Текст книги "Николай Караченцов. Глазами семьи и друзей"

Сын

Я изначально боялся, что Андрей пойдёт в артисты. Буквально с того дня, как он родился. Не потому, что он талантливый или бездарный, просто я видел много несчастных актёрских судеб, причём детей известных артистов. Хотя в любом правиле есть исключения. Я однажды на эту тему разговаривал с Натаном Шлезингером, он мой большой друг, педагог из Щукинского училища. Натан назвал всего две более или менее счастливые актёрские биографии: Миронов и Райкин. Потом добавил, что объективно их карьера сложилась слабее, чем родительская. И лишь страшный комплекс «сына знаменитости», помноженный к тому же на дикую работоспособность и желание доказать свою правоту, вывели их в элиту актёрской касты. По Косте я до сих пор вижу, как ему нелегко. Но и Андрею слава непросто давалась. Всё то, что со стороны казалось шампанским – игристым, сверкающим, лёгким, всё, что выглядело актёрским фейерверком, всё это имеет свою цену – неимоверный труд. Нелегко такое говорить, потому что Андрей для многих кумир, а Костя – знаменитый артист, и я к нему очень хорошо отношусь. Не дай бог, если мои слова могут восприниматься как обидные.

Любому человеку скажи: «Ты, конечно, хороший парень, но, в общем-то, бездарный, а добился успеха только оттого, что побольше других работаешь. Если всерьёз посмотреть, рядом есть артисты покруче». Такое высказывание, мягко говоря, звучит некрасиво. Существует такая теория, не знаю, насколько она верна, что в принципе бездарных людей нет. Есть те, кто себя угадал, и те, кто не угадал. И вроде те, кто угадали, счастливы. А остальные сидят на работе и смотрят на часы, ожидая, когда же наконец можно будет сбежать на футбол, в сауну, в бильярдную, в кабак, на рыбалку, – тем не повезло. Конечно, повезло, если основное дело жизни совпало с тем призванием, какое Боженька тебе дал.

Говоря высоким слогом, я видел свою задачу в том, чтобы как можно шире показать сыну мир. Что, честно говоря, у меня не очень-то получилось, поскольку актёрские дети – брошенные. Несчастна и родительская судьба: всё время некогда. Родители не только заняты с утра до вечера, но ещё ведь и ночью снимаются, по гастролям мотаются – дети неухоженные. Нередко они, оставаясь без присмотра, начинают хуже учиться, кто с них спросит? Чем обычно всё заканчивается? Сданы экзамены в школе, надо куда-то наследника пристроить. Ни в один институт он поступить не способен, потому что с двойки на тройку перепрыгивал. Ну ладно, в театральный точно пристроим. И пристраивают. Потом, даст Господь, запихивают и в театр. Но папа или мама не вечны. А ребёнок – уже не ребёнок, он взрослый муж. А тут ещё и вторая семья, алименты. В кино не снимают, в театре не дают больших ролей. Плюс ещё постоянно зажимают после ухода знаменитого папы.

Наша профессия ужасна – мы зависимы. Любой человек может обидеть. Тебе не понравилась моя роль, и ты мне, не стесняясь, говоришь: «Ну и погано же ты сыграл». Или: «Зачем в таком дерьме сниматься?» Инженеру, компьютерщику, кому угодно никто, кроме узкого круга коллег, такого не скажет. Кто знает, чем они там занимаются? Наша же профессия открыта всем, а главное, все в ней понимают, наша профессия – чтобы нас обсуждали, чтобы на нас показывали пальцем. Прилюдно. И все те, кто на нас смотрит, естественно, имеют свое мнение. Обратите внимание, что в актёрских рейтингах побеждают те, кто больше нравится. А профессионализм – дело вкусовое. А если ты своими профессиональными качествами не производишь впечатления на главного режиссёра? Может, он и неправ, но ты «не в его концепции», и он не будет тебе давать роли. «Не вижу» – это выражение никто не отменял. И тогда – несчастная судьба. Обозлённые, спившиеся, да к тому же не забывшие, что они – дети знаменитого родителя! Пока описывал эту жуть, вспомнил противоположный пример. Мне нравится Саша Лазарев, он – особый парень, исключение, всё у него хорошо. И о Саше Захаровой не забыл. Она – прекрасная характерная актриса. Мудрый Марк Анатольевич долго держал её в чёрном теле. У него, похоже, тоже развился комплекс, но наоборот, что он не должен своих тянуть. Вероятно, по этой же причине его супруга, отличная актриса, никогда не работала в нашем театре. Потом неожиданно всё разом перевернулось. И отец стал давать дочери роли, которые не всегда в её амплуа. Люди же понимают, что у Марка Анатольевича, как у отца, комок в горле.

Николай Караченцов с сыном Андреем и супругой Людмилой Поргиной

Николай Караченцов с сыном Андреем

Людмила Поргина, Андрей и Николай Караченцовы

Трудно преодолеть внутреннюю тягу и смотреть на собственного ребёнка отстранённым взглядом. Но, наверное, он правильно поступает, никто из нас не вечен, и в «чёрном теле» можно передержать. Мы говорили с ней на эту тему, она всё сама понимает, потому что умница, но человек она сложный, далеко не пустышка. Что мне в ней нравится: как она себя ведёт в театре. У неё непростое в нём положение. А она мудро, точно и тактично держит себя в коллективе.

После всего высказанного понятно, что мне такой судьбы своему сыну совершенно не хотелось. Андрей окончил МГИМО, стал юристом, адвокатом. Думаю, сработало его ощущение общности, если не сказать стадности. Просто все его друзья пошли в институты по специальностям, связанным с различными системами управления.

Маленький, он сидел рядом со мной в машине, ко мне бегут какие-то люди и просят автограф. Я подписываю. Андрей спрашивает, что я делаю. Я объясняю: люди видели меня в кино, и им приятно будет иметь открыточку с моей подписью. Для них она – память, что тот самый артист, который им понравился, подписал свою фотографию, поскольку многие любят собирать автографы знаменитых людей. Прежде всего артистов и спортсменов, а я – актёр. Естественная реакция ребёнка: «Я тоже хочу быть актёром». Я ему: «Представь себе, ты на Северном полюсе, рядом на соседней станции заболел человек, у него аппендицит, и надо срочно сделать ему операцию. Ты – хирург, тебя сажают в самолет, ты летишь и спасаешь жизнь человека!» Он тогда: «Нет, я хочу быть хирургом». Как легко всё объяснять маленьким детям.

Людмила Поргина, Андрей и Николай Караченцовы

Андрей – Рыбы по гороскопу. Дотошный и спокойный. Копит информацию, скажем так, в себе. Медлителен. Но медлителен не оттого, что реакция плохая, а оттого, что ему надо сперва всё разложить по полочкам. Он будет делать что поручено, долго и нудно. К тому же от меня ему досталось не лучшее качество – везде опаздывать. Мне кажется, что он не понимает: опаздывать, прямо скажем, нехорошо. У меня дикая занятость, хотя это не оправдание, я набираю дел больше, чем их можно переварить. Но, допустим, я знаю, что быстро заучу текст. Другому на это положено, предположим, четыре часа. А я сделаю за два с половиной. Поэтому втискиваю в расписание ещё одно дело. Я на него успеваю, но, как правило, опаздываю. Затем – цепная реакция, опаздываю на следующую встречу. Ненадолго. Но зато я сделал и то, и это, да ещё зацепил что-то. Но я панически боюсь опоздать на спектакль. Это – инфаркт. Я даже не знаю, что делать, если подобное случится. А у сына таких переживаний я не наблюдаю. Правда, повзрослев, он всё же потихонечку начинает выправляться. Надеюсь на окончательное выздоровление.

Любовь – это понятие, которое не поддаётся времени

Короче, я удержал его, не пустил в наше дело. Да и он, по-моему, на этот счёт не очень переживал, что единственный сын двух артистов – и не артист. Только один раз он вдруг поднял эту тему: правильно ли мы его направляли? А учился он тогда уже курсе на втором. Правильно ли мы поступили, настояв на МГИМО? Видимо, что-то его подразочаровало в тот момент в институте. Хотя, я думаю, дело не в институте, а во времени. Он вдруг не почувствовал той заботы и того внимания к себе, каких он ожидал. Вероятно, он думал, что с ним будут возиться, цацкаться, тащить. Значит, другое интересует преподавателей МГИМО, а не настроение Андрея Караченцова. Мы с ним вели долгие разговоры насчёт его профессии. Обсуждали уровень цинизма, который допустим. А может, вообще это не цинизм, а профессиональный расчёт? Дело в том, что как адвокат он обязан защищать убийцу. И будет счастлив, если его спасёт, рассыпав доказательства обвинения, сумеет убедить суд дать обвиняемому «условное» наказание? Но клиент же убийца! Он убил!