Текст книги "БутАстика (том I)"

– Так кто же вы такие и зачем убегали от меня?

– Мы простые туристы, – отозвался вдруг молчавший до этого парень. Он говорил точно с таким же едва уловимым акцентом, что и первый. – Мы не делали ничего предосудительного, просто сидели в баре и пили пиво.

– Так и я не сделал ничего такого, чтобы от меня удирать, – парировал Козлов. – Я ж всего-навсего попросил предъявить документы. Где они, кстати?

– Мы не носим с собой документы, они в доме, – снова вступил в разговор первый задержанный.

– В каком доме?

– В доме, где мы остановились жить, – неловко выстроил фразу парень. – На постой.

– Вы иностранцы, что ли? – поинтересовался наконец Петрович. – Как вас зовут?

Оба задержанных снова замолчали, видно было, что вопрос пришелся им не по вкусу.

«Ох ты, батюшки! – подумал вдруг Василий Петрович, и пот с новой силой заструился по лысине и между лопаток. – Уж не залетные ли это гости? Но что им тут делать – ни баз военных поблизости, ни секретных заводов… Куда ж мне теперь с ними?» Но вслух он сказал другое:

– Вот что, ребятки. Вы можете молчать сколь угодно долго, пока не затекут ваши рученьки, не захочется пить и кушать. А я ведь могу пока сходить домой – поужинать, поспать, а утром вернуться снова, когда вы будете немного поразговорчивее.

И Петрович, развернувшись, зашагал к тропе. На удивление, парни приняли этот нехитрый трюк за чистую монету. Оба в один голос закричали:

– Не уходите, постойте!

Майор резко повернулся:

– Что, вспомнили как вас зовут?

– Да, вспомнили. Мое имя – Пин О’Чет, он – Чер Чилль.

– Что вы говорите? Какое совпадение! А я – Мао Цзе-дун!

Парни недоверчиво переглянулись. Один из них неуверенно произнес:

– Вы, наверное, шутите, у вас не должно быть такого имени…

Майор наконец взорвался:

– А у вас должны быть такие имена?! Вы что, решили надо мной поиздеваться?! Так учтите: я не шучу, что уйду сейчас отсюда. Только не домой, а прямиком в ФСБ! И тогда к вам на выручку поспешат добренькие такие дяди – Дзеры Жинские, которые охотно пошутят с вами, а мне, пардон, недосуг. Дела, знаете ли!

Теперь уже Козлов направился к тропе, чтобы действительно уйти. Если не в ФСБ, так хотя бы в родной ОВД, чтобы послать за этими «иностранцами» наряд патрульных – не вести же их одному, сбегут, как пить дать! Сзади вновь раздались истошные крики, но Петрович решил не обращать на них внимания. И тут он вдруг вспомнил, ради чего, собственно, он гонялся за этой парочкой. Круто развернувшись, майор снова вплотную подошел к заметно струхнувшим парням и задал вопрос, что называется, в лоб:

– Вы убили своего приятеля?

Неожиданно тот парень, что говорил меньше, задергался, пытаясь развернуться так, чтобы показать вытянутым пальцем на своего напарника:

– Это он! Это Пин! Пин его задушил! А меня отпустите – я тут ни при чем! Я – невиновный!

Тот, кто назвался Пином О’Четом, дернулся было тоже вначале, но сразу обмяк и скис. Похоже было, что Чер Чилль не соврал. Козлов не дал Пину опомниться:

– Ты его убил?

– Да, я.

– Кто это был? За что ты его убил?

– Его звали Нап О’Леон. Я не могу сказать, почему я его убил. Мы ничего больше не сможем вам сказать. – Тут он посмотрел на майора таким жалобным, умоляющим взглядом, что тому на мгновение стало даже как-то неловко. Но только на одно мгновение. В следующее майор уже сжимал рукоять пистолета, направив его ствол прямо в лоб парню.

– Не сможете – и не надо, – процедил он сквозь зубы. – Я сейчас пристрелю вас обоих и сброшу трупы в пропасть. Их никто, никогда не найдет.

– О! Нет-нет-нет! – заверещали парни. Они испугались так искренне и сильно, что оба из смуглых превратились в пепельно-серых. – Мы все расскажем, только не стреляйте!

Козлов не стал убирать пистолет в кобуру, но руку опустил.

– Итак, приступим. Повторяю вопрос номер один: как вас зовут?

– Но мы ведь уже ответили вам: Чер Чилль и Пин О’Чет! У нас принято брать себе имя исторической знаменитости, – правда, наиболее известные имена очень дорого стоят…

– Где это «у нас»? – насторожился Козлов.

– В двадцать пятом веке по вашему летоисчислению.

Козлову стало интересно: таких баек за его милицейскую жизнь ему еще не заливали!

– И что, у вас в двадцать пятом веке имена продаются?

– Да, продаются конечно! Бесплатные имена – это код, который дают при рождении, а потом каждый покупает себе понравившееся имя. Некоторые за жизнь успевают поменять до сотни имен. Нельзя только менять чаще раза в год. Можно придумать имя самому – это стоит баснословные деньги; такие имена обычно не меняют до конца жизни, зато, если станешь знаменитостью, твое имя тоже смогут покупать.

– Ладно, с именами разобрались. Вопрос второй: что вы делаете у нас?

И тут парни, торопясь и перебивая друг друга, рассказали майору такую историю, которую, находясь в здравом уме, вряд ли кто-нибудь стал сочинять в качестве алиби.

По словам странной парочки, еще в конце двадцать третьего века нашли способ путешествий во времени. Более века такие путешествия оставались прерогативой ученых, специально обученных хроноисследователей. И только в начале двадцать пятого века хронотуры стали доступны обычным туристам. Поначалу они были ужасно дорогостоящими, дешевле было слетать на месяц в противоположный рукав Галактики, на самую супермодную курортную планету, чем на один всего день отправиться в Древнюю Грецию или Рим. Вскоре, однако, туристический хронобизнес набрал обороты, цены стали доступными не только для элитной верхушки планеты, но и для достаточно широкого слоя «среднего» класса. Во всяком случае, экстра-инженер крупного производства (примерно как старшие мастер, механик, технолог и т. п. на современном заводе) лет за пять мог скопить необходимую сумму, чтобы отправиться в недельный хронотур в какие-нибудь разрешенные для этого Хронолигой эпоху и место.

Многие выбирали вторую половину двадцатого века из-за ее небывалых научно-технического и социально-политических переворотов, откуда, собственно и началась Новейшая история человечества. Особенно интересной во многих отношениях была Россия на стыке второго и третьего тысячелетий, которая, как оказалось, дала в это время основной импульс для очередного, ошеломляющего витка развития всей земной цивилизации.

Туристические путешествия во времени осуществлялись всегда в трехместной хронокапсуле. Для большего количества людей требовалось бы более энергоемкое, а потому и более дорогое устройство, путешествовать же вдвоем, а тем более в одиночку, было небезопасно.

Существовало три основных правила для посещения Прошлого, причем придуманных не людьми, а вытекающих из физических законов причинно-следственной надстройки хронополя: не убивать, не вступать в половой контакт, не рассказывать жителям Прошлого о Будущем. Нарушение хотя бы одного из этих правил необратимо вело к тому, что виновный не мог вернуться в свое время – хронокапсула с нарушителем просто не активизировалась.

Многие из первых исследователей хронополя, уходящие в иные времена как Колумб в неизвестность, так и не вернулись никогда в свой век. В основном это были исследователи-одиночки. Когда экспедиции стали снаряжать из двух, а чаще трех членов экипажа, возвращений стало гораздо больше, процентов девяносто. Однако не все их можно было назвать удачными: порой аппаратура фиксировала, что двухсторонний бросок во времени был осуществлен, но путешественники как будто и не исчезали ни на миг и ничего абсолютно не помнили. Путешествия как бы и не было вовсе. Лишь после нескольких десятков более или менее успешных экспедиций и тщательнейшего научного анализа их результатов удалось выяснить следующее.

Оказалось, что если кто-нибудь из участников экспедиции нарушал в Прошлом правила хронополя, но оставался хотя бы один человек, эти правила не нарушивший, то он мог отправить капсулу в исходную точку. Однако, при этом все изменения в Прошлом, связанные с этим путешествием, исчезали, Прошлое оставалось неизменным, данного путешествия как бы не существовало, а исследователи, соответственно, ничего не помнили. Это было подобно тому, как камень, сильно брошенный на туго натянутое полотно, деформирует его, и полотно, восстанавливая свою первоначальную форму, в то же время отбрасывает камень назад. Если же камень положить на полотно аккуратно, не допуская сильной деформации последнего, то он останется лежать на полотне, пока его оттуда не снимут. Но хронополе, в отличие от приведенного примера, не могло почему-то само отбросить «камень» -капсулу, для этого нужен был «незапятнанный» участник.

Выяснилось и другое. Если «нарушитель» по какой-то причине погибал в Прошлом, а чистый перед Временем исследователь возвращал капсулу назад, то хронополе, опять же, исправляло все изменения, погибший «воскресал» в своем времени и никакого путешествия не помнил, зато все отлично помнили остальные члены команды.

Оставался неясным случай, когда погибал весь экипаж (что чаще всего случалось, если он состоял из одного человека) и некому было вернуть капсулу назад. Тут мнения ученых разделились. Одни считали, что даже если при этом было нарушено одно из трех правил, то хронополе исправит события Прошлого. Основным аргументом их оппонентов было то, что путешественники в этом случае не возвращаются, следовательно, История так и осталась с теми изменениями, которые привнесли в нее нарушившие Правила гости. И это было самым страшным: ведь при этом неотвратимо менялось и Будущее – то время, в котором все они жили. Причем заметить такие изменения никто, естественно, не мог – они как бы уже существовали всегда; на самом же деле это была уже совсем другая ветвь истории.

Для исключения подобных случаев в дальнейшем было сделано следующее: исследователи, отправлявшиеся в Прошлое, обязательно брали с собой ампулу с быстродействующим ядом. При невольном нарушении одного из Правил (невольным, разумеется, могло быть только одно из трех – убийство) совершивший его должен был обязательно покончить с собой. Оставшиеся члены экипажа могли, в таком случае, вернуть капсулу домой, не забыв при этом сведений, почерпнутых из путешествия.

Чтобы вернуть хронокапсулу в свое время даже в том случае, если погибали все члены экспедиции, было принято хитроумное решение. В капсулу встраивался специальный психотронный блок, который улавливал импульсы мозга членов экспедиции. При этом он излучал мощное психо-поле, не подпускавшее к капсуле любого чужака, вызывая в его сознании панический страх. Зато если импульсы всех членов команды переставали поступать на вход психо-блока, что говорило об их гибели, блок начинал вырабатывать совсем другое поле. Теперь оно как бы притягивало к себе любого человека, оказавшегося в радиусе его действия, беспрекословно заставляя его подойти к капсуле и отправить ее назад. После этого, конечно, никто из участников экспедиции о ней не помнил, но, по крайней мере, они все возвращались домой.

Когда в Прошлое стали отправлять туристов, яд им, конечно же, не давали. Зато для них предусмотрели целый ряд внушительных инструкций. Главным в них было то, что три основных Правила хронополя становились для путешественников Основным Законом на все время их пребывания в прошлом. При нарушении кем-то этого Закона остальным неукоснительно вменялось немедленно вернуть капсулу в исходное Время. Наказывалась при этом вся группа. Помимо того что воспоминания о путешествии исчезали – исчезало и путешествие как таковое, что само по себе, учитывая высокую стоимость путевки, являлось наказанием немалым, – все члены группы на десять лет лишались права на перемещения во времени.

Василий Петрович слушал этот невероятный рассказ, чувствуя, что мозги его постепенно съезжают набекрень. Он уже не умом, но подсознанием понял, что все услышанное им сейчас – не выдумка. Такое просто невозможно выдумать! И тут как раз новые знакомые майора перешли к той части исповеди, которая касалась непосредственно дела, сведшего Петровича с путешественниками во времени.

Пин О’Чет, наиболее разговорчивый из двоих, рассказывал:

– Мы решили не ходить повсюду вместе, чтобы меньше обращать на себя внимание, а собираться втроем только раз каждые сутки, вечером, в баре «Аннушка». Вчера мы должны были отправиться домой. Но хронокапсула не действовала! Это говорило о том, что кто-то из нас нарушил Правила. И тогда Нап О’Леон сознался, что изнасиловал девушку. Он оправдывался перед нами, умолял простить. Говорил, что не смог удержаться, овладеть нахлынувшей страстью… В общем, мы сделали вид, что его простили и позвали в бар выпить мировую перед бесславным возвращением. В баре поссорились снова, Нап ушел. Но мы догнали его, попросили прощения… А потом предложили искупаться в вечернем море. На пляже уже никого не было, тогда мы набросились на Напа, Чер его держал, а я душил. Потом с пирса выбросили тело в море.

Василий Петрович не выдержал:

– Но зачем вы это сделали?! Ведь вы же сами мне говорили, что вам, в таком случае, нужно было немедленно отправлять капсулу домой!

– Да, но тогда бы все наше путешествие пошло насмарку, коту под хвост, как у вас говорят. Это же такие деньги, выброшенные на ветер! К тому же, нас бы тогда ждал десятилетний запрет на участие в новых хронотурах. А так пострадал бы только один – по-настоящему виноватый. Ведь на самом-то деле он будет живой – там, дома. Так что это настоящим убийством нельзя считать!

– Я пока видел вашего друга только в качестве трупа, – нахмурился Петрович. – Так что для меня это убийство в чистом виде. А почему вы, кстати, и после этого не вернулись? Как я понимаю, теперь-то вам ничего не мешало.

– В том-то и дело, – нахмурился Пин, – что и после этого капсула не активизировалась…

– Значит, кто-то из вас… – догадался Петрович.

– Да, значит кто-то из нас двоих тоже нарушил Правила, – зло сказал Пин и вызывающе посмотрел на Чера.

Тот сразу заерзал и закричал:

– Что ты так смотришь на меня? Я ничего не нарушал!

– Ну-ка, тихо! – прикрикнул майор на парней. – Теперь уже я буду с вами разбираться.

Он сразу почувствовал себя уверенно, поскольку вернулся к привычным обязанностям. Голос его стал по-профессиональному строг. Заметив волнение Чера Чилля, он сначала обратился к нему:

– Итак, о будущем вы вряд ли кому-то разболтали – вы вообще, как я заметил, не из болтливых. А убийства? Вы кого-нибудь убили?

– Я никого не убивал! – снова закричал Чер Чилль. – Зачем мне кого-то убивать?

– Значит, вступили в интимную связь? – почти утвердительно спросил Козлов, тоже повышая голос. И, увидев, как снова дернулся парень, понял, что попал в точку. Тот тоже понял, что запираться бессмысленно, и проговорил еле слышно, опустив глаза:

– Я не вступал в связь… с женщинами…

Тут даже у Пина округлились от изумления глаза:

– Что?! Ты совокупился с мужчиной?..

– С мальчиком… – пробормотал Чер, но тут же заорал, оправдываясь: – Но я не нарушил Правил! Они запрещают вступать в связь с женщинами! Мужчина не может забеременеть и изменить ход истории!

Василий Петрович сразу все понял. Он вспомнил вчерашнее самоубийство подростка.

– А ты знаешь, паскудыш, – заговорил он голосом, не предвещающим ничего хорошего, – что этот мальчик, после того, что ты с ним сделал, повесился? Ты не нарушил своих паршивых Правил напрямую, но ты все-таки убил человека! Именно из-за тебя, выродок, вы не можете вернуться в ваше сраное будущее! У вас там что: сборище отбросов?.. Что же за общество вы построили, если из трех ваших – двое подонков, а третий, не задумываясь, убивает своих же? Вы там у себя, что ли, трахаете и мочите друг друга направо и налево?!

Пин, казалось, впал в ступор, а Чер вдруг искренне возмутился:

– Да вы что? У нас идеальное общество! Его морально-этические нормы – высшее достижение человечества! Если бы я сделал что-то подобное дома, меня бы немедленно подвергли принудительной коррекции личности!

Василий Петрович взорвался:

– Что?! Идеальное общество?! А у нас тут помойка, что ли? У нас можно гадить, срать и вернуться домой чистенькими?.. Это вам не сортир! Да, у нас не идеальное общество: у нас войны, кровь, слезы и голодная смерть стариков и детей, придурки-президенты и зажравшиеся сволочные правительства! У нас полным-полно этого и другого говна, но нам не надо еще и чужого! Мы знаем, что мы из себя представляем, знаем все свои достоинства и недостатки. Да, господа засранцы, у нас есть и достоинства, главным из которых считается не терять этого самого достоинства. У нас есть совесть и стыд, пусть не у всех, но у большинства все же есть. Мы любим ту землю, на которой живем, какой бы убогой она ни была. И мы не позволим никаким морально-этическим ублюдкам поганить нашу землю!

Чер сжался под напором слов майора и из недавнего высокого силача-красавца превратился в бледного, забитого замухрышку. Пин же, напротив, словно бы вышел из ступора после этой гневной тирады. Он вдруг напружинился, присел и, резко выпрямившись, как стрела с туго натянутой тетивы, молнией перелетел через сук, оказавшись на стороне Чера. Быстрым, неуловимым движением он набросил ему на шею цепь от наручников, резко и сильно дернул, и Чер Чилль со сломанной шеей медленно осел на землю.

– Все, теперь я могу вернуться, – прохрипел Пин О’Чет. – Отпустите меня! Я вас очень прошу! Да, вы, конечно, правы – мои напарники вели себя в вашем Времени недостойно. Мне стыдно за них, и я приношу за них свои извинения. Но я-то ни в чем не виноват! Пощадите, я вас очень прошу! Во имя будущего!

– Во имя такого будущего, где живут мерзавцы, подобные вам, я не пошевелил бы и пальцем, – по-прежнему зло, но уже остывая после недавней вспышки, проворчал Козлов. – Но мне противно даже смотреть на тебя! К тому же, насколько я понял, когда ты вернешься к себе, здесь все исправиться? Не будет ни этих трупов, ни изнасилованных девушки и мальчика?

– Да-да! – радостно закивал головой Пин. – В вашем времени все произойдет так, как если бы нас не было вовсе, да так оно и будет! Лично вы даже знать не будете о нас!

– Меня это радует, – сказал майор, подходя к Пину и снимая с него и с мертвого Чера наручники. – Иди! И помни там, в своем будущем, и всем скажи, что здесь у нас тоже люди живут. Относясь к своему прошлому по-свински, вы не уважаете в первую очередь себя. Без прошлого не бывает настоящего, а тем более будущего. У нас это даже дети понимают. Все, иди!

С этими словами Козлов отвернулся от парня, подошел к дубу и сел на траву, прислонясь к его шершавому боку. Солнце уже медленно скатывалось к морю, но было еще достаточно жарко. «Так и не было грозы, – подумал Петрович, привычным движением сняв фуражку и вытирая пот с лысины. – Вот ведь гадство-то какое!»

Он сидел возле дуба и думал: что же сейчас произойдет? События последних двух дней изменятся, значит, он окажется сейчас совсем в другом месте, совсем с другими мыслями в башке. По сути, он теперешний перестанет существовать. И он этого даже не заметит. Это было очень похоже на смерть, и Василию Петровичу стало как-то не по себе.

Но прошло уже двадцать минут, а вокруг ничего не менялось, за исключением того, что солнце опустилось еще ниже к морю. И тут со стороны обрыва послышались торопливые шаги, и на тропинке показался растерянный Пин. Когда он подошел ближе, Козлов увидел, что он не только растерян, но и очень испуган.

– Капсула не активизируется… – только и прошептал он.

– Какого черта! – устало ругнулся Петрович.

– Не знаю… – удрученно развел руками Пин.

– Зато я знаю! – осенило майора. – Ты нарушил по крайней мере два своих правила, причем, одно из них – дважды.

– Я ничего не нарушал! – завопил Пин О’Чет.

– Во-первых, ты рассказал мне, человеку из прошлого о будущем, – загнул палец на руке Козлов и, загибая второй, добавил: – Во-вторых, ты убил двух человек.

– Но я убил не людей прошлого!

– Какая разница! Они – тоже люди, хоть и дерьмовые; к тому же, ты убил их в прошлом.

– Что же мне теперь делать?!

– Откуда я знаю! Наверное, тебе стоит сигануть с обрыва, чтобы капсула «заставила» кого-нибудь из наших вернуть ее в будущее.

– Да, пожалуй вы правы, – подумав, согласился Пин. – Но я не смогу этого сделать!

– Убивать других легче, чем себя?

– Не говорите так! Это они во всем виноваты! Почему я должен страдать за других?

– Ты нисколько не лучше их, поверь мне.

– Постойте, я придумал… Вы мне можете помочь! – воскликнул Пин. – У вас ведь есть пистолет!

– Да, есть. И что? – не понял майор.

– Застрелите меня!

– Ты рехнулся, парень?

– Да поймите же вы: это не будет убийством! Когда вы меня застрелите, вас неудержимо повлечет к капсуле – мы сейчас как раз в радиусе действия ее психо-поля, – и именно вы отправите ее в исходную точку. И тут же прошлое восстановится, в котором вы не только не убили меня, но и не видели даже!

Василий Петрович на минуту задумался, достал из кобуры пистолет, повертел его в руках и подошел к парню вплотную. Пин зажмурился, решив, что майор сейчас выстрелит. Но то вдруг спросил:

– Скажи, ведь психо-поле включается, когда перестают поступать импульсы мозга всех из команды?

– Да, я же рассказывал вам, когда все умирают…

– А почему именно «умирают»? – перебил Пина Василий Петрович. – А если они просто без сознания?

– Этого я не знаю.

– А мы это сейчас проверим!

С этими словами Петрович сильно размахнулся и опустил рукоятку пистолета на голову парня. Тот сразу обмяк и свалился под ноги майора. И в этот же миг Козлов почувствовал, как что-то неодолимо потянуло его к обрыву. «Сработало! – обрадовался Василий Петрович. – Если только я его действительно не убил».

Психо-поле было мощным, ноги так и готовы были сорваться с места и бежать к капсуле, радостно подчиняясь ее безмолвному приказу. Но майор не хотел бездумно подчиняться какой-то железяке. Вместо этого он с трудом заставил себя сесть и сосредоточиться.

«Что же будет, – принялся рассуждать он, – если я отправлю сейчас эту капсулу назад, в будущее? Да, у нас все восстановится: не будет изнасилована девушка, останется жив мальчик. Это хорошо. Но вернутся назад эти подонки, и, кто его знает, через десять лет своего наказания вновь отправятся к нам, или куда-нибудь еще, и будут снова убивать и насиловать! А вот если они не вернутся… Будущее изменится… Хорошо это, или плохо? Да на кой оно нужно, такое будущее, если из трех его представителей, причем, не думаю, что худших, – трое оказались такой мразью! Может, оно изменится к лучшему? Во всяком случае, эта троица больше не причинит никому боли и зла. Может, они вообще не родятся в измененном будущем? Но тогда получается, что они не отправятся к нам, а значит – опять же не будут изнасилованы девушка и мальчик! Пожалуй, игра стоит свеч!»

И Василий Петрович уверенно зашагал к зовущей его хронокапсуле. Но он старался не поддаваться все усиливающемся зову. Он не хотел, чтобы его сознание и воля оказались в чужом плену – тогда весь его план полетит к чертям! Чтобы не дать психо-полю завладеть его разумом, он стал орать во все горло песню Высоцкого:

 
«Отставить разговоры!
Вперед и вверх! А там —
Ведь это наши горы,
Они помогут нам!»
 

Он орал что-то еще, матерился во все горло, и чужой зов капсулы и впрямь стал как будто бы глуше.

Вскоре Петрович вышел к ровной каменистой площадке перед Плачущим обрывом. Метрах в десяти от ее края, у огромного куска скалы стояла хронокапсула. Она представляла из себя абсолютно гладкий цилиндр метров двух с половиной высотой, абсолютно черного цвета. Казалось, он был соткан из самой тьмы, не отражая от себя ни единого лучика света. Теперь психо-поле было таким сильным, что Петрович чувствовал его почти физически. Он катастрофически терял способность сопротивляться. Капсула тянула его к себе словно мощнейшим магнитом. Зрение майора сфокусировалось в одной-единственной точке на поверхности черного цилиндра, куда, казалось, и втягивались последние остатки его воли. «Нажми сюда, нажми сюда, нажми сюда, нажми сюда…» – безостановочно пело в его мозгу. Рука Петровича, подчиняясь импульсам извне, потянулась к капсуле. До поверхности оставалось уже сантиметра два…

– Не-е-е-е-е-т!!! – заорал вдруг майор столь истошно, что зазвенело в ушах. Этот вопль, вырвавшийся из глубин бунтовавшего подсознания, в самый последний момент отрезвил Козлова. Он в ужасе отдернул руку и навалился на капсулу плечом ниже того места, куда тянулась рука. Мозг, казалось, вот-вот взорвется. «Нажми, нажми, нажми, нажми!» – выло, стонало, вопило в нем. И Петрович жал, жал изо всех сил, но только не туда, куда требовало психо-поле. Он опять что-то орал – уже нечто совсем нечленораздельное. Капсула качнулась. Еще толчок, еще!.. Майору казалось, будто он слышит, как трещат его сухожилия. Капсула качнулась снова, сильнее. Еще качнулась – еще сильнее… И вот, застыв на мгновение в точке равновесия, рухнула наземь и покатилась к обрыву, но у самого его края все-таки остановилась.

Василий Петрович уже ничего не соображал. Что-то пело, шумело, свистело в его мозгу, будто в испорченном радиоприемнике. Он только знал, что ему зачем-то нужно столкнуть эту черную штуковину с обрыва. Это было смыслом всей его жизни, всего его существования. Важнее этой цели не было ничего во всем свете. Поэтому он подошел на подкашивающихся ногах к черному цилиндру, навалился на него последний раз всей тяжестью тела и, теряя последние остатки сознания, почувствовал, что летит вместе с капсулой вниз.

«Ну и жаркий был день!» – думал Василий Петрович Козлов, сидя во дворе собственного дома и потягивая прямо из горлышка холодное пиво. Солнце только что село, и небо на западе полыхало алыми разводами. «К дождю, что ли, такой закат? – подумал Петрович. – Вот было бы здорово! Надоело уже это пекло. Хорошо, что сезон нынче спокойный – никаких серьезных дел, кроме ярчуковского аппендицита. Хоть Сидореня наконец-то в отпуск съездит».