Текст книги "Загадки истории. Франкская империя Карла Великого"

Казнив этого мятежного родственника, Дагоберт не стал трогать отличавшегося слабым здоровьем брата Хариберта и выделил ему довольно значительное «долевое королевство» на юге страны в Аквитании, располагавшееся между Сентожем и Тулузой и включавшее Сент, Периге, Каор, Ажен и всю Гасконь к югу от реки Гаронны вплоть до Пиренеев. Пожалуй, более точным будет определить эти владения как апанаж – часть наследственных земельных владений, передаваемая некоронованным членам королевской семьи. «Это было подтверждено клятвами о том, что Хариберт никогда более не будет пытаться отнять у Дагоберта что-нибудь из королевства отца», – подытоживает описание выделенных Хариберту земель «Хроника» Фредегара. Следует отметить, что эти южные области играли также важную стратегическую роль, прикрывая королевство Дагоберта с юга и защищая южные области от давления басков. Впрочем, правил ими Хариберт недолго и умер всего три года спустя. Его сын лишь ненадолго пережил отца.

Итак, Дагоберт I смог получить королевство отца во всей его целостности, и правил франками мудро и справедливо. «Король Дагоберт отличался смелостью, [был] отцом франкам, строг в вынесении приговоров и благодетелем церквям. Он первым начал раздавать церквям святых милостыню из королевской казны. Во всем государстве он установил мир. Слава его дошла до многих народов. На все окрестные королевства нагонял он страх и ужас. Сам же он осуществлял правление франками мирно и в совершенном спокойствии», – восторженно сообщает о его правлении «Книга истории франков».

Однако и ему довелось под давлением местной знати выделять «долевые королевства». Причем если впервые после смерти Хлодвига в 511 г. это было сделано с целью удовлетворения законных претензий всех совершеннолетних наследников мужского пола, то теперь за обособлением явно стояли интересы местных элит. Так, идя навстречу пожеланиям австразийцев иметь собственного короля, Дагоберт сделал таковым своего трехлетнего сына Сигиберта, рожденного австразийкой Рагнетрудой или Райнтрудой. Естественно в свете этого факта, что выделение «долевого королевства» было осуществлено не столько для малолетнего сына, сколько для местных магнатов, желавших иметь максимально широкую автономию и реально править от имени номинального короля: «Он (Дагоберт – прим. автора) отправил Сигеберта, старшего своего сына, в Австразию вместе с герцогом Пиппином в предназначенное для того королевство», – заключает «Книга истории франков».

Когда же у короля франков вскоре родился еще один сын от королевы Нантильды, названный Хлодвигом, Дагоберт приложил все усилия, чтобы сделать его в будущем правителем Нейстрии и Бургундии. Для этого он навязал австразийской знати соглашение, весьма обстоятельно изложенное в «Хронике» Фредегара: «И известно, что, когда в 12-й год правленияДагоберта (633–634 гг. – прим. автора) у него от королевы Нантильды родился сын по имени Хлодвиг, по совету нейстрийцев и по их настоянию он скрепил клятвами соглашение со своим сыном Сигибертом. Все австразийские мангаты и епископы и прочие лейды Сигиберта положили свои руки, что Нейстрия и Бургундия в установленном порядке по договору о наследовании (soledato ordine) после смерти Дагоберта отойдут Хлодвигу. Австразия же целиком, поскольку она по протяженности и по населению равна [Нейстрии и Бургундии], должна была отойти Сигиберту. И все, что уже принадлежало Австразии, этот король Сигиберт сохранял в своей власти, кроме герцогства Дентелин (северный регион Нейстрии – прим. автора), которое было несправедливо отторгнуто австразийцами и которое вновь было присоединено к Нейстрии и подчинено власти Хлодвига. Видно, из страха перед Дагобертом австразийцы волей-неволей заключили это соглашение. Известно, что после, во времена королей Сигиберта и Хлодвига, это разделение сохранялось».

Как видим, «долевые королевства» при Дагоберте I скорее «нарезаны» в расчете на будущее, чем существуют в действительности на момент его правления. Несомненно, что при жизни самого Дагоберта I всем королевством правил он сам. С другой стороны, сам факт коронации малолетнего сына для Австразии и заблаговременного принуждения австразийской знати к признанию пределом владений Хлодвига II свидетельствует о возросших притязаниях и реальных возможностях локальной знати не только осуществлять власть в пределах своих областей, но и влиять, а подчас и определять государственную политику.

Главной опорой своей политики Дагоберт I сделал знать и магнатов, которым щедро раздавал земли. При этом, поскольку за предыдущее столетие земельный фонд фиска был окончательно исчерпан, ему пришлось пойти на беспрецедентные меры, нарушавшие ордоданс Хлотаря II от 614 г. И речь не только о конфискации имений у ряда представителей светской знати. Они были мятежниками, и действия короля находили если не одобрение, то понимание в обществе. Помимо изъятия владений бунтовщиков, король франков провел опись земель фиска, переданных ранее Церкви, и без зазрения совести вернул их назад в казну. Были пересмотрены также сделанные в пользу Церкви завещания частных лиц, что также нарушало еще свежее в памяти современников обещание его отца. Однако Дагоберт был глух к недовольному ропоту церковников. Земли нужны были ему для приобретения верных сторонников, опора на которых способна была обеспечить устойчивость власти и сбор королевского войска, так необходимого для борьбы как с внешними врагами, так и для устрашения внутренних смутьянов.

Во внешней политике Дагоберт I также стал последним монархом династии Меровингов, оказавшим существенное влияние на состояние международных отношений. По всей видимости, близким к реальности будет утверждение, что он пытался играть на Западе ту же роль, которую некогда выполнял остготский король Теодорих Великий (470–526) и на которую претендовали в меру своих возможностей Хлодвиг (481–511), а также его сын Теудерих I (511–533) и внук Теудеберт I (534–548). Так, Дагоберт активно вмешивался в дела вестготской Испании и лангобардской Италии, защищал свою страну на западе от бретонцев, от которых добился изъявления покорности, и на юго-западе от басков, которые также после ряда битв дали клятву верности. Король расширял по мере возможности пределы своего государства на северо-восток за Рейн, и можно предположить, что именно его активностью обязаны своим появлением в это время первоначальные редакции «Алеманнской правды» (PactusAlamannorum) и «Баварской правды» (Lex Baiuvariorum). Наконец, он поддерживал активные дипломатические сношения с Византийской империей, с императором которой Ираклием (610–641) заключил около 630 г. «вечный мир» и договаривался о совместных действиях против славян. Будет Дагоберт воевать и с государством Само – раннесредневековым государственным образованием славян, располагавшимся на территории современных Чехии, Нижней Австрии, отчасти Силезии, Словакии и Словении.

Наконец, двор Дагоберта задолго до придворной Академии Карла Великого стал плавильным котлом, в вареве которого, переплавляясь и трансформируясь, зарождалась средневековая Франция. Именно здесь потомки галло-римлян окончательно вливались в состав франкской общности, а франки заканчивали свой путь романизации в языковом, религиозном и культурном отношении.

Наибольший же след в памяти крайне религиозных людей средневековья оставил он благодаря тому, что в его правление, согласно устоявшемуся позже преданию, были обретены святые мощи мученика Дионисия и на месте их нахождения основано парижское аббатство Сен-Дени. Ко времени его правления действительно относится строительство или, скорее, масштабное обновление и украшение здания церкви Сен-Дени, где он и был впоследствии погребен, а чуть позже его смерти, в середине VIII в. произошло и формирование знаменитого аббатства.

Окончательно образ святого короля, основателя аббатства и строителя базилики Сен-Дени был закреплен позже. В 835 г. аббат Сен-Дени Хильдун и монах Хинкмар создали труд, названный Gesta Dagoberti — «Деяния Дагоберта», в котором, прославляя святых Дионисия, Рустика и Елевферия, не обошли вниманием и почтением также не отличавшегося святым нравом при жизни Дагоберта I (достаточно вспомнить его многочисленных наложниц, перечень которых по утверждению автора фредегаровой «Хроники», даже не стоит приводить, поскольку он неимоверно обширен). Именно здесь впервые появился сюжет, повествующий о спасении короля из лап бесов, увлекавших его в ад после смерти, святыми Дионисием, Маврикием и Мартином, который был ими взят якобы из хартии святого Авдуена.

В XIII в. автор «Больших французских хроник» воспроизвел эту красивую благочестивую легенду уже в переложении с латыни на французский язык. В ней сказано, что в день смерти короля некий отшельник узрел «в море… толпу бесов, увлекавших, словно в лодке, душу короля Дагоберта; они жестоко ее били и мучили и тянули прямо в жерло Вулкана. Но он беспрестанно кричал и звал на помощь трех святых из Рая – святого Дионисия Французского, мученика, святого Мартина и святого Маврикия… и потом стало видно, как эти трое славных святых, которых он звал на помощь, спускаются, в сиянии и облаченные в белые одежды. «Они явились мне, – говорит отшельник, – и я в великом страхе спросил их… кто они такие, и они ответили, что они те, кого призывал Дагоберт для избавления: Дионисий, Маврикий и Мартин, и что они спустились, чтобы освободить его из рук бесов и потом принести на лоно святого Авраама. После этого они покинули меня, подлетели к врагам, отобрали у них душу, истерзанную угрозами и побоями, и унесли ее к вящей радости Рая…». Эта легенда отражена в двух выразительных, тонко передающих дух и движение происходящего скульптурных композициях на центральной части памятника, воздвигнутого в базилике Сен-Дени в XIII в. по распоряжению другого поистине благочестивого французского короля Людовика IX Святого (1226–1270). Пожалуй, это пышное надгробие может считаться одним из лучших символических памятников по всей меровингской эпохе в истории Франции.

Дальнейшая история королей династии Меровингов не представляет никакого существенного интереса. Ведь именно с 639 г. после смерти Дагоберта I династия начинает стремительно и бесповоротно вырождаться. Начинается так называемая эпоха «ленивых королей», когда, по словам биографа Карла Великого Эйнгарда, меровингские короли не имели уже никакой реальной власти и лишь покорно выполняли чужую волю. Настоящая политическая жизнь кипела в стороне от меровингских королей (хотя их формальный статус активно использовали), и тон ей задавали представители местной региональной знати во главе с майордомами.

Весьма показательной историей этого времени стала попытка замещения законного наследника королевской власти сыном одного из могущественных майордомов, произошедшая после смерти короля Австразии Сигиберта III (632–656). Согласно завещанию этого правителя престол должен был перейти к его малолетнему сыну Дагоберту II, опека над которым была поручена наследственному майордому из могущественной династии Пипинидов, сыну Пипина I Ланденского Гримоальду. Однако майордом решил поступить иначе и навязать королю свою игру. Для этого он вначале принудил Сигиберта III усыновить сына майордома, который при усыновлении даже сменил имя, приняв одно из родовых меровингских имен и став Хильдебертом. Когда же Сигиберт III умер, то Гримоальд постриг законного наследника Дагоберта II в монахи и выслал в далекую Ирландию, а королем был провозглашен «Хильдеберт III». Комбинация была разыграна эффектно, беззастенчиво и неприкрыто, и, возможно, уже тогда династия Меровингов сменилась бы новой, если бы не возмущение произошедшим со стороны недовольных политикой майордома Гримоальда представителей австразийской знати. Оно позволило вмешаться в дела Австразии майордому Нейстрии Эброину, правившему там под прикрытием службы нейстрийскому королю Хлотарю III (657–673). Гримоальд и «Хильдеберт III» были в 662 г. захвачены в плен. И зарвавшегося австразийского майордома казнили. Видимо, неудача этой узурпации, а также инерция традиции, согласно которой быть королем мог только представитель рода Меровингов, отсрочили падение династии еще почти на столетие.

Борьба за единство королевства велась теперь не королями-Меровингами, а их майордомами. И победителем из нее в 687 г. вышел майордом Австразии Пипин Геристальский (687–714), который был внуком Пипина Ланденского и епископа Арнульфа Мецского, а свое прозвище получил по одному из своих имений. В битве при селении Тертри (неподалеку от Сент-Кантена, города в регионе О-де-Франс на правом берегу Соммы в 150 км к северо-востоку от Парижа) он победил майордома Нейстрии Бертерия, правившего от имени короля Теудериха III (675–691). «Тогда поднялся Пипин Австразийский, собрал большую армию и двинул войска против короля Теудериха и Берхара. Когда же сошлись они друг с другом в битве у местечка Тертри и сражались, то обратился в бегство король Теудерих вместе со своим майордомом Берхаром. Пипин остался победителем… Пипин принялся осуществлять собственное правление как майордом короля Теудериха. Он завладел казной и, оставив при Теудерихе одного из своих людей, некоего Нордеберта, возвратился в Австразию», – сообщает «Книга истории франков». «После этого Пипин принял короля Теудериха и управляя всеми королевскими дворцами, остался в Австразии», – говорит об этом событии также фредегарова «Хроника».

Таким образом, захватив короля в плен, Пипин вынудил его провозгласить себя майордомом всего Франкского королевства, приняв титул dux et princeps Francorum. «Пипин, отправив короля Теудериха в его королевскую виллу Монмак на Уазе, где его содержали с почетом и уважением, сам стал править королевством франков», – сказано об этом в «Анналах Меца». И даже если сама победа в битве при Тертри в 687 г. не имела в усилении положения майордома Австразии решающего значения, его последующая деятельность с опорой на Австразию и многочисленные монастыри австразийско-нейстрийского пограничья позволила ему окончательно утвердить свою власть. Лишь для проформы Пипин Геристальский посадил отдельных майордомов в Нейстрии (там эту должность занял его зять) и в Бургундии (здесь он правил через своих сыновей). С этого времени окончательно правили майордомы, а короли лишь освящали своим присутствием их политику, будучи в реальности заложниками обстоятельств и послушными марионетками в руках могущественной династии майордомов.

Неизвестна даже точная династическая линия Меровингов с начала VIII в. Ведь теперь авторы хроник больше интересуются генеалогией и деятельностью тех, в чьих руках находится реальная политическая власть, то есть майордомов. Лучше всего положение последних королей династии Меровингов передает все тот же Эйнгард: «Кроме пустого титула и скудного содержания, которое определял ему майордом, имел он всего лишь одно, да и то крошечное, поместье, служившее ему жилищем и поставлявшее немногочисленную прислугу. Куда бы король ни отправлялся, он ехал в повозке, запряженной, по деревенскому обычаю, парой волов, которыми правил пастух. Так ездил он во дворец, на народные собрания, проводимые ежегодно для пользы государства, и так же возвращался домой. Об управлении же королевством и обо всех внутренних и внешних делах заботился майордом».

Впрочем, читая эти строки, следует учитывать, что писал их историк, прославляющий уже следующую династию – Каролингов, нуждавшийся в создании «черной легенды» о безвольности последних правителей династии Меровингов, которая оправдывала произошедшую смену династии. Гораздо вероятнее предположить, что сама система правления последних Меровингов была достаточно традиционной и устойчивой, восходя корнями к сложившимся на рубеже VI–VII вв. традициям. Она представляется нам неэффективной лишь сквозь призму новых, введенных уже Каролингами форм управления государством, в особенности последующего блистательного правления Карла Великого, и, в немалой степени, созданных позже источников. Были, впрочем, и вполне реальные причины, которые вели к ослаблению власти королей династии Меровингов.

Так, с уходом из жизни Дагоберта I надолго ушла в прошлое эпоха великих франкских завоевательных походов, позволявших добывать трофеи и богатую дань с покоренных народов, обеспечивавшие королям-победителям не только славу, но и верность подданных. Оскудела казна, утратившая доходы с растащенных земельными магнатами в родовую собственность земель государственного фиска. Немалую часть бывших государственных налоговых поступлений досталась и Церкви. Даже взимание штрафов или чеканка монеты не были теперь исключительной королевской прерогативой, и все чаще этим занимались местные магнаты и церковные учреждения. Давал о себе знать и упадок городской жизни, существенно снизивший поступления в королевскую казну за счет косвенных налогов.

Когда в 737 г. умер очередной безвестный меровингский король, бывший тогда майордомом знаменитый Карл Мартелл и вовсе не стал назначать на его место нового формального монарха. И целых шесть лет, вплоть до 743 г. франки прожили вовсе без королевской власти. Точнее, под давно уже привычной им властью майордомов. Сыновья Карла Мартелла Карломан и Пипин вернулись к старой традиции возведения на престол королей из дома Меровингов и короновали в 743 г. последнего из них – некоего Хильдерика III (743–751), который в одной из сохранившихся грамот так подобострастно обращался к своему могущественному майордому и, значит, подчиненному, слуге: «Хильдерик, король франков, вельможному Карломану, который посадил нас на трон». Впрочем, все давно уже перевернулось, и слугами были сами короли, которыми повелевали майордомы. Не удивительно поэтому, что Хильдерик III, послушно воле своего господина, позволил постричь себя в монахи, и нисколько не сопротивлялся тому, что Пипин Короткий был с благословения Папы Римского Захария (741–752) коронован как франкский король. Династия Меровингов сменилась династией Каролингов.

Заметный отечественный медиевист ХІХ в. харьковский профессор Василий Карлович Надлер (1840–1894) так охарактеризовал связь Меровингской монархии и Каролингской империи в своих изданных в 1887 г. в виде литографированного курса «Лекциях по истории средних веков»: «Каролингская империя была естественным продолжением предшествовавшей ей монархии меровингской… Единственное различие между прежними и новыми порядками заключается в тех христианских идеях, которые лежали в основании монархии Карла Великого». Действительно, династия Каролингов выросла на плодотворной почве, возделанной и удобренной меровингскими королями. И даже если сама династия Меровингов в итоге выродилась и сошла с исторической арены, в самом ее угасании проявлялись живительные силы, питающие росток нового общества и нового государства. Так в живой природе завершается биологический цикл одного организма, чтобы его плоть произвела живительные соки для зарождения, питания и развития другого организма – нового, молодого и сильного. В случае с государством Каролингов этот организм оказался к тому же и блистательным, превзойдя и затмив своего отошедшего в вечность предшественника.

Монжуа! Подоплека военных успехов Шарлеманя

 
Карл, сей блистательный вождь,
похвалы непрестанной достоин.
…
Против язычников Карл в бой водил непрестанно дружины,
И покорялись Христу кровожадные прежде народы.
Тот, кто Владыке Громов добровольно служить соглашался,
В прежних пределах живя, становился союзником Карлу,
А непокорным велел Карл свое государство покинуть.
…
Много история нам сохранила рассказов правдивых
Про племена, что твой дед покорил и умом, и оружьем.
 

Песнь о начале и происхождении народа франков

(пер. М. Р. Ненароковой)

 
Король наш Карл, великий император,
Провоевал семь лет в стране испанской,
Весь этот горный край до моря занял,
Взял приступом все города и замки,
Поверг их стены и разрушил башни.
Не сдали только Сарагосу мавры.
Марсилий-нехристь там царит всевластно,
Чтит Магомета, Аполлена славит,
Но не уйдет он от господней кары.
                                                 Аой!
 

Пень о Роланде

 
Щит королевства был Карл, надежный оплот благочестья.
Свято законы он чтил, гневно злодейство карал.
Был он обличьем прекрасен, отважен, высокого рода,
В помыслах благочестив, счастлив, и чтим, и могуч.
Не уставала молва величать его и славословить
Славе, нетленной навек, славных деяний его.
Пусть та молва королю наивысшею славою будет:
Выше престолов молва, слава же – выше молвы.
 

Песнь о предательстве Гвенона

Первая половина – середина VIII в. стала в истории Франкского королевства эпохой великих испытаний и не менее грандиозных трансформаций, в которых из одного из варварских королевств рождалась вначале империя, а вместе и отчасти вслед за ней и средневековая Франция. Эти вызовы и преобразования оказались связаны с именами могильщиков старой династии Меровингов и основателей новой династии Каролингов Пипина IΙ Геристальского (687–714), Карла Мартелла (714–741) и Пипина ІIІ Короткого (741–751/751–768). Вызовы, с которыми пришлось столкнуться каждому из них, были опасными и разрушительными для всего государства франков, и не найди они тогда ответов, адекватных требованиям времени, история всей Европы могла оказаться совсем иной. Если бы Пипин Ι Геристальский вовремя не объединил в своих руках всю власть в Regnum Francorum, контролируя, за исключением Аквитании, все его части, а его сын-бастард Карл Молот не отразил, опираясь на объединенные силы франков, нависшую с юга, из-за Пиренеев, арабскую опасность, то, вполне возможно, мы писали бы не о единой христианской Европе, но о великом мусульманском мире, раскинувшемся от Индии до Ла-Манша. И кто знает, где бы остановилось победоносное шествие зеленого знамени ислама? Смогла бы устоять Византия, если опасный враг подошел к ее владениям не только с востока, но и с запада? Какую веру избрала в Х в. оформлявшаяся варягами в подобие государственного образования Русь и кто, в итоге, пересек бы на быстроходных парусных судах Атлантический океан?

Успехи военных побед Карла Мартелла, равно как и победных походов его внука Карла Великого, начали коваться именно в правление майордома всего Франкского королевства, dux et princeps Francorum, Пипина Ι Геристальского. Сама уже победа в битве при Тертри в 687 г. была обусловлена особенностями социально-экономического развития Австразии, в которой дольше всего сохранялось свободное общинное землевладение, а значит и основа для народного ополчения, многочисленного войска высокомотивированных пехотинцев, стремившихся обрести добычу и славу в бою.

Тогда как в Нейстрии майордом вынужден был искать поддержки нескольких соперничавших между собой знатных родов, каждый из которых обладал собственным войском и мог приводить его на войну по собственному желанию, австразийский майордом имел возможность встать во главе не зависевшего от сиюминутных интересов знати племенного воинства и выдвинуть его в поход. Свободные воины-общинники Австразии видели в майордоме общего военного вождя, подобного тому, каким некогда был Хлодвиг, тогда как предводительствовавшие собственными военными отрядами магнаты Нейстрии чувствовали в усилении чьей-либо власти, в том числе и даже, прежде всего, власти рода майордома, угрозу собственным позициям. Поэтому там, где майордом Австразии находил всеобщее доверие и поддержку, его нейстрийскому коллеге приходилось иметь дело с запутанным клубком личных интересов, разногласий и кривотолков аристократов, которые стремились использовать собственные вооруженные силы исключительно в частных, родовых интересах.

О том, что нейстрийская знать колебалась в своих противоречивых интересах, хорошо свидетельствует «Книга истории франков», так описывающая выборы майордома Нейстрии, ставшего впоследствии соперником Пипина Ι Геристальского на поле битвы при Тертри: «Франки же были различных мнений и колебались туда-сюда. В конце концов, будучи все еще не едины во мнениях, они, к несчастью, набрели на Берхара, невзрачного, неумного и неспособного к совету мужа и определили его майордомом». Еще более интересно сообщение продолжателя «Хроники» Фредегара, сообщающего, что многие представители знатных родов Нейстрии отложились от собственного короля и майордома и завязали сношения с австразийцами в готовности переметнуться на их сторону: «В то же время умер упомянутый майордом Варатон. У него была знатная и деятельная жена Ансфельда, зять которой Берхар, принял достоинство майордома дворца. Он был низкого роста, посредственной сообразительности, легкомыслен и пылок, расположение и советы франков всегда презирал. Вознегодовав, франки Авдорамн, Реол и многие другие покинули Берхара, обменялись заложниками с Пипином, утвердили с ним дружбу и стали науськивать его против Берхара и остальной части франков». Австразийская знать была гораздо слабее, вынужденной покориться силе своего гегемона, бывшего одновременно и важнейшим государственным чиновником, и главой наиболее могущественного семейства страны – мощного рода Пипинидов-Арнульфингов. Не удивительно вследствие этого, что внутренне единое австразийское войско, всецело поддерживавшее своего герцога-майордома, одержало в итоге победу над разобщенной армией из отрядов нейстрийской знати.

Итак, как сообщает продолжатель «Хроники» Фредегара, «Пипин собрал войско, выдвинулся из Австразии и пошел войной против короля Теодерика и Берхара. Они встретились у города Сен-Кантен и в местечке Тертри сошлись в битве друг с другом. Когда Пипин с австразийцами стали одерживать верх, король Теодерих с Берехаром обратились в бегство. Пипин вышел победителем, преследовал их и покорил страну».

Майордом Австразии смог сполна воспользоваться результатами своей победы, по-своему не менее значимой, чем сражение Хлодвига с Сиагрием в 486 г. И если битва двухвековой давности утвердила франкское владычество над ядром Галлии и благоприятствовала созданию Франкского королевства, то брань 687 г. позволила постепенно объединить под единым владычеством разобщенные части этой державы франков и, в итоге, передать ее в целостном виде от династии Меровингов династии Каролингов.

Пипин стал «первым майордомом королевства» (coepit esse principale regimine maiordomus), по определению «Книги истории франков», или же «майордомом всего королевства франков» (Pippinus Auster maior domus regiae principatum Francorum suscepit), по словам Анналов монастыря св. Германа. Был у победной баталии Пипина II и иной, не менее значимый результат: окончательное осознание того, что всевластие местных магнатов, пекущихся лишь о собственной выгоде и интересах, способно лишь подрывать центральную власть в королевстве.

Следующие годы своего правления майордом Пипин II проведет в активной деятельности по насаждению в государстве франков собственной власти с опорой на верных ему людей, прежде всего родственников, назначавшихся на ключевые посты во всех регионах обширной страны. При этом верность назначенцев обеспечивалась, судя по всему, не только родовыми связями, но и крупными земельными пожалованиями, предоставлявшимися на условиях личной преданности. Видимо, уже на рубеже VII–VIII вв. можно говорить о начале складывания системы вассально-сеньорильных отношений, когда получение того или иного владения было непременно связано с обязательствами по выполнению тех или иных повинностей или, скорее, служб по отношению к сюзерену-жалователю. Это было крайне важно, поскольку именно бездумная раздача земель представителям знати, не накладывавшая практически никаких обязанностей по отношению к дарителю, помимо эфемерной и мимолетной благодарности, стали одной из важнейших причин ослабления королей из династии Меровингов в десятилетие после смерти Дагоберта I (629–639 гг.). Транжирство привело к окончательному исчерпанию земель государственного фиска, причем, лишив казну доходов, не дав королю преданных и верных сторонников. Знать, присваивавшая себе имения силой, хитростью, коварством и достигавшимися в сложных переговорах соглашениями, воспринимала дарения и уступки со стороны слабых королей как должное и не считала себя связанной какими-либо условностями ни по отношению друг к другу, ни относительно королевской власти.

Собственно говоря, установившиеся в течение середины – второй половины VIII в. династии майордомов сами оказались наибольшими выгодоприобретателями в сложившейся ситуации. Ведь помимо получения наибольших земельных владений, закреплявшихся за их родами, они также, по сути, приватизировали контроль над королями династии Меровингов. Однако система, выгодная для знатных родов, была гибельной для державы, и по мере осознания и принятия майордомами своей новой роли фактических правителей «долевых королевств» государства франков, они начинали с ней бороться.

С особой активностью устранение старых устоявшихся порядков и насаждение новых практик должно было начаться после объединения страны Пипином II Геристальским в 687 г. Оно открывало немалые возможности для перераспределения земельного фонда в пользу нового фактического правителя объединенного королевства, который мог конфисковать владения у своих врагов, проигравших в битве при Тертри, и перераспределять их в пользу своих сторонников, одновременно требуя от последних выполнения тех или иных, но вполне определенных обязательств. Видимо, так и произошло, хотя свидетельства источников по этому поводу крайне обрывочны и туманны. С определенной уверенностью можно проследить лишь назначение на ключевые государственные посты ближайших родственников, а также активную опору майордома-победителя на монастыри, такие как Сен-Вандриль, Жюмежье, Нивель, Лобб, Сен-Арнульф, Отвийе, Мутье-ан-Дер, Туссонвал и другие.

Поддержка со стороны Церкви обеспечивала Пипину Ι необходимый пропагандистский ресурс, тогда как наличие в его руках реального земельного фонда и слава триумфатора позволяла сосредоточить на себе чувства верности и преданности, получаемые взамен за вознаграждение. Оставалось лишь преобразовать эти чувства в конкретные, четко оговоренные обязательства, а также гарантировать их сохранение по отношению не только лично к самому Пипину Ι, но и к его наследнику. Эти две задачи были непростыми, однако, как показала история, возвысившейся династии майордомов удалось в итоге с ними справиться.

Отдельно следует упомянуть еще об одном важном аспекте, который стал очевиден к концу VII – началу VIII вв. и мог быть выявлен и осознан современниками в битве при Тертри в 687 г., либо, скорее, в целом ряде чуть более ранних и несколько более поздних сражений. Речь о стремительно возросшем к этому времени значении конницы на полях сражений.