Текст книги "Великие князья Владимирские и Владимиро-Московские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г."

Семен Иванович, как и его отец, оставил духовное завещание, по которому его удел, все движимое и недвижимое имущество, примыслы и приобретения, как, например, села, купленные у князей Друцкого и Новосильского, переходят к его жене, по смерти которой все это, конечно, достанется великому князю Ивану Ивановичу, материальная база которого увеличится, следовательно, вдвое. В этом завещании обращает на себя внимание совет великого князя, как его братья должны жить между собой и с боярами, отношение которых к князьям и роль их при них описаны здесь довольно ясно: «А по отца нашего благословенью, что нам приказал жити за один, тако же и яз вам приказываю своей братьи жити за один; а лихих бы есте людий не слушали, и хто имет вас сваживати: слушали бы есте отца нашего владыки Олексея, тако же старых бояр, хто хотел отцю нашему добра и нам».

Семен Иванович был женат три раза: а) на княжне Литовской, Анастасии Гедиминовне (до крещения Августа) с 1333 г., когда Семену Ивановичу было 17 лет (она умерла в марте 1345 г.); б) на Евпраксии Федоровне, княжне Смоленской, с 1345 г., с которой в следующем, 1346 г. развелся, отослав ее к отцу, Федору Святославичу; в) на княжне Марии Александровне, дочери Александра Михаиловича Тверского, с 1347 г. От первого брака он имел детей Василия, Константина и дочь Василису, вступившую в 1349 г. в брак с Михаилом Васильевичем Кашинским; от третьего брака у него были дети Михаил, Иван, Семен и Даниил, умершие в младенчестве²²².

Иван Иванович
Род. в 1326 г. – ум. в 1359 г

Семену Ивановичу Гордому наследовал его брат Иван. Тридцатитрехлетняя жизнь Ивана Ивановича сравнительно небогата фактами, конечно, благодаря его характеру, тихому и миролюбивому, и его физической слабости. За время до его вокняжения летописи отмечают только несколько его поездок в Орду и неудачный поход против шведов на помощь Новгороду.

В 1339 г., когда ему было только 13 лет, он вместе со старшим братом сопровождал в Орду отца, а осенью того же года отец послал его одного к хану, который отпустил его уже зимой с пожалованием, как говорят летописи, и любовью²²³. Затем вместе с братом Семеном Ивановичем он ездил в Орду в 1341, 1344 и 1351 гг.²²⁴ Упомянутый в биографии Семена Ивановича поход на шведов был в 1347 г. Иван Иванович прибыл в Новгород и узнал, что шведы взяли город Орехов; новгородцы были тогда в Ладоге, но Иван Иванович почему-то не поехал туда, а вернулся назад, не приняв даже ни благословения от владыки, ни новгородского челобитья²²⁵.

В 1353 г. умер Семен Иванович, и все русские князья отправились в Орду, где соперником Ивану Ивановичу явился суздальский князь Константин Васильевич. Новгородцы также отправили от себя посла, Семена Судакова, просить хана за князя Суздальского: они хорошо помнили притеснения Калиты и его сына, не ждали для себя добра и от их преемников, а потому, естественно, не желали видеть на великокняжеском столе потомство Ивана Даниловича. Однако хан дал великое княжение Ивану Ивановичу, который, как и другие князья, вышел из Орды после Крещенья, а 25 марта 1354 г. сел на великом княжении во Владимире²²⁶. Неудовлетворенные новгородцы полтора года были с ним без мира, «но промежи того, – по замечанию летописи, – не бысть зла никоего же»; однако потом они примирились²²⁷.

Вскоре после того, как Иван Иванович отправился в Орду, рязанцы в Петровки (22 июня 1353 г.) с юным князем своим, впоследствии знаменитым Олегом Ивановичем, внезапно захватили город Лопасну; московского наместника, князя Михаила Александровича, захватили в плен и держали в жестоком заключении, пока он не был выкуплен. По возвращении из Орды Иван Иванович не хотел вступаться за упомянутый городок, относящийся к уделу его малолетнего племянника, князя Владимира Андреевича Серпуховского, которого он вознаградил, дав ему нечто из рязанских же мест, ранее приобретенных²²⁸.

Что касается суздальских князей, то с Константином Васильевичем Иван Иванович примирился за год до его смерти, т. е. в 1355 г.; года через два он виделся в Переяславле с его сыном, Андреем Константиновичем, за которым хан утвердил Суздаль, Городец и Нижний Новгород; одарил его многими дарами и, «честь велику сотворив», отпустил с миром²²⁹. К тому же почти времени относится одно загадочное явление, бывшее в Москве. 3 февраля 1357 г. пред утренями на площади нашли убитым московского тысяцкого, Алексея Петровича. Никто не мог объяснить причины этого загадочного убийства. Некоторые, впрочем, говорили, что на него бояре собирали тайный совет, строили козни. Последняя догадка стоустой молвы весьма правдоподобна: как тысяцкий, он мог иметь громадное влияние на граждан в качестве их представителя; в то же время он – боярин и, следовательно, лицо, близкое к великокняжескому двору. Такой человек мог иметь врагов, и по преимуществу среди бояр. Недаром в ту же зиму некоторые «больший бояре» с женами и детьми уехали в Рязань. Впрочем, через год Иван Иванович (обстоятельство, бросающее в этой истории тень на самого великого князя) зазвал из Рязани к себе двоих из отъехавших бояр: Михаила и зятя его, Василья Васильевича²³⁰.

Так слабо было правительство при великом князе, слабом и телом и духом! Не только в соседних княжествах (Муром, Тверь) происходили междоусобицы, споры и распри, но и в самой Москве совершались такие злодеяния, как убийство тысяцкого. А между тем князь с твердым характером и энергичный именно в это время мог много хорошего сделать для Руси в ее отношениях, например, с Ордой.

В описываемое время в Орде происходили кровавые события. В 1357 г. там был митрополит Алексий и исцелил ханшу Тайдулу. Но он скоро ушел из Орды, потому что там началась, по выражению летописей, «замятия». Добрый – как называют летописи хана – Чанибек был убит сыном Бердибеком; для достижения своей цели злодей убил еще 12 братьев по совету князя-темника, «окаянного» Товлубия. Вслед за этим на Русь отправлен был посол Иткара «по запрос ко всем князем русским»; за ним явился другой посол, Кошак, «и велика бысть истома князем русским»²³¹.

Впрочем, великий князь Московский представлялся силой уже не как лицо с тем или другим характером и умом, а как нечто отвлеченное, именно: как великий князь Московский, какое лицо ни носило бы этот титул. Так, к этому слабому и бесхарактерному Ивану Ивановичу, но все-таки великому князю Московскому, в том же 1357 г. обращаются, как к третейскому судье, тверские князья, дядя и племянник: Василий Михайлович Кашинский, занимавший Тверской великокняжеский стол, и Всеволод Александрович Холмский, претендовавший на тот же стол. Всеволод приехал во Владимир и обратился к митрополиту Алексию с жалобами на дядю. Василий узнал об этом и также обратился к митрополиту, а потом «по митрополичью слову» – к великому князю, с которым вошел в мир и любовь. Однако дела между дядей и племянником не уладились²³²: они поехали на суд к новому хану, к которому отправились и другие князья, а также Иван Иванович. Всеволод хотел отправиться в Орду через Переяславль, но переяславские наместники великого князя не пропустили его, конечно, потому, что Иван Иванович держал сторону Василия, с которым недавно помирился. Что Иван Иванович держал сторону Василия, это, между прочим, видно из того, что войска московские (можайская рать) вместе с тверскими в следующем 1358 г. ходили отнимать у литовцев Ржеву, что и исполнили, хотя вскоре литовцы опять взяли ее²³³.

За год до смерти Ивана Ивановича (1358) в Рязань пришел татарский царевич Мамат-Хожа и послал в Москву объявить великому князю, что требуется провести точные и определенные границы между Московской и Рязанской землями («посла царевич… о разъезде земли Рязанские пределы, и межи утвердити нерушимы и непретворимы»). Но Иван Иванович не пустил царевича в свою отчину²³⁴.

В следующем, 1359 г. 13 ноября «благоверный и христолюбивый, и кроткий и тихий и милостивый» Иван Иванович скончался, по обычаю тогдашних князей, в схиме и погребен в Архангельском соборе в Москве²³⁵.

Иван Иванович был женат дважды: а) на княжне Федосье, дочери Димитрия Романовича Брянского, которая через год или год с небольшом умерла; б) на Александре, известной нам только по имени. Дети у Ивана Ивановича были только от второго брака, а именно: Димитрий (Донской) и Иван и неизвестная по имени дочь, выданная в 1356 г. за Гедиминова внука, Димитрия Кориадовича²³⁶. У великого князя Ивана II Ивановича была еще дочь Марья, бывшая в замужестве за князем Димитрием Михайловичем Боброком-Волынским, одним из героев Куликовской битвы.

Димитрий Константинович Суздальский
Род. в 1323 г. (?) – ум. в 1383 г

Димитрий Константинович занял великокняжеский стол «не по отчине и не по дедине» в 1360 г. и княжил по 1362 г. В 1363 г. он несколько дней также продержался во Владимире, откуда был выгнан боярами Димитрия Ивановича в Суздаль. Подробные сведения о нем см. в разделе о князьях суздальско-нижегородских в т. II.

Димитрий Иванович Донской
Род. в 1350 г. – ум. в 1389 г

После Ивана Ивановича остались два сына, Димитрий и Иван – оба малолетки, – и племянник, сын Андрея Ивановича, Владимир (впоследстии Храбрый), также малолетний. По духовному завещанию Ивана Ивановича Москва, отчина его, назначена Димитрию и Ивану, а треть доходов с нее – их двоюродному брату, Владимиру; раздел же волостей произведен по старшинству: Димитрию даны Можайск и Коломна с селами, Ивану – Звенигород и Руза, Владимиру – удел его отца, жене Александре – некоторые Коломенские волости, село Семицкое в Москве и с двух сыновних жеребьев из московской тамги одна треть. Села и все недвижимое имущество после Александры идут Димитрию и Ивану, – после Ульяны, второй жены Ивана Калиты, – Димитрию, Ивану и Владимиру; после вдовы Семена, Марии, – одному Димитрию²³⁷. Иван Иванович вскоре (1364 г.) умер, и его надел перешел в руки Димитрия Ивановича.

В 1359 г. умер Бердибек, и ханом сделался его родственник Кулпа, который чрез 5 месяцев по воцарении был убит Наврусом. Русские князья явились к новому хану, который дал великое княжение младшему из суздальских князей, Димитрию Константиновичу, «не по отчине, не по дедине», замечает летописец. Это замечание весьма знаменательно: мы заключаем по нему, что в тогдашнем обществе в это время уже укоренилось понятие о том, что великокняжеский стол есть исключительное достояние московских князей… 22 июня 1360 г. Димитрий Константинович прибыл во Владимир. Между тем в Орде начались убийства ханов: один хан убивал другого, чтобы, заняв престол, подвергнуться такой же насильственной смерти; началась, по характерному выражению летописи, «замятия». Димитрий Иванович был также в Орде, но выехал оттуда еще до замятии, в 1361 г.²³⁸

Юный Димитрий или, лучше сказать, его советники и руководители – митрополит и бояре – не думали уступать суздальскому князю. Димитрий Иванович предъявил права на великокняжеский титул и звал суздальского князя на суд хана. Ханов теперь было два: в Орде – Мурат, и на правой стороне Волги – Авдул, креатура Мамая. В 1362 г. киличеи обоих соперников отправились в Орду. Мурат признал великокняжеский титул за князем Московским «по отчине и по дедине»²³⁹. Но Димитрий Константинович не хотел уступать московскому князю: он сел в Переяславле. Тогда московские бояре, взяв с собой троих юных князей, т. е. Димитрия, Ивана и Владимира, пошли ратью к Переяславлю. Димитрий Константинович бежал сначала во Владимир, а потом в Суздаль. Московский князь вошел во Владимир и сел на столе отца и деда. Пробыв здесь три недели, он распустил войско и отправился в Москву. К этому, кажется, времени следует отнести его договорную грамоту с двоюродным братом, Владимиром: конечно, бояре позаботились, для устранения в будущем каких-либо недоразумений, определить взаимоотношения братьев. По этой грамоте, Димитрий Иванович должен быть Владимиру вместо отца, а Владимир – держать под братом его великое княжение честно и грозно, хотеть ему во всем добра, не искать удела Семена Ивановича, которым благословил его отец. Кроме того, братья целовали крест на том, чтобы иметь общих друзей и врагов, без обоюдного согласия ни с кем не договариваться и не вмешиваться одному в управление уделом другого. Далее, Владимир обязан давать ордынскую тягость и протор со своего удела по старым сверткам. В случае войны все бояре Владимира, где бы кто ни жил, должны быть под стягом своего князя.

В следующем, 1363 г. во Владимир прибыл посол хана Авдула с великокняжеским ярлыком для Димитрия – предупредительность, указывающая на желание Авдула, чтобы московский князь признал его ханом. Димитрий и от этого хана взял ярлык, честил посла и отпустил его с дарами. Вероятно, бояре думали получением ярлыка и от другого хана преградить все пути к искательству суздальского князя, или же они поступили так ввиду неопределенного положения в Орде при соперничестве двух ханов. Во всяком случае, они сделали ошибку: Мурат в гневе на московского князя за то, что он принял ярлык от его соперника и тем как бы признал последнего ханом, прислал с бывшим в Орде князем Иваном Белозерским (действовавшим там во вред московскому князю) и своим послом Иляком ярлык на великое княжение Димитрию Суздальскому, который и отправился во Владимир. Димитрий Иванович (конечно, бояре) и братья его с многочисленным войском пошли на суздальского князя и выгнали его из Владимира, где он на этот раз сидел около 12 дней. Димитрий Константинович бежал в Суздаль, куда отправилось и московское войско. Около Суздаля москвичи все опустошили, и Димитрий Константинович смирился. Противники заключили мир, после чего московский князь, взяв «волю свою» над суздальским, ушел во Владимир. Смиряя суздальского князя, Димитрий Иванович смирял и других князей: так, он смирил князя Константина Ростовского, из Галича выгнал князя Димитрия Ивановича, взяв жену его в плен, а из Стародуба – князя Ивана Федоровича, чьи уделы оставил за собой. Изгнанники удалились в Нижний Новгород к Димитрию Константиновичу, возможно, в надежде поднять его на московского князя. Но Димитрий Константинович, как видно, не хотел и думать о том: в 1365 г. из Орды пришел его сын Василий с ханским послом, который предлагал ему ярлык на великое княжение; но Димитрий Константинович отказался от него в пользу московского князя, к которому обратился даже с просьбой о помощи в борьбе его за Нижний Новгород с младшим братом Борисом. Так постепенно перед московским князем смиряются все другие князья Северо-Восточной Руси, даже такие, как Суздальско-Нижегородский, также носивший титул великого князя. Вообще, из всех действий великого князя Московского или его советников видно, что в Москве ясно осознана была идея единодержавия: вот почему более слабых князей Москва старается подчинить себе и даже уничтожить, более сильных – ослабить, и при этом, как сейчас увидим, применялись все возможные средства для достижения цели – употреблялось оружие как мирское, так и духовное²⁴⁰.

В 1365 г. 2 июня умер в Нижнем Новгороде старший брат Димитрия Константиновича Андрей, и Нижним овладел самый младший из братьев, Борис Константинович. Димитрий, узнав о смерти старшего брата, отправился в Нижний, но Борис не пустил его туда, почему Димитрий отправился в Москву просить помощи у московского князя против младшего брата. Тогда епископ Суздальский и Нижегородский был лишен сана, а в Нижний Новгород великий князь послал преподобного Сергия – звать Бориса к себе, чтобы примирить его с братом, – Борис не пошел. Князей судит только Бог, отвечал он на зов. Тогда употреблена была такая же мера, как и против Пскова, когда в нем засел Александр Тверской: Сергий по приказанию митрополита и великого князя должен был затворить церкви. Но и эта мера не помогла. Тогда великий князь дал Димитрию Константиновичу свою рать. Только теперь Борис вышел на встречу и просил мира, отступаясь от Нижнего Новгорода. Старший брат занял Нижний, а младший – Городец. Таким образом, Димитрий Иванович теперь помогает смирившемуся перед ним бывшему сопернику, даже вступает (в 1366 г.) в брак с его дочерью Евдокией²⁴¹.

В следующем, 1366 г. у Димитрия Ивановича вышла размолвка с Новгородом: новгородские молодые люди, или, как называет их Никоновская летопись, «младыя дворянчики», в своих ушкуях прогулялись по Волге, пограбили в Нижнем Новгороде торговых людей: татар, армян и др., прошли в Каму и по пути также все грабили. Великий князь сделал запрос новгородцам, зачем они ходили грабить и бить его гостей, и в гневе расторг с Новгородом мир, вывел оттуда своих наместников и приказал схватить в Вологде и доставить в Москву новгородского двинского боярина Василия Даниловича с сыном. Между тем как Димитрий Иванович и Владимир Андреевич замышляют и начинают приводить в исполнение план об укреплении Москвы («замыслиша ставите город Москву камеи»), новгородцы одумались и просили великого князя о мире, по заключении которого в 1367 г. в Новгород послан был великокняжеский наместник и из Москвы отпущен захваченный в Вологде боярин Василий²⁴².

С 1367 г. на первый план выступают отношения Москвы и Твери. В последней происходила борьба между дядей и племянником – Василием Михайловичем Кашинским и Михаилом Александровичем Микулинским – за удел Семена Константиновича Дорогобужского. Последний отказал свой удел, помимо родного брата Еремея и Василия Михайловича, князю Микулинскому, которого особенно любил и уважал²⁴³. Спорящие стороны обратились в Москву, к митрополиту, который назначил третейским судьей тверского владыку Василия; владыка оправил князя Микулинского. Несмотря на благоприятный исход дела, Михаил Александрович ясно видел, что Москва принимает сторону его врага. Кроме того, когда после так называемого «великого пожара Всесвятского» Димитрий Иванович с Владимиром Андреевичем задумали укрепить Москву, великий князь начал приводить к повиновению всех князей русских, а которые не повиновались его воле, «и на тех нача посегати, тако же и на князя Михаила Александровича Тверского»²⁴⁴. Последнему ничего не оставалось делать, как только искать сильного союзника, и он обратился в Литву к зятю своему Ольгерду. Между тем в его отсутствие Василий Кашинский с сыном и племянником Еремеем позвали в Москву на суд к митрополиту владыку Василия, будто бы присудившего удел князя Семена князю Михаилу не по правде; Василий, кажется, был обвинен. После того кашинский князь пошел ратью на Тверь; ему помогали московские войска. 27 октября Михаил Александрович пришел от Ольгерда с вспомогательными литовскими войсками и так повел дела, что князь Кашинский попросил мира; Михаил Александрович заключил мир с дядей, князем Еремеем, и великим князем Московским, но неизвестно, на каких условиях²⁴⁵. Впрочем, в том же 1367 г. Еремей сложил крестное целование к Михаилу и отъехал на Москву к Димитрию Ивановичу, кажется, с жалобами на Михаила, – по крайней мере, последующий события указывают на это. В следующем, 1368 г. Димитрий Иванович и митрополит лаской зазвали Михаила Александровича в Москву, задержали там, судили по делу с Еремеем, а после суда схватили его и бояр его, посадили в заключение и держали «в истомлении велицем на Гавшине дворе». Вероятно, в связи с этими событиями стоит и захват в том же году Владимиром Андреевичем Ржевы. В это время являются в Москву три ордынских князя: Карачай, Ояндар и Тютекаш; от них Димитрий Иванович узнал «новины нестройны себе из Орды». Эти послы, «слышавше сия (что происходило в Москве) усумнешась», и поэтому-то, конечно, Димитрий Иванович освободил Михаила Александровича, укрепив его крестным целованием (неизвестно, относительно чего), и отпустил в Тверь. Впрочем, тогда же Димитрий Иванович отнял у тверского князя Градок, часть Семенова удела, в котором сел его наместник с князем Еремеем, братом князя Семена. Между тем Михаил Александрович уехал из Москвы, и уехал, конечно, врагом великого князя и митрополита²⁴⁶.

Итак, Димитрий и Михаил, как бы то ни было, примирились, хотя бы только для видимости. Но обстоятельства, вызвавшие это примирение (приезд в Москву трех ордынских князей), как видно, устранились. В то же время умер Василий Кашинский, сторонник Димитрия. Михаил становился теперь вполне и бесспорно великим князем Тверским, и в этом положении, имея несомненно громадное влияние на удельных князей, мог быть опасен Москве, особенно если взять в расчет его ум и энергию. Может быть, желая вообще ослабить тверского князя или предотвратить сильную коалицию со стороны тверских князей против Москвы, Димитрий Иванович в том же 1368 г. вскоре после отъезда Михаила из Москвы послал сильную рать на Тверь. Михаил и на этот раз ушел в Литву и со слезами просил зятя помочь, просил сам и через сестру, жену Ольгерда. Ольгерд, наконец вняв просьбам шурина или жены, выступил в поход с братом Кейстутом, племянником Витовтом, который тогда был, по выражению летописца, еще «млад и неславен», и с сыновьями; с ним была и смоленская рать, а потом присоединилась и тверская. Благодаря военной тактике Ольгерда – хранить в тайне цель и направление похода – Димитрий Иванович узнал о нашествии врагов, уже когда готовиться к отпору было поздно. Из московской, коломенской и дмитровской ратей он наскоро составил сторожевой полк; начальство над ним вверено было Димитрию Минину и Акинфу Шубе, боярину Владимира Андреевича. Между тем Ольгерд быстро подвигался к Москве, обозначая свой путь огнем и мечом. В волости Холохле князь Стародубский Семен Димитриевич Крапива, а в Оболенске – князь Константин, потомок Михаила Черниговского, оказали сопротивление Ольгерду, но поплатились за это жизнью. Наконец, при реке Тростне Ольгерд встретился с московским сторожевым полком, который в ожесточенной битве был весь истреблен. Это было 21 ноября 1368 г. Димитрий Иванович, митрополит, Владимир Андреевич и бояре заперлись в Москве, как тогда говорили, засели в осаде. Три дня стоял Ольгерд под Москвой, но город взять не смог, а потому, сжегши посад и опустошив окрестности, пошел в обратный путь, все предавая огню, а людей и скот забирая с собой. По заменанию летописца, такого зла и от татар не было²⁴⁷. Так или иначе Михаил отомстил великому князю Московскому, который должен был примириться с ним и даже возвратить ему Градок и, кроме того, отпустить Еремея Дорогобужского в Тверь²⁴⁸.

На время великий князь Московский вынужден был оставить тверского князя в покое и обратить внимание свое на северо-восток, где Псков находился в неприязненных отношениях как к Новгороду, так и к немцам, из-за границ. Димитрий Иванович послал туда двоюродного брата Владимира Андреевича. Великий князь отправлял и посла в Дерпт, но посольство не имело успеха. Прибытие Владимира Андреевича восстановило, по крайней мере, согласие между псковичами и новгородцами, совместное действие которых против немцев имело успех²⁴⁹. Между тем Москва, как видно, немного отдохнула и оправилась после Ольгердова нашествия. Однако московский князь, конечно, в ожидании столкновений с соседями обратил внимание на слабо укрепленные пункты: Москва еще в предыдущем году была укреплена; теперь, в 1369 г., Димитрий Иванович заложил город Переяславль, который в том же году и был срублен. Тогда же – вероятно, за участие в набеге Ольгерда на Москву – москвичи и волочане воевали смоленские волости, а в следующем, 1370 г. великий князь посылал рать на город Брянск²⁵⁰. Наконец, очередь опять дошла и до Твери.

В августе 1370 г. Димитрий Иванович сложил крестное целование к Михаилу Александровичу, что заставило последнего отправиться в Литву просить помощи у Ольгерда. Посланная Димитрием в Тверскую землю рать предавала все мечу и огню и воротилась с большим полоном. В сентябре сам Димитрий выступил с войсками, взял Зубцов и Микулин, вообще «все волости и села тверские повоевали и пожгли и пусто сотворили, а людей многое множество в полон повели, и все богатство их взяли, и весь скот их взяли в свою землю»; в Москву Димитрий Иванович и его сподвижники пошли «со многим богатством и корыстию и землю свою всю многого скота наполниша и смириша тверич до зела». Между тем Ольгерд, отвлекаемый немцами, на этот раз не мог оказать помощи своему шурину. Михаил поехал в Орду, выхлопотал там от ставленика Мамаева хана Магомет-султана ярлык на великое княжение; он возвращался на Русь с послом Сарыхожей. Димитрий Иванович расставил по дорогам заставы, чтобы перехватить тверского князя; но Михаилу дали знать об этом его московские доброхоты, и он направился в Литву и опять просил у Ольгерда помощи, на этот раз с успехом. С Ольгердом, кроме Михаила Александровича, шли брат его Кейстут, князья Литовские и князь Смоленский, Святослав Иванович. В ноябре объединенные князья подошли к Волоку-Ламскому и пожгли посад, но города не взяли. Простояв тут три дня и забрав большой полон, они направились к Москве и пришли туда 6 декабря. Димитрий, как и при первом нашествии Ольгерда, затворился в городе. Союзники пожгли посад и все, что можно было сжечь вокруг Москвы; но, простояв восемь дней, города взять не смогли. Между тем князь Владимир Андреевич стоял в Перемышле, отовсюду сзывая к себе рати. Сюда пришел, между прочим, и Владимир Димитриевич, князь Пронский, с ратью Олега Ивановича Рязанского. Услышав о собрании около Владимира Андреевича больших сил, Ольгерд начал просить у Димитрия Ивановича вечного мира, предлагая выдать дочь свою за Владимира Андреевича. Но Димитрий согласился только на перемирие до Петрова дня. Примирившись, Ольгерд пошел восвояси, но с большой осторожностью, «озираяся семо и овамо», потому что боялся погони; Михаил также ушел в Тверь, примирившись с московским князем. Чрез некоторое время от Ольгерда явились послы, чтобы устный перемирный договор оформить и записать. На одной из договаривающихся сторон стояли: великий князь Московский и его двоюродный брат Владимир Андреевич; на другой – великий князь Литовский, князья Тверской, Смоленский и Брянский. Существенная часть договора следующая: «А что князь Михайло… которая будет места пограбил в нашей отчине в Великом княженьи, а то князю великому Олгерду мне чистити, то князю Михаилу по исправе подавати назад по докончанью князя великого Олгерда. А где будет князь Михайло вослал в нашю отчину в Великое княженье наместники или волостели, а тых ны сослати долов; а не поедут, и нам их имати, а то от нас не в измену. А от сего перемирья от Спожына заговенья до Дмитриева дни. А имет князь Михайло что пакостити в нашей отчине, в Великом княженьи, или грабити, нам ся с ним ведати самим; а князю великому Олгерду, а брату его князю Кестутью и их детем за него ся не вступати». Далее по этому договору постановлено давать свободный пропуск послам союзников²⁵¹.

Трусливое отступление Ольгерда от Москвы и выраженное им желание породниться с московским князем показали Михаилу, что надежды на Литву остается мало. Но не таков был Михаил, чтобы в столь стесненных обстоятельствах смириться. В следующем, 1371 г. он обратился опять в Орду, из которой возвратился в начале апреля в Тверь с ярлыком на великое княжение и с тем же послом Сарыхожей. Между тем Димитрий Иванович по всем городам великого княжения привел и бояр и черных людей к крестному целованию на том, чтобы им «не даватись великому князю Михаилу Александровичу Тверскому», а сам с Владимиром Андреевичем и войсками стал в Переяславле. Михаил хотел войти во Владимир, но граждане не пустили его; а когда Сарыхожа позвал Димитрия к ярлыку – великий князь с гордостью, в сознании своей силы, отвечал: «к ярлыку не еду, а в землю на княжение Володимерское не пущу [Михаила], а тебе, послу, путь чист». В то же время Димитрий с честью звал посла к себе. Тот, прельщенный дарами, отдал ярлык Михаилу Александровичу и из Мологи отправился в Москву, а Михаил от Мологи пошел на Бежецкий Верх, повоевал его и вернулся в Тверь 23 мая. Притязаний своих на великокняжеский стол он все-таки не думал оставить: он послал в Орду хлопотать о своем деле своего сына Ивана. Между тем Сарыхожа, обласканный и задаренный в Москве, придя в Орду, восхвалял Димитрия за его смирение и добрый нрав. Вскоре после Сарыхожи, а именно в середине июня, Димитрий и сам отправился в Орду: митрополит Алексий проводил его до Оки и благословил на предстоящий путь. Отправляясь в Орду, великий князь написал духовное завещание, конечно, на всякий случай, для предосторожности. Наследником всего родового, благоприобретенного имущества, движимого и недвижимого, он делает старшего из наличных детей, Василия; но о великом княжении не говорит ни слова – еще так не окрепла в нем уверенность, что оно останется за его сыном! Впрочем, из великого княжения он отказывает сыну села, купленные его отцом. К тому же времени, кажется, надо отнести второй договор Димитрия Ивановича с Владимиром Андреевичем относительно городов Галича и Дмитрова, удела княгини Ульяны и пр. Но об этом договоре мы еще будем говорить впоследствии. В Москву между тем прибыли литовские послы для заключения мира (о чем мы говорили уже выше) и обручения Ольгердовой дочери Елены с князем Владимиром Андреевичем. Михаил Александрович, недовольный оборотом дел, опять пошел на Волгу, повоевал Кострому, Углич, Мологу и Бежецк и посажал там своих наместников. Этими набегами Михаил оскорбил и новгородцев, так как меч его коснулся и их земли, а потому Новгород еще теснее примкнул к великому князю Московскому, с которым заключил договор: по договорной грамоте Новгород обязывается помогать великому князю Московскому против Твери и Литвы, а московский князь Новгороду – против Твери же и Литвы и еще против немцев. Мы сказали, что Димитрий Иванович отправился в Орду… Здесь он «учти добре» князя Мамая, хана, ханшу и пр. Последнее обстоятельство всех расположило к московскому князю, и он отпущен был из Орды «со многою честию и с пожалованием»; кроме того, ему выдали сына Михайлова Ивана, которого Димитрий Иванович привез в Москву и держал на митрополичьем дворе, пока его не выкупили за ту сумму, какую будто бы дал за него в Орде сам Димитрий, а именно 10 000 рублей²⁵². Таким образом, по выражению летописи, Димитрий Иванович «супостаты свои победив посрами». Но еще не совсем посрамлены были супостаты: в Бежецком Верху и других городах сидели наместники главного супостата, князя Тверского. По прибытии из Орды Димитрий Иванович послал рать на Бежецкий Верх, где наместник Михаила Никифор Лыч был убит москвичами; потом начался грабеж по тверским волостям. Может быть, война с Тверью и затянулась бы, но Димитрий отвлекся в другую сторону²⁵³. Мы видели, что при втором нашествии Ольгерда на Москву рязанская рать приходила на помощь Владимиру Андреевичу. Неизвестно, что произошло после того между московским и рязанским князьями; но 14 декабря 1371 г. Димитрий Иванович послал под началом воеводы, князя Димитрия Михайловича Волынского, рать на Олега Рязанского. При Скорнищеве произошел бой, в котором хвастливые рязанцы были разбиты наголову, и сам Олег едва сумел спастись бегством. На рязанском столе посажен был Владимир, князь Пронский, которого, впрочем, вскоре Олег привел в повиновение²⁵⁴.