Текст книги "Сотник из будущего. Тёмное время"

Глава 6. Назад с боем

Пятого октября, когда солнце уже начало клониться к западу, караван прошел знакомую длинную излучину с большим островом посередине. Еще один поворот, и будет уже гостеприимная булгарская деревня, где их так хорошо принимал староста Бикташ.

– Дымком тянет! – Родька, задрав голову, принюхивался, стараясь уловить еле различимый запах гари. – Так-то для лесного пала поздновато уже будет, совсем ведь недавно хорошие дожди всюду прошли. И чего это тут горит тогда? – И он посмотрел вопросительно на Варуна.

– Броню надеть! К бою! – вдруг рявкнул старшина андреевцев, кидаясь к тому сундуку, где лежали его оружие и бронная защита. По палубе затопали десятки ног, и уже через несколько минут на судне в боевом облаченье стояли не мужики-гребцы, а три десятка снаряженных для боя воинов. С минутной задержкой все это повторилось и на всех других судах. А караван в это время втягивался в последний поворот перед селом.

Укрепленное поселение пылало! Вот откуда тянуло дымком на реку. Как видно, только недавно его взяли приступом, и основная масса атакующих была сейчас внутри, за разбитым частоколом. А возле него, с наружной стороны стены, у лежащего бревна-тарана и рядом с проваленными вовнутрь створками ворот сидел на гнедом жеребце в окружении двух конных десятков предводитель нападавших.

«Уходить или бить?!» – только лишь три удара своего сердца раздумывал Варун, вглядываясь из-под ладони на берег. – К пристани правь! – рявкнул он и перехватил поудобнее щит. – По два десятка на берег в стенку, остальным бить болтами и стрелами с судов! Молчан, передай по всему каравану: «Делай, как я!».

Не успел еще борт ладьи коснуться бревен причала, а с нее уже посыпались воины, сбегая вниз и выстраиваясь в плотный ряд.

От взятого укрепленного села загудел протяжно рог, и к предводителю через разбитые ворота начали выбегать вооруженные копьями, топорами, изредка мечами или саблями пешие воины. Если бы вся эта орава бросилась бы разом на маленький, ощетинившийся копьями и мечами отряд, то Варуну с его двумя десятками пешцев устоять против такой большой толпы было бы невозможно. Но предводитель противника, гарцуя перед своими воинами, все медлил, как видно, дожидаясь их сбора. А в это время на пристань причалило еще две ладьи, строй андреевцев уплотнился и даже подался немного вперед. Наконец от села послышался резкий рев рога, и вся эта орущая толпа с оружием в руках понеслась разом к реке. За ними по пятам следовал и небольшой конный отряд во главе со своим предводителем.

– Стрелки, тоовсь! – рявкнул Варун, оборачиваясь к тем трем десяткам лучников, что замерли в готовности у ладейных бортов. – Митька, вы самострелами конных бейте! Стенка бьет сулицами, а потом всех на мечи! Стоять крепко, робята! Нам только их первый натиск сбить, а потом они сами прочь посыпятся!

Четыре, три сотни шагов до врага.

– Петька, Марат, мы воеводу бьем! Оська, Игнат – ваши боковые, те, что рядом с ним! – выкрикнул Митяй, припав к прицелу своего «реечника».

– Щелк! Щелк! Щелк! – практически одновременно ударили все пять арбалетов, а ребята уже накручивали на них рычаг зарядки.

– На пятнадцать щелчков хватит! – крикнул старший самострельного звена, натягивая дугу своего мощного оружия.

Троих конных во главе с воеводой видать уже не было, а около лежащих на земле тел крутились человек пять спешенных всадников.

– Хэк! – резко выдохнули лучники, выпуская первые стрелы в набегающих.

Всего два удара сердца, и новая тяжелая стрела с граненым острым наконечником, вырванная из колчана, срывалась опять с тетивы. – Хэк! Хэк! Хэк! – Три десятка лучников били с удобных позиций, возвышаясь над бортами своих судов.

– Есть! Есть! Есть! – выкрикнули почти одновременно самострельщики, докручивая рычаги зарядки.

– С распределением, по конным, бей! – скомандовал Митяй, выпуская болт в того всадника, что был в самом центре.

– Щелк! Щелк! Щелк! – ударили самострелы друзей.

– Сулицы! – прокричал Варун, и шесть десятков метательных копий вылетели в накатывающую толпу.

– Держать строй!

По щитам загрохотали топоры, дубины, сабли и копья атакующих. Под напором сотен тел пешцы медленно и с тяжелой натугой начали пятиться назад к причалу.

– Бам, бам, бам! – Лютня аж осыпало щепой от ударов секиры по его щиту.

– И кто это тут такой резвый-то? – Он повернул голову налево, вбок. – Фролка, я сейчас чуток назад сдам на самую щелку, ты срежь его, а то он мне сейчас весь щит здесь развалит!

Рыжий сосед понимающе кивнул, и немного приподняв, чуть довернул свой меч острием вперед.

Полшага назад, сверкнул клинок Фрола, а за щитом раздался громкий вскрик. Лютень сам резко подал вперед, немного открыл стенку вправо и уколол своим мечом противника перед соседом.

– Держать строй! – ревел Варун.

Андреевцам отступать уже было некуда, сзади их подпирали бревна пристани. – Раз! Раз! Раз! – задал счет командир, и тяжелая пехота, словно бы оттолкнувшись от причала, по малой пяди сама начала напирать вперед. Сверху били луки и стрелы, а с подошедших чуть ниже пристани двух ладей одновременно посыпались вниз шесть десятков воинов.

– Ураа! Руусь! – И подкрепление ударило в левый фланг противника.

Гомонящие, уверенные от своей многочисленности враги вдруг разом смолкли, а потом разразились паническими криками. Три сотни их, бросая на землю оружие, припустились в сторону леса. А по пятам за ними бежали андреевцы, коля и просекая им спины.

– Лютень, бери с собой два десятка людей, обойди село, только в лес за ними не лезьте! – распорядился Варун и крикнул Савве – Ильич, а ты с тремя десятками за мной! Заходим за частокол! В пожарище далеко не лезем!

Булгарское поселение было разбито, разграблено и подожжено. Затушить его уже никакой возможности не было. Вокруг валялись одни лишь трупы, живых жителей видно нигде не было, враги или посекли их всех, или же угнали в лес. У проема ворот андреевцы порубили с десяток ошалевших, выскочивших откуда то из дымной глубины грабителей и теперь пятились от жара в сторону реки.

С частокола спрыгнули трое чумазых мужиков и, подхватив с земли какие-то узлы, бросились к недалекому, заросшему кустами ручью.

– На! – Сулица Лютня вошла одному в спину, опрокидывая его на землю. Пластун отбросил в сторону щит и с обнаженным мечом бросился вдогонку за остальными. Небольшой уклон к воде, и он оказался на берегу ручья. Перед ним, откинув в сторону узлы с награбленным, маячили с топорами на длинных ручках те двое, за которыми он только что гнался. А за ними стоял еще один здоровый и заросший густым черным волосом детина, с мечом за широким поясом. В одной руке он сжимал копье, а в другой держал накрученные на кулак волосы пленницы.

Лютень проскочил, не останавливаясь, немного вбок, и пропуская с проворотом мимо себя сверху топор одного из мужиков, хлестнул его своим мечом. Здоровяк резко метнул копье, и оно, ударив вскользь в бок пластуна, затем по инерции впилось в склон. Резкая боль резанула молнией мозг. На наработанном ранее рефлексе и буквально каким-то чудом андреевец ушел от удара топором второго мужика и резко уколол его клинком в грудь.

Все, вот теперь они остались один на один со своим последним противником. Детина резко дернул за косу пленницу, освобождая свою руку, и отшагнул вбок, а в его руке уже блестел длинный меч.

– Да ты из настоящих, из дружинных сам будешь?! А чего же, как тать, с добычей бежал, а не в сечи вместе со всеми дрался? – процедил сквозь зубы Лютень, покручивая своим клинком. Его бок нестерпимо болел, и каждый шаг теперь отдавал там резью. Бам! Он отбил первый, второй хлест клинка противника, принимая его на свой меч.

Пора было с этим заканчивать. «Здоровый бык, да и меч у него подлиннее», – подумал Лютень и включил наработанную во многих ратных учениях клинковую связку. Удар, еще один. Обманный сверху и в бок, а сам меч при этом уходит вниз и подрезает ногу.

– Вот так, теперь и тебе не так уже легко здесь скакать!

Удар сверху, еще один справа, но не такой, в котором клинок избегает полного контакта с клинком противника. Напротив, они ударили друг друга с силой, но к моменту соприкосновения рука пластуна уже была расслаблена, и меч неприятеля буквально снес его клинок. Рука здоровяка, не останавливаясь, прошла дальше налево, пронося за собой и оружие. Клинок Лютня проскочил под мечом врага, и он немедленно нанес очень сильный удар «в спину» вражеского. Вектор его движения и так был направлен слева направо относительно русского клинка, а он еще этим и подтолкнул его, используя силу неприятеля против него же самого. Дальнейшее действие было уже вполне очевидным, и, понимая все, здоровяк уже ничего не успевал с этим поделать – по открытому противнику Лютень нанес прямой и резкий удар.

«Хороший меч, явно не лесники его сработали!» Лютень нагнулся, чтобы его подобрать, и непроизвольно вскрикнул. Бок опять обожгло острой болью, и он чуть простонал.

Лежащая все это время в траве пленница приподнялась, и что-то говоря на незнакомом Лютню языке, сделала к нему несколько шагов.

– Ох, милая, да я же тебя знаю! – воскликнул тот.

Действительно, с грязного, вымазанного сажей личика на пластуна смотрели такие яркие и запомнившиеся ему глаза. Прямой ровный носик с небольшой горбинкой, щечки, припухлые чувственные губы и густые брови над длинными ресницами. А эти длинные черные волосы, падающие, хм, падающие ниже пояса. Девушка, заметив, какими горящими глазами смотрит на нее этот русский, совершенно непроизвольно закрыла лицо ладошками и всхлипнула.

– Риночка, солнце мое, я никогда тебя не обижу, не бойся! – Лютень приложил руку к груди, отступая чуть вбок. – Пошли отсюда. Тут лес рядом, а эти могут опять вот-вот из него выскочить.

Сверху с обрыва раздался топот ног, Лютень выхватил свой и трофейный мечи и прикрыл своим телом девушку. Да и она сама как-то непроизвольно прильнула к его широкой и такой надежной спине.

– Лютень, ты чего это тут свидание у ручья устраиваешь? – Рыжий Фрол с интересом оглядывал полянку с лежащими на ней телами. – Опасный ты соперник, пластун! Видать, и этим тоже твоя булгарка понравилась? – усмехнулся он, сбегая вниз к ручью. – Если бы не дядька Боян тогда на палубе, так и мне бы, небось, не поздоровилось?!

– Ты рот-то свой прикрой, скалиться он здесь будет! – нахмурился Лютень и вложил меч в ножны. – И не булгарка она, а Рина. Так ее величают. Бегают тут всякие, пугают добрых людей!

– Ох, прости Христа ради! – смиренно прижал руку к груди Рыжий. – Не хотел я вас грубым словом обидеть. – И он пристально присмотрелся к покрасневшему пластуну. – Лютик, ты чего это, влюбился, что ли?! Не, ну правда, ты скажи! Это что, та, про которую ты после прошлого постоя у костра рассказывал? Она, что ли, да?! Святая София! Во-от дела!

– Да тебе-то вот что! Иди вон давай, куда ранее шел! – рявкнул пластун, отворачиваясь.

– Так я-то только рад, баламошка! – улыбнулся довольный Фрол. – Теперь вот хоть из-за Эммочки на меня дуться не будешь!

– Больно надо еще дуться на таких вот ащеулов, – буркнул Лютень, и обернувшись к Рине, важно и как-то так манерно кивнул: – Пошли, Риночка, нечего нам тут с такими вот баламошками разговаривать.

Девушка, как видно, его поняла и засеменила вслед.

– Вот дела! – почесал рыжие кудри Фрол. – Лютик невесту себе в походе нашел! Эммочке расскажу, ну не поверит ведь!

* * *

Андреевских спасли хорошая ратная броня и высокая воинская выучка. Ранение получили около дюжины воинов, но увечных или убитых среди них не было. На большой поляне у догорающего села лежало около сотни погибших и тяжело раненных врагов. Был среди них и их предводитель, пробитый сразу тремя самострельными болтами.

– Черемисы, – оглядев его и еще несколько трупов, вынес свое заключение Савватей. – Лесной народ, отчаянный. Нападают на купеческие караваны да на соседей своих время от времени набегают. Раньше их восточные рода вроде бы как под булгарами были. Дань им пушниной выплачивали. Но ты ведь помнишь, Варун Фотич, нам Бикташ давеча рассказывал, что усобица у них там между собой многолетняя идет. И они даже на них теперича вот тоже нередко теперь нападают. Хлеб-то растить некогда, проще же за ним к соседу с копьем или мечом сходить.

– Даа, ладно, мы их на бронную свою стенку хорошо приняли. В прямом ратном бою-то они весьма слабы. А вот если бы ночью такой вот оравой к нам полезли? – покачал головой Фотич. – И чаво бы с нами тогда было?

– Худо было бы! – согласился Савва. – Да и теперь нам здесь опасно у этого вот пепелища оставаться. Вернутся, обиженные, обратно с большой подмогой, и чего им наши полторы сотни? Так только, на один ночной и хороший рывок.

Варун посмотрел на солнце, его диск уже касался кромки леса. Еще немного, и на этой поляне станет совсем темно.

– Грузимся на суда! Все ратное железо с поля – с собой. Палки только в ладьи не берите! – И он отпихнул ногою черемисское копье.

В густых сумерках пять русских ладей отошли от причала и спустились до острова на излучине.

– Здесь пока будем стоять! Крепите ладьи в затоне, – распорядился старшина отряда. – И охрану хорошую везде ставьте. Тут до берега, по прямой, меньше версты будет. Черемисам на их долбленках сюда перемахнуть, что раз плюнуть! Будем, сторожась, здесь новгородцев ждать, чай уж не заставят себя они долго ждать. Всем ведь поспешать домой надо.

Двое суток ожидания прошли спокойно. Остров был большой и поросший крепким лесом. Пищи с собой было в достатке. Желающие к тому же еще и ловили рыбу, а потом варили на костре тройную уху. Ночами оберегались сильной сторожей, оглядывали и слушали реку. Вокруг было тихо и спокойно. Один раз только заметили на противоположном берегу человека, но и он, неосторожно выйдя из-за дерева, тут же скрылся из глаз.

– Не нравится мне это все! – проворчал Савва. – Берегутся слишком лесовики, скрываются шибко. Как будто и нет их тут рядышком. А уж я-то чую на себе чужой, злой глаз.

* * *

– Рина? Ну ладно, коли она тебе, Лютень, так послышалась, то пусть и будет теперича Рина, – усмехнулся Савва, подкидывая в костер полешки. – Дедом у нее был сам староста Бикташ, а отец из воинского сословия, так что не из простых тебе эта девка досталась, паря.

– Дык чаво досталась-то, чего я ее, в полон, что ли, взял?! – вскинулся было пластун и громко ойкнул.

Девушка, наматывающая тугую повязку на его теле, что-то быстро залопотала на своем языке.

– Тихо сиди, дурень! Это она так тебе по булгарски говорит! – улыбнулся Савва. – А то ребра плохо срастутся, будешь потом кривым ходить. И кому такой кособокий жених станет нужен?

Сидящие вокруг костра пластуны засмеялись, а Лютень густо покраснел.

– Так-то все правильно девка делает. Так же, как и у нас, в усадьбе, когда лекарскому искусству учили, – пробормотал сидящий на корточках пластунский лекарь Емеля. – Тока вот мазь у нее какая-то шибко вонючая, и где только она успела нужных травок для нее нарвать?

Савва задал этот вопрос булгарке, а она, затягивая узелок на тугой повязке, пояснила через толмача: – Мама была искусной травницей, лечила она людей из многих селений. К ней даже черемисы за помощью приходили. – И она, отвернувшись, закрыла лицо ладошками.

– Ой, прости, милая! – Савва, поклонившись, приложил руку к груди. – Не хотели мы тебя расстроить. Робята, ну и чего это мы, так и будем тут сидеть? Пущай уж молодые сами у своего костра одни будут. Пойдемте, не будем им мешать. Вон там, рядышком расположимся. – И он, подхватив свою войлочную подстилушку, пригрозил Лютню пальцем: – Смотри у меня, Лютик, не забежай девку, хорошая она.

Пластун аж встрепенулся после таких слов:

– Да что ты такое говоришь, дядька! Что я, не понимаю всего? Пока не обвенчаемся, ни-ни! Как сестренка она мне будет! Клянусь!

– Ну-ну, – кивнул Савватей. – Хорошая тебе невеста, паря, досталась и женой доброй будет, цени!

Третья ночь прошла спокойно, только почудилось под утро, что на реке мелькнули какие-то тени. Караулы подняли людей, реку подсветили, но все вокруг острова было тихо.

– Можа, почудилось чего? – пожимал плечами Молчан. – Так-то впрямую никого не видать и не слыхать было. Так только, темная рябь какая-то на реке промелькнула.

– Рябь промелькнула, говоришь? – покачал головой Варун. – Ну-ну, не почудилось тебе! Тута они, вокруг нас, словно бы волки, ходят. Ежели новгородцы через пару дней не подгребут, то боюсь – худо нам будет. Долбленок сюды натащат вон из лесов, плотов много навяжут, и со всех сторон наш остров тогда на копье возьмут. Видать, не готовы они еще к такому, потому и не лезут пока к нам. Так, караулы мы усиливаем, по берегам делаем завалы из бревен и готовим костры с факелами. Бочонок скипидара, все топленое и конопляное масло пойдет в пропитку, жир бараний тоже туда, чтобы дольше и жарче горело. Сторожу распределяем так, чтобы в каждой по доброму слухачу да по хорошему зрячему было!

Весь день андреевцы готовили к обороне свой остров. Вокруг же было на удивление тихо.

– Савва Ильич, ну чего я, вот так и буду у костра все ночи дрыхнуть? Да поставь ты и меня уже в сторожу? – выпрашивал у командира Лютень. – Мой десяток, вон, во вторую половину ночи в полном своем составе в караулы идет, а я что же, хуже их всех буду? Да не-ет, не болит уже бок с такой-то хорошей лекаршей, – кивнул он с улыбкой на хлопочущую над котлом Рину и, перехватив ее взгляд, помахал рукой. – Вот ведь какая! В раз почувствовала, что о ней говорят, али, может, услышала, слух-то у нее, словно у рыси!

– Лютень, ты теперь во все походы с невестой, а потом и женой будешь ходить? – подшучивали над пластуном воины, расходясь по своим местам. – А чего ему – сыто, не скушно, да и вся семья завсегда рядом!

– А я вот тебе ухи-то откручу! – пообещал десятник веселому Доброславу. – Посмотрел бы я, как ты такую одну у костра бы оставил. Чего я, по всякому, и по добру, и с ругачкой, а она все одно за мною идет, еще и запасной колчан на спине тащит.

Вторая ночная половина у сторожи, особенно уже ближе к рассвету, всегда была временем маетным. Слезились глаза от постоянного и пристального огляда, было холодно, и очень хотелось спать. Прижавшись к Лютню и пригревая его бок, мерно посапывала завернутая в выделанную овечью шкуру Рина. Рядом, в трех шагах, прислонившись к соседнему дереву, сидел неподвижно слухач от ладейных дан Троелс Сова. Рядом с ним пристроился и его зоркий соотечественник Ульф.

Все было спокойно. Луна спряталась за облако, а всякая видимость с ее уходом и вовсе пропала. Словно бы накинули на голову плотное шерстяное одеяло. Вдруг тихое сопенье прекратилось, и девушка, насторожившись, подняла голову. Лютень хотел уже погладить ее по этой голове, успокаивая, но она вдруг сама молча тронула его за руку и протянула ладонь в сторону реки. Троелс тоже шевельнулся и чуть привстал со своего места.

– Тревога! Angst! – вдруг выкрикнул Ульф и, натянув тетиву лука, выпустил стрелу в только ему видимую цель. В речной темени раздался резкий вскрик, и в ответ полетел целый рой стрел.

– Костры зажигай! – выкрикнул Лютень, пригибая Рину к земле. – За деревья все! Быстрее! Ну же!

Троелс уже выбил искры на трут, раздул его, и теперь большой круг берега и реки ярко освещался пламенем огромного костра. С самого края этого круга, с темени, выходило сразу несколько больших и малых лодок, а две из них и вовсе тащили за собой на веревках огромный плот с людьми.

Лютень высунулся из-за ствола и послал одну за другой две стрелы из своего лука. – Арр! – взрыкнул он, опять прячась за дерево и потирая плечо. – Метко бьют лесовики. Ульф, там дальше костры цепочкой по берегу сложены, ты видишь их? – крикнул он своему лучшему стрелку. – Подожги их стрелами, только сам, гляди, не высовывайся! Пускай они нас цепочкой огня от лесовиков ограждают!

– Да! Корошо, Лют! – Дан выхватил особые стрелы с ветошью, пропитанной горючей смолой на наконечниках, и вскоре один за другим к большому костру возле караула присоединились еще семь.

Андреевские теперь были за ними, а вот подгребающие к берегу черемисы стали отчетливо видны, и по ним ударило из всех луков и самострелов подоспевшее из лагеря подкрепление.

С медвежьим рыком и волчьим воем высаживались на берег лесовики, а здесь их уже встретила стена из щитов, копий и булатных мечей.

Схватка была скоротечной, оставив пару десятков трупов, черемисы отхлынули прочь, и кто на лодках, а кто и просто так, пустились вплавь на свой берег.

– Не преследовать! Это может быть и засада! – приказал Варун воинам, отвязывающим закрепленные у берега ладьи. – В темноте окружат на реке, копьями и стрелами закидают да полезут по всем бортам наверх, словно муравьи. Всем оставаться на острове! Осмотреться вокруг!

– Доходит бедолага, все! – Емеля вздохнул и стянул с головы войлочный подшлемник. – Ну чего я тут сделаю, когда ему стрела шейную жилу пробила? – неловко оправдывался перед своими пластунский лекарь.

Рина в это время ловко перевязывала ногу у Фрола. Лютень топтался рядышком и поглядывал искоса на ее работу. Стрелу из бедра, срезав ее с обеих концов, уже вытащили, и теперь она промывала сквозную рану своим отваром.

– Ну вот и первая наша потеря в этом походе, – вздохнул Варун. – С теми, что возле села, у нас теперича уже два десятка раненых. Ежели еще один такой набег будет, то на две смены гребцов людей уж точно не хватит!

День и следующую ночь вокруг было опять спокойно, а к обеду вторых суток, что прошли после набега на остров, из-за дальнего поворота показался речной караван.

– Наши, наши идут! – кричали дозорные с деревьев, всматриваясь в знакомые силуэты судов.

Через пару часов пятнадцать ладей, выстроившись в длинную линию, вышли, подгоняемые ветерком на запад. Пару раз, когда они подходили близко к левому берегу, из леса густо сыпались стрелы, но на прямое нападение черемисы больше не решились. За Ветлугой стало спокойно, а когда миновали Суру, Савва вздохнул облегченно:

– Племена мари не такие лютые, кажись, миновали мы самый опасный участок.

Совсем уже спокойно стало на душе возле Оки, где высились крепостные стены Нового города на Волге. Потом уже были Городец, Кострома, Ярославль и Углич. Караван шел домой обратным путем. Опасность нападения миновала, но появилась другая. Октябрь на Русской лесной равнине холодил речную воду. Шли затяжные дожди, и часто налетал порывистый ветер.

– Можем не успеть! – хмурился Варун, поглядывая на свинцовое небо. – Поднатужимся, робята! – и сам менял уставшего на веслах гребца.

Тверь и Торжок прошли в самом начале ноября. На волоках впрягались в длинные канаты и хомуты и тащили ладьи на огромных телегах вместе с работниками волоковых артелей. – Быстрее, быстрее, родимые! – подгоняли своих волоковых караванные старшины. – Двойную оплату нам дают, только бы быстрее нам идти!

После нижнего волока вокруг Мсты заходили в ее студеную воду, когда на берегах лежал снег по щиколотку. По течению ладьи шли теперь ходко и сами, и к десятому ноябрю показался, наконец, батюшка Ильмень.

– Прощевайте, братцы! – кричали андреевцы со своих ладей друзьям-новгородцам. – Простите, что в гости сейчас не можем зайти. Вона, уже ледяная пленка на озере показалась!

– Прощевайте! Бог вам в помощь и попутного ветра, робята! – кричали в ответ им товарищи, поворачивая свои ладьи в сторону недалекого уже Новгорода. А пять ладей уходили резко на юг в сторону устья реки Пола. Пока в паруса дул попутный северный ветер, с ним нужно было проскочить как можно дальше.