Текст книги "Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи"

На втором заседании Правительственной комиссии, 3 ноября 1993 года, Владимир Николаевич сделал довольно обстоятельное сообщение о ходе расследования «уголовного дела по факту гибели Царской Семьи», начиная с момента вскрытия захоронения в «лесном массиве в 15 километрах от города Екатеринбурга», в котором неоднократно подчёркивал то, что все существующие версии должны быть тщательно изучены и только после этого возможно будет делать какие-то выводы.

– В настоящее время, – сказал Владимир Николаевич, – существует большое количество версий, домыслов, легенд и откровенных фальсификаций о гибели Царской Семьи. Создана целая «индустрия» фальсифицированных «житий», авторы которых цепко держатся за свои версии. Широко, как в России, так и за границей, распространяются слухи о том, что документы, связанные с гибелью Николая II, сознательно сфальсифицированы по указанию партийных органов в 20-30-е годы. Подобные обвинения выдвигаются и в адрес Соколова Н.А. Ответ на многие вопросы может дать только комплексное изучение материалов, находящихся в России и за её пределами. Основным источником доказательства на сегодня является следственное дело Соколова.

Но он также отметил, что существуют документы, свидетельства, воспоминания, многие из которых входят в категорическое противоречие с тем, что известно из «Записки Юровского», главного участника и организатора расстрела Царской Семьи. В качестве примера Владимир Николаевич назвал некоего Мейера, интервью с которым было напечатано в немецком журнале ещё в конце 50-х годов. В интервью были опубликованы документы областного Совета с решением о расстреле Царской Семьи и отчёт о её «ликвидации».

– Необходимо, – сказал Владимир Николаевич, – выяснить судьбу Мейера, принять меры к поиску этих документов и проведению экспертных исследований для определения их подлинности, а также провести архивную проработку фактов, изложенных Мейером.

Коснувшись темы судебно-медицинского исследования, он отметил, что объём экспертных работ, выполненных ведущими специалистами России, Великобритании, США при участии германских учёных, завершён. Отметил, что наряду с методами, апробированными десятилетиями, были применены новейшие методы исследования, которые дают основание предположить, что неподалёку от Екатеринбурга найдены останки Николая II, Александры Фёдоровны, трёх дочерей и лиц из окружения Царской Семьи.

– Вместе с тем, – сказал Владимир Николаевич, подводя итог своему сообщению, – Комиссии следует рассмотреть вопрос о полноте исследования. С точки зрения «разумной достаточности», возможно, получив указанные материалы, на проблеме можно было бы поставить точку. В данном случае, учитывая необычность ситуации, следует провести весь комплекс возможных исследований, чтобы устранить даже самую малую «зацепку» для оппонентов. Многие российские и зарубежные исследователи критически относятся к подлинности материалов, рассекреченных в последние годы рядом государственных и партийных архивов. Необходимо провести исторические и криминалистические (графологические, почерковедческие и другие) экспертизы документов, таких как «письма русского офицера», «записки» Юровского и т. п.

С таковой же позицией обратился к членам Комиссии митрополит Ювеналий, подчеркнув, что до тех пор, пока высказываются какие-либо сомнения в отношении результатов исследований, нельзя приступать к официальному захоронению.

– Нельзя, – сказал владыка, – этого предпринимать и до завершения расследования уголовного дела по факту гибели Царской Семьи. В данном случае большое значение будет иметь заключение о высказываемых в некоторых кругах мнениях о ритуальном убийстве. Оставление без внимания этой темы чревато вспышкой антисемитских настроений. О времени похорон говорить, конечно, сейчас преждевременно. Можно лишь утверждать, что это состоится после снятия всех сомнений в отношении подлинности останков.

И владыка Ювеналий, которого председатель Комиссии величал только по имени и отчеству, добавил:

– Сейчас возглавляемая мною Синодальная комиссия изучает материалы и ведёт исследовательскую работу на предмет канонизации Царской Семьи. Если до захоронения не состоится канонизация, то наши церковные богослужения будут носить заупокойный характер. Если же до захоронения состоится церковное решение о канонизации, тогда это будет носить характер перенесения святых мощей, и перед ними будут возноситься молитвы, как перед святыми.

Ярым противником продолжения работ по изучению проблем исторического характера был член комиссии Радзинский. Он заявлял, что все медицинские исследования полностью подтвердили идентичность найденных останков тем лицам, о которых идёт речь, что со стороны Церкви кощунственно и не по-христиански откладывать погребение останков тех, кто был зверски убит в подвале Ипатьевского дома, и «искренне» возмущался тем, что эти останки содержатся где-то в Екатеринбурге, сваленные в подвальном помещении какого-то милицейского учреждения.

– Графологическая экспертиза «Записки Юровского», – сказал Радзинский, – ничего не даст. Предположим, что это не он написал, что он был болен, кому-то поручил или кто-то переписал. И экспертиза это подтвердит, и что это даст? Ведь трупы всё равно найдены там, где написано в этой записке.

Тема эта не обсуждалась, ибо уже стало понятно, что тем авральным наскоком, который был предложен на первом заседании Комиссии, проблема решена быть не может. С этого момента картина начала резко меняться. Позиции членов Комиссии разошлись в своих оценках. Чиновничье представительство в Комиссии полностью принимало точку зрения официальную, которую отрабатывали медэкспертиза и следствие. Из так называемой общественности, от власти независимой, двое, драматург Э.А. Радзинский и геолог А.Н. Авдонин (Приложение 5), были апологетами официальной точки зрения. Все разговоры на заседаниях Комиссии о проведении дополнительных исследований у них вызывали только раздражение. Они всегда, с первых дней настаивали на том, что никаких исследований проводить не нужно, что всё уже давно доказано. Их позиция неизменно была категорично-однозначна: останки подлинные – Царские. Никаких иных точек зрения они априори не воспринимали. Радзинский, как известно, ещё в 1989 году свою «убеждённость» обнародовал, ну а Авдонину, как говорится, сам Бог велел: ведь он не только нашёл Царскую могилу, но и первый об этом заявил в «свердловские» правоохранительные органы.

Крыло противное, то есть те члены Комиссии, которые настаивали на более углублённом подходе к изучению вопросов исторического характера и высказывали на этот счёт своё собственное суждение, во многом идущее вразрез с выводами, к которым склонялось следствие, на первом этапе представлено было директором Уральского института истории и археологии Вениамином Васильевичем Алексеевым и художником Ильёй Сергеевичем Глазуновым. К этой немногочисленной группе я отношу и свою собственную персону. Но эта группа, утверждавшая, что одних медицинских заключений недостаточно, что необходимо осуществить очень обстоятельное исследование всех исторических документов и решить проблему свидетельских противоречий, практически никакой роли не играла и никакого воздействия на ход следствия не имела. Если бы не представительство Русской Православной Церкви, то, вероятно, весь процесс идентификации пришёл бы к своему завершению значительно быстрее.

В 1989 году, сразу же за появлением на публичной арене Рябова с его сенсационным открытием, в США была учреждена Российская зарубежная экспертная Комиссия. Возглавил Комиссию Пётр Николаевич Колтыпин-Валловский, о котором в «кратких сведениях» было сказано, что он является основателем объединения «За Свободу России» и «Фонда Царя Мученика», а также в течение двадцати лет был начальником известной монархической организации – «Российский Имперский Союз-Орден».

В конце 1993 года Нью-Йорк посетил член Правительственной комиссии В.В. Алексеев, где он встретился с П.Н. Колтыпиным, который передал письмо на имя председателя нашей Комиссии Ю.Ф. Ярова и документ, названный Меморандумом № 1. В письме, подписанном, кроме Колтыпина, ещё двумя учредителями Экспертной комиссии, вице-председателем князем Алексеем Павловичем Щербатовым и секретарём профессором Евгением Львовичем Магеровским, в частности, говорилось:

«Милостивый Государь Юрий Фёдорович!

Мы обращаемся к Вам с искренней надеждой, что Вы и Ваша комиссия примут участие в прояснении очень важных вопросов, требующих полнейшего, ясного разъяснения, как для нас, так и для целого ряда учёных Запада.

Краткий меморандум, излагающий нашу точку зрения по ряду сновных вопросов, касающихся расследования судьбы останков узников дома Ипатьева, прилагаем» (Приложение б).

В Меморандуме сформулированы, как там указано, «соображения Комиссии в вопросах, требующих первоочерёдного внимания», состоящие из шести пунктов. «Комиссия считает, – говорилось в первом пункте, – что всё, к чему имели какое-либо прикосновение органы коммунистической партии, комитета государственной безопасности, прокуратуры и следствия, даже в самое “перестроечное” время, нуждается в чрезвычайно осторожном отношении и повышенной требовательности доказательств, как в отношении лиц, являющихся источниками или передатчиками информации, так и самих вещественных доказательств, ими переданных или благодаря им найденных, включая и экспертизу относящихся к делу документов». Далее в Меморандуме шла конкретизация тех вопросов и проблем, по которым высказывались настороженность и подозрения. Акцент делался на самой фигуре Рябова, смущала его принадлежность к «следственным и карательным органам», порождали массу вопросов ореол секретности вокруг вскрытия захоронения на Коптяковской дороге в 1991 году, «Записка Юровского», противоречия в свидетельствах участников убийства (Юровского, Быкова и Ермакова) и целый ряд других вопросов, которые требовали убедительных ответов.

Членам Правительственной комиссии формально Меморандум был вручён, но никакому анализу и обсуждению он подвергнут не был. Вообще никакой реакции на инициативу Зарубежной комиссии не последовало. Спустя какое-то время мне пришлось обратиться по этому поводу к Ю.Ф. Ярову с письмом, в котором я писал: «Должен довести до Вашего сведения, что недавно я имел телефонный разговор с главой Зарубежной Комиссии в США, П.Н. Колтыпиным-Валловским, который жаловался мне на невнимание, проявленное к инициативе его группы тем, что на переданный ими в адрес нашей Комиссии “Меморандум” не последовало даже формального уведомления о его получении». Далее я писал, что со стороны Колтыпина были высказаны опасения в том, что Комиссия работает в атмосфере секретности, к чему русское зарубежье относится очень болезненно, полагая, что весь процесс контролируется со стороны власти. В заключение я высказал мысль, что имело бы смысл пригласить кого-нибудь из членов американской Комиссии в Москву с тем, чтобы это лицо доложило о проблемах, их волнующих, которые мы могли бы совместно обсудить, и предоставило в Правительственную комиссию имеющиеся в их распоряжении материалы. Моё обращение к председателю Комиссии также продолжения не имело. Было понятно, хотя этого не говорилось вслух, что вмешательство Зарубежной комиссии нежелательно.

Официальная точка зрения, то есть точка зрения власти, которую лоббировал в Комиссии её председатель, настаивала на том, что в принципе исследования завершены и выводы, сделанные судебной экспертизой, не оставляют сомнений в том, что изъятые из могильника под Екатеринбургом человеческие останки принадлежат Царской Семье. Эту позицию разделяли все представители чиновничьих ведомств и двое из упомянутых «независимых», оба лица заинтересованные. К моему несказанному удивлению, к этому крылу уже после второго заседания Комиссии примкнул и прокурор-криминалист Владимир Николаевич Соловьёв.

В Справке, представленной в Комиссию в июне 1994 года, позиция следствия, им возглавляемого, была сформулирована весьма определённо. «По результатам выполненных идентификационных антропологических исследований, – писал Соловьёв, – экспертиза с избыточно высокой степенью достоверности доказала принадлежность пяти скелетов лицам, представляющим одну конкретную семейную группу в составе Романова Николая Александровича, Романовой Александры Фёдоровны, Романовой Ольги Николаевны, Романовой Татьяны Николаевны, Романовой Анастасии Николаевны. Судебно-медицинская экспертиза завершена. Экспертная комиссия считает, что полученная совокупность результатов проведённых антропологических и генетических исследований в силу своей поглощающей идентификационной значимости исключает необходимость проведения ещё каких-либо исследований для подтверждения выводов экспертизы».

В одночасье исчезли широкомасштабные заверения о «комплексных изучениях материалов», «о необходимости провести исторические и криминалистические экспертизы документов», о поисках подтверждений тому, что заявлено было уже в 50-е годы Мейером, и выяснения его судьбы.

Таковая перемена явилась для меня совершенной неожиданностью, ибо, находясь под обаянием нашей с ним первой встречи, я искренне верил в его «устремлённость обрести истину».

Позиция Авдонина и Радзинского удивления не вызывала. Конечно, лица, лично заинтересованные в однозначном решении вопроса, членами Правительственной комиссии быть не должны и участие их в прокурорском расследовании должно было быть ограничено ролью свидетелей, так же как, впрочем, и всё чиновничье представительство, которое к тому же постоянно менялось, моментально реагируя на все пертурбации, которые происходили во власти, что, естественно, пользы делу не приносило. Чиновник знал, каковая роль ему предназначена, а потому особенно в суть дела не вникал и никакой самостоятельности в работе Комиссии не проявлял. Он, как представитель ведомства, наделён был служебным поручением, то есть командирован для присутствия на заседаниях Комиссии, имея в лице вице-премьера непосредственного начальника, которым определялась для подчинённого линия поведения и его точка зрения. Собственного мнения высказывать, видимо, не рекомендовалось.

Единственным исключением был Вячеслав Иванович Брагин, заместитель министра культуры, в ноябре 1994 года после ухода в отставку министра Сидорова сменивший на этом посту свою предшественницу. Из всего административного членства он один только не следовал субординационным установкам и имел собственное своё суждение, твёрдо придерживаясь принципа обстоятельного и честного расследования всего комплекса проблем вокруг Царских останков. В том же году по настоянию Святейшего Патриарха в Комиссию был включён, сначала в качестве приглашённого, а позднее – членом, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Сергей Алексеевич Беляев.

Страсти вокруг останков бушевали с первых дней возникновения Правительственной комиссии, и критика в её адрес звучала не только из русского зарубежья и из стана монархистов «черносотенного толка», как это часто представляли СМИ, ориентированные на официальную позицию. Это отметил даже прокурор-криминалист. В одном из документов, представленном в распоряжение Комиссии, он написал: «Однако (то есть несмотря на то, что подлинность царских останков не вызывает никаких сомнений. – А.Г.), в средствах массовой информации и заявлениях отдельных учёных и представителей различных общественных кругов нередко звучат критические высказывания в адрес экспертной комиссии, касающиеся закрытости материалов экспертизы, некомпетентности экспертов в вопросах идентификации личности по костным останкам, неполноты проведённых исследований, недостаточности проработки различных версий о судьбе членов царской семьи». Соловьёв говорит об этом вовсе не от желания разобраться в «критических высказываниях», о которых он упоминает. Вынуждают обстоятельства, особенно отношение Церкви ко всей этой истории. «В апреле этого года (1994), к заседанию Комиссии, – писал Соловьёв по поводу проекта “Заключения” Генеральной прокуратуры, – в принципе мы были готовы дать такой документ. Такой документ был подготовлен, черновой вариант. Но в связи с позицией Священного Синода и Святейшего Патриарха мы несколько изменили формулировки».

Большинство средств массовой информации, конечно, поддерживали, а некоторые рьяно отстаивали официальную версию, но был целый ряд газет и журналов, которые публиковали материалы, причём часто весьма аргументированные, ставившие под сомнение те оптимистические выводы, к которым склонялась Правительственная комиссия.

Леонид Болотин, очень обстоятельно исследовавший отечественную прессу, посвящённую этой теме в статье «Средства массовой информации о Цареубийстве», писал: «“Русский Вестник” является наиболее последовательной газетой, которая стремится вопрос дорасследования убийства Царской Семьи и проблему Екатеринбургских останков освещать именно с позиций Православия. Практически все материалы “Русского Вестника” однозначно оценивают современное следствие Генеральной прокуратуры РФ как злонамеренную дезинформацию» [8]8
  Правда о Екатеринбургской трагедии. М.: Русский вестник, 1998.


[Закрыть].

Были и другие издания, например: «Русь Державная», «Радонеж», писательские «Литературная газета» и «Литературная Россия», журнал «Держава», который издавал скульптор Клыков. Публикации в этих изданиях очень уязвляли Правительственную комиссию в непрофессиональном и тенденциозном подходе к исследуемой проблеме и в игнорировании всего, что не согласовалось с версией, которую отрабатывала Генеральная прокуратура.

Должен признаться, что на первых порах мне представлялось, что основополагающая задача Комиссии, делегированная властью, – это организация комплексной серьёзной научной работы по исследованию останков, принадлежавших «предположительно Царской Семье», во имя установления истины, а потому в патриотическом рвении и желании посильно тому способствовать я предложил взять на себя труд по составлению общего документа, который включил бы в себя наиболее острые вопросы, главным образом относящиеся к компетенции исторического исследования, вызывающие сомнения и волнующие широкую общественность. Моя инициатива как будто бы встретила сочувствие. Яров поблагодарил, сказав, что такой документ будет очень полезен, ибо он снимет в будущем обвинения Комиссии в недобросовестности её подхода к изучаемой проблеме, в том, что, как он выразился, «Комиссия отмахнулась». Документ мною, довольно объёмный, был составлен и передан Ю.Ф. Ярову, но, как оказалось, трудился я напрасно (Приложение 38). На Комиссии он представлен не был, не обсуждался и никакой пользы делу не принёс[9]9
  Ссылку на своё «сочинение» я неожиданным образом обнаружил в книге Наталии Розановой, изданной в 2008 году, в которой автор «разоблачает» колчаковского следователя и утверждает бесспорную подлинность «останков». Цитата, изъятая из контекста моей «Докладной записки», была недобросовестно ею использована с целью весьма тенденциозной.


[Закрыть].

Позднее мне стало ясно, что для следствия, которое вела Генеральная прокуратура и что полностью принималось Правительственной комиссией, никаких альтернативных проблем не существовало. Была тайная версия убийства и сокрытия трупов Николая II и Его Семьи, сочинённая советской властью, и эту версию требовалось теперь публично подтвердить. Более обнажённо эту мысль выразил Леонид Болотин. Он написал: «Существует группа очень и очень влиятельных в России людей, которые добиваются одного – Екатеринбургские останки должны быть признаны царскими при любых обстоятельствах».

Комиссия просуществовала пять лет. За это время трижды менялся «хозяин» председательского кресла. Был период энергичных попыток работу Комиссии завершить признанием принадлежности останков Царской Семье и лицам, разделившим с ними горькую судьбу, и провести их захоронение. Особенно эта тенденция проявилась в 1995 и 1996 годах, когда шла подготовка к президентским выборам. К этому времени собирались приурочить торжественное погребение «Царских останков». Рассчитывали, видимо, что эта акция поможет Ельцину одолеть Зюганова. Тогда Яровым и Собчаком была совершена попытка в довольно грубой форме принудить митрополита Ювеналия согласиться с заключением Прокуратуры и выводами судебной экспертизы. Это привело к конфликту. Владыка заявил, что «игнорирование позиции Русской Православной Церкви может поставить под вопрос дальнейшее участие представителя Церкви в работе Комиссии», а при такой постановке вопроса он лично принимать участие в работе Комиссии больше не будет. А это уже грозило бы скандалом и полной дискредитацией всего, к чему пришло официальное следствие. Поняв, что Церковь за годы демократии, освободившись от опеки вездесущего КГБ, вышла из прямого подчинения власти и что без представителя Православной Церкви Комиссия вообще потеряет всякий престиж, Яров тут же пошёл на попятную, извинившись прилюдно и сказав что-то вроде того, что владыка не так его понял.

Как известно, никаких похорон в предполагаемое Прощёное воскресенье не состоялось. В начале 1996 года Яров покинул пост председателя Комиссии. Его сменил В.Г. Кинелёв. В январе 1997 года председателем Комиссии был назначен В.Н. Игнатенко. Он провёл одно заседание, на котором присутствовало всего три члена Комиссии и несколько приглашённых специалистов из медицинской сферы. Обсуждались вопросы только материального характера, ибо было заявлено, что «задержка с завершением экспертных исследований в рамках уголовного дела связана с отсутствием финансирования». На этом председательствование Игнатенко завершилось. Вскоре от должности заместителя председателя был освобождён А.А. Собчак. Выведен из состава Комиссии Р.Г. Пихоя. Деятельность Комиссии замерла на долгие месяцы.

Последний председатель Правительственной комиссии был назначен в конце 1997 года. Им стал Борис Ефимович Немцов. Первое заседание комиссии с новым председателем состоялось 3 ноября. Оно было довольно представительным. Присутствовало девятнадцать членов Комиссии и семь приглашённых лиц. Открывая заседание, Немцов критически отметил, что «решение вопросов, связанных с идентификацией останков Императора Николая II и членов его Семьи, неоправданно затянулось». Поразмышляв недолго о проблемах сугубо внутреннего характера (финансирования, изменения состава Комиссии), Немцов заявил, что Комиссия «завершает свою работу в январе 1998 года». Результатом проведённой работы Комиссии, как он сказал, должны явиться два документа: первый документ – это «Заключение Комиссии по вопросам, связанным с идентификацией останков», второй – письмо председателя Комиссии, то есть его – Немцова, «в адрес Президента Российской Федерации с изложением основных выводов Комиссии и просьбой о принятии окончательного решения по данному вопросу». Членам Комиссии предписывалось в месячный срок представить на его, Немцова, имя предложения по подготовке указанных документов (Приложения 27, 28, 29, 30, 31). Одновременно Генеральной прокуратуре и Центру судебной медицины было поручено в течение двух месяцев завершить все исследования по тем вопросам, которые были представлены в Комиссию митрополитом Ювеналием от имени Русской Православной Церкви и дать по ним исчерпывающий ответ.

После председателя Комиссии слово было предоставлено прокурору-криминалисту Соловьёву, который, во-первых, заверил, что при выделении необходимых средств на все поставленные вопросы в указанный срок будут оформлены документальные ответы, и, во-вторых, сделал общий обзор проведённого им следствия с выводами весьма оптимистического характера. Он заявил, что все экспертные исследования фрагментов от костных останков, проведённые в лабораториях Лондона и США, дали однозначное, стопроцентное заключение о принадлежности изучаемых фрагментов останкам, обнаруженным под Екатеринбургом. В этот момент к Соловьёву с вопросом обратился Илья Сергеевич Глазунов. Он спросил, от каких костей брали фрагменты для исследования и брали ли таковые от черепа, который следствием классифицируется как череп Государя.

– Нет, – ответил Соловьёв, – костные фрагменты черепа не исследовались.

– Тогда о чём речь? – сказал Илья Сергеевич. – Естественно, никакого черепа Государя Императора в могильнике, который нашёл милицейский журналист Рябов, не было.

Вспоминая позднее своё членство в Правительственной комиссии, Глазунов написал: «По окончании заседания Борис Ефимович с нескрываемой укоризной посмотрел на меня: “Илья Сергеевич, ну что вы, дело-то ясное. Мы, кстати, готовы помочь созданной вами академии, а вы упрямитесь. Неужели вы в самом деле не хотите, чтобы царские останки были наконец захоронены в вашем родном городе, в Петропавловской крепости?” Вздохнув, я подарил ему первую часть своей книги “Россия распятая”, изданной в “Роман-газете”. Чёрным фломастером подписал: “Молодому реформатору от старого монархиста”. Больше меня на заседания в “Белый дом” уже не приглашали. Единогласие любили не только коммунисты, любят и демократы».

С рядом предложений выступил В.В. Алексеев. Он настаивал на том, что к завершению работы Правительственной комиссии необходимо ответить на вопросы, имеющие отношение к проблемам исторического характера, против чего категорически протестовал Соловьёв. Немцов, как бы согласившись с обеспокоенностью Алексеева, сказал, что мысль хорошая, но предложил провести историческую экспертизу, не включая её в орбиту тех тем, ответы на которые должны были быть получены в течение двух последующих месяцев. Стало понятно, что проблемами исторического характера Комиссия заниматься не намерена, после чего Алексеев свои вопросы снял. Немцов всем своим видом самоуверенно демонстрировал благоприятное завершение медикокриминалистических исследований под эгидой Правительственной комиссии.

– Доказательная база медэкспертизы, – сказал Немцов, – составляет 99,9 процента.

Оптимизм Немцова разделяли, конечно, не все. С.А. Беляев, например, настаивал на том, что необходимо провести сопоставление выводов следствий Соколова и Соловьёва, а В.И. Брагин, уже после заседания, говорил, что он очень обеспокоен давлением со стороны Немцова, ибо видит в этом твёрдое решение власти провести захоронение останков, как уже широко заявлялось, в день Прощёного воскресенья, 1 марта 1998 года, невзирая ни на какие протесты и рассчитывая, видимо, на то, что перед таковым давлением Церковь не устоит.

Последнее заседание Комиссии, финальное заседание, состоялось 30 января 1998 года. Председатель Немцов, высказав слова благодарности в адрес членов Комиссии, Генеральной прокуратуры и учёных, которые, как он выразился, «внесли свой вклад в решение вопросов идентификации Императора Николая II, членов Его Семьи и лиц из их окружения», заявил, что целью данного заседания является «принятие решений, завершающих работу Комиссии».

Протокольный документ, подводящий черту под пятилетней деятельностью Комиссии и подписанный её председателем, гласил:

«Рассмотрев Справку (то есть документ, составленный Соловьёвым) о вопросах, связанных с исследованием гибели семьи российского императора Николая II и лиц из его окружения, расстрелянных 17 июля 1918 года в Екатеринбурге, и другие материалы, содержащие ответы на вопросы, поставленные Комиссией в обращении к Генеральной прокуратуре Российской Федерации от 15 ноября 1995 года, представленную Генеральной прокуратурой Российской Федерации, Справку о результатах экспертных исследований костных останков из места захоронения семьи российского императора Николая II, представленную Республиканским центром судебномедицинской экспертизы Минздрава Российской Федерации, заслушав доклады Томилина В.В. и Соловьёва В.Н…. Комиссия решила:

1. Считать, что на вопросы, поставленные в письме от 15 ноября 1995 года, Генеральной прокуратурой Российской Федерации представлена информация, удовлетворяющая Комиссию.

2. Констатировать, что научные исследования, проведённые в 1997–1998 годах Республиканским центром судебно-медицинской экспертизы Минздрава Российской Федерации, а также доктором биологических наук Е.И. Рогаевым, существенно расширили доказательную основу ранее сделанного заключения об идентификации останков.

3. Представленные Комиссии документы и фактические материалы в совокупности позволяют сделать вывод о принадлежности останков 9 человек, изъятых в 1991 году из группового захоронения в окрестностях Екатеринбурга, членам семьи российского императора Николая II (следует поимённый перечень всех лиц. – А.Г.).

Считать, что в результате проведённых работ по идентификации останков с применением доступных современной науке методов исследований получен исчерпывающий научный материал (включая фиксацию анатомического строения и повреждений черепов путём компьютерной томографии), и в связи с этим нет необходимости в дальнейшем сохранении останков царской семьи и лиц из их окружения в качестве объектов исследования, что позволяет провести их захоронение.

Приложить к настоящему протоколу текст Заявления митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия…»

Текст Заявления митрополита Ювеналия был передан им на последнем заседании Комиссии, 30 января, и подписан тем же числом. «Участвуя в Комиссии с начала её создания, – писал владыка, – я открыто и свободно высказывал суждения и сомнения, которые были не только у меня, но и те, с которыми встречался в Церкви и обществе. Предоставленные на данном заседании Заключения Генеральной прокуратуры и Республиканского центра судебно-медицинской экспертизы Российской Федерации подводят итог исследованиям. Полагаю, что их нельзя принять с абсолютной достоверностью». В то же время владыка пишет, что он не находит оснований не доверять позиции, к которой пришли Генеральная прокуратура и судебная экспертиза, однако подчёркивает, что «вся научная, историческая и нравственная ответственность целиком ложится на авторов заключения, которые представили в Комиссию свои выводы».

Суть этого Заявления, хотя и достаточно дипломатично, сводилась к тому, что Церковь, с одной стороны, соглашаясь с тем, что, как пишет владыка, «нашей жизни присуща потребность иметь памятное место об умерших – могилу», с другой же – в самом факте предания земле останков видит только создание символической могилы «в память о последнем Российском Императоре, Его Семье и их верных слугах, принявших мученическую кончину, где будут совершаться и молитвы, и которая станет символом покаяния».

«Если потребуется моя подпись под официальным решением Комиссии, – заканчивает владыка Ювеналий, – то я буду готов её поставить при условии, если к подписываемому документу будет приложено настоящее заявление в качестве его неотъемлемой части».

На следующий день, 31 января, своё «Особое мнение» представил академик В.В. Алексеев. «Оставляя на совести судмедэкспертов и генетиков результаты их исследований, – писал он, – вынужден снова констатировать, что источниковая база этих исследований крайне сомнительна. Принятое Комиссией 3.11.1997 года решение о вынесении исторических аспектов проблемы за рамки её работы ошибочно, более того, оно противоречит деятельности самой Комиссии. В представленных на её заседание 30.1.1998 года документах две трети текстов были посвящены тем самым историческим аспектам, но их исполнение оставляет желать много лучшего. Оно не соответствует последним достижениям науки в этой области, страдает предвзятостью, противоречит некоторым новым фактам и выводам, а потому требует существенного пересмотра. Пренебрежение историческими фактами не позволило чётко ответить на 10 вопросов, поставленных Синодом Русской православной церкви. Нарушило комплексное решение проблемы останков и оставило сомнение в их подлинности».