Текст книги "Потерянный мир. Почему сегодня идет война"

Горячая война внутри холодной

Пережив испытание разрушительной войной в Европе, Сталин не был готов открывать новый фронт в Азии. И тем не менее именно на этом континенте произошла первая военная битва холодной войны. Она длилась три года и оставила более трех миллионов жертв.

Еще летом 1945 года ничто этого не предвещало. Согласно соглашению, заключенному между Сталиным и Трумэном в Потсдаме, после освобождения корейского полуострова от японской оккупации советские и американские войска, разделенные демаркационной линией, установленной по 38-й параллели, должны были покинуть страну после избрания единого национального правительства под наблюдением ООН. В ожидании этого в двух оккупационных зонах действовали местные власти.

Страна была разделена пополам. На севере руководили коммунисты, возглавляемые бывшим лейтенантом советской армии и будущим маршалом Ким Ир Сеном. На юге установился авторитарный антикоммунистический режим во главе с Ли Сын Маном, диктатором, посаженным американцами. В соответствии с потсдамскими договоренностями советские и американские войска были выведены из Кореи в 1948 году, при этом Красная армия покинула страну на 7 месяцев раньше американцев.

В отношении Китая, где шла гражданская война между коммунистами и националистами, Сталин проявлял такую же сдержанность. Несмотря на финансовую и военную поддержку, которую СССР многие годы оказывал китайским коммунистам, Кремль избегал открыто демонстрировать свое предпочтение той или другой стороне.

Как ни парадоксально, на деле Сталин даже предпочитал националистов коммунистам. Он не доверял Мао, в ком видел возможного «китайского Тито», тем более что, как и югославский маршал, шеф китайских коммунистов не был обязан Сталину своим статусом безусловного национального лидера. В частности, в июле 1949 года, избегая угрозы прямого конфликта с американцами, Сталин отказался поддержать намерение Мао оккупировать Тайвань после изгнания войск лидера Гоминьдана Чан Кайши.

С победой Мао и установлением в октябре 1949 года коммунистического режима в Пекине геостратегическая ситуация изменилась. «Потеря» Китая, которую Вашингтон не предвидел и за которой видел «руку Москвы», спровоцировала настоящую панику в Белом доме. Американское правительство начало опасаться, что и другие азиатские страны, включая Японию, упадут, как костяшки домино, в объятия победоносного коммунизма.

Принятая в апреле 1950 года в Вашингтоне под впечатлением победы китайских коммунистов директива Совета по национальной безопасности «Национальная безопасность-68» рекомендовала Трумэну значительно усилить американские неядерные вооруженные силы, сокращенные после войны, и создать новые региональные альянсы по типу НАТО, в частности в Азии. Кроме того, считая, что «Сталин не понимает другого языка, кроме силы», авторы директивы предложили ускорить проект создания водородной бомбы в ответ на советскую атомную бомбу.

Сталин же считал красный флаг, поднятый над Запретным городом в китайской столице, началом решающего изменения в мировом стратегическом балансе сил в свою пользу. Иначе говоря, шансом взять реванш за унижение в Европе. Таким образом, в начале 1950-х годов сложились все условия для нового этапа советско-американского противоборства. Оставалось дождаться, когда кто-нибудь чиркнет спичкой.

Сталин считал красный флаг, поднятый над Запретным городом в китайской столице, началом решающего изменения в мировом стратегическом балансе сил в свою пользу. Иначе говоря, шансом взять реванш за унижение в Европе.

Предложение о молниеносной военной операции со стороны северокорейского режима для свержения проамериканского режима на юге и объединения страны, пользуясь отсутствием американских войск, было высказано Ким Ир Сеном своим двум «старшим братьям» во время их встречи в Москве в январе 1950 года. Северокорейский лидер, судя по всему, вдохновлялся успехами своих китайских соседей, а также успехами руководителя вьетнамских коммунистов Хо Ши Мина, который после провозглашения Демократической Республики Вьетнам на севере страны начал в 1949 году военную операцию по распространению коммунистического режима на всю территорию Вьетнама.

Поначалу, как писал впоследствии Хрущев в своих мемуарах, по отношению к проекту Ким Ир Сена Сталин выражал сомнения. Советский лидер не решался открыто нарушить договоренности, достигнутые с Трумэном в Потсдаме, и не давал Ким Ир Сену своего согласия до того, как получил поддержку Мао.

Даже после начала военных действий северокорейскими войсками, которые 25 июня пересекли 38-ю параллель и вторглись на территорию Южной Кореи, он предпочитал тактику «управления из-за кулис». В частности, оказывая скрыто военную помощь Северной Корее, Сталин делал все, чтобы ее замаскировать, заставляя советских военных экспертов и пилотов, принимавших участие в войне, носить северокорейскую военную форму и запрещая вести радиопереговоры по-русски.

Агрессия со стороны Северной Кореи не просто грозила американцам потерей Южной Кореи после утраты Китая, но также способствовала подтвержению подозрений Трумэна: Москва на самом деле вынашивает стратегические планы по установлению коммунистического господства во всем мире. Вашингтону таким образом предстояло дать ответ на глобальный вызов со стороны Кремля.

Совет Безопасности ООН, срочно созванный по инициативе США, принял резолюцию с требованием немедленного вывода северокорейских войск. Советское вето этому не помешало: представитель СССР бойкотировал работу Совета в знак протеста против того, что место Китая в нем было занято представителем Тайваня.

Два дня спустя под командованием американского генерала Макартура был создан корпус международных сил ООН. Но еще не дожидаясь этого решения, Трумэн дал приказ американским войскам, базировавшимся в Японии, высадиться на Корейском полуострове. Чтобы предотвратить возможную атаку со стороны коммунистического Китая, который мог воспользоваться ситуацией, чтобы захватить Тайвань, 7-й американский флот был срочно направлен в зону конфликта.

В первые дни наступления, пользуясь эффектом неожиданности, войскам Ким Ир Сена удалось достаточно легко захватить большую часть юга страны, заняв столицу Сеул. Однако в сентябре, внезапно высадив американский десант в тылу северокорейской армии, Макартур резко изменил ход войны.

Уже в октябре американцы оттеснили северокорейские силы за 38-ю параллель, заняв Пхеньян и продолжив свое продвижение к границе с Китаем. На этот раз разгром грозил северокорейской армии.

Предчувствуя победу, Макартур уже планировал возможность объединения Кореи, освобожденной от коммунистического режима. Он предлагал даже воспользоваться ситуацией, чтобы заново развязать гражданскую войну в Китае и отобрать власть у коммунистов.

Однако в ноябре 1950 года 300 тысяч китайских «добровольцев» пересекли границу и обрушились на американцев. В разгар завязавшихся боев Макартур предложил Трумэну распространить войну на территорию Китая, сбросив от 30 до 50 атомных бомб на Манчжурию, объявив блокаду китайского побережья и организовав высадку полумиллиона националистов с Тайваня при поддержке двух американских дивизий морских пехотинцев.

В марте 1951 года он выступил с публичным заявлением, угрожая Китаю разрушением, если Пекин не согласится с требованием немедленно вывести войска из Кореи. Именно в этот момент Трумэн, опасаясь вступления в конфликт Советского Союза и ответной акции Сталина в Европе – в частности в Германии, – решил одернуть героя войны против Японии и отправил Макартура в отставку.

Линия фронта стабилизировалась вдоль 38-й параллели. Переговоры между воюющими сторонами начались в июле 1951 года и продолжались в течение двух лет до подписания перемирия 27 июля 1953 года в Панмыньчжоне (уже после смерти Сталина).

Потери американцев в этой войне оцениваются в 34 тысячи погибших, Южной Кореи – в 400 тысяч. Что касается Северной Кореи и Китая, количество погибших достигло 2 миллионов. Осмотрительный Сталин, укрывшись за спиной Мао, смог выйти из этого кризиса с наименьшими потерями – в 300 человек. (Естественно, все эти цифры, кроме американских, невозможно проверить.)

Война в Корее ознаменовала переход холодной войны в горячую стадию. Ее последствия дали себя знать за пределами азиатского континента. Военные бюджеты США и СССР резко возросли.

Война в Корее ознаменовала переход холодной войны в горячую стадию. Ее последствия дали себя знать за пределами азиатского континента. Военные бюджеты США и СССР резко возросли. В 1951 году НАТО принял в свои ряды Грецию и Турцию. Однако самым важным последствием войны и новым этапом конфронтации между Соединенными Штатами и СССР стало, безусловно, определение будущей судьбы Германии.

Опасаясь перспективы вступления Федеративной Республики Германии в НАТО, ускоренного войной в Корее (как писал Конрад Аденауэр в своих «Мемуарах», западные немцы опасались, что «корейский сценарий» попытки объединения страны силой будет применен к Германии), прагматичный Сталин радикально изменил тактику.

Силовые приемы в противостоянии с западными державами в Европе и недавняя блокада Западного Берлина были забыты. Десятого марта 1952 года Сталин обратился к своим бывшим союзникам с нотой, в которой предлагалось объединение Германии при условии ее нейтралитета и неучастия в НАТО. «Объединенная Германия, демократическая и мирная, – согласно советскому предложению – не должна быть членом никакого военного блока, направленного против того или итого государства, участвовавшего в войне против гитлеровской Германии». Нота Сталина предлагала немедленный отвод всех оккупационных войск из обеих частей Германии и объединение страны – что означало принесение в жертву ГДР, – а также подписание договора о коллективной безопасности, который гарантировал бы Германии статус нейтрального государства.

Неудивительно, что предложение Сталина, воспринятое и правительством ФРГ, и его западными союзниками как отвлекающий маневр, направленный, в частности, на то, чтобы добиться ухода американцев из Германии (и Европы) было отвергнуто.

После тревожных лет, пережитых Европой после окончания войны, разрыв между союзниками выглядел окончательным, и немецкая нация должна была за это расплачиваться. Двум германским государствам предстояло стать ключевым звеном в противостоящих военных блоках – конфронтация между ними наложит свой отпечаток на европейскую историю в течение почти сорока лет. ФРГ официально вступит в НАТО в 1954 году, ГДР станет членом Варшавского пакта со дня его основания в 1955 году.

Период 1940-х годов оставил, таким образом, Европу и весь мир разделенными надвое барьером взаимного подозрения и страха, воздвигнув два враждующих военных блока, две Германии, две Кореи и две атомные бомбы. Десятилетие, прошедшее после самой смертоносной войны, вместо того чтобы открыть перспективу надежного мира, достигнутого ценой страданий и жертв, оказалось в конце концов всего лишь передышкой. Тем более что на горизонте маячила угрожающая перспектива ядерного конфликта.

Между тем, несмотря на то что напряжение между двумя новыми хозяевами мира достигло своего пароксизма, а может быть, именно поэтому, начало 1950-х годов ознаменовалось просветлением на грозовом небе. После выборов в США в ноябре 1952 года Гарри Трумэн уступил свой пост в Белом доме Дуайту Эйзенхауэру. Этот генерал, командовавший войсками союзников при освобождении Европы, как большинство профессиональных военных, судил о вопросах войны и мира со знанием дела. Поэтому он не так беспечно относился к перспективе развязывания конфликта, как его предшественник.

Сразу после избрания нового президента Сталин заявил о готовности с ним встретиться. Мы никогда не узнаем о том, что могла бы дать встреча двух бывших полководцев последней войны. Сталин умер 5 марта 1953 года, и во главе новой команды советских руководителей спустя некоторое время оказался Н. С. Хрущев.

Однако отношения, сложившиеся между новыми лидерами СССР и США, хотя и привели к первой разрядке, не положили конец начавшейся холодной войне. Они лишь позволили обозначить передышку в конфронтации Востока и Запада и одновременно ее переход в новую стадию – ядерного покера.

Глава 2. Бомба

Атомная бомба – это бумажный тигр, которым американские реакционеры размахивают, чтобы напугать людей.

Мао Цзедун

Победа в атомной войне будет иметь вкус пепла.

Джон Кеннеди

Беспредельная мощь атома изменила все, кроме нашего образа мыслей, из-за чего мы движемся к беспрецедентной катастрофе.

Альберт Эйнштейн

Неудавшаяся разрядка

Смерть советского вождя и уход американского президента-«ястреба», двух родителей идеологической холодной войны – освободили пространство для более прагматичных дипломатических маневров их преемников: Дуайта Эйзенхауэра и Никиты Хрущева, хотя последнему пришлось выжидать по меньшей мере два года, чтобы утвердиться в роли бесспорного партийного лидера и главы советского государства.

Новое советское партийное руководство послало миру первые сигналы, извещающие о его намерении расчистить почву для освобождения от наследия предыдущей эпохи. Уже в апреле 1953 года был сделан первый важный шаг в американо-советских отношениях: газета «Правда» – рупор Центрального комитета партии, отдала целую страницу публикации речи американского президента, в которой выражалась надежда на их улучшение.

Смерть Сталина позволила разблокировать переговоры по Корее, остановленные в момент прекращения военных действий, и подписать перемирие в Паньмынчжоне в июле 1953 года.

На следующий год, после того как битва при Дьен Бьен Фу на севере Вьетнама закончилась разгромом французского экспедиционного корпуса, в июле 1954 года во время конференции в Женеве были подписаны Соглашения по Индокитаю. Впервые после Потсдама по этому поводу собрались лидеры стран-победительниц в последней мировой войне.

И хотя можно было обнаружить первые признаки изменения политического климата, время настоящей разрядки еще не наступило. Взаимное недоверие сохранялось. Оно проявлялось уже в том, что американский госсекретарь Джон Фостер Даллес отказался пожать руку премьер-министру «красного» Китая Чжоу Эньлаю и отсоветовал Эйзенхауэру фотографироваться с новым советским лидером Никитой Хрущевым.

В то же время, начав посылать друг другу сигналы о желании минимизировать риск лобового столкновения, главы двух лагерей не церемонились, наводя порядок на подвластных им территориях. В июне 1953 года советские танки участвовали в подавлении восстания против коммунистического режима в Восточном Берлине. В том же году американцы (в сотрудничестве с британской Intelligence Service) свергли правительство Мосаддыка в Иране, осмелившееся национализировать нефтяную компанию British Petroleum, и организовали переворот в Гватемале против режима Джакобо Арбенса, подозреваемого в прокоммунистических симпатиях. (Чтобы гарантировать его успех, Вашингтон без дипломатических церемоний отправил на самолете американского посла в столицу страны главного организатора путча – полковника Кастильо Армаса.)

Настоящих серьезных дипломатических маневров между Востоком и Западом придется ждать до начала 1955 года, когда Н. С. Хрущев окончательно освободится от опеки со стороны бывших приближенных Сталина Георгия Маленкова и Вячеслава Молотова, занимавших посты премьер-министра и министра иностранных дел. В этом году Москва неожиданно согласилась вывести советские войска (вместе с другими иностранными вооруженными силами) с территории Австрии в обмен на гарантии австрийского правительства на нейтралитет страны и ее невступление в НАТО.

Советские власти рассчитывали таким проявлением доброй воли добиться того же от Германии (опираясь на аналогичную логику сделки, предложенную в знаменитой ноте Сталина в 1952 году). Эта формула была изложена в комментарии, распространенном московским радио спустя три дня после подписания Австрийского государственного договора, гарантировавшего нейтралитет Австрии, ее неучастие в блоках и запрет на размещение военных иностранных баз на ее территории: «Если Бонн последует примеру Австрии, Германия как нация будет в выигрыше в атмосфере всеобщего мира».

Однако даже столь привлекательное предложение, как национальное объединение в обмен на нейтралитет, уже не могло остановить движение Германии в сторону НАТО. Подталкиваемая американцами, немецкими ультраправыми, а также, как ни парадоксально, французами, отказавшимися от проекта Европейского оборонительного сообщества (ЕОС), которое задумывалось как альтернатива НАТО, ФРГ вступила в Атлантический альянс в мае 1955 года.

Советский ответ, соответствовавший правилам шахматных гамбитов, разыгрывавшихся между СССР и США, легко было предугадать. Спустя неделю 14 мая 1955 года страны советского блока (включая ГДР) объявили о создании Варшавского договора. Это заявление и окончательный раздел Германии на два государства, принадлежащих к противостоящим блокам, закрепили раскол Европы, а вместе с ней и остального мира на два политических полушария.

Это заявление и окончательный раздел Германии на два государства, принадлежащих к противостоящим блокам, закрепили раскол Европы, а вместе с ней и остального мира на два политических полушария.

Парадоксально, но менее месяца спустя новый тандем, находившийся у руля Советского Союза – первый секретарь партии Хрущев и премьер-министр Булганин, – во время визита в Белград подписал под давлением принимавшего их маршала Тито совместное заявление с осуждением «политики военных блоков» и призывом к «сотрудничеству всех государств независимо от идеологических и социальных различий».

К этому времени, разумеется, осталась в прошлом эпоха, когда в том же городе в 1947 году партии будущего Коминформа под диктовку Сталина ратифицировали политический манифест с заявлением о неизбежном разделе мира на два враждующих лагеря.

Зигзаги в советской позиции и, в частности, в поведении Хрущева легче понять, если их поместить в контекст набиравшей силу десталинизации, проводившейся новым советским лидером внутри страны. Она была вызвана сложным комплексом соображений: логикой борьбы за власть против своих соперников и необходимостью освободиться от репутации приспешника умершего диктатора; неприспособленностью системы политического управления, основанной на терроре во время войны, к потребностям мирного времени; личными амбициями Хрущева, желавшего оставить персональный след в истории своей страны и быть на равной ноге с другими мировыми лидерами.

Во внешней политике десталинизация должна была включить примирение с застарелым противником вождя – югославским лидером. Тито, ставший к тому времени одним из основателей движения неприсоединения, мог к тому же открыть Хрущеву дверь в страны «третьего мира».

Однако этот демарш влек за собой необходимость отвергнуть логику, на которой покоилась в прежние годы стабильность советского блока и членов Варшавского пакта. Признание ошибок Сталина по отношению к Тито означало реабилитацию «титоистов» в коммунистических партиях Восточной Европы, которые в своей массе стали жертвами репрессий.

Действуя как пожарный-пироман, Хрущев, выступив в феврале 1956 года на заключительной сессии ХХ съезда КПСС со своим знаменитым «секретным докладом», разоблачающим сталинские преступления, взорвал пороховой погреб. Съезд произвел настоящую революцию в области не только внутренней, но и внешней политики СССР: перспектива неизбежного конфликта между двумя лагерями – Добра (социализма) и Зла (капитализма) – заменялась концепцией их мирного сосуществования.

Тем не менее новая политика Хрущева вскоре подверглась испытанию действительностью внутри советского блока. Символический снос сталинского монумента ХХ Съездом партии побудил тысячи демонстрантов выйти на улицы столиц Восточной Европы с желанием избавиться от реальных памятников, воздвигнутых во славу отца народов, а вместе с ними – режимов, навязанных Москвой.

Если в Польше новое руководство партии во главе с Владиславом Гомулкой, недавно освобожденным из тюрьмы, смогло найти на переговорах с Хрущевым выход из политического кризиса, избежав интервенции советских войск, то в Венгрии все пошло по трагическому сценарию. Когда ее правительство, вдохновляясь примером соседней Австрии, заявило о намерении выйти из Варшавского договора и обрести нейтральный статус, советские танки вторглись в Будапешт в октябре 1956 года, подавив восстание.

Хрущев и его соратники быстро поняли, что гораздо легче перейти к дипломатической разрядке в отношениях с классовыми противниками, чем внутри семьи братских народов. М. С. Горбачев убедился в этом спустя 35 лет.

Хрущев и его соратники быстро поняли, что гораздо легче перейти к дипломатической разрядке в отношениях с классовыми противниками, чем внутри семьи братских народов. М. С. Горбачев убедился в этом спустя 35 лет, когда его политика «нового мышления», включавшая «свободу выбора» народами их политических режимов, адресованная прежде всего Западу, была воспринята народами Восточной Европы как стимул к немедленному выходу из Варшавского договора. Разница между Горбачевым и Хрущевым состояла в том, что Горбачев не стал посылать танки для сохранения советского блока.

Что же касается Хрущева, то его стратегическая позиция в противостоянии с американцами значительно укрепилась после запуска в октябре 1957 года первого в мире советского спутника. После этого он счел, что настало время предложить Западу сотрудничество на своих условиях. Таков был смысл его ультиматума о статусе Берлина, направленного в ноябре 1958 года главам трех других стран-победительниц Германии.

Пользуясь берлинским рычагом, советское руководство рассчитывало добиться от них уступок не только в германском вопросе, но и по другим стратегическим позициям.

Своим ультиматумом Хрущев надеялся добиться того, что не удалось Сталину, несмотря на объявленную им блокаду Берлина в 1948 году: достичь с их стороны признания ГДР и вывода войск из Западного Берлина, который бы стал, согласно советскому предложению, «свободным и демилитаризированным городом».

На самом деле Хрущева интересовала не новая экзотическая формула статуса Берлина, а лишь символическое признание американцами статуса Москвы как равноправного партнера в управлении мировым порядком.

Шантаж Хрущева сработал. Не желая провоцировать новый берлинский кризис, Эйзенхауэр направил советскому лидеру официальное приглашение посетить США. Хрущев, захватив с собой в качестве подарка американскому президенту копию советского спутника, отправился в Вашингтон 15 сентября 1959 года. За несколько дней до его визита советская ракета доставила на Луну красное знамя и герб СССР.

Визит советского лидера в Вашингтон вызвал дипломатическое потрясение. Хрущев потряс американских конгрессменов, заявив, что в Советском Союзе выпуск межконтинентальных ракет поставлен на конвейер, как «производство сосисок». Он пообещал им облегчить их участь, если во время революции в Соединенных Штатах они угодят в тюрьму, и успокоил понравившегося ему сенатора от Миннесоты, будущего вице-президента США Хьюберта Хамфри, пообещав не нацеливать ракеты на его штат во время атомной бомбардировки. Не слишком заботясь о дипломатии, Хрущев заявил во время выступления по американскому телевидению: «Мы вас всех закопаем!»

При этом наряду с этими эффектными политическими выходками визит Хрущева в Соединенные Штаты был отмечен длительными переговорами с глазу на глаз с Эйзенхауэром в Кемп-Дэвиде и выступлением в Генеральной Ассамблее ООН, где он представил развернутую программу всеобщего и полного разоружения.

После десятилетий замороженных отношений между Востоком и Западом «дух Кемп-Дэвида», казалось, обозначил перспективу реальной разрядки. Эйфорически настроенные по итогам переговоров, советский и американский лидеры были готовы объявить миру наступление эпохи, свободной от конфликтов.

Дело не ограничилось одними обещаниями. В доказательство своей веры в наступление стабильности в мировой политике Хрущев принял решение сократить на треть – почти на два миллиона человек – численность советских войск и отправить на слом важную часть военно-морского флота. Он понимал, что это рискованное политическое пари настроит против него не только тысячи военных, отправленных в отставку, но и членов Политбюро, связанных с армией и военной промышленностью. К тому же они не верили обещаниям Хрущева установить на долгий срок отношения доверия с империалистами.

Эйзенхауэр, в свою очередь, чтобы поддержать дух Кемп-Дэвида, отказался одобрить новую программу вооружений, предложенную американскими военными, вызвав критику своих соперников – демократов, и в их числе Джона Кеннеди.

Для обоих лидеров было нелегко противостоять давлению со стороны военного лобби, имевшего в обеих странах значительный вес. Поскольку вопросы, связанные с национальной безопасностью, во всех странах относятся к области как внешней, так и внутренней политики, нагнетание международной конфронтации повсеместно используется военно-промышленными комплексами, которые, в погоне за политическим влиянием и миллиардными субсидиями, часто являются ее основными инициаторами.

Для обоих лидеров было нелегко противостоять давлению со стороны военного лобби, имевшего в обеих странах значительный вес.

Логика такого объективного сообщничества военно-промышленных комплексов хорошо раскрыта в литературном шедевре Джозефа Хеллера «Уловка-22». В этом романе американские и немецкие пилоты договариваются во время войны бомбить собственные позиции, чтобы потом делить между собой деньги, сэкономленные на покупке горючего. Сопоставление не слишком преувеличено: разорение, которым грозит национальным экономикам все менее контролируемая гонка вооружений, вполне сравнимо с вражескими бомбардировками.

В своем прощальном обращении к нации 17 января 1961 года Эйзенхауэр в жестких выражениях раскрыл опасность подчинения национальной политики безграничным аппетитам ненасытного военного лобби: «Мы должны оберегать себя от неоправданного влияния со стороны военно-промышленного комплекса. Возможный риск его катастрофического воздействия на власть существует и сохраняется», – заявил президент перед тем, как покинуть Белый дом.

Хрущев пригласил Эйзенхауэра посетить Советский Союз летом 1960 года. Чтобы произвести впечатление на американца огромными размерами своей страны, советский руководитель решил организовать ему перелет в Сибирь и показать Байкал. (ЦРУ, не желая упустить такую исключительную возможность, решило оснастить президентский самолет фотокамерами-шпионами, которые могли сфотографировать во время полета «закрытые» зоны советской территории.)

Визиту Эйзенхауэра в Советский Союз должен был предшествовать саммит, своего рода G-4, в Париже, в мае 1960 года, американцев, англичан, советских и французов. В программе этой встречи значились проблемы Германии, а также разоружение и помощь слаборазвитым странам.

Однако первая попытка разрядки, как оттепель, оказалась короткой. Она оборвалась на взлете. На этот раз в буквальном смысле, поскольку речь шла о прерванном полете сбитого советской ПВО американского самолета-шпиона У-2, который должен был накануне Парижского саммита на большой высоте облететь советскую территорию для обнаружения мест запуска советских ракет.

Несмотря на колебания Эйзенхауэра, ЦРУ убедило его согласиться на эту операцию, пообещав, что она будет последней разведывательной акцией такого рода. Однако американцы не ведали, что, в отличие от предыдущих лет, советская противовоздушная оборона уже обзавелась ракетами, способными поразить цель на большой высоте. Американский самолет был сбит одной их двух запущенных ракет (первая попала в советский истребитель, пытавшийся перехватить вторгшегося шпиона).

Разразился скандал. Пытаясь его притушить и думая, что пилот погиб (по инструкции, при угрозе попадания в плен летчик должен был отравиться), американский президент отрицал его шпионскую миссию и утверждал, что самолет, по всей вероятности, «заблудился». Однако попавший в плен к советским властям пилот У-2 Фрэнсис Гэри Пауэрс начал давать показания.

Приехав в Париж на саммит, Хрущев, который воспринял эту американскую акцию как персональную пощечину («Какая муха вас укусила?» – бросил он Эйзенхауэру при их первой встрече), потребовал от него официальных извинений и обещания отказаться от подобных акций в будущем. Его гнев был тем более оправдан, что его собственные политические позиции в Москве оказались под ударом: для того, чтобы добиться от Политбюро согласия на значительное сокращение советского военного потенциала, Хрущеву требовалось убедить его членов в том, что советско-американская разрядка необратима.

Эйзенхауэр отверг требования Хрущева и тот, хлопнув дверью, покинул Париж. Окно возможной разрядки захлопнулось. Рассказывают, что британский премьер-министр Макмиллан, приехавший в Париж, расплакался, узнав об отмене саммита.

Новые надежды советская дипломатия теперь возлагала на преемника Эйзенхауэра в Белом доме – демократа Джона Фицджеральда Кеннеди. Однако начало его мандата (в январе 1961 года) было омрачено унизительным провалом американской «спецоперации» в Заливе Свиней на Кубе. Попытка свержения режима Фиделя Кастро, организованная ЦРУ, провалилась. Во время своей первой встречи с Хрущевым в Вене в июне 1961 года Кеннеди сам назвал эту операцию «ошибкой».

Его намерение установить таким образом отношения доверия с советским лидером привело к обратному результату. Считая, что имеет дело с молодым президентом, чьи позиции были ослаблены этим провалом, Хрущев, вдохновленный триумфальным запуском в космос Юрия Гагарина 12 апреля 1961года, считал, что настал подходящий момент получить от американца уступки по Берлину и выдвинул западным державам очередной ультиматум по этому вопросу.

Однако агрессивность советского лидера произвела обратный эффект, заставив Кеннеди ужесточить свою позицию, превратив его в убежденного защитника независимого статуса Западного Берлина. В результате из-за конфликта двух характеров саммит в Вене закончился безрезультатно. В июле 1961 года американский президент объявил о решении направить в Западную Германию дополнительные войска.

В поисках выхода из ловушки, куда он загнал себя своим ультиматумом, Хрущев после неудачи Венского саммита принял предложение лидера ГДР Вальтера Ульбрихта, который уже давно предлагал закрыть границу между Восточным Берлином и западными секторами города.

В поисках выхода из ловушки, куда он загнал себя своим ультиматумом, Хрущев после неудачи Венского саммита принял предложение лидера ГДР Вальтера Ульбрихта, который уже давно предлагал закрыть границу между Восточным Берлином и западными секторами города. Сохранение открытой границы создавало условия для массовой эмиграции на Запад квалифицированных специалистов, ученых и студентов. За 10 лет этой возможностью воспользовались больше трех миллионов граждан ГДР.