Текст книги "БутАстика (том I)"

Сенсационное интервью

День начинался отвратительно. Едва я включил компьютер, чтобы начать писать очередную статью, как заявился давешний летчик-старлей. Я даже забыл уже, как его зовут, да и в интервью назвал под псевдонимом – Сергей. А фамилия у него была «колоритная» – Воробьев.

Старлей долго мялся, не зная, как начать разговор, и я сразу понял, что он будет не из приятных.

– Вы знаете, – решился наконец летчик, – я пришел просить, чтобы вы написали опровержение.

– Опровержение чего, простите? – прикинулся я дурачком.

– Ну, того интервью со мной… во вчерашнем номере, – покраснел и опустил голову офицер.

– А в чем, собственно, дело? Вы рассказали мне неправду?

– Да, это была глупая шутка.

– Что-то непохоже, Игорь Сергеевич, – вспомнил я вдруг имя летчика. – Давайте начистоту: в чем все-таки дело?

Старлею, похоже, стало совсем плохо. Он явно не привык что-либо просить и оправдываться. В конце концов, он махнул рукой и заговорил открыто, глядя мне прямо в глаза:

– Только между нами: мне круто влетело от начальства за то, что я вам рассказал. Был поставлен ультиматум: или я добиваюсь от вас официального опровержения, или вылетаю в запас. Поймите, я не могу без неба – это не громкие слова… Напишите опровержение!

– Но в интервью не было ни вашей фамилии, ни звания. Как догадались, что это были вы?

– У нас там не дураки сидят – быстро вычислили, – горько усмехнулся летчик. – Так как все же с опровержением? Я не пошел напрямую к вашему редактору, как мне было велено, решил сначала поговорить с вами – очень мне перед вами неудобно, не хотелось подставлять…

– Ага, спасибо за заботу, – съерничал я. – Теперь я сам себя подставлять буду.

Оказалось, что подставлять самого себя не пришлось: армейские командиры Игоря Сергеевича подстраховались и сами позвонили нашему редактору, Ивану Николаевичу Семенову. Не успела за старлеем закрыться дверь, как меня вызвали «на ковер».

– Слушай, Алексей, что за чушь ты тут пишешь? – раздраженно бросил шеф на стол передо мной вчерашний номер газеты.

Мне очень хотелось ответить родному начальнику, что он сам подписывает к печати каждый номер и если уж не читает досконально все материалы подряд, то просматривает наверняка. Вряд ли мое интервью прошло незамеченным. Что-то он тут неспроста возникает!

И точно, Семенов, будучи в общем-то человеком справедливым, признался, что был звонок от командира воинской части, который недвусмысленно грозился неприятными мерами в отношении нашей газеты, если мы не дадим опровержения вчерашнего интервью.

В общем, выкрутился я – проявил журналистскую смекалку! И спасло меня то, что интервью мое попало в номер аккурат за 31 марта. А выходит наша газета три раза в неделю: во вторник, четверг и субботу. Так что свалил я все, без зазрения совести, на День дураков, в честь которого, якобы, и было напечатано это «интервью».

«Первым, – писал я в следующем номере, – кто догадался, какой из материалов нашего предпервоапрельского номера был выдуман от начала до конца, стал Игорь Сергеевич Воробьев, который и получил приз». Совесть моя была чиста – ведь эти строки я писал первого апреля, в День дураков. Да и насчет приза я, думаю, не соврал – строгий выговор старлей схлопотал, но на службе остался.

Да, кстати, – интервью, из-за которого и разгорелся весь этот сыр-бор, называлось «НЛО в качестве тренажера». Вот оно:

«Нашим уважаемым читателям уже, вероятно, встречались сообщения в печати, о якобы скрываемом в одном из ангаров авиационного гарнизона М-ска неопознанном летающем объекте или, попросту говоря, НЛО. В период повального увлечения НЛО и прочей «чертовщиной» эти сообщения вряд ли произвели на кого-либо должное впечатление. Признаться, и мы считали их очередной «уткой», причем, образно выражаясь, «с душком».

Однако несколько дней назад нашу редакцию посетил военный летчик М-ского гарнизона, просивший не сообщать его фамилию и звание (назовем его условно Сергеем), и рассказал буквально следующее:

– В нашей части действительно находится «летающая тарелка». По известным причинам я не могу сообщить историю ее появления. Подтверждаю только, что это на самом деле летательный аппарат внеземного происхождения, причем абсолютно пригодный к эксплуатации.

– Вы хотите сказать, Сергей, что его летные качества как-то проверялись на практике?

– Именно это я и хочу сказать. Мало того, сейчас, когда финансирование армии, мягко говоря, оставляет желать лучшего11
  Рассказ был написан в конце 90-х годов.


[Закрыть], когда молодые летчики не могут приобрести летный опыт, поскольку горючее для самолетов на вес золота, и каждый полет влетает «в копеечку», командование нашей части решило использовать для тренировки летного состава имеющийся летательный аппарат. Принцип его действия нам совершенно не ясен, непонятно и то, что служит топливом для его двигателей, зато способ управления «тарелкой» чрезвычайно прост, с ней справится даже неспециалист после небольшого инструктажа. И она летает, да еще как летает!

– Если я правильно Вас понял, «летающая тарелка» используется для тренировки летного состава, то есть вы на ней… летаете? Но почему же до сих пор никто из горожан не видел этого удивительного зрелища? Ведь это же невозможно скрыть!

– Ну, не так уж и невозможно. Помимо отличных летных качеств, «штучка», как мы ее называем, имеет и множество других замечательных свойств. Например, она совершенно бесшумна, а также может становиться абсолютно невидимой в любом диапазоне волн, в том числе и оптическом. Ну а полет на ней – это просто сказка!

– Так значит и Вам, Сергей, доводилось пилотировать НЛО?

– «Доводилось» – не то слово! Я налетал на «штучке» 148 часов, раз пятьсот облетел Землю, четырежды – Луну и два раза делал на Луне посадку.

– На Луне?! Вы, вероятно, шутите? Но там ведь были только американцы, и то очень давно!

– Я там был позавчера. В нашей части нет ни одного летчика, кто бы не слетал на Луну. Это как бы считается делом чести, что ли. Имея такую возможность! Вы только представьте, за доли секунды «штучка» набирает скорость от нуля до десятикратной сверхзвуковой, причем без малейших перегрузок! И это в атмосфере! Из горизонтального полета я делаю тангаж в девяносто градусов, и она моментально устремляется вверх, не снижая скорости. А в безвоздушном пространстве ограничения в скорости у нее, пожалуй, нет. До Луны я долетаю минут за сорок, но мог бы, наверное, и быстрее.

– Так Вы действительно ходили по Луне?

– Нет, я этого не говорил. По Луне никто из нас не ходил. У нас ведь нет скафандров для работы в вакууме. Мы просто садились на поверхность. Кстати, я был на месте высадки Армстронга и Олдрина. Там все истоптано их башмаками. И флаг американский стоит, и платформа, с которой взлетел «Игл»22
  Посадочный лунный модуль «Аполлона-11».


[Закрыть]. Так что брехня, будто американцы не летали на Луну. Они там, действительно, были.

– Ну а на Марс никто из вас не летал?

– Нет, Марс – это все-таки далеко. Страшновато. У нас никто особо не силен в астрономии. А вдруг заблудишься? (Смеется). Хотя, конечно, хотелось бы слетать. Но, опять же, без скафандра туда лететь обидно. Может, как-нибудь и решим все эти проблемы, тогда слетаем обязательно. Вашей газете – первый репортаж с Марса, обещаю! (Снова смеется).

После ухода Сергея мы долго не могли прийти в себя. Уж очень сильно его рассказ отдавал фантастикой. Поверить в него было почти невозможно. Но дело-то еще в том, что Сергей показал нам фотографию, которую он наотрез отказался оставить для публикации. Обычная цветная фотография 10х15, на фотобумаге «Кодак», с датой в правом нижнем углу. На фотографии – лунный пейзаж, Земля над горизонтом, американский флаг и посадочная платформа «Игл». Пустая».

Чужой

Между забранными в проволочные решетки тусклыми лампами было метров по тридцать, и они скорее обозначали периметр, нежели освещали территорию. Фасонов остановился в одном из световых пятен и поднял руку. Крадущийся позади Зел распластался в снегу, продолжая внимательно следить за действиями мэра. К тому как раз подбежал охранник, и Фасонов, жестикулируя, стал что-то ему объяснять. Охранник закивал и быстро исчез в темноте. Немного выждав, мэр призывно махнул рукой, и Зел, пригибаясь, побежал к нему, досадуя на громкий хруст снега, который в морозной ночной тишине разносился, казалось, по всему поселению.

– Давай, – выдохнул мэр облачко пара.

Зел быстро смотал с железного тройника веревку, разложил ее на снегу кольцами и стал приноравливаться к броску. Пенобетонная стена отсюда, непосредственно из-под нее, казалась чрезвычайно высокой, хотя он знал, что выше пяти метров та нигде не достигала, разве что вокруг Корабля, но то была и другая стена и совсем другой случай.

Внезапная мысль заставила Зела вздрогнуть и опустить крюк.

– Ну, что такое? – шагнул к нему мэр и протянул руку, словно хотел отобрать тройник.

– А как я здесь перелез? – спросил в ответ Зел.

– Ты еще не перелез, бол… – глухо зарычал Фасонов, едва успев в последний момент поправиться: – Больше вопросов нет?

– Может, я и болван, – прищурился Зел, – но вряд ли Шека дура. Я ей скажу про южный периметр, а мои следы приведут сюда. И как я здесь перелез?

Мэр раздраженно поморщился.

– Так же, как перелезешь сейчас – с помощью тройника и веревки.

– А охрана? Даже если я настолько ловок, что успел все проделать за их спинами, то они все равно должны увидеть следы – сначала здесь, а потом и по ту сторону. Но все-таки самым подозрительным для Шеки покажется то, что я полез именно тут, где опасно, а не там, где по моим же словам охраны почти нет.

– Ты думаешь у этой дикарки хватит мозгов для таких выводов? – хмыкнул Фасонов, но развивать тему не стал, вспомнив, по-видимому, кем является сам Зел. И угрюмо бросил: – Ладно, умник, пошли в южный сектор. Только держись от меня подальше и замотай лицо.

Зел вытянул из-под ворота куртки шарф и повязал его так, что снаружи остались одни лишь глаза. Но излишняя осторожность мэра казалась ему чрезмерной и даже несколько странной. Если здесь кто-нибудь и узнает о его предстоящей миссии – что изменится? Неужели кто-то побежит докладывать об этом варварам? Скорее всего, Фасонов ведет так себя из-за свалившейся на его плечи беды. Потерять единственного сына наверняка очень страшно. Даже если тот еще жив. Хотя, это еще тяжелей. После того что сотворила Шека на глазах у колонистов с двумя другими охотниками – лучше всего было бы пожелать Игнату скорейшей и не столь отвратительной смерти. А живым ему все равно не остаться, и малопонятный намек мэра о каких-то там переговорах, обмене и уступках можно объяснить лишь придавившим его рассудок горем. На такое «предложение» у Шеки будет лишь один ответ – смерть, и хорошо если все обойдется лишь ножом в сердце, а не медленным четвертованием или «копчением» на костре. Да и как, скажите на милость, можно сначала выдать себя за «идейного перебежчика», а потом говорить о каких-то переговорах и сделках? Неужто и впрямь Фасонов считает Шеку круглой дурой? Или для него все местные жители такие, что варвары, что саласы – дикари, одним словом? В том числе и он, Зел, урожденный салас.

За подобными размышлениями дорога до намеченной цели показалась Зелу совсем короткой. Несколько раз им встречались охранники, которым Фасонов отдавал короткие распоряжения, после чего те исчезали, освобождая им путь. Зелу при этом приходилось отлеживаться, зарываясь в снег, но с мэром он в любом случае чувствовал себя в безопасности. Сложность возникла лишь возле ворот на границе между центральным и южными периметрами. Здесь отсылать куда-то охрану выглядело бы весьма подозрительным, поэтому Фасонов на правах начальника, которому по определению не станут задавать вопросы, воспользовался воротами, а Зел перебрался через стену с помощью тройника и веревки чуть в стороне.

Возле дальней стены южного сектора Фасонов в очередной раз избавился от охранников и подозвал Зела.

– Ну, давай. Все понял? Повтори.

– Скажу, что хочу быть с ними, что вас… не люблю…

– Ненавидишь, – поправил мэр.

– Ненавижу, – кивнул Зел. – И вас, и тот «земной рай», что вы хотите устроить на Цвее. В доказательство своей верности я должен привести варваров сюда, к южному периметру. Охрану вы отсюда снимете, оставите для вида лишь небольшую ее часть, которая сразу отступит. Так?

– Так, но про охрану, оставленную только для вида, Шеке говорить, конечно, не нужно. Скажешь лишь, что людей катастрофически не хватает, поэтому большую их часть перебросили для защиты центрального сектора.

– И Корабля…

– Насчет Корабля – ни звука! – рыкнул Фасонов. – Нет никакого Корабля!

– Но они ведь и так про него знают… Они пытались к нему прорваться!

– И получили по зубам!.. – Мэр тяжело задышал, едва сдерживая рвущуюся наружу ярость.

К Кораблю варвары направились сразу после показательной казни двоих охотников. Мало у кого оставались сомнения, что про него им рассказал Игнат. Вряд ли дикари могли понять истинный смысл этого объекта, но они наверняка сообразили, что для колонистов он представляет наибольшую ценность. Правда, и периметр, окружавший Корабль, охранялся наиболее сильно, поэтому варвары, понеся немалые потери, от него отступились, вновь окружив плотным кольцом центральный и южный секторы.

Самым плохим для колонистов было то, что Корабль находился в стороне, почти в десяти километрах от поселения. Тридцать лет назад, после аварийной посадки, люди не рискнули селиться поблизости, опасаясь взрыва реактора. Но реактор не взорвался. Мало того, его удалось восстановить настолько, что поселение все эти годы не испытывало недостатка в электроэнергии. Но починить установку силового поля не удалось, поэтому корабль приходились охранять. И охранять даже большими чем сам поселок силами, потому что Корабль был для землян не просто символом давно покинутой родины – он без преувеличения являлся сердцем колонии, того единственного места, что стало для них домом на этой так похожей на Землю, но оказавшейся столь негостеприимной планете. А для многих не только домом, но и могилой. Впрочем, могилой Цвея рано или поздно станет для них всех – на Земле не знали об их судьбах, передатчик оказался безнадежно разрушен при посадке. Первые годы люди еще ждали, что их будут искать. Но их не искали. Да и зачем? Они улетали, чтобы найти новый пригодный для жизни мир и там остаться, позвав за собой других желающих. А уж коль не позвали – значит, ничего не нашли. Или погибли.

И вот теперь получилось так, что сил для уничтожения врага колонистам не хватало. Все было бы иначе, если бы Корабль и поселение находились внутри одного периметра, и вся сила оказалась бы сконцентрированной в одном месте. А так…

Поэтому в предложении мэра отдать варварам южный сектор имелся двойной резон: во-первых, это и впрямь могло стать решающим доказательством верности дикарям Зела, а во-вторых, охрана, снятая с этого участка, немало усилила бы центральный периметр. Южный, внутри которого располагались сельскохозяйственные угодья, зимой все равно был не особо нужен. Жалко было теплиц и «свиноферм», где содержали местных, похожих на земных кабанов животных, но все это было, в отличие от людских жизней, впоследствии восстановимо. И хотя у Зела все же оставались некие необъяснимые сомнения, по большому счету с доводами мэра он был согласен. Однако не со всеми…

– А если они спросят, что там? – подождав, пока Фасонов успокоится, все же спросил Зел.

– Скажешь, что не знаешь.

– Но ваш сын…

– Что мой сын? Что?! – снова взорвался мэр. – Мой сын ничего им не сказал, они вышли туда случайно!.. И потом, мой сын может знать многое, в отличие от…

– От дикаря? – завершил Зел начатую Фасоновым фразу.

Мэр, продолжая тяжело и часто дышать, промолчал. Но Зел и без его подтверждения знал, что сказать он хотел именно это. Зела почти все в поселении считали дикарем, несмотря на то что он вырос среди людей с пеленок. Может быть, о его происхождении и забыли бы, ведь внешне он почти не отличался не землян. Но о том, что он принадлежит к иной расе, не просто говорили – кричали его изумрудного цвета волосы. Его так и прозвали – Зеленец, сократив в итоге имя до Зела.

Наверное, привыкли бы в конце концов и к его непривычной окраске, но появление Зела в колонии почти двадцать лет назад совпало с настоящей для пришельцев с Земли напастью – атаками варваров, и он стал словно живым символом, предшественником, а для кого-то едва ли не причиной этой беды.

Сначала орды жестоких дикарей обрушились на деревни саласов, первобытных по меркам землян, но вполне дружелюбных и любознательных существ, с которыми у колонистов с первых дней наладился взаимовыгодный контакт. Земляне снабжали аборигенов металлом для ножей и наконечников стрел и копий, прочими полезными вещами, саласы же обрабатывали в обмен на это колонистские огороды и пашни, делились охотничьей добычей.

И вот однажды к воротам центрального периметра прибежала саласская женщина. Прибежала – и рухнула, бездыханная. Из ее спины торчало оперение стрелы. В руках убитая сжимала пищащий сверток. Это и был Зел.

А следом пришли варвары, которые, как оказалось, бессмысленно и жестоко уничтожили всех саласов в окрестных землях. В то время воинственно-кровавое племя было еще не столь многочисленным, поэтому атаку удалось отбить и прогнать дикарей прочь. Но они то и дело упорно возвращались – когда раз в два-три года, когда чаще. Потом их не было целых пять лет, и колонисты облегченно вздохнули, но их радость оказалась преждевременной. Увеличившееся почти втрое племя напало на колонию в очередной раз – и справиться с ним теперь никак не получалось. Осада продолжалась уже больше двух месяцев.

– Хватит болтать, – сказал наконец Фасонов. – Двигай. Скоро вернется охрана.

– Подождите, – торопливо произнес Зел. – Начальник гарнизона в курсе нашего плана?

– А как, по твоему, я смогу в одиночку убрать охрану с периметра? Разумеется, Кучерин в курсе.

На самом деле Зел хотел спросить не это. В том что Алексей Брониславович Кучерин знает о предстоящих событиях у него не было сомнений. Он хотел спросить о другом, но заговорить об этом почему-то оказалось очень трудно. И все же он выдавил:

– А… Соне вы сказали? Вы обещали…

С Соней они дружили с детства. У них обоих не было родителей – Сонина мама умерла при родах, отец погиб в одной из первых схваток с варварами, – и они, двое из всех ребятишек, круглосуточно жили сначала в детском саду, затем при школе, а потому волей неволей всегда были вместе. Но их это никогда не тяготило, напротив, когда они выросли, то поняли, что не представляют жизни друг без друга. В ближайшее время они как раз собирались пожениться.

– Еще не сказал, – поморщился Фасонов. – Скажу, коли обещал. Не забуду, не бойся. Главное, ты не забудь, зачем идешь. Узнай у этих гадов все, что только сможешь: что они хотят, что собираются делать, все ли они здесь или на подходе новые полчища… Все, ты понимаешь?.. – заглянул он прямо в глаза Зелу. – И… про Игната тоже. А теперь давай – лезь!

Ответ Фасонова не очень понравился Зелу. Не то чтобы он не доверял мэру, но про свое обещание в горячке дел и забот тот мог все-таки забыть, ведь ему от этого было ни жарко, ни холодно. Зато самого Зела бросало в холодный пот от одной только мысли, что Соня может посчитать его предателем. Его и так-то частенько за глаза некоторые колонисты называли «троянским конем», а когда дойдет слух, что это именно он привел в южный сектор варваров… Пусть потом все и прояснится, но поначалу его наверняка проклянут. И кто знает, не убьет ли эта горькая весть любовь к нему в Соне, сможет ли она потом, узнав правду, относиться к нему по-прежнему? Нет, лучше бы не рисковать. Лучше бы она сразу знала эту правду. И совсем хорошо было бы, если бы он сам рассказал ей о предстоящей миссии. Но Фасонов не позволил это сделать, и, откровенно говоря, Зел не понимал, почему.

Он вздохнул и, раскрутив, бросил тройник вверх. Звякнув, тот зацепился за внешний край стены. Подергав за веревку, Зел быстро пополз по ней. Наверху он перецепил крюк и перебросил веревку на другую сторону. Однако решил не слезать по ней, а просто спрыгнуть. Внешнюю сторону периметра, в отличие от внутренней, освещали мощные прожекторы, и было хорошо видно, что внизу толстый слой мягкого снега. Да и в любом случае пять метров подсознательно пугали лишь родившегося и выросшего на Земле человека. На Цвее сила тяжести была почти вдвое меньше земной, и спрыгнуть с такой высоты Зелу казалось вполне ерундовым делом.

Он ушел в сугроб по пояс, выбрался и поспешил убраться с открытого освещенного пространства, благо что рядом темнел лес.

Зел только-только скрылся за деревьями, как с их ветвей, повалив его в снег, обрушилась тяжелая масса. Он извернулся и почти вынырнул из-под громко и смрадно пыхтящего тела, но тут на его спину свалился еще один живой мешок, а первый уже тыкал в его бедра и ягодицы чем-то острым – вероятно, наконечником дротика.

– Стойте, стойте! – закричал Зел на местном наречии. – Я свой!

Язык саласов в колонии знали почти все. Да и что там особо знать – вряд ли количество слов превышало в нем тысячу. Судя по захваченным пленным, варвары разговаривали так же, разве что слов при этом употребляли еще меньше.

Но напавшие на него, по-видимому, не владели и минимальным языковым запасом. Во всяком случае, они не обратили на выкрики Зела ни малейшего внимания – один из них продолжал все сильней и сильней тыкать его дротиком, а второй начал прыгать на спине с явным намерением переломить хребет.

Зел собрался с силами и рывком откатился в сторону. Нападавшие завопили и кинулись к нему, выставив перед собой дротики. Зел вскочил на ноги и выхватил из-за пояса нож. Драться он умел и был уверен, что справится с одетыми в грязные звериные шкуры дикарями, но проблема заключалась в том, что убивать их было нельзя – как он тогда станет проситься принять его в племя? Приходилось лишь отбиваться, стараясь не наносить нападавшим серьезных ран.

Неизвестно, чем бы закончилось эта «неправильная» схватка, если бы из-за деревьев не выскочил еще один дикарь, который громко и коротко бросил:

– Нельзя!

Нападавшие мгновенно замерли и отступили на шаг, опустив дротики.

Вновь прибывший дикарь неспешно подошел к Зелу. Он выглядел несколько приятней первых двух – по крайней мере, так показалось Зелу в неверном свете едва достающих сюда отблесков света прожекторов. Во всяком случае, шкура на его плечах была определенно светлее.

– Кто? – наставил он на Зела дротик. Точнее, даже не наставил, а будто лишь указал интересующий его предмет.

– Свой. Салас. Прозвище Зел.

– Салас не свой, – покачал дротиком варвар. – Надо убить.

– Не надо убить. Зел убежал от чужих людей. Зел ненавидит чужих людей. Он хочет жить с твоим племенем, он хочет убивать чужих людей. Зел знает много про чужих людей. Он расскажет все Шеке. Веди!

– Зел знает Шеку?

– Зел много слышал. Шека великий вождь! Зел любит Шеку!

– Любит?.. – В глазах дикаря вспыхнул неприятный огонь, и Зел быстро поправился:

– Уважает.

Варвар опустил наконец дротик, сказал, что его прозвище Туру и потребовал у Зела нож, пообещав вернуть позже. Отдавать единственное средство защиты сильно не хотелось, но пришлось подчиниться.

Потом Туру долго вел его по лесу, и у Зела стали возникать уже нехорошие предчувствия, но впереди между деревьями заблестел наконец свет костра и оттуда потянуло вкусным запахом жареного мяса.

Вокруг огня сидело с пару десятков человек – в основном женщин. Зел, разумеется, знал, что в племени варваров всем основным заправляют именно представительницы этого пола, но кто из них главная, Шека, не имел понятия. А потому поступил просто – сказал:

– Я – Зел. Кто Шека?

– Зелу надо, чтобы его убила Шека? – насмешливо спросила одна из них. – Как она убила трех ваших охотников?

– Двух, – невольно поправил Зел.

– Трех. Сын вашего вождя тоже мертв.

Зел внимательно посмотрел на нее и почувствовал, как екнуло сердце, а во рту стало вдруг сухо. Женщина была удивительно красивой. Возможно, так показалось ему потому, что он впервые увидел близко женщину одной с ним, или почти одной крови. Но вероятно она и на самом деле была красавицей, ведь остальных сидящих возле костра дикарок он тоже видел близко, но они не вызвали в нем подобных чувств.

– Шека ты? – все же сумел он справиться с оцепенением.

– Я. А кто ты? Зачем тебе я?

Тут выдвинулся вперед Туру и, размахивая дротиком, принялся торопливо говорить, но Шека властным жестом остановила его и приказала уйти.

Туру покорно склонил голову, и Зел поймал брошенный ему украдкой предостерегающий взгляд. Непонятно лишь было, от чего именно тот предостерегал Зела? Уж не был ли Туру одним из приближенных мужчин Шеки, о пристрастии к которым было известно колонистам от пленных варваров? В таком случае, Туру мог угрожать Зелу в том смысле, чтобы тот не зарился на его женщину. Но это же смешно! Тут бы просто живым остаться – и то хорошо. К тому же, у него есть Соня, и никакие красавицы-дикарки ему не нужны. В отличие от ножа, который, спохватившись, Зел потребовал вернуть ему.

Дикарь вопросительно глянул на Шеку.

– Отдай, – сказала та.

– Опасно, – возразил Туру.

– Опасно не отдать, – сверкнула дикарка глазами, наполовину вынув из ножен свой клинок.

Туру протянул Зелу нож – лезвием вперед.

Зел растерялся. Не взять нож – показать, что он боится. Можно ударить по руке, выбить нож – но это виделось ему сейчас тоже неправильным. И тогда он все-таки взялся за лезвие. Туру резко отдернул руку, поворачивая нож. Ладонь Зела пронзила острая боль, на снег закапала кровь.

– Карраса! – злобно выплюнула Шека. – Иди вдаль!

Дикарь обжег Зела полным ненависти взглядом, метнул ему под ноги окровавленный нож и, развернувшись, скрылся в лесу.

– Подойди сюда, – позвала Шека обнимающего левой рукой раненую ладонь Зела.

Дикарка сняла с его шеи шарф, разорвала его вдоль и аккуратно замотала кровоточащую ладонь. Зел почувствовал, как бешено заколотилось сердце. Шека была так близко от него, что он чувствовал ее запах – дикий, по первым впечатлениям неприятный, но в то же время странным образом волнующий и притягательный. Их взгляды встретились, но как ни старался Зел, он так и не смог разобрать, какого же цвета глаза у дикарки – в них отражалось пламя костра. Ее волосы от этого пляшущего цвета тоже казались огненными, и Шел не суметь понять, так ли это на самом деле. Но ему казалось, что им подошел бы любой цвет – хоть алый, хоть черный, хоть, как у него, зеленый – Шека все равно была прекрасной. Самой прекрасной на свете, краше всех. Он тут же вспомнил о Соне, и чувство вины кольнуло сердце. Но то, что творилось сейчас с ним, оказалось сильнее вины, и та, скукожившись, спряталась куда-то вглубь его естества.

– Ты красивая… – невольно прошептал он.

– Я знаю, – так же тихо ответила Шека, а потом, оглянувшись на притихших вокруг костра женщин, выкрикнула: – Идите вдаль!

Дикарки безмолвно поднялись и тут же растворились в лесной темноте.

– Что ты сказала Туру? – спросил Зел. – Что такое «карраса»?

– Тот, кто часто и подолгу испражняется, – усмехнулась дикарка.

«Засранец», – «перевел» Зел и подумал, что Шека говорит больше и куда лучше, чем встреченные им до этого варвары. Недаром она стала их предводительницей. А Туру ему стало даже немного жалко. Наверное, очень обидно услышать такое из уст любимой женщины, да еще в присутствии другого мужчины, которого Туру наверняка посчитал соперником. И, скорее всего, не напрасно.

Шека вскоре подтвердила его нескромные мысли.

– Ты – мой мужчина, – потянула она его за здоровую руку. – Пойдем, ляжешь со мной.

– Но мне надо рассказать тебе… – слабо запротестовал Зел, с ужасом ощущая, что чувство вины перед Соней совершенно исчезло, словно сгорело, испарилось в пламени костра, отражающемся в глазах напротив. Он был готов идти за этой закутанной в звериные шкуры дикаркой куда угодно, лишь бы она продолжала смотреть на него, касаться его руки…

– Потом, – мотнула огненной гривой Шека и повела Зела за руку, словно послушного ребенка.

Недалеко от костра стоял шалаш, сложенный из ветвей хвойного дерева, которое земляне называли «елью». В этом шалаше все и случилось. И лишь после этого чувство вины снова вернулось, захватило, сжало Зела почти до физической боли. Он отвернулся от дикарки и, чтобы хоть как-то отвлечься, заглушить его, хоть немного унять, торопливо принялся пересказывать Шеке свою «легенду», переходя то и дело на русский язык. К своему стыду, он чувствовал облегчение оттого, что Игнат был уже мертв – по крайней мере, не пришлось высказывать «подозрительную» и весьма опасную просьбу Фасонова.

Закончив рассказ, он повернул к молчавшей дикарке голову. В проникающем сквозь «еловые» ветви слабом свете догорающего костра ее разбросанные по ложу волосы казались угольно-черными. Их владелица безмятежно спала.

Снаружи послышался слабый шум. Сначала Зелу подумалось, что это ветер играет ветвями деревьев, но шум, точнее, шорох, был слишком ритмичным, словно кто-то скреб ножом по стволу дерева через равные промежутки времени: «Шарк-шарк… Шарк-шарк-шарк… Шарк-шарк…»

Стараясь не потревожить Шеку, Зел выбрался наружу. Возле ближайшего к шалашу дерева стоял Туру. Он призывно мотнул головой и направился вглубь леса.

Зел проверил, на месте ли нож, и подосадовал, что придется действовать левой рукой. В том, что Туру вызывает его на поединок, он был почти уверен.

Но если дикарь и собирался убить соперника, то не рискнул этого делать сразу после ссоры с возлюбленной – слишком очевидным было бы его участие в этой смерти, а тогда и его собственная гибель последовала бы почти без задержки – в характере Шеки можно было не сомневаться. А сейчас Туру лишь завел Зела подальше в чащу, остановился и сказал, отвернувшись:

– Не верь ей. Всегда врет.

«Насчет каррасы?» – едва не вырвалось у Зела, но вслух он сказал:

– Она ничего пока не сказала.

– Сказала. Три мертвых охотника – ложь. Что скажет еще – будет ложь. Шека говорит, что надо ей. Делает, что хочет она. Ты не нужен. Надоешь – убьет. Беги сейчас.

– Куда бежать? – растерялся Зел.

– Куда хочешь. Вдаль.

– Но… я не хочу бежать. Хочу быть с вами.

– Ты хочешь быть с ней. Глупец! Она врет. Я покажу тебе.

Туру велел подождать и скрылся за деревьями. Вскоре он вернулся, но не один, а со связанным сверху по пояс молодым мужчиной. Из-за облаков выглянула щербатая пепельно-серая Нула, и, вздрогнув от неожиданности, Зел узнал в пленнике сына мэра Игната.

– Ты… жив?..

– Как видишь. А что здесь делаешь ты?

Зел замялся. Игната не хотелось обманывать, для него могло оказаться важным узнать правду. Но рядом был Туру…