Текст книги "Расследователь: Предложение крымского премьера"

– Да, Коля, надо.

– Андрюха, мы же вчера договорились!

– Надо идти, Коля… Жаль, фотоаппарат не взял.

– Послушай, Андрюха…

– Звони мне, Коля, каждые три минуты. Ах, дурак я, что фотоаппарата не взял!

– Понял, Андрюха, – сказал Повзло. – Слушай… может, не надо?

– Каждые три минуты, Коля…каждые три минуты.

Андрей сунул в карман телефон, надел на лицо выражение «я, конкретно, бизнесмен» и пошел к воротам с буквами «ТМЗ». Он шел, ноги утопали в снегу, холодный сырой ветер шевелил волосы… Где-то на территории ТМЗ пронзительно завыла собака.

***

Из прессы:

"Кто заказал «Бунчукгейт»?

…В эксклюзивном интервью нашему специальному корреспонденту вице-спикер Верховной Рады Украины Семен Гаврош высказал мнение, что за кассетным скандалом на самом деле стоят те политические силы Украины, которые на словах говорят о своей преданности президенту, что же касается Александра Стужи и анонимного офицера СБУ, то их Гаврош называет «маленькими колесиками и винтиками большой провокации». По мнению вице-спикера, техническая сторона «пленок Стужи» – результат длительной работы целой команды высококлассных специалистов, преимущественно – зарубежных. Утверждения анонимного офицера СБУ о диктофоне под диваном Гаврош категорически опровергает, подчеркивая, что неоднократно сидел на этом самом диване и там просто нет места, куда можно спрятать диктофон.

На вопрос нашего корреспондента: какие же именно силы г-н Гаврош считает ответственными за «Бунчукгейт»? – вице-спикер ответил, что такой вопрос следует адресовать политологам. "Я много что хотел бы сказать на эту тему, но в силу своей должности являюсь фактором стабильности в государстве, а потому не имею права на те открытия, которые может обнародовать политолог…

Хочу обратить внимание на одно: этот скандал как бы затушевал все остальные скандалы, существующие на Украине. На сцене обвинений сейчас только президент.

Только он один… Я мог бы назвать десятки персоналий или структур, кому это выгодно".

Так как г-н вице-спикер не назвал конкретных фамилий, а лишь намекнул на подозреваемых, мы осмелимся сами очертить их «узкий круг». Это могут быть, во-первых, олигархи. Во-вторых, кабинет Ященко (о том, что в кабинете есть собственный олигарх – Юлия Имошенко – на Украине говорить не принято). И, наконец, в-третьих, о своей преданности президенту говорят руководители силовых ведомств… Впрочем, подозревать их в причастности к кассетному скандалу не стоит – они сами попали под удар вместе с президентом.

…Так кого же все-таки подозревает вице-спикер?"

***

Андрей подошел к воротам. Холодный сырой ветер трепал волосы и запускал пальцы под одежду… Мерзко завыла собака за бетонным забором. А может, прав Коля: не надо? Не надо совать голову туда, где обосновались специалисты по отделению головы от тела…

Андрей стоял около ворот, собака выла, и было еще не поздно передумать, вернуться в машину, в теплый и уютный салон. Включить на всю катушку магнитолу, заглушая собачий вой и собственный страх, вызванный этим воем. Развернуться. Дать по газам и уехать отсюда к чертовой матери… Андрей ощутил вдруг чей-то взгляд, поднял глаза и увидел сквозь приоткрытые ворота человека на территории ТМЗ. Человек был одет в пыжиковую шапку, дубленку, джинсы – некий усредненный стиль «начальник по-советски». Обнорский восстановил на лице хамоватое выражение «я – бизнесмен» и пошел к человеку в пыжиковой шапке.

Их разделяло всего метров пятнадцать. Андрей шел и думал: еще не поздно развернуться… еще не поздно. Если те ребятки, что взяли нас с Родькой на шоссе, все еще базируются здесь, то не исключено, что они захотят исправить свой промах… Брось, ответил он сам себе, брось! Они давно слиняли. После того, как засветили «объект», они слиняли. Они испугались так, что слили Зайца. Понятно, что и на точке никого нет… А даже если кто и есть, он тебя «не узнает». Не захочет узнать – не в его интересах…

– Я и есть директор, – сказал человек в пыжике, отвечая на вопрос Обнорского. – Чем могу?

– Серегин Андрей, – сказал Обнорский. – Из Киева… ищу складские помещения. Нет ли у вас чего?

Помещения на ТМЗ были. И под склад, и под офис. От десяти до трехсот квадратных метров. Отапливаемые и неотапливаемые. С освещением и без. Под сигнализацией и без таковой. Весь Таращанский моторный можно было снять в аренду – целиком или по частям. За «нал» или «безнал». На год или на сутки. За гривны, доллары и даже за рубли. Можно – по договору, можно – без. Директор готов был сдать все, что угодно. Лишь бы киевский бизнесмен снял и заплатил…

Директор повел Обнорского по заводу. Вернее, по тому, что от завода осталось…

У Обнорского постоянно звонил телефон. Пустующих помещений было немало, но Андрей под тем или иным предлогом отклонил их все. Директор уже начал нервничать, уже начал предполагать в Обнорском сотрудника налоговой инспекции или ОБЭП. Но тут «киевский бизнесмен» увидел отдельностоящий маленький двухэтажный корпус, мгновенно его узнал и сказал:

– Во! Во, блин, то, что мне нужно. Сколько квадратов?

– Этот корпус снят целиком…

– Кем? Вашими – таращанскими?

– Нет, вашими – киевскими.

– А сколько там квадратов?

– Сто пятьдесят в первом этаже – помещения складского типа, столько же во втором – офисные…

– Бля! – сказал Обнорский. – Мне бы в самый раз… Вот прямо то, что доктор прописал. А что за контора-то снимает этот апартамент?… Конкуренты, хрен им в дышло!

Директор махнул рукой с шапкой, сказал вяло:

– Да какие-то чудаки… ООО «Гарантия». Сняли корпус в конце августа. Деньжищ вгрохали уйму. У нас там внутри кое-чего лежало – велели за неделю освободить. А как там за неделю освободишь? Там стеллажи стальные. Их не вынесешь – они в двери не проходят. Их газом резать надо… Потом, правда, они согласились, чтобы мы за две недели освободили – к пятнадцатому августа. Стальных дверей везде понаставили: у нас тут, дескать, ценный товар будет храниться.

– А что за товар? – поинтересовался Обнорский. В очередной раз зазвонил телефон. Андрей сообщил Повзло, что нашел подходящий объект… Да, прямо здесь, на территории завода. Но вот проблема – его еще в конце августа арендовало какое-то ООО «Гарантия»… конкуренты! Но они арендовали, а сами-то вроде бы не пользуются. Может, удастся провернуть субаренду… Ты звони, Коля, звони.

– Так что за товар-то у них, говоришь? – спросил Обнорский директора.

Про себя он точно знал, что за товар и в каких количествах собиралась хранить «Гарантия» за стальными дверьми в отдельном корпусе.

– Какой там, к черту, товар?! Они так ничего и не завезли. Мелочь какую-то: мебелюшку офисную, пару компьютеров… Посадили там охрану – двух мордоворотов. А чего им охранять-то? Пыль?

Э-э, пан директор, тут ты не прав – было им что охранять. Еще и как было! Товар, именуемый «Г.Г.» или «Георгий Горделадзе», позже «модернизированный» в модель «Таращанское тело» вроде бы не стоил ничего… То есть не имел никакой товарной стоимости. Да и качество его в процессе хранения только ухудшилось. Однако цена при этом неимоверно возросла!

– А посмотреть помещение можно? – спросил Андрей. – Может, раз они фактически не пользуются, я сам с ними договорюсь?

– Попробуйте, – пожал плечами директор. – Только ведь там, скорее всего, и нет никого. Это раньше они хоть какую-то активность проявляли, а теперь там и вообще никого не бывает.

Директор и Обнорский подошли к дверям корпуса. Дверь была закрыта, но, когда Андрей потянул за ручку, отворилась.

– Ну вот, – сказал директор. – Сначала меры безопасности установили, как в гестапо, а теперь и дверь не закрывают. Эй, есть кто живой?

Пустой коридор отозвался эхом. Обнорский увидел приоткрытые двери «камер» – пардон, складских помещений, – в которых содержали его и Родьку. С заинтересованным видом он подошел и заглянул внутрь своей камеры… Увидел кушетку, стальной уголок на полу…

– Помещение, – говорил директор за спиной, – складского типа. Пятьдесят квадратных метров. Отопление отключено, но зараз можно подключить.

– Отлично, – сказал Обнорский. – Мне подходит.

Вдвоем с директором они вышли из «камеры Обнорского» и вошли в «камеру Каширина», она же – инструментальный склад. Андрей мельком обратил внимание на большое количество отпечатков обуви, покрывающих пол… На отсутствие кровати с перепиленной трубой в спинке.

– Отлично, – повторил Обнорский. – Отлично… Мне подходит.

Он быстро пересек помещение, остановился у левого дальнего угла и стал считать кирпичи – шестнадцатый от угла и шестнадцатый же от полу… Кирпич – предсмертное письмо Георгия Горделадзе… Ага, вот оно: «Тому, кто это найдет…»

Обнорский знал этот простой текст дословно. Даже зрительно он его представлял очень четко – неровные буквы цвета запекшейся крови, нацарапанные трехгранным штыком-напильником. И все-таки он еще раз перечитал это послание обреченного человека.

– Что вы там интересного увидели? – спросил директор задумавшегося Андрея.

«…Меня пытают. Навер. – убьют. Сообщите Алене…»

– А? – Очнулся Обнорский.

– Вы меня не слушаете… Что вы там такого интересного нашли?

– Нет-нет, ничего… Смотрю, в каком все это состоянии.

Директор снова забубнил свое, но Андрей, не дослушав, вышел прочь из инструментального склада. Мигала лампа «дневного света» на потолке… В спину выла смертная тоска приговоренного человека. «Сообщите Алене», – просил он перед смертью.

– Офисные помещения на втором этаже? – спросил Андрей.

– Да, но там, видимо, все закрыто.

– Ничего, посмотрим, что есть, – Обнорский быстро шагнул к лестнице. Он помнил, что оба пролета имеют по восемь ступенек. Наверху – налево и сразу дверь… Директор поднялся вслед за Андреем, подергал ручку и сказал:

– Закрыто…

В коридор выходили шесть дверей и только одна – в туалет – была незаперта. Но в туалете ничего интересного не было.

– Я же говорил, – сказал директор кисло, – что ничего вы тут не увидите. Здесь и раньше-то никого из «Гарантии» было не найти… кроме охраны. Потом и охрана куда-то испарилась.

– Когда исчезла охрана? – спросил Обнорский, заранее зная ответ.

– Давно уже… В конце октября или, может, в начале ноября.

– Ясно… Телефон здесь есть?

– Конечно. И местный, и городской.

– Какой номер городского?

– Э-э… – Директор наморщил лоб, вспоминая. Вспомнил, назвал пять цифр. Номер был тот самый, с которого звонили Затуле. «Сообщите Алене», – просил в предсмертном обращении Георгий… И ей сообщили.

– Сколько стоит аренда этого корпуса? – спросил Обнорский у директора. – Я хочу его снять.

– Но у меня же договор с «Гарантией», – сказал тот. Обнорский предполагал, что никакого (по крайней мере – на бумаге) договора нет. – У них, знаете ли, до конца года проплачено.

– Это все херня, Иван Иваныч. С вашей «Гарантией» я договорюсь сам. Сколько стоит аренда этого корпуса?

Директор приободрился. Он увидел в Обнорском заинтересованное лицо.

Если бы он знал, в чем настоящий интерес «бизнесмена Серегина», он бы перекрестился… Но он не знал. Он просто почувствовал интерес Андрея, а значит, и возможность заработать. Директор начал спрашивать о предполагаемых сроках аренды, потребности в отоплении, освещении… Рассказывать о проблемах с СЭС и пожарниками. Он говорил осторожно, боясь вспугнуть потенциального клиента, и очень нудно. Андрей сначала слушал терпеливо, потом достал из бумажника сто долларов.

– Вот задаток, – сказал он оторопевшему директору. Здесь, в Тараще, сто баксов были большими деньгами.

– А как же «Гарантия»? – спросил директор разоренного ТМЗ.

– Решим вопрос, Иван Иваныч. Вы, главное, корпус никому не сдавайте, закройте на ключ и никого не пускайте. А дня через два-три приедет мой зам, и вы с ним решите все вопросы… Понятно?

Директору многое было совершенно непонятно, но он уже держал в руке стодолларовую купюру, и это решило исход «сделки».

– Да, – кивнул он, – понятно.

– Отлично, – сказал Обнорский. – Да, вот еще что: вы до приезда моего зама никому ничего не говорите, пожалуйста… Я бы не хотел сейчас нашу сделку афишировать. Вы меня понимаете?

– Да, да, конечно, – закивал директор! – Никому ни слова.

И Обнорский ушел, а директор остался в компании бесстрастного президента Франклина… Сто баксов в Тараще – большие деньги.

***

Каширин с Повзло пообедали в пиццерии и вернулись домой, прихватив пиццу и пиво для «Обнорского». Родион честно сыграл свое возвращение в квартиру, «отметился» перед микрофоном, сделал звоночек в Питер на тему: скоро буду дома, и тихонько ушел на встречу с Краюхой… Интересно, что же такое случилось с вором, что он захотел встретиться?

Родион вышел через черный ход, дворами добрался до улицы Богдана Хмельницкого, там поймал частника и за десять гривен доехал до вокзала. «Хвоста» за Родей, кажется, не было… Впрочем, в этом никогда нельзя быть уверенным до конца.

Краюху он нашел в неприметной кафушке на Вокзальной площади. Вор сидел в углу, скромно, незаметно. Пил чай с лимоном, смотрел на окружающих как бы отсутствующим взглядом. Родион знал, что «отсутствующий взгляд» – маска. Вор – это такая профессия, которая требует собранности, внимания, умения принимать решения мгновенно. Краюха увидел Каширина в тот самый момент, когда Родион перешагнул порог кафе, но никак этого не показал. Продолжал сидеть, помешивая ложечкой чай. Каширин подошел к столику, остановился напротив:

– Здравствуйте, Рудольф Николаич.

– А-а, Родион Андреич, – «вышел из задумчивости» Буханкин. – Каким ветром вас сюда?

Вор поднялся, протянул Каширину правую руку.

– Да вот… шел мимо…

– Да что же вы стоите-то? Присаживайтесь, Родион Андреич. Уделите старику пять минут.

Родя присел, тут же возле столика появилась официантка. На Краюху она смотрела, как продавщица сельмага на певца Киркорова Ф.

– Что, Родион Андреич, будете заказывать? – спросил Краюха. – Вы ведь еще и не обедали?

– Спасибо, Рудольф Николаич. Я пообедал… Но кружку пива с удовольствием выпью. «Черниговское» есть у вас?

– Нет, – ответила официантка. – «Черниговского» нет… Но для друзей Рудольфа Николаича мы обязательно найдем бутылку-другую.

– Спасибо, Варенька, – сказал Краюха.

Так началась встреча Каширина и вора… Родя даже предположить не мог, к чему она приведет.

***

В Тараще Обнорский провел целый день. Помимо моторного завода, нанес еще несколько визитов. О каждом своем перемещении по Тараще Андрей извещал киевскую «штаб-квартиру». В восьмом часу вечера Обнорский выехал из тихого мирного городка. Он проехал мимо того места, где голосовала девушка на «сломавшемся» «ниссане»… ухмыльнулся. Хотя смешного-то мало – по-всякому могло дело обернуться. Р-р-раз – и угодил в насильники! Если даже и не посадят, то шлейф слухов потянется будь здоров какой… Сегодня он попытался встретиться с «жертвой изнасилования», благо адрес они с Родей из покойного Зайца вытащили, но дома «жертву» не застал. А жаль! Было, о чем поговорить. Дело-то дрянь. Гнусное дело. Совсем плохо могло выйти.

Андрей отмахнулся от мрачных мыслей, вытащил телефон и позвонил Повзло. Сказал, что все о'кей, выезжает из Таращи и есть хорошие новости.

– У нас тоже новости неслабые, – ответил Коля. – Ждем тебя.

***

Самая обычная для любого – полицейского, журналистского – расследования ситуация: работа кипит… А результата нет. Подобно старателю (сравнение – извините! – избитое. Но ведь и правильное) сыщик просеивает «кубометры» информации в надежде, что на дне лотка тускло блеснет добыча… На этом сходство и заканчивается – старатель работает в чистом, прозрачном потоке… А сыщик? Сыщик работает в потоке мутном. Поток состоит из нечистот, крови, спермы… Из лжи, зависти, похоти, провокаций, сплетен, клеветы… Поток благоухает, как всякая выгребная яма и несет мимо сыскаря-старателя подмоченные репутации и грязные деньги, исподнее. Случается, несет трупы, похожие на сваленные бурей стволы. Сыщик, в отличие от старателя, зачастую не знает, что именно ищет. А бывает так, что даже найдя нечто, сыщик не может понять: а то ли он нашел?

Но очень часто бывает так, что перелопачиваются горы информации, а результата нет. Нет, нет и нет. И, вероятно, уже не будет… Уже прошли по второму кругу… по третьему. И стало ясно: пора прекращать. Пришло время честно сказать себе, что это только в кино следствие непременно заканчивается разоблачением злодея. В жизни довольно часто бывает иначе: злодей оказывается умнее и изощреннее полицейского.

Пришло время признаться, что расследование зашло в тупик. Сложить собранные бумаги в папки, завязать тесемочки и поставить папки в шкаф, в архив…

Так бывает довольно часто. Бывает, однако, и по-другому: в тот самый момент, когда вам показалось, что настало время завязывать тесемочки и нести бумаги в архив… В этот самый момент на дне лотка блеснуло!

И это правильно, это нормально, это справедливо. Если сыщик (или целый коллектив сыщиков) пахал… долгое время пахал… не за зарплату, не за награду или очередную звезду на погонах… Если он честно делал свое дело – должно же ему подфартить?!

Нет, вовсе не обязательно, что ему подфартит. Розыскная реальность сурова. И часто несправедлива. Но все-таки, все-таки, все-таки… Все-таки «фартит» тому, кто пашет. И в расследовании наступает момент, когда сыскарь говорит:

– Вот теперь, наконец-то, я все понял.

***

Обнорский внимательно посмотрел на Каширина и сказал:

– Вот теперь, мужики, я ни хрена не понимаю.

– Я, признаюсь, тоже, – сказал Повзло.

– А я? – спросил Родя. – А я понимаю?

***

Андрей вернулся в Киев около девяти часов вечера. Машину поставил во дворе дома возле «Москвича», по-хозяйски проверил «бипер» – стоит милый? «Милый» стоял в «москвичовском» бампере – никуда не делся. Потом Андрей позвонил в квартиру:

– Я внизу, выходите подымить на лестницу.

– О'кей, – ответил Коля, – выйдем на лестницу. Поужинали дома – кулинарные способности любого члена питерской бригады были весьма скромны, но идти куда-то в ресторан не хватало сил… Поужинали в кухне и приступили к подведению итогов дня. Обнорский рассказал о своей нелегальной поездке в Таращу:

– С Таращанским моторным заводом все предельно ясно. Корпус, где мы с тобой, Родя, квартировали, снимали конкретно «под Горделадзе». Им нужен был именно отдельный корпус для того, чтобы никто не крутился под ногами. Везде поставили стальные двери, заменили замки… Очистить помещения под свой «товар» требовали крайний срок к пятнадцатому сентября.

– Нормально, – сказал Повзло.

– Отлично, – сказал Обнорский. – Уже семнадцатого, как мы знаем, «груз» доставили и разместили в инструментальном складе. Кто – хрен знает. Сегодня я не мог подробно потолковать с директором и персоналом завода. Начать расспрашивать их означало бы раскрыться, а я пока не хочу этого делать, предпочитаю пока пожить в шкуре бизнесмена, которому нужен склад в тамошней местности… Далее: Георгия пытали… Но вот что от него хотели, он не написал…

– Кажется, я знаю ответ, – сказал Родион. – Но с твоего разрешения, шеф, я возьму слово чуть позже…

– Возможно, и я кое-что добавлю, – сказал Коля.

– Тоже чуть позже? – спросил Обнорский.

– Желательно.

– Ну, друзья мои, – развел руки Андрей. – Хорошо, я закончу свой отчет о Тараще. Итак, Георгия держали и пытали в бывшей «инструменталке» ТМЗ. Сколько времени это продолжалось – мы не знаем. Даже даты, когда он написал свое письмо, нет. Это, в общем, понятно – он просто не знал дату. Часы у него наверняка отобрали.

– Ты забыл, Андрей, – сказал Коля.

– Что я забыл?

– Ты забыл, что у него не было часов – он их сломал шестнадцатого и отдал в ремонт.

– Верно, – согласился Обнорский. – Верно, я просто-напросто забыл… бывает. Благодарю за подсказку. Итак, часов у него не было, окон в помещении тоже нет, и Георгий даже приблизительно не мог определить время, проведенное в плену. Так или иначе, но через какое-то время (возможно – два-три дня, возможно – пару недель) Горделадзе убили. Допускаю, что убили случайно.

– Почему? – спросил Коля.

– Только дурак будет стрелять из табельного ствола, если можно просто проломить череп… Впрочем, здесь возможны любые предположения, любые, самые невероятные варианты. Сейчас мы знаем только то, что Георгия Горделадзе убили, отсекли голову, герметично запаковали и хранили там же до первого или второго ноября.

– Почему ты, шеф, считаешь, что хранили там же? – спросил Родион.

– Потому что до самого конца октября – начала ноября в корпусе торчала охрана. Что, кроме трупа Горделадзе, они могли охранять? Пыль?

– Может, у них там есть еще что-то такое, что следует охранять? – спросил Коля. – Остальные помещения, ты говорил, закрыты.

– Сейчас там точно ничего уже нет, – ответил Андрей. – После того, как нам удалось вырваться, они наверняка вывезли все, что могло представлять какую-либо опасность для них. Они испугались и отрубили все хвосты…

– Кроме «письма» Гии, – сказал Родион.

– Да, кроме «письма» Гии, – согласился Обнорский. – Впрочем, возможно, что мы сумеем найти еще какие-то зацепки: например, номера автомобилей, которыми пользовались охранники, их имена, фамилии, номера телефонов, на которые они звонили… В общем, Таращанский моторный еще следует изучать. И, конечно, ООО «Гарантия» тоже.

– «Гарантию» изучать бесполезно, – сказал Повзло.

– Почему?

– Я их уже пробил. Они зарегистрированы в середине августа. В адресе, указанном при регистрации, прописаны одиннадцать человек – либо коммуналка, либо общага… Учредитель «Гарантии» – Смыслов Юрий Федорович – прописан там же, ему шестьдесят четыре годочка. Скорее всего, Смыслов – пьянь непросыхающая. Сдал паспорт в аренду за литр водки и даже знать не знает – кому.

– И все равно с господином Смысловым необходимо познакомиться, – сказал Обнорский. – Я с твоими выводами, Коля, согласен. Но проверить нужно. Чем черт не шутит: вдруг наш Смыслов знает человека, который регистрировал «Гарантию» на его паспорт? Так что проверить надо.

– Проверим, – согласился Коля.

– Далее, – сказал Андрей. – В Тараще я хотел потолковать с Татьяной…

– Это с той самой?… – вопросительно произнес Родион.

– Да, с той самой, Родя, которую мы с тобой «изнасиловали». Но встреча не состоялась – госпожа Татьяна Степанян убыла в неизвестном направлении на следующий день после нашего таращанского приключения. Ей позвонили, она быстренько собрала вещички, сказала мачехе, что съездит на недельку в Крым, и исчезла.

– Херовенько, – сказал Родион. – А ну как найдут нашу красавицу где-нибудь в лесу, задушенную собственными колготками?

– Навряд ли, – ответил Андрей. – За час до моего визита к ней домой она позвонила из Севастополя…

– Слава Богу!

– Да уж, действительно… Ну ладно, я отчитался. А что за новости у вас, орлы-инвестигейторы?

– Хорошие новости, – отозвался Повзло. – Мне позвонил сегодня Сальвадор Дали…

– Кто? Кто тебе позвонил?

– Хозяин Интернет-кафе, откуда Горделадзе вел «партизанские действия». Он внешне под Сальвадора Дали косит… Так вот, этот. Дали позвонил и сказал, что на него наезжают эсбэушники (Обнорский усмехнулся), грозят всеми карами вплоть до закрытия заведения, если он не даст информацию о нелегальных «вылазках» Георгия… А он, Дали-то, ненавидит КГБ всеми тонкими фибрами души «демократа», но деваться ему некуда. А посему, раз уж он дал информацию им, то считает своим святым долгом дать и нам.

– А у него есть эта информация? – спросил Родион.

– Вот, – сказал Коля и положил на стол два листочка ксерокопированной бумаги.

– Что это? – Андрей взял в руки листки с текстом.

– Это тот текст, который Г.Г. дал однажды в сеть. Дал анонимно, конспиративно… Но сам текст забыл на столе. Был то ли пьян, то ли под кайфом. А Сальвадор Дали нашел, прочитал, восхитился. И оставил на память. Я, говорит, подумал: «Вот станет Георгий знаменит, я эту статью в рамочке повешу».

– Так уж стал Георгий знаменит – дальше некуда, – усмехнулся Обнорский. – Что же твой Дали не вешает в рамочке?

– Ссыт сильно, – сказал Коля. Обнорский надел очки и быстро прочитал текст. Читал и качал головой.

– Мощно, – сказал Обнорский, прочитав. – Теперь понятно, почему он лил эту информацию анонимно… И почему ссыт твой Дали.

Родион, читавший статью через плечо Андрея, подтвердил:

– Да, мощно. Интересно, где он брал информацию? Это ведь не просто словоблудие: «Ах, ах! Все – ворюги…» Это уже факты. Номера счетов, банковские реквизиты… Это уже очень серьезно. Где Горделадзе мог добыть такую конкретную компру?

– И это еще не все, – сказал Коля. – Сальвадор Дали с Георгием познакомился: ваш поклонник, демократ, патриот и все такое… Наговорил комплиментов. Гия растаял, да и был опять же под кайфом. Расхлестался, что он еще не то в сеть забабахает! Еще такое забабахает – мало не покажется! У него есть материалы о торговле детьми, которой якобы занимается вице-спикер парламента… О фальсификации итогов референдума… О неких финансовых шалостях силовых министров. При этом Гия похлопывал рукой по портфелю.

– Он что – носил документы с собой? – спросил Андрей напряженно.

– Похоже, что так, – подтвердил Повзло.

– Вот тебе и второй пакет с мусором, – сказал Обнорский.

– В смысле?

– В том смысле, что от Затулы вечером шестнадцатого Горделадзе вышел с двумя пакетами мусора. Один нашли, второй нет… Почему, спрашивается, исчез второй пакет с «мусором»? Что – преступники увезли его с собой? Нет, конечно… Просто не было второго пакета с мусором, а была сумка с компроматом.

– Думаешь, Затула лжет? Зачем она лжет?

– Это нужно спросить у нее…

Какое-то время все молчали, «переваривая» информацию. Ее вдруг оказалось много. Избыточно много. Она ставила новые вопросы, которые – если удастся найти на них ответы, – неизбежно повлекут за собой другие…

Обнорский бросил на стол листочки ксерокопий. В нескольких местах текст, отпечатанный на принтере, был правлен от руки. Очевидно, рукой Горделадзе… Андрей снял и положил поверх бумаги очки. Прикрыл и помассировал веки. Потом обратился к Каширину:

– Ну а у тебя что за бомба, Родя? Атомная?

– Ядерная, – серьезно ответил Родион. – Боюсь, что она вообще способна сломать все наши представления о подоплеке «дела Горделадзе»…

– Ого! Ну-ка, ну-ка… расскажи.

– Сегодня днем я встречался с одним старым вором. Погоняло – Краюха, в миру Буханкин Рудольф Николаевич.

– Зверев дал связь? – спросил Обнорский.

– Зверев, – кивнул Родион. – Дал на всякий случай, потому что к политической и журналистской тусовке гражданин Краюха никаким боком не шьется. Я встретился с Краюхой один раз, хотел задать пару вопросов про Отца, но Рудольф Николаич сказал: «Это ваши дела. Я в эти игры не играю». И тогда я поставил на Краюхе крест… Но сегодня он позвонил сам и предложил поговорить.

***

…Когда официантка Варенька (ей было явно около сорока, и пора уже, наверно, называться Варварой…) принесла пиво, Краюха сказал:

– Спасибо, Варенька. Проследи, чтобы нас не беспокоили… Нам с человеком потолковать надо тет-а-тет.

Варенька кивнула, забрала и унесла от столика третий, свободный, стул, на столик поставила табличку: «Служебный». Родион, не торопясь, отхлебнул в меру охлажденного пива, помолчал, предоставляя Краюхе инициативу в разговоре. Вор закурил, пустил несколько колечек дыма и сказал:

– Вас Отец интересует?

– В общем – да, – ответил Родион.

– Не столько «в общем», сколько в связи с Горделадзе, – заметил, усмехаясь, Краюха. – Верно?

– Верно, Рудольф Николаевич. Интересуют возможные пересечения Отца с Горделадзе, Неформальные пересечения… Если, конечно, они имели место быть.

– Они, Родион Андреич, имели место быть, – твердо произнес Краюха. А потом, не торопясь, рассказал, что в конце июля был на вокзале небольшой шухер:

– Такой, знаете ли, локальный шухерочек. На моем, между прочим, вокзале. Я уж не знаю, рассказывал ли вам Зверев о деталях моей биографии или нет, а потому поясню: вся моя сознательная жизнь прошла на этом самом вокзале или рядом с ним. За исключением нескольких длительных командировок и редких гастролей… А так считай, что сорок лет я на этом вокзале. Я знаю здесь всех. И все здесь знают меня. Было бы нескромным заявить, что я обладаю здесь неким весом… Но сказать, что я не обладаю весом, было бы просто глупо. Надеюсь, вы правильно меня понимаете, Родион Андреич?

Родя кивнул. Он отлично понял вора. Вокзалы притягивали криминальный элемент всегда, во все времена. Вокзал – это круглосуточный «круговорот лохов в природе». Поезда прибывают, выбрасывают на перроны сотни и тысячи лохов: сельских портяночников, туристов, командированных. Почти все они везут с собой некий гардероб в чемоданах и деньги. Деньги везут в тех же чемоданах, бумажниках, в подкладке пальто, в трусах и в лифчиках… По-всякому везут деньги. Главное – везут… А на вокзале лоха встречает жулик, готовый эти денежки изъять. Жулик, как и лох, был и будет всегда. При проклятом царизме, при большевиках и после большевиков. Способов изъятия денег существует великое множество. Карманная кража занимает среди них не последнее место. А вор в криминальном мире – не последний человек. Хотя нынче, конечно, времена переменились, и уже не воры держат мазу, а братаны…

Родион отлично понял Краюху. «Я на вокзале вес имею, – сказал вор. – Но – пойми правильно – не самый большой».

– …А когда случается шухер, Родион Андреич, то ко мне приходят непременно. Если сегодня менты банкуют, то ко мне приходят менты: Рудольф Николаич, выручай. Мне масть не позволяет с красными темы тереть. Но и темы, и красные тоже разные бывают… Ты понимаешь? (Родион кивнул.) А когда братки шухер наводят, то опять идут ко мне: Рудольф, помоги. В тот раз банковали братки. Искали они одного кавказца, который увел у них кейс…

– Кейс? – переспросил Родион. – Что за кейс?

– Самый обычный «дипломат», неброский, из черной искусственной кожи… Какой-то хрен взял его из ячейки камеры хранения.

– Понятно. А кто его взял? – спросил Родя. Пока он явно не понимал, что это за кейс и какое отношение к нему имеет Горделадзе.

– Братанов тоже интересовало: кто мог взять кейс из ячейки? Они пришли ко мне: слышь, Рудольф, хороших людей обидели, кейс умыкнули… надо вернуть. Я им спокойно растолковал, что у вора ремесло такое – воровать, и возвращать никто никому ничего не будет. А мне в ответ: мы, Рудольф, понимаем… претензий нет. Но серьезные люди очень ПРОСЯТ вернуть и, кстати, за вознаграждение. Ты здесь всех знаешь, поговори со своими… Я подумал-подумал, решил: а почему нет, если ПРОСЯТ? Я спросил у братков: когда и что конкретно пропало? Тогда мне представили человечка от Отца. Человечек объяснил, что в пятницу, двадцать восьмого июля, в ячейке автоматической камеры хранения был оставлен кейс. Ориентировочно это произошло около четырех часов дня. В семь вечера его должны были забрать. Но нашли только пустую ячейку. Ценного в кейсе ничего нету. Но для хозяина ценность его огромна… Нужно выяснить, кто взял, и вернуть за хорошее вознаграждение.