Текст книги "Крыса солнце жрёт. Книга 1"

Сердце коменданта терзалось. В целом, он был неплохим человеком и всякого рода обман был ему неприятен. Если герцоги Великой Унии придут в ярость, то вполне возможно, что захотят покарать обидчиков огнем и мечом. И это будет весьма справедливое желание.

Маргаритка сзади обняла его, крепко прижавшись. Он снова ощутил ее тепло. Она была гибкой и изящной, как кошка. Ее черные, цвета воронова крыла, волосы щекотали шею коменданта. Он вновь почувствовал нарастающее возбуждение.

– Если что-то произойдет, то умрем, как положено, в бою, – произнесла девушка.

– О, этого я не допущу, милая! Ты уедешь, – сказал Ангелар и почувствовал резкую боль на груди. Маргаритка отскочила, расцарапав его.

– Еще чего! Я – солдат! Такой же, как и ты! И не тебе, Рашко, мне указывать, как я должна умереть.

Он провел пальцем по ранке, потом облизнул и почувствовал солоноватый привкус. «Действительно, дикая пантера!» – радостно решил про себя Ангелар.

– Если я тебе отдам приказ, то ты подчинишься. Иначе, никакой ты не солдат. Все поняла? – он улыбался, но взгляд его говорил, что поступит он именно так. Маргаритка зашипела.

– Ты не можешь так поступить, мерзавец! Я не хочу оставлять тебя. Я убила врагов этой земли не меньше, чем ты! И уж куда больше большинства молокососов в этой крепости!

– Дело в том, Рита, что старше и опытнее ты от этого не стала. Если бы так было, то ты подчинилась бы приказу, не задумываясь. Поэтому ты уедешь. У тебя большое будущее, и не тебе гибнуть здесь столь бессмысленно, – на этот раз тон коменданта был достаточно серьезен. Рита Флауэрс, таково было имя девушки, промолчала. Она аккуратно и тихо снова пододвинулась к Ангелару и прошептала, виновато потупив красивые глазки:

– А ты? Ты останешься? Глупый вопрос. Конечно останешься, ты же комендант. Но неужели ты думаешь, что погибнешь? Неужели шанса нет?

– Если они захотят пройти силой, то я буду биться до последней капли крови, до последнего вздоха, родная моя, – голос мессира Рашки был жесток, будто сталь. – Но тем не менее, их нам не сдержать. Ровно сутки хорошего обстрела, и мы все поляжем под руинами крепости и гор. Правда, им тогда не пройти коротким путем. Камнепады завалят крепость ко всем демонам! Но для их мести этого будет достаточно. С другой стороны, с ними огромная армия покоренных рабов. Я думаю, при желании, они быстро разгребут завалы и двинутся дальше. Если барон сумеет собрать большое воинство и выступит вовремя, то возможно он встретит их у выхода из горного массива. Вот только их армия слишком велика. Нужно будет разработать единственно верный план и лупить их без пощады прямо на выходе. Тогда они не смогут развернуться и им не пройти. Если же барон не успеет, то вряд ли он сможет одолеть Великую Унию. Не говоря о том, что какой-то резерв войск, наверняка, остался в самом королевстве. Король Готфрид не будет сидеть сложа руки и ударит в тыл, это уж как пить дать. Да в общем, что рассуждать? Нашей крепости в этой игре отведена только одна роль. Мужественно погибнуть, как можно дольше сдерживая врага.

– Мрачная картина, – Маргаритка в задумчивости собрала кончики длинных волос в пучок и поглаживала им свой носик. Она всегда так делала, когда думала или мечтала. – Но может, ты сгущаешь краски? Армия Унии только что с кровавой, большой войны. Да, они победили. Но в то же время, они устали. У них большая толпа пленных, которая может в любую минуту восстать. Они были уже одной ногой дома, а теперь их остановили. Их дух может упасть.

– А может и наполниться лютым гневом, милая моя. Люди, как ты и сказала, были одной ногой дома. А теперь их лишили возможности оказаться в своем королевстве быстро. Им придется идти в большой, длительный обход. Да еще очень долго возвращаться обратной дорогой. У любого в голове возникнет мысль о мести, которая к слову, граничит со справедливостью. Тем более, что из этой мести может вытекать скорое возвращение к семьям.

– Многие не вернутся. Это тоже надо понимать. Мой лук многих жен лишит возможности увидеть своих мужей.

– Это так. Всемогущий сделал лук продолжением тебя, твоей натуры. И почему он вложил смертельное оружие в такие прелестные ручки? Многие стрелки из ружей и пистолей боятся Маргаритки, королевы лука. Оружия устаревшего, но в ее руках переживающего вторую жизнь.

– И правильно делают, что боятся! – девушка слегка потянулась, и Ангелар заметил, как я ее рука скользнула к нему между ног. – Тебе бы тоже следовало бояться.

– Мне? Отчего же? – комендант засмеялся, но в голове помутнело. Мысли стали разлетаться, словно стайка напуганных птичек, а Маргаритка уже игралась с его достоинством.

– От того, что я все равно сильнее и умнее тебя. Хотя вроде это ты приказываешь мне, – лицо любовницы коменданта растянулось в улыбке, обнажив ровные и белые зубы.

– Неужели?

– Конечно. Так и есть. Вы, мужики, абсолютно все такие. Я – хороший солдат. Поэтому если прикажешь, то я уеду. Но если бы мне на самом деле взбрело в голову остаться, то твои приказы меня бы не остановили. А вот ты… Ха! Посмотрел бы ты на себя со стороны, дорогой. Если бы все воинственные и суровые мужи только знали, какая глупая и беспомощная у них физиономия в то время, когда обычная девчонка теребит их орган, то им стало бы стыдно от одной лишь мысли, что они якобы правят миром. Я так думаю, что когда-то мужчины осознали всю пикантную нелепость своего положения во время занятий любовью. Потому и стали такими жестокими тиранами, берущими все силой. От безысходности.

Но лично я и тут вас переплюнула. Многие воины мне в подметки не годятся. Согласись, что странно, что ты мной командуешь, а не наоборот? И не втирай мне про опыт и прочую ерунду. Сейчас ты выглядишь словно мальчишка. А голова твоя забита только одними мыслями. Я не права?

– Да уж, ты, все-таки, опасная стервочка, – Ангелару даже стало немного стыдно за весь мужской род. Но сейчас он действительно хотел только одного. Чтобы она продолжала его ласкать. Он уже весь напрягся и был готов к действиям, но ему нравилось оттягивать момент.

– Так я не права? – настойчиво повторила Маргаритка и надавила на коменданта внизу.

– Ай! Конечно, права! – Ангелар схватил ее за плечи и повалил на ложе. – Ты права, тысячу раз права! Мы – похотливые и жестокие деспоты, только и можем брать все силой! И ты сама на это напросилась.

Комендант стал целовать ее. В губы, щеки, шею. Опустился к грудям и продолжил там.

– И, иногда, это приятно! Впрочем, я опять-таки просто позволяю тебе это, мой красавчик. И лишь потому, что мне нравится твоя спина. Нравится ее царапать. Она такая большая! Впрочем, не только она, – Маргаритка и сама уже порядком возбудилась. Ей нравились его поцелуи и прикосновения. Она положила свою ручку на макушку его головы и надавила. Ей хотелось, чтобы он опускался ниже. И он подчинился. – Если уж ты отсылаешь меня, тебе придется хорошенько постараться, чтобы я не обиделась. И поверь мне, это будет не так легко. Ох!

Он достиг нужного места. Маргаритка сама превратилась в беспомощную и легкомысленную девочку. Только любовь сейчас была для нее важна, только любовь окружала ее и ее возлюбленного. Ничего больше она не видела и не чувствовала. Только любовь.

– Мы не можем начать новую войну. Это слишком рискованно, – граф Альберт фон Кёниг стоял в центре самого большого шатра в лагере Сухопутных боевых сил Великой Унии. Все смотрели на него и с нетерпением ожидали следующих слов генерала. Его мнение было достаточно весомым на собраниях Верховного штаба.

Весь высший и низший командные составы сейчас находились либо внутри, либо снаружи шатра. Конечно здесь, а не на улице, были графы-командующие армиями Виртленда: Гудман, Фокс, Баккер и Астур. Множество других значимых северян из их окружения. Люди самого фон Кёнига столпились вокруг его первых помощников: Флориса Баккера, Максимилиана Шварца и сына генерала, Винсенса. По другую сторону собрались графы, бароны и некоторые воеводы Правии.

Сын Ференца Сепрентоса, Балинт Сепрентос в роскошных парчовых одеждах из шелка, украшенного узорами, выполненными металлическими нитями с золотом, высокомерно поглядывал на окружающих. Он был графом Сепфолда, земли которого унаследовал после того, как отец стал герцогом. Впрочем, де-факто графством все равно управлял Ференц. Рядом с Балинтом переминались с ноги на ногу его младшие братья Алмос и Джанос, не столь разодетые, но тоже уже имеющие определенную долю яда в глазах. Здесь же присутствовал и граф Гобар Пистрикс – владетель графства Марефолд, омываемого Зеленым морем. Странный человек. Его глаза были похожи на рыбьи, но не как у акулы, изображенной на гербе дома, а скорее, как у карпа, удивленно-выпученные, безжизненные и неприятные. Граф Игнац Эдон выковыривал кинжалом грязь из-под ногтей. Он возглавлял Эдонфолд и хорошо пел, прямо как соловей, символ его рода. Графы Лазар Вервекс, герба Баран, Тибор Скорпий, герба Скорпион, и Янош Капресус, герба Кипарис, смотрели на своего сюзерена, наместника Юга, пытаясь во взгляде того поймать точное настроение, с которым он встретил слова генерала фон Кёнига. Они считали, что только от Ференца Сепрентоса зависело благополучие их земель – Петрафолда, Херемфолда и Сильвафолда. В углу со своими людьми забился Алипий Галлус, граф самого маленького графства Правии, да и всей Великой Унии, Галлфолда. На его кирасе красовался черный петух. Петух выглядел очень злобным, но сам глава дома казался скорее забитым и дерганным, как вечно проигрывавший птичьи бои каплун, оказавшийся не в то время и не в том месте.

Все это общество дополнялось большим количеством знатных вассалов и подчиненных вышеперечисленных славных мужей. Многие из них являлись баронами. И каждый из баронов возмущался больше всех остальных тем, что их титулованный собрат нарушил данное слово. Их не интересовало, что в баронстве Вуков барон был почти так же почитаем, как король, а в Великой Унии этот же титул носили знатные люди средней значимости и такого же влияния. Раз титулы созвучны, значит и Вук принадлежит к их касте! И это просто возмутительно, что сей муж повел себя так! Это недостойно барона!

Те немногие воеводы, что находились внутри шатра, получили высокие звания за действительные воинские заслуги. И хоть их допустили на собрание Верховного штаба, они все равно ничего не решали. Слишком уж были худородны эти, вроде бы, как благородные люди. Стояли позади остальных и почти ничего не видели. Чтобы понять, что происходит, им приходилось напрягать слух и ловить каждое сказанное слово. Но когда поднимался шум, сделать это практически не представлялось возможным. А шумели тут часто. Каждый желал высказаться.

Простых капитанов и лейтенантов, то есть обычных рыцарей (если они не занимали почетной должности), просто выгнали на улицу взашей, чтобы не устраивали толкучку и охраняли шатер от любопытных ушей рядовых. Нечего простым воякам совать свой нос, куда им не положено!

В центре, за огромным столом, располагалось два стула из красного дерева, резной работы. Стулья эти были скорее похожи на троны, чем на обычные сиденья. Именно в их сторону и направил свои слова Альберт фон Кёниг. На одном восседал его маршал Роджер Гудман, на другом самый влиятельный после короля человек в Великой Унии, герцог Правский, Ференц Сепрентос.

Человек шестидесяти трех лет, худой и жилистый, еще вполне сильный и бодрый, герцог Сепрентос выглядел на свои годы. Но когда начинал двигаться и действовать, то казалось, что в нем сохранился дух мужчины в самом расцвете сил. Бесцветные и ядовитые глаза его смотрели без эмоций, расчетливо и оценивающе. Седые волосы он зачесывал назад, лицо его покрывала такая же белая и жесткая щетина. Никто и никогда не мог понять, что творится в голове этого человека. За бездушной маской лица скрывал он свои планы, козни и помыслы.

Сейчас наместник Юга сплел пальцы, откинулся на спинку своего изысканного «трона» и готовился внимательно выслушать слова генерала Кёнига. Когда он делал так, все умолкали. И наступила гробовая тишина. Только слова графа Альберта вновь прорезали ее:

– И я готов под этим подписаться моим именем. Мы не можем начать войну. Подумайте, милостивые государи, – граф окинул взглядом всех присутствующих, – как воевать? Солдаты устали. Мы совершили такой длительный переход. А главное, у нас в тылу армия пленных, коих многие вообще называют рабами. Я лично воздерживаюсь от этого слова, потому что свято чту законы Виртленда.

– Ха, а законы Правии вы не почитаете, генерал? – выкрикнул Тибор Скорпий. Черствые глазки этого верного прихвостня Сепрентосов излучали злобу. Многие считали, что Херемфолд проще уж сделать частью Сепфолда, и не строить иллюзий на счет отдельного графства. Тибор был, пожалуй, самым откровенным лизоблюдом герцога Правского.

– Извольте-ка замолчать, граф, или после собрания я вам с огромным удовольствием напомню, чем может обернуться невежливость одного благородного человека по отношению к другому, – голос Альберта был спокоен. Тибор посмотрел на своего сюзерена, но герцог Сепрентос даже не шевельнулся. Скорпий побледнел и опустил глаза. Тем не менее генерал продолжил: – Вы меня хорошо поняли?

Графу Херемфолда оставалось только покраснеть, как вареному раку, и пропищать:

– Да, граф! Просто мы сейчас все на взводе из-за вероломных действий проклятого Вука. Простите и продолжайте, пожалуйста!

– Благодарю, – граф фон Кёниг учтиво склонил голову. – А я и впрямь продолжу. Так вот, эти пленные состоят не только из обычных пахарей, ремесленников, граждан, их жен, детей и стариков. Среди них есть и воины, настоящие бойцы, с которыми мы сражались. И их немало. Скажите, что произойдет, если они почувствуют очередной шанс нанести нам рану, от которой, быть может, мы не оправимся? Рядом граница, горы, но разве не смогут они перебраться через них небольшими группами или в одиночку? В надежде, что там им дадут кров, еду и меч, чтобы можно было рубить своих поработителей, воздать им за несчастья, которые мы принесли на их земли? Я думаю, что все здесь понимают, что они обязательно попытаются осуществить все вышесказанное. И это уже второй минус.

А потом как же провизия? Графство Коинс, где мы сейчас находимся, крошечное. Оно не предоставит нам многочисленного войска в подмогу, не сможет и прокормить нас. Кругом горы, милостивые государи! Дикие и труднопроходимые. И наше численное преимущество – просто пшик, ничто, иллюзия!

Допустим, мы ударим по Оплоту Великанов, но что нам это даст? Да, мы сметем их. Просто разрушим, используя пушки. Но придется двигаться либо вперед, либо назад. Пока будем разгребать завалы, барон Вук хорошенько подготовится к встрече с нами. И когда мы будем покидать горы, нас будут убивать небольшими отрядами, как глупых овец, бездумно спешащих в пасть к волку. Повернем назад, барон ударит по королевству Готфрида. Сможет ли король сдержать яростного барона на нашей большой территории? Если барон не глуп, а я не вижу причин сомневаться в этом, он просто не даст королю бой, а будет разорять наши земли. Пока мы вернемся в королевство, сколько жен, детей, отцов да матерей поляжет от мечей барона? Этого ли мы хотим? Этого ли жаждем? Нужна ли нам такая месть?

Но и это не все! Главное, что у нас нет распоряжения от короля Готфрида Висболда. Только король может объявить войну или заключить мир. Это только в его власти! Больше ни в чьей!

Генерал фон Кёниг замолчал. Никто не мог решиться сказать что-либо в ответ. Он очень надеялся в душе, что произвел должный эффект. Еще больше он надеялся на Роджера Гудмана. Он верил в здравый смысл герцога, своего друга. Иногда наместник Севера все же может настоять на своем. А сейчас это так необходимо! И невероятно, маршал как будто прочитал мысли генерала.

– Уважаемый мой друг, – обратился герцог Гудман к Ференцу Сепрентосу, – а ведь наш доблестный граф Кёниг прав. Ситуация похоже, по-настоящему, неприятная. Войну начать – дело гиблое. И пройти мы не можем. Похоже, остается только повернуть назад?

Раздались недовольные крики, которые переросли в тяжелый, гулкий шум спорящих. Кто-то был «за», кто-то выступал «против» такого развития событий. Но наместник Севера громогласно крикнул:

– Хей, крикуны! Ну-ка, заткнитесь! Когда будет необходимо, слово вам всем дадут, но пока что разговаривали между собой лишь герцоги! Не вам я задавал вопрос! Советую соблюдать субординацию, которую так чтит наш король, дабы потом не пришлось жаловаться на неприятности, обрушившиеся на головы всех непокорных! – голос Роджера был страшен. В шатре вновь воцарилась тишина.

«Так держать, друг! Гни нашу линию, и мы сломим змею», – в надежде произнес про себя Альберт.

– Ну так что, Ференц? Каково ваше мнение? Все ждут вашего слова, как верховного командующего, – Роджер будто подталкивал герцога Правского к скорейшему ответу, дабы тот не успел придумать чего-либо. Но наместник Юга молчал и продолжал холодно взирать на графа фон Кёнига. Тишина начала давить на всех. Альберт смело смотрел в глаза герцога Сепрентоса. Он никогда не отводил взгляда. Если герцог хочет играть в гляделки, то пожалуйста! Кёниги – род не менее древний, чем Сепрентосы, и их не сломить так просто.

Наконец, маршал Ференц заговорил сухим и жестким голосом:

– Все так, милостивые государи! Наш генерал абсолютно прав. Спорить с его словами бессмысленно. Люди устали, у нас в тылу враги, возможно не до конца сломленные. Горы являются также непреодолимой преградой на нашем пути.

– Я знал, что мы придем к общему мнению, – довольно сказал герцог Гудман и потер руки. – Что ж, тогда поворачиваем? Да, конечно, будет очень тяжко и долго, но черти б меня взяли, если мы не вернемся домой! Пройти всю войну, и не попасть в свою родную страну, когда наступил мир? Нет уж, увольте! Северяне пройдут даже через само пекло, если потребуется.

Альберт фон Кёниг облегченно вздохнул. Разум восторжествовал. Справедливость победила гордость и жадность. Но рано радовались друзья. Герцог Правский прервал их ликование, резко бросив:

– Я не сказал, что мы поворачиваем назад.

Все разом притихли.

– Мы не можем повернуть назад, и это такой же непреложный факт, как то, что солнце светит днем, а луна ночью. Я сказал, что наш генерал прав, описывая текущую ситуацию. И для войны дела обстоят слишком рискованно. Во всяком случае пока. Что касается разрешения Готфрида, то я готов взять на себя ответственность за кровопролитие, если до него дойдет. Вы же все обязаны подчиняться моим приказам. Так решил государь. И всем советую об этом помнить.

– Но почему мы не можем вернуться назад?! – в сердцах воскликнул маршал Гудман. – Что еще нам делать?

– Дражайший герцог, – Ференц Сепрентос поглядел на наместника Севера, словно тот был несмышленым капризным ребенком, – мы не можем повернуть назад, потому что это уничтожит репутацию Великой Унии. Нас попросту засмеют. Победить королевство Тюльпанов и повернуть назад огромную армию, испугавшись микрогосударства и барона-самодура. Как только мы вернемся в наши земли, Готфрид Висболд, наш светлейший монарх, поснимает головы всем руководителям этого похода. Наши две головы первыми будут насажены на самые толстые и длинные колья, герцог. Вы хотите такой участи? Я лично собираюсь еще пожить. Поэтому мы не повернем. Война рискованна, но мы либо победим, либо все поляжем здесь к чертям собачьим! Я достаточно ясно изъясняюсь?

– Тогда поляжем, – сказал мрачно Альберт фон Кёниг. – Потому что барон Вук не даст нам покинуть горы целыми и невредимыми. Он поступил скверно, но я не думаю, что он – сумасшедший.

– Он – сумасшедший, уважаемый граф, – обратился к Альберту Сепрентос. – Знаете почему?

– Не имею ни малейшего представления.

– Потому что он связался с Великой Унией. Нас боятся. Нас боялись и должны бояться в будущем. Наша репутация – это наша сила. Вук решил посмеяться над нами. Он умоется кровью, не будь я герцогом Правским. Кто-нибудь из присутствующих может сказать мне в лицо, что я когда-либо бросал слова на ветер? Я жду, говорите.

Никто ничего не сказал. Даже Альберту фон Кёнигу пришлось признать, что враги герцога Правского заканчивали свой век быстро и участь их была, как правило, ужасна.

– Тем лучше, – наместник Юга удовлетворенно заерзал на стуле, – а теперь к делу. Войну начать мы будем обязаны. Оставить оскорбление без ответа нельзя. Но повторюсь, генерал Кёниг прав. Сейчас это слишком рискованно. Самый удобный для нас вариант: это все же пройти с миром по этим землям, оказаться в пределах наших границ, получить у короля официальное разрешение и развернуть треть армии в обратном направлении, вторгнувшись в земли Вуков. Он нарушил свое слово, мы ему теперь ничем не обязаны. Это будет триумф! Вишенка на десерте! Мало того, что мы выиграли тяжелую войну, так еще мы и покажем, что нисколько не ослабли, а лишь окрепли и находимся теперь в апогее своего могущества. Тем более, земли Вуков будут удачным приобретением для нашего королевства. Представьте картину: мы возвращались с тяжкого похода, мир смотрит на нас, думая, что мы еле ползем домой, и тут нам бросают вызов! Мы же с хитростью и легкостью не только побеждаем в дипломатии, но и еще раз демонстрируем силу нашего оружия и неотвратимость расплаты за легкомысленное отношение к Великой Унии, попутно присоединяя стратегически важный для нас клочок земли!

Раздались многочисленные возгласы одобрения, в том числе от некоторых графов и баронов северных земель. Ференц Сепрентос выдержал паузу и продолжил:

– Итак, это вариант наилучший для нас. Чтобы быть первыми во всем, нужно стремиться к исполнению именно идеально выгодных для Великой Унии планов. Потому для начала мы берем все вышеописанное за основу, за то, к чему стремиться. И, соответственно, нам все-таки нужно право прохода и мир. Пока что. Что для этого мы можем сделать?

– Единственное, что мы можем предпринять для этого, так это вступить в контакт с самим бароном, – выразил мнение большинства граф Эдон, по званию майор. – Если Аластор Вук и его люди не окончательно утратили честь, они буду вынуждены принять нашу делегацию. Ведь белый флаг с черным крестом – священный знак для любого благородного человека. Все обязаны беспрекословно склониться при виде этого символа и вступить в переговоры немедленно. Нет на войне ничего более отвратительного, чем наплевать на эту просьбу о коротком перемирии.

– Но мы не ведем войну официально, – встрял граф Баккер. – Потому барон может спокойно не отвечать на призыв к диалогу.

– Юридически может, но не фактически, – безапелляционно отрезал Сепрентос. – Барон уже подмочил репутацию. Конечно, он может плюнуть на все и вообще не обращать внимание на то, как его кредит доверия на международной арене скатывается к нулю. Но мы от этого только выиграем. Человек, которому перестают доверять, обречен. Мы лишь быстрее уничтожим Вука.

– Тогда что же, отправляем людей к барону на переговоры, с целью упросить его выполнить свою часть сделки? – озадаченно проговорил Роджер Гудман.

– Безусловно, – герцог Правский кивнул. – Если нам откажут его солдаты, я разошлю весть во все уголки мира, что подданные барона бесчестны, и он не имеет никакой власти над ними. Если они пропустят и сопроводят нашу делегацию, но откажет сам барон, я опозорю его таким же образом, и даже с большим эффектом. Если он примет делегацию, но откажет нам в ходе самих переговоров, то снова он очернит себя, и уж я позабочусь, чтобы все помнили о том, что есть люди, которые берут деньги, и ничего не дают взамен, кроме обещаний. Мы же выиграем время и сможем слегка подготовиться к атаке, проработать стратегию. Тем самым мы снизим риски потерь и максимально увеличим силу нашего удара. Я зашлю в горы лучших лазутчиков, которых не смогут обнаружить никакие отряды войск барона. Они помогут нам сформировать правильную оценку действительности. Ну, а если барон согласится сделать то, под чем он сам подписался, взяв от нас выкуп, то мы пройдем на наши земли, а дальше все желающие смогут поучаствовать в мести. В Правии таких будет очень много, уж поверьте.

– Да и в Виртленде найдутся! – выкрикнул граф Джейкоб Фокс, не обратив никакого внимания на молнии, которые запустил в него взглядом маршал Гудман.

– Охотно верю вам, капитан Фокс, охотно верю, – Ференц Сепрентос даже не посмотрел на графа.

– Кто же поедет, маршал? – поинтересовался Лазар Вервекс. – Нужно собрать делегацию.

– Делегацию будет собирать тот, кто будет ее возглавлять, – провозгласил наместник Юга.

– Я готов идти! – крикнул граф Пистрикс. – Уж я объясню барону, как нехорошо врать!

– Нет, я! Нет, я пойду! – разом грохнуло со всех сторон. Многие хотели взять эту обязанность на себя. Хотя дело было опасным, вера в белый флаг с черным крестом была крепка.

– Я хочу идти!

– Ты? Да кто ты такой? Я пойду!

– Нет, пусть идет граф Баккер, он самый рассудительный.

– К черту Баккера, пусть идет южанин! Отправить Эдона! Он договорится.

– Довериться южанам? У вас кровь горяча! Неспроста говорят, что с вами на юге еще в древние времена поделились кровью демоны!

– Бабий треп!

– Ты кого бабой назвал?

– Молчать! – взревел маршал Гудман. Когда все угомонились, он продолжил: – Я пойду. И нечего тут обсуждать. Постараюсь убедить барона выполнить свой долг.

– А вот этого, увы, я не допущу, – холодно молвил герцог Правский. – Здесь мне придется воспользоваться тем, что именно я – верховный командующий, и мне решать, кому идти.

– Но кому же? – Роджер совсем смешался. Он совершенно не понимал хода мыслей Сепрентоса.

– Все просто! Во всех Сухопутных боевых силах Великой Унии есть только один человек, который годится для этого дела. О чем мы поведем переговоры? О чести и долге. Убедить барона Вука выполнить свой долг и перестать очернять свою честь, может только человек, обладающий безупречным реноме. И это вы, генерал, – бесцветные глаза герцога с любопытством посмотрели на графа фон Кёнига. Тот не сразу понял, что обращаются именно к нему. Смутно в душе он догадывался, что к этому идет, но когда герцог Правский сказал «генерал», то была еще надежда. Вдруг он имел ввиду сына Балинта или графа Пистрикса. Но все поняли, что речь шла именно о главе дома Кёнигов.

– Так тому и быть! Генерал Альберт фон Кёниг, граф Эреншира, официально назначен главой делегации, отправляющейся к барону Вуку с целью убедить того выполнить свою часть обязательств по сделке, заключенной ранее. Это воля моя, верховного командующего, маршала Ференца Сепрентоса, герцога Правского, – наместник Юга повернул голову к герцогу Гудману.

– Да будет сия воля исполнена! Маршал Роджер Гудман, герцог Виртленда, подтверждает, – выполнил свою часть церемониала наместник Севера. Вид у него был крайне несчастный.

– Вашими устами глаголет король! Подчиняюсь, – нехотя продекларировал Альберт фон Кёниг и почтительно рухнул на одно колено.

Собрание Верховного штаба завершилось.

Поздно ночью к генералу фон Кёнигу пришел Роджер.

– Ужинаешь? – не поздоровавшись спросил герцог.

– Как видишь, – хмурясь ответил Альберт. Он ел простую картошку с мясной подливой и заедал все это хлебом. В еде, как и в быту, граф был неприхотлив, и его солдаты это ценили. Они считали, что так фон Кёниг понимает их и чувствует, каково им, простым людям, идущим на смерть, живется в этом жестоком мире. Генерал действительно это понимал, на самом деле это чувствовал. Но и не забывал о том, что его род древний и очень почитаемый.

– Не сердись, Альберт. Что я мог поделать? – сокрушенно прогрохотал маршал Гудман.

– Хотя бы резко высказаться против.

– Ты тоже не очень-то сопротивлялся в конце.

– Когда все покинули меня? Я не отказался от своих слов. Я сказал свое мнение в самом начале и подчинился только тогда, когда мне дали официальный приказ. Ты же, Роджер, как всегда начал за здравие, а кончил за упокой.

– Я хотел сам пойти.

– Все это вообще неважно! Эта делегация ни к чему хорошему не приведет.

– Я тебе уже говорил, что герцог Правский умнее и духовно сильнее меня. Я чувствую себя идиотом рядом с ним. На что ты рассчитывал? А потом, разве он не прав? Разве Готфрид одобрит наше поведение, если, получив удар по одной щеке от барона, мы подставим ему другую?

– Это решать королю и никому другому. Герцог слишком много на себя берет. Он должен был требовать именно мира, ничего кроме мира! И пойти только бесконфликтным путем, даже если пришлось бы повернуть назад. А уже когда мы оказались бы на наших землях, король сам бы решил, как наказать Вука за плевок в сторону Великой Унии. Прощать оскорбление нельзя, но это не значит, что к справедливой мести нужно приступать сразу, рискуя многим.

– Вот и сказал бы все герцогу Правскому.

– Он старше меня и по титулу, и по званию. И недопустимо с моей стороны высказывать ему это на собрании Верховного штаба в таких выражениях, в каких я говорю об этом сейчас тебе. Это позорит меня и короля.

– А высказывать все это маршалу Виртленда ты горазд, да? – саркастически молвил наместник Севера.

Альберт фон Кёниг стал холоднее льда.

– Простите, маршал! Я думал беседа приватна. Мне не стоило так с вами разговаривать, – и генерал закинул в рот очередную ложку картошки, отвернувшись от герцога.

– Да, я понимаю, что только мне по статусу вступать в настоящие споры с Сепрентосом. Но я тысячу раз говорил, что я не могу этого сделать! Не тот у меня характер!

– Я все понимаю, ваша светлость. Вам виднее, и это объяснимо. Иначе бы вас не поставили на столь значимый пост, – Альберт по-прежнему не смотрел на Роджера.

– Какого демона ты так забылся, а? – взорвался Гудман. – Я уже тебе сегодня все сказал. Если бы король хотел, назначили бы тебя. И спорил бы с герцогом Правским сколько душе угодно. А так, нечего здесь строить из себя обиженную девочку!

Альберта фон Кёнига тоже прорвало.

– Ты говорил про кровавый хаос в государстве, Роджер! Я правильно помню? А теперь скажи мне, не то ли делает Сепрентос уже сейчас? Сколько людей погибнет в этой войне, потому что мы не готовы? Он мыслит себе, что сможет подготовиться. Это так, возможно герцог и выиграет время. Возможно и победит, но сколько поляжет незаслуженно? Даст Всемогущий, и я выторгую мир, но что, если нет? Ради репутации королевства, герцог погубит кучу человеческих жизней! Великую Унию будут бояться. Но почему? Не потому что будут уважать, а потому что испугаются той бесчеловечной расправы, которая будет ожидать всех, кто встанет на пути нашего королевства. И нас будут ненавидеть. Что в итоге? Когда-нибудь нас так возненавидят, что вырежут всех без пощады! Разве такое королевство строит Готфрид Висболд? Я думаю, что нет. Ты говорил, что герцог Правский всегда оказывается в фаворе. Так это, потому что, никто не выступит против него. Но знай, рано или поздно он зайдет слишком далеко. И эти времена уже начинают наступать. Когда-нибудь он ошибется, и Готфрид отправит герцога на плаху!