Текст книги "Оживший кошмар русской истории. Страшная правда о Московии"

Этот человек был убежден в себе; он точно знал, что он – Дмитрий.

Современники, в том числе такие, которые видели не согнутые спины бояр и княжат, а настоящих феодальных владык: иностранцы на русской службе, послы иностранных держав, многожды отмечали «природное величие» Дмитрия. «В нем светилось некое величие, которое невозможно выразить словами и невиданное прежде среди русской знати и еще менее среди людей низкого происхождения», – писал Маржерет.

Для людей XVII века было очевидно, что величие – штука наследственная, неопровержимо изобличающая как раз «высокое» происхождение. Не случайно же в среде польского шляхетства, где не очень популярен был Иван, шел слух, что Дмитрий – внебрачный сын Стефана Батория.

В «наследственное величие», передающееся с генами, простите, совершенно не верю: один князь Рюрикович на моих глазах спился и помер от вульгарного простонародного пьянства.

Зато видел проявления «природного величия» у людей, чьи деды пахали землю, но сами эти люди были уверены в своей значительности. Величие, дух превосходства появляется у людей, когда они действительно верят в свое превосходство над окружающими. Такие люди, кстати, обычно скромны, доброжелательны, приятны в обхождении: им ведь не надо ничего и никому доказывать! Прекрасно сказано у Роберта Уоррена: «Честолюбивый человек – это тот, который хочет, чтобы другие верили в его величие. Судья уверен в своем величии, и ему все равно, что думают другие»[73]73
  Уоррен Р.П. Вся королевская рать. М., 1988. С. 232.


[Закрыть]. От спеси московских бояр просто воняет комплексом неполноценности, поведение же Дмитрия убеждает – уж он-то о своем величии нимало не беспокоится. И потому не честолюбив.

Кроме того, Дмитрий вел себя предельно странно для авантюриста и самозванца. Пойти в Московию так, как пошел он – с несколькими тысячами людей против огромной армии, против всего государственного аппарата, мог только человек, совершенно уверенный в себе. Тот, кто убежден так же, как в солнечном восходе: что, по словам Наполеона, «солдаты не будут стрелять в своего императора». Человек, совершенно убежденный в своем праве на престол и на полную возможность довериться «cвоему доброму народу» – как в Путивле.

Странно вел он себя и войдя в Москву. Казалось бы, первое, что надо сделать в столице, – это устроить хор-рошую резню, перепугать до полусмерти бояр с князьями, заменить неверных и чужих людей, служивших всякому, кто платит, на своих, верных и надежных.

Говоря коротко – ничего-то этого он не сделал. Наоборот, осыпал милостями всех, кого только успел. Заплатил долги Ивана IV. Вернул из ссылки всех сосланных при Годунове, всем вернул отнятые имения, всем разрешил жениться.

Объявил свободу свободного выезда из Московии и свободного въезда, а также свободу торговли. Сохранились его слова: мол, от свободной торговли государство только богатеет.

Стал приглашать иностранцев, знающих ремесла и науки. Стал готовиться к войне за овладение Крымом: проводить маневры, готовить оружие. Начал политику сближения с европейскими странами. Любознательный, умный, живой и доступный в обращении, он любил новое, охотно вступал в беседы с боярами и постоянно уличал их в невежестве. «Вы поставляете благочестие только в том, что сохраняете посты, поклоняетесь мощам, почитаете иконы, а никакого понятия не имеете о существе веры…» – говорил он попам и боярам.

И был при этом снисходителен. Невероятно, не по-московски снисходителен.

Вскоре после венчания Дмитрия Ивановича на царство Василий Иванович Шуйский начал собирать у себя по ночам именитых московских купцов и бояр и вести с ними разговоры, что «царь не настоящий», самозванец, хочет уничтожить православную веру и продать Святую Русь чертовым ляхам. А потому его необходимо свергнуть.

Шуйские пытались забросить эти «идеи» в массы. Массы донесли куда следует. Трех старых дураков братьев Шуйских, Василия, Дмитрия и Ивана, арестовали. Дмитрий Иванович судить сам их отказывается; пусть их судит специальный Собор из представителей разных сословий. Собор приговорил Василия Шуйского к смерти, его братьев – к ссылке.

Дмитрий Иванович простил всех трех, отменил приговор, вернул трех негодяев ко двору. Почему?! Что двигало Дмитрием?!

Могу только провести две аналогии. Одну – с византийским императором Юстинианом, обронившим как-то вполне серьезно: «Ну что поделать, если нет в людях моего совершенства…» После чего простил явного подонка и изменника. Вторую – с Папой Римским Иннокентием III. Когда кто-то из приближенных к Папе лиц стал говорить о кознях германского императора, Папа снисходительно заметил: «Но ведь это только я безгрешен».

Поступить таким образом, как Дмитрий, мог только человек, абсолютно убежденный в своем праве на трон, смотревший на всех московитов как на неразумных детишек, в которых – что поделать! – нету царственного совершенства…

Еще в XVII веке высказали предположение: может быть, иезуиты воспитали Дмитрия? Воспитали приблудного парнишку, уверили его, что он и есть «чудесно спасшийся» Дмитрий, он и рад стараться.

Почему именно иезуиты? А потому, что в Российской империи именно иезуитов полагалось ритуально ненавидеть. Так сказать, как исчадий католицизма и ходячих воплощений «польской опасности». Если уж в появлении холеры в 1830 году немедленно обвинили поляков, то как же могли не быть виноваты иезуиты?!

Да только вот беда… Во-первых, Дмитрий неплохо говорил по-польски и по-немецки, но совершенно не владел латынью и делал очень наивные, очень смешные ошибки. Буквально не мог написать собственного имени: вместо imperator – писал in Perator; вместо Demetrius – Demiustri. Трудно поверить, что отцы-иезуиты совсем не научили бы воспитанника латыни: они ведь и общались на латыни, дети разных стран европейского материка.

Во-вторых, Дмитрий оказался совершенно равнодушен к католицизму. Католический костел в Кремле он создал, резонно объяснив взъерепенившимся московитам, что ведь лютеранские кирхи в Москве разрешено построить? Ну так пусть будет и костел. Но и только.

Ни одно из обещаний, данных в Польше королю Сигизмунду и его окружению (в том числе и Ватикану), Дмитрий Иванович не исполнил. А когда от короля Речи Посполитой прибыл некий пан Гонсевский поздравлять с восшествием на престол, напоминать о данных обещаниях, Дмитрий развел руками, ссылаясь на состоявшийся порядок вещей и что он еще непрочно сидит на троне. В общем, не будет ни войны со Швецией, ни окатоличивания Руси.

Так же точно огорчил Дмитрий и посланца Римского Папы, Александра Рангони, и хитрого польского иезуита Лавицкого. Дмитрий встречает их роскошно, с пушечной стрельбой и вкусными обедами, но ничего не обещает, а только просит. То о союзе против турок, то о закупках оружия, то о печатании в Европе церковной православной литературы на церковнославянском языке.

А одновременно он ввел в Боярскую думу высшее православное духовенство и отправил в Львовское православное братство «соболей на триста рублев» и грамоту, в которой благодарил за твердость в православии и за отстаивание интересов православных в Речи Посполитой.

Больше всех получает от него папа Мнишек. Не знаю, был ли там именно миллион злотых, но денег ему дали много. А вот Новгорода с Псковом – не дали, что тут поделать…

Папа Мнишек надеется на влияние многоопытной дочки Марины… Но похоже, здесь и женская власть Марины кончается. При приезде Марины в Москву Дмитрий потребовал, чтобы она перешла в православие. И Марина… куда деться, перешла. Она публично приняла причастие по православному обряду. Становится очевидно, что Дмитрий категорически не хочет ни ополячивания, ни окатоличевания.

Да и за что?! Разве поляки и католики помогли ему получить трон?! Нет, они только болтали. А помогали – русские православные люди. Ну, и он с поляками и католиками, будем считать, только болтал.

Уже в XX веке сделано другое предположение: некая боярская группировка отправила кого-то в Речь Посполиту, «сделала» Лжедмитрия из какого-то приблудыша, создала свое орудие.

Это уже теплее… Но хоть убейте, я не могу представить себе ни Богдана Бельского, ни тем более Василия Шуйского в качестве тонких интриганов, способных просчитать не то что на несколько ходов… а хотя бы на полшага вперед. Все, что мы знаем об этих людях, свидетельствует неопровержимо: они были коварны, жестоки, маниакально лживы, и от них можно было ждать абсолютно любой низости и подлости. Они были необычайно опасны, но не как умницы и храбрецы, как опасен был Стефан Баторий, – а именно как подонки, в любую секунду способные ударить в спину ножом или капнуть чего-то в бокал.

Но люди это крайне недалекие, малокультурные, даже наивные; истинные дети страхолюдного двора Ивана IV, его закономернейшие порождения. Чуть позже, в 1606 году, братья Шуйские, недальновидные кретины, отравят умницу и талантливого полководца, Михаила Скопина-Шуйского, племянника «царя Васьки». Тем самым они уничтожат опасного конкурента, способного оттенить их самих, бездарных и трусливых, но «заодно» убьют и единственного человека, способного их, дураков, спасти и укрепить на троне их династию… Тоже мне, интриганы!

На этом уровне – и все остальные действия Шуйского, Бельского… всех известных московских бояр. Можно представить себе, что Бельский и Шуйский зарезали «попова сына», а настоящего царевича отправили за границу. В пределах вероятного, что эта сладкая парочка получила от Годунова недвусмысленный приказ, но обманула царя, подсунув «попова сына», а настоящего царевича спасла, чтобы создать Борису Годунову противовес. То-то он и дергался, не зная точно, жив Дмитрий или уже нет.

Но невозможно представить себе «царя Ваську», который в 1592 году планирует сложную интригу, избавления от Годунова руками выросшего Дмитрия, потом от самого Дмитрия… Это так же невероятно, как представить себе африканского вождя, современника Васьки Шуйского, который скупает акции на французской бирже, а занимаясь работорговлей, начинает продавать соплеменников строго французам, чтобы его акции поднялись в цене. Так не бывает.

И еще одно, самое простое соображение, которое почему-то никому до сих пор никак не может прийти в голову. Царевичу Дмитрию в момент его смерти в Угличе было 8 лет. Извините, но я не в силах представить себе человека, который не помнит в этом возрасте себя и свое окружение. «Внушить» восьмилетнему мальчику, что он – совсем не тот, кем он себя помнит… Нет, это просто нелепо. Еще можно создать выдуманную биографию трехлетнему…

И потому рассуждения о «выкормыше иезуитов» или о «подменышах Шуйского» можно смело отнести к той же категории подлых и неумных баек, что и «попытка продать Святую Русь чертовым ляхам» или о «Берии – английском шпионе». Не будем, а? Врать тоже надо умеючи.

Итак, Дмитрий ведет политику осторожного, но отхода от московского изоляционизма. Может ли это не вызывать раздражения? Не может.

Проводит независимую политику, уличает в невежестве бояр. Опять враги…

А кроме того, от него просто «пахнет» Западной Русью. Множество бытовых деталей: способ прикладываться к иконам, здороваться, говорить с людьми, одеваться в глазах современников делали очевидным: перед ними западный русский.

Для поганца Шуйского, его гнусных братцев и приспешников стало сильным «аргументом»: «самозванец» бреется! Не спит днем! Значит, не православный. Тем самым – не христианин!

Конечно же, это был русский православный человек, но не приверженец московского православия. Крестился на разные иконы, не думая, кому они принадлежат, не считал себя Богом, не был привержен обрядам. Веротерпимость Дмитрия, его знание богословия раздражали еще больше. Вместо того чтобы упереться в обрядные детали, молодой царь говорил о СУТИ, доказывая как дважды два невежество и грубые предрассудки московитов.

«Он заговорил с русскими голосом свободы… все это должно было освоить русских с новыми понятиями, указывало им на иную жизнь»[74]74
  Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 1993. С. 372.


[Закрыть].

Многие реформы, их специфические детали тоже «уличали» в нем западного русского. Например, Дмитрий дал отсрочку в уплате налогов пострадавшим от татарского набега. Но ведь точно так поступали в Великом княжестве Литовском!

У Александра Александровича Бушкова есть любопытная, хотя и далеко не бесспорная, эскапада:

«Чрезвычайно похоже на то, что молодой царь стал первым, кто на своем примере подтвердил печальную истину: самодержец, даже если он умен, добр и преисполнен наилучших намерений для страны, удержаться на русском престоле может только в том случае, если сечет головы направо и налево. Гуманисты не выживают, более того, после смерти оказываются вымазаны грязью и клеветой по самую маковку – это грустное правило впоследствии без осечки сработало в случаях Петра III и Павла I…»[75]75
  Бушков А.А. Россия, которой не было. СПб., 1997. С. 313.


[Закрыть]

Бушкову слишком свойственен эдакий культ силы. Визжит, кусается, орет, пытает, рубит головы – значит, сильный человек. Да нет, тут все наоборот… Всепрощенчество, простота Дмитрия как раз скорее признак силы.

Боюсь, что в судьбе этих трех – другая и несравненно более грустная закономерность. Все трое царей и впрямь – нечто особое в русской истории. Такой тонкий и умный человек, как А.А. Бушков, сразу это понял и безошибочно выделил этих трех, неприкаянных и одиноких.

Только в гуманизме ли тут дело? Эти трое – люди очень неприкаянные, без серьезной опоры. Действительно, ну кто является реальной опорой для Дмитрия? Речь Посполита? Стоит выполнить обещания, данные польскому королю и католикам, и поддержка – совершенно точно будет!.. Но так же ясно и ежу, что ничего хорошего из этого не получится, разве что гражданская война.

Опереться на бояр? Делать нечего! Как раз для этого и нужно воспользоваться папочкиным опытом: рубить головы, травить людей медведем, запойно пить, тупо пыжиться, рассказывая, что вот, отпустил бороду и потому сразу стал выше и умнее всяких там «латинян». Сойдет! Такой царь только и нужен этой тупой и грубой своре.

Но… дальше-то что? Даже если он и срубит десяток… ну, сотню голов? Что делать с дремотной страной, которую он хочет расшевелить?

Что делать западному русскому – то есть русскому европейцу? Тому, кому для того, чтобы быть европейцем, вовсе не нужно ни менять веру, ни натягивать немецкий кафтан, ни ритуально пить кофе?

По большому счету, время упущено, лет на сто – сто пятьдесят, потому что в реальной политике нет никакой такой Западной Руси. Есть Польша, за которой хвостом метется, обезьянничает, постепенно ополячивается уже почти утратившая собственное лицо Юго-Западная Русь.

И есть дремотная восточная деспотия – Московия, еще более чужая для западного русского. Если не на Киевщине, то в Великом княжестве Литовском, в Белой и Черной Руси, по крайней мере, он пока еще дома… А в Московиии… По правде говоря, не уверен.

Но и теперь не все потеряно! Есть еще шанс. Маленький, безумный, увлекательный. Он состоит в том, чтобы свести в единый организм три великих славянских государства: Польшу, Литву и Московию.

Обстоятельства благоприятствуют, потому что Сигизмунд женится на Констанции Габсбург, и в Польше это вызывает страх, что «немецкая партия» усилится. Шляхетская оппозиция предлагает Дмитрию корону Речи Посполитой. Он – очень удобный претендент, чтобы «собрать» все три короны: западный русский, знающий и тех и тех. И в Московии, и в Речи Посполитой он приходит к власти способом, приемлемым для этих стран. Возникает, по крайней мере, личная Уния, а там все что угодно может быть.

Но ведь и Сигизмунд не дремлет! Уже однажды попавшиеся на жареном, уже однажды прощенные Шуйские сносятся с Сигизмундом и объясняют ему, что он, Сигизмунд, поставил им какого-то «не такого» царя и что этого «не такого» надо свергнуть. А вот не захочет ли сам Сигизмунд сесть на московский трон или усадить туда сына Владислава?

2 мая в Москву приезжает невеста Дмитрия, легендарная Марина Мнишек, а нею 2 тысячи поляков. По классической версии «прибывшие с ним (Лжедмитрием. – А.Б.) польские авантюристы… вели себя в Москве как в завоеванном городе, позволяли себе всякого рода насилие»[76]76
  Всемирная история. Т. IV. М., 1958. C. 518.


[Закрыть], что и вызвало «народное восстание».

Трудно сказать, что в поведении поляков было проявлением высокомерия, а что просто отталкивало и пугало москвичей. Вот во время бракосочетания Марины и Дмитрия 68 музыкантов играли им и гостям, а поляки плясали под музыку. В обществе, ориентированном на монашеские идеалы, на «спасение души», на строжайшее соблюдение обрядов, это произвело очень плохое впечатление. А поскольку общество вечных подростков готово было и царя считать совращаемым дитятком, стало очень популярным указывать на тлетворное влияние поляков и вообще всякого «латынства» на царя. Чем и воспользовался Шуйский.

Уж что-что, мятеж-то Васька Шуйский сумел организовать превосходно. Что называется, качественно! 17 мая москвичей разбудил набат. Все дворы, где жили поляки, литвины, западные русские, оказались блокированы. Только Константин Вишневецкий вырвался и поскакал на Кремль, повел своих 400 всадников. Но и его остановили, перегородив улицу, наведя пушку. А чтобы никто ничего не понял, по улицам бегали люди с воплями – мол, поляки царя убивают, царя спасайте! Поди разберись, кто кого убивает, да и лозунг, что называется, «идейно выдержанный».

В Кремле убили верного царю Басманова, перебили наемников-немцев, всех не сложивших оружие. Стрельцам пригрозили, что, если не оставят Дмитрия, ворвутся в их слободу, перебьют их жен и детей (среди прочих сентиментальных баек на Руси очень любят всхлипывать о чадолюбии предков). Стрельцы складывают оружие, и Дмитрий Иванович оказывается в руках заговорщиков.

Он и сам готов сражаться за свою жизнь. Грозит топором из окна, кричит: «Я вам не Борис!» (Видимо, знает, что Борис Годунов был убит?) И при прыжке из окна то ли ломает, то ли вывихивает ногу. Словом, даже убежать не может. Но и захваченный, он требует предъявления обвинений и чтобы на Лобном месте, при стечении народа, его мать опять признала бы его. Словом, если он ненастоящий царь – пусть его прилюдно уличат и осудят. Господа, скажите по совести… Самозванцы так себя могут вести?

Если бояре Шуйского считают его самозванцем… так вот же он, настал желанный час! Самое время позвать Марию Нагую, позвать настоятеля и монахов Чудова монастыря – пусть они вцепятся в самозванца с воплем: «Вот, мол, где ты, Гришка Отрепьев!» Но заговорщики – платная агентура Сигизмунда – действуют иначе… Кто первым открыл огонь, уже трудно установить. Потом на трупе царя насчитали 22 огнестрельных ранения. Как там у Ахматовой?

 
Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Двадцать восемь штыковых,
Огнестрельных пять.
 

Только убийцы друга Анны Андреевны были все же посмелее: они и штыками кололи. А эти ведут себя именно так, как должны вести себя преступники, старающиеся замести свои делишки и побыстрее спрятать концы в воду. Как заговорщики, прекрасно знающие – перед ними настоящий царь. Дело зашло слишком далеко, теперь неуспех заговора для них уж точно обернется плахой… И они стреляют в царя, убивают. Судя по числу выстрелов, они торопятся, спешат, суетятся, мешают друг другу. Но ни один не подошел, не ударил железом в беспомощно лежащего царя. Никто не осмелился взглянуть в глаза убиваемому им человеку. Почему?!

Обычное у московитов отсутствие чести? Природная подлость души? Или нечто иное? Например, признание полутрупа, по которому летит свинец, священной особой? Во всяком случае, народу труп Дмитрия не показали.

Труп «самозванца» закопали в чистом поле, как нечто поганое, неправославное: не спавшее после обеда, танцевавшее под музыку. Но в народе скоро пошли слухи о пугающих знамениях на могиле Дмитрия[77]77
  Если знамения и правда были – это опять причина задуматься (примечание феодального клерикала и клерикального феодала. – А.Б.).


[Закрыть]; стало ясно, что он еще и колдун. Тогда труп вырыли, сожгли, выстрелили прахом из пушки в сторону Польши. Очень назидательный, очень символический поступок! В 12 лет он кажется великолепным…

День же 17 мая завершился, конечно, польско-немецким погромом. Убиваемые кинулись в польское посольство – но ворота были наглухо закрыты, и ни одного человека не впустили: Сигизмунд последовательно избавлялся от сторонников конкурента. Местами поляки и западные русские отбивались успешно, местами нет, кто-то успел убежать, шла обычная неразбериха погрома.

Убито было то ли две, то ли три тысячи человек; как обычно бывает в Московии, никто не считал. В это число надо включить и музыкантов, игравших на свадьбе Дмитрия, – их перебили за оскорбление чувств православных. Я, конечно, могу и взять в кавычки это слово: «православных». Но ведь московское православие именно таково. В его представлении музыканты и впрямь совершили невесть что.

Разумеется, опять насиловали женщин. Несколько десятков самых молодых и красивых растащили по своим домам князья и бояре, так что не было сие действием только уличного сброда, отнюдь. Еще одна любимая байка москалей, повторяемая ими очень часто и крайне экспрессивно: насчет развратного Запада и ангельски-чистой Руси, размножающейся почкованием. А факты таковы: в этот день в Москве не было польской и западнорусской женщины, не оскорбленной русскими… это будет несправедливо. Не русскими, нет. Пусть будет так: московскими свиньями.

На всем этом безобразии и сраме взбирается на трон тот, кто уже много лет беспрерывно врал, подличал и предавал – Василий Шуйский, вскоре прозванный «царь Васька». Сколько раз он говорил прямо противоположное о том, жив ли царевич Дмитрий, и о том, кто же сидит на троне? Раз восемь, кажется. Сколько покойников положил в основу своего трона? Не счесть.

И началось…