Текст книги "Загадки истории. Франкская империя Карла Великого"

Признание императорского титула Карла Великого василевсом Византии Михаилом I (811–823) произошло в 811 г., и слон Абу-ль-Аббас не дожил до этого момента совсем немного. Он, подобно шахматной фигуре, сыграл свою заметную роль в тонкой партии, разыгрывавшейся франкским монархом, по меньшей мере, в течение пятнадцати долгих лет. Напоминанием о его роли служит замечательная шахматная фигурка слона из так называемых «Шахмат Карла Великого», хранящихся в Кабинете медалей, монет и памятников древности Национальной библиотеки Франции. И хотя современная наука давно опровергла традиционное представление о том, что эти шахматы принадлежали Карлу Великому и были подарены ему Харун ар-Рашидом, и датирует их создание 1080–1090 гг., маленькая фигурка из слоновой кости все равно вызывает в памяти просвещенного европейца образ белого слона Абу-ль-Аббаса и его выдающегося хозяина Карла Великого, который, несомненно, смог бы по достоинству оценить такой царский подарок и стал бы замечательным шахматистом, если бы эта восточная стратегическая настольная игра попала в Европу уже во время его правления. По крайней мере, ходить слоном он умел мастерски.

«Рим золотой обновлен и опять возродился для мира», или Мистическое таинство Каролингского Возрождения

 
Любит поэтов Давид – Давид есть слава поэтов.
Хочет Давид окружить себя сонмом премудрых ученых,
Чтобы дворец его стал все искусств и красою, и славой,
Чтобы в усердных умах обновилась древняя мудрость.
Любит поэтов Давид – Давид есть слава поэтов.
Зиждет строенье свое Давид на камне высоком,
Чтобы блаженный чертог Христу был обителью прочной.
Счастлив Давид своею рукой воздвигать его стены,
Дабы возвысился храм высокопрестольному Богу.
 

Ангильберт. Эклога к королю Карлу

(пер. М. Л. Гаспарова)

…прославленный Карл видел, что науки во всем его государстве процветают, но все же очень огорчался, что плоды их еще не столь созрели, как при прежних отцах церкви, хотя он и прилагал к тому прямо нечеловеческие усилия.

Ноткер Заика. Деяния Карла Великого

(пер. Т. И. Кузнецовой)

 
Пусть в этой келье сидят переписчики Божьего слова
И сочинений святых достопочтенных отцов;
Пусть берегутся они предерзко вносить добавленья,
Дерзкой небрежностью пусть не погрешает рука.
Верную рукопись пусть поищут себе поприлежней,
Где по неложной тропе шло неизменно перо.
Точкою иль запятой пусть смысл пояснят без ошибки,
Знак препинанья любой ставят на месте своем,
Чтобы чтецу не пришлось сбиваться иль смолкнуть нежданно,
Братье читая честной или толпе прихожан.
Нет благородней труда, чем работать над книгой святою,
И переписчик свою будет награду иметь.
Лучше книги писать, чем растить виноградные лозы:
Трудится ради души первый, ради чрева – второй.
Мудрости древней и новой учителем сведущим станет,
Кто сочинения прочтет достопочтенных отцов.
 

Алкуин. Надпись на помещении для переписывания книг

(пер. С. С. Аверинцева)

На время правления Карла Великого пришлись глубочайшие трансформации во всех сферах жизни франков и других народов, вошедших в обширное Франкское государство, бывшее империй по своей сути уже с 780-х гг. и ставшее империей по названию в 800 г. Изменилось территориально-государственное устройство, структура общества, система государственного управления, были проведены земельная и военная реформы, менялось положение Церкви в государстве и многое другое. Однако особое место в системе реформ великого франкского правителя заняли культурные преобразования в его государстве, получившие название Каролингского Возрождения. Это определение прочно закрепилось в исторической науке за периодом интеллектуального и культурного подъема в Западной Европе последней трети VIII – середины IX в. – эпохой правления королей и императоров франков Карла Великого (768–814), Людовика Благочестивого (814–840) и Карла II Лысого (843–877). В этот период происходит подъем интереса к античной культуре, предпринимаются попытки ее, насколько это возможно, «возродить», и, тем самым, «обновить» современную Каролингам культуру.

Культурный подъем конца VIII – середины IX в. был связан с двумя задачами, первая из которых более понятна человеку эпохи Средневековья, вторая же очевидна людям Нового времени. Впрочем, обе они были тесно связаны между собой и направлены, по сути, на одно и то же, и несколько отличается лишь объяснение происходившего в сознании Карла Великого и его современников и представлении человека ХХ – XXI веков. Современному человеку очевидно, что значительно усилившееся и переросшее в империю франкское королевство остро нуждалось в образованных кадрах, которые стали бы прочной опорой в проводимой Карлом Великим политике. Грамотные, подготовленные управленцы, способные распределить и собрать, а после сосчитать собранные налоги, расписать и проконтролировать выполнение повинностей, обеспечить призыв в войско и справедливое судопроизводство, равно как и всецелое исполнение многочисленных капитуляриев Карла Великого, были крайне необходимы для управления обширной страной. Если при дворе вокруг короля и в меровингское время можно было найти нескольких (много если больше десяти) образованных и подготовленных интеллектуалов, то в регионах государства ситуация была поистине катастрофической. Достаточно развитая система античного городского светского образования, остатки которой все еще кое-где теплились в Галлии в VI в., пришла в окончательный упадок в течение VII – середины VIII вв. Единственным очагом, обеспечивавшим подобие преемственности с античной культурой и позволявшим поддерживать определенный уровень образования, оставалась Церковь. Впрочем, и там школьная наука едва теплилась и неминуемо угасла бы, если бы не Карл Великий, твердой рукой взявшийся за ее возрождение. Полуграмотные священники едва умели разобрать текст Священного Писания, а то и вовсе не умели ни читать, ни писать, заучивали литургию наизусть и допускали в службе чудовищные ошибки. По свидетельству источников, некий баварский священник, вконец запутавшись в окончаниях латинских падежей, благословлял свою паству не «во имя Отца и Сына» (in nomine Patris et Filii), а «во имя родины и дочери» (in nomine patriae et filiae). Лишь наиболее образованные, попросту грамотные из них могли без грубых ошибок составить связный текст. Давно ушли в прошлое те времена позднеантичной-раннесредневековой позднеримской и франкской Галлии V–VI вв., когда многие епископы, выходцы из знатных аристократических фамилий, могли похвастаться глубоким знанием античной культуры и умело, уверенно руководили целыми городскими общинами, выходя победителями из конфликтов даже с королевской властью. Их более поздние преемники едва управлялись с основами церковных служб и ведением собственных хозяйств, все более приходивших в упадок вслед за уровнем образования.

Именно с такой ситуацией пришлось столкнуться Карлу Великому в начале его правления, когда он начал постепенно осознавать свою главную задачу – построение священного града Божьего на земле, обустройство справедливого христианского общества согласно святым заповедям Господа Иисуса Христа. Именно так осознавал главную цель своей деятельности франкский правитель, преломляя ее понимание сквозь характерное его эпохе религиозное сознание. Вверенное ему Богом царство следовало должным образом переобустроить и подготовить к уже близкому в его представлении и представлении его современников Страшному Суду и наступлению жизни вечной в Царстве Небесном. Для этого нужно было твердо наставить подданных в христианской вере, утвердить нормы морали, а, следовательно, предварительно поднять и общий интеллектуальный уровень. Именно для этого франкский правитель издавал капитулярии, нередко более похожие на проповеди и наставления святых Отцов церкви, поскольку королю приходилось брать на себя то, с чем современная ему франкская Церковь была явно не в состоянии справиться сама. С теми священнослужителями, которые массово достались Карлу Великому от предыдущей эпохи, построение царства Господа было невозможно. И потому король франков истово взялся, прежде всего, за их обучение и наставление, чтобы потом уже через них, их службы и проповеди наставить в вере Христовой и всех мирян – подданных своей обширной державы.

Таким образом, распространенное представление о том, что Карл обратился к Церкви за грамотными образованными кадрами для организации стройного государственного управления оказывается глубоко ошибочным, по меньшей мере, по двум причинам. Во-первых, не сугубо светское управление, столь понятное современному нам человеку, было главной целью франкского правителя. В его представлении вся его государственническая деятельность была лишь приготовлением к скорому наступлению Царства Божия. Следовательно, построение хорошо управляемой, организованной и процветающей империи, распространение ее власти на другие народы далеко не самоцель. Это лишь средство для создания необходимых условий, которым должно удовлетворять христианское общество накануне Страшного Суда, залог его будущего Спасения. А значит, не светское владычество в бренном мире было целью реформ Карла Великого. Он обращался к Церкви не за грамотными светскими управленцами, а совершенно за иным: за христианским наставлением, за руководством паствой на пути к истинной вере. В его представлении главным законом государства было Священное Писание и его заповеди, все остальные законодательные предписания имели лишь уточняющий, детализирующий, вспомогательный, а потому второстепенный, преходящий, временный и, можно даже сказать, сугубо технический характер.

Второе заблуждение состоит в том, что франкская Церковь середины VIII в. была способна предоставить Карлу Великому столь необходимых ему грамотных священников, пусть, как мы выяснили, в первую очередь не для организации светского управления, но для наставления верующих. На самом деле все обстояло совершенно противоположным образом. Король франков не обратился к Церкви за грамотными клириками. Наоборот, он обратил свой взор на безграмотных клириков и решительно взялся за их образование для того, чтобы привести в порядок основательно деградировавшую во франкском государстве Церковь, которая, подчеркнем еще раз, также была для него далеко не самоцелью, а лишь средством, используя которое, можно было выполнить свое главное предназначение по возведению справедливого общества во имя общего высшего блага, понимавшегося прежде всего как Спасение. Именно поэтому Карл Великий пошел в Церковь.

Она была для него не источником грамотности, а заржавевшим, с натугой и сбоями работавшим механизмом, который нужно было исправить и наладить, щедро смазав его шестерни маслом грамотности и образования, чтобы он смог в полную силу выполнить возложенную на него великую задачу. О том, что дело обстояло именно так, хорошо свидетельствуют многочисленные официальные документы, который активно выходили из королевской канцелярии, уже начиная с первых лет правления Карла Великого. Так, приблизительно 770 г. датируется капитулярий, в котором сказано: «Священники, которые не знают, как правильно исполнять свое служение, и не пекутся о том, чтобы усердно учиться, согласно предписанию своих епископов… должны быть отстранены от своей должности до тех пор, пока они полностью не исправятся. И если кто-либо будет пренебрегать тем, чтобы учиться, несмотря на частые увещевания своего епископа овладевать знанием, пусть окончательно будет отстранен от своей должности и покинет церковь, которую он держит, поскольку те, кто не знает Закона Божьего, не могут проповедовать и возвещать другим».

Тема нашла свое развитие в знаменитом «Капитулярии о занятиях науками» или послании «О насаждении учености» (De litteris colendis), которое вначале предназначалось для аббата монастыря Фульда, но затем было разослано всем аббатам и епископам королевства франков. Датируемое временем между 780–800 гг.: «… совместно с верными нашими признали мы полезным, чтобы в епископствах и монастырях, христовым попечением нам вверенным для управления, помимо соблюдения уставов монашеской жизни…, прилежали и в обучении наукам каждого, кто по мере своих способностей, с Божьей помощью, сможет учиться. Ибо поскольку соблюдение монастырских уставов хранит чистоту нравов, постольку обучение и учение устраивает и украшает слова речи. Поэтому те, кои стремятся угодить Богу праведной жизнью, пусть не пренебрегают угождать ему также и правильной речью… Поэтому каждому следует знать, что хочет он делать, дабы чем более хвалениям всемогущему Богу, воздаваемым без опасности впасть в ошибки, споспешествовал бы язык, тем плодотворнее сознавала бы душа то, что должна делать. Ибо, если все люди обязаны избегать ложного, то, тем более, следует, по мере возможности, делать это тем, кои для того только и избраны, чтобы исключительно служит истине. <…>

Посему увещеваем вас: не только не пренебрегайте обучением наукам, но смиренно и с угодным Богу тщанием ревностно им обучайтесь, дабы вы могли легче и правильнее постигать тайны священного писания. Так как на страницах книг священных встречаются образы, тропы и тому подобное, то, без сомнения, тем скорее каждый читающий уразумеет это духовно, чем лучше будет он предварительно наставлен в науках. Но избирать для этого дела следует таких мужей, кои, имея желание и возможность учиться, имеют вместе с тем желание и с другими делиться познаниями. И все это должно совершаться со столь же благочестивым намерением, с коим и мы это предписываем. Ибо желаем, чтобы вы, как прилично то воинам церкви, были внутренне благочестивы и внешне учены, чисты доброю жизнью и искушены в доброй речи…».

Составленное около 787 г. «Письмо об усердном насаждении грамотности» (Epistola de litteris colendis) поднимало тему общей грамотности священников, нарекая на ее крайне низкий уровень: «В последние годы к нам неоднократно доставлялись письма из разных монастырей, и в этих письмах говорилось, что братия, в тех монастырях пребывающая, поминает нас в своих святых и благочестивых молитвах. В большинстве упомянутых писем мы нашли смысл верный, но речь неправильную; так как речь их необработанная вследствие небрежного учения, не в состоянии была выразить безошибочно то, что правильно диктовало ей внутреннее благочестивое чувство. Откуда появилось в нас опасение, что, может быть (для тех, кто обнаруживает так мало навыка в письме), понимание смысла Священного Писания еще менее доступно (чем письмо). А всем нам хорошо известно, что, как бы ни были опасны ошибки словесные, еще опаснее ошибки в понимании смысла слов». Карл Великий выказывал обоснованную обеспокоенность сложившейся ситуацией, считая, что безграмотные священники неспособны должным образом наставлять паству, а значит, и вести ее к Спасению, выполняя тем самым главную задачу государственного строительства франкской державы.

Наконец в так называемом «Общем увещевании» (или «Всеобщем предостережении» – Admonitio generalis), датированном 789 г., Карл Великий не только призывает клириков к повышению их собственной грамотности, «чтобы таким образом ваш свет заблистал на лицах людей», но и излагает программу, согласно которой образование должно было распространяться в пределах всей страны, причем не ограничиваясь лишь будущими клириками: «Пусть существуют школы, чтобы учить мальчиков читать, пусть в каждом монастыре, в каждой епархии обучают псалмам, нотам, пению, счету, грамматике. Пусть святые книги пройдут тщательное исправление, ибо часто бывает, что некоторые, желая молиться Богу, плохо молятся по неисправным книгам. И не дозволяйте мальчикам вашим портить их при чтении и письме. Если же будет надобность переписать евангелие, псалтирь или молитвенник, пусть переписывают их со всяким тщанием люди зрелого возраста…».

В изданном год спустя документе франкский король особо упоминает об ответственности Церкви за руководство повседневной жизнью мирян и особом значении образованности священников в связи с этим: «Нам кажется полезным, чтобы епископства и монастыри, руководство которыми нам доверено по милости Христа, занимаясь упорядочиванием текущей жизни и поведения, отвечающего святой религии, посвящали бы также свое время изучению Священного Писания и служению тем, кто с Божьей помощью готов отдать себя этим занятиям».

Как хорошо видно из приведенной цитаты, Карл выстраивал систему реформ следующим образом. Он как монарх руководит Церковью, наполненной высокообразованными священниками, Церковь же через своих подготовленных и компетентных служителей наставляет мирян в истинной вере Христовой, обустраивает жизнь общества согласно заповедям Господним и, тем самым, обеспечивает его приготовление к Спасению после Страшного Суда. Упорядоченное управление государством и всеобщее земное благоденствие были при этом важными, но лишь сопутствующими факторами, неким внешним проявлением того, что правитель и Церковь успешно справляются с возложенной на них высокой миссией. Впрочем, в том же документе он высказывается об этом еще более откровенно: «Я говорю… что наш долг состоит в том, чтобы всегда и во всем следовать примеру святых, потому что мы должны собрать всех, кого только можем, чтобы повести их к праведной жизни в честь и славу Господа нашего Иисуса Христа».

Стремление распространить образование не только на священников и монахов проявилось затем и в ряде других документов, в частности, в капитулярии 802 г. предписывалось, «чтобы каждый свободный человек отправлял детей своих в школу, которую дети должны старательно посещать, пока они должным образом не обучатся». Сложно судить, насколько глубоким и распространенным по всем социальным слоям каролингского общества и регионам обширного государства Карла могло быть такое образование. Скорее всего, оно ограничивалось самыми элементарными знаниями: азами латинской грамматики, навыками чтения и письма, начальными основам простейшей арифметики в пределах сложения и вычитания, знанию псалмов и церковных песнопений. Каждый прихожанин должен был выучить наизусть молитвы «Верую» и «Отче наш», а также знать на память и уметь правильно петь Трисвятое (Sanctus Deus, Sanctus fortis, Sanctus immortalis, miserere nobis – «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас») и Малое славословие Пресвятой Троицы (Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto, sicut erat in principio, et nunc, et semper, et in saecula saeculorum. Amen – «Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, как было в начале, и ныне (сейчас), и присно (всегда), и во веки веков. Аминь»). В 794 г. Карл вменил в обязанность всем священникам учить народ основным истинам веры в святую Троицу, объяснять молитву и символ веры. Подобное требование повторяется не раз и в капитуляриях последующего времени: «Все миряне, под страхом наказаний, обязываются знать символ веры и молитву Господню. Те, которые не научатся этому, должны подвергаться наказаниям и посту до тех пор, пока не усвоят того и другого. Королевские посланцы (missi) и графы должны были зорко следить за приведением в исполнение этих распоряжений». Этим, собственно, базовое элементарное образование и ограничивалось, ведь его было вполне достаточно для нехитрой повседневной будничной деятельности, что самое главное для служения и прославления Господа в приуготовлении к жизни вечной. В остальном праведному мирянину для Церкви и верному подданному для правителя следовало неукоснительно соблюдать заповеди, чтить священнослужителей и уважать государственных чиновников, выполняя требования как тех, так и других.

Показательно, что для более эффективного действия этих постановлений Карл признал за национальным языком право на употребление его в церкви. Это было закреплено постановлениями Майнцского, Реймского и Турского соборов 813 г.: «Пусть священники постоянно убеждают христианский народ изучать Символ веры и Отче наш. Тех, которые пренебрегают этим, повелевает карать постом или иными наказаниями. Родители так же должны посылать своих детей в школу или монастыри, или вне их к пресвитерам, дабы они надлежащим образом изучали католический символ веры и Отче наш, так чтобы в состоянии были дома учить тому других; кто иначе не может, пусть учиться этому на родном языке». Конечно же, это не означало перевода на национальные языки латиноязычного богослужения или Священного Писания. По мнению участников Турского собора 813 г., народная речь должна была использоваться исключительно для разъяснения учения о вере, воскресении и будущем суде и тому подробном. Однако важным был уже сам факт признания возможности его применения. Своевременность этих мер всего три десятилетия спустя подтвердят знаменитые Страсбургские клятвы 14 февраля 842., произнесенные западнофранкским (французским) королем Карлом II Лысым (843–877) и его братом восточнофранкским (немецким) королем Людовиком II Немецким (843–886) на национальных языках подвластных им народов.

В социальном плане даже такое простейшее школьное образование было доступно лишь незначительной части подданных Карла Великого: отпрыскам знати, крупных и средних землевладельцев, немногочисленных купцов и зажиточных торговцев, горожан-ремесленников – практически все из которых были так или иначе завязаны на обслуживание повседневных нужд двора монарха, государственных структур, Церкви и социальной верхушки общества либо принимали то или иное (но не в качестве просто грубой рабочей силы) участие в крупных проектах Карла Великого. Только эта незначительная часть общества могла себе позволить не только изъять рабочие руки из хозяйства семьи, оставив в ней дополнительный голодный рот, но и, тем более, платить за обучение. Многочисленные же крестьяне, составлявшие подавляющее большинство общества того времени, были напрочь лишены доступа даже к таким простейшим по современным меркам азам школьной науки. Нельзя в этом плане не согласиться с утверждением известного харьковского историка-медиевиста Сергея Сорочана о том, что «Каролингское Возрождение было ограниченным и эта его ограниченность была предопределена тем, что оно отвечало неглубоким пока потребностям узкой социальной группы. Оно должно было обеспечить элементарной культурой прежде всего высших служащих».

При этом роль образования как важного средства улучшения своего социального и материального положения прекрасно осознавалась выходцами из социальных низов. Последний, наиболее поздний крупный представитель Каролингского Возрождения, библиотекарь Санкт-Галленского аббатства и учитель монастырской школы Ноткер Заика (840–912) в «Деяниях Карла Великого» приводит занимательный рассказ, свидетельствующий о том, что государственная образовательная программа является важным «социальным лифтом», позволявшим достигнуть высокого положения в обществе. Понимая это, мальчики из небогатых и незнатных семей прилежно учились, тогда как дети знати нередко пренебрегали образованием и не проявляли должного усердия, и без того имея возможность унаследовать должный социальный статус вместе с имуществом от своих родителей. «Вернувшись после долгого отсутствия в Галлию, – пишет Ноткер, – непобедимый Карл приказал, дабы явились к нему мальчики, которых он поручил Клименту, и представили ему свои письма и стихи. Дети среднего и низшего сословия, сверх ожидания, принесли работы, услащенные всеми приправами мудрости, знатные же представили убогие и нелепые. Тогда мудрейший Карл, подражая справедливости вечного судии, отделил хорошо трудившихся и, поставив их по правую руку от себя, обратился к ним с такими словами: «Я очень признателен вам, дети мои, за то, что вы постарались по мере сил своих выполнить мое приказание для вашей же пользы. Старайтесь же теперь достигнуть совершенства, и я дам вам великолепные епископства и монастыри, и вы всегда будете в моих глазах людьми, достойными уважения». Обратив затем свое лицо с видом величайшего порицания к стоящим слева и встревожив их совесть огненным взглядом, он бросил им, скорее прогремев, чем промолвив, такие вот грозные и насмешливые слова: «Вы, высокородные, вы, сынки знатных, вы, избалованные красавчики! Полагаясь на свое происхождение и состояние, вы пренебрегли моим повелением и своей доброй славой и с равнодушием отнеслись к образованию, предаваясь утехам, играм, лености и всяческим пустякам». После этого вступления он, вознеся к небу державную свою голову и непобедимую десницу, поразил их своей обычной клятвой: «Клянусь Царем Небесным, я ни во что не ставлю ваше знатное происхождение и смазливые лица – пусть восторгаются вами другие, но знайте одно: если вы немедленно не искупите прежней вашей беспечности неутомимым прилежанием, никогда никакой милости не дождаться вам от Карла!». Думается, при всей своей анекдотичности, этот рассказ Ноткера не лишен вполне реальной жизненной основы. Ведь дети знати действительно могли относиться к занятиям с гораздо меньшим прилежанием, поскольку, с одной стороны, имели гораздо больше средств, а значит, и возможностей для разного рода развлечений, с другой же стороны, не видели в образовании особой ценности, не без оснований считая, что высокое происхождение и без того гарантирует им достойное место в обществе. В будущем именно в таком отношении к науке и образованию будет крыться как причина массовой, практически тотальной безграмотности и грубости европейского средневекового рыцарства, так и причина упадка культуры и угасание, собственно, и самого света Каролингского Возрождения. Когда не стало государей, подобно Карлу Великом, заинтересованных в продвижении по карьерной и общественной лестнице способных и образованных людей, то исчезла государственная поддержка и организация образовательных программ, а вместе с ними сошел на нет и общий культурный уровень общества.

Помимо социальных, не менее существенными оказались и географические ограничения распространения образования во Франкской державе. Оно носило точечный характер, концентрируясь в крупнейших монастырях и епископских кафедрах центральных, наиболее развитых в социально-экономическом отношении и близких к центральной власти регионах: церковных провинциях Реймса, Лиона, Санса, Безансона, Трира и Кельна. Можно назвать всего полтора‒два десятка центров, пределами которых, собственно, и ограничивалось все Каролингское Возрождение, оставляя остальные просторы франкской державы прозябать в невежестве и бескультурье. Видимо, это было все, что могло себе позволить в период Раннего Средневековья как в интеллектуальном, так и в сугубо материальном плане даже такое крупнейшее и мощное государство Западной Европы, как Франкская империя. Заметными, подчас яркими в своих достижениях и незаменимыми для страны очагами образования и культуры стали такие крупнейшие монастыри Франкской державы, как знаменитый Сен-Дени, Сен-Рикье, Сен-Вандрий, Корби, Сен-Мартен-де-Тур, Сент-Аманд, Ферьер, Оксерр, Лорш, Фульда, Райхенау, Санкт-Галлен, италийский Боббио. Славились епископские школы Лиона, Орлеана, Меца, Реймса, Льежа, Утрехта. Всего в IX в. в Каролингской империи насчитывают до 70 активно действовавших школ.

Назначавшиеся в эти центры аббаты и епископы стали в своей деятельности настоящей культурной элитой государства, достойными преемниками своих высокообразованных предшественников из галло-римской знати, занимавших епископские кафедры в V–VI вв. А сам сан назначенного королем епископа считался на рубеже VIII–IX вв. столь высоким, что при открывавшейся вакансии представителями разных церковных клик при дворе Карла Великого разворачивалась весьма интенсивная и достаточно жесткая борьба, в которой могла принимать участие даже сама королева. Ноткер Заика приводит показательную историю о молодом клирике из бедняков, которого король взял в свою капеллу и которому пообещал епископский сан после смерти некоего неназванного предшественника. «И король сказал ему: «Стань за занавесь, которая висит за моей спиной, и слушай, сколь многие станут оспаривать у тебя эту почетную должность». И действительно, едва только услыхали о смерти епископа придворные, всегда выжидающие падения или, по крайней мере, смерти других, как стали добиваться каждый для себя места покойного через императорских приближенных. Но Карл, пребывая непоколебимым в своем решении, отказывал всем, заявляя, что не намерен нарушить своего слова, данного им тому юноше. Наконец и сама королева сначала послала знатнейших людей империи, а затем и собственной особою явилась к королю просить это епископство для своего капеллана». Однако и царственная супруга не смогла переубедить Карла изменить решение.

Приведенный рассказ, несомненно, является сборным и обобщенным, однако он показывает накал страстей, бурливших при дворе при назначении епископов. В плане развития науки и образования Каролингского Возрождения показательны истории двух из этих священнослужителей: епископа Орлеана Теодульфа и епископа Лиона Лейдрада. Первый из них, Теодульф, создал во вверенном ему епископстве целую сеть школ не только при кафедральном храме, но и при монастырях Эниан, Сент-Лифар и Флери, и даже церковно-приходские школы в окрестных деревнях. Второй, Лейдрад, писал в 801 г. в письме Карлу о своих успехах после трехлетнего пребывания на кафедре, где перед тем «церковь… была лишена многого необходимого для ее внутренней и внешней деятельности, для ее служб и зданий, для исполнения других церковных функций». Архиепископу Лиона удалось создать не просто школу грамоты, но особую школу певчих, способных не только участвовать в богослужении, но и, в свою очередь, обучать новых певчих, а также особую школу чтецов, способных «упражняться на уроках богослужения и умело интерпретировать прочитанные священные книги».

Последнее было особенно важно. Ведь весьма типичной для того была ситуация, когда даже специально обученные и умелые в своем ремесле чтецы не совсем понимали, а порой и совсем не понимали смысл читаемых ими фрагментов Священного Писания. Все тот же Ноткер Заика приводит в «Деяния Карла Великого» еще одно забавное свидетельство того, как натасканные чтецы императора налету реагировали на знаки своего правителя, с какого места следует начать чтение и где нужно остановиться, совершенно не понимая при этом значения зачитывавшихся ими отрывков: «В церкви ученейшего Карла никто не знал заранее, что именно ему придется читать, никто не мог отметить конец отрывка воском или хотя бы сделать какую-нибудь отметину ногтем, но каждый старался выучить все, что надлежало читать, так что, когда бы его неожиданно ни заставили читать, он исполнял это безукоризненно. Король сам указывал того, кто должен читать, пальцем или протянутым жезлом или же посылая кого-нибудь из сидящих подле него к сидящим поодаль; а конец чтения отмечал покашливанием. К нему все так внимательно прислушивались, что, подавал ли он знак в конце предложения, или в середине отрывка или даже фразы, никто из следующих чтецов не осмеливался начать выше или ниже, какими бы бессмысленными ни казались ему конец или начало. И так получилось, что при его дворе все были отменными чтецами, даже если они и не понимали того, что читали. Никакой посторонний и никакой даже известный ему человек, не умей он читать и петь, не осмеливался вступить в его хор».