Текст книги "Великие князья Владимирские и Владимиро-Московские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г."

Великое княжество Московское

Василий Васильевич Темный
Род. в 1415 г. – ум. в 1462 г

Василию Васильевичу было десять лет, когда умер его отец³³⁴. Легко было предвидеть, что у юного великого князя будут соперники в лице его дядей, хотя бы он наследовал престол и в более зрелом возрасте: старинные понятия о старшинстве, по крайней мере между самими князьями, были еще не вполне вытеснены новыми понятиями о престолонаследии. Борьбу предвидел еще сам покойный великий князь. Чтобы предотвратить распри, которые могли разгореться после его смерти между его братьями, с одной стороны, и его сыном-наследником – с другой, Василий Димитриевич, как мы видели, еще лет за шесть до своей кончины (в 1419 г.) хотел «привести в целование под Василья» брата своего Константина, который расценил это требование старшего брата как нововведение и насилие с его стороны и не дал присяги, за что и был лишен удела³³⁵. Что касается старшего дяди юного великого князя, Юрия Димитриевича, то Василий Димитриевич считал его, кажется, уже совсем неблагонадежным: в духовной грамоте он поручает сына своего опеке супруги, а последнюю вместе с сыном поручает попечениям прежде всего великого князя Литовского Витовта и братьев Андрея и Петра Димитриевичей; но о Юрии нет в грамоте и помину, как и о Константине³³⁶. Юрий находил оправдание своим притязаниям на великокняжеский стол не только в старинных понятиях о старшинстве, но и в завещании отца. Димитрий Иванович Донской в своем духовном завещании, с целью устранить Владимира Андреевича Храброго от домогательства великокняжеского стола, сделал такую оговорку: «А по грехом отымет Бог сына моего князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княжь Васильев удел, а того уделом [т. е. уделом следующего за Васильем сына] поделит их моя княгиня»³³⁷. Здесь, как мы уже говорили выше, Димитрий Иванович имел в виду бездетную кончину Василия, который в то время еще не был женат; в противном случае он не сделал бы такого распоряжения, по которому детям Василия, если бы таковые появились, не оставалось бы ничего, никакого надела. Но Юрий основывался, очевидно, не на внутреннем смысле завещания, а на букве его, хотя, может быть, внутренно и сознавал всю необосновательность своих притязаний.

Тотчас после смерти Василия Димитриевича митрополит Фотий послал в Звенигород своего боярина – звать Юрия Димитриевича в Москву, конечно, как на погребение умершего брата, так, надо полагать, и для присяги новому великому князю. Юрий, конечно, догадывался об этом, даже боялся, может быть, западни, а потому не только не явился в Москву, но и убрался от нее подальше – уехал в Галич, и здесь вполне обнаружились его явно враждебные Василию замыслы: из Галича он отправил в Москву послов, по выражению летописи, «с грозами» и требовал перемирия до Петрова дня. Время перемирия он употребил на собрание рати; а когда это дело было окончено, стал готовиться к походу на Москву. Бояре и ближайшие советники Василия, в свою очередь, не дремали: они собрали огромное ополчение, при котором находились и остальные дяди великого князя, и пошли к Костроме. Юрий со всеми людьми своими бежал от этого ополчения в Нижний Новгород; за ним был послан в погоню Константин Димитриевич; Юрий ушел за р. Суру, к которой подошел и Константин. Но последний не преследовал брата дальше из-за невозможности будто бы переправиться чрез реку и возвратился в Москву. По уходу Константина Юрий вернулся в Нижний Новгород, а отсюда пошел в Галич. Из Галича он отправил в Москву послов просить перемирия на год. Великий князь, посоветовавшись с митрополитом, матерью, дядями и дедом Витовтом, а также и с боярами своими, в июне того же 1425 г. просил митрополита Фотия отправиться в Галич для заключения не перемирия, а мира. Юрий Димитриевич, говоря современным языком, при встрече митрополита хотел сделать внушительную для москвичей демонстрацию: он собрал из своих городов, сел и деревень множество людей и расставил их по загородной горе, где должен был ехать митрополит. Фотий, по въезде в Галич, пошел прямо в соборную церковь Преображения Господня помолиться, а после молитвы, выйдя из храма и окинув взором громадное стечение народа, сказал Юрию: «Сыне, князь Юрьи! не видах столко народа во овчих шерстях, – вси бо бяху в сермягах». Юрий, замечает летописец, хотел похвастаться тем, что у него много людей, «святитель же в глумление сих вмени себе». Затем митрополит обратил к Юрию речь о мире, но тот мира не хотел, а настаивал только на перемирии. Фотий в гневе уехал из города, никому не дав благословения. Летописи передают, что тотчас по отъезде митрополита начался мор на людей. В страхе от постигшего Божия наказания Юрий сел на коня и догнал митрополита за озером в селе Пасынкове (теперь Сынково) и со слезами умолил его возвратиться в город. Фотий благословил князя, город и граждан, и мор прекратился. Что же касается заключения мира, то Юрий по этому делу послал к великому князю боярина своего Бориса Галицкого и еще Даниила Чешка, которые и заключили мир с великим князем. По мирному договору Юрий обязывался не искать великокняжеского стола самолично, а только чрез хана; и который из князей по этому договору будет пожалован в Орде великим княжением, тот и будет великим князем Владимирским, Великого Новагорода и всей Руси³³⁸.

Между тем Витовт начинает тревожить отчину великого князя, Псковскую землю. В 1426 г. он подошел к Опочке; с ним были, как передает летопись, земли: Литовская, Ляшская, Чешская и Волошская, а также и «татары его»; кроме того, у царя Махмета он выпросил двор его (вероятно, его личную стражу, конвой). Жители Опочки придумали хитрость: они сделали на пути к городу мост, который слабо держался на веревках, а под мостом набили множество кольев острыми концами вверх. Когда неприятель, ничего не подозревая, во множестве бросился чрез мост к городу, жители Опочки подрезали веревки: мост обрушился, враги падали на острые колья, а многие из них взяты были живыми, и с ними поступили даже для тогдашнего времени слишком грубо и варварски: на глазах Витовта с пленных сдирали кожу, «а у татар резаша…³³⁹ и в рот влагаху им паругающеся». Витовт отступил к г. Вороначу, где, по известию летописи, разразилась до того страшная гроза, что князь, держась за шатерный столб, постоянно выкрикивал: «Господи помилуй!», думая, что вот-вот разверзнется земля и пожрет его. Тем временем псковичи послали посадника своего с боярами в Москву просить великого князя, чтобы он ходатайствовал о Пскове перед своим дедом Витовтом. Зимой бояре Василия Васильевича пришли в Псков и отсюда вместе с псковскими посадниками и боярами, захватив с собой плененных литовцами псковичей, которых Витовт, уходя от Опочки, отдал на поруки псковским посадникам, отправились к Витовту. Московские послы от имени великого князя говорили Витовту: «Что ради ты тако чинишь чрез докончание? Где было тебе быти со мною за един, и ты мою отчину воюешь и пусту творишь!» В то же время псковичи кланялись Витовту 3000 рублей. Литовский князь, принимая во внимание ходатайство своего внука, взял только одну тысячу и ушел домой³⁴⁰. Это было уже в 1427 г. В следующем, 1428 г. псковичи просили себе князя у Василия, и к ним назначен был князь Александр Федорович Ростовский. Витовт, однако, не думал оставить в покое ни Пскова, ни Новгорода; он даже добился того, что Василий Васильевич целовал ему крест на том, что не будет помогать ни Новгороду, ни Пскову³⁴¹.

Выше мы уже говорили о заключенном дядей и племянником (Юрием и Василием) мире, по которому Юрий Димитриевич обязывался искать великое княжение не самолично, а чрез хана, т. е. отдать решение спорного дела на волю хана. Очевидно, такой мир был непрочен: можно было постоянно ожидать, что при таких условиях одна из сторон, у которой будет надежда на успех, постарается если не уничтожить, то смирить противника, не обращаясь к хану, решения которого московские князья давно уже трактовали как пустую формальность, нужную, может быть, для мелких князей и излишнюю для себя. Не было ли каких-нибудь угрожающих действий со стороны Москвы по отношению к Юрию? По крайней мере, ни тот ни другой из князей по заключении мира в 1425 г. не думал ехать к хану для решения спора о великокняжеском столе; напротив, Юрий, как будто вынужденный каким-то внешним давлением, в 1428 г. заключил с Василием невыгодный для себя договор, в котором он называется по отношению к племяннику младшим братом. По этому договору Василий Васильевич не вмешивается в удел Юрия, Галич и Вятку, а Юрий не вступает в отчину Василия, Москву, Коломну, а также Нижний Новгород, Муром и другие его примыслы, – также во владения младших братьев, чем их благословил отец или что они сами приобрели и приобретут; Юрий обязывается также не принимать к себе московских служебных князей, которые – в противном случае – лишаются своих отчин; великий князь, со своей стороны, обязуется оборонять Юрия от врагов и т. д.³⁴²

Последнее обязательство Василий Васильевич в следующем, 1429 г. оправдал на деле. К Галичу подступили татары, но, не сумев взять города, повоевали только окрестные волости; на Крещение они подошли к Костроме и взяли ее; за ней взяли еще Плес и Лух и по Волге ушли назад. Услышав об этом, Василий Васильевич послал на татар Андрея и Константина Димитриевичей с воеводой Иваном Димитриевичем, которые гнались за татарами до Нижнего Новгорода, но, не настигнув их, вернулись домой; другие же воеводы, Федор Константинович Добрынский и князь Федор Давидович Стародубский-Пестрый, нагнали татар за Нижним Новгородом: часть последних была побита, другая – бежала, а полон их остался в руках победителей³⁴³.

В Литве в это время готовились к невиданному торжеству: в 1430 г. Витовт приглашал к себе в Троки соседних владетельных государей на пир, так как хотел, по совету римского цезаря, возложить на себя королевскую корону. На пиру у Витовта были великий князь Василий Васильевич с митрополитом Фотием, князья Тверской и Рязанский, князья Одоевские, Мазовские, хан Перекопский, волошский господарь-изгнанник, послы греческого императора, великий магистр Прусский, ландмаршал Ливонский и польский король Ягайло. Польские магнаты, проведав о намерениях Витовта, исполнение которых вело к обособленному от Польши, вполне самостоятельному существованию Литвы, старались всеми мерами расстроить планы хитрого литвина: они подняли против него папу, перехватили посольство к нему от римского императора в надежде отнять корону, которую, как они предполагали, император посылал с этим посольством Витовту и пр. После гомерических пиршеств, происходивших в Троках и Вильне, гости разъехались, а Витовт, благодаря энергическому противодействию его планам со стороны магнатов, не достиг желанной цели. В том же году он скончался, и Литовский великокняжеский стол занял брат Ягайла, Свидригайло³⁴⁴.

Следующий, 1431 год был беспокойным годом для Москвы вообще и для самого великого князя в частности. Неизвестно, по каким побуждениям в этом году великий князь посылал воеводу своего князя Федора Давидовича Пестрого против волжских и камских болгар. Поход был удачен. Еще раньше этого похода Юрий Димитриевич прислал к великому князю мирную грамоту 1428 г. вместе со складной грамотой³⁴⁵. Князьям-соперникам оставалось теперь только отправиться в Орду и отдать спорное дело на решение хана. В день Успения Пресвятой Богородицы после молебнов и раздачи милостыни по монастырям великий князь, отобедав на лугу напротив Симонова монастыря, отправился в Орду в сопровождении умного, ловкого и хитрого дипломата того времени, боярина Ивана Димитриевича Всеволожского. Юрий отправился в Орду позднее, в конце первой середины сентября³⁴⁶. В Орде Василия и его боярина взял к себе доброжелатель их, враг Юрия, московский дарага Миньбулат³⁴⁷, который держал в то время галицкого князя в великой истоме. Но и у Юрия в Орде нашелся покровитель – ордынский князь Ширин-Тегиня, который силой взял Юрия у Миньбулата и ушел с ним на зимовку в Крым, обещая выхлопотать для него великокняжеский стол. Хитрый Всеволожский, пользуясь отсутствием Васильева соперника, пустил в ход все свое дипломатическое искусство, чтобы обеспечить успех за Василием Васильевичем. Он говорил ордынским князьям (Айдару, Миньбулату и другим): «Сеи ли, господине, ваше печалование к царю и верное ваше слово о нашем государе великом князе, что не может царь ис Тегинина слова выступити мимо всех вас, но по его слову дати великое княжение князю Юрию; и коли царь по его слову так учинит, а в вас тогда что будет? князь Юрий князь велики будет на Москве, а в Литве князь велики побратим его Швитригайло, а Тегиня в Орде и в царе волен, не млови в вас». Такими словами Всеволожский, по выражению летописи, «яко же стрелою уязви сердца их» и добился того, что упомянутые князья выпросили у хана приказ – убить Тегиню в случае его попытки ходатайствовать за Юрия. Весной 1432 г. Тегиня возвратился из Крыма и узнал об этом приказе от ханского постельничего, а потому и не решался предпринять хоть что-либо в пользу Юрия. Между тем Махмет приказал разобрать дело князей. Василий Васильевич искал великокняжеского стола «по отчеству и по дедству», а Юрий на основании летописцев (иначе, по старинным понятиям о старшинстве) и мертвой (духовной) грамоты отца своего. Для хана при других обстоятельствах доводы Юрия могли бы показаться весьма убедительными. Но здесь выручает Василия боярин Всеволожский; он так говорил хану и князьям его: «Государь вольный царь! ослободи молвити слово мне, холопу великого князя. Наш государь великий князь Василей ищет стола своего великого княжениа, а твоего улусу, по твоему цареву жалованию и по твоим девтерем³⁴⁸ и ярлыком, а се твое жалование пред тобою; а господин наш князь Юрий Дмитреевич хочет взята великое княжение по мертвой грамоте отца своего, а не по твоему жалованию, волного царя; а ты волен в своем улусе, кого восхощешь жаловати – на твоей воли, а государь наш князь великий Василей Дмитреевич великое княжение дал своему сыну великому князю по твоему жалованию волного царя; а уже, господине, который год седит на столе своем, а на твоем жаловании, тебе, своему государю, водному царю, правяся, а самому тебе ведомо». Хану, как видно, понравилась льстивая речь Всеволожского: он отдал великое княжение Василию и приказал Юрию вести коня под его соперником (в знак покорности); но Василий Васильевич не хотел бесчестить дядю. Впрочем, и хан не хотел слишком уж обидеть Юрия и придал к его отчине Дмитров, бывший удел Юриева брата Петра, умершего в 1428 г.³⁴⁹ Из Орды Василий Васильевич возвратился в Москву с царевичем Мансыр-Уланом, который там же, в Москве, и посадил его на великом княжении³⁵⁰. Юрий вернулся в свой Звенигород, а оттуда пошел во вновь пожалованный ему Дмитров. Но опасаясь жить поблизости с великим князем, он вскоре ушел в Галич, а Василий Васильевич взял Дмитров себе, выгнав из него Юриевых наместников³⁵¹.

Ханское решение спора между племянником и дядей, конечно, не могло удовлетворить последнего. Юрий рано или поздно, раз решившись оспаривать права племянника, должен был при благоприятных обстоятельствах возобновить попытки занять великое княжение. Обстоятельства сложились так, что галицкий князь возобновил эти попытки раньше, чем, может быть, сам того желал.

Иван Димитриевич Всеволожский, благодаря которому дело Василия было выиграно в Орде, надеялся (как и сам Василий обещал это, будучи, кажется, еще в Орде), что за оказанные им услуги он породнится с великим князем: «О сем слово бысь с великим князем». Князья часто роднились посредством браков со своими боярами, так что нет ничего удивительного в том, что Всеволожский мечтал о родственных связях с великокняжеским семейством. Но мать великого князя Софья Витовтовна, а может быть, и сам Василий не желали этого брака: их выбор падал на дочь Ярослава Владимировича, внучку Владимира Андреевича Храброго и Марии Голтяевой. Василий в 1432 г. обручился с Ярославной, а в следующем, 1433 г. 8 февраля сыграна была свадьба. Оскорбленный Всеволожский в том же году ушел к дяде Василия, Константину Димитриевичу, в Углич, оттуда – в Тверь, а из Твери – в Галич к Юрию Димитриевичу, которого начал подговаривать к войне с Василием. К этому присоединилась еще известная история с сыном Юрия Василием Косым, с которого на брачном торжестве великого князя Софья Витовтовна сорвала драгоценный пояс, некогда принадлежавший великокняжескому семейству и нечистыми путями перешедший в семью Юрия Димитриевича. Василий Косой с братом Димитрием Шемякой бежали из Москвы в Галич, ограбив по пути Ярославль. Юрий уже готов был к походу, когда его дети прибыли из Москвы. Великий князь узнал о намерениях дяди от своего ростовского наместника Петра Константиновича, только когда Юрий с детьми и боярином Всеволожским был уже в Переяславле. При таких неожиданных обстоятельствах Василий Васильевич, естественно, не успел приготовиться к отпору врага, а потому послал к Юрию послов с предложением мира. Юрий, находившийся тогда у Троицкого монастыря, не принял предложения, главным образом, благодаря Всеволожскому, который «не дал о миру ни слова молвити», вследствие чего «бысь межи обоих бояр [т. е. Васильевых и Юриевых] брань велика и слова неподобный», так что послы Василия возвратились в Москву «бездельнии», т. е. ничего не достигнув³⁵². Собрав, сколько можно, ратных людей и московских жителей, Василий выступил навстречу дяде. В апреле 1433 г. дядя и племянник сошлись на берегу Клязьмы в 20 верстах от Москвы. Нестройные полки Василия не выдержали боя, а от простых москвичей никакой помощи не было, «мнози бо от них пияни бяху, а и з собою мед везяху, чтоб пити еще». Прибежав в Москву, Василий захватил с собою мать и жену и поспешно уехал в Тверь, а оттуда в Кострому. Юрий послал детей искать великого князя, и те сообщили отцу, где он находится. Тогда новый великий князь Московский вместе со своими детьми сам пошел к Костроме и захватил там племянника. Василий Васильевич с плачем бил челом дяде, который, по представлению любимца своего, боярина Семена Морозова, не обращая внимания на сильный ропот Всеволожского и других бояр, дал племяннику в удел Коломну, куда после прощального пира, богато одарив, и отпустил его со всеми его боярами. Василий, прибыв в Коломну, начал созывать к себе московских людей. Князья, бояре, воеводы, дворяне и слуги «от мала и до велика» начали отходить от Юрия к его племяннику, «понеже не любо им бысь всем на любовника княже – Юрьева, на Семена Морозова». Дети Юрия, Василий Косой и Димитрий Шемяка, видя, что от их отца все уходят, и считая виновником такого оборота дел боярина Морозова, не постеснялись убить последнего в самом великокняжеском дворце и бежали в Кострому. Юрий же, видя непрочность своего положения в Москве, приглашал Василия на великокняжеский стол, говоря, что сам уйдет в Звенигород. Придя в Москву, Василий заключил мир с дядей. По мирному договору Юрий обязывался за себя и за своего младшего сына, Димитрия Красного, не принимать к себе и не дружить с двумя старшими сыновьями, не помогать им, возвратить Василию не только великое княжество во всей целости, но и г. Дмитров с ханскими на него ярлыками, вместо которого получал Бежецкий Верх, – а также возвратить все награбленное и всех пленных, что было награблено и взято в плен во время последних усобиц. На стороне Василия в этом договоре стояли Константин Димитриевич, Иван и Михаил Андреевичи Можайские и Василий Ярославич Боровский. После этого Юрий ушел в Звенигород, а оттуда – в Галич. Иван Всеволожский, по некоторым известиям, был схвачен по приказанию Василия Васильевича и казнен, а села его взяты в великокняжескую казну³⁵³. Василию Васильевичу теперь можно было направить силы в одну сторону, на Юрьевичей, так как с другими князьями, Иваном и Михаилом Андреевичами Можайскими и Василием Ярославичем Боровским, он находился в мире. Не теряя времени, великий князь в том же 1433 г. послал воеводу своего князя Юрия Патрикеевича и двор свой к Костроме на детей Юрия, которые засели там с вятчанами и галичанами. Бой произошел на берегах р. Куси; войска великого князя были побиты, а воевода взят в плен. Здесь оказалось, что Юрий Димитриевич нарушил договор, так как в этой битве участвовали и его полки. Василий Васильевич, желая наказать дядю за вероломство, с сильной ратью подступил к Галичу и сжег его, а людей увел с собой. Юрий бежал на Белоозеро, а после ухода Василия опять прибыл в Галич, куда звал и детей своих с вятичами, готовясь идти на племянника. Весной 1434 г. (в Лазареву субботу) враги встретились в Ростовской области. Войска Василия опять были разбиты; сам он бежал в Новгород, куда прибыл, по некоторым летописным известиям, 1 апреля и принят был с подобающею честью, а помогавший ему князь Иван Андреевич Можайский вместе с матерью бежал к тверскому князю, за которым была сестра его Анастасия. Из Новгорода Василий Васильевич посылал своего боярина Андрея Федоровича Голтяева в Тверь к князю Ивану Можайскому, прося не отступать от него. «Господин государь, – уклончиво отвечал Иван Андреевич, – где ни буду, а везде есми твой человек; но чтоб и ныне вотчины не потеряти, да матка бы не скиталася по чужей отчине, а всегда есми твой». Но князь Можайский хорошо видел, на какой стороне перевес, и, соблюдая личные интересы, ушел к Троицкому монастырю и пристал здесь к Юрию Димитриевичу. Отсюда союзники пошли к Москве. В среду на Светлой неделе (31 марта; Пасха была 28 марта) Юрий, без труда заняв Москву, овладел великокняжеской казной, пленил великих княгинь и отправил их в Звенигород. Между тем Василий Васильевич из Великого Новгорода ушел чрез Мологу и Кострому в Новгород Нижний (по другим известиям – в Тверь), Юрий Димитриевич послал на него в Нижний Новгород детей своих, двух Димитриев, и великий князь, не видя возможности устоять против братьев, хотел уже бежать в Орду, но тут его остановило неожиданное обстоятельство. Будучи уже на пути к Нижнему, во Владимире, Шемяка и Красный получили известие о внезапной кончине отца. Старший брат их, Василий Косой, извещая о смерти отца, извещал их и о своем здоровье, и о занятии им великокняжеского стола. «Если Бог не восхотел, чтобы княжил отец наш, то тебя мы и сами не хотим», – отвечали братья и пригласили из Нижнего Новгорода Василия Васильевича на великокняжеский стол. Князья, примирившись, все трое пошли к Москве; Василий Косой, покняжив один месяц, бежал чрез Ржеву в Новгород, а оттуда – в Кострому, разграбив по пути Бежецкий Верх и Заволочье. Таким образом, Василий Васильевич опять занял великокняжеский стол, дав Шемяке удел своего умершего дяди Константина Димитриевича, Углич и Ржеву, а брату его – Бежецкий Верх; но по-прежнему удержал за собой Дмитров и удел Косого, Звенигород; кроме того, Шемяка обязался не вступать в Вятку. Но старший Юрьевич не хотел уступать Василию: в следующем, 1435 г. он двинулся из Костромы на великого князя с большими силами; 6 января противники встретились между Ростовом и Ярославлем у Косьмы и Дамиана, на р. Которосли. В жестокой битве Косой был разбит и бежал в Кашин, откуда, собравшись с силами, пошел на заставу (гарнизон) великого князя к Вологде, где пленил Васильевых воевод, Федора Михайловича Челядню, Андрея Федоровича Голтяева и др., а также многих «дворян великого князя». Придя от Вологды в Кострому, он призвал к себе вятичей, очевидно намереваясь опять идти на великого князя или ожидая нападения со стороны последнего. Великий князь действительно пошел к Костроме и остановился в углу, образуемом левым берегом Волги и правым р. Костромы, которая, таким образом, разделяла врагов и не допускала их до битвы. Они заключили мир, по которому великий князь дал Василию Юрьевичу Дмитров; Косой признал Василия Васильевича старшим братом, обязался не брать великого княжения, хотя бы его давали ему татары, вернуть великокняжескую казну, взятую им при выезде из Москвы, и казну Константина Димитриевича; наконец, не принимать к себе тех гостей-суконников, которые поднимали крамолу на великого князя и мать его и ушли во время их распрей из Москвы в Тверь³⁵⁴.

Но пока оставим Василия Косого и обратимся к Новгороду и Пскову и посмотрим, в каких отношениях был с ними Василий Васильевич.

Кажется, борьба с галицкими князьми заставляла великого князя делаться более уступчивым, по крайней мере на словах, по отношению к Новгороду, чем его предшественники. Так, зимой 1435 г. Василий Васильевич и представители Новгорода целовали крест на том, что великий князь отступается от Бежецкого Верха, от волостей на Дамском Волоке и на Вологде, а новгородцы отступаются от княжчин, где бы они ни были. При этом условлено было выслать с обеих сторон в Петров день бояр «на развод земли». Но великий князь в условленное время бояр не выслал, «ни отчины новгородский нигде же не отведе новгородцем, ни неправы не учини»³⁵⁵. Что касается Пскова, то контакты его с великим князем в рассматриваемое время были только по поводу просьб псковичей о назначении к ним князя. В 1434 г. из Пскова выехал князь Александр Федорович Ростовский. В том же году в Псков прибыл из Литвы зять его, князь Владимир Данилович. Чрез два года, т. е. в 1436 г., осенью туда же явился из Риги литовский подручный князь Иван Баба, кажется, в надежде остаться там. Но, прожив здесь до середины зимы, он уехал к великому князю на службу. Зимой того же года в Псков приехал князь Борис Васильевич, сын князя Василия Семеновича Шуйского, и сказал, что прибыл наместником от великого князя (которому приходился троюродным братом), так что Владимир Данилович должен был уступить ему княжеский двор. Но, как видно, он почему-то не нравился псковичам, так как последние в том же году отправили к великому князю посольство с просьбой дать им в князья Владимира Даниловича. Просьба была удовлетворена, и князь Борис должен был выехать из Пскова, «занеже он пролгался». Не обманывал ли он псковичей, говоря, что приехал от великого князя? Или, может быть, он пролгался относительно Пскова, представляя псковские дела великому князю в ложном свете, о чем последний мог узнать от послов³⁵⁶?

Выше мы сказали, что по мирному договору, заключенному великим князем с Василием Косым на берегах Костромы, последний получил г. Дмитров, куда и отправился. Это было в 1435 г. в начале весны. Пробыв в Дмитрове месяц, Юрьевич уже в следующем, 1436 г. пошел в Кострому, а великому князю послал «розметныя» грамоты (грамоты о разорвании мира). Пробыв в Костроме до того, как установился зимний путь, Косой пошел в Галич, а отсюда в Устюг, который, после 9-недельной стоянки под ним, взял тамошнего великокняжеского воеводу, князя Глеба Ивановича Оболенского, и десятильника ростовского владыки повесил, многих устюжан перебил и перевешал. Между тем брат его Димитрий Шемяка, собираясь жениться, приехал в Москву звать великого князя на свадьбу. Великий князь, подозревавший Шемяку – и, как показывают последующие события, не совсем безосновательно, – в соучастии с Косым, приказал схватить его и отправить в Коломну. Что же касается Косого, то он весной пошел от Устюга на великого князя; с ним были вятичи и двор Шемяки. Великий князь и шедшие с ним князья: меньшой из Юрьевичей, Димитрий Красный, князь Иван Андреевич Можайский и недавно прибывший из Пскова в Москву князь Друцкий Иван Баба, встретили Василия Косого в Ростовской области у Святого Покрова в Скорятине. Косой, желая «искрасти» великого князя, применил хитрость: просил перемирия до утра следующего дня; великий князь согласился и, пользуясь этим временем, распустил свои полки по окрестностям, говоря современным языком, на фуражировку. Этим-то обстоятельством и воспользовался Косой: он двинул свои полки на великого князя, которого успели, впрочем, известить об этом. Василий Васильевич разослал гонцов по всем своим станам, а сам схватил трубу и начал давать сигналы к сбору. Полки его собрались и выступили навстречу неприятелю: войска Косого были разбиты и обращены в бегство; один из московских воинов, преследовавших неприятеля, узнал Косого, нагнал его и начал кричать о подмоге; на этот крик прискакал князь Иван Баба, и Косой был взят живым; его привели к великому князю, который отправил его в Москву, где он вскоре был ослеплен. По прибытии в Москву Василий Васильевич позвал к себе Шемяку, которому во время похода на Косого дозволено было свободно, но безвыездно и под присмотром, жить в Коломне. Великий князь теперь «пожаловал его», отпустил его в отчину его, заключив с ним новый договор, не отличающийся, впрочем, ничем от прежнего³⁵⁷.

Вражда между двоюродными братьями на время прекратилась. Мы увидим даже, что Василий Васильевич отправляет Шемяку на ратные дела.

С 1428 г., когда татары нападали на Галицкую область (взяли Кострому, Плес и Лух), до 1437 г. включительно ордынцы не беспокоили московских владений. Но в 1438 г. великий князь сам бестактно поступил с изгнанным из Орды ханом и тем навлек на себя много бедствий. Осенью упомянутого года хан Улу-Махмет, изгнанный из Орды братом своим Кичи-Махметом, пришел к русской границе и засел в г. Белёве. Василий Васильевич послал на него свои полки под началом Юрьевичей, Шемяки и Красного. По пути к Белёву ратные люди вели себя как разбойники: грабили своих же, мучили людей, добиваясь от них пожитков, убивали скот и отправляли домой «и неподобная и скверная деяху». Улу-Махмет при сравнительной малочисленности у него людей не осмелился выступить против многочисленной московской рати; он отдавался на волю русских князей, но те не приняли его предложения и на следующий день пошли к городу, около которого и произошел бой. Татары не выдержали боя и обратились в бегство; русские преследовали их до самого города, а двое удальцов, князь Петр Кузминский и какой-то Семен Волынец, увлеклись даже за татарами до половины города, но за это удальство поплатились головами. На другой день боя хан выслал к русским князьям зятя и с ним несколько татарских князей, чрез которых предлагал сына своего Мамутека, а князья – своих детей в заложники, и притом с обещанием, что в случае занятия им ханского престола он будет оберегать Русскую землю и, пока жив, не будет присылать на Русь ни за выходом, ни за чем-либо иным. Василий Иванович Собакин и Андрей Федорович Голтяев, высланные для переговоров, не согласились и на эти предложения; тогда татарские князья сказали русским воеводам: «Если не хотите этого, то посмотрите назад!» Те обернулись и увидели москвичей в беспорядочном бегстве. Дело в том, что литовский князь послал на помощь русским мценского воеводу Григория Протасьева, который, предавшись Улу-Махмету, советовал русским пока не вступать в бой с ханом, обещая быть с ними заодно, а сам между тем послал сказать Улу-Махмету, чтобы он напал на русские полки. Татары разбили русских и обратили в бегство: много пало людей, пали, между прочим: князь Федор Тарусский, князь Андрей Стародубский, Иван Кузминский и др. Этот бой происходил 5 декабря³⁵⁸.