Текст книги "Русское солнце"

28

Утро чудесное, а Руцкой приехал в аэропорт ужасно злой. В Исламабаде беспощадное солнце, а в Лахоре, столице Пенджаба, где Руцкой встречался с моджахедами, ещё страшнее: сорок два градуса в тени.

Гульбельдин Хекматьяр разыграл мерзкий спектакль, – настолько мерзкий, что Алешка пожалел Руцкого.

Политика нельзя уничтожать. Тем более – Руцкого.

В истории его афганского плена есть свои тайны. Плен Руцкого был на самом деле не афганским, а пакистанским, то есть Руцкой просто залетел не туда, ошибся адресом, точнее – страной. Его сбили войска противовоздушной обороны Пакистана, Руцкой приземлился за Парачинаром, в ста шестидесяти километрах от границы, где его и подобрали боевики Хекматьяра (здесь была их база). Увидев приближающихся моджахедов, Руцкой тут же отдал Сабаиду, их полевому командиру, пистолет с полной обоймой патронов и поднял руки вверх.

Генерал-полковник Борис Громов, командующий советским контингентом, мгновенно связался с Язовым, а Язов – с Шеварднадзе. Посол Советского Союза в Пакистане Якунин и военный атташе Белый передали Хекматьяру «отступные». Он получил боевую технику, почти миллион долларов наличными и (Хекматьяр очень просил) новую черную «Волгу».

«На ней он по горам скакать будет!» – высказался Руцкой.

Ему грозили рудники – пятнадцать лет.

Командарм Борис Громов неплохо относился к Руцкому. Да и международный скандал никому не нужен: если в плен (да ещё на территории мирной страны, члена ООН) попадает заместитель командующего воздушной армией, явившийся на истребителе, оргвыводы неизбежны. Перед Горбачевым все было представлено следующим образом: спасая свой штурмовик, подбитый моджахедами, полковник Руцкой совершил подвиг, достойный Звезды Героя, но оказался, как Карбышев, в плену. Хекматьяр был потрясен мужеством русского летчика и уже через несколько дней лично переправил его в Советский Союз.

Мог ли подумать Гульбельдин Хекматьяр, будущий премьер-министр Афганистана, что этот невероятно худой, тридцатидевятилетний полковник, трясущийся от страха, через несколько лет станет вице-президентом Российской Федерации?

Переговоры с моджахедами шли в главном штабе пакистанской военной разведки. Руцкой интересовался только пленными.

По данным Комитета государственной безопасности, в плену у афганской оппозиции содержались почти шестьдесят наших солдат и офицеров. По совести говоря, это были, конечно, не пленные, а предатели, – те, кто убежал к моджахедам с оружием в руках, сдавая им (случалось и такое) целые бригады. В списках КГБ они значились как пленные, графы «предателей» здесь не было. Тех бойцов, кто действительно оказывался в плену, моджахеды убивали: отказываясь от рабства, они превращались в проблему, которая решалась просто – пулей.

В Советском Союзе мало кто понимал, что эти люди – предатели. Руцкому очень хотелось показать, что у него есть международное влияние. Вернуть пленных в Москву, спасти им жизни – красиво!

Через посла Пакистана в Москве Хекматьяр передал Руцкому, что он отдает трех человек – бесплатно.

На тот случай, если деньги все-таки понадобятся, в самолете находился Белкин – живой кошелек Руцкого. Жаль, конечно, что Юзбашев не поехал, но ничего: Белкин справится!..

Как Ельцин не хотел, чтобы Руцкой встречался с моджахедами! «Надо сосредоточиться на решении внутренних вопросов!» – начертал он на прошении о поездке, но потом вдруг – совершенно неожиданно – сам отправил его на Ближний Восток.

Руцкой предчувствовал политический успех.

Эх, Алешка, Алешка, дурачок из Болшево – догадал же его черт столкнуть (лицом к лицу) двух злейших врагов, Хекматьяра и Раббани, лидера бадахшанских моджахедов, назвавшего себя единственным наследником покойного шаха.

Они ненавидели Наджибуллу, Кармаля, но больше всего они ненавидели друг друга: Афганистан – богатая страна, большое богатство – не делится.

Пока Руцкой ланчевал, Алешка договорился с Раббани об интервью, но вдруг прошел слух, что появился Хекматьяр: Алешка (под каким-то предлогом) оставил Раббани в библиотеке и кинулся на улицу:

– Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! Два слова для крупнейшей русской газеты!

– О'кей! – улыбнулся Хекматьяр.

– Тогда в библиотеку… – обрадовался Алешка. – Там один ваш товарищ уже есть…

Увидев Раббани, охранники Хекматьяра выхватили оружие. Красавец Хекматьяр, один из самых образованных людей Востока (Хекматьяр написал более двадцати книг по историческим и религиозным проблемам, по вопросам права), был легендой Афганистана. Бандит, ученый и крупный политик – личность. Среди журналистов ходили слухи, что Хекматьяр импонирует Бушу, что в борьбе с Наджибуллой ЦРУ делает главную ставку на Хекматьяра…

Американцы, сволочи, всюду суют свой нос, «мировой жандарм», правильно в школе говорили… А приятно все-таки, когда Президент страны может сказать, обращаясь к нации: «Господа! Наше первенство в мире неоспоримо!..»

«Неужели правда, что через какой-то фонд американцы финансировали Ельцина, его предвыборную кампанию?» – эта мысль не давала Алешке покоя.

«Разведаю, – усмехнулся он. – Обязательно разведаю у Бурбулиса…»

Да, ошибся Андропов: если Амина и нужно было менять, то не на Кармаля, конечно, – на Хекматьяра. Получив деньги и власть, Хекматьяр с удовольствием продал бы душу кому угодно, если не ЦРУ, так КГБ – какая, к черту, разница? Главное для моджахедов – власть, кто будет «крышей» – не так уж важно, «крыша» будет все равно, это закон третьего мира.

Американская национальная идея, образ страны: сияющий храм на вершине холма.

Храм? Полноте! «Кто первый схватит, тот и сыт» – вот национальная идея!

Так – в России. Нет, везде, везде… – мир поглупел: главным действующим лицом в мировом театре стал доллар, он подчинил себе все и вся, он победил здравый смысл. О чем говорить, если даже в Гаване, у Кастро, вход в музей революции, где выставлен гроб Че Гевары, стоит три доллара? Не песеты, нет, здесь никого не интересуют песеты, – нам доллары, пожалуйста! О чем говорить, когда Ватикан, самое богатое государство в мире, если и радует какую страну гуманитарной помощью, то через губу? Папа Иоанн Павел, последний понтифик XX века, обожает странствовать по белу свету: где же, спрашивается, новые католические соборы, новые католические школы – где? Почему даже на реставрацию Сикстинской капеллы (святое дело, да?) кардиналы выделяли деньги ужасно неохотно? А соседние – с капеллой – залы, расписанные Рафаэлем и лучшими мастерами Возрождения, в XX веке, судя по всему, реставрации не дождутся, хотя разговоры об этом в Ватикане идут с середины 50-х годов.

«Кто первый схватит, тот и сыт!» – национальная идея, да? В Советском Союзе было иначе. 1941-й год: «За Родину, за Сталина!» – вот национальная идея. Не дай бог, что случится – можно ли представить (хотя бы представить) в окопах под Смоленском лидера ЛДПР или официальных советских миллионеров – Тарасова, Ходорковского, Борового и др.?

Время изменилось – да, в конце XX века в войнах, в любых войнах нет победителей и побежденных, есть только несчастные, все так, но в истории каждой страны случаются, увы, такие ситуации, когда за страну надо умирать. Что будет со страной, если умереть за неё некому?

Нет, все-таки нет: Андропов ошибся не только с Кармалем, он вообще ошибся, ибо истинной причиной афганской войны были не американские ракеты, а наркотики – Андропов об этом не знал. Если бы знал, войны бы не было.

Афганский рынок героина бросил вызов Колумбии, теснейшим образом связанный (деньгами) с США. Что уж, спрашивается, так бояться американских «Стингеров», которые вдруг появились близ Кабула, если Турция, член НАТО, выставила «Стингеры» вдоль всей границы с Советским Союзом. Не воевать же Турцию!

Тайная поездка Андропова в Кабул укрепила его в мыслях об «ограниченном контингенте». О чем он думал, там, на горе, перед дворцом Амина – он, всесильный член Политбюро, будущий Генсек, неузнаваемо загримированный ещё в самолете, – о чем?

Через десять дней КГБ привез в Кабул Бабрака Кармаля, найденного в Чехословакии, «Альфа» штурмом взяла дворец Амина, где лифт, к слову, спускался на два этажа ниже земли, сотрудник «Альфы», полковник Михаил Романов лично расстрелял из «калашникова» Амина и его любовницу, жену местного министра, выскочивших из постели.

Через Тургунди и Соланг в Кабул вошли советские войска.

Какие пленные? У Хекматьяра, господин вице-президент, пленных нет, это знают все, Хекматьяр друг всех мусульман, а вот среди тех, кто не хочет жить в Советском Союзе, – да, есть бывшие советские солдаты и офицеры, но эти люди никогда не вернутся в СССР, потому что они не любят СССР. Тему «пленных» надо закрыть раз и навсегда, господин Руцкой скоро в том убедится: Хекматьяр обещал привезти троих человек, но привез только одного – младшего сержанта Николая Выродова, перешедшего на сторону душманов 29 августа 1984 года.

– Коля! – улыбнулся Руцкой. – Давай домой, сынок! Маманьку увидишь! Ты ж и не знаешь, поди, какая у тебя маманька, ждет тебя, плачет, – она была тут у меня… на той недельке, рыдала, значит, у меня в кабинете, твой портретик показывала…

Про «маманьку» Руцкой, конечно, загнул, но это – для убедительности.

Хекматьяр кивает головой:

– Поезжай, дорогой. Потом вернешься.

Выродов испуганно смотрит на Руцкого:

– Спасибо, господин. Мне здесь хорошо, мне здесь очень хорошо, господин, меня не обижают!.. Я принял ислам, господин. У меня через неделю свадьба, я люблю невесту… её зовут…

Выродов пришел в чалме, в белых мусульманских одеждах, редкая бороденка свисала чуть ли не до колен, хотя мусульмане не носят бороду ниже сердца.

– Какая свадьба, Коля! – разозлился Руцкой. – Ты ж наш! Ты ж из махновской области! Главное, Коля, не бойся: я, как и ты, был в плену у господина Хекматьяра, получил за свой… п… подвиг государственную награду! И у тебя, Коля, все будет хорошо, – обещаю! Хватай невесту, маманьку познакомишь… по христианскому обычаю… Папаня живой? Вишь, как здорово! Представь: завтра мы с тобой пойдем на Красную площадь, хочешь – в Исторический музей зайдем, я тебе машину дам, на Ленинские горы смотаешься… В Москве – хорошо, тихо, снег лежит, ты ж сколько лет не видел снег, – а?

Выродов молчит, качает головой из стороны в сторону. Такое впечатление, что он под кайфом.

– Ну, Коля?

– Нет, господин. Не поеду.

– Поедешь!

– Нет.

– Хватит дурака валять, Николай. Главное – ничего не бойся!

– Нет.

– Почему?

– Мне здесь хорошо.

– А дома лучше!

– Мне здесь хорошо…

– Да не бзди ты, – понял? – взорвался Руцкой. – Я – вице-президент, я – гарантирую!

– Не поеду. Все.

…Над головами крутились вентиляторы, но в комнате было ужасно душно.

Алешка вышел во двор, – красота, много зелени, струей бьет фонтан прямо из-под земли.

Как под таким солнцем люди живут, а?

Алешка любовался Хекматьяром и – ненавидел его. Руцкой был перед ним как ягненок. Обидно!

Это и есть искусство дипломатии: лев и ягненок могут, конечно, лечь спать рядом, только ягненок вряд ли выспится…

Нет, Руцкому, конечно, все равно ничего не докажешь, Ельцин и Руцкой в этом похожи, у них одна болезнь, общая – излишнее доверие к чужому слову. Надо же, Хекматьяр обещал вернуть людей! Только дурак мог не догадаться, что это игра. Хекматьяр что, больной, что ли, чтобы вот так, с бухты-барахты, раздавать свое?..

Алешка ждал, что будет дальше. Он хорошо изучил характер Руцкого.

Оставшись ни с чем, точнее – ни с кем, Руцкой проклинал всех: моджахедов, Хекматьяра, Ельцина, пакистанскую военную разведку, своего помощника Федорова и посла Якунина.

Вылет из Исламабада был назначен на восемь тридцать утра: российская делегация летела в Афганистан, к Наджибулле.

Руцкой выглядел так, будто на него нагадили мухи. По старой мусульманской традиции девушки в галабиях надели на Руцкого огромный венок из живых цветов. Алешка прыснул: было ощущение, что Руцкой с венком на шее приплелся на свои собственные похороны.

Он так и ходил с этим венком – как со спасательным кругом.

– Господин вице-президент! Господин вице-президент!

Нет, хорошо все-таки, что моджахеды ненавидят друг друга! Услыхав, что Хекматьяр отдает Руцкому пленного солдата (подробности были неизвестны), Раббани пожелал сделать то же самое: по его распоряжению в Пешаваре нашли какого-то туркмена, его уже везут в Исламабад, и если советская миссия не возражает, туркмен вернется к себе на родину, в СССР.

Советская миссия была счастлива. Вылет задержали на пять с половиной часов. Руцкой распорядился вызвать в аэропорт всех аккредитованных в Исламабаде журналистов – советских и зарубежных.

Алешка сбегал в город: купил рюмки из оникса. Два с половиной доллара набор, – красота!

Все-таки Руцкой, что ни говори, мужик фартовый! Попал в плен – получил Героя. Стал депутатом – получил пост вице-президента с правом исполнять обязанности руководителя России в случае болезни Президента или каких-то обстоятельств. Дивны дела твои, Господи!

Что за особенность такая: в Советском Союзе все президенты – люди ниоткуда, люди из тени.

Можно представить Рузвельта или де Голля на трибуне Организации Объединенных Наций с башмаком в руках?

Для Никиты Сергеевича Хрущева башмак в руке – это вполне органично.

Ельцин, например, может быть только на главных ролях, если он второй, он скисает.

Человек, ставший человеком в тени, непредсказуем; человека тени не знает никто (поэтому он, как правило, становится проблемой для тех, кто его выдвинул), но самое ужасное в другом – человек, долго существовавший в тени, не в силах отделаться от привычек собственной жизни, тень есть тень, летучие мыши всегда слепнут на солнце, иными словами, он не готов, просто не готов быть главным человеком страны. Оказавшись на престоле, он не хочет играть по правилам тех, кто привел его к власти; он сам ждет от себя чего-то неожиданного, решительного, чего-то нового, хотя плохо знает, чего он хочет, нет времени, просто нет времени (у него и у страны), он нервничает, гонит сам себя и – быстро выбивается из сил. В России все президенты быстро выбиваются из сил. Исключением, пожалуй, был только Сталин, но за Сталина (именно за Сталина) работала – в огромной мере – система, которую он создал, поэтому в душе у Сталина был, судя по всему, совершенно невероятный, нечеловеческий покой, продлевавший ему жизнь. Как только (уже после войны) им овладел, наконец, страх преследования, великий вождь великой страны быстро рассыпался в маразме, и его конец был ужасен.

(Сталину, конечно, помогало и то обстоятельство, что его ближайшие соратники – все, включая Молотова, совсем не глупого человека, это не Ворошилов, – были убеждены, что Сталин – гений. «Усатый» губил в концлагерях их жен, а они считали его мессией, – в этом и впрямь было нечто особенное!)

Алешка знал: Руцкой – Леон Блуа, неблагодарный нищий. Только нищие не ценят добро, – что им добро человеческое, если они нищие! Такие люди предадут кого угодно, у таких людей нет обязательств, им кажется, что на политическую арену они вышли сами, своими ногами. Алешка не сомневался, что Руцкой служит Горбачеву, а не Ельцину, что через секретариат Руцкого к Горбачеву уходят секретные и сверхсекретные бумаги Президента России. Неужели Ельцин это не понимает?

Странно, конечно, все начальство – Ельцин, Руцкой, Хасбулатов и Гайдар – разъехалось кто куда, на «хозяйстве» в Кремле никого нет: Руцкой – здесь, дурью мается, Хасбулатов – в Южной Корее, Ельцин и Гайдар – в Вискулях, на охоте. Федоров, самый умный человек в окружении Руцкого, убежден, что «дедушка» специально выпроводил Хасбулатова и Руцкого из России. Что-то придумал, наверное. А может, запил. В сентябре, после путча, Ельцин уехал в Сочи, очень переживал, что Горбачев вернулся в мир, и пил без продыха почти три недели. Как организм выдерживает, а?

Кто-то из ребят, Васька, что ли, Титов, рассказывал, что Ельцин пожал ему руку так, что сломал пуговицу на рукаве рубашки, – вот силища, офигеть!

Стоп, стоп, стоп… – начинается!..

Алешка бросился к самолету.

Что же творилось на летном поле! Руцкой стоял в центре ковровой дорожки, по-богатырски сложив руки на груди.

В аэропорт примчались все журналисты из Европы и Америки: Би-би-си, Си-эн-эн, «Deuche Welle» – кого только нет!

Туркмен, правда, странный: Раббани тащит его за руку, а он упирается и идти вроде как не хочет, лижет Раббани руки, усыпанные перстнями, и что-то лопочет по-своему.

– Хабибула, сын Барбакуля, – отрекомендовал его Раббани, – забирайте, ваше превосходительство!

Самолет заводит моторы. Гаджиев, переводчик Руцкого, пытается что-то ему сказать, но Руцкой отмахивается от него, как от мухи: он влюбленно глядит на туркмена, который, как выяснилось, совершенно не понимает по-русски.

– Слушай, чё этот малый орет? – Алешка подошел к Гаджиеву.

– Да странно как-то… Он говорит, что через неделю обратно вернется…

Увидев телекамеры, туркмен закрыл руками лицо.

– Берите, ваше превосходительство, – улыбается Раббани. Руцкой величественно подошел к Хабибуле и развернул его перед телекамерами:

– Не плачь, Хабибула, не плачь! Я, как и ты, солдат, изведал ужас афганского плена. Сейчас все позади, Хабибула: ты едешь в Советский Союз, тебя ждут не дождутся твои мама и папа, я их хорошо знаю, особенно маманьку, она рыдала у меня в кабинете, и Родина, сынок, встретит тебя как героя, потому что ты – настоящий солдат…

Хабибула смотрит на Руцкого с ненавистью.

– Пройдут годы, ты, возможно, напишешь большую книгу об афганском плене, – горячился Руцкой, – которая, Хабибула, обойдет весь мир, потому что там, в Америке, они не знают, вообще ничего не знают о том, как мы сражались с тобой в горах Гиндукуша, брали штурмом Хост, подрывались на зеленках и как, Хабибула, мы с тобой, как и тысячи советских солдат, выполнявших свой долг, налаживали здесь мир и счастье. Ты вырвался из застенков, Хабибула, ты победил смерть. А Советский Союз воспрял духом, сынок, и победил тоталитаризм, поэтому Родине, Хабибула, сегодня, как никогда, дорог каждый человек, каждый русский, каждый туркмен… все дороги, поэтому я, вице-президент России, лично приехал за тобой сюда, в Пакистан. От имени советского руководства я благодарю господина Раббани за его гуманитарную акцию, передаю всем лидерам оппозиции большой привет и благодарность от Президента Туркменистана г… господина… – Руцкой запнулся, вспоминая фамилию, – господина Ниязова и Президента России Бориса Николаевича Ельцина!..

Расстались по-братски. Руцкой обнял Раббани и пригласил его посетить с визитом Советский Союз.

А Хабибула – и впрямь странный: вошел в самолет – и вдруг загорланил песню, видно туркменскую.

Алешка и Гаджиев переглянулись.

– На радостях, наверное, – пояснил Федоров. – Странно все-таки: если он по-русски – ни бум-бум, как он воевал в Афганистане? Он что, команды по-туркменски получал, что ли?

Белкин торжественно вручил Хабибуле две тысячи долларов – на новую жизнь. Увидев доллары, Хабибула молниеносно спрятал их за пазухой и теперь все время озирался по сторонам: не отнимут ли?

Стюард принес Хабибуле котлету по-киевски. Услышав, как Хабибула чавкает, Алешка попросил:

– И мне… пожалуйста.

Набрали высоту. Федоров открыл бутылку коньяка:

– Ну что, за успех?

Умяв котлету, Хабибула успокоился. Теперь он тупо глядел в окно: Алешке показалось, что самолет для него – в диковину.

В салон неожиданно заглянул Руцкой.

– Ты чтой-то в одну харю жрешь?

– Извините, Александр Владимирович… – покраснел Алешка.

– Кушай, кушай, я шучу…

Руцкой и Федоров ушли в президентский салон.

«Вся Россия – казарма», – говорил Чехов…

Алешка достал диктофон, и они с Гаджиевым устроились рядом с Хабибулой.

– Скажи, дорогой, ты когда в плен попал?

Хабибула удивленно посмотрел на Алешку:

– Какой плен?

– Ну, к Раббани – в застенки? К Раббани. К господину Раббани.

– А!.. В восемьдесят девятом.

– Когда?

– Ну, год назад.

Алешка переглянулся с Гаджиевым.

– Хабибула, в восемьдесят девятом война кончилась.

– Ага, кончилась.

Хабибула отвернулся к окну.

– Какое у тебя было звание? – спросил Гаджиев.

– Хурзабет.

– Какое, Хабибула?

– Хурзабет… – не понимаешь?

Белкин подошел ближе.

– Хабибула… не волнуйся… не волнуйся, пожалуйста, – попросил Алешка. – Ты в каких войсках служил?

– Как в каких? – Хабибула вытаращил глаза. – В наших!

– Ну а поконкретней?.. Пехота, авиация…

– Да погоди ты… – Белкин пристально взглянул на Хабибулу. – Слушай, парень, у тебя когда-нибудь красный советский паспорт был?

– Зачем, господин, советский паспорт? У нас при Наджибулле вообще паспортов не было.

Хабибула испытывал к Белкину абсолютное доверие.

– При ком, при ком?..

– При Наджибулле.

– Так ты кто, бл…?! – изумился Белкин.

– Я туркмен, – испугался Хабибула. – Афганский туркмен…

Первым очнулся Гаджиев – бросился в салон к начальству.

А там кир! Руцкой, Федоров и новый товарищ Руцкого, журналист Иона Андронов из «Литературной газеты», никогда, впрочем, не скрывавший свою работу – стукачество в органах государственной безопасности, отмечают (вовсю!) крупную политическую победу.

Алешка похолодел: вице-президент России везет в Советский Союз гражданина непонятно какой страны, во Внуково-2 готовится торжественная встреча, об этом сообщили все мировые агентства, а ближайшая остановка – в Кабуле Наджибуллы, от которого этот малый рванул в Пакистан с оружием в руках!

Прибежал Саша Марьясов, полковник из Ясенево, развернул списки:

– Вот же, вот фамилия… вроде похожая…

«Уволят Сашу», – догадался Алешка.

– Да, не того… везем, – подвел итог Федоров. – Обманули гады…

Белкин отобрал у Хабибулы две тысячи долларов, хотя Хабибула – сопротивлялся.

– Будешь орать, наденем наручники, – предупредил Белкин.

Самолет приближался к Кабулу.

Ночью после торжественного приема у Наджибуллы наш посол в Афганистане Борис Пастухов сообщил Руцкому, что, по неофициальной информации, полученной из Москвы, Советского Союза больше нет: на пресс-конференции в Белоруссии Ельцин, Кравчук и Шушкевич заявили о создании новой страны. Реакция Горбачева, ООН и стран «семерки» – неизвестна.

Федоров предложил вернуться в Москву, но Руцкой махнул рукой и ушел спать.

Утром с похмелья он поинтересовался, жив ли Хабибула, что с ним? Начальник охраны доложил, что Хабибулу сдали в Красный Крест, а вот жив ли он – никто не знает.