Текст книги "Люди и фразы"

Счет в православном банке?

Я ничего не понимаю в экономике и финансах. Наверное, если бы понимал, у меня не возникало бы то и дело ощущение, что в этих самых финансах в кризисную пору происходит что-то глубоко неправильное. Наверное, тогда я бы сам объяснял другим, почему все именно так и должно происходить. А пока не могу.

Например, банки. Все говорят в один голос, что именно действия финансистов и банкиров привели к этому кризису. И вместе с тем первая реакция правительства, и не только в нашей стране, – накачать банки деньгами. По сути, заставить бедных в очередной раз платить за ошибки (и это еще мягко говоря) богатых. Да, без банковской системы никуда, понятно: если бы банкиры обанкротились, это ударило бы по каждому из нас гораздо сильнее, чем закрытие заводов или забастовки учителей. Но все-таки…

Или вот такая ситуация: человек с большим для себя трудом взял ипотечный кредит, купил недвижимость или землю под дачу. Теперь он потерял работу, платить по кредиту не может, а его недвижимость сильно упала в цене. В результате даже если он с трудом продаст ее, то все равно окажется должен банку немалую сумму. Да, конечно, кредиты необходимы, и все же…

А вот и третий пример: оказывается, цена на нефть, от которой зависит в нашей стране буквально все, формируется вовсе не соотношением реального спроса и предложения, а игрой на бирже. В этой игре участвуют тысячи торговцев, ни один из которых не производит нефть и не нуждается в ней: они только покупают друг у друга обещания поставить эту самую нефть, которая им совершенно не нужна. А те, кто ее производят, и те, кто потребляют, почему-то думают, что это и есть настоящая цена нефти. Конечно, сырьевые биржи в нашем мире необходимы, но неужели…

Наивные вопросы, не спорю. Но ведь и задавать их не перестают с тех самых пор, как люди вообще начали что-то покупать и продавать или что-то одалживать друг другу. В патриархальном обществе все было стабильно: меру зерна меняли на топор, а если один сосед одалживал другому эту самую меру, чтобы его семья не умерла с голоду, то требовать потом назад полторы меры было бы несправедливо. Вот почему еще Ветхий Завет предупреждает старух-процентщиц очень строго: «Кто в рост дает, и берет лихву, то будет ли он жив? Нет, он не будет жив» (Иез. 18:13). При этом, что интересно, обыкновенная торговая прибыль не заслуживает в Библии никакого порицания, в евангельской притче о талантах приумножение богатства путем торговли даже служит образцом духовного роста.

Противоречие? Вовсе нет. Библия ясно отличает честное предпринимательство, связанное с трудом и риском и приносящее пользу другим, от паразитического ростовщичества, когда один человек наживается на временных трудностях другого. Кстати, эти запреты постоянно повторялись и в истории Церкви, например, 17-е правило I Вселенского собора категорически запрещает заниматься ростовщичеством клирикам. Да и для мирян это занятие было сомнительным; в том числе и по этой причине в средневековой Европе ростовщиками часто выступали евреи: они с христианами смотрели друг на друга как на чужих, а с чужих требовать проценты гораздо проще. Впрочем, христиане тоже не брезговали ростовщичеством, и мы уже привыкли к этому явлению настолько, что выражение «православный банк» давно никого не смущает. А что в нем особенного? Да ничего, по сути: вывеска другая и благотворительные проекты особые, православные. В остальном банк как банк.

Ведь в рост давали и дают далеко не только из-за жадности: если выйти за рамки патриархального хозяйства, то без процентов никак не обойтись. Допустим, кто-то одолжил у меня десять лет назад тысячу рублей или даже долларов. Если он вернет эти деньги сегодня, я смогу купить на них гораздо меньше. В древности инфляция была куда более медленной, но она все равно существовала. На пороге нового времени бывали даже случаи обвальной инфляции: испанцы в XVI веке вывезли из Америки такое количество драгоценных металлов, что деньги в Европе обесценились.

То есть для нормального оборота капитала необходимы займы и кредиты, а они подразумевают прибыль, которую и обеспечивают проценты. До сих пор считалось само собой разумеющимся, что эта система настраивает себя сама, но сегодня… Впрочем, пусть это объяснит тот, кто разбирается в этом лучше меня. Механизм кризиса в общем и целом ясен, неясно только одно: как из всего это выбираться.

Одним из вариантов ответа, который мне, неспециалисту, кажется вполне убедительным, могла бы стать банковская система, основанная на библейских принципах. Утопия? Вовсе нет. Давно и в целом успешно существуют исламские банки, основанные на строгом соблюдении требований Корана. Коран, как и Библия, запрещает ростовщичество, но разрешает торговую прибыль. Разница только в том, что исламские банкиры, в отличие от христианских, отнеслись к этому запрету очень серьезно и не стали его обходить.

Как же выглядят у них обычные кредиты и ссуды? Да очень просто. В случае обычного ипотечного кредита банк дает человеку деньги на недвижимость. Недвижимость становится собственностью человека, а банку он выплачивает кредит с процентами. Весь риск – на плечах человека, вся прибыль – в карман банку. А исламский банк покупает дом сам, это теперь его собственность, а человек, живущий в этом доме, платит арендную плату. После определенного уровня выплат дом переходит в его собственность. Точно так же выглядят и потребительские кредиты: банк покупает вещь у продавца и перепродает ее человеку по более высокой цене, но с рассрочкой платежа. И никаких процентов!

А что можно сказать насчет кредитов на развитие бизнеса? Исламский банк входит с предпринимателем в долю: вкладывает свои деньги, а потом делит с предпринимателем прибыль или соответственно убытки на заранее оговоренных условиях. Примерно так же выглядит и депозит: человек становится своего рода держателем маленького пакета акций, никаких гарантированных процентов, прибыль зависит от успеха или неуспеха банка в целом. Сравним это с обычным нашим кредитом или депозитом: что бы ни происходило, но процент всегда останется прежним… то есть до тех пор, пока банк, следуя примечанию номер восемь на странице номер шестнадцать подписанного тобой договора, не сочтет нужным изменить процентную ставку, и уж разумеется, не в твою пользу.

Да, и еще. Шариат запрещает азартные игры, то есть исламский банк может лишь инвестировать в долгосрочные проекты, но не может играть на бирже: сегодня купил, завтра продал, послезавтра опять купил… Ну и, конечно же, банк не может вкладывать средства в производство свинины, алкоголя или порнографии, раз эти товары запрещены Кораном.

Вообще, такие банки являются очень неудобными, согласен. При подобной системе никто не даст кредит просто так, каждого заемщика будут долго и пристально оценивать. Куда там великой ипотечной вольности недавних лет, когда в Штатах кредиты (mortgages) раздавались щедрой рукой направо и налево, без проверки кредитной истории, без первоначального взноса, вообще без ничего, в твердой уверенности, что недвижимость будет только расти в цене, прямо как нефть! И никто не будет навязывать покупателям что попало в кредит, кредит, кредит – лишь бы проценты капали, как это совсем недавно было у нас.

Но мне почему-то кажется, что это будет правильнее кредитного ажиотажа, череды лопающихся пузырей. Может быть, в самом деле пора отказаться от скорости в пользу надежности? Говорят, исламские банки будут открывать свои отделения и в России, прежде всего, конечно, в Татарстане.

Впрочем, почему исламские? В их принципах очень мало специфически исламского (ну разве что запрет на свинину и алкоголь), на самом деле они идут еще от Библии: поощряется предпринимательство, а не ростовщичество; требуется соучастие, а не проценты; предполагается ответственность, а не жадность. Так что тут у мусульман можно поучиться, главным образом, серьезному отношению к заповедям своей религии. И кажется мне, что настоящий православный банк должен быть основан именно на таком отношении, и не зазорно нам будет посмотреть на чужой опыт, не обязательно ведь каждый раз изобретать собственный велосипед.

Интересно, доведется мне когда-нибудь открыть в таком банке счет?

Христианство как часть политической культуры

В 2006 году австралийское правительство выступило с резким заявлением, суть которого сводилась к следующему: никто в Австралии не будет жить по законам шариата, а если кому-то их не хватает, ему следует уехать в страну, где принят шариат. Иными словами, ни общество, ни государство не станут подстраиваться под ожидания исламских радикалов. Невозможно сегодня представить себе подобное заявление в насквозь политкорректной Западной Европе, да, пожалуй, уже и в «плавильном котле» Соединенных Штатов. Не уверен, что оно могло бы прозвучать и в России – хотя бы потому, что у нас действительно есть регионы, где уже несколько веков большинство населения исповедует ислам или буддизм. Вольно же им, австралийцам, так рассуждать – недавним иммигрантам из Европы, занявшим целый континент! Между прочим, аборигенов они чуть было полностью не истребили, а уцелевшим дали гражданские права только в 1967 году.

Но есть в этой истории и куда более интересный для нас момент. В частности, министр обороны Австралии Брэндан Нельсон тогда сказал: «Мы говорим в основном по-английски, а не на испанском, ливанском, арабском, китайском, японском, русском или любом другом языке. Поэтому, если вы хотите стать частью нашего общества, учите наш язык! Большинство австралийцев верят в Бога… христианские мужчины и женщины создали эту страну на христианских принципах, и это четко зафиксировано в документах. Безусловно, уместно выставлять это на стенах наших школ. Если Бог оскорбляет вас, то я предлагаю вам рассмотреть возможность переезда в другую часть света, потому что Бог – это часть нашей культуры».

А ведь эти его слова относятся и ко многим другим странам, которые были созданы христианами на определенных принципах, и это непреложный исторический факт. Но сегодня в той же самой Западной Европе набирает силу другой взгляд, согласно которому нынешние государства как будто лишены исторической памяти. Общественное пространство – это такой чистый лист, на котором каждый может написать что угодно, пока он не мешает другому. В 2007 году в Британии было сделано другое громкое заявление, ровно противоположное: в национальное законодательство неизбежно придется включить нормы шариата, чтобы мусульманам «не пришлось бы выбирать между преданностью национальной культуре и верностью стране». И сделал это заявление не исламский деятель, а архиепископ Кентерберийский Роуэн Уильямс – старший клирик в англиканской Церкви (главой ее считается королева).

На самом деле мы в России тоже постоянно задаем себе эти вопросы. Мы рассуждаем о том, нужно ли вводить в школах уроки православия или в армии – капелланов, нужно ли показывать первых лиц государства на праздничных богослужениях, нужно ли государству признавать семинарские дипломы и богословские степени, – но на самом деле мы пытаемся решить одну глобальную проблему. Должно ли государство вообще опираться на церковную традицию, и если да, то как и в какой мере? Взять хотя бы предложения ввести многоженство или, наоборот, однополые браки – в самом деле, какие могут быть возражения против желания людей узаконить свои отношения? Только одно: в христианской традиции это не принято. Но имеет ли такой аргумент силу?

Сама эта проблема относительно нова. В традиционном обществе государство было немыслимо без государственной религии. Иноверцев могли терпеть, но они жили в особых районах, не обладали всей полнотой прав, да и не полностью подчинялись законам государства. Так, в средневековой Европе евреи жили в особых гетто, а европейцы на Москве вплоть до Петра – в одной-единственной слободе. Это, конечно, способствовало взаимному недоверию и враждебности.

Даже Реформация и последовавшие за ней религиозные войны еще не привели к веротерпимости. Подписанный в 1555 году Аугсбургский мир между католиками и протестантами провозглашал принцип «чье правление, того и религия» – у короля или князя-протестанта все государство становилось протестантским, у католика соответственно католическим. И только Новое время, с его революциями и конституциями, принесло простым гражданам право на самостоятельный выбор… Вот и не определятся европейские государства до конца, какими они хотят быть: полностью светскими или все-таки отчасти христианскими?

Пока что движение идет скорее в сторону полной светскости. После долгих дебатов в преамбулу Конституции Евросоюза, подписанной в 2004 году, так и не было включено упоминание Бога и христианских ценностей. Во многих странах (например, в Дании, Норвегии, Англии) есть государственные Церкви, но это все меньше значит для их внутренней жизни, а вот в Швеции Церковь была в 2000 году отделена от государства…

У нас движение идет скорее в обратном направлении, что вызывает активное неудовольствие атеистов и многих агностиков. Да впрочем, и большинство верующих вовсе не собираются строить свою политическую и общественную жизнь по средневековым образцам, это и невозможно в наш век. Просто люди не готовы относиться к обществу и государству как к «чистому листу», на котором кто угодно пишет что угодно. Так хорошо это или плохо, когда христианство становится частью политической культуры?

Все зависит от того, какой смысл вкладывается в это понятие. Есть люди, которые очень желают сделать Церковь своего рода госкорпорацией по идеологической части, с соответствующим финансированием и привилегиями. Это было бы для Церкви настоящей трагедией, связало бы ее намертво с конкретной формой государственного устройства, более того – с текущим курсом нынешнего правительства. Но никакое правительство не вечно, и мы уже видели, как в 1917 году падение монархии означало для многих и отказ от всякой церковности. Вообще, повеление Христа отдавать кесарю кесарево ясно учит нас исполнять законные требования власти, но и не спешить обслуживать эту власть. Кесарю все-таки должно отдавать только кесарево.

У государства, равно как и у общества, существует потребность в общих ценностях и ориентирах. Почему, собственно, надо помогать больным и неимущим – может быть, с экономической точки зрения было бы полезно всех их уничтожить?

Уже ведь прозвучало предложение о постнатальных (послеродовых) абортах, то есть об умерщвлении сразу после рождения детей с физиологическими отклонениями. А если детей, отчего бы не стариков, не людей среднего возраста, не преступников, не расово неполноценных… добро пожаловать в новый, гуманистический Освенцим!

Противостоять этой логике может только ясно выраженный принцип: «Человеческая жизнь есть высшая ценность для государства». Но эта аксиома была принята, как мы видим, далеко не во всех государствах даже в XX веке.

Экономическая деятельность тоже невозможна без таких аксиом, как, например: «Человек имеет право на частную собственность, которую никто не может у него насильно отобрать». А если он плохо ей распоряжается? А если мне очень нужна эта собственность? Но нельзя ее отобрать, и все, как и детей убивать нельзя, и дискутировать тут не о чем. Особенно остро потребность в этих ценностях чувствуется в наши дни, когда люди разочаровались в капиталистическом «каждый сам за себя», но и к коммунистическому «все отнять и поделить» возвращаться совсем не хотят.

Есть ли третий путь? В готовом виде его нет и быть не может, но зато идеалы общественной солидарности, в сочетании с личной свободой и самостоятельностью выбора, мы можем найти именно в христианской традиции. Смешивать христианство и политику нельзя, это губительно для христианства. Но если их полностью разделить – это уже губительно для политики, так она переходит в полное владение князя мира сего. При этом подлинная христианская политика имеет мало общего с клерикализмом, то есть с отстаиванием узкосословных интересов духовенства. Нет, речь идет не о том, чтобы поддерживать наиболее выгодную нам партию или самый удобный законопроект, а о том, чтобы оценивать любые слова и действия политиков с точки зрения их соответствия основным христианским ценностям. А главное – стараться воплощать эти ценности в повседневной жизни, не стесняясь их и не ожидая, что некий добрый и сильный дядя все сделает за нас.

Ну а что касается далекой Австралии, то одна знакомая мне московская молодая семья – мама, папа и маленький ребенок – переехала туда на постоянное место жительства. Мама, кстати, была в одном из московских храмов регентом. Почему именно Австралия? – задавал я себе вопрос. Климат приятный, иммигрантов принимают легко? Или кенгуру такие забавные? Вообще-то, если честно, у них там есть родные, будет проще устроиться.

Но может быть, дело еще и в том, что Австралия – по крайней мере пока – собирается оставаться христианской страной. Искренне желаю австралийцам успеха!

Тоска по империи

Я и сам из тех, кто жалеет об исчезновении Российской империи, да что там Российской – и Византийской, и Римской, здесь ведь ощущается ясная преемственность! Глядя на современный наш мир, с его пошлым потребительством, с демагогическими правителями, с межнациональными войнами и нелепыми идеологиями, как не вздохнуть по тому времени, когда Помазанник Божий правил своими народами, сознавая свою ответственность перед Богом, а не перед телеэкраном, когда понятия чести и достоинства значили куда больше, чем спекулятивные цены, дутые кредиты и высосанные из пальца сенсации. А что говорить о том, как трудно приживаются республиканские институты в России, как постоянно сворачивают они на проторенную дорожку: царь и при нем избранные бояре… В общем, если предаваться маниловщине, – я бы хотел жить в империи.

Только в какой именно? Трудно решить. Образца 1913 года? Так в ней через несколько лет будет революция. Середины XIX века? Ну не по душе мне крепостное право и бюрократия, да и Кавказская война не особенно нравится, не говоря уж о Крымской. Допетровская Русь? Византия Палеологов? Рим времен Константина? В каждой эпохе найдутся свои темные стороны, ни одна не похожа на рай на земле, но каждая не похожа по-своему. Наше время – не исключение.

Осознание этого факта и отличает здоровую ностальгию от болезненной мечтательности. Очень уж велико искушение принять свою идеальную мысленную империю за то Царствие Небесное, о котором говорит Евангелие. И тогда…

Тогда может произойти много дурного, и на самом деле происходит. Человек начинает выстраивать свою систему ценностей, исходя из абсолютного приоритета своей мысленной, идеальной империи, – все, что к ней приближается, есть благо, а что ей мешает, есть зло. Можно, оказывается, быть христианином и оправдывать не только реформы царя Петра (это действительно вопрос спорный), не только опричнину царя Иоанна (тут уже спорности куда меньше), но и лагеря и расстрелы товарища Сталина, оправдывать только за одну его чеканную имперскую поступь. Казалось бы, тут все однозначно, перед нами случай почти что химически чистого зла – но нет, включаются механизмы рационализации, приводится множество объяснений, и оказывается, что все было не так уж и плохо, а с другой стороны посмотреть, так пожалуй, и очень хорошо.

Кстати, совсем недавно владыка Иларион (Алфеев) публично высказал свое резко отрицательное суждение о Сталине, и это на свой лад было даже удивительно: ну что тут можно нового сказать, спустя более полувека после его смерти? Это что же, православный епископат только сейчас разобрался с его оценкой? Разумеется, нет: сначала он просто вынужден был молчать, а в годы перестройки про Сталина и так все сказали, говорить о нем тогда означало бежать в хвосте пропагандистской моды. Но сегодня, именно сегодня эта оценка стала действительно актуальной, причем для церковного народа – вдвойне, к сожалению.

Впрочем, не обязательно доходить в своей тоске по империи до таких кровавых крайностей. Есть и более благоприятный объект для ностальгии: Византия. Это действительно целый мир, давший свое начало и русской культуре, прекрасный и неповторимый. Неповторимый – ключевое слово! У нас же часто получается так, что говорят люди вовсе не о Византии, а о нынешней российской политике, называя ее реалии более-менее удачно подобранными византийскими именами. Живая плоть византийской истории таким византинистам просто не интересна, при случае они ее могут и подправить, и уж, во всяком случае, обращаются к ней очень избирательно.

Есть и еще одно направление поиска, о котором вспоминают несколько реже, – это Золотая Орда. В самом деле, Московская Русь стала и ее наследницей, по крайней мере после присоединения Казанского и Астраханского царств, этих осколков Орды, никогда не входивших в состав Руси Киевской. Так Иван Грозный сделал ясное заявление: он собирает наследство Чингисхана. Да и его внутренняя политика во многом была скопирована с ордынской; во всяком случае, такого безграничного единовластия не знали ни киевские князья, ни даже константинопольские василевсы. Знал его именно Чингисхан. И «евразийское направление», как теперь это называется, стремится к активным действиям именно в этом направлении…

Что ж, политика есть политика, в ней всегда будет происходить борьба разных сил и идей. Кстати, и сегодня Россия во многом остается империей – нет, не идеальной конечно. Она, например, объединяет исторические места расселения многих народов, и в этой имперскости много хорошего: глядя на Балканы и Закавказье, можно представить себе, во что превратились бы наши Поволжье и тем более Северный Кавказ, если бы они пошли по другому пути. Война всех против всех, вмешательство больших и сильных стран, перекраивание границ… Нет, похоже, для таких регионов человечество пока не изобрело лучшего рецепта, чем единое многонациональное государство.

Но эта империя лишь отчасти похожа на любую из своих предшественниц. Самый верный способ ее погубить – это принести ее в жертву своим теориям, своей идеологии. Именно это и сделали большевики в XX веке, и я глубоко убежден, что второго такого опыта наша страна просто не переживет, как бы ни была прекрасна и замечательна эта новая идеология. Впрочем, и коммунизм когда-то и кому-то казался прекрасным…

Сдается мне, что если бы тоскующие по империи люди жили в какой-нибудь из реально существовавших империй, то многие из них стали бы пламенными революционерами и ниспровергателями основ. Почему? Да потому, что у этих людей есть острое чувство прекрасного и ясное ощущение, что окружающая действительность этому прекрасному не соответствует. Следовательно, ее надо изменить. А действительность – вещь упрямая, и зря не изучают политики главную дисциплину технических институтов: сопротивление материалов. Ведь не случайно у большевиков, разрушивших Российскую империю, получилась своя империя, советская, и чем дальше, тем больше она была внешне похожа на ту, прежнюю.

Впрочем, новая революция на данный момент не самая большая опасность. Куда вероятнее попытки сделать христианство подручным средством идеологии, не так уж и важно, какой именно, а Царствие Небесное – бледной копией очередного проекта земного царства, опять-таки неважно какого. В свое время большевики пытались Царствие отменить, у них это не вышло, но лукавый не сдается – теперь он пытается его нам подменить. Нас ужасают, и совершенно справедливо, шахиды, которые прокладывают себе лично дорогу в рай по трупам мирных людей, нас приводит в замешательство президент Буш, который вдруг заявляет, что это Бог велел ему напасть на Ирак. Так вот: очень не хотелось бы мне увидеть, как подобные вещи будут делаться от имени Православия, точнее, во славу какого-нибудь очередного имперского геополитического проекта.

На самом деле, христианство, родившись в Римской империи, первые два века вынуждено было существовать даже не то чтобы независимо от нее, а под ее давлением, порой очень жестким. Это потом христиане сумели на свой лад «приручить» империю, научились использовать те возможности, которые давали им имперские институты. Конечно, не всегда у них это получалось хорошо, да и платой за эти новые возможности становилась собственная независимость. Но общий принцип остался, я думаю, прежним: христиане могут и должны изнутри преображать ту форму государственного и общественного устройства, которая им дана в настоящем, не забывая собственной истории, но и не стремясь спрятаться в этой истории от неуютного будущего. И в конечном счете победа будет… нет, не за нами, но мы точно знаем, за Кем.