Текст книги "Жребий брошен"

– Ну, как он? Не плакал? – Анечка заглянула в коляску и умильно посмотрела на мирно посапывающего чудо-крохотку.

– Спит как убитый, – успокоил Веня.

– Тьфу на тебя! Сам ты «убитый»! – строго зыркнула на мужа Анечка и, поправляя одеяльце, засюсюкала: – Это потому, что мы сегодня ночью не выспались, а утром хорошо-хорошо покушали. Да, маленький?.. Ладно, поехали потихонечку.

Веня одной рукой толкнул коляску, а другой взялся за маленькую, влажную ладошку жены.

– Как и хотела? На будущую пятницу записалась?

– Ага.

– А чего так долго? Заплатила да ушла. Всех делов-то?

– Ничего и не долго. Я ведь сначала ещё исповедывалась… Слушай, а как тебе отец Михаил? Хороший, правда?

– Поп как поп, – равнодушно пожал плечами Веня.

– Не поп, а батюшка.

– Ну батюшка. Обыкновенный. Как в телевизоре.

– Знаешь, Веник, у него такой очень добрый и вместе с тем неимоверно пронзительный взгляд. Я, когда первый раз в глаза ему посмотрела, мне даже страшновато стало.

– Ты, мать, все-таки определись, какой взгляд: добрый или страшноватый?

– Понимаешь, словно бы он только глянул – и ему уже всё про меня известно. И тогда я поняла, что, если на исповеди хоть на «полстолечка» навру, он сразу догадается.

– А врать вовсе и необязательно. В таких случае можно ведь просто отвечать: «Извините, без комментариев».

– Господи, какой же ты у меня балда! – Анечка легонько шлёпнула супруга по лбу. – Я вообще не понимаю, как можно исполнять музыку, в том числе духовную, и при этом столь цинично относиться к церкви?!

– Аньча, можно верить в Бога или не верить в Бога, но, тем не менее, совершенно определенно в мире существует божественная музыка. Которую я играю. Вот и всё.

Молодая супруга остановилась и посмотрела грозно:

– Так, может, ты и Сашеньку крестить не хочешь?!!

– Хочу-хочу, успокойся, – примирительно приобнял её супруг.

– Вот то-то же! Веньк, а ты, часом, на репетицию не опаздываешь?

– Если честно – горю капитально.

– Ладно, тогда беги уже. Мы и сами доберемся.

– Ну, тогда я того. Полетел, – Веня чмокнул жену в щёчку и изготовился к низкому старту.

– В два часа придет мама, – напомнила Анечка. – Она посидит с Санечкой, а я быстренько съезжу в контору, к своим.

– А это ещё зачем?

– Как это зачем? Сто лет не виделись. И вообще, надо же их пригласить на крестины.

– О, боги! – картинно закатил глаза супруг. – Ну всё! С гонораром за пражское выступление можешь попрощаться!

– Почему?

– Да потому что он весь уйдёт на водку.

– Так уж и весь? – нахмурилась Анечка.

– Конечно. Да на одного только вашего Холина придётся выставлять целое ведро, никак не меньше…

Санкт-Петербург,

31 июля 2009 года,

пятница, 12:15

…Преодолев несколько затяжных старорежимных пролётов, Ольга и Сергеич поднялись на четвертый этаж и остановились перед металлической дверью, обитой деревом.

– Растёт благосостояние российских бухгалтерских работников, – одобрительно крякнул Афанасьев.

– В каком смысле?

– Я Андрюхе сто раз говорил, чтобы поменял своё фанерное дерьмо, которое с одного удара вышибить можно, на нормальную, человеческую дверь. Это в раньшие времена у профессиональных домушников наличествовало уважительное отношение к жилищам ментов. А сейчас столько наркотов и прочей дилетантской нечисти развелось – никакого почтения к красным корочкам.

– А при чем здесь бухгалтерские работники?

– Так у него Лерка главбухом в какой-то солидной конторе трудится. Совместное предприятие, не то с финами, не то со шведами. С наших-то зарплат на такую дверь надо полгода копить.

– А, понятно, – кивнула Прилепина. В голове кольнула мысль о том, что дверь им сейчас вполне может открыть супруга Андрея. И от осознания этого Ольге почему-то заранее сделалось неприятно.

Однако «обошлось»: в ответ на звонок из-за двери вскоре донесся тоненький детский голос:

– Кто там?

– Скажи, пожалуйста, а папа дома?

– Папа дома. А вы кто?

– Мы его коллеги, с работы.

Дверь приоткрылась на цепочку и через образовавшуюся щель всё тот же голосок требовательно заявил:

– Покажите ваши удостоверения.

Ольга и Афанасьев, улыбнувшись, достали удостоверения и в раскрытом виде продемонстрировали их сквозь щелку.

– Хорошо, заходите, – удовлетворившись увиденным, согласился ребенок и впустил-таки незваных гостей.

Ребенок являл собой миловидную кудрявую девчушку лет шести-семи, с огромными глазищами и вздёрнутым веснушчатым носиком. Ничего общего во внешности с отцом с первого взгляда Прилепина не обнаружила, но при этом ревниво подумала, что жена у Андрея, похоже, писаная красавица.

– Привет! Будем знакомиться? – предложила Ольга, присаживаясь перед Мешечко-младшей (перед Мешочком) на корточки. – Я – Ольга. А это – Борис Сергеевич.

– Очень приятно, – вежливо ответил ребёнок. – А я – Алиса.

– Алиса, а где папа? – поинтересовался Сергеич.

– Там, в комнате, – она показала в какой именно. – Пришел утром пьяный и теперь спит. Я его недавно будила. Но он только храпит и не будится.

– А можно я попробую?

– Да, пожалуйста, – великодушно разрешила Алиса.

Ольга осталась с девочкой в прихожей, а Афанасьев, сняв обувь, прошел в комнату, в которой никак не желал будиться пьяный папа…

…Мешечко, дабы не осквернять супружеского ложа, спал на диване в тёмной и душной, по причине зашторенных окон, гостиной. Из предметов одежды на старшем оперуполномоченном по особо важным делам в данный момент наличествовали трусы-семейники и почему-то один носок. Остальное обмундирование было хаотично раскидано по полу.

– Андрей! Андрюха! Вставай! Солнце уже высоко! – подсел с краю Афанасьев и взялся настойчиво теребить его за плечо.

Не сразу и с заметным усилием Мешечко открыл один глаз, долго фокусировал его на подчиненном и, когда наконец распознал, с немалым удивлением хрипло поинтересовался:

– Сергеич? Ты как здесь? Что у нас ещё случилось?

– Да ничего особенного не случилось. За исключением того, что Жмых лютует и категорически требует представить тебя пред его светлые очи. Вот, нас с Ольгой специально за тобой отправил.

– Караул! Погоди, ты сказал с Ольгой? – испуганно уточнил Мешок. – А где она?

– В прихожей. С твоей Алиской общается.

– А сколько сейчас времени?

– Первый час.

– Тогда и правда караул! Неужели точно первый?

– Точнее не бывает.

– Я щас, Сергеич. Буквально десять минут. – Андрей, кряхтя, осторожно перевёл тело в полусидячее положение, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Ощущения были самые что ни на есть паршивые. – Щас. Только быстренько приму душ – и сразу спущусь. Подождёте меня в машине, ладно?

– Без вопросов.

Афанасьев вышел из комнаты, а Мешечко, по-лошадиному помотав головой, пошатываясь, поднялся и принялся собирать в охапку разбросанные по комнате вещи. Затем он подошел к двери и, вслушиваясь, стал ждать ухода коллег. Показаться в таком виде перед Прилепиной было бы невыносимо стыдно…

* * *

…Маршрутка «гоблинов» неслась по удивительно свободному для этого времени суток Литейному мосту и всякий раз, когда её слегка подбрасывало на ухабах и выбоинах («Сволочи! Ведь буквально в том году новый асфальт укладывали!» – не переставал бухтеть Сергеич), Мешечко болезненно морщился, поскольку голова начинала гудеть ещё сильнее. («Хотя, казалось бы: куда уж ещё-то?») Ольга какое-то время смотрела на него с искренней жалостью, а потом вдруг всплеснула руками («Господи! Вот ведь нерпа глупая!»), схватила свою сумку и достала из неё… заботливо заготовленную банку пива. Восхищенный женской прозорливостью Андрей молитвенно сложил руки в знак благодарности, эффектным жестом вскрыл банку, сделал несколько больших глотков и с наслаждением откинулся на сиденье.

– Уф, хорошо! – зажмурился он и тотчас сменил расслабленную интонацию на деловую: – Есть какие-нибудь новости?

– Есть, – мрачно подтвердила Ольга. – Плохие и очень плохие. С каких начать?

– С любых, – с каменным лицом приказал Мешок.

Прилепина собралась с духом и выдавила из себя главное:

– Светлана умерла.

– ЧТО?!!!

– Её даже не успели довезти до операционной. Врачи говорят, по всем признакам – отравление сильнодействующим ядом. Но результатов вскрытия мы пока ещё не знаем.

Ольга испуганно наблюдала за реакцией Андрея. Тот отрешённо молчал, глаза его вмиг сделались прозрачными – как у мертвеца. Словно бы смотрели в пустоту, ничего и никого вокруг себя не замечая.

– Что ещё? – глухо спросил Андрей некоторое время спустя.

– Фужер, из которого пила Ковелина, разбился. Тарас с Наташей это подтверждают: говорят, когда она вставала из-за стола, не удержалась и, споткнувшись, смахнула его на пол. Однако найти осколки для экспертизы не удалось. Равно как и бутылку. Что само по себе неудивительно.

– Почему «неудивительно»?

– Оказывается, этот ресторан принадлежит Батынкову. Вернее, формально зарегистрирован на его невестку. На записях камер службы безопасности изображений Батынкова почему-то не оказалось. Персонал в массовом порядке заболел провалами в памяти и не может вспомнить, ужинал ли тот у них вчера вечером или нет… По антеннам мобильной связи его трубка весь вечер подавала признаки жизни в районе Сестрорецка. Словом, пока нет ни одного свидетельства, за исключением показаний Наташи и Тараса, о том, что глава «Джедай-Холдинга» вчера вечером встречался с Ковелиной и Ардовым.

– Да, а что там с этим Ардовым? Установили личность?

– Установили. Трижды судимый и вообще, по словам Северовой, «очень мутная личность». Кстати, по поручению Викула оперативники уже смотались в коттеджный посёлок и показали фотографию Ардова соседям Пущина. Те опознали в нём человека, который приезжал к нему незадолго до взрыва.

– Твари! Господи, какие же твари! – в бессилии застонал Мешок, обхватил голову руками.

– Но есть и одна хорошая новость, – сочувственно посмотрела на него Ольга. – Буквально полчаса назад мне на трубку позвонил всё тот же Викул… Вы меня извините, Андрей Иванович, но я, не дожидаясь вас, на свой страх и риск переслала ему копию цифровой записи показаний Светланы.

– Всё правильно, Ольга. Вы, в отличие от меня, большой молодец. И что же Викул?

– Сказал, что теперь у него есть все основания прекратить уголовное дело в отношении Быкова.

– Три трупа!! – уставившись в окно, тихо произнёс Мешок. – Три трупа для того, чтобы возбудить, а через несколько дней прекратить уголовное дело!.. Ольга, вам не страшно жить? Лично мне – очень…

* * *

…Едва только Прилепина и Мешечко переступили порог конспиративной квартиры, к ним навстречу выкатился Тарас. Зафиксировавший момент их появления через камеру наружного слежения.

– О, Андрюха! Ну как ты?

– Лучше не спрашивай, – скривился Мешок и, обречённо выдохнув, постучался в кабинет Павла Андреевича.

– А шеф тебя так и не дождался. Его срочно в Главк высвистали, минут двадцать как уехал.

– Что ж, может, оно и к лучшему…

Андрей рассеянно похлопал себя по карманам, отыскал сигареты и понуро направился в курилку.

– Ты ему ещё не говорила? – шёпотом поинтересовался у Ольги Шевченко.

– Нет. Не успела.

– Тогда сейчас начнется самый натуральный бой быков. Рекомендую зашхериться.

В курилке по непонятной причине было темно. Андрей нашарил рукой выключатель, зажег свет и… от потрясения едва не проглотил сигарету. На релакс-диванчике, тихонько посапывая во сне, свернувшись уютным калачиком, лежал бомж. Самый натуральный бомжара! В самом, можно сказать, сокровенном уголке самой конспиративной из квартир!

– Эй, кто-нибудь?!! – бешено вращая глазами, завопил Мешок. – Какого хрена?!! Это что за чудовище в нашей камере? Дежурный!!! Лоскутков!!!!!

– Будьте любезны, свет погасите, пожалуйста. Мешает, – проснувшись от крика, вежливо попросил Андрея бомж. После чего снова закрыл глаза и перевернулся на другой бок.

Ошалевший от такого хамства Мешок послушно щёлкнул выключателем, вышел из курилки, прикрыл за собой дверь и загрохотал на всю контору:

– Лос-кут-ков! Твою бога душу мать!

Из оперской выскочил испуганный Коля Лоскутков и принялся тараторить-объяснять:

– Андрей Иванович, я здесь ни при чем! С утра приезжали из транспортной милиции. Привезли бомжару и какие-то сопроводительные бумаги на него. Вас не было, поэтому с ними Олег Семенович общался. Он посмотрел бумаги и приказал временно засунуть бомжа в курилку, чтобы по кабинетам не вонял. А сам сказал: «вот Мешечко приедет и будем решать, что с этим бомжом дальше делать».

В поисках точки опоры Андрей прислонился к стене и простонал:

– Кретин! Боже ты мой, какой кретин!

В этот момент вслед за Лоскутковым в коридор выглянула взволнованная Ольга:

– Андрей, идите сюда, скорее! В новостях про Шанина говорят!..

…В оперской на полную катушку беспристрастно вещал подвешенный в целях экономии пространства почти к самому потолку, телевизор:

– …Сегодня рано утром на Пулковском шоссе по дороге в аэропорт в дорожно-транспортном происшествии погиб заместитель начальника отдела по борьбе с экономическими преступлениями Курортного РУВД, майор милиции Дмитрий Шанин, – дикторша попыталась придать своему миловидному личику лёгкий оттенок скорби. Получалось не очень. – По словам сотрудников ГИБДД, вследствие технической неисправности «БМВ», которой управлял милиционер, вынесло на встречную полосу, где произошло столкновение с автомашиной КамАЗ. Смерть наступила мгновенно. У майора Шанина осталось двое детей… И о погоде…

– В этом мире никогда не прощают ошибок только женщины, тетрис и джедаи, – играя желваками и сжав кулаки, растягивая слова, произнёс Андрей. – Ошиблись мы с вами, Ольга Николаевна. Не три трупа – четыре… Четыре трупа за одно несуществующее дело. Неслабые у них ставочки… А главное, за что бьются-то? Ладно бы за место под солнцем, так ведь всего лишь за место в Солнечном. За шесть соток земли. За крышу под шифером… Ох, мама-мамочка, роди меня обратно…

Всем своим видом давая понять, что в данный момент вступать в полемику не расположен и не собирается, Андрей покинул оперскую. Сейчас ему остро требовалось собраться с мыслями. Хотя – какие тут, на фиг, мысли? – просто хотелось запереться в своём кабинете и побыть одному. Может быть, даже выпить. Так, совсем чуть-чуть. За упокой грешной души рабы Божьей Светланы. И поправки здоровья ради. Поскольку по возвращении из Главка полковника Жмыха это самое здоровье (здесь, в первую очередь душевное) ему ох как понадобится!..

…Однако не удалось: ни побыть, ни собраться. Оказывается, за эти пару минут Кульчицкий умудрился не просто молчком пробраться в контору, но даже уже солидно разложился за своим рабочим столом и приступил к вычерчиванию чем-то чего-то. Очевидно, очередной порции наглядных пособий.

Андрей с мрачным видом уселся напротив, какое-то время молча понаблюдал за телодвижениями коллеги-квартиранта, после чего хмуро поинтересовался:

– Олег Семёнович, у нас случайно выпить ничего нет?

– Вода.

– А покрепче?

– Лёд.

Кульчицкий крайне редко бывал замечен в искромётном остроумии, но порою и его пробивало на короткие вспышки юмора. Преимущественно чёрного.

– Спасибо, дружище, я тоже тебя люблю. Слушай, а чего ты там чертишь?

– Я не черчу. Я линую.

– Понял. Вопросов больше не имею.

Дверь в кабинет замов распахнулась, и на пороге возникла рассерженная Северова. С дымящейся сигаретой меж длинных ухоженных пальцев.

– Господа заместители! Вы думаете что-то делать с этим животным?

– Дико извиняюсь, о каком животном идет речь? – помрачнел лицом Мешок, болезненно реагируя на вопящие Наташины интонации.

– О том, которое спит в нашей курилке! А если он какой-нибудь припадочный? А если у него туберкулез? Или, того хуже, вши?

– А, чёрт! Андрей, забыл тебе сказать! – суетливо вскинулся Кульчицкий. – Нам же надо с этим бомжом, с Филипповым, что-то решать.

– Угу, порешаем. И с бомжом порешаем. И с тобой… – Андрей испепеляюще зыркнул на Олега Семёновича, и тот мгновенно спрятал глаза виновато, – …тоже порешаем. – Мешечко принялся рыться в ящике стола в поисках «цитрамона». Таковой не отыскался. Всё это время Наталья продолжала молча нависать в дверях, словно бы служа немым укором и напоминанием о том, что решение должно приниматься немедля. – Слушай, Натах, а разве вши в натуре хуже туберкулеза? Или, к примеру, головной боли?.. Ладноладно, не смотри на меня так. Шучу я… Всё! Сдаюсь! Я тебя услышал! Давай, тащи сюда этого потерпевшего.

– Вот ещё! – оскорбилась подчиненная и удалилась, бросив напоследок уничижительное: – Вам надо – сами и тащите.

– Ну и дисциплинка у вас в подразделении, товарищ заместитель по личному составу, – язвительно заметил Мешок.

– А это всё плоды вашего панибратства с подчиненными, товарищ заместитель по оперативной работе, – в тон ему парировал Кульчицкий.

– Блин, что за день сегодня такой? А ведь еще только утро… – вздохнул Андрей и надавил кнопку селектора: – Николай, бомжа из курилки откомандируй.

– Куда откомандировать?

– К нам в кабинет! Неужели не понятно?..

Через некоторое время, вежливо постучавшись, к замам вошёл давешний бомж. В коем час назад Гриша Холин, не без определенных усилий, но все-таки опознал того самого «сокамерника», к которому они с Лоскутковым на Московском вокзале на время «подселили» взалкавшего свободы тверского свидетеля Игнашевича. Вот только делиться этим своим открытием с коллегами Григорий не стал, чуя за собой легкое ощущение вины. Похоже, именно пьяный базар с транспортным опером Лисицыным, в котором Холин невольно («да что там! – не невольно, а именно что по-пьяни!») сделал рекламу подразделению «гоблинов», в конечном итоге и привел к смене временной прописки бомжа Ивана Демидовича, известного в узких привокзальных кругах под кличкой «Интеллигент».

– День добрый… э-э… – Мешечко нервно защёлкал пальцами, делая вид, что силится вспомнить, и Кульчицкий, среагировав на этот его жест, протянул Андрею сопроводительную бумагу от транспортников. – Да-да, спасибо, Олег Семёнович, я уже и сам вспомнил…. День добрый, Иван Демидович. Ну, что вы там в дверях жметесь? Проходите, берите стул, садитесь.

Бомж покорно взял свободный стул, уселся и молча глянул на новых «начальников» из-под своих кустистых бровей. Мешок раскурил сигарету и вполголоса бегло пробежался по «сопроводиловке»:

– Филиппов Иван Демидович, 1954 года рождения… Ленинград… Выписан в 2005 году, в настоящее время проживает без регистрации… Проходит свидетелем по уголовному делу номер 24–54… Нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смертельный исход… Так, резолюция: «Полковнику милиции Жмыху П. А. Приказываю разработать комплекс мер по обеспечению безопасности свидетеля Филиппова И. Д. в рамках, предусмотренных федеральным законодательством и внутриведомственной инструкцией за номером…» Всё ясно, – Андрей брезгливо отложил бумагу. – чистой воды подстава и разводилово. Однако транспортникам – респект за смекалку… Ну что, Иван Демидыч, раз уж жизнь нас свела, будем как-то приноравливаться? – Филиппов молча пожал плечами, дескать: «А куды деваться-то?» – Получается, четвёртый год бомжуете?

– Пятый.

– А раньше где жили?

– Угол Мошкова переулка и Миллионной.

– Ого! – восхитился Кульчицкий. – И как же вы такую шикарную квартиру профукали?

– Долго рассказывать. Да и едва ли вам это будет интересно.

– Отчего же? С удовольствием послушаем.

– Потом послушаем! – недовольно перебил замполича Мешок, который на сегодня уже был сыт военно-морскими историями с трагическим концом. – Иван Демидович, скажите, с вами транспортные оперативники какие-нибудь следственные действия проводили? К примеру, возили составлять фоторобот? Может, рожи какие для опознания, в смысле, фотографии показывали?

– Нет, – лаконично ответил Филиппов.

– М-да! Похоже, на уголовное дело за номером 24–54 забит здоровенный стыковой болт 18 × 88. Такой, знаешь, Олег Семёнович, каким рельсы к шпалам прикручивают. Из чего следует, что свидетель сей задержится у нас надолго.

– А ты что, Андрей, строил на этот счет какие-то иллюзии? – рассудительно заметил Кульчицкий. – Неустановленные фанаты-отморозки забили вокзального бомжа. Думаешь, кому-то есть до этого дело? Насколько я помню, по телику даже сюжета не было.

– Хотел бы вам заметить, что забили, как вы выражаетесь, не бомжа, а человека. До смерти забили, – осадил замполича Филиппов, и Андрей впервые посмотрел на бомжа с интересом.

– Ладно, с транспортниками будем разбираться особо… Ну, как вам у нас сегодня ночевалось, Иван Демидыч?

– Благодарю, прекрасно, – безэмоционально отозвался тот. – По сравнению с «обезьянником» на Московском вокзале, просто пятизвездный отель. А если сравнивать с предыдущими местами моих ночевок… Наверное, примерно так и должен выглядеть рай.

– Хорошо, – усмехнулся Мешок. – Тогда возвращайтесь обратно в рай. Я сейчас подошлю сотрудника, он вами займется.

– Спасибо.

Филиппов поднялся, поставил стул на прежнее место и чуть ли не с достоинством удалился. Этот момент окончательно поразил Андрея:

– А мужик-то, похоже, нормальный! – потирая виски, в которых раскатисто гремели колокола и били молоточки, констатировал он. – Знаешь, Олег, я далеко не первый раз таких встречаю: вроде хорошие люди, неординарные, некоторые даже талантливые. А в целом жизнь не складывается. И почему так?

– Может, именно потому? Потому что хорошие и талантливые? – возвращаясь к своему рисованию, изрёк Кульчицкий.

– Глубоко! – пережевал столь философский ответ Мешок.

После чего затушил сигарету и направился в оперскую…

– …Андрей Ива-а-анович!!!!! – радостно завизжала и бросилась на шею Мешку нежданно-негаданная гостья, секундно оглушив и заставив колокола в голове застучать ещё сильнее. «О боги! Сжальтесь!»

– Ба! Никак наша молодая мать?! – Осторожно отцепляя от себя восторженную подчиненную, Андрей постарался быть предельно галантным. – Где наследник? Ну, не томи, демонстрируй!

– А Санечка дома остался, с бабушкой. Я не решилась его в метро везти. Еще, не дай бог, какую инфекцию подхватит.

– И правильно сделала. Потому как с сегодняшнего дня инфекцию запросто можно подхватить и у нас, – ехидно заметила Северова.

– Жаль, любопытственно было бы глянуть на «крестника». Рожденного чуть ли не в оперативной машине. – Мешок демонстративно пропустил Наташину крамолу мимо ушей. – На кого хоть больше похож-то? На тебя или на Веника?

– А вот в следующую пятницу приедете и сами увидите, – разулыбалась Анечка. – Я ведь не просто так пришла, а с приглашением.

– С приглашением на смотрины?

– Почти. У нас через неделю крестины. Зовём всех.

– Всё-таки продавила Веника?

– Не продавила, а убедила.

– А банкет? – уточняя, поинтересовался о главном Григорий.

– Обязательно. Крещение будет днем, в нашей церкви, в Парголово.

– Это при кладбище которая?

– Да. А на вечер мы кафешку сняли. – Анечка метнулась к своей сумке, достала из неё увесистый конверт и протянула Мешку. – Вот, здесь приглашения. Персональные, на каждую из двенадцати персон. Там всё расписано: что, где, когда, во сколько? Так что, все кто сможет…

– Супротив моей фамилии смело можете ставить птичку, – расцвёл Холин. – Андрей, выдай-ка мне официально-именной тугамент!

– Губу подверни, а то уже слюна на пол закапала! – осадил его Мешок. – Кстати, если не ошибаюсь, ты у нас со следующего понедельника в отпуске? И вроде как со всем семейством собрался в самостийную и незалежную?

– Точно так. Отбываем в следующую субботу. Так что на банкет по-любому успеваю.

– Прекрасно. Тогда в качестве дембельского аккорда пойди и займись напоследок нашим бомжом.

– В каком плане «займись»? – насторожился Холин.

– Перво-наперво своди его в баню.

– Нормальный ход! А может, мне ему еще и спинку потереть?

– Это на твое усмотрение. Потом сходите в магазин. Купишь ему зубную пасту, щетку, станки для бритья, полотенце, смену белья. Что еще? Обязательно носки. Хотя бы две пары… Кстати, народ, – обратился Андрей ко всем присутствующим, – если у кого дома есть какие ненужные мужские шмотки, тащите. Я тоже у себя пороюсь…

– Костюм-тройка подойдет? – хохотнул Виталий. – У меня от тестя-покойника остался.

А вот у Северовой такое предложение вызвало отнюдь не юморную реакцию:

– Я не поняла?! Он что теперь, постоянно здесь жить будет?

– А ты можешь предложить какие-то другие варианты? Готов выслушать. Или что, есть желающие поселить его, к примеру, у себя на даче? Или еще где?

– Носки-трусы, это, конечно, все очень трогательно. Я бы даже сказал: щемяще-интимно, – заворчал Холин. – Но я что, за свой счет должен организовывать шопинг и сауну с девочками?

– Деньги возьмешь у Северовой. Из «девятки». – распорядился Андрей.

– Отлично! Только потом не надо подкатываться ко мне с претензиями, что у нас снова закончились чай-кофе-сахар! – вознегодовала та. И тут же, с вызовом, заявила: – А впрочем, делайте что хотите. Все равно лично я там пить чай больше не собираюсь. И курить отныне тоже буду здесь. Мне моё здоровье дороже!

Осознав, что рабочая атмосфера в оперской начинается накаляться, Анечка принялась собираться. От греха подальше.

– Ну всё, я побежала, а то мне через час Санечку кормить. Значит, договорились: через неделю, по возможности, ждем всех. – Молодая мать чмокнула в щечку Наташу, успев при этом прошептать: «Держись, все будет хорошо», – а всем остальным сделала ручкой. – Ой! Снова чуть не забыла! – спохватилась она уже в дверях. – Андрей Иванович, а можно попросить, чтобы Виталий с нашей видеокамерой приехал? Поснимал бы там немножко, а?

– Анюта, о чем разговор! Если нужно, мы вам и пепелац с Сергеичем внутри арендуем.

– Спасибо! – с благодарностью улыбнулась та. – Господи, как же я вас всех люблю!

Всё! На этот раз Анечка упорхнула окончательно.

– Э-эх! Хоть кто-то меня в этой конторе любит! – выдохнул ошалевший от такого натиска и напора Мешок. Голова у него сейчас просто разламывалась. Даже не так: не «просто разламывалась», а разломалась окончательно. Поди теперь собери. – Николай, если меня будут спрашивать: уехал в прокуратуру. Вернусь через час. Нет, через полтора часа.

И Андрей ушёл. Собирать голову.

«Дурак ты! Самый настоящий кретин! – отчаянно прошептала Наташа Северова и склонилась над клавиатурой. Склонилась так, чтобы никто ненароком не заметил слезинки, предательски выступившие в уголках красиво подведенных („для него, паразита!“) глаз. – Чтоб тебя и в самом деле никто никогда не любил! А те, которые любят, – разлюбили раз и навсегда! Мешок… Никакой ты не мешок! Тюфяк ты бесчувственный!»

– Натах! Ты это чего? Плачешь, что ли? – углядел-таки её состояние Виталий.

– Нет… Просто… соринка в глаз попала.

– Во-во, я тоже обратил внимание – пылища тут у нас, прости господи! Лоскутков!

– Я! – мгновенно отозвался молодой.

– Головка от кия! Когда последний раз проводил влажную уборку в помещении?

– В прошлый четверг.

– Оно и видно. Давай, швабру-тряпку в зубы и – вперед! Заодно и курилку помой. На предмет дезинфекции.

– Так я же ответственный дежурный сегодня! А пульт на кого оставлю?

– А ничего, что я говорю, когда вы перебиваете?

– Чего?

– Я говорю: бегом! Ответственный ты наш…

* * *

…Никакой лютой необходимости ехать в прокуратуру у Андрея, конечно же, не было. Необходимость, она же потребность сейчас у него была только одна – «немедленно выпить». Шагая по набережной Фонтанки в сторону моста с цепями, Мешечко, долго не обгоняя, шёл позади девахи, которая чересчур сильно виляла бедрами. Поначалу опер посчитал, что это, по ходу, относится к нему. Однако, поймав свое помятое отражение в стекле витрин здания «Лениздата», осознал ошибку – нет, эти бёдра были не для него. Ибо такие, как он нынешний, типажи могут быть востребованы разве что на суровой сибирской женской пересылке.

А вообще, наверное, есть в этом какая-то дичайшая патология. В том, что сейчас, после обрушившейся на них, на его плечи очередной порции ужаса и горя, он мало того что в служебное время беззаботно гуляет по набережной, так ещё и находит в себе наглость и душевные силы обращать внимание на хорошеньких девушек. Или это всего лишь своеобразная защитная реакция организма? Типичный пример классического «всюду жизнь»? Она ведь, если задуматься, и в самом деле «всюду». Это только в персонально его, Андрея, измерении – боль, слёзы, трупы. А совсем рядом, по соседству – рождаются дети, рассылаются приглашения на крестины, и самое страшное, что там может произойти, – это возможность подхватить инфекцию в метро.

«Чёрт побери! А может, нам тоже высвистать в контору какого-нибудь батюшку? Дабы окропил и освятил сии стены, кровью умытые? Слишком уж много смертей случилось за эти два летних месяца! Оно, конечно, вряд ли поможет. Но и вреда особого не принесет», – подумал Андрей, провожая взглядом деваху, садящуюся в любезно подмигнувший ей ярко-красный мешок денег на колёсах. «Всё правильно. Такие бёдра созданы исключительно для „мазератти“», – горько усмехнулся он, а уже в следующий момент в кармане призывно заголосил мобильник, возвращая его хозяина в обыденную реальность.

– Слушаю.

– Андрей Иванович?! День добрый, это вас судья Зимин беспокоит. Вам удобно сейчас разговаривать?

– Здравствуйте, Леонид Сергеевич. Слушаю вас внимательно.

– Вот, звоню как договаривались.

– Опять письмо? – насторожился Мешок.

– Да. Вынул из почтового ящика пять минут назад. Интонация примерно та же, что и в прошлый раз. Прямо сейчас отсканирую и скину вам по электронной почте.

– Всё правильно. И конверт обязательно сохраните. И вот ещё что. Леонид Сергеевич, сделайте одолжение, для оперативности сначала просто зачтите мне текст вслух. По возможности дословно.

– Да-да, конечно. Вы меня сейчас хорошо слышите?

– Прекрасно.

– В общем, текст следующий: «Господин Зимин! У вас остаётся совсем немного времени для того, чтобы придумать внятную причину отказа от председательствования на процессе Панова. В противном случае первый день этих слушаний может стать персонально для вас последним днём». Это всё.

– М-да… Вот ведь твари… Леонид Сергеевич, напомните, пожалуйста, о каком дне идете речь? Вторая декада августа, если не ошибаюсь?

– Именно так. Начало слушаний запланировано на понедельник, 10 августа.

– Тогда мы с вами поступим следующим образом: сегодня, к сожалению, я не смогу, а вот завтра, с утречка заеду к вам домой, и мы подробно всё обсудим. Идёт?

– Договорились. Буду ждать. Правда, я собирался съездить на дачу, но…

– Никаких но! Тогда я просто сам отвезу вас. По дороге и поговорим.

– Да, но удобно ли?

– Ради бога, вот только этим не заморачивайтесь. Всё, до завтра.

– До завтра…

* * *

Возвращение в обыденную реальность состоялось.

Мешок, так и не опохмелившись, скоренько возвратился в контору.

И более так и не вспомнил о своём намерении освятить конспиративную квартиру «гоблинов».