшее в основном из вчерашних крестьян.

– Так, а это у нас кто? – из общей массы солдат Алексей выделил несколько фигур отличавшихся своей тёмной единообразной одеждой от всей этой разномастно одетой и яркой воинской массы. На головах, как было отчётливо видно, у них были одеты чёрные войлочные цилиндрические шапки. На теле – тёмно-зелёные короткие кафтаны с чёрными воротниками, широкие пояса с красными шёлковыми кушаками и нацепленными на них кривыми саблями и большими рогами-пороховницами. Понизу – тёмно-красные шальвары и кожаные коричневые башмаки. Одежда на этих воинах была одеждой типичных топчу, то есть турецких артиллеристов, а если тут есть топчу, то, значит, должны были быть и сами пушки. А вот это было уже очень важно! Лёшка долго разглядывал окрестности и так и не увидел здесь никаких орудий.

Наконец-то сразу несколько топчу, как видно, хорошо подкрепившись, направились к укреплению при въезде в село с его северной стороны. Потолпившись у стоявших тут на карауле пехотинцев и, как видно, перебрёхиваясь с ними, они затем направились к импровизированной баррикаде из сцепленных там телег, бочек, брёвен и какого-то ещё наваленного хлама. Там они сняли несколько щитов из плетёного ивняка, и перед Лёшкой открылись три пушки с направленными в северную сторону стволами.

Пушкари что-то там потёрли, подчистили банниками стволы и снова их тщательно прикрыли, после чего уже присели рядышком.

– Дежурная смена пушкарей, – кивнул Карпычу Лёшка. – Как хорошо, что мы их пораньше сейчас углядели. Это сколько же они бед могли натворить, если бы картечью дали по нашим, а мы бы про них даже и не знали.

– Возьмём на заметку, – и, достав из нутряного кармана плотный лист бумаги, Егоров начал наносить на него схему обороны селения.

Через пару часов тройку Карпыча сменила команда Трифона, и Алексей с тремя отдежурившими егерями отполз в лес, а дальше уже перебежками и через версту они были на месте временного лагеря егерей.

Вся команда уже позавтракала горячей пищей и теперь спала как убитая. На карауле сейчас была только тройка Кузьмы.

Для сменяющихся с дежурства оставался один дежурный «костёр разведчика». Алексей давно уже обучил своих людей этому хитрому костру, и по возможности все они им не раз уже пользовались. Всё здесь было очень просто. Место для него выбиралось под живым и густым деревом, чтобы дым, поднимаясь вверх по кроне, потом рассеивался и не выдавал расположения лагеря.

Сначала в сухом месте выкапывали ямку диаметром и глубиной около фута (30,4 см), нижнюю её часть затем расширяли до двух футов, чтобы можно было использовать более крупные дрова. В этом случае у нас получался как бы такой толстобокий кувшин с более узким горлом. И на нём сверху вполне можно было ставить посуду для готовки пищи.

Отступив от этой ямки на пол фута, рядышком вырывали ещё одну ямку диаметром в два раза меньше чем первая и так, чтобы она под наклоном входила в нижнее основание первого углубления. Таким образом, у нас получалось что-то в виде чайника с носиком. Этот наклонный ход создавал тягу в костре, подавая в него воздух, и делали его, как правило, с наветренной стороны для улучшения подачи, хотя, как показывала практика, и без ветерка эта тяга была весьма даже прекрасная.

На дно основной ямки укладывались сухая береста и хворост. При поджоге растопки и разжигании костра горячий воздух поднимался вверх, а ему на смену поступал свежий из наклонного хода. При этом образовывалась постоянная тяга с хорошей циркуляцией. Чем больше разгорался наш костер, тем она становилась всё сильнее и сильнее.

Полезный эффект от такого костра был гораздо выше, чем у обычного, поскольку его тепло концентрировалось в узком горле и не разлеталось вокруг как у обычного. А значит, и приготовление пищи с просушкой одежды шли в нём гораздо быстрее. Ушлые егеря приспособились натягивать полог под углом, который отбрасывал выходящее тепло на отдыхающих, да и сама земля в таком костре хорошо и быстро прогревалась – чем не удобное место для ночёвки.

Чтобы затушить костёр, достаточно было просто перекрыть его наклонный ход, и без притока свежего воздуха он сам там мгновенно гас. При сворачивании лагеря ямки засыпали, а поверх них устанавливали срезанные ранее рулончики дёрна, и ничто не указывало больше, что тут ранее была стоянка с кострами.

Никитич быстро разогрел уже сготовленный ранее кулеш, егеря поели горячего и завалились спать под растянутым тентом.

– Дядька, часа через четыре меня растолкай, – пробормотал Лёшка и провалился в сон. Сменялись караульные тройки, уходили к селению наблюдатели, время медленно тянулось к вечеру. Вот, наконец, упали на землю длинные тени, солнце зашло как это и бывает зимой стремительно, и всё вокруг окутала темнота. Прошло ещё немного времени, и на стоянку егерей выполз откуда-то вообще с нежданной стороны Федька.

– Эх ты, клоп мелкий! – пожурил он Ваню Кнопку. – Эдак и дальше вполглаза сторожить будете, так и всех нас тогда вражина ночью повырежет. Я возле твоих молодых в двух шагах вона прокрался, так ни один из них меня не заметил даже!

– А что ж ты возле меня-то тогда не ползал, я бы тебя мигом прикладом-то оприходовал по горбу! – оправдывался Ваня.

– Да горб свой пожалел, – хохотнул Цыган и, крикнув свою команду, направился к командиру.

– Ну, значится так, вашбродь, как вы и говорили, всю дорогу до самого конца леса мы с ребятами там прошли. Дальше уже степь с перелесками начиналась, а туда вы сами нам не велели соваться. По той части дороги никаких засек и застав дальше нету, только лишь конные дозоры изредка проходят. На один мы чуть было не нарвались, чуткие такие и одеты как-то они странно: в длинных кафтанах с меховыми воротниками, а поверх шапки такие пушистые с хвостами. Вооружены они получше, чем обычные всадники, и кони у них дюже справные, уж я-то в конях разбираюсь, – и Цыган восхищённо зацокал языком.