Текст книги "Великие князья Владимирские и Владимиро-Московские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г."

Олег Рязанский, не могший, конечно, забыть 1382 г., когда московская рать опустошила его землю, теперь воспользовался обстоятельствами и в 1385 г. стремительно пришел к Коломне, взял ее и пленил тамошнего наместника Александра Остея со многими боярами. Димитрий Иванович послал на Рязань рать под началом Владимира Андреевича. Но на этот раз счастье изменило последнему: москвичи были побиты; тут же убит был, между прочим, и внук Ольгерда Михаил Андреевич Полоцкий. При натянутых отношениях к Орде, при некоторой расшатанности внутренних дел, благоразумие требовало от Димитрия, чтобы он хоть на краткое время избегал любых столкновений с соседями, и поэтому-то Димитрий Иванович решил предложить Олегу вечный мир, умолив преподобного Сергия, тогда уже прославившегося святостью жизни, стать во главе посольства к строптивому рязанскому князю. Сергий «чудными, тихими и кроткими речами» склонил Олега на вечный мир, который (в 1387 г.) был скреплен родственным союзом: дочь Димитрия вышла за сына Олегова Федора²⁷².

Но если политика требовала осторожности по отношению к таким соседям, как, например, Олег Рязанский, от которого можно было ожидать наступательных неприязненных действий, то по отношению к Новгороду такая осторожность была излишня, так как Новгород по самому характеру отношений с тем или другим великим князем один не мог переходить в наступление. Вот почему и при стесненных до некоторой степени обстоятельствах Димитрий Иванович не мог простить Новгороду некоторых вин.

Под 1386 г. находим в летописях известие, что Димитрий Иванович «дрежа гнев на Новгород про Волжан и про княжчины», т. е. за тех молодцов, которые гуляли по Волге и Каме и избивали и грабили гостей и своих и чужих, а также и за то, что новгородцы не платили княжеских пошлин (княжчин). Пред Рождеством Димитрий выступил в поход вместе с Владимиром Андреевичем; с ними были полки почти тридцати городов. Новгородцы выслали послов с челобитьем о мире, но великий князь мира не дал, подступил ближе к Новгороду и остановился в 15 верстах от него. Новгородцы прислали другое посольство, во главе которого стоял владыка Алексий, предлагавший великому князю 8000 рублей. Но и это посольство не имело успеха. Владыка послал к новгородцам сказать, чтобы они держали «опас», потому что великий князь мира не дал. Вследствие этого известия новгородцы сожгли все пригородные постройки и (с благословения владыки) 24 монастыря и поставили острог. Однако новгородцы в третий раз решили испробовать, не удастся ли уладить дело миром: они послали к Димитрию двух архимандритов, семь священников и пять человек жителей, по человеку с конца (Новгород делился на пять концов). Этому посольству удалось склонить Димитрия на мир: 3000 рублей отданы были великому князю из Софийской казны, а 5000 рублей новгородцы обещали доправить на Заволочьи, потому что заволочане также участвовали в волжских грабежах. Кроме того, новгородцы дали черный бор. По заключении мира Димитрий Иванович возвратился в Москву, откуда послал в Новгород своих наместников и черноборцев²⁷³.

В 1388 г. у Димитрия Ивановича произошла размолвка с двоюродным братом Владимиром Андреевичем. Летописи, к сожалению, ничего не говорят о причинах этой размолвки; говорят только, что вследствие нее великий князь приказал схватить бояр Владимира и развести их по разным городам. Таким образом, здесь мы можем ограничиться только более или менее близкими к истине догадками. В духовном завещании Димитрия мы между прочим читаем: «А которые деревни отымал князь Володимер от Лыткинского села княгини моее к Берендееве слободе, а те деревни потянут к Литкинскому селу моее княгини». Мы не знаем, когда Владимир «отымал» деревни великой княгини; видим только, что Владимир Андреевич хотел увеличить свой удел насильственным присвоением деревень великой княгини. Не было ли что-нибудь подобное причиной размолвки между двоюродными братьями? Существует предположение, что Владимир Андреевич не хотел уступить своего права (по прежним понятиям о старшинстве) на великое княжение племяннику, т. е. сыну Димитрия, что и было причиной размолвки. Как бы то ни было, но вражда продолжалась недолго: братья помирились; по мирно-договорной грамоте Василий Димитриевич считается по отношению к дяде своему, Владимиру Андреевичу, старшим братом; по отношению к следующему сыну Димитрия, Юрию, Владимир считается братом, а по отношению к младшим сыновьям – старшим братом. Таким образом, этим договором признается (в первый раз) преимущество относительно престолонаследия племянника над дядей, так что великокняжеский стол должен был переходить в нисходящей линии по праву первородства. Братья примирились в день Благовещения 1389 г., т. е. 25 марта²⁷⁴, а менее чем чрез два месяца, 19 мая, Димитрий Иванович скончался, будучи еще в цвете лет (39 лет). Заслуги Димитрия ценились уже его современниками, что видно из дошедшего до нас особого сказания о его подвигах и из жития его: благочестие, трезвая жизнь, целомудрие до и после брака, кротость, щедрость к церквям – вот характерные черты, которые житие выставляет на вид²⁷⁵.

От брака с Евдокией Димитриевной (1366 г.), дочерью Димитрия Константиновича Суздальско-Нижегородского, Димитрий Иванович имел детей: Даниила, умершего раньше отца, Василия, впоследствии великого князя Московского, Юрия, Семена, Ивана, Андрея, Петра и Константина, родившегося за несколько дней до смерти отца. Дочерей: Софию, бывшую с 1387 г. за Федором Олеговичем Рязанским; Марию, бывшую с 1394 г. за князем Литовским Семеном (Лугвением) Ольгердовичем; Анастасию, бывшую за князем Иваном Всеволодовичем Холмским (из тверских), и Анну, родившуюся в год замужества Софии.

В духовном завещании Димитрия Ивановича прежде всего обращает на себя внимание, по выражению нашего историка (Соловьев, III, 380), «не слыханное прежде распоряжение»: Димитрий благословляет старшего из оставшихся сыновей великим княжением владимирским, как своей отчиной: «А се благословляю сына своего, князя Василья, своею отчиною Великим Княженьем». Чтобы упрочить великокняжеский стол за своим родом в случае бездетной кончины Василия и устранить притязания на великое княжение со стороны Владимира Андреевича, Димитрий Иванович предусмотрительно сделал оговорку, которая, впрочем, по кажущейся неясности, подала впоследствии повод Юрию Димитриевичу Галицкому оспаривать великокняжеский стол у преемника Василия Димитриевича. Оговорка была такая: «А по грехом отымет Бог сына моего князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княж Васильев удел, а того уделом поделит их моя княгиня». Очевидно, по этому распоряжению, следующий за Василием брат мог занять великокняжеский стол только в случае бездетной кончины Василия, чего Димитрий Иванович мог опасаться ввиду того, что Василий не был еще женат во время написания духовной грамоты. Кроме Василия в живых оставалось еще пять сыновей Димитрия: Юрий, Андрей, Петр, Иван и Константин, родившийся за несколко дней до смерти отца, почему в завещании о нем и говорится только гадательно.

По духовному завещанию свою отчину Москву великий князь поручает только четырем сыновьям: Василию, Юрию, Андрею и Петру. Устранение Ивана может быть объяснено его болезненностью и склонностью к монашеской жизни; а Константина при написании духовного завещания, как сказано, еще не было на свете. В Москве и относившихся к ней станах Димитрий Иванович владел двумя жребиями: жребием отца своего и дяди Семена Ивановича Гордого; третий жребий, которым владел Владимир Андреевич, и теперь остался за последним. Великий князь половину из своих жребиев отдает Василию на старший пут; другая половина разделена между остальными тремя сыновьями, а великой княгине Евдокии была назначена часть городских доходов. Владения же свои, города и селения Московского княжества, Димитрий Иванович разделил следующим образом: а) Василию дана Коломна с волостями, несколько московских сел и часть собственного прикупа Димитрия; села: Красное с Елизаровским и Проватовым и село Васильевское в Ростове; б) Юрию даны: Звенигород с волостями, несколько московских сел, Галич, названный Димитрием покупкой деда (Ивана Калиты), покупки отца: село Кузмодемьянское, село Богородицкое в Ростове, два села костромских, Борисовское и Микульское, и починок за Вяткой; в) Андрею: Можайск с волостями, Верея, Калуга, Медынь, несколько сел московских и покупка деда – Белоозеро с волостями: г) Петру: Дмитров с волостями, несколько московских сел и волостей, свою покупку – село Богородицкое на Баголе и покупку деда Димитрия – Угличе-Поле, Тошна и Сяма. Ивану из Московской отчины ничего не назначено – он был сильно обделен; ему даны: Раменец (Раменейце), село Зверковское с Соханским починком и Сохна. Димитрий сознавал, что Иван наделен сравнительно бедно, и, кажется, поэтому сделал в завещании такую оговорку: «а Сохна сыну же моему князю Ивану; а в том уделе волен сын мой, князь Иван: который брат до нею добр будет, тому даст»; д) великой княгине выделено было из удела каждого сына по участку и дано несколько примыслов самого Димитрия, как Самойлецев, и села: Петровское, Фроловское и Елох. Наконец, чрезвычайно важно распоряжение Димитрия о том, чтобы мелкие князья Московской земли жили в Москве. Этим, во-первых, усиливался блеск московского двора, и великий князь становился полным хозяином не только всей Московской земли, но и ее мелких владетельных князей, на которых народ в силу их положения при московском дворе должен был смотреть, как на слуг великого князя, а на последнего, как на главу и этих князей, и всей Московской земли. Во-вторых, эта мера с течением времени должна была привести к образованию служебных князей, о которых в первый раз говорится в договорной грамоте Василия Васильевича и Андрея и Константина Димитриевичей с Юрием Димитриевичем Галицким, – а в дальнейшем эта мера привела к образованию бояр из служебных и вотчинных князей²⁷⁶.

Приводя, так сказать, к одному знаменателю все факты жизни и деятельности Димитрия Ивановича, мы видим, что главная заслуга его перед историей состоит в сознательном стремлении к ослаблению сильных удельных князей и уничтожению князей мелких уделов, другими словами – в стремлении к централизации власти, к единодержавию. Это – во-первых; во-вторых, в столь же сознательном стремлении к освобождению от татарского ига. В духовных завещаниях и договорных грамотах мы часто встречаемся с такими выражениями: «а оже ны Бог избавит, ослободит от Орды», «а переменит Бог Орду», «а отдалится от нас Орда» и т. д. Конечно, слава заслуг Димитрия не принадлежит исключительно ему одному: она принадлежит столько же ему, сколько и его предшественникам, начиная с его деда: они мирно, терпеливо, хотя нередко при помощи хитрости и коварства, подготовливали к достижению намеченных целей те средства, которыми воспользовался Димитрий. Но уже чрезвычайно важно и то, что он сумел воспользоваться этими средствами.

Василий Димитриевич
Род. в 1371 г. – ум. в 1425 г

Уже с юных лет Василий Димитриевич, хотя и несамостоятельно, является действующим лицом на политической сцене. После разгрома Москвы Тохтамышем в 1383 г. 23 апреля, когда ему было еще только 12 лет, отец послал его в Орду тягаться с Михаилом Александровичем, великим князем Тверским, о великокняжеском столе²⁷⁷. Михаил вышел из Орды, не достигнув своей цели; но, кажется, в надежде, что дела в Орде могут измениться в его пользу, он оставил там сына своего Александра (Ордынца) – между тем как московского княжича оставил сам хан за 8000 рублей серебром московского долга. Василию или, лучше сказать, сопровождавшим его боярам приходилось все-таки бороться с тверским княжичем. На это есть указания в летописях. Так, летописи замечают, что княжичей «смущаше… некий царь ординский, обещевая комуждо дата великое княжение»; этот смутник обещал и хана настроить так, как ему заблагорассудится. Но московскому княжичу не нравилось житье в полуневоле, и он «умысли крепко с верными своими доброхоты» бежать из Орды. В 1386 г. он был уже у молдавского воеводы Петра. В сопровождении московских бояр, высланных ему навстречу отцом, а также многих поляков и литовцев, он прибыл в Москву (кажется, чрез Пруссию, где виделся с Витовтом и условился с ним относительно женитьбы на его дочери) 19 января 1387 г.²⁷⁸

18 мая 1389 г. скончался Димитрий Иванович Донской. Насколько упало теперь значение татар в глазах московского князя, показывает то обстоятельство, что Димитрий Иванович, как видно из его духовного завещания, благословляет сына Василия Владимирским княжеством, этим символом великокняжеского достоинства, как своей отчиной. 15 августа того же года ханский посол Шахмат во Владимире возвел Василия на великокняжеский стол²⁷⁹. Торжество, впрочем, вскоре несколько омрачилось: между великим князем и его дядей Владимиром Андреевичем произошел разлад вследствие ли того, как полагают, что окружавшие молодого великого князя бояре не хотели дать Владимиру надлежащего участия в делах правления, или вследствие утверждения нового порядка в престолонаследии, как думают другие. Владимир Андреевич с семейством и боярами выехал из Москвы в свой Серпухов, а отсюда в Торжок, в Новгородскую землю. Но в том же году дядя и племянник примирились и написали договорную грамоту. Великий князь, по этому договору, считается по отношению к дяде старшим братом; брат его Юрий равным братом, остальные великокняжеские братья – младшими братьями. Далее великий князь обязывает дядю «всести на конь», когда придется садиться на коня и ему, великому князю. «А где ми [Василию] самому не всести, и мне, брате, тобе послати, а тобе всести без ослушанья», – читаем далее в договоре. Вообще, этот договор мало чем отличается от подобных же договоров предшественников Василия. Но есть два пункта, обращающих на себя внимание, в которых, с одной стороны, выражается как бы недоверие племянника к дяде, а с другой – благие чаяния перемен в отношениях с Ордой и предположения о новых примыслах. Вот эти пункты: «Оже ми, брате, самому сести в городе, а тобе ми послати из города, – и тобе оставили своя княгини» (т. е. в Москве); точно так же делает и великий князь. Далее: «а переменит Бог Орду, и тобе имати дань с своее вотчины и с своего удела собе»… «а найду собе Муром, или Торусу, или иная места, тот ти [Владимиру] протор не надобе», и наоборот. По этому договору Владимир Андреевич получил Волок и Ржеву, которые, впрочем, по другому договору, были променены на Углич с селом Золоторусским, Городец, Козельск, Гоголь, Алексин и Лисин. Владимир по этому же последнему договору не вступается в примыслы великого князя: Нижний Новгород, Муром, Мещеру и ни в какие иные места татарские и мордовские, бывшие за Димитрием Константиновичем, дедом его, и за ним самим²⁸⁰.

Была ли как-то связана с делами новгородскими, как полагает Карамзин, ссора или размолвка дяди с племянником и имела ли она влияние на отношения Новгорода Великого к молодому великому князю, – не знаем, так как указаний на это в летописях нет; знаем только, что вскоре после примирения великого князя с Владимиром в Москву прибыли в 1390 г. новгородские послы, взяли мир по старине, и великий князь послал к ним наместником своим Евстафия Сыту²⁸¹.

В следующем, 1391 г. 9 января семнадцатилетний великий князь вступил в брак с Софией, дочерью Витовта Кейстутьевича, который, будучи изгнан из Литвы Ягеллом, жил тогда у прусских немцев. Есть летописные известия, впрочем позднейшие, будто бы Витовт силой вынудил будущего великого князя Московского дать обещание жениться на его дочери. Наши историки считают это известие недостоверным и скорее видят в этом браке политический расчет. Кроме того, некоторые видят здесь несообразность в том, что Василий, бежавший из Орды в Молдавию, никак не мог вернуться в Россию через Пруссию. Как бы то ни было, но брак этот состоялся²⁸².

В середине июля следующего, 1392 г. Василий Димитриевич отправился в Орду, и это путешествие увенчалось полным успехом в смысле новых примыслов к Москве. Великий князь был чрезвычайно любезно принят в Орде, что правдоподобно объясняется тем обстоятельством, что Тохтамыш в это время находился в открытой вражде с Тамерланом, который от Аральского и Каспийского морей подвигался к северу, к улусам хана Золотой Орды. Конечно, последнему плохо пришлось бы, если бы великий князь Московский, а за ним и вся почти Северо-Восточная Русь встали на сторону Тамерлана. С другой стороны, и золото московского князя сослужило тут свою службу, – недаром же летописец замечает про великого князя: «и умзди князей царевых, чтоб печаловались о нем царю Тахтамышу». Несмотря на то что в 1389 г. хан дал ярлык на Нижегородское княжество Борису Константиновичу, у которого оспаривали это княжество его племянники Кирдяны, теперь Тохтамыш, по совету приближенных, не постеснялся признать Василия наследственным государем Нижегородского княжества; мало того, Василий получил еще Городец, Мещеру, Тарусу и Муром. Из Орды великий князь удалился, кажется, с необыкновенной поспешностью, так как Тамерлан приближался к ханским владениям. От хана отправлен был в Московскую землю посол Улан – царевич, который должен был возвести Василия на великокняжеский Нижегородский стол. Из Орды Василий прибыл в Коломну, откуда сам поехал в Москву, а посол со своими боярами отправился в Нижний Новгород. Благодаря измене старейшего нижегородского боярина Василия Румянца московские бояре без труда овладели городом²⁸³. Борис, его семейство и приверженцы закованы были в цепи и разосланы по городам. Вскоре в Нижний Новгород прибыл сам великий князь и посадил здесь своих наместников (Димитрий Александрович Всеволожский). Впрочем, Суздальско-Нижегородское княжество еще не окончательно утвердилось за Москвой: Борис вскоре умер, но после него остались племянники, Василий Кирдяпа и Семен Димитриевичи, по матери родные дяди Василию Димитриевичу; кажется, они княжили тогда в Суздальской волости или только проживали в Суздале. Но об этом речь впереди. Здесь же пока отметим только, что в том же 1392 г. великий князь (а с ним и Русь) понес две весьма чувствительные утраты в лице умерших троицкого игумена Сергия, о важном значении которого говорить излишне, и боярина своего, Даниила Феофановича, о котором летописец замечает, что он много послужил великому князю и в Орде, и на Руси, и по чужим землям²⁸⁴.

Тогда же началась вражда у великого князя и с другим Новгородом, Великим. В 1391 г. в Новгород приезжал митрополит Киприан и после двухнедельных пиршеств потребовал себе права суда в Новгороде, которое принадлежало и прежним митрополитам. Между тем новгородцы всегда старались выговорить у великих князей и выговаривали себе право – не ездить на суд в Москву (вообще «на Низ»). Мало того: они задумали не ходить на суд и к митрополиту, и еще в 1385 г. написали утвержденную грамоту и укрепились крестным целованием. Теперь новгородцы начали ссылаться на эту грамоту, между тем как митрополит требовал ее уничтожения. Новгородцы не согласились. В гневе выехал из Новгорода Киприан. Но это дело митрополита было в то же время и делом великого князя: зависимость Новгорода от московского митрополита была, в сущности, зависимостью от Москвы. И вот в 1392 г. великий князь отправил в Новгород послов с требованием черного бора, княжчины (княжеских пошлин) и церковной подсудности митрополиту, который разрешит новгородцев от греха клятвопреступления (клятву не ходить на суд к митрополиту они скрепили крестным целованием). Новгородцы отвечали отказом, и великий князь послал дядю своего Владимира Андреевича и брата Юрия воевать новгородские волости. Московские, коломенские, звенигородские и дмитровские войска, взяв Торжок и набрав множество пленных в новгородских волостях, уже возвращались восвояси, как жители Торжка, на которых обыкновенно падали первые удары московских полков, как это было и в данном случае, возмутились и (это было уже в 1393 г.) убили некоего Максима, доброхота великого князя. Василий опять отправил на Торжок полки с тем, чтобы убийцы Максима были схвачены и доставлены в Москву. Москвичи повоевали Торжок, Волок и Вологду, а семьдесят человек, замешанных в убийстве Максима, доставленные в Москву, были публично казнены: им постепенно отрезали руки, ноги и пр. и при этом приговаривали, что так гибнут враги великого князя²⁸⁵.

Новгородцы не захотели оставаться в долгу: в том же 1393 г. под предводительством князя Литовского Романа и князя Константина Ивановича Белозерского они начали воевать великокняжеские волости, взяли городок Кличен и Устюжну, пограбили и пожгли Устюг и Белоозеро; но, не желая дальнейшего кровопролития и раздора с великим князем, в областях которого вели торговые дела, послали к Василию послов просить мира по старине, который и был заключен на предложенных великим князем условиях; митрополиту новгородцы отослали свою крестную грамоту, вследствие чего Киприан среди прочего писал им: «И ныне обращения ради вашего от греха этого прощаю вас и благословляю, також и сын мой великий князь Димитриивич ваше челобитное моление приемлет и мир по древнему дает вам». Послы великого князя, отправившиеся в Новгород для подкрепления этого мира, привезли в Москву черный бор с новгородских волостей и 350 рублей великому князю и митрополиту за то, что последний послал свое благословение новгородскому владыке и всему Новгороду²⁸⁶.

Между тем 6 мая 1393 г. умер Борис Константинович Нижегородский, княжение которого было присоединено к Москве. Дети его, Иван и Данило, разосланные по взятии Нижнего по разным городам в заключение, и теперь еще не были на свободе. Но у Бориса были еще племянники, Василий и Семен Димитриевичи, как видно добивавшиеся волостей отца и дяди²⁸⁷. Вследствие притеснений со стороны великого князя вскоре после смерти Бориса (в 1394 г.) они бежали из Суздаля в Орду хлопотать о возвращении своей отчины: Суздаля, Городца и Нижнего Новгорода. Посланная за ними великим князем погоня не достигла цели²⁸⁸. Были ли действительно братья Димитриевичи в Орде – неизвестно; надо полагать, судя по последующим событиям, что если они даже и были в Орде, то не там все-таки нашли помощь, а ближе к своей отчине. В конце октября 1395 г. Семен Димитриевич подошел к Нижнему Новгороду с царевичем Ейтяком (Ектяк, Ентяк, Гентяк) и 1000 татар. Три дня московские воеводы отбивались от татар, но, наконец, отворили ворота, взяв предварительно под присягой клятву с русских и татар, что они не будут грабить и брать в плен христиан. Однако татары преступили клятву и грабили русских донага²⁸⁹. «Не аз творих лесть, но татарове; а яз в них не волен, а с них не могу», – говорил князь Семен в свое оправдание. Две недели пробыли татары в Нижнем и, наконец, бежали в Орду, прослышав, что великий князь собирает на них сильное войско. Действительно, Василий Димитриевич послал брата Юрия наказать татар, и последний проник за Волгу и на Каму, взял города: Болгар, Жукотин, Казань и другие места; вообще, московские полки воевали край три месяца. Что касается Семена Димитриевича, то он скрывался после того среди татар, а потом, когда жена и дети его были отысканы и взяты в Москву, он и сам бил челом великому князю, как, кажется, и брат его Василий²⁹⁰. Но об этом будем говорить ниже.

Еще раньше, чем дяди великого князя начали добиваться своей Суздальско-Нижегородской отчины, в Москве и вообще на Руси уже знали, что Тохтамыш сильно отвлекается от своих улусов новым восточным завоевателем Тамерланом. В 1393 г. Тохтамыш уже испытал силу последнего в степях Астраханских; но этот урок не подействовал на хана Золотой Орды: вскоре он двинул свои полчища на северную Персию, которую Тамерлан по праву завоевателя считал своим достоянием. Бой между двумя вождями родственных народов произошел близ нынешнего Екатеринограда; разбитый Тохтамыш бежал; Тамерлан преследовал его до Волги, посадил в Орде нового хана и в конце 1395 г. устремился далее на север. Великий князь приказал собирать полки, с которыми, оставив в Москве князя Владимира Андреевича Храброго, выступил к Коломне и остановился на берегу Оки. Народ, объятый ужасом, постился и молился; великий князь приказал укреплять города, а для успокоения взволнованных умов писал митрополиту, чтобы он распорядился перенесением из Владимира в Москву Владимирской иконы Божией матери. Это было в начале августа. Тамерлан между тем, взяв Елец, продолжал держать путь к северу и направлялся, по-видимому, к Москве. Но в конце августа он вдруг повернул назад, о чем вскоре узнали в Москве. Великий князь воротился с берегов Оки в свою столицу, где с великой радостью встречен был духовенством и народом. Современники приписали избавление от нового завоевателя заступничеству Богоматери, и церковь установила празднество в честь сретения ее иконы 26 августа, так как в этот день из Владимира в Москву была принесена упомянутая икона, и в тот же самый день, по сказаниям современников, Тамерлан пошел в обратный путь из пределов Руси²⁹¹.

Орда, потрясенная нашествием Тамерлана и оскудевшая людьми, теперь, конечно, не была страшна Москве, и великий князь мог обратить внимание в другую сторону, на других соседей, и особенно на усиливавшуюся тогда Литву, где с 1392 г. начал господствовать тесть Василия Димитриевича, Витовт. Оставленный в покое немцами, Витовт в 1395 г. 28 сентября хитростью взял Смоленск и в то же время послал рать на Олега Рязанского, у которого находился в это время один из князей Смоленских братьев Святославичей, Юрий, женатый на дочери Олега. Нет сомнения, что великому князю Московскому нежелательно было такое соседство, нежелательно было усиление литовского князя вообще, а тем более – за счет древних русских областей. Но он, как видно, пока еще не хотел становиться в открыто враждебные отношения к своему тестю; видим даже, что Василий действует совместно с Витовтом и в его пользу. В 1396 г. мы видим Василия Димитриевича и митрополита Киприана в гостях у Витовта в Смоленске, где они праздновали Пасху и где литовский князь уважил ходатайство митрополита о непритеснении греческой веры: митрополит Московский был духовным пастырем православно-русского населения Литвы. Между тем Олег Рязанский совершил нападение на принадлежавший Литве Любутск. Василий Димитриевич в угоду Витовту чрез посла советовал Олегу воротиться домой. Олег послушался, тем более что граждане Любутска храбро защищались. Витовт, однако, не хотел оставить Олега безнаказанным: он пошел («о Покрове», 1 октября) в Рязанскую землю и жестоко расправился с жителями: проливал кровь, как воду, по выражению одного летописца, «люди улицами сажали [и] секли», по выражению другого. После этого подвига Витовт был в Коломне у Василия Димитриевича, который принял его с великой честью и богато одарил. Здесь оба князя (хотя желание было одного Витовта) условились отправить послов к новгородцам с требованием, чтоб они расторгли мир с немцами. Как увидим, Витовт думал о том, чтобы Новгород считал его своим великим князем: по одному этому он мог смотреть на дружбу новгородцев с немцами как на личную обиду; кроме того, негодование Витовта на Новгород могло усиливаться еще и потому, что тот принял к себе двух князей, неприятных для Витовта: Патрикия, отца которого, Наримонта Гедиминовича, он повесил и расстрелял, и Василия Ивановича, одного из смоленских князей, с которыми он еще так недавно поступил слишком бесцеремонно и коварно. Итак, князья условились послать в Новгород посольство, и в 1397 г. послы Василия Димитриевича были уже в Новгороде. Страшны были князья Московский и Литовский, но и торговые интересы – с немцами ли, с другим ли каким народом – были очень близки сердцу Новгорода. Кроме того, следует иметь в виду и то обстоятельство, что несколько лет назад (в 1391 г.) новгородцы заключили в Изборске мир с Любеком, Готландом, Дерптом и Ревелем. Понятен поэтому ответ, данный новгородцами Василию: «Господин великий князь! у нас с тобой мир, с Витовтом – иной и с немцами – иной». Таким образом, совет князей ничему не послужил, по крайней мере для одного из них, для Витовта. Впрочем, судя по следующим событиям, Василий Димитриевич, кажется, уже во время переговоров с Витовтом думал сводить счеты с Новгородом сам, тем более что к тому были весьма серьезные поводы²⁹².

Еще в 1395 г. в Новгород приезжал митрополит с патриаршим послом и требовал суда для себя, но не получил. Из Новгорода, однако (как думают, смягченный дарами), он выехал мирно, благословив архиепископа и народ²⁹³. Но в 1397 г. – потому ли, что новгородцы отказались разорвать мир с немцами, или за отказ в суде митрополиту, или по каким-то другим причинам, – Василий Димитриевич послал своих бояр на Двину в Заволочье сказать всем тамошним поселенцам («всей Двинской свободе»), чтоб они «задалися» за великого князя, который будет оборонять их от Новгорода. Двинские бояре и вообще все двиняне целовали крест великому князю. Тогда же Василий Димитриевич отнял у новгородцев Волок-Ламский и Торжок с волостями, Бежецкий Верх и Вологду; затем сложил с себя крестное целование к ним («крестную грамоту к ним скинул»). Новгородцы хотя и ответили тем же, но не хотели доводить дела до крайности. В это время митрополит позвал в Москву владыку новгородского Иоанна по святительским делам. Новгородцы отправляют с ним своих послов и умоляют владыку замолвить за них доброе слово пред великим князем. Владыка просил Василия отступиться от Заволочья и взятых им городов, а также отменить общий суд на порубежье, потому что это «не старина». Но великий князь не принял ни благословения и доброго слова от владыки, ни челобитья от послов; неприязни к Новгороду не прекратил и мира не взял²⁹⁴. Когда владыка Иоанн возвратился домой, к нему собрались новгородцы и убеждали его, что обид великого князя дальше терпеть нельзя. Тогда владыка благословил их «поискать» отнятые у них города и волости. Это было весной 1398 г. Новгородские воеводы с ополчением пошли на Двину к городку Орлецу. По дороге встретил их владелец волостей с Вели (приток р. Ваги), от которого они узнали, что великокняжеский боярин Андрей в самый день Пасхи напал с двинянами на Вель, волость Святой Софии, повоевал ее и взял поголовный («на головах») окуп; а на Двину в засаду от великого князя приехал князь Федор Ростовский охранять («блюсти») города, судить и брать пошлины с новгородских волостей; узнали также, что двинские воеводы, Иван и Коной с друзьями, поделили между собой новгородские волости и новгородских бояр. «Лучши есть нам умрети за св. Софию, нежели в обиде быти от своего великого князя!» – сказали воеводы и пошли на волости великого князя: Белозерские волости и Белозерский старый городок были взяты на щит, пограблены и сожжены; из нового городка вышли белозерские князья с великокняжескими воеводами и били челом новгородским воеводам, которые взяли с них 60 рублей окупа и, кроме того, забрали громадный полон и много скота; далее захватили Кубенские волости, воевали около Вологды, повоевали и пожгли Устюг, где стояли четыре недели; отсюда отрядили часть войска к югу, которая только на один день пути не доходила до Галича, все предавая по пути огню и мечу и забирая полон, который, впрочем, отдавали на окуп, так как суда не могли поднять всей тяжести добычи. От Устюга новгородцы пошли к Орлецу, где стояли четыре недели. Жители городка не сдавались; но когда стали бить его пороками, они вышли с челобитьем: воеводы приняли от жителей челобитье, но воевод заволоцких, «кто водил Двинскую землю на зло», не пощадили: одних предали смерти, других перековали; у князя Федора Ростовского взяли присуд и пошлины, «а самому с другы живот даша»; с гостей великого князя взяли 300 рублей окупа, а с двинян «за их преступление и за их вину» взяли 2000 рублей и 3000 коней по числу новгородских ратников. Из пленных главного «переветника» Ивана Никитина, заволоцкого воеводу, в Новгороде сбросили с моста (в Волхов); двоих, Герасима и Родиона, пощадили, так как они изъявили желание постричься в монахи; брату Ивана Никитина Анфалу удалось бежать еще в дороге. Погоня за ним не имела успеха. Утолив жажду мести, новгородцы послали в Москву послов для заключения мира, который и состоялся «по старине», и Василий Димитриевич отпустил в Новгород брата своего Андрея. Уступчивость в данном случае великого князя может правдоподобно объясняться тем, что он не хотел оттолкнуть от себя новгородцев в другую сторону, к своему опасному врагу – Литве, а Витовт действительно хлопотал о том, чтобы взять Новгород в свои руки. В договоре Витовта с прусским магистром, заключенным в том же 1398 г., есть пункт, по которому Витовт должен помочь ордену в завоевании Пскова, а орден обязан помогать Витовту в покорении Новгорода. Примирение новгородцев с Василием и посылка туда последним «в себя место» Андрея Димитриевича, конечно, не нравились Витовту, но теперь он не высказывал явно своего гнева ни против Новгорода, ни против Москвы, так как отвлечен был в другую сторону: он шел против Темир-Кутлука (или Кутлуя) за изгнанного им из Орды Тохтамыша, которому надеялся вернуть ханский престол, и, в свою очередь, при помощи восстановленного им хана прибрать Москву к своим рукам: «Сесть на Москве на великом княжении, на всей Руськой земле». В том же году зачем-то приезжал от него в Москву посол Ямонт. Не хотел ли Витовт привлечь на свою сторону и московского князя для выполнения первой части своей программы? Тогда же жена Василия, Софья Витовтовна, с детьми приезжала к отцу в Смоленск. Впрочем, как бы то ни было, но план Витовта относительно Тохтамыша не удался: при помощи Едигея Темир-Кутлук наголову разбил литовцев на берегах Ворсклы. Это было 12 августа 1399 г. Еще до этой битвы Витовт прислал новгородцам разметную грамоту с речью: «Обезчествовали мя есте, что было вам за мене ятися, а мне было вам князем великым быти, а вас мне было боронити, и вы за мене не ялися». Тогда же Витовт «разверз мир» с Василием Димитриевичем и Псковом, куда еще в прошлом году, удовлетворяя просьбу псковичей, великий князь Московский послал Ивана Всеволодовича, князя Холмского, который в 1397 г., сложив крестное целование к великому князю Тверскому Михаилу Александровичу, ушел в Москву и там женился на Анастасии Димитриевне, сестре великого князя²⁹⁵. Но сейчас увидим, что после битвы на берегах Ворсклы Витовт стал уступчивее по отношению даже к Новгороду, между тем как московский князь становится как будто притязательнее.