Текст книги "Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг."

Я немедля занялся составлением нового плана города, соображаясь с существующими постройками, так чтобы они по возможности оставались на своих местах, и при первом свидании с Клейнмихелем представил ему этот план. Он нашел неудобным представлять на утверждение Государя новый план города, так как существующий план был недавно утвержден, а приказал при испрошении разрешений о постройке новых домов, которые тогда все восходили до Государя, представлять каждый раз и об изменении, соответственно с существующими постройками, улиц, на которых предполагаются новые постройки. Таким образом, был изменен, для выгоды обывателей, прежний неудобоисполнимый план города, утвержденный Государем по представлению губернатора Бутурлина. Это дало возможность разрешать почти все исправления, о которых просили домовладельцы, через что городские дома сделались чище и вообще украсились. Сверх того, я сделал распоряжение, чтобы утверждались чертежи построек и перестроек, подписанные не одними архитекторами комиссии, но всеми лицами, имеющими право наблюдать за возведением построек, через что значительно уменьшилась плата, которую прежде домовладельцы давали за составление чертежей, а иногда и за одну подпись архитектора.

Порядок разрешения исправлений в домах был следующий. Домовладелец подавал прошение в строительную комиссию с представлением чертежа новой постройки или перестройки. По этому прошению, после долгого его лежания в комиссии, составлялся журнал, по которому комиссия соглашалась на постройку или отказывала просителю. О новых постройках представлялось через главноуправляющего путями сообщения на Высочайшее усмотрение. По состоявшемуся в комиссии журналу о дозволении владельцу строить, перестроить или исправить его дом давалось об этом знать старшему городскому полицеймейстеру, а от него частному приставу и от последнего квартальному надзирателю, который объявлял об этом домовладельцу. Исполнение по этим делам производилось весьма медленно, если домовладелец во всех инстанциях не давал взяток. Случалось, что подавший весной прошение о перестройке получал разрешение в позднюю осень, когда она была невозможна. Я распорядился так, что по всем поданным до четверга каждой недели прошениям журналы комиссии, разрешающие перестройки и исправления в домах, должны быть изготовлены в следующую пятницу, в которую я их носил для подписи губернатору Урусову и немедля отправлял в особом пакете к просмотру губернского прокурора. С последним я предварительно условился в том, что эти журналы будут им возвращены в субботу утром. В этот день присутствия не полагается, но я приходил в комиссию и при мне выдавались домовладельцам изготовленные по особой форме билеты о дозволении постройки, перестройки или исправления в домах, с возвращением планов, ими представленных. Домовладелец по получении означенного билета имел право немедля приступить к работам, предъявив билет в полицейском квартале, в котором состоял его дом. Переписка же комиссии со старшим полицеймейстером, а его с подчиненными ему лицами шла своим чередом, но не имела никакого влияния на приступ к производству работ. Таким образом, ко всем постройкам, которых разрешение зависело от комиссии, а равно по всем перестройкам и исправлениям в домах их владельцы могли приступать по истечении одной недели после подачи ими об этом прошения. Обыватели, в особенности бедные, благословляли меня и губернатора Урусова за эти распоряжения.

Я каждый день бывал в строительной комиссии, где обыкновенно уже заставал инженер-подполковника Стремоухова, который, как производитель работ, был мне подчинен по моей должности начальника работ, но как старший в чине член комиссии подписывал журналы выше меня. Он был очень робок, а потому часто находил необходимым отказывать просившим о перестройках и исправлениях в домах. При моем входе в присутствие комиссии он мне подавал составленные по этому предмету журналы, им подписанные, которые я, зная его робость, мог бы подписывать не читая и те журналы, которых он не подписал, причем подробно объяснял причины невозможности согласиться на прошения. Часто, по выслушании его, я, не отвечая ему ни слова, подписывал последние журналы; он, никогда не возражая, немедля тоже подписывал, но случалось, что я, соглашаясь с его доводами, приказывал изменить проект журнала. Стремоухов был мне в этом очень полезен; по живости моей и по желанию всегда исполнить просьбы домовладельцев, – остающихся часто без крова, потому что правительственным лицам вздумалось перестроить город, нисколько не сообразуясь с существующими постройками, – я бы, вероятно, многое разрешил, чего действительно разрешать не следовало. Стремоухов в этом случае служил мне полезным тормозом.

Губернатор Урусов просил меня бывать у него во всякое время дня и для облегчения его работы приносить с собой журналы строительной комиссии для его подписания. В Нижнем все военные обязаны были ходить по улицам в шляпах и при шпагах. Инженеры не соблюдали этой формы под видом, что отправляются на работы или с них возвращаются; это, однако, подавало повод к столкновениям между Урусовым и подчиненными мне шоссейными офицерами; он требовал, чтобы при поездках их на шоссе в черте города они были по форме, носили шляпы и шпаги и[20]20
  носили шляпы и шпаги и вписано над строкой.


[Закрыть] надевали фуражки при выезде из города. С трудом согласился он на мое объяснение, что это невозможно, потому что при выезде из города на шоссе нет никакого помещения, где бы офицеры могли оставлять свои шляпы и шпаги. К Урусову же все военные должны были приходить в мундирах, а статские в мундирных фраках; я ему представил, что я готов бывать у него с делами хотя ежедневно, но для этого потребовалось бы мне не выходить из мундира. На это он отвечал приглашением приходить к нему в сюртуке. {Я находил неудобным это исключение, но впоследствии мы сговорились, что его} можно объяснить тем, что я захожу к нему с работ, на которых я не могу быть иначе, как в сюртуке.

Нижний Новгород хотя и построен при двух огромнейших реках Волге и Оке, но вода в нем, в особенности в верхней части города, была невкусна и чрезвычайно дорога. Воду брали из рек у берегов, где всегда стояло множество барок; в верхней части города были рытые колодцы, в которых вода была дурного качества и в очень малом количестве. Съезды в нижней части города к рекам были очень дурны; подъем же из нижней части [в] верхнюю, лежащую сажен на 40 выше, был весьма затруднителен. Урусову очень хотелось, пользуясь моими познаниями в устройстве водопроводов, устроить водопровод в Нижнем. Существовало несколько проектов проведения воды в этот город, но для исполнения их требовались миллионы рублей, а городская казна, занявшая уже несколько миллионов рублей на исполнение значительных работ, указанных Государем {(см. главу IV «Моих воспоминаний»)}, не могла удовлетворить этому новому расходу. По пословице «лучше мало, чем ничего» я предложил Урусову уменьшить размеры водопровода, ограничив количество ежедневно поднимаемой в верхнюю часть города воды 36 000 ведрами, и взять ее не из рек, причем потребовалось бы устройство дорогих фильтров, а из ключей, имевшихся в подошве высокого берега р. Волги; потребные же на устройство водопровода до 45 000 руб. взять из остатков от сумм, ассигнованных на вышеупомянутые работы, производство которых, {как я выше объяснял}, было прекращено.

Вследствие этого был составлен мною проект снабжения верхней части города водою, состоявший в следующем. Над ключами, найденными в подошве берега р. Волги, устроить 18 бассейнов по способу, объясненному {во II главе «Моих воспоминаний»} при описании перестройки мытищинских ключевых бассейнов[21]21
  1) Бассейны, устроенные по этому способу в 1836 г., были названы графом Толем «бассейнами барона Дельвига», и с того времени это название сохранилось во всех официальных бумагах.


[Закрыть]. Воду от ключей провести деревянными насосами в соединительный кирпичный бассейн, который, равно как и кирпичное водоподъемное здание, устроить на площадке, образуемой двумя съездами, идущими в верхней набережной к р. Волге. В этом здании установить две попеременно действующие водоподъемные паровые машины, каждую в 16 сил, для подъема воды на вышину 40 сажен по чугунным трубам до Благовещенской площади, на которой устроить фонтан из чугуна, а при городской больнице водоразборный колодезь; из фонтана провести воду в губернаторский дом, в котором установить чугунный резервуар. Устройство этого водопровода за 45 000 руб. возможно было только по причине употребления дешевого мною изобретенного способа устройства ключевых бассейнов. Если бы их строить по прежним способам, то этой суммы, употребленной на устройство всего водоснабжения, было бы едва достаточно на устройство одних ключевых бассейнов.

По новой моей должности я должен был ежедневно бывать в строительной комиссии и часто у губернатора; это заставило меня переехать в верхнюю часть города, где я нанял на Малой Покровской улице большой двухэтажный дом [Дмитрия Андреевича] Запольского. Шурин мой Валерий, поступивший на службу по особым поручениям к губернатору Урусову, поселился жить у нас в нижнем этаже. В этом же этаже была большая комната, из которой я сделал для себя кабинет; рядом с моим кабинетом я дал комнату подпоручику Глинскому, который мне помогал в моих служебных занятиях. В верхнем этаже было много комнат для житья и приема. В одной из больших комнат мы поставили бильярд, на котором игра не прекращалась почти целый день. Жена моя очень любила эту игру; кроме живших у нас шурина {Валерия} и Глинского, ежедневно по нескольку часов проводили у нас мой свояк граф Толстой и инженеры, как подчиненные мне, так и начальник судоходной дистанции капитан Лик{148}148
  Лик Николай Иванович (1811– ок. 1872) – инженер, градостроитель, герой Кавказской войны, окончил Институт корпуса инженеров путей сообщения (1827), участвовал в прокладке Свирского северного канала, с 1837 выполнял градостроительные работы в Н. Новгороде (Лыковая дамба, Кремлевский манеж, Софроновская площадь, Нижне-Волжская набережная). В отставке с 1841.


[Закрыть], замещенный, по выходе его в отставку, капитаном Дмитриевым^н. В биллиардной комнате, удаленной от улицы, был устроен тир; стреляли из пистолетов, и пули не умевших стрелять попадали в оштукатуренную стену, так что она была избита, как решето.

Вскоре наше общество увеличилось двумя очень порядочными молодыми людьми, архитекторами Фостиковым{149}149
  Фостиков Лев Васильевич (1824–1870) – нижегородский городской (1846–1856) и губерн. (1856–1864) архитектор, в 1864 переехал в Ставрополь.


[Закрыть] и Овсяниковым{150}150
  Овсян(н)иков Павел Авраамович (1823–1861) – вел проектно-сметные работы на Нижегородской ярмарке (1846–1858), выполнял проекты зданий для уездных городов Нижегородской губ., автор проекта Урюпинской южнорусской ярмарки и ярмарочного цирка. В 1858 переехал в Петербург.


[Закрыть]. Они были определены на службу в Нижегородскую строительную комиссию по окончании курса в училище гражданских инженеров. Это училище помещалось в том самом доме, в котором помещалось Военно-строительное училище, уничтоженное к 1 января 1830 г. {(см. II главу «Моих воспоминаний»)}. По присоединении в 1833 г. гражданской строительной части к Главному управлению путей сообщения оно имело надобность в архитекторах, для образования которых было учреждено означенное архитекторское училище под названием училище гражданских инженеров. Теперь это училище, по возвращении гражданской строительной части в Министерство внутренних дел, состоит в ведении этого министерства. Фостикова я назначил городовым архитектором на место выбывшего Кизеветтера, а Овсяникова ярмарочным архитектором, объяснив им при первом же свидании требование мое, чтобы они служили усердно и честно, гнушаясь принятием по делам службы подарков от кого бы то ни было. Они мне обещались следовать моим наставлениям и исполняли обещание, по крайней мере во все то время, которое я оставался в Нижнем. Через несколько лет по моем выезде из Нижнего они оставили службу по ведомству путей сообщения. Фостиков был впоследствии ставропольским уездным предводителем дворянства, а Овсяников членом правления пароходного общества «Лебедь»{151}151
  В конце 1860-х Волжское пароходное акционерное общ-во «Лебедь» действовало на Волге (где оно владело несколькими пристанями, пароходами, баржами, лабазами и нефтяными складами), а также имело 3 парохода на Каспийском море. В 1897 по финансовым обстоятельствам общ-во прекратило свою деятельности на реках.


[Закрыть].

Жена моя по обыкновению ни к кому, кроме сестры своей Толстой, не выезжала; она прогуливалась почти каждый день в коляске, запряженной прекрасною четверкою вороных битюгов. Кучер наш Дмитрий, {родом из с. Студенца, в котором и я родился}, был очень красивый мужчина, прекрасно ездил, отлично наезжал лошадей и держал их в таком виде, что недорогие лошади казались очень ценными. Напротив того, свояк мой Толстой, считавшийся лошадиным знатоком, содержал своих лошадей очень дурно, так что они постоянно были больны. Во время посещений женою своей сестры наш кучер не оставался на дворе дома, занимаемого Толстым, в опасении, чтобы наши лошади не заразились от его лошадей, а отъезжал подалее от дома Толстых. Толстой, по своему чудачеству, иногда закладывал в свою карету пару лошадей, из коих одна была ростом 2 арш. 8 вер., неуклюжая и не имевшая вовсе рыси, а другая маленькая ростом. Эта запряжка обращала общее внимание. Сверх упомянутых четырех битюгов мы держали еще трех лошадей для моих разъездов по шоссе и по городу.

Жены вновь прибывавших в Нижний чиновников, не зная, что жена моя ни с кем не знакомится, делали ей визиты; она их не принимала, визитов им не платила, и таким образом знакомства не делалось. Были, однако же, исключения, именно для жены моего подчиненного Виноградова, Веры Тимофеевны, урожденной Погуляевой{152}152
  См. примеч. 100, 101 наст. тома.


[Закрыть], и для вышедшей замуж за отставного гусара, а в 1845 г. бывшего советником Нижегородской казенной палаты Ивана Ивановича Мессинга{153}153
  Мессинг Иван Иванович (1804– после 1855) – подполковник в отставке, коллежский советник (1849), окончил артиллерийское училище, участвовал в Русско-турецкой войне (1828–1829), в подавлении польского восстания (1830–1831), награжден многочисленными медалями и орденами. Пос ле воен. службы перешел на статскую службу в Нижегородскую казенную палату советником соляного отделения, потом советником в Моск. казенную палату.


[Закрыть], Юлии Михайловны{154}154
  Мессинг (урожд. Климова) Юлия Михайловна – дочь Михаила Сергеевича Климова (см. след. примеч.), сестра: Фанни; муж: Иван Иванович Мессинг (см. пред. примеч.). Дети: Вениамин, Иван; известно, что Юлия Михайловна подарила рояль «Бехштейн» начинающему музыканту Сергею Михайловичу Ляпунову, способствовала появлению на свет многих музыкальных произведений композиторов С. М. Ляпунова и А. А. Касьянова.


[Закрыть], урожденной Климовой, дочери бывшего в тридцатых годах нижегородского городского головы{155}155
  Климов Михаил Сергеевич – управляющий соляных и железных караванов графов Строгановых; глава Н. Новгорода (1828–1830 и 1837–1839), купец II гильдии (торговал железом, хлебом и солью), почетный гражданин города, член комитета по постройке 2-го отделения городской больницы, дочери: Юлия, Фанни.


[Закрыть], слывшего, но не бывшего богатым человеком. Первая понравилась жене своей миловидностью и бывала у ней очень часто, но когда сделалось известным ее легкое поведение, то жена с ней раззнакомилась. Вторая жила рядом с нами в собственном доме; она понравилась жене своею начитанностью и впоследствии переписывалась с моею женою. Муж ее очень глупый человек; лет через десять после описываемой мною эпохи он был назначен советником в Московскую казенную палату и, быв у меня в Москве, объяснял, что в ней нет возможности приобретать никаких незаконных выгод, а потому он оставляет службу. Понятно, что Мессинг не мог быть мне приятен, и я редко с ним видался.

В Малой Покровской улице, несмотря на ее незначительную длину, было у меня еще два знакомых дома, которые я посещал с 1845 г. до отъезда моего из Нижнего в 1848 г., именно Алексея Павловича Козлова{156}156
  Козлов Алексей Павлович (род. 1813) – штабс-капитан; родители: действ. статский советник Павел Федорович Козлов (1776–1820-е) и Екатерина Николаевна Арсеньева (род. 1778), фрейлина имп. Марии Федоровны; жена: Прасковья Андреевна Приклонская (1817–1877), владелица усадьбы Подвязье, Нижегородская губ.


[Закрыть], где мне раз случилось до того затанцеваться, что я вернулся домой не ночью, а утром; и Родионова, которого жена Елизавета Николаевна, урожденная Арсеньева{157}157
  В Адрес-календаре за 1850 г. числится Лука Павлович Родионов, мл. советник Нижегородского соляного правления; был женат на Елизавете Николаевне Арсеньевой, дочери Николая Михайловича Арсеньева (1765– до 1838) и Юлии Максимовны Клуген (Juliane Henriette Amalie von Kluge) (1782–1816).


[Закрыть], была очень красивая женщина. Недалеко же от нас жил Трубников^н, который был прежде адъютантом Рязанского жандармского штаб-офицера, моего дяди А. Г. [Александра Гавриловича] Замятнина, и впоследствии переведен губернатором Урусовым в советники Нижегородского губернского правления. У Трубникова была очень хорошенькая дочь Елизавета, с которой мне часто случалось говорить на балах, так же как и с Елизаветой Борисовной фон Брин, которая тогда также была недурна собой. Так как я вообще не любил много говорить с дамами и делал исключение только для этих трех {вышеупомянутых} Елизавет, то меня прозвали Елизистом. В Нижнем танцевали не только зимой, но и во время ярмарки губернатор давал несколько балов. Впрочем, я танцевал весьма редко, только у хороших знакомых; обыкновенно же во время танцев играл в карты.

Летом 1845 г. приезжала в Нижний гостить у нас A. А. [Анна Андреевна] Крепейн, {о которой я говорил в IV главе «моих воспоминаний»}. В это время у Толстых родился сын Николай, которого я крестил вместе с нею.

В августе 1845 г. проезжал через Нижний герцог Максимилиан Лейхтенбергский, муж Великой Княгини Марии Николаевны, на обратном пути из Сибири. С ним приехал генерал-лейтенант К. В. [Константин Владимирович] Чевкин, которого я видел тогда в первый раз. В городе жаловались на резкое обхождение последнего с представлявшимися ему председателем и членами солеперевозной комиссии; говорили, что он хуже Клейнмихеля, признавая за последним право (!) быть резким и не признавая его за Чевкиным. Я сопровождал герцога при осмотре им разных сооружений в Нижнем и, между прочим, запасных соляных магазинов, где я мог лично убедиться в резкости обращения Чевкина с председателем и членами солеперевозной комиссии. От соляных магазинов в город мы плыли в лодке; герцог, между прочим, обратил внимание на дешевизну лесных материалов в Нижнем; я ему сказал, что в имении жены моей, в 120 верстах от Нижнего, лес не имеет вовсе цены; он желал, однако же, знать, почем продается хорошая десятина леса на сруб, и, получив от меня ответ, сказал, что в его баварских имениях одно обыкновенное бревно стоит дороже. Во время осмотра садов, устроенных на уклоне крутого берега р. Волги, он сказал, что по приезде в Петербург он заявит своему тестю (beau-pere, конечно, мы говорили по-французски), что эти гулянья устроены на чудесном месте, но не для его подданных, не охотников лазать по горам. Герцог, по Высочайшему повелению, должен был на обратном пути из Сибири ознакомиться с работами по устройству железной дороги между столицами. При этом осмотре Чевкин делал разные колкие замечания, которые были доведены до сведения Клейнмихеля, и последний, конечно, вследствие этого усугубил старания к удержанию Чевкина в Сенате и вдалеке от важных дел государственного управления.

В начале сентября, в день отъезда цыганских хоров с ярмарки, жена моя, Е. Е. Радзевская{158}158
  О Екатерине Егоровне Радзевской говорится в первом томе «Моих воспоминаний», см. по Указателю имен первого тома.


[Закрыть], Виноградова и инженеры, бывшие при устройстве шоссе, отправились на ст. Орловку, в 16 верстах от Нижнего. Мы обедали в маленькой двухэтажной избе, имевшейся на этой станции. По наступлении сумерек были поставлены в лесу, окружающем станцию, несколько цыганских хоров, начиная с наилучшего до самого простого, и они все пели поочередно, чего им, кажется, еще никогда не случалось. Лес был освещен зажженными смоляными бочками, во множестве свезенными со всей линии шоссе; смола употреблялась при устройстве мостов. Погода была превосходная; прекрасные лица молодых цыганок, с их черными глазами, выразительные лица стариков и старух, прекрасные голоса некоторых, живость пения и сопровождавших жестов во всех хорах, при необыкновенном освещении, представляли великолепнейшую живую картину, которую никогда нельзя забыть. Дамы смотрели на нее с балкончика дома, в котором мы обедали.

В декабре я ездил с Глинским на Выксунские заводы Шепелевых{159}159
  Выксунский металлургический завод основан в 1757 в Нижегородской губ. братьями Баташевыми Александром Ивановичем (ум. 1740) и Родионом Ивановичем (ум. 1754), после чего этот завод принадлежал Ивану Родионовичу Баташеву, внуку основателя династии Ивана Тимофеевича (ум. 1734), а затем его зятю генерал-лейтенанту Дмитрию Дмитриевичу Шепелеву (1771–1841) и потом сыну последнего Ивану Дмитриевичу Шепелеву (1814–1865).


[Закрыть] для предварительных переговоров о поставке для Нижегородского водопровода паровых машин, чугунных труб, плит и других металлических вещей. Заводы эти были основаны купцом Баташевым, дочь{160}160
  Баташева Дарья Ивановна (1793–1818) – наследница знаменитых купцов и миллионщиков Баташевых.


[Закрыть] которого принесла их в приданое [Дмитрию Дмитриевичу] Шепелеву. Заводы действовали водою; они были устроены и прочно и разумно, но впоследствии весьма запущены. Я их осматривал с главным механиком завода, знакомым мне по работам Московского водопровода, Копьевым{161}161
  Копьев Антон Трофимович – главный механик Шепелевских заводов. По его чертежам и сметам изготовлялись в Выксе все заказы для водопровода, он лично также руководил установкой оборудования, и все было сделано с отменным искусством – просто, красиво, математически верно. От себя он пожертвовал для станции чугунный пол весом в 69 пуд., уложенный на месте тоже бесплатно.


[Закрыть], бывшим крепостным заводским рабочим, который с молодых лет показывал большие способности в механике. Дмитрий Дмитриевич Шепелев, владелец этих заводов, отправил его для усовершенствования в механике за границу; в Англии оценили его способности и давали в честь его обеды, чем Копьев гордился и в старости. Он был вообще человек добрый, разумный и весьма полезный для владельцев завода и для мастеровых и рабочих. Руда в окрестностях завода отличного качества; отливавшиеся из нее чугунные вещи были превосходны; чугунные трубы этого завода выдерживали, при одинаковой толщине стенок, гораздо бóльшее давление, чем трубы не только иностранных, но и других русских заводов, имеющих также хорошую руду. Бывший владелец завода Д. Д. Шепелев сделал большие долги вследствие роскошной жизни, а впоследствии, по жалобе своих дочерей, {на которых имел совсем не отцовские виды}, был устранен от управления; дочери же его вскоре вышли замуж, одна за князя Голицына{162}162
  Шепелева (в браке Голицына) Анна Дмитриевна (1813–1861), муж: Лев Григорьевич Голицын (1804–1871), трое детей.


[Закрыть], а другая [Елизавета] за графа Кутайсова{163}163
  Кутайсов Иван Павлович, граф (1803– с 1868 по 1871) – наследник предприятий своего тестя Д. Д. Шепелева. Жена: Елизавета Дмитриевна Шепелева (1812–1839) (дочь генерала Д. Д. Шепелева и наследница одного из братьев Баташевых).


[Закрыть].

Управление имением было вверено старшему из сыновей Д. Д. Шепелева, слабоумному Ивану{164}164
  Шепелев Иван Дмитриевич (ок. 1808–1865) – отставной гвардии поручик. После смерти отца стал управляющим Выксунских металлургических заводов (1836–1846). Неуспешное ведение дел по развитию заводов было связано, в частности, с тем, что И. Д. Шепелев увлекался крепостным театром (за что был прозван Нероном Ардатовского уезда), так что его театр был лишь немного меньше Мариинского!


[Закрыть], который вел заводские дела очень дурно, а между тем, издерживая большие деньги на свою жизнь, наделал несметные долги и разорил заводы. Его младший брат Николай{165}165
  Шепелев Николай Дмитриевич (1818–1872) – младший сын Дмитрия Дмитриевича Шепелева (1771–1841) и Дарьи Ивановны Баташевой (1793–1818), воспитывался в воен. училище, потом служил в гвардии; обладал режиссерским талантом, его театр на Выксе был широко известен; без успеха перенял управление Выксунскими металлургическими заводами и поместьем (1846), что привело к окончательному разорению Шепелевых. Последние годы жизни провел в Москве в доме на Яузе в большой бедности. Двоюродный брат матери и близкий друг юности драматурга А. В. Сухово-Кобылина; последний посвятил Николаю Шепелеву «Смерть Тарелкина». Резко отрицательное мнение автора о Николае Дмитриевиче, возм., связано с тем, что тот не обладал деловыми качествами и мало интересовался положением на заводах.


[Закрыть], совершенный идиот, по наущению бедных родственников, желавших поживиться в мутной воде, сумел достигнуть устранения старшего брата от управления, который после этого жил в Москве, едва получая достаточно для своего прокормления.

Мы приехали с Глинским на заводы во время управления ими Н. Д. Шепелева; мы нашли в его доме его дальнего родственника, главноуправляющего всеми имениями, Брюхова^н с женою, тещей и другими его родственниками. Он был молодой человек красивой наружности, а жена его была истинная красавица. Неприятно было смотреть на ее любезничание с тщедушным, болезненным и тупоумным заводовладельцем. В короткое время, которое я провел на Выксе, давались: в большом, хорошо устроенном театре оперы, в которых пели крепостные певцы и певицы, балы и маскарады, не говоря уже о ежедневных больших обедах. Брюхова на балах и маскарадах была одета великолепно и казалась истинной царицей. Но это было последнее время увеселений на заводах, более не возвращавшееся. Через несколько месяцев Н. Д. Шепелев был удален от управления заводами, которые сданы в опекунское управление, и опекунами были назначены Василий Александрович Сухово-Кобылин{166}166
  Сухово-Кобылин Василий Александрович (1784–1873) – полковник артиллерии, участник Отечественной войны 1812 г. и Зарубежных походов 1813–1815 гг., смотритель Выксунского чугунолитейного завода и имения (к. 1840-х – 1850-е), владелец имений в Моск., Тульской, Ярославской губ. Жена: Мария Ивановна Шепелева (1789–1862); дети: Александр, будущий драматург (1817–1903), Евгения (Тур) (1815–1892), Софья (1825–1867), Елизавета (Салиас де Турнемир) (1815–1892), Евдокия (Петрово-Соловово) (1819–1893).


[Закрыть], женатый на родственнице Шепелевых, и граф Кутайсов, которого покойная жена была дочь Д. Д. Шепелева [Елизавета], участница во владении заводами. В продолжение последних 25 лет эти несчастные заводы, переходя в разные управления, были более или менее всеми расхищаемы; история этих любопытных переходов, вероятно, будет написана таким лицом, которому подробности о них известны более, чем мне{167}167
  Выксунские заводы были объявлены банкротами в 1862, после чего их сдали в аренду компании англичан (1865–1882). После этого заводом владел (1889–1914) немецкий предприниматель А. Лессинг.


[Закрыть].

В начале 1846 г. приехал к нам в Нижний брат мой Николай, раненный в экспедицию против горцев в 1845 г. Он сделал предложение Александре Борисовне Прутченко, получил согласие, и свадьба была назначена в апреле 1846 г. Я в это время должен был ехать в Петербург для представления проекта Нижегородского водопровода и других проектов по городским работам Нижнего. Зима была холодная, и я в первый раз сшил себе енотовую шубу для дороги. В Москве, где я остановился у сестры, ко мне зашел молодой, красивый иностранец, который, в бытность мою на Шепелевских заводах, жил в Выксунском господском доме; я принимал его почему-то за венгерца. Он пришел ко мне с просьбой ехать в Петербург в моей кибитке по моей подорожной; я согласился. По его уходе сестра объяснила мне, что этот господин имеет в Москве репутацию сближаться с пожилыми дамами; {или получаемые им от них подарки были ничтожны, или он много проживал, но он явно нуждался}. Около Новгорода он меня оставил, уверяя, что он потерял свой портфель с последними деньгами. {Какая его была цель не доехать со мною до Петербурга, не понимаю: разве для того, чтобы не платить мне половины издержанных мною прогонных денег, но я не думал их от него требовать.} Этот молодой тогда иностранец{168}168
  Шпис Роберт (Spies Julius Robert) (1819–1897) – сын торговца из Эльберфельда (Johann Wilhelm Spies, Elberfeld, Рурская область), переехал в Москву в 1845/46; моск. I гильдии купец (1866) немецкого происхождения, потомственный почетный гражданин Российской империи, владелец торгового дома «Шпис» с представительствами в С.-Петербурге и Москве. В 1870 «Шпис» совместно с торговым домом «Воrау и К^о» (Wogau) основал Моск. учетный банк и купил долю в совместном управлении табачной фабрики «Лаферм» в С.-Петербурге. К 1900 фирма владела 14 табачными фирмами, 18 промышленными и финансовыми организациями.


[Закрыть] впоследствии очень разбогател; у него огромная табачная фабрика в Дрездене и большие табачные магазины в Петербурге и Москве под фирмой «Лаферм»{169}169
  Фабрика «Лаферм» (Laferme) (С.-Петербург, 9-я линия Васильевского о-ва, 40; Средний пр. Васильевского о-ва, 36) является первым табачно-папиросно-сигаретным производством в России и первой сигаретной фабрикой в мире. Роберт Шпис приобрел дрезденскую фабрику Гупмана «Лаферм» в 1874. К 1916 фабрика превратилась в трест, состоящий из 14 фабрик и контролировавший две трети производства табачных изделий в Российской империи.


[Закрыть].

Составленный мною проект Нижегородского водопровода, а равно и другие {привезенные мною с собою в Петербург} предположения по работам в Нижнем были рассмотрены и утверждены{170}170
  Cооружение водозаборного фонтана на центральной площади Н. Новгорода открывает историю Нижегородского водопровода согласно директивному отношению № 7360 о создании городского водопровода (от мая 1846), а уже 1 окт. 1847 фонтан был открыт.


[Закрыть]. Конечно, это сделалось не скоро, но когда было все кончено, то и тогда Клейнмихель, привыкший меня видеть у себя за обедом и на вечерах, меня не отпускал, а в конце марта даже послал на С.-Петербурго-Варшавское шоссе для исследования следующего обстоятельства. Один фельдъегерский офицер, помнится, что его фамилия была Иностранцев, опоздал с депешами от Императрицы Александры Федоровны, находившейся тогда в Палермо, и доложил Государю, что был задержан дурным состоянием шоссе. Через несколько часов после того что Государь передал об этом Клейнмихелю, я, по его приказанию, уже ехал для исследования правильности показания фельдъегеря. Оказалось, что он, утомленный, проспал несколько часов на одной из станций за Режицей, несмотря на то что станционный смотритель неоднократно будил его. Время его приезда на станцию и отъезда было обозначено в шнуровой книге, в которой записывались проезжающие; я взял копию с записки {о времени приезда на станцию и отъезда фельдъегеря} и представил ее Клейнмихелю. Но фельдъегерь был в особой милости у Клейнмихеля, который, желая спасти его от наказания, сумел как-то скрыть от Государя действительную причину опоздания фельдъегеря.

В Петербурге, кроме Клейнмихеля, я часто бывал у родных моих Колесовых{171}171
  Разные представители Колесовых, находившиеся в дальнем родстве с семьей автора, упоминаются в I–IV гл. «Моих воспоминаний».


[Закрыть] и Кутузовых{172}172
  Речь идет о Николае Ивановиче Кутузове, который был женат на внучатной сестре автора, урожденной Ваксель.


[Закрыть], у Рокасовского{173}173
  См. примеч. 7 наст. тома.


[Закрыть], у моего товарища [Александра Ивановича] Баландина{174}174
  Об Александре Ивановиче Баландине говорится в первом томе «Моих воспоминаний», см. по Указателю имен первого тома.


[Закрыть], у которого собирались в его маленькой комнате инженеры путей сообщения всех партий, и у других знакомых. Из литературного кружка я бывал только у П. А. [Петра Александровича] Плетнева{175}175
  О Петре Александровиче Плетневе говорится в первом томе «Моих воспоминаний», см. по Указателю имен первого тома.


[Закрыть], всегда особенно дружелюбно ко мне относившегося.

Наконец Клейнмихель отпустил меня в Нижний; на Нижегородском шоссе я догнал ехавшего в Нижний старшего сына Б. Е. Прутченко Дмитрия{176}176
  Прутченко Дмитрий Борисович (род. 1825) – сын Бориса Ефимовича Прутченко и Александры Максимовны Шварц. Брат будущей жены Николая Ивановича Дельвига Елександры Борисовны.


[Закрыть], который был тогда молодым конногренадерским офицером. Бросив наши кибитки на левом берегу р. Оки, мы перешли 6 апреля пешком через лед, который немедля по нашем переходе тронулся. На последних станциях перед Нижним я узнал об опасной болезни моей жены и, несмотря на дурное состояние льда на реке, спешил домой, где нашел сестру с двумя ее дочерьми и брата Николая. Сестра объявила мне, что жена в начале недели преждевременно родила мальчика, очень слабого, которого, однако, успели окрестить и назвали Иваном, что его похоронили в девичьем монастыре близ могилы моего тестя и что жена моя, опасно больная и нравственно расстроенная, лежит в постели. Не буду описывать моего горя и свидания с женой; и то и другое понятны всякому.

В субботу на Святой неделе получены были Высочайшие приказы от 7 апреля, в которых я был произведен в подполковники, а брат в капитаны. В корпусе инженеров путей сообщения были произведены в подполковники только двое: состоящий при графе Клейнмихеле [Аполлон Алексеевич] Серебряков и я. Серебряков обошел при этом производстве весьма многих старших его майоров; я вышел из Института инженеров путей сообщения позже его двумя годами и, следовательно, обошел еще гораздо бóльшее число старших меня майоров. С тех пор мы постоянно производились во все чины в одном приказе и всегда стояли рядом; я, как стоявший в майорском чине ниже его, и теперь в чине генерал-лейтенанта следую по списку за ним непосредственно. Подчиненные мои, производившие работы на вверенном мне участке шоссе, также получили награды.

14 апреля, в день рождения А. Б. Прутченко, была свадьба брата; я и сестра были его посажеными. За ужином вместе со свадебными поздравлениями поздравляли молодую с днем ее рождения, а меня и брата с производством в чины. Молодые поместились в нижнем этаже казенного дома, занимаемого Б. Е. Прутченко. Несносный характер молодой вскоре выказался; брат, по мягкости характера, все ей спускал и вообще баловал ее. Отец молодой, видя это, часто говаривал брату:

– Николай, послушай меня, не будь к жене твоей так слаб; она мне дочь, и я знаю ее характер; она сядет тебе на плечи, и тогда поздно будет ее переделывать.

Конечно, эти советы не действовали, и предсказание Б. Е. Прутченко вполне сбылось.

Вскоре после свадьбы сестра уехала из Нижнего, а месяц спустя уехали и молодые. Их хотел проводить младший брат молодой, мальчик лет 13, Михаил{177}177
  Прутченко Михаил Борисович (1833–1886) – сын Бориса Ефимовича Прутченко и Александры Максимовны Шварц. В дальнейшем окончил школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров (1851), затем техническое заведение для изучения гальванической части (1856), служил адъютантом начальника Главного штаба е. и. в. по военно-учеб. заведениям. После отставки был губерн. предводителем дворянства Нижегородской губ. (1869–1872) и затем псковским губернатором (с 1872). Жена: Мария Федоровна Бедряга, четверо детей.


[Закрыть] (впоследствии псковский губернатор). Родители согласились его отпустить под моим надзором; итак, мы проводили молодых верст за 60 от Нижнего до ст. Золина, где с ними и простились.

После свадьбы брата я очень сблизился с его тестем; многие его считали страшным взяточником, но он в этом отношении был не только не хуже других нижегородских чиновников, но едва ли не лучше. Он был человек бесспорно умный и деловой. Дело сестры, {описанное мною в IV главе «Моих воспоминаний»}, еще не было тогда кончено. Приходя по воскресеньям обедать к Прутченко, я ему рассказывал о разных обстоятельствах дела, требовавших немедленной подачи прошений или объяснений. На другой день, рано утром, я получал от него писанные его рукою черновые прошения или объяснения, и он так умел сообразить дело по моим рассказам, что в этих бумагах, писанных на двух или трех листах, не было ни одной помарки. Ему в этом много пособляла глухота, не дававшая развлекаться ничем посторонним. Жена его Александра Максимовна, урожденная Шварц, была злая, вспыльчивая и весьма скупая женщина. Впрочем, ко мне она была расположена, а муж ее меня очень любил и высоко ставил как общественного деятеля.

Немедля по приезде моем в Нижний были произведены торги на все работы по составленным мною проекту и смете водопровода, за исключением паровых машин, чугунных труб и других металлических вещей. Работы на торгах остались за купцом Мичуриным, а машины и металлические принадлежности я заказал заводам Шепелевых. В приезд мой на эти заводы для заказа я нашел в них жизнь совершенно противоположную той, которой я был свидетелем в декабре. Все было тихо, над всем веяла какая-то скука; не было ни нелепых увеселений, ни другого какого-либо движения, столь обычного в огромных промышленных заведениях. Веяло чем-то замогильным, и действительно расплодилось бумагомарание; заводы же шли по-прежнему дурно. Целые дни все обитавшие в господском доме сидели порознь; собирались только к обеду, который, равно как и подаваемые к нему вина, был весьма посредственный. Поручив заводскому механику Копьеву, как нижегородскому уроженцу, особенное наблюдение за сделанным мною заказом, я поспешил вернуться в Нижний.

Производителем работ по устройству водопровода я назначил Глинского. К 1 июля были выкопаны ямы под фундаменты водоподъемного здания и фонтана. В этот день после обедни и молебствия в соборе по случаю празднования дня рождения Императрицы архиерей в полном облачении, с духовенством, крестами и иконами и хоругвями всех церквей, в сопровождении всех военных и гражданских чинов и огромной массы народа спустился с верхней набережной по извилистым аллеям сада, устроенного на высоком крутом берегу р. Волги, до места, на котором предназначалось возвести подле реки водоподъемное здание. По окончании его закладки крестный ход поднялся по тем же садовым аллеям на гору и прошел на Благовещенскую площадь до места, на котором назначалось устроить фонтан. Погода была прекрасная, и, при величественном виде берега р. Волги, покрытого искусственными садами, крестный ход, следовавшие за ним служащие в блестящих мундирах и огромная масса народа представляли великолепнейшую картину. Нижегородский епископ Иоанн (Доброзраков){178}178
  Архиепископ Иоанн II (в миру Михаил Степанович Доброзраков) (1790–1872) – епископ Русской православной церкви, архиепископ Донской и Новочеркасский (1847); окончил Нижегородскую духовную семинарию (1814), ректор С.-Петерб. духовной академии (1826), епископ Пензенский (1830).


[Закрыть] при освящении и закладке фундамента под фонтан улыбался, не доверяя тому, чтобы вода могла быть поднята на такую высоту. Он был человек весьма образованный; что же должно было думать большинство бывших в крестном ходу? Однако же на всех лицах было явное удовольствие в надежде иметь воду в верхней части города. В ответ на изъявленное мне преосвященным Иоанном сомнение я его приглашал осенью следующего года освятить водопровод и вместе воду, поднятую паровыми машинами в фонтанный резервуар. Он обещался, но не мог сдержать обещания, потому что вскоре был назначен Донским архиепископом.