Текст книги "Люди и фразы"

Сторож брату моему

Представьте себе такую ситуацию. Некий верующий человек пригласил к себе домой своих знакомых, чтобы почитать Писание, помолиться, побеседовать. И вдруг – звонок в дверь. Люди в форме, обыск, арест, суд. Приговор гласит: человека оштрафовать, изъятые у него при обыске книги, журналы, видеозаписи христианского содержания уничтожить. Это вообще-то совсем не строгий приговор, потому что его судят в первый раз. Так что пока он обойдется без тюремного заключения, но лучше ему в другой раз не попадаться.

Что это, сталинский Советский Союз? Северная Корея? Нет, это повседневная жизнь наших с вами современников, граждан среднеазиатских республик, с которыми нашу страну связывают партнерские и даже союзнические отношения. Причем это не произвол, все эти действия проводятся в строгом соответствии с законом.

Статья 184 (2) Кодекса Республики Узбекистан об административной ответственности: «Незаконное изготовление, хранение, ввоз на территорию Республики Узбекистан с целью распространения или распространение материалов религиозного содержания – влечет наложение штрафа на граждан от двадцати до ста, и на должностных лиц – от пятидесяти до ста пятидесяти минимальных размеров заработной платы с конфискацией материалов и соответствующих средств для их изготовления и распространения».

Незаконное хранение, распространение и т. д. – это, например, если у человека больше одной Библии. Или если он въехал на территорию страны с одной-единственной Библией, но выехал без нее. Значит, распространял. И это хорошо еще, если только один раз попался, потому что…

Статья 244 (3) Уголовного кодекса той же республики: «Незаконное изготовление, хранение, ввоз на территорию Республики Узбекистан с целью распространения или распространение материалов религиозного содержания, совершенное после применения административного взыскания за такие же деяния, наказывается штрафом от ста до двухсот минимальных размеров заработной платы или исправительными работами до трех лет».

И ничего специфически узбекского тут нет: в Туркмении подобные законы существовали уже давно, в Киргизии похожий закон «О свободе вероисповедания и религиозных организациях» был принят в январе 2009 года, в Таджикистане закон «О религии и религиозных объединениях» вступил в силу уже в марте того же года. Казахстан, слава Богу, стоит в стороне от этих нововведений.

Новые и старые законы различаются в деталях, но в главном схожи. Согласно киргизскому закону например, чтобы создать религиозную организацию, нужно получить официально заверенные заявления от 200 человек. Если кто-то заболеет, переедет в другой город, из-за осторожности или лени вовремя не явится с паспортом в соответствующий орган, регистрация не состоится, любое собрание 199 остальных верующих будет считаться нелегальным. Запрещается распространение религиозной литературы в общественных местах, школах и высших учебных заведениях, запрещается вовлечение детей в религиозные организации (даже с полного согласия родителей), наконец, «настойчивые действия, направленные на обращение верующих одних конфессий в другие». То есть проповедовать Евангелие мусульманам (пусть и номинальным, которые дорогу в мечеть давно забыли) или даже собственным детям – это теперь в Киргизии строго запрещено.

Правда, пока не очень понятно, насколько строго будет применяться этот закон. Может быть, очень избирательно, как и многие другие законы в нашей Евразии. Но в Туркменистане и Узбекистане, например, некоторые протестантские пасторы получали вполне реальные тюремные сроки за «нарушение религиозного законодательства». И если какой-то туркменский заключенный на основании евангельского «не клянитесь» отказывался приносить обязательную ежедневную клятву верности Родине и президенту, то его обычно ждал карцер. Впрочем, в Туркмении, вероятно под давлением мировой общественности, уголовная ответственность за нарушение религиозного законодательства была позднее упразднена, оставлена только административная, но мы же понимаем, как легко одно переходит в другое.

И это вовсе не «перегибы на местах» – это спокойная, осознанная, последовательная политика наших союзников в Средней Азии, в полном соответствии с законами и подзаконными актами. Политика, против которой мы никогда не возражаем и которую предпочитаем просто не замечать. Я не привожу сейчас конкретных фактов просто потому, что не проводил никаких самостоятельных расследований, но факты эти нетрудно найти в Интернете. И я хочу предложить задуматься над простыми вопросами: почему так происходит и какими могут быть последствия?

Сами среднеазиатские правители утверждают, что эти законы направлены прежде всего против исламского экстремизма. Угроза вполне реальная, если посмотреть на недавнюю историю этих стран, особенно Таджикистана… Но насколько подходит такое средство борьбы с ней? Боюсь, что ровно настолько же, насколько и пункт в визовой анкете, которую мне однажды довелось заполнять: «Планируете ли вы совершение террористических актов?» Ясно, что никто не ответит на этот вопрос «да», зато чиновники свои тылы прикроют, они же, мол, всех спрашивали, план по предупреждению терроризма выполнен.

Вот и кружок по подготовке исламских (или любых иных) экстремистов по определению нигде не будет регистрироваться в своем подлинном обличье. Все эти законы стесняют в основном людей мирных, приверженцев нетрадиционных религий. Приверженцы традиционных религий еще как-нибудь договорятся, их слишком много, все мечети не закроют, а вот пришлых и вообще слишком активных проповедников легко можно будет прижать, не по одному пункту, так по другому.

А нам-то, собственно, что волноваться? Местные православные (немного их там осталось) вроде бы не чувствуют особых притеснений, а второй экземпляр Библии им как-то и не нужен… Страдают-то в основном баптисты, пятидесятники, иеговисты да слишком рьяные проповедники ислама. Может быть, православным, наоборот, только лучше станет, если для остальных введут строгие ограничения?

На самом деле запреты эти выполняют, главным образом, только одну роль, хорошо знакомую нам и по советским временам: дают государству монополию на людские умы. Или, точнее, дают ему иллюзию такой монополии, ведь мы, кому сейчас около сорока и более того это помним: пусть все строго запрещено, «…но звучит напетое вполголоса, но гремит прочитанное шепотом», как пел А. Галич. Именно на фоне унылой казенщины и строгих запретов оно и гремит, причем вне зависимости от качества и степени истинности этого шепота.

«Котора вера гонима, та и правильна», – как говорили наши предки, уходя в тайгу, и уже ни за что не своротить их было с этого пути. И не будет ничего удивительного, если в дальней перспективе такие меры только повысят популярность проповедников радикального ислама. Как говорил мне один таджик: «Семьдесят лет нас отучали говорить об Аллахе и приучали говорить о Марксе и Ленине, но кто теперь помнит этого Маркса? А вот Аллаха помнят все».

Кроме того, как долго православным оставаться приверженцами религии терпимого русского меньшинства, никто не знает. Как говорили про нацистский режим: когда приходили за евреями, я не возражал, потому что я не еврей, когда за коммунистами – потому что не коммунист, когда за верующими – потому что неверующий, а когда пришли за мной, то и возражать было уже некому. При каком-то новом повороте государственной политики в этих странах не будет ничего проще, чем применить к православным все те методики, которые так успешно отрабатываются сейчас на протестантах и исламистах.

И может быть, самое для нас тревожное вот в чем… В Средней Азии сейчас устанавливается определенная модель взаимоотношений государственной власти и Православной Церкви: власть не мешает и даже отчасти покровительствует Церкви, но ровно до той поры, пока это никому не заметное меньшинство сидит себе тихо в своих официально зарегистрированных храмах, абсолютно ни во что не вмешивается, все покорно одобряет и, главное, никогда и никому не проповедует Христа.

И будет очень печально, если этот опыт кому-то покажется удачным и востребованным в нашем собственном Отечестве.

«Аан бастаан Тыл баара»

Этими словами начинается Евангелие от Иоанна, только по-якутски: «В начале было Слово». Это очень своеобразный и красивый по своему звучанию язык, и может статься так, что некоторые православные священники будут изучать его. Да и не только его, пожалуй… «Миссия в Якутии должна опираться на национальную составляющую», – считает игумен Агафангел (Белых), миссионер из заполярного Тикси.

В этом предложении нет ничего нового. Еще в инструкции для миссионеров 1840 года (под редакцией святителя Филарета) говорилось: «Чтобы вернее и более быть полезным своим прихожанам, ты должен в непродолжительном времени узнать язык их, на первый раз по крайней мере для того, чтобы понимать. Дьячку же, находящемуся при тебе, поставляется в непременную обязанность изучить язык их совершенно».

Богослужение на якутском начало совершаться с 1859 года, но и тогда, и сейчас с ним не все так просто. Далеко не все богослужебные тексты были тогда переведены, даже не было полного Нового Завета. Кстати, переводы XIX века уже заметно устарели, ведь якутский, как и другие языки в период становления собственной письменной традиции, быстро развивался. Не хватает священников, знающих этот язык и желающих на нем служить. Не хватает и простого понимания: а зачем вообще все это нужно? И в XIX веке, и сегодня полно людей, рассуждающих так: всех «инородцев» нужно обучить русскому и церковнославянскому, никакие переводы для них не нужны.

Полтора века назад это, конечно, было полной утопией. Но сегодня все дети в России ходят в школу, изучают русский язык. Приезжая в большие города, мы вполне обходимся русским языком, вот и возникает у нас ощущение, что все якуты, и вообще все жители России, свободно говорят по-русски. А в дальние поселки, где на русском местные жители могут разговаривать разве что с телевизором, мы просто не добираемся.

И у кого-то даже возникает опасение: а что, если якутское национальное православие будет поощрять местный сепаратизм? Зачем это им обязательно использовать собственный язык? Ведь понимают же по-русски (ну и церковнославянский как-нибудь выучат)?

Ну, что касается сепаратизма, это просто какое-то недоразумение. Недопустимо делать проповедь Евангелия заложницей текущих политических задач, хотя на самом деле эта проповедь никак не ущемляет интересов государства. Якутский национализм и сепаратизм действительно существуют, но они ориентированы на традиционную религию – шаманизм. Более того, тезис «православие в России должно быть русским» как раз очень удобен тем, кто хочет максимально отделить якутов от русских. «Ну да, – ответят они, – а нам, якутам, оно совсем ни к чему».

Вообще, утрата своей национальной идентичности – общая беда, особенно у нас в стране, где принято было петь: «Наш адрес не дом и не улица, наш адрес – Советский Союз». Советский человек на самом деле во многом уже переставал быть якутом, узбеком или эстонцем, он разговаривал на русском языке, официальном языке Союза, но… это вовсе не делало его русским. И к русским эта утрата идентичности относилась в полной мере, они тоже становились советскими людьми, без национальных корней и традиций. И сегодня в нашей стране есть две противоположные тенденции: слияние всех национальностей в безликости телеящика и фастфуда и возвращение к своим корням.

Но корни тоже могут быть разными, и тут как раз встает вопрос: готовы ли мы признать за якутами, чувашами или карелами право стать самобытным православным народом, каким стали в свое время русские? Заметим, византийцы, обращая славян в христианство, сразу и безоговорочно признали за ними право на собственный богослужебный язык. Готовы ли мы сегодня признать, что православие якутов может в деталях отличаться от нашего, как наше отличается от греческого? Я не вижу причин, по которым мы могли бы дать отрицательный ответ.

А впрочем, что теоретизировать, лучше будет рассказать о настоящих живых якутах. Еще в конце девяностых я познакомился с Саргыланой Леонтьевой, работавшей тогда над завершением перевода Нового Завета на якутский язык (этот перевод был подготовлен и опубликован в 2004 году Институтом перевода Библии, а в 2008 году вышло его новое издание). Саргылана училась в Петербурге, прекрасно говорит по-русски и по телефону может легко сойти за русскую. И все-таки она якутка, выросшая среди своего народа. Она помнит, как в детстве зимовала с родными в тайге в низенькой полуземлянке, – вместо стекла в окно вставляли кусок льда, внутри от теплого воздуха он запотевал и становился прозрачным, но мороз снаружи не давал льду растаять.

Она пишет стихи – только на якутском. На этом языке, уверовав в Бога, она стала и молиться, ведь именно он – язык ее души. В начале девяностых к ней, питерской студентке, обратились с просьбой исправить первые опыты нового перевода Нового Завета на ее родной язык и она с радостью за это взялась. Но через какое-то время из-за организационных неурядиц работа остановилась, и она вспоминает, «как шла в слезах по улицам Петербурга и молилась, чтобы продолжилось это дело, очень нужное для якутского народа». Через некоторое время именно ей вместе с другими переводчиками и пришлось его продолжить. Именно в ходе этого труда она и приняла крещение в православном храме…

Над языком и стилем перевода много работал филологический редактор, ныне покойный писатель Дмитрий Кононович Сивцев-Суорон Омоллоон (одно его имя показывает, как переплелись у современных якутов национальные и православные традиции, пришедшие через посредничество русских); участвовали в проекте и многие другие. А о своих предшественниках, авторах первых переводов на якутский, Саргылана говорит так: «Нам было несравнимо легче, чем им, первопроходцам глухих таежных дебрей якутского языка. Силу первого сопротивления тяжелой языковой массы, противостояния невидимых сил приняли на себя они, мужи веры. Своим жертвенным трудом они расчистили глухой лес под пашню, и тогда земля, открывшаяся солнцу, обогрелась, вечная мерзлота начала выделять живительную влагу, и посев дал желанный урожай».

Надо сказать, что к делу перевода всегда проявлял самое благожелательное внимание владыка Герман, занимавший тогда Якутскую кафедру (ныне он переведен на кафедру Курскую и Рыльскую). Новый епископ Якутский и Ленский, Зосима, с таким же вниманием относится к печати и распространению христианской литературы на якутском языке. Кстати, подобное отношение характерно не для всех епархий: порой до местных языков там просто не доходят руки.

Что может чувствовать якут, пусть даже и превосходно знающий русский язык, если он лишен возможности говорить с Богом на своем языке… Давайте вспомним о потомках русских эмигрантов. Многие из тех, кто родился и вырос за рубежом и уже говорит по-русски с акцентом, неизменно посещают именно русскую церковь и молятся на славянском языке. Что ответят они, если сказать им: «Вы в совершенстве овладели английским, французским, испанским – молитесь теперь на этих языках, забудьте о русской традиции»? Думаю, ответ очевиден.

В Париже есть двухэтажный православный храм, где на одном этаже богослужение совершается всегда по-французски, на другом – по-славянски. Это, в общем-то, две самостоятельные общины, которые, тем не менее, очень дружны меж собой. Когда мне об этом рассказали, я был очень удивлен, а потом… просто понял, что так и должно быть. Человек должен иметь право выбирать.

Я надеюсь, что со временем такой полностью двуязычный храм появится и в Якутске. В начале было Слово, и сегодня Оно обращается к каждому человеку на языке его души.

Об авторе

Андрей Сергеевич Десницкий – православный христианин. Он женат, отец троих детей. Родился в Москве в 1968 г. Учился на филологическом факультете МГУ (с двухлетним перерывом на армию) и в Амстердамском свободном университете. После окончания учебы занимался преподаванием в ряде учебных заведений и библейским переводом. С 1994 г. работает в Институте востоковедения Российской академии наук (отдел древнего Востока), где защитил кандидатскую и докторскую диссертации по библейской филологии. С 1999 г. также работает в качестве консультанта в Институте перевода Библии, который занимается подготовкой переводов Священного Писания на языки народов бывшего СССР. Вел различные передачи на радио «София», выступал в религиозной программе «Вера и век» русской службы Би-Би-Си. Читает лекции в различных образовательных и просветительских учреждениях, например, в общецерковной аспирантуре и докторантуре РПЦ и в школе молодежного служения Центра духовного развития детей и молодежи. Публикует свои статьи в журнале «Фома» и других изданиях, а также в Интернете. Часть этих публикаций и составила этот сборник.

Информация о книгах издательства «Никея» на новом сайте

www.nikeabooks.ru

По вопросам приобретения обращайтесь:

121471, Москва, ул. Рябиновая, стр. 19

Тел. 8(495)41-680-41

[email protected]

ИД «Фома»

Почтовый адрес: 123242 Москва, а/я 46,

Редакция журнала "Фома".

Телефоны редакции: 8(495) 775-73-61 (многоканальный)

"Горячая линия" по подписке (звонки по России бесплатно):

8 (800) 200-0899 E-mail: info®foma.ru