Текст книги "Семь «почему» российской Гражданской войны"

В то же время служба в национальных армиях предполагала ряд условий, шедших вразрез с традиционными взглядами русских офицеров. К примеру, признаком лояльности офицера петлюровскому (в меньшей степени гетманскому) руководству являлось отсутствие с его стороны контактов с какими бы то ни было организациями или частными лицами, устойчиво ассоциировавшимися с Россией, неиспользование русского языка в устной или письменной речи, презрительное отношение к «москалям» (как во многих украинских документах того времени именовались русские). В Украинской галицийской армии выходцы из старой русской армии должны были служить вместе со своими недавними врагами – австрийцами, поскольку кадровые офицеры бывшей австро-венгерской армии составляли основу старшего и высшего командного состава галицийских войск. Только младший и средний комсостав был представлен украинцами и галичанами.

Офицерами, действительно связавшими свою судьбу с украинским национальным движением, могут считаться лишь те, кто находился в украинских войсках на протяжении всей Гражданской войны. Разумеется, таких было гораздо меньше, чем прослуживших в украинских армиях какой-то период войны. Например, среди выпускников академии Генерального штаба таких было только 10 %, в том числе знаковые для украинского национального движения фигуры генералов В.Н. Петрова, А.И. Удовиченко и некоторых других. Как правило, эти люди, сделавшие в украинских формированиях неплохую карьеру, являлись махровыми националистами и русофобами. Например, на страницах своих мемуаров генерал Удовиченко писал о белых и красных «москалях», порабощавших Украину[443]443
  Удовиченко О.I. Україна у вiйнi. С. 127–128.


[Закрыть]. Точно так же рассуждал и бывший начальник Генштаба УНР генерал Петров, потомок шведов и норвежцев, любивший для подчеркивания своей «щирости» ходить в украинской «вышиванке».

Интересны рассуждения служившего в украинских войсках генерала русской армии Г.Е. Янушевского о различных категориях украинских офицеров. Офицеры военного времени из бывших унтер-офицеров, по мнению Янушевского, были одной из наиболее ценных составляющих украинского офицерства. «Эта категория старшин[444]444
  Офицеров (укр.).


[Закрыть], по крайней мере, знала низшую, ремесленную сторону военного дела»[445]445
  ГА РФ. Ф. Р-7440. Оп. 1. Д. 1. Л. 32об.


[Закрыть]. Янушевский считал, что с грехом пополам они могли быть младшими офицерами и даже сотенными командирами. Генерала больше всего возмущало самомнение этих лиц, которые, несмотря на отсутствие должного образования, претендовали на посты в армейском руководстве, а некоторые даже дослужились до генеральских чинов. Другой категорией украинского офицерства военного времени была учащаяся молодежь. Как правило, это были националисты-романтики, увлеченные борьбой за Украину. Большинство же офицеров из повстанческих «отоманов» и «отоманчиков» никакого образования не имели. Их основным занятием был грабеж, при этом такие командиры гордились тем, что они «щирые» (искренние) и «певные» (надежные), поскольку умели говорить на «ридной мове». Не случайно головного атамана С.В. Петлюру украинские офицеры неофициально именовали «уголовным атаманом»[446]446
  Там же. Л. 88.


[Закрыть]. Янушевский резюмировал: «В те времена разговор на каком-нибудь ином языке, кроме украинского, считался вполне достаточным основанием для изгнания из армии без всякого разговора образованных старшин как “непевных”»[447]447
  Там же. Л. 33об.


[Закрыть].

Уровень подготовки украинских офицеров ярко демонстрирует интереснейший доклад от 20 мая 1919 г. командующего Северной группой армии УНР полковника В.И. Желиховского головному атаману и наказному атаману о состоянии войск группы. В докладе отмечалось, что новые работники штаба группы не были знакомы с функциями штабного аппарата[448]448
  ЦДАВОУ. Ф. 3172. Оп. 6. Д. 13. Л. 3. Выражаю благодарность к.и.н. М.А. Ковальчуку (Киев) за указание на этот источник. При цитировании отдельные украинские слова, имевшиеся в документе, переведены на русский язык.


[Закрыть]. «В самом штабе Северной группы пришлось встретить[449]449
  Здесь и далее подчеркнуто в документе.


[Закрыть], как уже и раньше отмечено, аппарат расстроенный, многие из офицеров, за исключением оперативного отдела, оказались мало подготовленными к своей работе; например, управление дежурного генерала не могло составить точной и приведенной в систему ведомости состава войсковых частей, штабов и инстанций, входящих в состав группы. В результате пришлось отчислить от должности дежурного генерала полковника Ластовского и назначить взамен его, а также кое-кого из офицеров – офицеров из состава штаба Отдельного пограничного корпуса. В штабе группы работа, по-видимому, не имела характера систематически точно налаженного часового механизма, каковою она должна быть на самом деле, чтобы действительно быть продуктивной. Раньше все делалось, очевидно, между прочим, походя, и большинство распоряжений отдавались писались самолично бывшим начальником штаба, генералом Агапеевым, который, благодаря этому, один был в курсе всех дел и вполне ориентирован, а остальные чины штаба – в очень малой степени»[450]450
  Там же. Л. 4об.–5об.


[Закрыть]. По мнению Желиховского, «офицерский состав в частях в общем стоит далеко не на должной высоте… были случаи, когда офицеры первыми покидали порученные им боевые участки, когда под их влиянием козаки отказывались идти на позицию… Особенно трудно стоит вопрос с[о] старшим командным составом на ответственных должностях – командиров полков и начальников дивизий… Очень тяжело стоит вопрос с офицерами Генерального штаба: во-первых, их мало, во-вторых – в большинстве это молодые без достаточной теоретической и практической подготовки люди»[451]451
  Там же. Л. 10об.–11об.


[Закрыть]. В целом, офицерский корпус УНР был немногочисленным. По сведениям к 1 июня 1922 г., в армии УНР, интернированной на территории Польши, насчитывалось 2863 офицера[452]452
  ЦДАВОУ. Ф. 1075. Оп. 2. Д. 838. Л. 353.


[Закрыть]. В различные периоды 1919–1922 гг. численность офицерства колебалась в пределах 2414–3888 офицеров[453]453
  Тинченко Я.Ю. Офiцерський корпус. Кн. 2. С. 61.


[Закрыть], что существенно ниже семитысячного офицерского корпуса, мобилизованного при Скоропадском. Всего через украинские армии могло пройти до 12 тысяч бывших офицеров русской армии. В период Гражданской войны на Украине велась подготовка национальных офицерских кадров. Несколько выпусков в конце 1917 г. дали украинское отделение 2-й Киевской школы прапорщиков и 1-й и 2-й Украинских военных школ. Осенью 1919 г. был осуществлен выпуск 163 хорунжих из Житомирской военной школы. Дальнейшие выпуски офицеров производились уже в эмиграции.

Создатели польской армии столкнулись с завышенными амбициями офицеров. Так, например, генерал-лейтенант И.Р. Довбор-Мусницкий при формировании польского корпуса в 1917 г. отмечал, что некоторые офицеры-поляки из русской армии требовали себе назначений на два чина выше, чем имели. При этом остро ощущалась нехватка старших офицеров[454]454
  Dowbor Muśnicki J. Moje wspomnienia. Warszawa, 1935. S. 184–185.


[Закрыть].

Поляки традиционно уделяли повышенное внимание внешней атрибутике. В рапорте командующему польскими войсками во Франции генералу Ю. Галлеру о состоянии польских войск в Сибири от 19 января 1919 г. сообщалось: «Не имея никаких указаний по вопросу о повышении в чинах, командование вынуждено было повысить звания большому числу офицеров. Это было сделано по двум причинам: 1-е, у нас совершенно нет офицеров высших званий и слишком разительной была бы разница между званием и занимаемой должностью; 2-е, это необходимо для сношений с русскими, которые привыкли уважать чины, только высокие звания могут им импонировать. Кроме того, повышение офицеров очень запаздывает, в конце концов начальство вынуждено было использовать это средство как необходимый стимул для работы и как вознаграждение»[455]455
  Документы и материалы по истории советско-польских отношений. М., 1964. Т. 2: Ноябрь 1918 г. – апрель 1920 г. С. 76.


[Закрыть].

К 23 сентября 1919 г. в польской армии насчитывалось по списку 11 040 офицеров, в том числе 3950 в боевом составе[456]456
  Wyszczelski L. Wojsko Polskie w latach 1918–1921. Warszawa, 2006. S. 75.


[Закрыть]. Польская армия формировалась на основе сочетания опыта и традиций различных европейских армий. Выходцы из русской армии были лишь одной из нескольких групп польского командного состава, в котором количественно лидировали австрийские офицеры. Таким образом, польский офицерский корпус не обладал необходимым единством, офицеры польской армии представляли различные военные школы и даже еще недавно враждующие армии. Представляет интерес сравнение численности генералов и старших офицеров в польской армии в марте и в сентябре 1920 г. по их происхождению (см. табл. 3).

Таблица 3

Происхождение высшего и старшего командного состава польской армии (март – сентябрь 1920 г.)[457]457
  CAW. I.303.9.3. Л. 6. Внесены исправления при пересчете.


[Закрыть]

В таблице 3 представлены данные о высшем и старшем командном составе. Выходцы из русской армии в нем насчитывали примерно от 30 до 41 %. Приведем данные об офицерах русской армии во всей польской армии. По сведениям на 1917 г., в русской армии насчитывалось 119 генералов польского происхождения и до 20 тысяч офицеров-поляков. Разумеется, не все они перешли в национальную армию.

Достаточно вспомнить, что наполовину поляком был вождь Белого движения на Юге России генерал-лейтенант А.И. Деникин, которого польское командование едва ли могло считать своим единомышленником. В общей сложности к марту 1920 г. в польской армии служили 71 генерал, 200 полковников, 196 подполковников, 162 майора, 523 капитана, 1758 лейтенантов и 3294 подлейтенанта из русской армии или восточных формирований. Всего 6204 человека, или 26,9 % офицерского корпуса. Для сравнения, австрийские офицеры составляли 38,2 %, офицеры из легионов – 17,7 %, офицеры из немецкой армии – 5,3 %[458]458
  CAW. I.303.9.3. Л. 7.


[Закрыть]. Бывшие русские офицеры преобладали в старшем и высшем командном составе. Так, к марту 1920 г. бывшие русские офицеры составляли более 59 % всех польских генералов, 61,5 % всех полковников польской армии. Далее процент снижался. Так, среди подполковников выходцы из русской армии, будучи наиболее многочисленной группой, составляли 44,8 %. Среди майоров уже доминировали австрийцы. Однако по политическим причинам главенствующее положение в польском командном составе постепенно заняли близкие Ю. Пилсудскому выходцы из польских легионов, а не представители тех групп командного состава, которые доминировали количественно. Главнокомандующим польской армией был противник Пилсудского, авторитетный бывший генерал русской армии И.Р. Довбор-Мусницкий, претендовавший на лидерство в армии и в стране. Проиграв более искушенному в политике Пилсудскому, он оказался отстранен от власти и в марте 1920 г. был вынужден уйти в отставку. К сентябрю 1920 г. соотношение различных групп офицеров изменилось не в пользу «русских». В генералитете они были представлены теперь только 43,7 % офицеров, хотя оставались самой крупной группой, среди полковников «русские» составляли лишь 36,4 %, среди подполковников – 33,2 %, среди майоров – менее 24 %. Таким образом, на протяжении 1920 г. состав польского офицерского корпуса радикально изменился за счет ухода из него генералов и полковников русского происхождения, наплыва офицеров из австрийской армии и польских легионов.

Тем не менее в 1921 г. 44 % генералитета было представлено выходцами из русской армии (41 человек)[459]459
  Wojtaszak A. Generalicja Wojska Polskiego 1921–1926. Szczecin, 2005. S. 122–123.


[Закрыть]. К 1921 г. общая численность польского офицерства достигла 145 генералов и 29 960 офицеров. По штатам мирного времени решено было оставить на службе 18 943 офицера, для чего была проведена переаттестация. Ее успешно прошли 18 172 генерала и офицера, в том числе 6426 офицеров из австро-венгерской армии, 5079 офицеров русской армии, 1449 офицеров немецкой армии. Неаттестованные были уволены в отставку или переведены в резерв. В период 1918–1921 гг. в Польше сложилась целая сеть военно-учебных заведений различного профиля. Подготовка и переподготовка польских офицеров в этот период осуществлялась при помощи инструкторов из французской военной миссии.

Как и польская армия, финские вооруженные силы имели несколько разнородных источников комплектования офицерским составом. В начале 1918 г. на службу в финскую армию перешли порядка 150 офицеров русской армии, мобилизация дала еще около 100 офицеров[460]460
  Никитин В. Финская армия: русский след. Люди и оружие. СПб., 2017. С. 11.


[Закрыть]. Как и для некоторых других национальных армий, возникших на развалинах Российской империи, для финской армии было характерно постепенное вытеснение выходцев из русской армии с руководящих постов и замена их офицерами иного происхождения – прибывшими из Германии антирусски настроенными финскими добровольцами – участниками егерского движения из 27-го Прусского королевского егерского батальона германской армии[461]461
  Лайдинен Э.П., Веригин С.Г. Финская разведка против Советской России. Специальные службы Финляндии и их разведывательная деятельность на Северо-Западе России (1914–1939 гг.). Петрозаводск, 2004. С. 83.


[Закрыть]. На фоне того, что в Финляндии шли этнические чистки русского населения, бывшие русские офицеры воспринимались егерями с недоверием как представители государства, подавлявшего финскую независимость. Несколько десятков егерей получили генеральские чины в финской армии и влияли на ее развитие вплоть до второй половины ХХ в. Тем не менее выходцы из русской армии заняли ряд важных руководящих постов. По подсчетам исследователей, на высших должностях оказались 105 выходцев из русской армии[462]462
  Никитин В. Финская армия: русский след. С. 12.


[Закрыть]. Отцом-основателем финской государственности был бывший русский генерал-лейтенант, барон К.-Г.-Э. Маннергейм. Начальником финского Генштаба некоторое время состоял известный военный разведчик, полковник русской армии О.К. Энкель. Бывший генерал-майор П.К. фон Герих возглавил военно-учебные заведения Финляндии. Руководил егерями бывший пленный русский генштабист полковник В.В. Теслев, ставший в 1918 г. военным министром и главнокомандующим финской армией. В начале 1918 г. в финскую армию поступили 84 шведских офицера, что вызвало определенные трения и языковые проблемы. Таким образом, в финской армии сочетались три военные школы – русская, шведская и германская.

По данным на октябрь 1920 г., в финской армии служили 110 бывших русских офицеров[463]463
  Там же. С. 18.


[Закрыть]. В целом, численность финского офицерского корпуса была невелика. С учетом резервистов на 1919 г. она составляла около 880 человек, на 1921 г. – 730 человек[464]464
  Подсчитано по: Preliminär tjänsteställningslista öfver aktiva officerare och reservofficerare i aktiv tjänst vid armen. Helsinki, 1919; Virkaikäluettelo upseereista vakinaisessa sotapalveluksessa 1.3.1921.


[Закрыть]. Выходцы из русской армии находились в очевидном меньшинстве, хотя и занимали немало руководящих постов (так, на март 1922 г. выходцами из русской армии были все восемь финских генералов, а также 12 из 14 полковников[465]465
  Никитин В. Финская армия: русский след. С. 20.


[Закрыть]). Разумеется, это порождало конфликты. Уже в 1920 г. на страницах печати звучали призывы изгнать из армии офицеров, ранее служивших в русской армии. К 1930 г. в результате чисток в финских регулярных вооруженных силах остались служить 35 бывших офицеров Русской императорской армии[466]466
  Там же. С. 22.


[Закрыть].

Офицеры русской армии служили и в армиях государств Закавказья. Создание национальных частей из закавказских народов было санкционировано решением Временного правительства от 28 июня 1917 г. Осенью 1917 г. в Закавказье в обстановке развала Кавказского фронта из частей русской армии началось формирование национальных корпусов – Армянского, Грузинского, Азербайджанского и Русского. Позднее первые три корпуса стали основой национальных армий независимых закавказских республик.

В период Гражданской войны, как и в других новообразованиях, здесь также, за исключением Армении, велась активная антирусская пропаганда. 9 ноября 1919 г. главнокомандующий ВСЮР генерал А.И. Деникин издал приказ, касавшийся выходцев из русской армии, служивших в вооруженных силах Азербайджанской республики: «Ввиду враждебного отношения азербейджанских властей[467]467
  Так в документе.


[Закрыть] к русской армии и ввиду вероломного покушения азербейджанских войск на земли Армении, приказываю всем офицерам русской службы, состоящим в азербейджанских войсках, покинуть их ряды»[468]468
  РГВА. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 138. Л. 64.


[Закрыть].

В анонимном очерке «Бакинские события» об азербайджанцах говорилось следующее: «Многолетнее систематическое непривлечение их к воинской повинности не мешало им дать русской армии множество прекрасных офицеров, с честью служивших государству»[469]469
  НАА. Ф. 1267. Оп. 1. Д. 29. Л. 2.


[Закрыть]. Как и в некоторых других национальных армиях, у истоков создания азербайджанской армии стояла группа националистически настроенных старших офицеров-азербайджанцев, служивших в русской армии. Начальником Генерального штаба Азербайджанской республики стал генерал-лейтенант С.А. Сулькевич, военным министром – генерал от артиллерии С.-Б. Мехмандаров, его помощником – генерал-лейтенант А.-А. Шихлинский, ранее командовавший Азербайджанским корпусом. Офицеры штаба Азербайджанского корпуса при его расформировании пополнили аппарат Военного министерства[470]470
  Стеклов А. Армия мусаватского Азербайджана. Баку, 1928. С. 16.


[Закрыть]. Становлению азербайджанской армии способствовали также турецкие инструктора. В частности, с их помощью в июне 1918 г. в Гяндже была открыта школа прапорщиков, преобразованная в ноябре 1918 г. в военное училище на 250 слушателей, готовившее пехотинцев и артиллеристов. Первый выпуск состоялся уже в октябре. На протяжении 1919–1920 гг. были открыты кавалерийское, артиллерийское, инженерное училища, а также авиационная и военно-фельдшерская школы. Однако ускоренные выпуски готовили неквалифицированных офицеров.

В азербайджанской армии помимо азербайджанцев также служили русские и грузинские офицеры[471]471
  Дарабади П.Г. О вооруженных силах Азербайджанской демократической республики (1918–1920 гг.) // Известия Академии наук Азербайджана. Серия истории, философии и права. 1991. № 1. С. 29–30.


[Закрыть]. Соответственно, в офицерском составе было немало тех, кто не владел азербайджанским языком. Русские офицеры, оставшиеся на территории Азербайджана, шли в азербайджанскую армию из-за отсутствия средств к существованию, причем многих не смущало получение продовольственного пайка и денежного вознаграждения от недавних врагов – турок. Появление в армии русских офицеров вызывало недовольство националистов. Тем более что русские офицеры были настроены в пользу белых. Звучали угрозы и в адрес руководства азербайджанской армии, которое шло на сотрудничество с русскими. В частности, такие угрозы поступали в адрес военного министра Мехмандарова. В декабре 1918 г. произошло восстание в гарнизоне Агдама. Среди требований восставших было немедленное удаление из армии русских офицеров и замена их турецкими.

Обстановка обострилась после скандального ареста в апреле 1919 г. капитана А.С. Чернышева, который возглавлял деникинскую разведывательную сеть в Азербайджане. Агенты Чернышева работали в азербайджанском Главном штабе, имели выходы даже на высшее руководство Азербайджанской республики. Организация Чернышева работала как в интересах Деникина, так и в интересах английского командования в Закавказье[472]472
  Подробнее см.: Ганин А.В. Разведчики эпохи дилетантов // Известия Лаборатории древних технологий (Иркутск). 2016. № 4 (21). С. 98–123.


[Закрыть]. Военно-политическое руководство Азербайджана оказалось в тупиковой ситуации: оно должно было избавиться от русских офицеров, но заменить их было некем. Тем более что привлечению турецких офицеров препятствовали англичане. Характерно, что на допросе Чернышев заявил, что не считает себя виновным, так как работал на своей территории, то есть на территории бывшей Российской империи, тогда как существование независимого Азербайджана никем не признано. В связи с этим делом часть русских офицеров была выслана на Юг России через территорию Грузии.

Офицеры-азербайджанцы оказались замешаны в многочисленных случаях растраты и злоупотреблений. Обычным явлением стали преувеличенные данные о численности личного состава ради получения большего довольствия на «мертвые души», хищения вооружения и боеприпасов для их продажи. При этом азербайджанские власти культивировали офицерский корпоративизм.

В пятом выпуске «Сводки сведений о противнике на Кавказском фронте» по данным к 8 мая 1920 г., выпущенной типографией штаба Кавказского фронта РСФСР, отмечалось, что азербайджанская армия была разношерстной по своему составу и плохо одетой. Младший комсостав состоял из турецких офицеров, высший – из русских. В войсках ощущалась нехватка патронов и пулеметов. Солдаты, по данным на апрель 1920 г., ждали прихода Красной армии[473]473
  РГВА. Ф. 6. Оп. 4. Д. 584. Л. 216.


[Закрыть]. Не удивительно, что азербайджанская армия оказалась небоеспособной и фактически не оказала сопротивления частям Красной армии, занявшим территорию этой страны в апреле 1920 г. Некоторые офицеры перешли на службу в Красную армию, среди них был и генерал Шихлинский.

Общей чертой закавказских армий (за исключением грузинской) была острая нехватка квалифицированных офицерских кадров. Обилие офицеров в Грузии было обусловлено наличием здесь органов управления Кавказским фронтом, а также традиционным для грузинской аристократии выбором военной карьеры[474]474
  Квинитадзе Г.И. Мои воспоминания в годы независимости Грузии 1917–1921. Париж, 1985. С. 15; Безугольный А.Ю. Демократическая республика Грузия и ее вооруженные силы. 1918–1921 гг. // Вопросы истории. 2009. № 10. С. 91.


[Закрыть]. По причине переизбытка множество офицеров было уволено из-за отсутствия штатных мест[475]475
  Квинитадзе Г.И. Мои воспоминания. С. 16.


[Закрыть], некоторые грузинские офицеры иногда переходили в армии соседних закавказских государств. Кроме того, подготовка кадров велась в Тифлисской военной школе с двухгодичным курсом обучения[476]476
  Безугольный А.Ю. Демократическая республика Грузия. С. 91.


[Закрыть]. После занятия Грузии частями Красной армии некоторая часть грузинских офицеров перебралась в Турцию, а затем в Польшу, где с 1922 г. по распоряжению Ю. Пилсудского им было разрешено поступать на военную службу[477]477
  Подробнее см.: Rukkas A. Georgian Servicemen in the Polish Armed Forces (1922–1939) // The Journal of Slavic Military Studies. 2001. Vol. 14. № 3. P. 93–106.


[Закрыть]. В польской армии оказались, таким образом, около 90 грузинских офицеров.

В грузинской армии и в ее командном составе особую роль играли эсеры и меньшевики. Несмотря на переизбыток национальных офицерских кадров, положение офицеров было очень тяжелым. Назначения на ответственные посты осуществлялись нередко вовсе не по способностям кандидата, а исходя из соображений лояльности офицера социалистической власти. Так, командиром Грузинского корпуса стал полковник С.Г. Ахметелов, являвшийся родным братом одного из лидеров социал-демократической партии, начальником штаба корпуса стал социалист-федералист капитан И.К. Гедеванишвили[478]478
  Квинитадзе Г.И. Мои воспоминания. С. 20.


[Закрыть]. Политики считали, что так достигается баланс представительства двух партий в военном руководстве. В итоге корпус так и не был сформирован.

Власти относились к офицерской массе с подозрением, боялись бонапартизма, старались внести раскол и раздор в офицерский состав, некомпетентно вмешивались в технические вопросы военного дела, в армии поощрялось доносительство, производились обыски и аресты офицеров. Исключительно в противовес армии была сформирована более политически ориентированная Народная гвардия, которая численно вдвое превосходила армию. Опытные офицеры изгонялись из армии, на их места приходила неподготовленная молодежь. Материальное положение офицерства было плачевным. Близкие к власти офицеры – члены социалистических партий и им сочувствующие – стремительно получали высокие чины (в том числе производством через чин), награды и назначения. Как следствие, некоторые офицеры преднамеренно вступали в левые партии только для того, чтобы быстрее продвинуться по службе и завоевать доверие гражданских властей. Именно так, например, поступил полковник В.Д. Каргалетелли, записавшийся в эсеры. Благодаря своей партийности, Каргалетелли был избран в Грузинский национальный совет и даже вошел в доверие к его председателю А.И. Чхенкели. Далее решение о назначении этого офицера на высокий военный пост было чисто политическим. Каргалетелли стал начальником дивизии (один из высших постов по меркам грузинской армии), к чему совершенно не был подготовлен. Когда его несоответствие занимаемой должности стало очевидным, он был уволен, после чего перешел в азербайджанскую армию. На новом месте офицер также преуспел в карьерном отношении. В Азербайджане было крайне мало генштабистов, что сразу дало офицеру доступ на высокие посты в азербайджанском ГУГШ, он стал генерал-квартирмейстером. После азербайджанской армии Каргалетелли перешел на сторону красных и, по некоторым данным, явно в конъюнктурных целях вступил в большевистскую партию. Советский военный атташе в Грузии охарактеризовал его следующим образом: «Беспринципный, бестактный, он является человеком, ненавидящим русских. В межнациональном совете он все время вел явную антирусскую политику. Говорят, что он примкнул к партии коммунистов – ни на одну минуту не могу поверить искренности этого…»[479]479
  РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 41. Л. 43.


[Закрыть]

Как и на Украине, в Закавказье тоже существовала проблема незнания старшими и высшими офицерами национального языка. Например, не знал родного языка один из организаторов грузинской армии генерал Г.И. Квинитадзе[480]480
  Квинитадзе Г.И. Мои воспоминания. С. 18.


[Закрыть].

16 ноября 1917 г. был издан приказ армии и флоту, санкционировавший формирование Армянского корпуса. 20 ноября 1917 г. в Эривани был проведен офицерский съезд, принявший решение о создании армянской национальной армии. Тем не менее многие участники событий склонялись к мысли о том, что формирование армии началось слишком поздно. По другую сторону фронта находились турецкие войска, занимавшиеся безжалостным уничтожением армянского населения на занятых ими территориях в целях отуречивания контролируемых районов и создания мононационального турецкого государства. Ситуация усугублялась не менее варварским поведением, как тогда говорили, татарского населения (азербайджанцев), которое под прикрытием турок или ввиду слабости армянских сил также вырезало армян. Армянские войска нередко отвечали тем же. Но в ситуации значительного превосходства сил противника вопрос создания национальной армии фактически был вопросом выживания армянского народа перед лицом тотального истребления. И конечно, важнейшую роль в этом должны были сыграть бывшие офицеры русской армии, как армяне по национальности, так и представители других национальностей, пошедшие на службу в армянские войска.

Основой создания армии стали армянские батальоны (развертывавшиеся в полки) бывшей русской армии и составившие впоследствии Армянский корпус. Назначения на высшие военные посты осуществляли Армянский национальный совет и его военная секция. Именно они утвердили командующим Армянским корпусом генерал-майора Ф.И. Назарбекова. Последний уже при формировании штаба корпуса столкнулся с отсутствием подготовленных национальных кадров. Сложность заключалась не только в нехватке подходящих по своей квалификации офицеров, но и в том, что офицеры должны были соответствовать пожеланиям национального совета, занимавшегося политиканством. По этой причине считавшиеся не вполне лояльными совету офицеры не могли рассчитывать на назначение[481]481
  НАА. Ф. 45. Оп. 1. Д. 13. Л. 22.


[Закрыть]. Получившие уже назначения были вынуждены терпеть постоянные вмешательства представителей военной секции в специальные военные вопросы. Кроме того, сами офицеры были развращены революционными событиями и при поступлении на службу нередко выдвигали целые списки требований – например, добивались более высоких назначений, чем в русской армии, либо не желали служить на фронте и в удаленных местностях[482]482
  Там же. Л. 24об.


[Закрыть].

Исключительная роль в создании армянской армии принадлежала офицерам русского происхождения, которые стремились стать на защиту армян. В самое трудное время, в 1918 г., когда армянский народ находился на грани уничтожения, стараниями этих офицеров была создана национальная армия. В самые напряженные периоды офицеры штаба Армянского корпуса работали с 8 утра до полуночи с перерывом с 15 до 17–18 часов, то есть по 13–14 часов в сутки[483]483
  НАА. Ф. 45. Оп. 1. Д. 15. Л. 45об.


[Закрыть]. В армянских войсках вместе служили высококвалифицированные кадровые офицеры русской армии, в том числе с академическим образованием, и настоящие национальные партизанские вожаки без какого-либо образования и подготовки, но с огромной силой духа и стремлением к бескомпромиссной борьбе за свой народ. Такие вожаки были крайне популярны в народе, и эта популярность кружила им головы, они переставали прислушиваться к советам опытных военных профессионалов и даже могли себе позволить нарушение дисциплины и неподчинение приказам, если были с ними не согласны. К таким командирам относятся легендарные герои армянского народа А. Озанян и Д. Канаян (Дро).

Начальник штаба отдельной Армянской стрелковой бригады капитан А.К. Шнеур впоследствии вспоминал о событиях начала 1918 г.: «Люди уставшие, ни во что не верящие, развращенные грабежом и резней, совершенно не были настроены воевать дальше, а посматривали в глубокий тыл. Офицеры два-три хороших не старше чина капитана, все военного времени. Командовал полком капитан-поляк – безусловно хороший, но несколько слабоватый характером. За нач[альника] штаба [бригады] – поручик. Боже мой, что это были за офицеры! Крепкий характером, но в военном деле неопытный, очень порядочный адъютант полка Агоронян, а остальные все – ничего не кончившие, произведенные в военное время в прапорщики – настоящие четники… не привыкшие выполнять приказания и чтобы их приказания выполнялись. Вот с такими офицерами надо было мне формировать заново бригаду и притом формировать на ходу, между переходами и перестрелками»[484]484
  ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 1. Д. 552. Л. 42.


[Закрыть]. Командир бригады, по той же характеристике: «Большой оригинал и авантюрист, но храбрый джентльменски настроенный националист»[485]485
  Там же. Л. 15.


[Закрыть]. Неудивительно, что автор этих воспоминаний, окончивший лишь ускоренные курсы академии Генерального штаба, в дальнейшем стал начальником армянского Генерального штаба, причем некоторое время состоял на этом посту, даже не имея армянского гражданства.

О том, с каким трудом формировались штабы национальной армии, свидетельствует анонимный очерк об обороне Эрзинджанского района в начале 1918 г. По свидетельству автора очерка, в конце 1917 – начале 1918 г. штаб Эрзинджанского отряда формировался следующим образом: «Что касается офицерского состава, то только 5 % его были кадровые офицеры, остальные же произведены во время войны. Однако среди них было много людей достаточно подготовленных в боевом отношении в смысле опыта, выносливости и готовности к самопожертвованию за Родину. Но они мало влияли на солдат, отчасти благодаря отсутствию самостоятельного порыва и силы воли, которая, не будучи развита в них военным воспитанием, окончательно была подавлена устрашающим кошмаром революционной разрухи, когда волна поднявшегося темного пролетариата грозила поглотить все интеллигентное и сознательное. У очень многих офицеров была сильна именно эта робость перед разнузданным солдатством, хотя бы по близкому для них примеру русских частей. Но все-таки в офицерской армянской среде нашлось много идейных тружеников и бойцов, беззаветно преданных своему долгу и искренно принесших себя в жертву за родное дело. Русские офицеры были по большей части кадровые, опытные, добровольно оставшиеся в рядах армян и идейно им сочувствовавшие. Но и они страдали общим недостатком гражданской бесстрашной воли и не владели сердцами своих подчиненных. Штаб отряда был составлен с большим трудом из 3 армян и 6 русских (в том числе и начальник штаба подполк[овник] Бурков). Офицеры эти работали и за себя и за писарей, т. к. русские писаря все отказались служить, а подходящих армян не нашлось… Вообще набрать штаб удалось с крайним трудом, т. к. большинство офицерства упорно уклонялось в тыл. Упадок чувства Родины был чрезвычайно ярок, и шкурные интересы везде брали верх над запросами общего долга и самопожертвования. Все считали войну окончательно проигранной, и на этом основании большинство махнуло рукой на все и беспокоилось только о себе»[486]486
  НАА. Ф. 1267. Оп. 1. Д. 38. Л. 6.


[Закрыть].

Армения была наиболее близким по духу России государством Закавказья, в период Гражданской войны здесь были популярны русофильские настроения. Именно поэтому Армения была союзницей ВСЮР генерала А.И. Деникина. По этой причине вплоть до осени 1919 г. ключевые посты в армянской армии занимали русские офицеры, позднее уехавшие на белый Юг.

Когда угроза безопасности Армении спа呖ла, начались гонения на русских офицеров. Как и в других национальных государствах, национальная политическая элита, принадлежавшая в Армении к партии дашнаков, с недоверием относилась к элите военной, представленной бывшими офицерами русской армии, в том числе русскими по национальности. Под предлогом отсутствия у офицеров армянского гражданства и незнания армянского языка русских пытались вытеснять[487]487
  ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 1. Д. 552. Л. 87.


[Закрыть]. В результате интриг офицеры русского происхождения были вынуждены покинуть ряды армянской армии. Назначения стали осуществляться по принципу близости к национальной политической элите, а не по компетентности и опыту. В тяжелом положении оказались и добросовестные внепартийные офицеры-армяне, которые были готовы служить вместе с русскими и поддерживали их.