Текст книги "Семь «почему» российской Гражданской войны"

В качестве органа высшего военного управления в 1918 г. был создан Военный совет республики Армения из старших офицеров под председательством Назарбекова. Отдельно существовало Военное министерство, при котором возник военный штаб из строевого и мобилизационного отделов.

Бывший военный министр Армении генерал-лейтенант И.В. Ахвердов в своих воспоминаниях «Военные очерки Армении» писал: «Во всех назначениях на более значительные должности Военное министерство было связано не только правительством, но еще больше и партией, и отдельные лица, желающие занять ту или другую должность в армии, всегда могли, благодаря знакомству с членами партии, получить желаемое назначение… Такое своего рода “кумовство”, помимо умаления роли военных властей, вредило и делу, т. к. таким способом добивались назначения на должности лица, совершенно не пригодные или не подходящие в лучшем случае»[488]488
  НАА. Ф. 45. Оп. 1. Д. 32. Л. 12.


[Закрыть]. Неудивительно, что армия с таким командным составом не смогла противостоять советизации.

Одним из бывших офицеров военного времени, служивших в армянской армии, а затем поддержавших большевиков, был будущий Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян. Почти весь командный состав вооруженных сил закавказских республик, кроме тех офицеров, которые предпочли эмигрировать, был захвачен в плен частями Красной армии в период советизации Закавказья в 1920–1921 гг. За три месяца существования советской власти на территории Армении было арестовано около 1400 офицеров, включая 20 генералов и 30 полковников[489]489
  Мартиросян Г.А. Офицеры Республики Армения в концлагере города Рязани. Рязань, 2002. С. 15.


[Закрыть]. Часть офицеров армянской армии была в начале 1921 г. направлена Особым отделом 11-й советской армии в концентрационный лагерь в Рязань для фильтрации. Отдельные представители высшего и старшего командного состава были отделены от младших офицеров и содержались в тюрьмах. Спустя несколько месяцев офицеры были освобождены и амнистированы, некоторая часть вступила в Армянскую Красную армию и в РККА. Достаточно отметить, что начальником штаба Наркомата по военным делам Советской Социалистической Республики Армения стал бывший полковник В.Ф. Притоманов, ранее служивший в армянской армии, причем по направлению с белого Юга. Впрочем, генштабисты-армяне не подходили большевикам в самой Армении, поскольку были ограничены национальными рамками, тогда как Красная армия формировалась в основном по интернациональному принципу. По этой причине нарком по военным делам Советской Армении А.Ф. Мясников (Мясникян) телеграфировал 23 мая 1921 г. командующему 11-й армией А.И. Геккеру: «Просил бы Вас прислать нам сюда 2–3 старых генштабистов русского происхождения»[490]490
  НАА (партийный архив). Ф. 1435. Оп. 1. Д. 42. Л. 1.


[Закрыть].

Самостоятельные национальные армии возникли и в Прибалтике. Несмотря на то что эти армии были сравнительно невелики, Латвия, Литва и Эстония сумели сохранить свою независимость в период Гражданской войны. Многие офицеры литовской, латвийской и эстонской армий до революции вместе учились в Виленском военном училище.

Первым главнокомандующим латвийской армией стал Д.П. Симонсон – бывший генерал-майор русской армии, окончивший Николаевскую академию Генерального штаба по 2-му разряду. Симонсона на посту главнокомандующего в 1919 г. сменил бывший капитан русской армии Я. Балодис, возглавивший борьбу против немцев и белых и остававшийся на этом посту до 1921 г., а Симонсон стал военным министром. Поступившие в латвийскую армию офицеры-латыши слабо знали родной язык. Для пополнения офицерских кадров в Латвии было открыто военное училище. В латвийской армии имелось 11 выпускников Николаевской военной академии. За неимением собственной военной академии офицеров-латышей, стремившихся получить высшее военное образование, командировали в иностранные академии. В Риге осенью 1919 г. открылась военная школа, первый выпуск которой (300 слушателей) был осуществлен в мае 1920 г.[491]491
  Rutkiewicz J. Wojsko Łotewskie 1918–1940. Warszawa, 2005. S. 133.


[Закрыть] Общая численность латвийского офицерского корпуса к 1920 г. составляла более 1800 человек[492]492
  Jēkabsons Ē., Ščerbinskis V. Latvijas armijas augstākie virsnieki 1918–1940. Biogrāfiska vardnica. Riga, 1998. S. 522.


[Закрыть].

К осени 1917 г. в русской армии служили порядка 3000 офицеров эстонского происхождения, причем две трети офицеров-эстонцев оказались в 1918 г. и позднее на службе в эстонской национальной армии. Несколько сотен офицеров перешли в эстонскую армию из эстонских национальных частей русской армии. Эта группа офицеров проявила себя наиболее активно в период Гражданской войны, поскольку обладала достаточно высоким уровнем национального самосознания. 76 % офицеров эстонской армии периода 1918–1920 гг. были офицерами военного времени, многие из них закончили службу в русской армии штабс-капитанами. Молодежь, по всей видимости, еще недостаточно инкорпорировалась в среду офицерства русской армии и была больше связана со своей малой родиной.

Диаметрально противоположным было поведение старших офицеров эстонского происхождения, которые отнюдь не горели желанием вставать на национальные рельсы. Из трех генералов-эстонцев в войне за независимость Эстонии не участвовал ни один, из 22 полковников-эстонцев и 32 подполковников – участвовало только по четыре человека соответственно. Таким образом, 57 генералов и штаб-офицеров эстонского происхождения дали эстонской армии только 8 руководящих работников[493]493
  Juhid ja juhtimine eesti vabadussõjas 1918–1920. Tartu, 2010. P. 608.


[Закрыть]. В русской армии к 1917 г. насчитывалось до 17 генштабистов эстонского происхождения. Из них в эстонской армии оказались лишь 6.

Зарождению национальной эстонской армии благоприятствовал фактор немецкой оккупации Эстляндии в 1918 г. Создателем эстонских вооруженных сил может считаться офицер русской армии, выпускник академии Генерального штаба, подполковник Й. Лайдонер, ставший в 34 года главнокомандующим эстонской армией. Неудивительно, что в Эстонии не нашлось более высокопоставленных и старших претендентов на этот руководящий пост. Лайдонер сумел получить признание в офицерской среде. Несколько офицеров Генерального штаба – выходцев из русской армии – смогли объединить вокруг себя националистически настроенную офицерскую молодежь и создать национальную армию. В ноябре 1918 г. в эстонской войне за независимость в рядах национальной армии приняли участие около 2000 офицеров. К июлю 1919 г. в войсках оставалось 1109 офицеров.

В эстонской армии остро ощущалась нехватка высококвалифицированных кадров, в частности офицеров Генерального штаба и лиц с серьезным командным опытом. Особенно серьезным был недостаток офицеров-генштабистов в центральных органах военного управления и в дивизионных штабах. В результате органы военного управления (штаб главнокомандующего, Генеральный штаб, штабы дивизий) были заполнены младшими офицерами, не обладавшими необходимой подготовкой и опытом. Во всей эстонской армии только два офицера имели опыт командования полками (русской армии). Офицеров с опытом командования бригадами и дивизиями не было вообще. Сам главнокомандующий Лайдонер в русской армии был начальником штаба дивизии. Отдельной проблемой был поиск подходящих кадров для артиллерии и технических частей (в соответствующих подразделениях русской армии офицеры-эстонцы служили лишь на младших должностях). По возрасту эстонские офицеры были очень молодыми. Командирам бригад и отдельных пехотных батальонов в среднем было по 32 года, командирам дивизий – по 35 лет. Не менее 80 % офицеров эстонской армии в годы Гражданской войны находились в возрасте до 30 лет. Между офицерами и солдатами были не столь сильные различия, как в старой армии.

Вследствие нехватки старшего и высшего командного состава ротации на руководящих постах почти не наблюдалось. По подсчетам эстонских военных историков, за период 1918–1920 гг. на уровне командиров бригад находилось от одного до трех офицеров. Старшие офицеры были перегружены работой. Сравнивая кадры офицеров эстонской армии и РККА, эстонские военные историки, признавая превосходство красных в старшем командном составе на фронтовом, армейском и дивизионном уровне, отмечают превосходство эстонских командиров в бригадном, батальонном и ротном звене[494]494
  Ibidem. P. 611.


[Закрыть]. С такой оценкой можно согласиться, поскольку квалифицированный командный состав буквально растворялся в многомиллионной Красной армии, тогда как в куда более компактных эстонских вооруженных силах был сконцентрирован. Однако рассчитывать на успех в затяжной войне с красными такая армия не могла.

Часть офицеров поступила в эстонские войска после разгрома белой Северо-Западной армии. В общей сложности не менее 250 офицеров перешло в эстонскую армию из РККА и не менее 500 из белых армий.

Помимо собственно эстонцев в эстонской армии служили офицеры других национальностей – русские, немцы, латыши, финны, шведы, поляки. Больше всего офицеров других национальностей служило в эстонском военно-морском флоте, меньше всего – в пехотных частях. Как и в других национальных армиях, руководство эстонской армии болезненно реагировало на немалый процент офицеров, не владевших национальным языком. В конце мая 1920 г. приказом военного министра всем офицерам под угрозой разжалования было предписано в течение полугода выучить эстонский язык. В 1922–1924 гг. 183 офицера и военных чиновника были уволены со службы из-за незнания языка, 13 офицеров по той же причине разжалованы в рядовые.

Офицеры-эстонцы служили и в других армиях Гражданской войны – в Красной, белых и украинских[495]495
  Kröönström M. Eesti sõjaväe juhtivkoosseis Vabadussõjas 1918–1920. Tartu, 2008. P. 303–309; Абисогомян Р. Роль русских военных деятелей в общественной и культурной жизни Эстонской республики 1920–1930-х гг. и их литературное наследие: дисс… magister atrium. Тарту, 2007. С. 45–46.


[Закрыть]. Отдельные офицеры за период Гражданской войны успели послужить во всех трех прибалтийских национальных армиях (например, бывший подполковник В.А. Озол).

После заключения РСФСР мирного договора с Эстонией туда перебрались некоторые бывшие офицеры, служившие в Красной армии. В частности, известный военный ученый, генштабист Д.К. Лебедев и некоторые другие военспецы. Сходный процесс происходил и в других республиках. Так, в 1923 г. в Латвию уехал бывший генерал-майор А.И. Аузан, ранее руководивший корпусом военных топографов в Красной армии.

По предложению Лайдонера 22 апреля 1919 г. в Эстонии открылась военная школа, готовившая офицерские кадры по принципу подготовки прапорщиков военного времени русской армии. Первый выпуск 106 слушателей состоялся 3 августа 1919 г. В 1921 г., после Гражданской войны (в Эстонии она именуется войной за независимость), открылись курсы подготовки офицеров Генерального штаба (с 1925 г. – высшая военная школа)[496]496
  Juhid ja juhtimine eesti vabadussõjas. P. 602.


[Закрыть]. В 1921–1940 гг. подготовку в этом военно-учебном заведении прошли 232 офицера, в том числе 3 финских и 3 латышских.

Национальное самосознание литовцев к началу Гражданской войны было значительно ниже, чем у латышей и эстонцев. В Литве было сильно польское влияние. Офицеры-литовцы были немногочисленны и являлись в основном недавними прапорщиками без какого-либо опыта. Тем не менее в конце 1918 г. начала создаваться литовская армия. Первоначально в ней значилось несколько десятков офицеров. Военным министром и главнокомандующим стал генерал-майор русской армии С.К. Жуковский (Жаукаускас). К 3 мая 1919 г. в армии насчитывалось уже 440 офицеров, 127 чиновников и 10 729 солдат. В Каунасе 25 января 1919 г. открылась военная школа, выпустившая 6 июля 1919 г. 89 офицеров и 7 сержантов, а 16 декабря 1919 г. – 200 офицеров и 24 сержанта. К 25 сентября 1919 г. офицерский корпус литовской армии насчитывал 676 человек, а к 1 июля 1920 г. – уже 957 человек[497]497
  Рудиченко А.И., Тинченко Я.Ю. Награды и знаки национальных армий и правительств. Украина. Белоруссия. Литва. Киев, 2011. С. 386–387, 432.


[Закрыть].

После присоединения Прибалтики к СССР в 1940 г. многие оставшиеся в живых к этому времени бывшие офицеры русской армии были депортированы вглубь СССР и подверглись репрессиям. Среди депортированных и позднее арестованных были и главнокомандующие латвийской и эстонской армиями периода Гражданской войны генералы Балодис и Лайдонер, проведшие по 12–13 лет в заключении, причем Лайдонер в заключении и скончался.

Проведенный анализ позволил свести данные об общей численности бывших русских офицеров в национальных армиях в таблицу (табл. 4).

Таблица 4

Численность бывших офицеров русской армии в армиях национальных государств периода Гражданской войны (1917–1922 гг.)

Таким образом, офицеров, перешедших из русской армии в войска новых независимых государств, возникших на окраинах разрушенной империи, было не менее 26 тысяч человек или, по меньшей мере, 10 % офицерского корпуса осени 1917 г. Большинство офицеров, оказавшихся в этих армиях, были офицерами военного времени. Общей чертой всех национальных армий стали попытки националистически настроенных политиков изгнать из их рядов или вытеснить с руководящих постов офицеров русского происхождения. В некоторых армиях, где русских по происхождению офицеров почти не было, предпринимались попытки изгнания бывших офицеров русской армии безотносительно их национальности (Финляндия). Общей чертой многих национальных армий стало незнание офицерским составом национального языка. Прежде всего, это касалось Украины и Закавказья. Как следствие, делопроизводство нередко велось на русском языке, понятном для всех. Подобного явления почти не было среди офицеров в Польше и Финляндии, где существовал сильный национальный дух.

* * *

Раскол офицерства являлся одной из составляющих общей трагедии русского общества, пережитой им в революционную эпоху. Сегодня биографии многих представителей офицерского корпуса той поры известны достаточно подробно. Это позволяет исследовать данное явление на микроуровне, проследить родственные и служебные связи того или иного офицера, изучить круг его общения, проанализировать выбор каждой такой микрогруппы. На этом уровне погружения мы видим, что по разные стороны баррикад оказывались близкие родственники, недавние товарищи по службе, однокашники, порой даже люди одного мировоззрения. Причем распространялись эти особенности и на высокопоставленных людей.

К примеру, широкую известность в качестве военных специалистов РККА в Гражданскую войну приобрели братья Раттэли Николай и Иван Иосифовичи, первый из которых в старой армии дослужился до генерала, а второй – до полковника. В рядах РККА Н.И. Раттэль занимал важный пост начальника Всероссийского главного штаба, а И.И. Раттэль служил по военным сообщениям (в том числе был начальником военных сообщений Южного фронта). Однако удалось установить, что их младший брат Евгений, полковник старой армии, успел за Гражданскую войну два раза послужить у красных, а в перерыве служил в войсках Деникина[498]498
  РГВА. Ф. 7. Оп. 8. Д. 319. Л. 109–109об.


[Закрыть]. По удивительному совпадению родной брат другого начальника Всероссийского главного штаба бывшего генерала А.А. Свечина, М.А. Свечин, также служил на белом Юге. Все это создает ощущение по-настоящему братоубийственного характера Гражданской войны, несмотря на то, что перечисленные выше родные братья не считали друг друга врагами.

Поразительный пример крепости семейных чувств дает история отца и сына Клембовских. Бывший генерал В.Н. Клембовский в 1920 г. оказался среди членов Особого совещания при главкоме и в этом качестве среди прочих подписал знаменитое воззвание к бывшим офицерам русской армии с призывом забыть старые обиды и вступить в Красную армию для защиты России. На это с гневной и оскорбительной отповедью откликнулся знаменитый писатель А.И. Куприн, живший тогда в Финляндии. Однако сын Клембовского подполковник Г.В. Клембовский, ветеран Белого движения на Севере России, несмотря на то, что участвовал в Гражданской войне по другую сторону баррикад, вызвал Куприна на дуэль (писатель от поединка уклонился). В одном из писем в связи со случившимся Г.В. Клембовский отметил: «Уверен в том, что большевизм в России придет к скорому концу, и будущая правдивая история Обновленной России сумеет воздать должное и моему отцу»[499]499
  ГА РФ. Ф. Р-5867. Оп. 1. Д. 94. Л. 2.


[Закрыть].

Но, конечно, непримиримость не обошла стороной и офицерство. Многие офицеры из белых и национальных армий, равно как и красные военспецы, при попадании в плен оказались жертвами террора. Если пленных военспецов белые расстреливали лишь в исключительных случаях и чаще всего в порядке самосуда (по оценке А.Г. Кавтарадзе, речь идет о нескольких десятках человек[500]500
  Кавтарадзе А.Г. Военные специалисты. С. 224.


[Закрыть]), то расстрелы пленных белых офицеров в Советской России приобрели масштабный характер[501]501
  См., напр.: РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 41. Л. 304; Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. М., 2004. С. 105; Тумшис М., Папчинский А. 1937. Большая чистка. НКВД против ЧК. С. 152–153; Абраменко Л.М. Последняя обитель. Крым, 1920–1921 годы. Киев, 2005.


[Закрыть]. На архангельском Севере в 1920–1921 гг. были расстреляны сотни офицеров и нижних чинов белых армий[502]502
  Архангельск. Расстрельные списки 1921 года / подгот. текста и послесл. Ю.В. Дойкова. Архангельск, 2000. С. 3. По официальным данным, Архангельской ГубЧК в 1920 г. было приговорено к смертной казни 258 человек (Кубасов А.Л. Чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией на Европейском Севере России (март 1918 – февраль 1922 г.). М.; Вологда, 2008. С. 164). Расстрельные приговоры выносили и другие органы – Петроградская ЧК, ревтрибуналы, расстрелы осуществлялись и по личному распоряжению Ф.Э. Дзержинского. В литературе приводятся нуждающиеся в проверке данные о расстреле летом 1920 г. в районе Холмогор более тысячи кубанских казаков, о расстреле в марте – апреле 1921 г. 422 пленных белых офицеров (Кубасов А.Л. Чрезвычайные комиссии. С. 166). К 1 января 1921 г. в Северном крае находились под арестом органов ЧК 245 человек, в 1921 г. на территории Северного края Архангельской, Вологодской и Северо-Двинской ГубЧК было арестовано 1993 человека, 1102 заключенных были освобождены, 582 перечислены, 358 осуждены и 21 скончался, остались в местах заключения 175 (Мозохин О.Б. Право на репрессии. Внесудебные полномочия органов государственной безопасности. М., 2011. С. 349, 352). За период с февраля по октябрь 1920 г. Архангельской ГубЧК в лагеря принудительных работ было направлено 419 человек, за тот же период было освобождено 660 заключенных. К концу 1922 г. во всех местах лишения свободы на территории РСФСР содержалось 68 297 человек (Упадышев Н.В. ГУЛАГ на Архангельском Севере: 1919–1953 годы. Архангельск, 2004. С. 18–20). Эти данные соответствуют известным на сегодня спискам расстрелянных на Севере, в которых числятся несколько сотен человек. Также см.: Волков С.В. Северный край в судьбах русского офицерства. С. 30–37.


[Закрыть]. Как отмечалось в советском документе, датированном сентябрем 1921 г., «красный террор стушевал все бывшие насилия белых»[503]503
  Дойков Ю. Красный террор на Севере. Архангельск, 1993. Вып. 1. С. 12.


[Закрыть].

Центральное положение красных сыграло свою роль и в офицерском вопросе. Прежде всего, красные, несмотря на враждебную политику по отношению к офицерству, смогли заполучить в свои ряды колоссальное количество бывших офицеров. Количество переходило в качество. И до сих пор встречающиеся даже в работах профессиональных историков утверждения о том, что вахмистры (у красных) разгромили царских генералов (у белых), далеки от реальности. В то же время белые фронты вследствие своей географической разобщенности и удаленности друг от друга не смогли наладить даже необходимый обмен командными кадрами в целях восполнения дефицита, существовавшего на некоторых фронтах (например, на Восточном) и более эффективного использования кадров при их избытке (как на Юге). Основными белыми фронтами стали Южный и Восточный, с большим отрывом от остальных лидировавшие и по количеству офицеров. В силу своей периферийности Северный и Северо-Западный фронты белых являлись второстепенными, в том числе и в отношении контингентов офицеров.

Наряду с численностью офицерства в противоборствующих лагерях не менее важен вопрос эффективности использования этих кадров. И здесь при меньшей численности военспецов в сравнении с белым офицерством организационным превосходством обладала Красная армия, строившаяся на началах строгой централизации (многое было перенято из опыта Великой французской революции). Эта эффективность прослеживается по многим показателям.

В РККА на высоком уровне стоял учет кадров, а следовательно, связанное с ним распределение кадров (назначения) также могло осуществляться эффективнее. Белые же были связаны в этом вопросе множеством условностей, унаследованных от старой армии и старой России. Например, достаточно проблематично было назначить в казачью часть офицера-неказака и, наоборот, изъять офицера из казачьих формирований и перевести его в армейскую часть.

В Красной армии наряду с чинами было отменено старшинство (своеобразное местничество), также унаследованное белыми от старой армии и сильно ограничивавшее их кадровые решения (коль скоро даже представителей высшего командного состава белых всерьез беспокоил вопрос о допустимости нахождения у них в подчинении офицеров с преимуществом в старшинстве). Устранение чинов позволило избежать многих конфликтов, от которых страдали белые (особенно в связи с неупорядоченностью чинопроизводства в Гражданскую войну). Фактически основными критериями при кадровых назначениях в РККА становились образование кандидата и его реальные заслуги на командных постах в новой армии. Поскольку большевики не были связаны с целым рядом аналогичных условностей, существовавших в старой армии, они могли решать кадровые вопросы гибче, чем противник, и с лучшим результатом (это особенно заметно на примере специалистов Генерального штаба, использовавшихся исходя из факта обучения офицера в академии, а не формальных критериев причисления и перевода в Генштаб, как было у белых).

Красная армия обладала преимуществом и в том, что сфера деятельности военспецов ограничивалась военными вопросами, тогда как у белых офицеры занимались самым широким спектром задач, включая вопросы организации гражданского управления, что снижало их возможности в собственно военной сфере. Должностные обязанности бывших офицеров в РККА в большей степени соответствовали задачам, стоящим перед офицерами любой армии. Касалось это и высшего командного состава. В то же время у белых на Юге России в связи с переизбытком офицеров и дефицитом солдат офицеры нередко выполняли солдатские обязанности. Наиболее яркое выражение такой подход нашел в участии некоторых белых генералов, в том числе с академическим образованием, в боях в качестве рядовых.

Еще одним преимуществом красных стало наличие над офицерами контроля и своего рода третейских судей в лице комиссаров. В Советской России РКП(б) обладала политической волей и последовательно реализовывала ее. Партийные контролеры стояли над офицерской средой и как внешний арбитр не зависели в своих решениях от влияния той или иной группировки офицерства. Между тем высшее руководство белых само происходило из офицерства и было связано множеством обстоятельств со сторонами возникавших противоречий. В результате белые буквально погрязли в конфликтах внутри командования. В РККА, помимо этого, отсутствовала и присущая некоторым белым армиям неформальная иерархия офицеров, отрицательно влиявшая на возможности выдвижения способных командиров снизу.

Наконец, типичной чертой белых армий являлось наличие тысяч офицеров-едоков в тылу. Современники, описывавшие советскую действительность, не упоминают о фланировавших и сидевших по ресторанам офицерах. При этом существует множество описаний такого явления применительно к белому тылу, прежде всего на Юге России и в меньшей степени на Востоке. Участники Белого движения на Юге России признавали серьезные просчеты командования в деле оперативного учета и постановки в строй офицерских пополнений даже на пике Гражданской войны осенью 1919 г., когда, казалось бы, мобилизационный аппарат должен был быть уже отлажен.

Помимо этого в РККА в целях покрытия кадрового дефицита ставились в строй в массовом порядке и пленные белые офицеры. В революционной армии изменились сами принципы отбора командных кадров. Была организована массовая подготовка и переподготовка собственных командиров, на руководящие должности назначались способные унтер-офицеры старой армии. Нехватка кадров покрывалась посредством задействования всех кадровых ресурсов.

Минусом такой неизбирательности стал невысокий общий уровень квалификации комсостава РККА (к 1921 г. 41,55 % младших командиров до командиров взводов включительно не имели никакого военного образования или же проходили только через учебные команды). Разумеется, в чрезвычайных условиях Гражданской войны красные не могли избежать ошибок в офицерском вопросе. В результате ряд руководящих постов занимали агенты белых. Кроме того, эффективность использования военспецов красными значительно снижалась тяжелой атмосферой недоверия и подозрительности к бывшим офицерам, часто необоснованными арестами и расстрелами военспецов. Этого явления в созданных кадровым офицерством белых армиях не наблюдалось, как не было в них и массового антиофицерского террора, проводившегося в Советской России.

Отвечая на исходный вопрос, отметим следующее. Не менее 200 тысяч офицеров старой армии сражались в рядах красных и белых. Не менее 26 тысяч оказались в национальных армиях. К различным антирусским выступлениям примкнули немногие. Десятки тысяч офицеров уклонились от участия в братоубийственном конфликте. Если сравнивать красных и белых, то, по нашим оценкам, несколько больше офицеров оказалось у белых. Произошло это в силу того, что само Белое движение во многом являлось движением офицерства (офицеры не только почти повсеместно возглавляли это движение, но и составляли его наиболее активную, цементирующую и мотивированную часть). При этом крупный контингент бывших офицеров оказался в РККА. Если совокупно можно считать, что белых офицеров было больше, чем военспецов, то каждый из белых фронтов в отдельности уступал Красной армии по данному показателю. Кроме того, офицерство в Советской России для решения военных задач использовалось эффективнее, чем в белом лагере. В конце Гражданской войны несогласные с большевистским режимом офицеры в основном покинули Россию. После этого оставшееся большинство бывших офицеров оказалось на стороне РККА.

Так или иначе, в массе своей офицеры и в РККА, и в белых армиях боролись за Родину, хотя и понимали ее будущее по-разному. Думается, позицию основной их массы в ту эпоху можно охарактеризовать цитатой из письма бывшего полковника Б.А. Энгельгардта И.В. Сталину в 1946 г.: «Каковы бы ни были мои убеждения в прошлом, я всегда являлся верным сыном своей Родины, когда вставал вопрос о ее защите»[504]504
  LVA. Ф. 1987. Оп. 1. Д. 16925. Л. 4.


[Закрыть].