Текст книги "Про золотую рыбку (сборник)"

Но вроде они вели себя спокойно, несмотря на бурную жестикуляцию и повышенный тон голосов, что даже отдельные термины неприличного смысла долетали до нас, и то, что нас, вернее, Светлану, ещё не заметили, было одним из девяти чудес света, потому что, как я уже не раз упоминал выше, секретарша была такой эффектной, красивой особью – с понтом – слабого пола, что, когда шла по улице, представители – с понтом – сильного пола начинали концентрировать внимание на её сногсшибательно-наступательной фигуре за двести-триста-четыреста, а иногда и пятьсот метров, если позволял глазомер и отсутствие более впечатляющего объекта.

Четвёртая машина – серая «вольвушка» – остановилась.

Светлана, перекинувшись горстью слов с хозяином шведской тележки, сделала мне знак рукой.

Я вышел из укрытия с колотящимся под двести ударов в минуту сердцем от мысли, когда же нас засекут; мне казалось в этот момент, пока я шёл десять метров до автомобиля, что весь кирпичный административный корпус пялит на нас зенки своими панорамными стеклопакетами.

И когда я садился на заднее сиденье в тачку (Светлана уже была внутри авто), нас наконец-то заметили. Будто я сам своими паникёрскими мыслями и сглазил.

Оживилось движение около офиса. Количество фигур в бронежилетах с автоматами удвоилось, как в сказке, – и их оказалось больше, чем я предполагал. Так и патронов у нас не хватит, пришла мне в голову дурацкая мысль.

Водитель – толстомордый холёный хлыщ, приблизительно из той же серии выпуска 1970 года, что и наш легар-дидроер, тоже заметил суету около здания, побледнел (хотя его уже перекосило, когда он увидел меня, выходящего из-за кустов), не ожидал фраер такого расклада, наверное, ожидал дармового минета от красивой девчонки, не знаю, чего она ему нашептала, что он сразу согласился, – и дёрнулся к бардачку. Я приставил «узи» к виску тачкомэна и убийственно спокойным голосом сказал: «Не дёргайся, шеф! Поехали!» «Чавелла» сразу понял, что с нами шутки плохи, и надавил на газ. В бардачке у него лежала тоже серьёзная игрушка – высокоинтеллектуальная любительница чёрного юмора «Беретта», когда я сказал Светлане проверить содержимое бардачка, и она, сунув в него руку, выудила зловещую машинку.

– Начинается! – засмеялась она нервным голосом, вертя её в руках, словно не зная, что с ней делать, – сегодня точно ещё в чьём-то доме зажгут поминальные свечи!

Поклонник

«Ты просто жалок!»

(Реплика Лизы Манзини одному лузербону, который хотел её… но так этого и не сделал по воле режиссёра, из кинофильма «Bottoms Up», что в переводе на наш язык означает: «Стакан залпом – и ни на дюйм гвоздей!»)

Под утро, едва рассвело, и мимо нашего четырёхэтажного дома из белого силикатного кирпича, построенного по распоряжению Никиты Сергеевича в 60-х годах прошлого века, набычился ездить транспорт, в это время – в половине шестого, – преимущественно автобусы и частные извозчики, мне приснилась Пэрис Хилтон. Такая красивая, как когда-то в детстве приснилась принцесса из сказки Андерсена. У меня даже во сне слёзы выступили на глазах от созерцания такой потрясающей женской красоты, словно я сподобился увидеть живого ангела в женском образе, только в розовом платье и без крыльев за спиной. Во сне она была ещё восхитительнее, чем в том клипе, где она на острове в леопардовом купальнике загорает под пальмой с небритым фотографом: он её до этого снимал кодаком в павильоне, на берегу океана. (Всё в этом клипе чудесно: и закручивающаяся, как стружка под рубанком, океанская волна, и пальмы, и остров, и облака над ними, а Пэрис в купальнике само совершенство… я бы осмелился сказать… за исключением фотографа: он рядом с этой блондинкой абсолютно не в тему.) Я, когда увидел этот клип по телевизору в 2007 году – как сейчас помню, пришёл с завода вспотевший, как медведь с пасеки, сварил на кухне пшённую кашу в эмалированной чашке, посыпал сахарным песком и включил пультом дистанционного управления («лентяйкой») прямо из кухни телевизор в комнате, – я умею его так включать, через приоткрытую наискосок дверь глянуть, чего бухтят по «ящику», и если «забивают баки паклей» политиконы или сливают шнягу типа отечественных сериалов (улицы разбитых фонарей, Кулагин и партнёры, сваты и т. д.) с попсой, то и выключить сразу, чтобы не портить аппетита и настроения, особенно после рабочей смены, и есть на кухне, если же идёт что-то достойное внимания, как, например, этот клип, то идти с подносом в комнату и совмещать приятное с более приятным и полезным, как в этом случае, когда я включил музыкальный канал «Bridge TV», смотрю – реально – Paris Hilton поёт, меня словно кувалдой по голове ударили, я не поверил своим глазам, вот это да-а, – отвали от меня, брат клофелин, – принцесса нашла себе занятие – петь песенки, как простая Золушка на содержании у продюсера, и при этом обниматься с каким-то малопривлекательным типом, похожим на передержанного в кислоте дронга (который её даже толком и не доснимал фотоаппаратом на фоне закручивающейся океанской волны), под пальмой, в одном купальнике. Меня словно ножом ударили прямо в сердце, когда я увидел эту сцену: и почему я в своё время не выучился на фотографа, а выучился на слесаря сборщика радиоприёмников: сейчас, может, был бы на месте небритого, фотографировал красавицу-принцессу классным фотоаппаратом, а она бы позировала мне на острове в розовом платье, а потом просто в купальнике, а потом можно и без него… на фоне заходящего в океан солнца, – так романтично… а после целовала бы меня под пальмой, – как было бы клёво! И сказала бы: «Андрюша, I love you!» А я бы ей ответил: «Paris, я тебя тоже – I love you!» – ваще было бы клевейше! (А то сейчас работай слесарем-сборщиком на этом грёбаном заводе, зарплату еле-еле платят, мастера «мозги канифолят» каждый день, и никто из красивых герлов меня не целует, не говоря уже о РН). Я схватил быстрее поднос, поставил на него чашку с кашей, даже забыл в неё сливочного масла положить, у меня было в маслёнке, и налить молока в бокал (молока я купил по дороге с завода), открыл коленкой дверь, пошёл быстрее в комнату – так спешил посмотреть, чего же дальше на острове будет, сел в кресло, впился взглядом в телевизор. Мля, фотограф уже начал лапать принцессу, у меня мурашки по коже побежали, ну и наглецы есть, да за такое святотатство в средние века ему бы голову отрубили, и куда Жорик смотрит, и неужели дойдёт до главного, и леди Hilton какому-то проходимцу с трёхдневной щетиной на неулыбчивом фейсе только потому, что он её щёлкнул пару раз кодаком (неужели все красивые девчонки, даже принцессы, такие легкомысленные, что могут сразу дать, если их какие-то уридосы кодаками щёлкают, а сейчас, дуры, селфи делают на свои прыщавые лица), и который даже и не смотрит на неё, а смотрит куда-то в небо, словно там заметил что-то более интересное, чем то, что у него в руках, и прижимает к груди не супервосхитительную девушку, а кусок фанеры, – позволит овладеть своим совершённым телом. Будь я на его месте, – такого бы себе не позволил, так фамильярно обращаться с настоящей принцессой, хватать и лапать её, как простую продавщицу, и не просто принцессой, a Paris Hilton, от одного только имени и фамилии «забивает покруче экстази».

И снится мне, что я – поклонник этой красотки-принцессы, приехал в Москву, узнав накануне, что она тоже собирается приехать в наш основной мегаполис по какому-то делу.

Диджей – балабол пропаренный, сказал по радио эф-эм, что она собралась в дорогу.

И вот я тоже подъехал на поезде к Казанскому вокзалу, он тормознулся возле него под треугольной металлической крышей, сплошь состоящей из переплетённых наискосок и по всякому железных трубок. Словно сварщик наварил по пьяни, и сам не понял, чего.

Вышел из вагона на перрон, стою, хлебалом щёлкаю – осматриваюсь, говоря интеллигентным языком, куда идти дальше. Вижу, пассажиры, ехавшие со мной, повылазили из вагонов со своими сумками, кошёлками, чемоданами, тележками, баулами и саквояжами, словно собрались скупить всю Москву на корню, повернули, как по команде Урфин-Джюса, когда он командовал своими деревянными солдатами, влево и пошли к громадному серому зданию. На нём крупными буквами было написано: «КАЗАНСКИЙ ВОКЗАЛ». Ну, думаю, Андрюша, кажется, ты правильно попал, смотри тут, не оплошай, классная девчонка должна скоро подъехать!

И я, подчиняясь стадному инстинкту, тоже повернул влево и двинул за народом. Не успел пройти десять шагов, как прямо на перроне какие-то толстомордые дяди в кожаных куртках за рукав хватают: «Куда везти, куда везти?» Оказывается, это таксисты. Я одного краснорожего, особенно наглого и нахрапистого, спросил, сколько стоит доехать до Чистопрудного бульвара. (Во сне мне кто-то внушил, что нужно именно до него ехать.) Дядя-таксист такую цену «залупил», словно я его просил довезти меня до Луны на Буране, что я чуть не проснулся с испуга, словно в реале так. А не пошёл бы ты нах, гризли шерстяной, здесь метро должно быть где-то рядом; не к таксистам же идут все эти люди, обременённые сумками и тележками, а то у них морды будут слишком рельефными от таких наваров. Оно и было метро, – я правильно угадал, – когда кончился перрон, за электронным табло, где электрическими буквами вспыхивает время отправления поездов; в него можно попасть, спустившись, как Алиса спустилась в нору к еноту, под землю, но только по каменной лестнице. И у входа стоит указатель с красной буквой «М», очень грамотно кто-то умный придумал поставить, дескать, метро здесь, чтобы провинциалы и жители из села со своим скарбом не блуждали среди трёх вокзалов, не вступали в контакт с криминогенными элементами, не играли в «буёк» и не торговали наркотиками и палёной водкой, повышая тем самым общий криминальный уровень в этом беспокойном месте (а проститутки ещё и любовь предлагают за тысячу в час вместе с отсосом, правда, когда я там утром сошёл, их ещё не было; кстати, сравнительно недорого по отношению к постоянно растущим ценам на нефть, даже хлеб и то дорожает, а тут можно вполне миленькую молоденькую проституточку снять недорого, прямо как с поезда сошёл – поди …уево, но только вечером), а сразу попадали в подземку и ехали, куда им надо, – в основном на вещевые рынки. И рядом с входом под землю лоток с толстой продавщицей, торгующей сосисками, запечёнными в булке, и стеклянный киоск с цветными журналами. С обложек журналов, мне, как родному, улыбались красивые женские лица. Дескать, как мы по вам соскучились, дорогие гости столицы… задолбали сюда ездить, Москву загаживать, кретины неотёсанные!

Я остановился около киоска перед тем, как спускаться в метро, присмотрелся к красивым женским лицам на глянцевых обложках дорогих журналов, нет ли среди них лица Пэрис Хилтон? Ни хера! Я испытал во второй раз разочарование (в первый раз я его испытал, когда таксист сообщил стоимость проезда; вот так ничего себе столица нашей Родины, сразу с перрона сплошные разочарования, а что будет дальше?), фигня какая-то, журнальный киоск, набитая дорогой бумажной мусоркой, сразу около вокзала: эти лепилы-фотографы наштамповали физиономии местных – с понтом – звёзд, а лица реальной super-star нет и в помине: что за лажа? Ещё продавщица влезла не в тему: «Мущина, купите хот-дог? С пылу, с жару, с пьяного угару!» Я посмотрел, что у неё там за хот-дог, – от одного вида блеванёшь, а когда спросил ради смеха по чём, цена, как у таксиста, – а не пошла бы ты на… Trafalgar Square со своим хоттовым псом, похожим на запечённый в тесте мужской член, поражённый гангреной, засунь его себе в одно место, чтобы не так скучно было стоять на припёке: видит, парень из деревни приехал, надо обмануть, пока он в растерянности обозревает панораму вокзала.

Я повернулся, разочарованный уже с самого начала одиссеи с таксистами, журнальными обложками киоска, хот-догами продавщицы, и стал спускаться по каменной лестнице под землю. До кучи, чтобы мне сразу испортить положительный настрой, уже и так испорченный пять раз за это утро, – а я ещё и Москвы-то толком не видел, кроме перрона, какая-то баба в зелёной куртке на синтепоне тележкой проехала мне по ноге – торопилась, мармыга необработанная, что электричка без неё уйдёт на Черкизон; вот, думаю, чеширский кот, зачем ты сунул зайца в холодильник, ведь он не пашет ни фига, – челночники в преддверии асфальтно-каменного ада мегаполиса снуют туда-сюда, как тараканы, со своими неподъёмными сумками, прут всё шобло со столичных рынков.

Сел в метро с испорченным шесть раз настроением, еду

Доехал до станции «Чистые Пруды», как мне приказал внутренний голос во сне. Тут у меня настроение немножко поднялось, когда я выходил из вагона. Мне понравилось, как двери в вагоне сами открываются и какая-то женщина сказала: «Осторожно, двери открываются!» – что даже захотелось не выходить, а проехать ещё одну станцию и послушать приятный голос незнакомой женщины, как она предупредительно скажет, что двери… – да, но я вспомнил про основную цель приезда (а если бы не вспомнил, проехал бы ещё и не одну станцию, чтобы послушать и посмотреть), подумав здесь выходить, если станция с таким красивым названием, значит, на поверхности Чистопрудный бульвар по всем приметам.

Вышел на перрон и направился влево, сориентировавшись по табличкам с надписями, прямо на станции над головой висят, куда надо идти, будь внимательнее, если хочешь попасть на улицу даже ни у кого не спрашивая, куда, чтоб не стать соучастником пикирующих бомбардировщиков. Стал подниматься по такой железной штуковине, эскалатор называется, очень, кстати, удобно, скажу вам, ребята из заштата, кто никогда его не видел в глаза; сам везёт, мне понравилось, а ты

стоишь на ступеньках, отдыхаешь и глазеешь, как через лаковую полосу с зажжёнными плафонами навстречу, но только уже вниз, такая же самодвижущаяся лестница вниз баб красивых везёт порядочно, даже больше чем я видел на обложках журналов в киоске около вокзала, а когда я присмотрелся повнимательнее, ещё и красивее есть… да их на одном этом эскалаторе больше, чем во всём нашем посёлке… со дня основания государства российского, сразу едет. И все с такими серьёзными лицами едут, словно в институт сдавать ЕГЭ; во, думаю, москвички, неплохо здесь живут, на эскалаторах ездиют в своё удовольствие, они их сами везут вверх-вниз: поди …уёво! Это не то что в нашем посёлке – автобуса «Икаруса» выпуска 1963 года не дождёшься, быстрее удавишься – стоять на остановке, как пырь в носу у мимозника, а когда я спускался по такой лестнице, вспомнил, – у Казанского вокзала эта железяка не двигалась, и навстречу поднимались одни челночники с полиэтиленовыми сумками, довольные, что затарились на вещевых рынках трусами женскими (приедут по своим городкам, на рынках будут продавать знакомым бабам на их необъёмные бисайды, радости-то будет, факен гоу налево), да цыгане с детьми, тоже между челночниками, и гастарбайтеры, на узбеков похожие, и ни одной красивой москвички, что я уж начал сомневаться, что приехал в столицу нашей Родины. Присмотрелся я к красивым бабам на эскалаторе, нет ли среди них Пэрис Хилтон, как говорится, чем Амбарцумян Макарыч не шутит, – отсос, – нет принцессы на эскалаторе, довольствуйся таким ассортиментом, парень, раз уж попал не по расписанию, – что ты будешь делать! И я облокотился на поручень от очередного разочарования. Баб красивых много, как я сошёл с поезда, – наблюдаю (со всех российских городов и весей Москва высасывает красивых баб, раскатывающих губёнки выйти замуж за бизнесменов московских), на обложках журналов, и в вагонах метро, и на эскалаторах, а её не видно, может, «вертила пластов» чего-то напутал, и эта улётная блонда собиралась приехать в другой мегаполис, а не в Москву, или специально приврал, чтобы повысить рейтинг своей убогой скучной передачки, где мусолит несколько затёртых хитов не один год подряд со своей напарницей Галиной, та тоже мастерица болтать без умолку, как сорока на ярмарке по продаже цокольных вставок в ушные раковины девам для пущей канонады над Влтавой.

Выйдя из вестибюля, терзаемый сомнениями (я вспомнил таксиста, сколько он хотел срубить с меня баблосов, – а тут ехать-то всего две остановки, правда, на метро, вот и возил бы он меня по Москве часа два, лоха деревенского (так нас, неискушённых, доверчивых, честных ребят из провинции и объе…ают таксисты столичные и прочие иже с ними заглоты, – бабло нарезают пластами – купить дорогие автомобили, элитные квартиры и дома, чтобы потом прописать в них шкур прекрасных, чтобы те о них ноги вытирали), я остановился осмотреться, пытаясь сообразить, куда идти или ехать дальше, чтобы вьявь, а не по телевизору, увидеть принцессу, а там её и так показывают один раз в год (даже какую-то королеву и лукачеву показывают чаще), и то скупо, недоброжелательно и в неблагоприятных ракурсах, словно жёны и сожительницы этих телефокусников ненавидят её смертной завистью и своих мужей и сожителей пилят, чтобы они её совсем не показывали по первому каналу. И по второму, и по третьему тоже. А об остальных и речи нет. К тому же эфирный балабол по радио ничего не сообщил, в какую гостиницу Лужков заселит самую качественную, самую убойную по красоте, талантам и искусству надевать платья за текущий период истории блондинку.

И снится мне, что зима. Гранитные плиты на выходе из метро и асфальт покрыты тонким слоем сероватого снега, словно его припорошило из фабричной трубы. Но я бы не сказал, что на улице холодно. И гидрометеоцентр, как угадал, – обещал накануне потепление, и вообще-то, оказался недалёк от истины, что случается с ним далеко не всегда.

Из метро тянет тёплым, сырым воздухом, пропитанным сложными противоречивыми запахами: половой тряпки, старой штукатурки, прелой зимней одежды, дамским парфюмом, надеждами юных девиц потерять девственность в объятиях брутального фрезера, разбитыми иллюзиями старых кошатниц и собачатниц, вышедших на променад со своими прожорливыми питомцами. И ещё каким-то необычным ароматом понесло, когда мимо прошла красивая дама, лет тридцати пяти на вид, в норковой шубе и в короткой модельной стрижке, надетой ей на красивый череп для такого исключительного случая, но не отмеченного галочкой в виртуальном пространстве Экибастуза, словно только что вылезла из-под ножниц модного дамского парикмахера. Но не пятой Шанелью, это точно, запахло от этой дамы. Или французы придумали более экстремальный парфюм, чтобы сразу валил противоположный пол на милость победительниц в ажурных чулках номер девять без надежды на восстановление в Лиге стерильных, со дня строительства вавилонской башни, джентельмэнов. Это, как Ваня Жуков, выигравший в казино Лас-Вегаса три миллиона долларов, и евро тоже удачно втёрлось в мурло, и на радостях напоивший всё казино шампанским, пятьсот баксов фугас, накануне упавший в провинции Гуань-Чжоу Я понял, какой приблизительно аромат дама проволокла за собой, понял, но уже было поздно, у меня чуть не начался заворот кишок в желудке; тогда, чтобы окончательно не обломаться, я отвернулся в сторону и задался вопросом: где же Чистопрудный бульвар-то? Если есть станция с таким названием, то девяносто девять против одного, – на поверхности, где я уже стоял твёрдыми ногами, как гуманоид на краю лунного кратера, раскуривая гаванскую сигару, и наблюдая в подзорную трубу за голубой (без подтекста) планетой, и решая дилемму: колонизировать её или подождать, пока сапиенсы сами себя не уничтожат, подкинув им пару разрушительных идей, – должен быть этот самый бульвар.

Я начал наблюдать.

Перед глазами трамвайная остановка с паутиной проводов над ней. К остановке из метро идут люди. (Кстати, красивая дама в норковой шубе, – спорю на литр, – жена рублёвского бизнесмена, к остановке не пошла, а пошла рядом; слева подъехал блестящий чёрным нитролаком автомобиль такой шикарный и загадочный, остановился, и дама туда влезла на заднее сиденье прямо в своей норковой шубе, в стильной причёске и со своим специфическим убойным ароматом, который она черпала горстями из чёрной, блестящей кожаной сумки (интересно, шофёр успел надеть противогаз, когда за новорусской леди с грязными пятками закрылась дверь?) Мне это было не суждено узнать, но у меня мелькнула мысль, не относящаяся к основной теме: зачем она тогда ехала в метро? Ведь шофёр, надев краги, спрыснув физиономию Шипром, чтобы от него тоже пахло впечатляюще, а не только как убойно пахнет от его хозяйки, мог бы подъехать с шиком к её дому на Рублёвке на таком шикарном авто, а не прятаться по тесным дворам Садового кольца, за театром «Современник», чтобы вынырнуть в нужное время у остановки ЧиБо. Или она заметает следы от детектива, нанятого её мужем, чтобы выследил, куда она ездит, пока он в своём офисе делает из воздуха деньги ей на дорогие дамские люляки. Или я ошибаюсь, и у неё в сумочке под пудреницей, тюбиком губной помады, пачкой ментоловых сигарет, упаковкой прокладок и прочих необходимых дамских принадлежностей лежит пистолет с глушителем? Может, это дама-киллер и едет не на свидание со своим тайным любовником, а завалить какого-нибудь бизнесмена, заказанного его конкурентом, а дорогая шуба и стильная причёска – искусная маскировка, чтобы пустить пыль в глаза ему и его быкам-секьюрити, чтобы, пройдя в ресторан, выстрелить из-за искусственной пальмы ему в лысину, кстати, превосходную мишень, учитывая её отражательную способность от включённых осветительных приборов в помещении. А водитель автомобиля не в крагах и в униформе, соответствующей его рангу и положению в иерархии шофёров, возящих на таких автомобилях жён бизнесменов и депутатов Госдумы, популярных певцов и иностранных гостей, а обыкновенный уголовник, недавно освободившийся, в прорезиненных перчатках от Джафара Масульского, чтобы не запачкать руки в крови, в спортивном костюме по примеру братков, и от него пахнет не классным одеколоном, а, в лучшем случае, перегаром. Такие левые мысли мелькали в голове, пока я в растерянности наблюдал панораму незнакомой местности, заставленную архитектурными наворотами из камня и кирпича среднего стандартного размера и шлифованного гранита в стиле раннего соцреализма.

Когда уехал автомобиль с дамой, к остановке – тоже с левой стороны – подкатил трамвай, посадил скопившийся под крышей народ и уехал, ловко завернув вправо – всё по тем же рельсам, опоясывающим аллею, огороженную от трамвайной линии низким чугунным штакетником. Я опять поймал себя на мысли, что, как, наверное, здорово жить в этом городе, в таком огромадном, типа как в мегаполисе, – и метро есть с эскалаторами, и трамваи с рельсами, и троллейбусы, и даже дорогие автомобили, в каких рассекают красивые дамы в дорогих норковых шубках, а в нашем посёлке ещё до такого не додумались, – только автобусы, – и те ходят с горем пополам, поэтому принцесса приедет в мегаградовину, а в наш посёлок её и калачом не заманишь. К тому же её, наверное, будут возить на таком красивом автомобиле, как и эту даму в норке, а в автобус со старыми сидениями из дермантина, изрезанными перочинным ножом малолетними хулиганами, стоящими на учёте в отделении милиции, она ещё подумает – стоит ли садиться в такой автобус, лучше я поеду в своём красивом розовом бентли с розовыми бантами на крыше и надувными шарами в пятом поколении.

– Скажите, пожалуйста, – спросил я не совсем уверенным голосом у дамы лет около пятидесяти, – она вышла из метро и направилась к остановке, сразу одетая в каракулевое пальто на перламутровых пуговицах, оно было застёгнуто, если бы я не был наблюдательным, не заметил этот нюанс, – где Чистопрудный бульвар!

– Так вот он, молодой человек, – ответила дама, – у вас перед глазами, за памятником. – И показала мне рукой в кожаной перчатке на каменную глыбу, маячившую за остановкой.

«Ёлки-палки, – подумал я с досадой, – и почему я сразу не догадался!»

– А что вам нужно, молодой человек? – вежливо спросила дама, сразу поняв, что я приезжий и, как она угадала, почти молодой человек тридцати с небольшим лет.

Мне понравилось, как она спросила, просто, и с таким чётким правильным выговором, хорошо поставленным литературным голосом, словно работала на радио и читала по вечерам малообразованным обывателям «Войну и мир»; чувствуется – культурная женщина, с ней, наверное, интересно было бы пообщаться; я уже один раз общался с такой женщиной, когда ездил в Санкт-Петербург, на встречу любителей фантастики, но, не стоя на закрайке вестибюля метро, а в более подходящем для беседы месте, и я, тронутый бескорыстной участливостью этой дамы мне помочь, хотя и видел её в первый раз в жизни, не стал придумывать небылицы и сразу сказал правду, что приехал в Москву, чтобы увидеть своими глазами настоящую принцессу – Пэрис Хилтон, несмотря на сложные отношения между Америкой и моей Родиной, ведь я был патриотом, хотя и влюбился в заграничную штучку (тем более в такую венценосную особу, которая запросто может управлять реальным государством средних размеров не хуже Меркель или Олланда), с кем не бывает: она тоже, – сказали по радио, не сегодня-завтра должна подъехать сюда из своей страны… Заметив недоумение во взгляде дамы, я тут же привёл кучу веских доказательств, что она – настоящая принцесса, а не картонная кривляка – певичка из шоу-биз: красивая, с букетом талантов, умница, папа – реальный миллиардер, дворец из розового мрамора в Беверли-Хиллс, – одна из тех девушек-принцесс, – их можно по пальцам перечесть в истории человечества, а уж в наше время она в единственном экземпляре. И её приезд в нашу страну будет большим событием для меня, если повезёт её увидеть и поговорить несколько минут, что вполне более чем вероятно, глядя в интернете, что с ней даже можно сфотографироваться простолюдину; тем более в нашем многострадальном Отечестве, где настоящих принцесс нет с 1918 года, а тех, что были, – большевики застрелили из наганов в Екатеринбурге, в Ипатьевском доме номер 667, так что это веская причина – приезд в такой крутой город, как Москва, чтобы дама не подумала, что я какой-то фраер, околачиваюсь по мегаполисам в поисках приключений на свою попу

Всё время, пока я говорил, дама смотрела на меня пытливым, вопросительным взглядом, словно на уме у неё были мысли, похожие приблизительно на такую: действительно ли наше поколение так измельчало, или это только кажется на первый взгляд? В наше время молодые люди по призыву коммунистической партии и на волне энтузиазма, с цветами и песнями под гитару отправлялись с перронов вокзалов на поездах в глухую тайгу – строить БАМ; ломили, как лошади, по десять-двенадцать часов в сутки без выходных и премий, забивая шпалы и укладывая рельсы для поездов в светлое будущее, а после работы, не помывшись под душем как следует (да и где в тайге может быть душ?) и не поужинав путью, выпивали бутылку водки в одно комсомольское лицо, и потом юноши с девушками любили друг друга под телогрейками, в брезентовых палатках, не обращая внимания на тучи комаров и на то, что где-то рядом в буреломе рычит голодный медведь, спали по полтора-два часа в сутки, а на следующее утро, свежие и бодрые, шли с песнями: «…Взвейтесь кострами синие ночи, мы – пионэры – дети рабочих…» дальше прокладывать Байкало-Амурскую магистраль, чтобы по ней ездили поезда прямо из Москвы до Пекина и обратно – возили гастарбайтеров и челночников для процветания торговли и были счастливы от перевыполнения плана и похвалы комсомольского вожака или бригадира. А сейчас молодёжь шатается по улицам с бутылкой пива или энергетического напитка в одной руке, другой обнимая подружку, нюхает волшебный порошок, курит спайс, после которого «чердак сносит» наглухо, сидит в интернете и «фантазирует» на порносайтах, а если куда и ездит на волне энтузиазма, то только в мегаполисы мира – пофанатеть на заморских рок-, поп-кинозвёзд и бултыжных квакеров или бить физиономии на стадионе фанатам выигравшей команды. А чтобы сделать что-нибудь полезное для Родины, например, построить атомную электростанцию или вырыть котлован, – шиш с маком! Стройте и ройте единые росы и либеры демо сами, да ещё припашите Гену с его живоглотами!

– А вы ничего не перепутали, молодой человек, – осторожно, чтобы не задеть моих фанатских чувств, переспросила дама, – особа, о которой вы говорите, в самом деле настоящая принцесса, или вам так кажется? Может, вы попали на удочку наших СМИ? Знаете, полностью им верить нельзя, – там такие работают искусные фокусники! Дэвид Копперфильд – мальчик по сравнению с ними! Такую дешевизну – понимаете, в каком плане, – подсовывают! В каждом глянцевом журнале, в каждом рекламном ролике и каждом гинекологическом кресле, что дальше некуда! Вот в наше время какие были женщины? От одних только имён и фамилий дух захватывало! Регина Збарская, Галина Миловская, Валентина Те…

– Я с вами абсолютно согласен, – довольно грубо перебил я даму, боясь, что она сейчас пустится на волне памяти в залежи своей молодости, глядя, как от приятных воспоминаний у неё даже слегка порозовели щеки, – и ещё какую подсовывают! Но эта девушка приятное исключение из правил! Она такая реально крутая принцесса, что даже я, простой парень и бывший комсомолец, когда её в первый раз увидел по телевизору, сразу это понял, что это не какая-нибудь Золушка из провинции, приехавшая в мегаполис зацепить богатенького крюшона, чтобы выйти замуж в его кухню, – хрю-хрю-бокс в его доме на Рублёвке, похожем на мыловаренный завод. Да вот, я вам покажу фотографию… Разволновавшись, я хотел было достать постер с утончённо красивым лицом принцессы, который я вырвал из дорогого дамского журнала стоимостью аж сто пятьдесят рублей (и журнал, как потом выяснилось, когда я его начал листать, оказался – фуфло, и то, что там понаписано-понапечатано – бред сивой кобылы, выкинул такие деньги, только исключительно из-за фотографии любимой девушки), и вдруг – неприятный сюрприз: нет сумки, с какой я приехал в Москву. Чёрной, цилиндрической, из искусственного материала. Во сне бывают такие казусы, что вроде вещь при тебе, и ты не обращаешь на неё внимания, и даже моментами забываешь про неё, а когда она понадобится, хвать, – а её и нет, словно испарилась. Вот и сейчас, когда сумка вроде ещё минуту назад висела на плече, во всяком случае, так мне казалось, – вдруг исчезла таинственным образом. К тому же в сумке, кроме постера, лежали более конкретные вещи: полотенце, мыло, станок для бритья (если очень повезёт и я познакомлюсь с принцессой, на что я втайне надеялся, – то предстать перед ней побритым и чистым), трико, тапочки, бутерброды и стихотворение, которое я сам сочинил и собирался ей прочитать. Помню, стихотворение начиналось такими словами: