Текст книги "Прозрачный экран"

Эта маленькая история – трагикомичный случай, когда результат очень сложного трюка становится совершенно не прогнозируемым. В фильме «Научная секция пилотов» нужно было снять довольно сложный кадр: по туннелю метрополитена идут два спецназовца в поисках монстра, но происходит страшный взрыв, и они погибают в огне.

Разумеется, снять такой сложный по постановке кадр в действующем метро невозможно по множеству причин. Поэтому договорились (естественно не бесплатно) с «Метростроем», что мы арендуем на один день небольшой отрезок строящегося туннеля, где есть только бетонные стены тюбинги. Нам выделили такой участок в районе будущей станции «Дубровка».

Через несколько часов благодаря работе команды художников-постановщиков туннель нельзя было отличить от действующего: по стенам протянулись связки кабелей различной толщины, в разных местах стояли ящики трансформаторов, были установлены специальные таблички действующего метро, и все это еще и было покрыто слоем искусственной пыли.

Перед ленточкой, говорящей, что там дальше начинается съемочное пространство, были установлены три камеры (сложные кадры никогда не снимаются одной), и расположена вся съемочная группа. Примерно в двухстах метрах у нас за спиной встала на дежурство машина скорой помощи.

Многочисленным метростроевцам, конечно же, было интересно, зачем нужны такие сложные приготовления. Поэтому несколько десятков из них, кто как мог, разместились за второй ленточкой, которая отделяла съемочную группу от всего остального пространства за нашими спинами. Так как наши фигуры перекрывали зрителям главное место действия, они по клеточкам тюбинговой стены постарались залезть повыше. Все они ждали чего-то необычного.

Зритель должен понимать, что скорая помощь приехала на всякий случай. Два каскадера-спецназовца были укрыты специальными костюмами, шлемами и дышали замаскированными под их одеждой кислородными системами. Помимо этого, после того, как огонь немного уляжется, к ним должны были подбежать сразу несколько человек с огнетушителями…

И вот, все началось!

«Запустить камеры и доложить о готовности»… «Первая камера запущена»… «Вторая камера запущена»… «Третья камера запущена»… «Начали»…

Примерно в ста метрах от камер в нашу сторону побрели спецназовцы. Когда они проделали около пятнадцати шагов, прямо там, где они находились, раздался огненный взрыв. Взрывная волна в узком туннеле очень быстро достигла нас. Причем этот воздушный удар был такой силы, что у оператора-постановщика Игоря Клебанова сдуло его привычную кепку. Но еще более впечатляющим было то, что вслед за взрывной волной в нашу сторону полетела вся огненная масса взрыва. До нас оставалось пятьдесят метров, тридцать, двадцать…

И тут у зрителей сдали нервы. Их можно было понять. Они решили, что ситуация вышла из-под контроля. В панике они бросились прочь от «гибнущей» съемочной группы. А паника всегда приносит ужасные последствия.

Некоторые из зрителей-метростроителей сидели на определенной высоте в бетонных нишах стен туннеля. Когда побежал один, вслед за ним побежали все. Те, кто сидел выше, прыгали в темноту вниз… В результате двое сломали ноги, и скорая помощь увезла их, а не каскадеров, которые помогали медикам выводить испуганных людей из туннеля метро.

Безусловно, самым памятным фильмом для меня останется сериал «Боец». Там было все.

Конечно, самое зрелищное на экране – драки. Человек так устроен, что в телевизоре ему хочется видеть то, что в жизни он избегает больше всего. При этом надо понимать, что экранные драки не имеют ничего общего с жизненными ситуациями. Я веду в городе курсы «Безопасность человека в условиях города». Объясняю людям, что в жизни, в отличие от экрана, любое столкновение происходит гораздо будничней. Все решается одним, двумя ударами.

Как пример. К вам вечером в темноте подходит человек и просит закурить. Здесь сразу надо насторожиться и обязательно держать дистанцию. Если у вас есть перцовый газовый баллончик, то вы должны держать его так, чтобы через секунду можно было им воспользоваться. По данным статистики, газовый баллончик – самое эффективное средство самозащиты.

Вернемся к кино. В «Бойце» был эпизод, когда я дрался с женщиной. Само по себе не очень приятно, но кино есть кино. Я как-то сразу отнесся к ней как к молодой женщине, и даже на репетиции у меня рука не поднималась нанести хоть какой-то удар.

Но она очень быстро вывела меня из ситуации пассивности. Первый же ее удар пришелся с правой стороны челюсти (она была левшой). Несмотря на кино она почему-то ударила «в контакте». Прямой удар любой человек не может выдержать нормально. Это был единственный случай, когда от женщины я ушел в «нокдаун».

Но следующий эпизод был гораздо труднее для съемок. По сценарию она должна была ударить меня так, чтобы я отлетел на 2 метра к стене и при падении сломал стул. Стул постановщиками заранее был подпилен, но в этом и заключается главное: никто не знает, каким образом эти деревяшки сломаются.

В первом же дубле он сломался так, что я похолодел: пропиленный кусок ножки стула выехал в десяти сантиметрах от моего бока.

Съемки в кино в девяностых годах были по-настоящему экстремальными.

КРОВЬ НА СЪЕМОЧНОЙ ПЛОЩАДКЕ

Когда человек слышит слово «трюк», у него сразу возникает ассоциация «кровь». Так современный мир выстроил нашу психику, где фантазии больше, чем милосердия. Кровь на съемочной площадке – редкий случай. Но когда это случается, люди перестают быть гримерами, художниками, актерами… Кто-то впадает в ступор, у кого-то начинается истерика. Но в таких случаях я больше уважаю именно этих плачущих и кричащих от ужаса людей, потому что большинство смотрит на настоящую страшную кровь как на бутафорию. Кино не просто сломало их мировосприятие, оно сделало их монстрами, на которых не действует боль другого человека.

Кино – это страшная вещь!

Любители сериала «Боец» наверняка помнят жутковатое начало этого криминального повествования, когда от энергии огненного взрыва улетает человек. Могу заверить, что это не компьютерная графика. Человек действительно улетел более, чем на десять метров. Раскрою вам тайну того, как это снималось.

Примерно над серединой предполагаемой траектории полета этого человека нависала стрела крана. Но это был особый кран. Вместо обычного многожгутового троса с мощным крюком здесь был тонкий, но прочный тросик. Он заканчивался над кабиной крановщика не обмазанными маслом блоками намотки, стандартными для всех кранов – там была установлена сложная система нескольких жгутов толстой резины (примерно такую используют на «тарзанках»). Система была заряжена, жгуты натянуты. А тросик был зацеплен за альпинистскую «беседку», систему капроновых ремней, которые были укреплены под одеждой человека, готовящегося к «полету». Он стоял спиной к траектории движения, лицом к взрыву.

На месте крановщика сидел каскадер-постановщик. В нужный момент он отпускал блокировку жгутов. Через блок этот рывок передавался на тросик. И человек, увлекаемый импульсом всей этой системы, действительно летел вдоль земли на достаточное расстояние. В нашем случае он перелетал через дорогу. Но рабочая сложность состояла в том, что для успешного полета надо было отрегулировать работу системы под вес летающего дублера главного героя. Эту яркую роль играл Дмитрий Марьянов. Низкий поклон памяти этого прекрасного актера и замечательного человека, который так рано ушел от нас.

За шесть дублей так и сделали – систему максимально точно подогнали под каскадера. Но съемка почему-то не начиналась… Присутствовавший на площадке главный герой Дима Марьянов услышал напряженный разговор, происходивший между режиссером Евгением Серовым, одним из операторов и каскадером.

Оператор очень эмоционально доказывал:

– Это всего один дубль, поэтому работать будут сразу несколько камер. И одна камера будет крупно снимать лицо Димы, который после яркой вспышки взрыва вылетает из кадра.

Евгений согласно кивнул. Каскадер высказывал свою позицию не менее эмоционально:

– Диму снимать нельзя. Это опасно. Крупный план придется доснять, потому что здесь будет лицо каскадера, и он вылетит из кадра.

У оператора было лицо человека, общающегося с идиотом:

– Да мы никогда в жизни потом не повторим с актером эту ситуацию ни по свету, ни по характеру вылета из кадра!

Евгений снова согласно кивнул:

– И что? Я никакого выхода не вижу.

В этот момент в разговор вмешался Дима:

– А вот я вижу – просто мне надо лететь самому!

Его, конечно, пытались отговорить, но недолго. Потому что только этот опасный вариант решал все проблемы. В результате, когда все службы были готовы услышать команду «Начали!», на месте «космонавта» стоял сам Дима. Но когда команда прозвучала, все пошло не так, как планировали.

Раздался взрыв, и огненный шар стал двигаться в сторону Димы, однако блокировка резиновых жгутов почему-то не отключалась. В какой-то момент Дима вынужден был зажмуриться от приближающегося жара, и тут его рвануло назад. Из-за того, что его глаза были закрыты, он потерял ориентировку. Кроме того, он был немного тяжелее каскадера, на которого регулировали систему. Все это привело к тому, что все десять метров полета проходили на высоте чуть более метра, и Дима опрокинулся головой вниз. На уровне рефлекса он вытянул вперед руки. И все десять метров он елозил ладонями по асфальту дороги…

Я видел его позже уже с перебинтованными руками. График съемок был изменен, чтобы руки Димы могли восстановиться.

Был в сериале «Боец» эпизод, от воспоминаний о котором мне каждый раз становится не по себе… Когда я чуть не убил человека. Страшно от того, что это было не на войне, что это был не подонок или негодяй. Это была очень милая девушка.

Всегда чувствуешь, когда день не задался сразу. Это был эпизод в квартире, где все заканчивается просто побоищем между мной и актрисой, которая играла офицера морской пехоты с соответствующими навыками рукопашного боя. Именно в этом эпизоде была сцена, о которой я уже писал – когда, улетев от удара, я чуть не напоролся на острый обломок ножки стула, сломанного моим грузным телом.

Так вот, тяжелейший эпизод с продолжительной дракой практически завершился. Вся съемочная группа всегда радостно чувствует окончание работы, приободрившись каждой своей клеточкой. И все команды выполняются очень быстро.

Оставалось снять всего один кадр, проще которого придумать просто невозможно. Этот кадр, по сути, снимался под уже снятый кадр, когда во время одной из сцен драки я сломал о девушку-морпеха стул. Тот кадр разбивания несложно представить. Я размахиваюсь и практически со всей силы обрушиваю стул на девушку, которая за миг до удара выставляет профессиональный блок, и стул разлетается на куски. Здесь я не оговорился – со всей силы.

Можно имитировать удар кулаком в лицо, когда снимается так, что зритель не видит, что кулак не долетает до лица каких-то нескольких сантиметров. Или когда лежащего человека молотят со всей мочи ногами. Здесь под одежду можно спрятать бронежилет или найти какой-нибудь хитрый ракурс. Но вот как бы ты ни устанавливал камеру, сымитировать реальное разбивание стула невозможно.

Естественно, этот стул заранее был подготовлен постановщиками. Заранее зная по какой траектории будет наноситься удар, и какие места войдут в контакт с руками актрисы, части стула в нескольких местах незаметно для зрительского глаза подпилили. Это «маленькая неправда» совсем не говорит о том, что человеку, о руки которого разбивают стул, не больно. Но это был фильм, где всех актеров подбирали с определенным опытом. И актриса была, ни больше, ни меньше, как чемпионка мира по какой-то версии карате. Соответственно, болевой порог у нее был завышен.

Так вот, тот кадр с разбиванием стула был снят, по-моему, за два дубля. В первом камера стояла примерно за моим плечом. И, естественно, главной в кадре была девушка, на которую обрушивался удар. А в том кадре, который оставалось доснять, камера была ориентирована на меня со стороны девушки, причем ее в кадре не было видно – словно камера смотрела ее глазами. А суть моих действий заключался в замахе стулом и резком движении в сторону актрисы. То есть это был кадр предыдущий за разбиванием стула.

Сама актриса давно ушла, камера стояла чуть слева от меня, а прямо передо мной, примерно в четырех метрах, сидели три скучающие девушки из съемочной группы. Так положено, что пока актер находится на съемочной площадке, необходимо присутствие, как минимум, гримера, костюмера и реквизитора. Они и сидели напротив меня у самой стеночки, где на полках над их головами был сложен реквизит.

Как я уже писал выше, все торопились побыстрее снять этот простенький кадр. Торопился и постановщик трюков…

Начались съемки. Мы с оператором определили по какой траектории я должен буду размахивать стулом. После запуска камеры режиссер скомандовал привычное «Начали!». Настроившись на свою роль, я поднял стул и резко махнул им, якобы на девушку-морпеха… Но, гад, постановщик поспешил и перепутал обычный стул с запасным подпиленным. Резкого движения эта конструкция не выдержала и где-то в середине замаха, когда стул был передо мной, в мгновение ока развалилась. Причем из множества тысяч случаев он развалился самым наихудшим образом.

В следующее мгновение прямо на голову Маши, девушки-реквизитора, прицельно летело сидение стула с четырьмя торчащими обломками ножек. И летел этот страшный обломок стула острыми обломками вперед… Отчасти это было мистикой: двумя часами ранее я сам едва не напоролся на похожий обломок стула. Судьба словно не смирилась с этим и припасла острый обломок для другого человека, даже целых четыре обломка.

Ужасно, что от меня уже ничего не зависело. Единственное, что я успел заметить, это наполненные ужасом глаза Маши… Но она оказалась молодцом, последовала удивительно быстрая реакция – она мгновенно наклонилась, и стул врезался в огромную китайскую вазу из реквизита, стоявшего на полке за ее головой…

Однако судьба в этот день решила не отступать. Фарфоровая ваза от удара разлетелась на куски. И один удлиненный кусок размером с охотничий нож врезался в голову Маши. Через секунду девушка вяло свалилась на пол. Я, насколько мог быстро, подсел к ней и сразу заметил, что не все так ужасно. Осколок не пробил кости черепа. Он, хотя и глубоко, но проник между кожей головы и черепом.

Вокруг зашкаливало от визгов и криков. Я на уровне какого-то рефлекса выдернул осколок… Тот, кто сталкивался с подобными травмами, поймет ту последующую ступень ужаса, который охватил окружающих. Девчонки заверещали уже нечеловеческими надрывающимися голосами, потому что из раны кровь хлынула просто ручьем, и на глазах у всех вокруг головы Маши стала растекаться лужа крови. Мои попытки заткнуть рану ладонью помогли лишь частично, и скоро штанина на моем колене, на которое я опирался, пропиталась кровью… К счастью, скоро подбежал врач и стал действовать уже профессионально.

Через два дня, после того как рану зашили, и Маша отошла от шока, ее выписали из больницы. Бинты окутывали ее голову, как плотная косынка. Видно было только лицо. При нашей следующей встрече я растерялся и не знал, что сказать. Она с каменным лицом подошла ко мне почти вплотную. Потом неожиданно улыбнулась и, подавшись в сторону моего уха, тихо произнесла:

– С тебя шампанское.

СЪЕМКИ ПРАЗДНИКОВ, КОГДА НЕСКУЧНО

Каждый раз, когда в полночь наступает Новый Год, мы подсознательно уже начинаем ждать следующий. Потому что в преддверии праздника мы, как дети, ждали необыкновенного чуда, а произошло обычное чудо. Все по плану. Но если вдруг случается какая-нибудь неожиданность, то, насколько в первые мгновения мы безоружны перед этим происшествием, настолько всю последующую жизнь оно становится если не традицией, то непременной частью наших рассказов.

Когда-то я занимался мотокроссом, поэтому никогда особенно не дружил с байкерами в расписанных кожаных жилетках: в большинстве случаев они технически слабо умеют управлять мотоциклом. Тем не менее, Саша Хирург в 1999 году пригласил меня в качестве режиссера фильма о байк-шоу, которое должно было состояться под Москвой. Я согласился без особого энтузиазма просто потому, что особенно не был занят в эти дни.

День прошел как обычно. Большинство участников этого мотоциклетного фестиваля напились и ждали вечернего гала-концерта. Я, как одновременно и оператор, должен был снять это действо с вертолета Ми-2.

В семь часов вечера я подошел к вертолету. Не использую термин «вертолетная площадка» потому, что таковой не было. Вертолет стоял неподалеку от главной сцены среди бурлящей тусовки уже очень сильно пьяных мотоциклистов, и создавалось впечатление, что это тоже равноправный экспонат байкерской техники.

Пилот Серега сидел рядом с вертолетом и ужинал. Я знал его давно по съемкам в кино. Это был по-своему легендарный человек. Блестящий пилот и при этом совершенно неуправляемая личность.

Когда я подошел к нему, он посмотрел на меня стеклянными глазами и в образе Луспекаева из «Белого солнца пустыни» выдвинул из-за спины ящик с бутылками водки. Половины запаса там уже не было. Серега гостеприимно показал на свободное место перед собой:

– Садись, мой старый друг.

Я не удержался от вопроса:

– Серега, я тебя давно знаю, но сегодня ты «зарядился» гораздо больше обычного.

– Так сегодня и задачи серьезнее. У нас грядет ночной полет и десантирование парашютистов.

Работая в кино тех лет, я уже привык ко всему, поэтому молчал. А Серега продолжал:

– Андрюха, не бздеть. В воздухе гаишников нет.

– Да за это я беспокоюсь меньше всего.

Серега налил себе в алюминиевую кружку солидную дозу водки и выпил:

– Думаешь, собьют?

Что-то отвечать было бесполезно. Тем более в этот момент подошли, с трудом держась на ногах, четверо парашютистов. На фоне их состояния Серега выглядел показательным трезвенником.

…Стемнело. Когда вертолет был готов к взлету, я устроился у открытой двери, пристегнул страховку и приготовил камеру для съемок. Вертолет тут же взлетел.

С Серегой я летал не в первый раз, и этот полет был таким же лихим, как и более трезвые. Концерт был уже в полном разгаре. Когда мы по бреющей траектории пронеслись над ревущей толпой байкеров, шасси вертолета едва не задело верхушки дерева, где сидели два фаната рок-музыки. Один из них от воздушного вихря упал и сломал ногу. Но об этом я узнал уже потом. А пока я смотрел в видоискатель камеры и старался не обращать внимания на происходящее в вертолете. А зря.

Впрочем, и устроители шоу на земле не переставали удивлять. По сценарию в финале концерта парашютисты должны были десантироваться и приземлиться прямо на расцвеченную огнями сцену. Но режиссеры шоу все перепутали. Не дождавшись прыжков парашютистов, они выключили весь свет. Более того, они вообще забыли о вертолете над их головами и начали масштабный фейерверк. Красочные взрывы совсем рядом с вертолетом создавали впечатление, что стреляют прицельно по нам.

Было не до шуток. После нескольких резких встрясок, чтобы не выпасть, я влез внутрь корпуса. Спавшие до этого парашютисты стали приходить в себя. Я приблизился к креслу пилота. В Сереге чувствовалось какое-то особое возбуждение. Он смотрел только вперед, ни на что не отвлекаясь, и повторял одно и то же:

– Как в Афгане, как в Афгане…

Своим появлением я вернул его к реальности, и он вспомнил про парашютистов:

– Парни, на выход! Контрольную точку проходим!

Судя по всему, эту точку мы уже прошли. Серега сделал резкий вираж, и парашютисты быстро выпрыгнули один за другим в полную темноту. Их приземление было довольно трагичным. Двое, ко всеобщему счастью, улетели куда-то за границы шоу. Но вот один приземлился прямо в толпу зрителей и серьезно травмировал человека, на которого упал. Другой оказался более точным, он в темноте сел почти на сцену. «Почти» означает то, что он приземлился на арочный каркас за сценой, на котором находятся осветительные приборы. К счастью, в этот момент включился свет, и его, задыхающегося в перепутанных стропах, успели благополучно снять.

Тот фильм я так и не смонтировал. Не понравился мне фестиваль мотоциклистов.

С Севастополем меня связывает очень многое. Я снял про Севастопольскую историю более 10 фильмов, но одна из самых памятных поездок связана с самым первым фильмом, еще любительским.

Тогда в 1977 году я попал в Севастополь впервые, причем нелегально. Нас неслыханно манил легендарный морской парад, который должен был состояться 30 июля, и который простым смертным нельзя было увидеть.

Вместе с тремя друзьями из морского клуба МАИ нам удалось каким-то чудом просочиться в этот закрытый тогда город. Переночевали в пустом вагоне поезда, а утром отправились на долгожданный морской парад, посвященный дню ВМФ. Мы очень беспокоились, что нас задержит патруль, поэтому пробирались по направлению к Артбухте окружными путями со стороны Карантинной бухты. На последнем этапе рискнули даже поднырнуть под колючую проволоку.

Когда мы, наконец, достигли берега, нас переполняло чувство восторга от осознания своего преимущества перед остальными зрителями морского парада. На видневшихся вдали официальных местах, отведенных для публики, что говорится, «яблоку негде было упасть», а мы вчетвером лежали в одиночестве на пустынном склоне. На всякий случай, мы не сильно высовывались из жухлой в конце лета травы. Допотопную камеру я установил на землю прямо перед собой.

Единственное, что мешало полному обзору акватории, так это какое-то нелепое фанерное сооружение, возведенное прямо на берегу под нами. Но это не особенно огорчало. Во-первых потому, что основные события должны были разворачиваться гораздо дальше, на морской глади. Во-вторых, настроение поднимал замечательный «Рислинг» Инкермановского завода. Мы чувствовали себя практически как в VIP-ложе.

Праздник начался, потрясающие масштабы парада превзошли все наши ожидания. Корабли плавали, вертолеты и самолеты летали, морская пехота десантировалась… Мы были в восторге и интуитивно понимали, что самое интересное в любом зрелище припасают на финал.

Так и произошло. Если бы места на нашей «VIP-ложе» были платными, то они, учитывая подобный финал, стоили бы, наверно, астрономических денег. В центральной части зрелища величественно всплыла подводная лодка. Рядом лежал мой друг Шура Кузнецов. Потом он ушел из МАИ, закончил Щукинское театральное училище и вскоре уехал работать в Голливуд. В России кинозвездой его сделала главная роль в фильме «Джек Восьмеркин – «американец».

Шура толкнул меня в плечо:

– Хорошо бы лодочка стрельнула.

Мы с ним переглянулись. Володя Никифоров услышал наш разговор:

– Да пушечка там слабенькая. Хорошо бы торпедой.

Командир подводной лодки словно услышал Вовины слова: под водой обозначился след выпущенной торпеды. И тут мы замерли, потому что след этот направлялся в нашу сторону…

Пожалуйста, не путайте то чувство страха, когда катаешься на аттракционе в Парке культуры, с чувством ужаса, когда кажется, что твоя машина не вписывается в поворот на горной дороге.

В этот момент наши мозги заработали, как сверхбыстрые компьютеры. И мне показалось, что я даже сумел рассмотреть фанерную конструкцию на берегу под нами. Это с нашей стороны она выглядела нелепо, а вот со стороны моря, оказывается, очень даже была похожа на контуры военного корабля, положенного серого цвета.

Не сговариваясь, мы постарались прилепиться к земле и прикрыли головы руками. После оглушительного взрыва, взметнувшего землю в нескольких десятках метрах перед нашим «партером», заложило уши. Вокруг стали падать всевозможные деревянные обломки. Все окутало облако черной гари. Эта дымовая завеса помогла нам выбраться с «VIP-ложи».

Когда оглушенные мы вынырнули из-под колючей проволоки, в нашу сторону смотрел часовой морячок. Он несколько раз мотнул головой, словно не веря своим глазам. Через секунду часовой покрутил пальцем у виска и резким движением руки показал, чтобы мы убирались с глаз долой. Нормальный парень.

По-видимому, это был самый зрелищный военный парад в моей жизни… Жаль только, что камера так и осталась на «VIP-ложе».