Текст книги "Утомленная фея – 4"

– М-да, – Сима задумчиво покачала головой, – действительно неприятно. Зря ты на их барахло покусилась. Святые отцы на такие штуки испокон веков реагируют очень болезненно. Сама понимаешь… в прелестях жизни они ограничены: целибат, воздержание и все такое. А ты последнюю радость отнять пытаешься.

Сима посмотрела на Геннадия, который до сего момента молча сидел неподалеку. – Ну что? Поможем бедной девочке? – Ее спутник пожал плечами. – Если надо, то почему бы и нет. А что ты предлагаешь?

– Думаю, что следует организовать выездное заседание римской курии. Не в полном составе, естественно. Только сам Папа, кардинал-префекты конгрегаций (их всего девять душ), пара шишек из папского секретариата, плюс глава Апостольской Пенитенциарии (это один из трех церковных трибуналов) со своим секретарем. Я, кажется, знаю подходящее местечко для проведения этого собрания, – Сима усмехнулась, – достаточно инфернальное. Получится нечто вроде конклава.

Геннадий и Светка с минуту помолчали, переваривая сказанное. Подруга не выдержала первой. – Сим, а почему именно этого трибунала? А остальные два?

– Это намек. Именно Апостольская Пенитенциария ведает вопросами отлучений, индульгенций и отпущением самых тяжких грехов. У тебя ведь именно с этим ведомством проблемы?

– Да, но…. Ты что? Собираешься просто перебросить всю эту компанию в некое малоприятное местечко и предъявить им ультиматум?

– Вроде того, только никакого ультиматума я им предъявлять не собираюсь. И беседовать с ними не буду. Народ там тертый, должны и сами догадаться. Сделаю пару намеков для облегчения мыслительного процесса…. Думаю, что достаточно.

Светка некоторое время серьезно смотрела на Симу, но потом не выдержала и расхохоталась. – Это будет еще то заседание! Представляю себе их рожи! Не забудь организовать трансляцию лично для меня!

И еще… – Светка на время прекратила смех, – исключи из списка приглашенных кардинал-префекта конгрегации по канонизации святых. Будем считать, что это тоже намек. Нимб на парадных портретах мне пока не нужен. – Дальше смеялись уже все трое.

Глава Апостольской Пенитенциарии кардинал Бернард Баум в узком кругу осведомленных лиц имел хорошую репутацию. В том смысле, что только полный идиот мог желать себе повстречаться с ним на узкой дорожке. Тем более в нынешние, мягко говоря, не слишком либеральные времена. Вегетарианские методы внутренней политики, прижившиеся было в католической церкви за последнюю пару веков, оказались явно неадекватными после Изгнания. До костров дело, разумеется, не дошло, но в аппарате курии давно шушукались, мол, не слишком ли много в последнее время епископов и кардиналов перешло в мир иной при странных обстоятельствах. И при этом украдкой кивали в сторону кардинала Баума. А тот эти слухи не опровергал, да и их распространению не препятствовал.

Кардинал привычно проснулся в три часа утра. Жаркий климат диктовал соответствующий распорядок дня. Ближе к полудню всякая трудовая деятельность становилась слишком утомительной. Все разумные люди предпочитали начинать рабочий день затемно, чтобы в разгар жары спокойно предаться сиесте. По сигналу звонка дежурная монахиня подала ему кофе в постель. Полчаса ушло на утренний туалет, а потом он спустился к выходу из своего особняка, чтобы сесть в машину и отправиться в курию. Дверь услужливо распахнулась, кардинал с достоинством сделал пару шагов вперед и в недоумении остановился. Вместо привычной лестницы в колониальном стиле под ногами была каменистая почва, в ноздри ударил характерный запах горящей серы, а в уши странный гул. Кардинал резко повернулся. Особняка за спиной не было. Зато имел место быть довольно мрачный пейзаж, включающий в себя действующий вулкан в нескольких километрах поодаль. Он то и давал единственное, пусть и неверное освещение. Сердце встрепенулось и дало сбой, кардинал невольно охнул.

– Ваше высокопреосвященство, это вы? – послышался за спиной знакомый голос.

Кардинал еще раз повернулся. – Марио? – За спиной своего личного секретаря он разглядел в отсветах пламени еще несколько знакомых лиц. – Где я? Что происходит?

– Неужели так уж трудно догадаться? – Данный вопрос, сопровожденный ехидным смешком, явно был задан кардинал-префектом Вальтером Стаффордом, возглавляющим конгрегацию вероучения, известным циником.

– На что это вы намекаете? – осторожно поинтересовался Баум, пытаясь разглядеть в полутьме лица прочих присутствующих.

– Вовсе не на то, что вы подумали, – снова хихикнул Стаффорд. – Если ваше высокопреосвященство соизволит поднять свой взор к небесам, то все поймет.

Кардинал послушно поднял глаза и посмотрел вверх. Небеса были затянуты дымкой, на которой играли багровые отблески вулканического огня, а в редких просветах мерцали звезды.

– И что я там должен увидеть? Небо как небо.

– Я всегда знал, что вы мало внимания уделяли естественным наукам, – залился дребезжащим смехом кардинал Стаффорд. – А ведь в колледже иезуитов должны были астрономию изучать.

– Причем тут астрономия? – раздраженно спросил Баум, снова бросив взгляд на небо. – Говорите яснее!

– Дело в том, коллега, что я в молодости был увлечен этой наукой. И с уверенностью могу утверждать, что это чужие небеса. Рисунок созвездий совсем другой, не тот который мы можем видеть на Земле.

– И как вы это определили? Звезд почти и не видно, все затянуто этой дымкой.

– Этого «почти» вполне достаточно для знающего человека. Я тут уже около часа и имел время приглядеться. Повторяю, мы не на Земле!

– А где? Что это за место?

– Понятия не имею. Впрочем, судя по тому, что вон в той стороне горизонт становится светлее, то вскоре будет рассвет. Возможно, тогда все и прояснится.

Рассвета пришлось ждать около часа. За это время кардинал успел выяснить, что его товарищами по несчастью является практически вся Курия, и что он оказался в этом странном месте последним. Судя по рассказам прочих кардиналов, все они попали сюда аналогичным способом: просто сделали шаг вперед. Из технического персонала присутствовал только его личный секретарь Марио. Это было странно.

Постепенно мрак отступал, и появилась возможность оглядеться по сторонам. Никакой радости это кардиналам не принесло. Окружающий их ландшафт давал мало оснований для оптимизма – абсолютно мертвая земля. Не было видно ни одного кустика, ни одной травинки. Камни, растрескавшаяся почва со следами водяной эрозии, уже знакомый действующий вулкан в отдалении. Когда из-за горизонта показалось дневное светило, прикрытое дымкой, кардинал Стаффорд протянул в его сторону выставленный большой палец и удовлетворенно хмыкнул. – Что я говорил! Солнце тоже не наше! – Кардиналы зашушукались.

– И как это вы определили? При помощи пальца? – поинтересовался Баум.

– Именно! Палец – прекрасный угломер. С орбиты Земли видимый размер солнечного диска составляет 32 угловые минуты, а тут процентов на тридцать больше. Так что или это не Солнце, или эта планета не Земля. А если учесть странности со звездами, то…

– Ваше высокопреосвященство, – прервал рассуждения кардинала-астронома возбужденный крик Марио, – посмотрите туда!

Все обернулись в сторону, в которую указывал секретарь. На расстоянии сотни метров виднелся предмет явно чужеродный в этих местах. С минуту все внимательно разглядывали его.

– Что это? – поинтересовался кардинал Лопес.

– Ну, – Марио замялся, – мне кажется, что это письменный стол.

– А что он тут делает? – Секретарь не ответил, а только в недоумении пожал плечами. Мол, такие вопросы не в моей компетенции.

– Надо пойти и посмотреть, – предложил кардинал Гузер.

Спорить никто не стал, и все отправились в сторону странного предмета. Приблизившись, кардинал Баум с удивлением понял, что это действительно письменный стол. Мало того… это его собственный письменный стол из его собственного рабочего кабинета. А перед столом стоял его собственный стул с покрытым кожей сиденьем.

– Ваше высокопреосвященство, ведь это…, – удивленно начал Марио.

– Сам вижу, не слепой, – оборвал его кардинал.

Поверхность стола была практически пустой. Впрочем, она всегда была таковой. Кардинал считал, что на столе серьезного человека не должно быть ничего лишнего. Единственным исключением был настольный портрет Папы в тяжелой литой рамке. Рамка и сейчас была на месте, прижимая к полированному дереву столешницы листок бумаги. Кардинал приблизился, сел на стул и оторопел. Вместо привычного лика Папы из рамки на него смотрела ехидная физиономия псевдо-императрицы. Физиономия ухмылялась и вроде даже подмигивала. С трудом поборов приступ ярости, Баум обратил свое внимание на лежащий под рамкой лист бумаги. Он уже догадывался, что это был за листок: собственноручно написанный им два дня назад черновой проект буллы по отлучению этой стервы от церкви. Он эту бумагу даже служебному сейфу не доверил, а спрятал в надежном тайнике в личных покоях. Кардинал в сердцах выругался.

– Как трогательно, – раздался за спиной ехидный голос кардинала Стаффорда, – похоже, что вы неравнодушны к этой даме?

Кардинал Баум молча скрипнул зубами и мысленно пообещал себе, что пост кардинал-префекта конгрегации вероучения вскоре станет вакантным. Правда сделать это будет достаточно сложно: у старого сморчка слишком много влиятельных сторонников.

Пространство перед столом на мгновение затуманилось, и вместо поднадоевшего инфернального пейзажа кардинал увидел собственный кабинет. С радостным возгласом он вскочил со стула и, огибая стол, бросился к выходу. Но проникнуть в кабинет не удалось. Споткнувшись обо что-то, он потерял равновесие и больно ударился грудью о нечто твердое. Застонав от боли, кардинал поднялся, потирая ребра. Неожиданным препятствием оказался все тот же рабочий стол, а споткнулся он, получается, о стул с которого и поднялся перед рывком вперед.

– Что? Не получается? – снова послышался ехидный голос. Похоже, что вы забыли сказать волшебное слово. – Кстати, а что за бумага лежит на столе?

Кардинал Баум встал, повернулся и впился испепеляющим взглядом в Стаффорда. – А вам что? – Тот спокойно выдержал этот взгляд, только пожал плечами. – У меня просто появилась гипотеза: кого мы все должны благодарить за удовольствие присутствовать на этой экскурсии. Так что это за бумага?

Кардинал Баум обвел глазами присутствующих. Все они выжидающе смотрели на него. Он вздохнул и объяснил. Кардиналы начали оживленно обсуждать ситуацию, а Стаффорд расхохотался. – Так и знал, что проблемы возникли из-за ваших политических игр! И даже догадываюсь, что надо делать, чтобы их разрешить.

Отвечать Баум не стал. – Слишком много чести. – Он и сам прекрасно догадался. Просто вернулся за стол, порвал в мелкие клочки лежащий там лист и полез в ящик за чистым.

– Ну вот, а ты боялась! – сказала Сима, наблюдая на экране, как кардиналы гуськом переходят в кабинет. – Теперь они десять раз подумают, прежде чем с тобой связываться. Кстати, это астроном-любитель очень интересная личность. – Упомянутый астроном-любитель в это время нагнулся, зачерпнул горсть земли и ссыпал ее в отворот рукова своей сутаны. Светка хихикнула. – Ага! Держу пари, что он первым делом побежит в лабораторию проводить анализ. И что ты тогда будешь делать?

– Пусть бежит, – отмахнулась Сима. – Все предусмотрено. Кроме воздуха в легких ни одной пылинки они с собой не прихватят. Все останется на той стороне портала.

Сима потянулась и бросила взгляд на Геннадия, который все представление молча просидел в кресле. Выражение его лица ей не понравилось. – Что-то не так?

Геннадий отвел взгляд. – Все нормально. У тебя очень ловко получается манипулировать людьми. Аплодирую.

Сима поморщилась. – Опять ты за свое? Если хочешь знать, то все мы по-своему манипуляторы. И одновременно жертвы нейролингвистического программирования.

– Так-таки и все?

– Поголовно, – заявила Сима. – Когда речь заходит о манипуляции сознанием и нейролингвистическом программировании следует понимать, что подверженность оным вовсе не есть нечто постыдное. Это видовая норма для «человека разумного». Человек рождается на свет с минимальным набором врожденных поведенческих программ, а его личность формируется в процессе общения с другими людьми и именно за счет НЛП. А откуда еще взять тот набор стереотипов поведения, который и позволяет человеку существовать в социуме?

С технической точки зрения нет принципиальной разницы между увещеваниями любящей матери, стремящейся наставить свое чадо «на путь истинный», и проделками платных «программистов», которые корректируют стереотипы поведения людей в нужную им сторону. Разница только в МОТИВАХ применения НЛП.

Невнушаемых людей НЕ БЫВАЕТ, в противном случае они просто не стали бы людьми, а остались бы пускающими слюни идиотами в соответствующем богоугодном заведении. Для большей ясности назовем НЛП в «корыстных» целях – манипуляцией сознанием.

Манипуляции сознанием подвержены все без исключения, нужно только подобрать правильный «ключик». Так называемое «критическое мышление», которое якобы является панацеей от промывания мозгов, на самом деле весьма эфемерная защита. Помогло нашей доперестроечной интеллигенции ее «критическое мышление»? Ведь так она им гордилась, а результат: запудрили мозги и поимели этих интеллигентов в лучшем виде.

Вообще-то говоря манипулировать людьми, которые (по их собственному мнению) не верят никому и ничему (кроме собственной выгоды) – проще всего. Реакции таких индивидуумов просчитываются элементарно, а, следовательно, и манипуляция ими не представляет никаких проблем. Только намекни прямо или косвенно, что те или иные модели поведения принесут им определенные дивиденды: схватят приманку сходу, да еще и раздуются от гордости, мол, какие мы умные и прагматичные.

– Подожди, – прервал Симу Геннадий. Если человек имеет твердые убеждения…

– Так называемые «твердые убеждения» (стойкие стереотипы поведения) также не могут быть гарантией от манипуляции сознанием, – в свою очередь прервала его Сима, – но существенно осложняют манипуляторам жизнь и удорожают, так сказать, сам процесс. Если в социуме имеются существенные группы людей с «твердыми убеждениями», то приходится использовать индивидуальный подход. А это хлопотно и дорого. Тут даже не НЛП в чистом виде, а его вырожденная разновидность – «Обман», то есть злонамеренное использование уже имеющихся у людей стереотипов. С точки зрения профессиональных манипуляторов куда проще разрушить все стойкие стереотипы поведения (кроме эгоистично-желудочных) и заменить их стереотипами-эфемерами, которые можно хоть ежедневно менять с телеэкрана. Разница между «целевым» и «унифицированным» манипулированием, как между деревенским курятником и птицефабрикой. В первом случае приходится таки учитывать индивидуальности, а во втором все просто и ясно – от инкубатора до разделочного стола. Управляемость социумом, разумеется, повышается, но приносится в жертву потенциал его развития. Судьба общества, где удалось внедрить «унифицированные» методы манипуляции, в общем-то, предрешена.

– Ну-у, люди то все разные.

– Разумеется, вариабельность в подверженности НЛП существует. Причем, как индивидуальная, так и возрастная. Дети подвержены НЛП в большей степени, что, в общем-то, вполне оправдано, ведь им надо побыстрее «вписаться» в общество. В зловредном подростковом возрасте обычно случается приступ «критического мышления», когда подвергается сомнению все и вся. Это формирующаяся личность эмпирическим путем пытается определить границы дозволенного и недозволенного в конкретном социуме. Когда адаптация завершается, и базовый набор поведенческих программ сформирован, то в нормальной ситуации человек просто пользуется ими всю оставшуюся жизнь. А появляющиеся «нововведения» либо встречает в штыки, либо просто игнорирует.

Когда заходит разговор о «невнушаемых», «неуправляемых», «трудновоспитуемых» детях и прочих потенциальных асоциалах, то причина тут кроется вовсе не в «иммунитете» от НЛП. Это врожденные или благоприобретенные проблемы с работой центров торможения в мозгу. А уверенная работа упомянутых центров торможения крайне важна для человека, как социального существа. Они вообще у нас порядком гипертрофированны и вполне способны заблокировать даже действие таких стержневых инстинктов, как инстинкт самосохранения или инстинкт продолжения рода (в пользу приобретенных поведенческих программ).

Капризное дитя, бьющееся в истерике в ответ на сакраментальное «НАДО!» и «ТЫ ДОЛЖЕН!», вполне может принять как откровение, походя сказанные «добреньким» дяденькой программные установки: «все люди сволочи», «все врут», «все родители – тупые старые пни», «живи для себя» и тому подобные нехитрые «истины».

Хочется еще заметить, что широко распространенное в среде «интеллектуалов» мнение, что «тупое быдло» легко поддается НЛП, а вот они (такие образованные и умные) имеют на него иммунитет – это миф. Подавляющее большинство населения (гармоничное ядро) обычно не утруждает себя частой сменой стереотипов поведения, а всякие новомодные штучки просто пропускает мимо ушей. Инерция тут колоссальная, для существенного изменения стереотипов поведения «тупого быдла» необходимо приложить титанические усилия. Это еще «хождения в народ» показали. А вот различные маргинальные группы, на словах кичащиеся своей критичностью и интеллектуальностью, поддаются НЛП довольно легко. В самом деле, когда одна страна пытается устроить другой серьезную подлянку, то ее агентура вовсе не с народом работает (пустое это дело), а с «интеллектуальной элитой». Этим всегда можно запудрить мозги.

– И что? Защититься от промывания мозгов невозможно?

– Невозможно! Впрочем, хотя абсолютной защиты от злонамеренного применения НЛП не существует, но любопытство, вдумчивый анализ и накопленный с годами опыт – в общем-то, иногда помогают.

Геннадий недоверчиво хмыкнул. – Боюсь, что в твоем случае не поможет и это. Я помню какого шороху вы навели своими передачами по ТВ.

Сима хихикнула. – По крайней мере, мы передавали чистейшую правду. Впрочем, ты прав, это тоже была чистейшая манипуляция. Кстати, распространенное мнение, что телевидение является самым эффективным средством манипуляции сознанием не совсем верно. Это, смотря, что понимать под эффективностью. Если разобраться, то программирование индивидуальное или в малой группе дает более качественный и быстрый результат. Так, точечные удары гораздо более эффективны, чем стрельба по площадям. Другое дело, что каждый Томагавк стоил миллионы, и если пулять крылатыми ракетами во все что шевелится, то и американского военного бюджета могло не хватить.

По-настоящему талантливые манипуляторы встречаются довольно редко, и использовать подобных уникумов, вроде попа-раскольника, способного уговорить свою паству на самосожжение вместе с детьми, по мелочам нерационально. Разве только нейтрализовать ключевых политиков, духовных авторитетов и тому подобное. Хорошие агитаторы – тоже редкость, это золотой фонд любой партии. Массовкой ведь тут не возьмешь.

Что же касается телевидения, то, как инструмент манипуляции оно опасно именно с экономической точки зрения. По соотношению цена/эффективность равных ему нет. Бьет правда по площадям, требует массы времени для получения нужного эффекта, но площадь накрытия огромна, а стоит пустяки. Основной недостаток (оборотная сторона достоинств) неприцельность (люди-то ведь разные). Поэтому и делается масса каналов, чтобы разбить аудиторию на целевые группы. Поэтому несколько телевизоров на семью, чтобы клиенты не мешали друг другу.

Следует различать манипуляции в эмоциональной и рациональной сферах.

Длительное время манипулировать на эмоциях невозможно. Эмоциональная сфера у человека неплохо защищена, и он всегда может спрятаться за непроницаемой броней цинизма и равнодушия. Ну, чем можно было еще пронять телезрителя после расстрела Белого дома, Норд-Оста, Беслана и прочих спектаклей ужасов? Ужастики хорошо смотрятся один, ну два раза, а потом появляются любители, которые в компании да с бутылочкой пива ехидно комментируют наиболее кровавые эпизоды. По постсоветскому свежачку неплохо получалось давить на жалость, но потом такие штуки уже не проходили. Сюжет о смертельно больном ребенке, которому срочно нужны деньги на уникальную операцию в забугорной клинике, уже не вызывал потока добровольных пожертвований. Тренированный телезритель только хмыкнет, мол, еще один умник выискался, и просто переключит канал.

– Ну, так именно этого манипуляторы и добивались. В смысле, что цинизм и равнодушие ко всему культивировался специально.

– Это не совсем так. Эмоции – сильное оружие. И если бы у манипуляторов была неограниченная возможность культивировать страх (перед тем, кем необходимо), жалость (к кому надо), гнев (на кого покажут) и тому подобное, то именно так бы они и делали. Но эмоциональные блоки этому мешают, вот и приходилось довольствоваться банальным цинизмом, а в постперестроечной России еще и созданием ауры полной безнадежности.

Другое дело – рациональная сфера. Она у человека практически не защищена и поэтому открывает широкий простор для манипуляции. Каждый просто не в состоянии быть гениальным специалистом по всем аспектам человеческого бытия и обладать к тому же всеобъемлющей информацией. Вот и приходится полагаться на мнение других людей, особенно когда это мнение выражено уверенным тоном и освящено высокими постами, научными степенями или моральным авторитетом. Перекрыть этот канал манипуляции невозможно, да и бессмысленно. Должен же человек откуда-то черпать программные установки, которые позволяют ему нормально существовать в обществе. Можно вообще перестать смотреть телевизор, запретить это делать своим детям – не поможет. Вас достанут косвенно, через других людей. Они-то ведь смотрят, воспринимают и транслируют на окружающих. И мало кому хочется быть белой вороной.

Можно конечно удариться в эскапизм: жить коллизиями героев Санта-Барбары, геройствовать в вымышленных космических империях, утонуть в Интернете. Но реальная-то жизнь никуда от этого не денется и все равно вас допечет.

Проблему с телевизионной манипуляцией можно решить только кардинально, то есть через перехват управления над телеканалами. А это в свою очередь возможно только по получению реальной политической власти. Иначе никак. Телевизионная же промывка мозгов (по причине малой избирательности) принципиально неспособна защитить Власть от действий сплоченных групп диссидентов, которые, как показывает практика, всегда находятся. Для их нейтрализации приходится применять совсем другие методы: подкуп, силовые действия и тому подобное. А это не всегда срабатывает и вообще чревато. В общем, экономия на хороших политруках и ставка на дешевые методы (по причине безграничной жадности) вполне может выйти власти боком.

Сима замолчала и потянулась к вазе с фруктами. Светка хмыкнула и подмигнула Геннадию. – Она тебя еще своими лекциями не достала?

Сима презрительно фыркнула и вгрызлась зубами в сочную мякоть. Геннадий осмотрительно предпочел промолчать.

– Ладно, – сдалась Светка, – вернемся к нашим баранам. Коронация в субботу, то есть через четыре дня. Я вас официально приглашаю. И не вздумай отказываться. Обижусь. В конце концов, это ты втравила меня в эту историю.

– Угумс, – кивнула Сима с набитым ртом. И, прожевав, добавила, – будем-с. Только за последствия я не отвечаю.

Светка с подозрением посмотрела на подругу. – Ты это брось. Знаю я твои штучки. Будет лучше если данное мероприятие пройдет без сюрпризов.

– Да ладно тебе, – отмахнулась Сима, выбирая в вазе новую жертву. – Должна же я с тобой рассчитаться за испорченный отпуск в Германии. Так что готовься, детка!

Таллин, 2005